Текст книги "Осознание"
Автор книги: Вадим Еловенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 63 страниц)
– А что происходит?
– Да, – Вяло отмахнулся только что осаженный парень и сказал неохотно: – Теоретическая подготовка, на случай если еще кто-то воспользуется Темнотой.
Темнотой или Темным, специалисты называли какое-то невидимое пространство, через которое они якобы и пришли на нашу планету. Зачем такие сложности были нужны, если бы кто-нибудь решил повторить их переход, я не знала. Но спрашивать и отвлекать Колю не решилась. Радиолог, стоя у доски и что-то расписывая, продолжал нас стращать:
– Так как у нас тут не Дикое поле, и мы не можем позволить выход просто энергии. Даже аналог килотонны нас сотрет к черту. То выбора нет. Мы должны преобразовать энергию в материю. Синтез-оператор должен четко помнить свои действия по этой ситуации. Если нет даже намека на код, и если передаваемая информация не основана на базовой таблице элементов. То все в углерод. Ясно?
– В углерод? В углеродные соединения? – спросил синтез оператор.
– Да в углерод. – Кивнул радиолог. – Если непонятно почему обратись к Альберту. Он участвовал в разработке инструкции на эти случаи.
– Да, нет… мне понятно, почему углерод. – Смутился оператор, – Я просто думаю, нафига нам будет столько углерода? Даже, если в соединениях, то энергии от килотонны… Радиолог устало посмотрел на него и сказал:
– И? Ну давай, двоечник, скажи нам всем, сколько это будет, по-твоему, на входе? Ты же сам только что все это рисовал… Но вместо синтез оператора откликнулся Николай:
– Хорошо, тогда что нам делать с килограммовым алмазом?
Посмотрев на него, собравшиеся заулыбались детскости вопроса, а я не долго думая, сказала:
– Мне подаришь. Николай посмотрел на меня удивленно и спросил:
– А тебе, зачем эта радиоактивная дрянь? Я, улыбаясь, не стала отвечать, а радиолог, прерывая улыбки коллег сказал:
– Дальше. После преобразования извлекаете полученный материал и в контейнер и готовите к отправке на Землю. Они там даже после тройного преобразования смогут понять с какой точки вселенной эта дрянь нам на голову свалилась. А скорее еще раньше засекут сам источник и потом сообщат. Радиолог вытер руки мокрой тряпкой и спросил:
– А почему мы пользуемся мелом и этим доисторическим…. Этой доской. Притащите сюда как-нибудь из актового нормальную доску и маркеры. Надоело. Руки сохнут потом от мела. Мы здесь чаще собираемся, чем там. Давайте вопросы, если есть. А то все сейчас под инструкцией подпишитесь, а потом сказать не сможете, что что-то не знали. Коля сидевший рядом со мной первым спросил:
– Господин майор, а вообще, с какого перепуга нам это рассказывают? Неужели есть факты, что кто-то еще во Тьму кроме нас выходит?
– Есть. – Кивнул радиолог и пояснил: – Причем механизм их выхода отличен от нашего. Мы лишь слышали отголоски передачи данных или предметов. Синтезировать на основании их мы ничего не смогли. Но подозреваем, что наши эксперименты с Тьмой не остались для них незамеченными. Все-таки энергию ядерных фугасов сложно не заметить. Больше того у нас нет, конечно, основания подозревать, что они захотят вывести нашу аппаратуру из строя мощной волной. Но, к примеру, узнав порядок энергии, которым мы пользуемся, они могут послать нам, так сказать, «привет» этим же уровнем энергии. Именно на такой случай и введена подобная инструкция. С завтрашнего дня начнутся полевые тренировки по приему такого сигнала. Сорок минут, которые сигнал пробивается к нам, это не так много. В идеале после получения о нем информации мы должны быть готовы к его приему и безопасному погашению уже через десять минут. Максимум двадцать. Все просчитано. Вскрыть шахту. Поднять приемопередатчик это четыре минуты. Краном перевести по рельсам аппаратуру к воде это еще три минуты. И ввести фокусную точку новую в программу это меньше минуты. За это время весь персонал должен уже прибыть в терминал сюда или в убежище.
– И сколько будут идти тренировки? – Спросил синтез оператор.
– Пока три раза в норматив не уложитесь. – Сказал радиолог.
– А вы с нами будете проводить их? – Спросил все тот же оператор.
– Нет, тренировки лягут на Екатерину. Она старшая в лагере и она, кстати, сама высказала желание вас погонять.
Вместо ожидаемого расстройства люди наоборот заулыбались обрадовано. Но чтобы никто слишком не расслаблялся, радиолог сказал:
– Но итоговый зачет будут принимать военные специалисты из лагеря под Гарью. Приедут, посмотрят и уедут. Не пугайтесь сильно. Мы надеемся за неделю подготовить вас к такой внештатной ситуации.
– А премии по итогам тренировки будут? – Спросил кто-то за моей спиной.
– Вы вообще обнаглели. – Покачал головой радиолог. – Вам теперь премии за любое ваше телодвижение зачислять? К Екатерине по таким вопросам.
В это время в столовую незаметно вошли Екатерина и Альберт. Уж не знаю заставило Катю подняться, а Альберта вернуться с реки. Было еще половина двенадцатого по часам на стене. Катя, пройдя к доске, громко и строго поздоровалась со всеми, а Альберт просто кивнул.
– Премий не будет. Эта тренировка вам самим нужна. – Сказала Катя, стирая с доски формулы расписанные синтез оператором. – Без них не думайте, что кого-нибудь допустят к работе через две недели. Давайте не лениться. Наш контракт скоро подойдет к концу. И пока никто не знает, как будем перезаключать новый контракт. Многим ведь придется уехать домой. А немногим оставшимся надо будет уметь все, и замещать товарищей… Так что кто больше отличится тот и останется. Кто не хочет оставаться, можете косить… Николай поднялся с места и немного возмущенно сказал:
– Еще меньше? Да у нас и так ночью местный персонал дежурит. И в случае такой вот внештатной ситуации я не уверен, что и сейчас в ночное время мы отработаем весь цикл. А сократить народ и что тогда?
– Коля, – мягко обратилась к нему Екатерина, – сядь и не вставай. Ты слишком высокий. Мне на тебя смотреть неудобно. Вот умничка. Альберт расскажи им, что нас еще ждет. А я пока пойду в лабораторию образцы подготовлю для погрузки в камеру.
Катя вышла своей обычной стремительной походкой, а Альберт не торопливо начал:
– Давайте так, я сейчас все-таки расскажу, что ждет синтез группу, а потом к общим вопросам вернемся. – Он сел за столик к техникам и начал: – Во-первых, нашу группу коснется общая тренировка на прием неустановленных потоков. Во-вторых, надо будет выбрать специалистов и они уедут в Гарь. Там подобрали новый местный персонал и им необходимо проводить обучение. Я не поеду. Сразу говорю. У меня тут скоро дел будет не победить… так что кто поедет, решим отдельно. Третье, это то, что да, действительно базовое соглашение в виду его полного выполнения скоро потеряет силу. Уже сейчас бои идут возле столицы южан. Вопрос с Зеленым берегом и строящимися на нем реакторами будет решен. После этого мы заберем технику и передадим в руки глядящих завершающий технологический пакет. Там еще будет действовать пункт о помощи им в реализации программы строения своих реакторов, но нас он касаться не будет. Необходимость в присутствии нашей группы отпадет. Нам останется только свернуть программы свои, вывести технику и помахать ручкой. Остающиеся синтез машины в Гари нас не касаются. Они уже проданы в рамках контракта. Вот. Самое сложное, что нас ждет в будущем это вывоз техники. Есть некоторая информация, что это станет проблемой. Точнее уже стало, но вроде как разобрались… В частности не вся верхушка глядящих считает, что стоит возвращать нам наше. И маломощные синтез машины в Гари они воспринимают, как подачку. Тут уже будет работа для службы контроля. Подорвать технику, уничтожить персонал в списках… ликвидировать глядящих допущенных к тайне. Но если не возникнет проблем, то вывод техники будет прямой нашей задачей…
– Когда ориентировочно начнется вывод? – Спросил Николай. Альберт не сразу ответил, он что-то прикинул в голове и сказал:
– Столицу возьмут в этом месяце по любому. Если не будет капитуляции, то еще пара недель марш на Зеленый берег. Потом работа общей комиссии сверка выполненного в контракте. Подписи на актах. И так далее. В общем, ориентировочно рассчитывайте через месяц – два.
– А списки составлены, кто уедет сразу, а кто останется? – Спросила сорокалетняя женщина за соседним столиком.
– Да. – Сказал Альберт. – Пока только предварительные. Сами понимаете. Но озвучат их не сейчас. Даже не спрашивайте меня. Я видел их мельком и не стал запоминать. Да и после НООТРОСТАЗА с памятью у меня редкие чудеса. Давайте теперь поговорим о том, что касается всех. С завтрашнего дня начинаем тренировки, как уже сказано. Вместо работающего приемопередатчика будем использовать макет. Завтра же с утра сам формулу задам и если сырья хватит подходящего, сделаю в полный вес, если нет, то облегчу. Второе, что касается всех. Нас уже не первый день заваливают требованиями подготовить и сдать декларации. Что за бред? Вы третий месяц не можете этого сделать? Вечер потратить слабо? Вместо коктейлей в баре сесть дома и заполнить, и что бы от нас от всех отстали? Не хотите сами обратитесь в финчасть. Они вам за копейки все сами заполнят. Но я не хочу в который раз получать писанину такую. Мне есть чем заняться. Чтобы я больше не повторял. Третье. Тоже касающееся всех, меня интересует, когда будет готов биологический и геологический отчет? Вас над ним работает восемь человек. То, что вы мне показали на прошлой неделе редкий бред. Я даже посылать его не стал. Поговорил с местными специалистами и с нашими. Эта чушь, должна быть переделана. Что вам не хватает? Почему такое уродство вместо нормального отчета? Лаборатории все к вашим услугам. Не надо профанацией заниматься. Сделайте один четкий грамотный отчет, а не разводите на бумаге непонятно что… Фраза, которая меня просто убила, автора не назову, пусть он сам краснеет: В период двадцать пять – тридцать тысяч лет назад, планета подверглась глобальному катаклизму. Характер катаклизма не определен и в чем он выражался, не выяснено… Это вообще как? Вот мне идиоту объясните, как вы такое, ладно в мозгах связали, но как такое написать было можно, для меня загадка. Ладно, что человек поленился сделать подробный анализ и выдал дату с разбросом в пять тысяч лет. Ладно, что он не может сказать, что послужило причиной катаклизма. Но вот так, не объяснить на основании чего он вообще к такому выводу пришел, это было стильно. Вы не понимаете, ну так на Земле разберутся! Сделайте отчет, дайте образцы. И все… не напрягайте ваши переутомленные мозги. Но если честно мне кажется, у вас просто мозги расклеились от этого курорта. Осталось два месяца максимум, а министерства не могут обоснование дальнейшим действиям без вашего отчета написать. В общем, вам две недели даю я лично, чтобы все было прилично и грамотно. Нужны образцы, обращайтесь в службу контроля. Она найдут вам все что нужно. Не хотите через них берите охрану и двигайтесь в нужный вам район. Две недели достаточный срок, чтобы подбить и довести до ума вашу писанину. Ну не хочу я с вами ругаться. Сделайте нормально, и я все так же буду писать, какие вы замечательные сотрудники.
Многие заулыбались, но я заметила и озабоченные лица. Наверное, их обладатели как раз и подготовили так не понравившийся Альберту отчет. Альберт встал и, передавая слово радиологу сказал:
– Я извиняюсь, мне надо отойти встретить людей, уже должны были приехать, а вы пока продолжайте. Когда Альберт вышел радиолог сказал всем:
– В общем, все всё поняли. Неделька предстоит экстремальная. Так что сегодня, пожалуйста, еще раз свои штатные расписания перечитайте. Прокрутите в голове, что вам делать по приему внезапной волны и завтра мы начнем. Сейчас все свободны кроме группы правопорядка. Сколько вас тут есть столько и останьтесь. К нам на днях прибудут люди… надо будет обеспечить их безопасность. Да и нашу заодно…
Все кроме буквально трех четырех человек поднялись и потянулись к выходу. Я тоже поднялась и пошла вслед за Николаем. В коридоре я окликнула его и он, немного смутившись окружающих, спросил, чем может помочь.
– Да я по поводу собрания. А нам надо будет с вами участвовать в тренировках? Николай покачал головой и сказал:
– У вас нет ни у кого допуска к этой технике. Это только нам…
И он, и я прекрасно понимали что под «нами» и «ими» подразумевались местные и Земляне. Я не расстроилась, наоборот даже обрадовалась, что весь этот цирк пройдет без нас. Но не желая просто так отпускать Колю я спросила:
– А посмотреть на тренировку можно будет придти?
Так как все выходящие из столовой уже давно нас миновали, Коля уже более спокойно спросил:
– Что тебе там делать-то?
– Ну, просто посмотреть. – Сказала я.
– Хорошо, приходи. Я тебя на башню пропущу, оттуда будет вся наша возня видна. – Видя, что я улыбаюсь довольная, он спросил: – А ты что вечером сегодня делаешь?
Я задумалась. Коля мне нравился, откровенно, но я сразу поняла, что он предложит пойти в бар вечером посидеть, попить пива или коктейли. А вечером после бара обязательно уговорит пойти погулять. А пока гуляем начнет руки распускать… В общем, когда он пригласил меня в бар я, конечно, согласилась. И даже все, НО меня не удержали. Наоборот был азарт проверить такой же он как все или чем-то удивит.
День в ожидании вечера пролетел незаметно. Я сначала помогала Кате, искупая мой не потревоженный сон, готовила матрицы к предварительной посылке. С «Потоком» я уже умела работать и Екатерина, не оглядываясь, доверяла мне раскладку образцов на частицы в камерах. Я понятия не имела как там что работает, но я просто знала последовательность действий при подготовке материала. Этого было достаточно.
Потом с Альбертом помогала ему размещать прибывших специалистов землян, что уже давно поставили синтез машину в приморском городе на севере, и только закончив обучение местного персонала, вернулись к своему начальнику. После этого я снова вернулась в здание приемного терминала и в который раз присутствовала при прибытии людей с Земли. К этому отвратительному зрелищу я уже смогла привыкнуть, но все равно когда из бурой амортизирующей жидкости к поверхности в камере всплывало обнаженное тело, мне становилось не по себе. Любому бы стало не по себе, увидь он, как тело сначала быстро выволакивали на дежурный стол, как втыкали в кисть электрошокер, болью пробуждая сознание. И крик. Первый крик человека прибывшего в наш мир. Как еще почти безумного человека подтаскивали к медицинскому сканеру, и как человек еще не соображая, что вокруг него происходит, уже отвечал на вопросы аппаратуры. Я однажды спросила у Павла, пожилого ученого, что почти всегда присутствовал на приеме людей, почему надо вот так насиловать человека, а не дать ему придти в себя. Он довольно сухо мне объяснил, что из-за погрешностей аппаратуры восстановления или аппаратуры «Потока», могут возникнуть серьезные проблемы у организма. И иногда проще уничтожить прибывшего и воссоздать модель заново по полученной матрице. Или запросить матрицу отдельным обратным сигналом. Помню, как я недоумевала, неужели мы это всего лишь набор атомов и молекул. Павел неохотно на эту тему распространялся, зато, если я оставалась ночевать у Альберта с Катей они могли мне долго рассказывать о таких вещах.
– А разве наше сознание тоже поддается такому разложению? – спросила я как-то у Кати. Она не отрываясь от ужина приготовленного Альбертом кивала и говорила:
– И сознание и даже наши мысли… Это всего лишь электромагнитные импульсы с которых может быть сделан срез.
– Но разве вот мои ощущения… мои чувства, к примеру, их так же можно разложить и передать на расстояние? – спрашивала я.
– Саша, – умоляюще попросила меня Катя, – если ты хочешь поговорить о душе, о Боге, о еще чем-то таком неосязаемом, тогда к Альке приставай. Алька вот тебе благодарная слушательница, ей мозги забивай своими теориями.
Альберт, наливая чай всем нам, только улыбался и не отвечал, пока я ему не повторила вопрос.
– Понимаешь, Александра… – он всегда меня звал полным именем, когда злился или когда был сильно задумчив. Но вот тут вроде он и не злой был и не задумчив, но так серьезно начал: – Понимаешь, с точки зрения теологии, ничего противоречащего. Я разговаривал еще там… с духовными лицами в Сети. Они говорят что, так как душа суть принадлежащая богу, то нам все равно, как скакать. Она все равно останется с нами, так как бог вездесущ. Ну, что-то в этом духе они говорили. А вот если рассматривать сознание, то тоже все понятно. «Потоком» в одно мгновение все раскладывается, сорок минут все это дело просачивается в темное пространство и мгновенно перемещается по заданному вектору к точке выхода. Если бы без вектора посылка была, то сигнал был бы принят всеми станциями. У кого такая же, как у нас аппаратура, те смогли бы создать человека. Этот человек бы думал, дышал, чувствовал и прочее. И, наверное, душа бы у него была. Но не долго. Из всех клонов, кого создавали, таким образом, выживал всегда только один.
– В смысле? – Не поняла я.
– Да, только один. У остальных происходил по непонятным нам причинам процесс мгновенного окисления клеток. Буквально на глазах человек сгорал. И так сгорали все кроме единственного. Почему и как выбирался этот единственный, по каким критериям он выживал, остается до сих пор непонятным. Идей много, но все они не выдерживают критики.
– Ой, ужасы, какие. – Сказала я, а Катя только хмыкнула, подразумевая что мне, наверное, еще ужасов тогда видеть не приходилось.
– Ага. – Сказал Альберт. – Один из участников первых эксперимента так описывал свои ощущения. Появился, тебя откачали, и ждешь… сгоришь ты через десяток минут или провидение именно тебе подарит жизнь, а не твоим клонам. Лежишь на столе и прислушиваешься к своим ощущениям. А люди над тобой даже с тобой не говорят. Они ждут. Кем ты окажешься неудачником и сгоришь на их глазах или тем единственным… И от этого еще страшнее. Они же человеком в это время тебя не считают. Так… тушка для опытов. А время все подходит и умирать жутко не хочется. Как и тем другим… Все хотят жить. Начинает болеть сердце, хоть испытатель был здоров как бык. Начинает ломить суставы. Это нервное. Живот сводит от страха. А врачи и ученые над тобой только на часы посматривают. А когда стрелка переваливает красную отметку, засеченную на других неудачника, ты начинаешь плакать. И с тобой сразу начинают говорить, общаться, успокаивать… поднимают, ведут в душ…
Интересно тот, кого мы принимали в тот день, подобное же испытывал? Или нет? Его же тоже по инструкции выдержали одиннадцать минут в ремнях на столе. Потом контрольный тест на аппаратуре. И только после этого подняли и повели в душевые. Вид обнаженных тел меня уже не смущал. Было уже просто иногда интересно поглядеть на этих землян в большинстве мужчин. Так сказать здоровый интерес. Зато, как они смущались, что я участвую в оказании им первой помощи. Некоторые еще в себя не пришли после выдержки и контрольного теста, а уже краснеют в душе, когда я им протягиваю одноразовые мочалки, тюбики с жидким мылом и полотенца. Одежда для них обычно была стандартной. Голубоватые штаны и рубахи. Это уже в гостевые домики им приносили одежду их размера и более привычную для людей.
Человек, которого в тот день мы приняли, оказался каким-то знаменитым социоисториком. Он собирался изучать нашу жизнь до Трехстороннего конфликта. Хотел понять, что же стало предпосылкой для уничтожения друг друга. Простой страх перед противником или нечто большее. Таящееся в нас самих. Когда я вела его в гостевой домик держа под руку он еще почти не говорил только радовался как ребенок солнцу, деревьям птичкам и свежему еще такому летнему ветерку.
В гостевом, когда я помогла ему освоится с местонахождением комнат и туалета с ванной, к нам пришла Катя поприветствовать нового жителя Лагеря. Я была очень удивлена произошедшим между ними разговором. Катя обращалась к пожилому мужчине на «ты», а он наоборот тщательно «выкал» ей. Что за этим таилось мне было мало тогда понятно, но разговор, возникший у них, стоит привести.
– Здраствуй, я тебя ждала. – Сказала Катя приветливо, и предлагая тому сидеть при разговоре: – Сразу, как ты сказал, что получил разрешение на разрыв контракта, так и ждала.
– Катенька, я делал что мог. Но разрыв контракта очень серьезно отразился на мне. Ваш отец мне так до сих пор ничего не простил.
– Я бы удивилась, если бы он простил тебя. – Улыбнулась Катя, сама садясь в кресло и прося меня сделать нам всем кофе. Я кивнула и, выйдя на кухню к автомату, слушала их разговор. Мужчина снизил голос и спросил:
– А здесь тоже все записывается?
– Ну конечно! – засмеялась Катя и я нахмурилась. Я поняла, что имел ввиду мужчина и это мне не понравилось.
Но мужчину это, кажется, не удивило и не расстроило. Он довольно спокойно объяснил:
– Перед отъездом, ваш отец Катенька лично удостоил меня своим звонком и просил меня одуматься. Он, мне кажется, все понял. Вас могут ждать неприятности…
Возникло молчание, и даже когда я пришла со стаканчиками кофе в комнату эти двое странно молчали, рассматривая друг друга. Приняв у меня кофе, Катя спросила:
– Вы хоть на прощание… ну извинились перед друг другом что ли? Или так…
– Куда там. Когда я ему сказал что теперь нам будет всем хорошо ему там мне здесь, он раскричался… простите Катенька. Говорил, что я подонок. Катя покачала головой и сказала:
– Ты же простишь его?
– Не в первый раз. – Сказал мужчина с тяжелым вздохом. Он тоже отпил из взятого из моих рук стаканчика горячий напиток и замолчал.
– Мда. Грустно. – Сказала Катя, но сразу встрепенулась и добавила: – Я же забыла тебе сказать… Это девушка и есть та Сашенька, о которой я писала.
– Мечта психоаналитика? – Со странной улыбкой спросил мужчина, рассматривая меня.
– Ну да. Только не смущай ее. – Сказала Катя, заметив, как я спрятала глаза: – Тебе нужна будет помощница, хотя бы просто понятия некоторые переводить. Она идеально подходит. У нее ночные через сутки. Все остальное время пусть тебе помогает. Может и сама чему-нибудь научится полезному. А да… если уговоришь ее, она готовит классно.
Как я поняла, меня, без моего ведома, передали в подчинение этому странному улыбчивому мужчине. Я хотела возмутиться, но пришлось признать, что у меня даже постоянного дела в лагере нет. И мое возмущение Катя наверняка бы не поняла. Дали работу – радуйся. Но радости от такого распоряжения собой я не испытывала. Катя поднялась и сказала мужчине:
– Отдыхай тогда. Завтра или послезавтра я хочу выслушать хотя бы план твоих исследований, что бы я могла подумать, чем тебе помочь. Тут есть уцелевшие библиотеки в городах. Тебе конечно бы туда сначала. Людей тебе знающих местные подберут. Потом так же подумай, где ты хочешь жить и работать. Про местные, так скажем, курорты тебе и Саша расскажет. Но это завтра, а пока я ее у тебя забираю.
Катя пошла на выход и сказала мне следовать за ней. Я, не выпуская стаканчика с кофе, попрощалась с мужчиной и поспешила за этой молнией в сером брючном костюмчике. Блин, как же я себе хотела такой же. На улице Катя, не оборачиваясь, сказала мне:
– Это близкий друг моего отца. Был раньше… Не смотря ни на что, мне его отец до сих пор в пример ставит. Он слишком прямолинеен, потому аккуратнее, не наговори при нем глупостей. Хотя он добрый, так что вряд ли будет тебя мучить, чтобы ты изъяснялась только умно и по делу. Он будет изучать вашу историю. И хотя я заявку на него написала до конца контракта, скорее всего он уйдет от нас до его окончания. Даже больше чем уверена, что он останется с вами тут. Ему, что бы материал собрать и обработать нужно будет не пара месяцев, а пара лет… иначе и смысла браться нет. Пока он в лагере, помогай ему. После вахты отдыхаешь, идешь, спрашиваешь, что ему нужно. Если он просит конкретную литературу, то идешь в офис контроля оставляешь заявку. Они потом свяжутся с действующими представителями, те найдут и переправят своими каналами. Если он собирается в поездку, то сообщаешь мне. Я сама буду заниматься его проблемами. Если он будет спрашивать что-то про жизнь здесь, рассказываешь сама или находишь ему хорошего рассказчика. Ты всех в лагере знаешь местных. Придумаешь что-нибудь. До начала настоящей работы ему еще созреть надо. Все что он знает о вашем мире это та капля в море, которую мы уже собрали и переправили.
Я молчала до самого дома Кати и Альберта. Это был не чужой человек для Кати, и она не кому-нибудь доверила общение с ним, а именно мне. Мне нравилось, что она так хорошо обо мне думала. Оставалась проблема оправдать ее надежды. Но я сама себе пообещала, что постараюсь. Катя так много для меня сделала, что я хотела хоть чем-то ей еще помочь.
Возле домика я попрощалась с ней и направилась к себе. Да у меня тоже было жилье. Просто я делала его с Надеждой Ивановной, офицером контроля, и потому если мне удавалось на ночь остаться у Кати с Альбертом, я откровенно радовалась. Строгая тетка из контроля на меня немного давила своим присутствием. Хотя каждый раз, когда мы с ней встречались, она была мне рада словно дочке родной, которая осталась у нее с мужем на Земле.
Но хорошо, что ее не было в тот раз, когда я вошла. Я ведь готовилась к нескучному вечеру и потом долго крутилась у зеркала в своем сарафане, подводя глаза и губы. Посмотрев, как классно у меня получилось обрисовать губы, я всерьез задумалась, а не попробовать ли навести на щеку серебристый рисунок, которые девушки с Земли так часто себе рисовали. Я даже Катю видела с таким макияжем, когда она заранее готовилась в наш бар с мужем пойти. В памяти отчетливо всплыли гнутые лини и странный переплетающийся узор. Я, вспоминая, как делает такой узор Катя, нарисовала обычным косметическим карандашом эскиз на щеке. А потом специальной кисточкой повела по нему, оставляя за ней серебристую линию. Обрисовав весь рисунок, я пригляделась, и мне не понравилось. Нет не, потому что это было хуже, чем у Кати. Может и хуже, но не на много. А просто было как-то непривычно. Вот странно на других это смотрелось так изящно, а мне словно мешало. Я, наверное, не привыкла к таким украшательствам. Взяв влажную салфетку из пачки Надежды Ивановны я тщательно стерла рисунок и проследила что бы даже следов не осталось серебристости. Еще раз, посмотрев на себя, впрыгнула в босоножки, присела, подтянув ремешки на пятку, и поспешила прочь из дома. Уже по пути в бар я поняла, что в кулачке все так же держу скомканную салфетку и не думая, выбросила ее в сторону. Завтра опять уборщик ругаться будет, но что поделать? Не тащиться же с ней до самого бара.
В баре как обычно была масса свободного народа. Во втором зале показывали новый скинутый с Земли фильм, и я откровенно засобиралась туда. Я обожала их фильмы. Еще бы. Даже сюжет не важен особо. Главное как все там красиво. Красивее даже чем у нас в лагере и все по-другому. Но в тот раз мне не удалось побывать в зале. Николай меня уже ждал. Он поднялся с диванчика, на котором болтал с двумя своими приятелями из технического обеспечения и подошел ко мне. Я же наоборот, чуть поведя плечом и только улыбнувшись, прошла мимо него к стойке бара. Заказала себе сок с водкой, который меня научила пить Катя в ситуациях, когда нормальный коктейль не заказать. И попросив побольше льда, наконец-то повернулась к Николаю. Улыбнулась ему, беря осторожно трубочку губами, и так невинно похлопала глазками, вызывая у него улыбку. Протянув руку, он пригласил меня к ним за стол. И я, не прикасаясь к его руке, пошла впереди него. Села и подвинулась в уголок, откуда мне были видны все три парня за столом. Вот ведь. Я всех их видела раньше. Конечно, общалась с ними. И даже на одного из них строила планы. А теперь вот сижу и теряюсь. То ли вечер провести с Николаем, раз он пригласил, толи все-таки с тем мальчиком, который мне еще до Николая нравился. В принципе, не Коля же меня угощал, так что я еще могла высказать свои предпочтения. Это если они угощают, они потом начинают обижаться, когда их оставляют и меняют на других. Мужики, одним словом. Но когда парни поднялись и ушли в зал досматривать фильм, я еле смогла скрыть свой вздох. Николай пересел напротив меня, и я спросила его:
– Ты давно здесь?
– Да мы к началу фильма подошли. Только он нам не понравился. Пошли выпить немного сюда посидеть. Я ведь, кстати, думал, что ты не придешь. И Марат так же говорил. Мол, он тебя уже приглашал однажды в бар, а ты не пришла.
Марат это и был тот, кто мне так нравился еще недавно. Я засмеялась и пояснила:
– У меня в ту ночь вахта была. Хороша же была бы я на пульте приемки. Думаю, Катя бы меня не поняла.
Николай тоже улыбнулся этому и предложил, как-нибудь придти ко мне ночью, посмотреть на мою работу. Я чуть лед не выплеснула из бокала.
– Нет уж. Я не хочу потом, как Тонька на капэпэ каждое утро топать… Вспомнив эту историю, Николай заулыбался и сказал:
– Да ладно, мы осторожно…
– Что осторожно? – спросила я лукаво.
– Ну, я осторожно к тебе приду. – Сказал Николай улыбаясь.
– Так ты и так там каждый день. – Сказала я. – А ночью только по тревоге вас впустят.
– Да я не об этом. – Сказал Николай.
– А о чем ты? – Спросила я делая невинные глаза.
Он только головой мотнул и заулыбался. Подозвал официанта и заказал мне повторить водку с соком, а себе водку с тоником.
Не знаю. Вроде хороший мальчик. Так я думала о нем тогда. Но меня несколько напрягали его намеки сводящиеся все к одному. Было просто неприятно. Самое смешное сама хотела с ним оторваться, но вот так вот… сводя весь милый вечер к трепотне об этом… не нравилось мне.
Но я честно дала ему вторую попытку. Когда фильм закончился, а следующий еще не объявили и к нам присоединились его приятели, я отвергла все знаки внимания Марата и только взялась за руку Николая, когда тот сел обратно на диванчик с моей стороны. Марат видно все понял, и, решив не лезть ко мне с предложением танцев, выйти покурить и прочим, просто угостил меня очередным соком с водкой, хотя я еще со вторым не справилась. Танцевать мы ходили только с Николаем. Но и Марат не остался без пары в тот вечер. Тоня о которой мы буквально полчаса назад разговаривали появилась из ниоткуда и на наших изумленных глазах увела парня танцевать. Мы, конечно, последовали за ними. И пока не начался следующий фильм, лихо отрывались под странную, очень быструю и такую невероятную музыку. Я даже в теории не могла представить, какой инструмент может выдавать такие звуки. Но было забавно. А когда начался сеанс, Николай потянул меня в темный зал для просмотра фильмов и мы с ним забились на задних диванчиках, причем я позволила ему меня к себе прижать. Я буквально спиной лежала на его груди и плече и мои мысли были заняты не тем, что происходит на экране а тем заметят ли в такой темноте что рука Николая на моей груди и совершает забавные, приятные, хоть и смущающие меня движения. Но все смотрели кино. Причем смотрели серьезно, не смотря на то, что он оказался не художественным, а документальным про какую-то их там войну. Толи про бои на какой-то Черной реке и в лесах за ней, толи про полицейскую операцию в районе этой самой Черной реки. В общем, я так и не поняла. Я кайфовала в руках Николая и мне было все равно, что где-то идут воины, что где-то кто-то гибнет…
