Текст книги "Осознание"

Автор книги: Вадим Еловенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 63 страниц)

Так и Катя, как рыба в воде чувствовала себя в своем деле. И когда она увольнялась от Павла она и не думала бросать свои идеи. Она просто меняла акваторию. Можно с уверенность сказать, что такие, как она, кайфуют, когда есть для них НАСТОЯЩЕЕ дело. И найдя себя, они будут молотить хвостом пока не помрут.

– … Я думаю кроме лаборатории взять на себя еще и аналитику данных из полевых комплексов. Сейчас этим такая дура занимается. Она не понимает, какое золото в ее руках. А если я доберусь до первых данных поступающих оттуда и до выводов Кстесса я смогу, как говорится, не вставая с места искать обоснование своим теориям.

Я с улыбкой слушал ее и думал, когда же она закончит мечтать. На часах было уже одиннадцать, а она все еще рассказывала мне чего можно добиться при грамотной организации потока данных. Я поднялся, сказав, что мне надо домой попасть и только тогда Катя посмотрела на часы.

– Пойдем, покурим, а то я что-то разнервничалась сегодня, и я тебя провожу вниз.

Курили в зале, где кондиционер был приспособлен для очистки воздуха, как и в кухне. Стряхивая пепел в огромную хрустальную пепельницу, Катя сказала:

– Ты запиши мой номер. И заскакивай обязательно. У меня тут ни друзей, ни знакомых кроме как по работе. Вечером делать нечего абсолютно. Прихожу с работы и снова за расчеты сажусь. А блин молодость пропадает! – смеясь закончила она.

Пообещав звонить и заходить, я записал номер, и мы спустились в холл к односторонне прозрачным дверям. Положив руку мне на грудь Катя призналась:

– Я ведь шла вся загруженная. Думала о работе. Так бы мимо и прошла. Не знаю словно кто-то дернул возле двери. Типа, ты кажется кого-то пропустила. Я шла и думала что ты знакомый из лаборатории. Я их еще плохо знаю. Пригляделась и вспомнила, где мы с тобой познакомились. Представляешь мои ощущения?

– Представляю. – сказал я и улыбнулся.

– Нифига ты не представляешь. В Москве встретить знакомого, о котором забыть забыла окончательно…

Я не обижался на ее признания, что я вылетел у нее из головы. Кто я такой ей? Я только улыбался ее непосредственности.

– Давай иди домой. И обязательно звони после восьми вечера. Я уже дома бываю в это время.

Добрался я до родительского крова только к полуночи. Мои уже спали, на следующий день им надо было обоим ехать в банк за обновленными картами, а уже оттуда спешить на работу. Но я был даже рад, что меня никто не ждал не высиживал гадая во сколько я вернусь. Приняв душ, который выветрил окончательно хмель из головы, я улегся в постель и попытался представить какой шанс в мегаполисе за один день встретить двух знакомых, о которых уже около года ничего не слышал и не знал. Получались какие-то умопомрачительно маленькие цифры.

Я уснул с мыслью, что все это, конечно, неспроста. Что наша встреча организованна какими-то высшими силами, в которые я как цивилизованный человек, конечно, верить был не должен. Но, то ли я был не до конца цивилизован, то ли высшие силы слишком настойчивы. Я решил не терять теперь Катю из вида и, конечно, позвонить ей на следующий день.

В нашей жизни много таких событий, которые кажутся случайностями, но которые оказывают невероятно огромное влияние на всю нашу последующую жизнь. Вот и встречи, такие непонятные с Вовкой и Катериной, я уже свыкся называть «точкой невозврата». Не суд, и не приговор стал для меня той чертой за которой я понял о своем нежелании возвращаться в ту жизнь. Не освобождение, такое желанное, но такое странное. И даже не прыжок кончившийся здоровой шишкой на голове. А именно эти две встречи. Странно подозрительный голос Вовки отбил у меня на всю жизнь охоту соваться в дела «пламенных революционеров», а одержимо-восхищенно-требовательный голосок Кати, хотя бы намекнул тогда, что есть занятия в этом суетливом мире не менее интересные, рискованные, но благодарные в какой-то мере, чем исправление ошибок человечества и ведения его к светлому будущему демократии и процветания.

Я позвонил Катерине на следующий день после восьми вечера, как она и предупреждала. Проболтали с ней минут сорок, если не больше. Я сам себе удивлялся, ну, о чем могут разговаривать опытный уже практик-физик и студент энергетик факультета синтеза. Но оказалось, что было о чем. Кате нужна была отдушина, в которую можно было безопасно проорать, что на работе ее окружают неучи и недотепы. А мне оказалось, что просто жизненно необходимо иметь в друзьях такого циничного, волевого, и практически непредсказуемого друга.

Я звонил ей и на следующий день. И через день. А на выходные вывез ее за черту генераторов погоды на дачу моего знакомого устраивавшего знатную вечеринку в честь своего дня рождения. Мне, конечно, льстило, что все собравшиеся считали Катю моей девушкой, а ей было все равно, как на нас смотрят. Мы жарили мясо, над мангалом провалившимся ножками в глубокий снег. Пили водку с кока-колой причем учитывая что и то и другое стояло в снегу недалеко от нас, лед нам был не нужен.

После той вечеринки за городом я стал каждые выходные выбираться с Катей из Москвы. Катались на горных лыжах, на снегоходах. Она меня уговорила и свозила на замерзшее водохранилище где я с горем пополам научился кататься на сноуборде, когда тебя тянет здоровенный парус-парашют используемый по принципу воздушного змея. С дико гудящими ногами и головами полными впечатлений мы возвращались в город, к ней в квартиру, пили горячий чай и буквально выпадали в сон там, где он нас заставал. Моя мама довольно быстро привыкла звонить моему «научному сотруднику» на дом, когда теряла меня из вида. И сколько бы я не утверждал, что мы с Катюхой просто приятели она вечно смотрела на нее так, словно примеривала ее в роли невестки. И разумно приходила к выводу – отмороженнейшая невестка. Такую фиг застроишь. Но может, потому-то она мне и нравилась, как человек? На курсе у меня было много знакомых молодых красавиц-девчонок еще не увлеченных своим делом и своей наукой и откровенно развлекающихся на первом курсе. Но что-то я не помню среди них такого же интересного собеседника как Катя.

– В нашем мире всем правит энергия! – подчеркивая свои слова, поднимала вверх пальчик Катя. – Вот ты думаешь, что управляет человеком?

– Секс и страх… – отвечал я заторможенный водкой с колой, которую мы по привычке заказывали в баре недалеко от ее дома. Сказал, собственно, то, о чем не раз слышал на социальной психологии – обязательного предмета на первом курсе.

– Нет. – пьяно улыбаясь отвечала Катя. – Энергия и только энергия. Биология это вторично. У каждой клетки, есть свое ограничение на деление и воспроизводство. Они погибнут, но их энергия никуда не исчезнет. Мне иногда кажется, что и наше сознание после смерти превратившись в энергию, растворится в ее вечном круговороте. И Бог это не существо. Не великий разум. Не все то, что мы о нем навыдумывали, а именно Энергия. И тогда да. Он становится всем от альфы до омеги…

– Все ученые ищут Бога. – сказал я тоже где-то услышанную «истину».

– Именно! – воскликнула Катя, напугав официантку. Спохватившись и прижав ладошку к губам, Катя вдруг засмеялась и сказала: – Кстати об ученых… Проводи ученого домой! Ей завтра к половине девятого в лабораторию. А значит встать ей придется в шесть чтобы сделать так… в общем, чтобы о нашем с тобой алкоголизме не прознало мое начальство.

Только спустя, наверное, месяца два я понял, что мы с ней проводим буквально все свободное время вместе. Я пытался несколько раз сделать наши отношения более близкими. Но Кате удавалось все время сводить мои потуги в шутку, а пару раз она мне открытым текстом сказала, что не хочет этого со мной. Я был в ступоре от такого. Я признался ей в любви, на что она разве что не рассмеялась. Она конечно извинилась и просила не обижаться. Но просто это не те отношения которые она хотела бы чтобы между нами были. Я честно старался не обижаться. Получалось не очень. Вдобавок я просто недоумевал и что дальше? Так и будем платонически встречаться еще полгода или что? И так два месяца на воле без девушки было много. Абсолютный рекорд для меня, честно признаюсь с тех времен как я покинул отчий дом. В Погребне и то таких застоев не было. Но дальше так, понятно продолжаться не могло и я как совершенно нормальный молодой человек, увлекся не особо целомудренной симпатичной девчонкой с моей группы. С Катей я стал видеться реже. Приходя, домой и, не имея возможности до меня дозвониться, я держал мобильный видеофон выключенным чаще, чем включенным, Катя откровенно злилась и даже ревновала. Я шестым чувством понимал, что не стоит ей рассказывать про Юту, так звали мою девушку, но Катя и сама догадывалась, как мне кажется. Складывалась поразительно странная ситуация. Между нами ничего с Катей не было, и в то же время она оказалась жутко ревнивой.

К середине весны, когда я уже притомился от Юты, Катя сообщила мне что любит меня. Так мимоходом, словно само собой разумеющееся. Кажется по телефону, с работы куда я звонил узнать, что взять на вечер. Катя обещала на лабораторном комплексе рассчитать заранее для моей курсовой работы данные, а я вечером заскочить забрать. «Чего не сделаешь для любимого человека» сказала она, и я шутливо развил тему. А она без шуток развила тему вечером и поздно ночью. Утром, заявившись домой я, вместо того чтобы сесть подгонять данные под задачи курсовика, завалился спать. На следующие сутки, доделав кое-как вечером курсовик, снова пошел к Кате и, встретив ее с работы, помог занести коробку с документами наверх. Пока она работала с бумагами лаборатории, я приготовил нам ужин и принес все в зал.

– Коха… – Катя так и не перестала называть меня по переделанной фамилии. – Оставайся у меня. Ну, то есть перебирайся ко мне жить. Хотя бы на месяц.

Я посмотрел искоса на нее и не найдя что ответить сделал погромче звук телевизора.

– Чего молчишь? – спросила она, оставляя свою работу и перебираясь ко мне на диван. Завалив меня и начав целовать мое лицо, она все настаивала на ответе.

– Ага. – наконец сказал я – Она за него курсовые делала, он ей завтраки-ужины готовил.

– Не говори так. – грустно улыбнулась Катя. – У меня же кроме тебя и никого нет…

Странно, что я раньше не интересовался ее родственниками, или хотя бы родителями.

– В смысле? – попросил я Катю объяснить.

– Ну, а кто? Родители, которых я не видела уже столько времени? Или старший брат, который на Луне изотопы гелия добывает? В следующий раз на Землю он прилетит года через полтора. В лаборатории я что-то ни с кем так сдружиться и не смогла. А ты… Я чуть не рассмеялся:

– А на безрыбье и я рак, и даже могу быть оператором контроля.

– Глупости не говори. – сказала она с грустью. – Знаешь как мне стыдно за тот случай на ВБНК. Мне кажется, что я тебя тогда сильно обидела. Причем несправедливо, как оказывается.

– Почему несправедливо?

– Ты ведь все-таки учишься, а не остался водилой или механиком… кем ты там был не помню.

– А это не люди? – продолжал я ее подначивать лежа на спине и рассматривая ее тонкие черты лица.

Она как-то отстранилась от меня, наверное, поняв, что я не расположен к серьезным разговорам на нужную ей тему, и откинувшись на спину сказала, уводя разговор:

– Так ты переводиться будешь? Немного подумав, я достал сигареты и, закурив, ответил:

– Неа. Хочу остаться на этом факультете в этой группе.

– Понравилось? – спросила она, поглядывая, как я выпускаю дым в потолок.

– Неа. – Честно признался я. – Я шел в университет, не потому что мне так уж наука нужна была. А просто нужен был диплом. А уже с дипломом я бы нашел какую-нибудь достойную работу.

– Кошмар! – возмутилась Катя. – И с этим человеком я хотела жить!

– Ага. Я рад, что ты одумалась. – сказал я туша сигарету в пепельнице.

Катерина принялась за ужин, и я включил новости, чтобы хоть немного ее отвлечь. С интересом прослушал про разгон демонстрации перед городским управлением Нижнего Новгорода. Не маленькую толпу удалось собрать организаторам. И хотя диктор говорил о нескольких сотнях демонстрантов, я реально своими глазами видел в репортаже небольшую армию, сжатую со всех сторон оцеплением и машинами милиции. «Несколько тысяч» было бы вернее сказать диктору, чтобы не позориться, выдавая заведомо ложную информацию. Выслушав привычное «произведены аресты нарушителей порядка» я, скривив усмешку, переключил на канал развлекательной астрономии. Поднялся с дивана и перешел в Катин кабинет. Вслед себе услышал ее недовольный голосок:

– Ты это мне для аппетита поставил? Я, как бы, это еще в школе проходила.

Улыбнувшись ее возмущению я упал в кресло перед терминалом и полез в Сеть с надеждой застать на институтском форуме кого-нибудь из своей группы. Жгучее желание «закосить» в понедельник заставило меня наплести знакомому легенду о приезжающих родственниках, которых просто некому встречать. Тот обещал передать «отмазку» куратору курса. Это конечно не слишком уважительная причина, но я не думал, что мне влетит или меня поставят на контроль. Все-таки я старший в группе. Да и за год за мной прогулов не числилось, и я надеялся, что все обойдется простой усмешкой куратора.

Крикнув Кате, что отпросился на понедельник, я дождался пока она с тарелкой в руках придет в кабинет и заявит:

– Вот и молодец. Поедешь со мной в лабораторию. Мне ты там как раз нужен, ну, как мужчина. Статистику бумажную перетащить из лаборатории в архив. А то накопилось – девать некуда.

– Ой, ты знаешь, в понедельник такие важные занятия! – воскликнул я, шутливо морща лоб. – Я, наверное, все-таки в институт пойду.

Облизав ложку, Катя замахнулась ей на меня, но не ударила и просто вышла из кабинета. Я, усмехаясь ее реакции, пополз дальше по ресурсам, выискивая альтернативные новости.

Я оказался прав. В Нижнем перед управой собралось по оценкам независимых корреспондентов не меньше трех тысяч человек. Лозунги такие привычные и банальные светились с фотографий. Вообще, фотографий было много. Я нашел даже ролики, которые можно было просмотреть и сохранить у себя на память. Усмехаясь тому, что за два года с моего последнего участия ничего не изменилось, я закачал себе пару роликов с кричащими названиями и, откинувшись в кресле, включил просмотр.

Ролики и, правда, были достойными. Парень с камерой, что снимал первый, оказался в самой гуще во время поступления приказа о задержании митингующих. Продолжая снимать, он уворачивался от вклинившихся в толпу групп захвата, что выдергивали людей и препровождали их в машины. Кольцо оцепления все сжималось, действия милиции становились все более жесткими. Дубинки так и взмывали над головами. Я смотрел без включенного звука, но вполне отчетливо по памяти представлял, какие крики сопровождали съемку.

Ролик внезапно кончился, и я поставил на просмотр следующий. Это оказалась запись одного из задержанных уже находившегося в салоне автобуса для перевозки ОМОНа. Уложенные милицией на пол, горе-протестующие даже не переговаривались между собой. Тот, кто снимал на мини камеру происходящее тоже лежал между кресел и от того ракурс получался несколько непривычным и неудобным для съемки. Но момент, где прямо в автобусе милиция избивает одного из задержанных ногами, явно с расчетом переломать ему ребра, меня заставил похолодеть, вспоминая, как меня самого при задержании казалось, желали изувечить. Вошедшая в кабинет Катя только нахмурилась и спросила с язвой:

– У тебя весеннее обострение? Что ты эту фигню смотришь? Ностальгия замучила? Я, не поворачиваясь к ней, хмыкнул и сказал:

– Нет, Катюш. Просто… Я, наверное, мог оказаться там. Среди этих …

– Или даже тем, кого там приводят в чувство ОМОНовцы… – сказала она с легкой насмешкой. Я кивнул и добавил:

– Я просто думаю, был ли там Вовка? Нехилая получилась акция. Он вряд ли такую пропустил бы.

– Нашел о чем думать. – хмуро сказала Катя. Она подошла к терминалу и, выключив монитор, посмотрела мне в глаза и сказала: – Сегодня пятница. Чего мы дома сидим? Поехали куда-нибудь. Я согласился, кивнул и пошел одеваться.

Выбравшись в центр, мы направились в ночной клуб, где моя «научная сотрудница» удивила даже меня, ее близко знавшего не первый месяц, когда по приглашению конферансье решила поучаствовать в ежевечернем шоу «Скажи правду». Простенькая игра была лишь разогревом публики перед выступлением артистов разговорного жанра. И если в «Скажи правду» приглашенный из зала посетитель старался с юмором и честно отвечать на вопросы ведущего, то артисты, следовавшие за ним, развивали те темы, которые затрагивал участник. Этакий экспромт, продолжающий предыдущее выступление. Я давно, еще с первого посещения понял, что ведущий просто направляет в нужное русло участника, чтобы следующий номер именно выглядел экспромтом. А уж, сколько его готовили перед выступлением артисты, оставалось как обычно загадкой.

– Здррррраствуйте девушка! – радушно раскрыл объятья ведущий, но Катя, заслонившись руками со смехом прошла в кресло, на котором посетители давали свои ответы. Сразу заработал огромный экран над сценой с изображением ее улыбающегося лица и пока пустующими окнами результатов полиграфа.

– Представьтесь, девушка, нашей публике! – попросил сияющий улыбкой ведущий и Катя кокетливо стрельнув в него глазками представилась, не забыв обольстительно улыбнуться. Я сам заулыбался, так как давно не видел ее в столь игривом состоянии. Куда делся только ученый, которого она изображала каждый день? Обычная молодая девчонка. На вид даже просто студентка какого-нибудь старшего курса.

Окошко полиграфа на огромном экране дернулся и высветило, что контрольное состояние засечено. Чтобы участвовать в этом шоу, надо было быть, действительно сильным человеком и не боятся выглядеть посмешищем. Я бы не решился, признавался я себе тогда. Но Катя, похоже, долго решалась поиграть и покрасоваться на сцене, блеснув умом и шутками.

– Ну, так значит вы у нас студентка? – спросил ведущий и Катя, справедливо обидевшись съязвила:

– Когда вашего шоу еще и в помине не было, я уже тему диссертации выбрала.

– Вы такая старая? – притворно изумился Ведущий. – Сколько же вы прошли терапий, что бы так очаровательно выглядеть?!

– Мне двадцать два! – похвасталась Катя и ответно уколола ведущего: – Просто кто на что учился. Вы вот наверняка вообще не доучились и теперь тут публику развлекаете.

Ведущий покачал головой и со смехом заявил той самой публике, руками указывая на Катю:

– Учись – не учись, все равно публику развлекать.

В зале была в основном молодежь, пришедшая пораньше, чтобы к довольно позднему стриптизу и танцам разогреться и перекусить. Сквозь вялый смех я расслышал, как кто-то крикнул, чтобы приступали к самим вопросам.

Ведущий повернулся к Кате и поинтересовался, готова ли она к ответам. Катя кивнула и положив руки на подлокотники приготовилась внимательно слушать. В общем, когда она отвечала на пошловато-каверзные вопросы, я пару раз замечал, как краснею за нее. Но народ был просто в диком восторге от ее ответов. Ведущий откровенно хохотал, когда она смущенно покраснела на вопросе, а не пришлось ли ей спать со своим преподавателем в институте, чтобы так быстро закончить. И хотя полиграф выдал ответ «нет», сам вид Катюхи был забавен до невозможности.

– Очень хотелось, но не успела! Двоечницы без очереди не пропустили! – скорчила она разочарованную рожицу, и даже я покачал с усмешкой головой, как убедительно это звучало.

Потом неожиданно для всех речи ведущего съехали к пограничным со здравым смыслом политическим вопросам. Я не понимал зачем туда порулил ведущий, но когда на сцену вышли два артиста и с ходу подхватили тему: политическое или сексуальное влечение испытывает руководство России к практически женскому коллективу соседней Европы, и что вообще видят в наших олигархах женщины – мужчин или диктаторов?

Катю долго благодарили за ее чувство юмора и за столь милое смущение после многих личных вопросов. И проводив со сцены, продолжили развивать тему политики. Получалось забавно. Я от души посмеялся, представив на минуту, как просили артисты, насколько быстро бы сбежали европейки из русского бедлама, угоди они в жены нашим руководителям. Катя жадно глотая через соломинку коктейль, только одними глазами смеялась представив, чтобы говорили наши правители своим женам не вернувшись с работы домой вовремя. «Извини дорогая, мы с Индийской президентшей искали консенсус…» или «Прости любимая, но ночью я тебе изменил с премьер министром. Мы долго искали с ней путь решения демографической проблемы, на своем опыте…»

Вообще это шоу хоть и не сильно меня растормошило, вдруг заставило серьезно задуматься, почему в восьми из десяти стран к власти пришли женщины, а руководители мужчины повально диктаторы, а не демократически выбранные главы. Катя с удовольствием досидела до танцев и стриптиза, и только тогда закапризничала, просясь, чтобы мы уже шли домой. Я разочарованно поднялся, украдкой посматривая на отличные фигурки обнаженных девушек на сцене и расплатившись карточкой через терминал, вмонтированный в столик, повел Катю к выходу.

Дома мы нисколько не уставшие конечно продолжили вечер под не плохое заказанное уже, не помню когда, да так и не распитое вино. Глубокой ночью куря прямо в постели, Катя призналась мне, что скоро ее переведут туда, куда она и хотела. Обратно на Дикое Поле, но уже в группу Полякова. Тот оценил идеи Кати и был готов попробовать поработать с ней, несмотря на не лестные рекомендации Павла. Я спросил, когда она уезжает. Катя туша окурок в деревянной пепельнице, что стояла на моей груди, честно сказала, что скорее всего в течении месяца.

С интересом, изучая непривычную тоску, что защемила мне грудь, я даже не знал, что ответить. Наконец собравшись, я спросил:

– Это поэтому ты хотела, чтобы я месяц у тебя прожил, а не на выходные только перебирался?

Она кивнула в темноте, и я невольно закурил следующую сигарету, хотя только недавно потушил окурок. Ну что тут еще скажешь?

– Я… Мне… – я терялся в словах не зная, как выразить мое сиюминутное возмущение и странную боль, в которую переросла тоска. Я действительно любил Катю. Могло казаться, что я достаточно холодно держусь с ней. Ей и самой могло такое в голову приходить. Но я искренне любил ее. Не смотря на ее выкрутасы. Не смотря на огромную разницу в текущем социальном статусе. Не смотря даже на ее иногда едкие слова, я ее обожал. И мне казалось ее поведение… предательством что ли. Я не нашел ничего лучшего чем спросить: – А потом?

– Что потом? – не понимая спросила Катя тихим голосом.

– Ну, мы поживем вместе месяц и ты уедешь. И на сколько? Она не сразу ответила. А когда ответила, то просто добила меня.

– Думаю на несколько лет. На два года точно. Это минимальный контракт в группе Полякова. Я, горько усмехнувшись, спросил:

– Два года. Я здесь учиться, а ты там зарабатывать свою нобелевку.

– При чем здесь нобелевка? – наморщила лобик Катя. – Это просто работа. Работа, для которой я училась. Работа, которой я уже посвятила столько лет. В понедельник будешь помогать мне сдавать материалы в архив, сам все увидишь. Это огромная работа. И я хочу ее закончить. Ты же поможешь мне? Или мне лучше попросить лаборантов?

Я, конечно, сказал что помогу. Как она подумала, что я откажусь? Она грустно улыбнулась и призналась:

– Я не хотела тебе это говорить сейчас. Я понимаю что с твоей стороны это выглядит… наверное неправильно.

Я с интересом смаковал это ее слово «неправильно». Да, черт возьми! Именно неправильно! Потому что это все не так должно было быть. Это должно было, если и закончится, то не так. А так… это обидно и неправильно.

– Но ведь у нас еще целый месяц впереди! – пыталась развеселить меня Катя. – Если не месяц, то три недели точно.

Я угрюмо кивал, ничего не говоря. Просто боялся голосом выдать ту горечь, что подкатила к горлу.

Конечно, я понимал, что ей нельзя отказываться от этой возможности. Что такой шанс, поработать с такими людьми, получить доступ к ТАКИМ деньгам выпадает раз в жизни. Я не хотел, чтобы мои сопли по поводу будущего расстраивали ее, такую почти счастливую грядущими перспективами. И я просто молчал, переваривая мысли о своих не радужных перспективах. Остаться одному да еще так… как-то все это казалось не просто неправильным, а даже, наверное, диковатым для меня.

Утром я, оставив ее отсыпаться после тяжелой недели, сам поехал к приятелю по группе поговорить за жизнь и, наверное, найти утешение. Приятель оправдал все мои надежды, вполне здравыми рассуждениями за бутылками водки. Я понимаю, что водка с утра это шок для большинства здравомыслящих людей, но я бы тогда и от самогона не отказался. Хоть приятель и был младше меня на тройку лет, он вполне толково убеждал меня, что мне наоборот стоит радоваться, что моя «наука», как он назвал Катю, сваливает из Москвы. Он раскрывал предомной красивые картины грядущих студенческих пьянок и шалостей. Я грустно кивал, подливая ему и себе, и думал что, наверное, он прав и что я зря так расстраиваюсь из-за не сложившихся, настоящих далекоидущих отношений. Я любил Катю. Мне было больно оттого, что она вот так покидает меня. Но когда я подумал, а готов ли я на ней жениться, то мне пришлось самому себе признаться, что брак для меня пугающь. И не брак с Катей, а просто такие вот серьезные отношения. А уж с Катей, чей соцстатус был значительно выше моего и просто вызывал во мне нездоровые мысли. И как она меня будет своим товарищам по работе представлять? Знакомьтесь это мой муж – студент. Ужас-то какой. Права она была. Сто раз права. В науке, как и в спорте, место сверхмолодым. Не обремененным ни стереотипами, ни классикой мышления, ни особым моральным стержнем, мешающим развитию науки. Я если продолжу идти тем же путем буду просто белой старой вороной.

Серьезно пьяный, плохо понимающий, как же мы так напились с приятелем, я добрался к себе домой и очень обрадовался, что родители где-то пропадали. Приняв таблетки для отрезвления и контрастный душ, я более-менее ожил, но жестоко потянуло в сон. Не противясь я добрался до кровати в своей комнате и, завернувшись в плед крепко уснул.

Сон шестой:

Мне было страшно. Невероятно страшно и страх этот и так до боли терзая грудь и сердце, еще вызывал рези в желудке отчего меня аж сгибало всего. Я скрюченными пальцами впился в сырой песок и с дрожью в суставах не мог ни шевельнуться, ни даже кажется вдохнуть.

Огромная волна выше всех домов на побережье все продолжала расти и наваливаться на пораженный криком паникующих людей берег. Кому-то еще хватало сил подняться и пытаться убежать через каменные ограды набережной, через живые изгороди и невысокие железные ограждения дорожек. Но я пораженный в самое нутро видом ужасной надвигающейся катастрофы не мог даже захрипеть, не то что повернуться и побежать. Когда со все нарастающим ревом волна была совсем близко оголив песчаное прибрежное дно, я подумал что у меня все-таки есть шанс спастись, если я наберу побольше воздуха в грудь и попытаюсь всплыть внутри этой ужасающей массы.

Мозг просто не соображал что высота волны не оставит никому попавшему в нее ни единого шанса. Он продолжал травить мой дух надеждой, отчего тело вдруг начало слушаться и я подскочил, встал задирая голову и расширенными от страха глазами рассмотрел гребень нависшего исполина.

Я даже приготовился сразу плыть, только волна навалится на меня. Но какого же было мое изумление, что стена воды словно бетонной плитой ударила меня в лицо и грудь, повалила на ставший тверже камня такой ласковый еще недавно песок и просто раздавила меня в нем. А потом подхватила и переломала меня пополам, свернула немыслимым калачом и растерла о каменную насыпь набережной. Я еще мог удивляться когда мое изувеченное и уже не чувствующее боли тело буквально разорвало от удара в воде об изогнувшийся и сорванный со своего места фонарный столб.

Смерть пришла, когда я уже ее не ждал и странно спокойно продолжал думать о произошедшем. Муть перед раскрытыми глазами стала темнеть и вскоре ничего кроме тьмы не окружало меня. А потом исчезла и тьма.

Проснувшись поздно вечером, я решил, что к Кате я больше ни ногой. Зачем себе душу травить? И так вся грудь от тоски раскалывается. Я не мазохист, чтобы мучения продлевать. И только обещание ей помочь в понедельник заставило меня ответить на ее звонок в воскресенье. Субботу и весь день воскресенья я откровенно игнорировал ее названивания, и даже маму попросил не звать меня к домашнему видеофону, если она надумает и на него позвонить. Но вечером в воскресенье я ответил на ее звонок и довольно бодро сказал:

– Прости, красавица, я реально был за городом. Срочно надо было помочь приятелю на даче. А телефон свой дома забыл. Ты ведь не обижаешься? Я помню про обещание. Завтра с утра я у тебя.

Катя, немного опешившая от моего искреннего и непонятно чем довольного голоса, сказала:

– Я сама за тобой заеду с утра. Или, может, ты ко мне на ночь приедешь? Я, усмехаясь, покачал головой, чтобы она видела у себя на экране, и сказал:

– Катюш, я практически никакой от усталости. Только час назад в квартиру вошел. Я просто к тебе не дойду.

– А я не ленивая. Я и заехать могу. – сказала она с надеждой.

– Я не в силах. Приедем к тебе, я, где сяду там и вырублюсь.

– Ну и что. – пожала плечами она. – Зато сразу от меня поедем с утра. Я помотал отрицательно головой и уже немного грустно добавил:

– Извини, Кать, я лучше дома…

Она первая положила трубку. Словно я ее чем-то обидел. Я не сильно раскаивался. Я даже с удивлением заметил, что этот разговор, где уже она хотела со мной встретиться, немного облегчил боль в груди от обиды и тоски.

Утром она заехала за мной, и мы двинулись к ней в институт. Я не совру, если скажу, что за всю поездку мы обменялись не более чем десятком слов. Я смотрел в окно, а она делала вид, что слишком внимательно рассматривает дорогу и машины впередиидущие.

На проходной меня ждал заранее заказанный пропуск, и мы не медля ни минуты, прошли в ее лабораторию и с помощью незнакомого парнишки, лаборанта, на практике отрабатывающего свой диплом, за час управились с перетаскивание опечатанных ящиков в архив на хранение. Закончив с физическими упражнениями, мы еще минут сорок ничего не делали, распивая горячий чай и куря прямо в лаборатории под вытяжкой над одним из странных приборов.

Между чаями и сигаретами я немного прояснил ситуацию с Катей у того же лаборанта. Ее Идеи действительно привлекли внимание Полякова. Но не только его. Оказывается эффект разности плотности пространств очень заинтересовал военных, которые раньше уповали только на переносы энергии ударной волны на расстояние. С Катей захотели поближе познакомиться кураторы из министерства оборонной промышленности и уже после знакомства личного, чуть ли не приказали институту перевести ее на практическую работу к Полякову, у которого закончилась его серия экспериментов, и они на Диком поле откровенно проедали бюджет. Катя, по словам лаборанта, буквально светилась счастьем после этого известия. Странно, что я пропустил этот момент. Пока я пытал лаборанта, сама Катя бегала по этажам, решая какие-то свои текущие проблемы. Она заглядывала изредка к нам, чтобы отпить чая или покурить с нами. После замечания о курении сделанного охранником прошедшим в лабораторию, мы перебрались в Катин огороженный от остального пространства лаборатории кабинет и там спокойно никого не боясь продолжили пить чай, курить и, в общем, так же проедать бюджет ничего не деланием. Катя освободилась ближе к обеду, и при нас позвонив администратору лабораторного комплекса, отпросилась на остаток дня решать проблемы с затянувшимся скандалом на транспортной станции, где перевозчики умудрились разбить при погрузке дорогостоящую аппаратуру.