Текст книги "Путешествие в будущее и обратно"
Автор книги: Вадим Белоцерковский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 56 страниц)
Я подробно привожу эти воспоминания Млинаржа еще и по той причине, что Кригель своим поведением и обликом удивительно напоминает мне Сахарова, которого ведь тоже все кому не лень обвиняли в том, что он не политик, «идеалист», а потом оказывалось, что его поведение было самым «политичным».
После того как Кригель отказался подписать соглашение, сотрудники КГБ увели его с собой, и Брежнев заявил, что Кригель останется в Москве! Но вся чехословацкая делегация, включая президента Свободу, не находившегося под арестом (он сам прилетел в Москву, чтобы выручить Дубчека с его товарищами), категорически отказалась улетать без Кригеля и пригрозила отозвать свои подписи под соглашением. Кремлевские гангстеры пытались давить, торговаться, но на сей раз безуспешно. В конце концов они отпустили Кригеля, привезли его прямо в аэропорт. В Чехословакии Кригель стал национальным героем.
Рассказывая о Кригеле, я ловлю себя на мысли, что среди деятелей Пражской весны не он один был похож на Сахарова. Взять того же Дубчека. Я много читал о нем, и чехи рассказывали, и часто видел его в кинохронике. Это был удивительно симпатичный человек. Он светился добротой, интеллигентностью, скромностью, открытостью. В нем ничего не было от сановного бюрократа. Такое же впечатление производили и многие другие знакомые мне деятели Пражской весны. Но потом я понял, что схожесть эта зиждилась на том, что все они были, как и Сахаров, по-настоящему интеллигентными, цивилизованными людьми – людьми света.
Сопротивление в Чехословакии продолжалось до апреля следующего, 1969 года и сломлено было прежде всего из-за того, что дрогнули и раскололись верхи. Под угрозой нового прямого вмешательства советских войск Дубчек был смещен с поста председателя КПЧ и заменен коллаборантом Гусаком.
При этом трагедия, как это часто случается в истории, сплелась с комедией. Я имею в виду то обстоятельство, что последним поводом для выдвижения ультиматума со стороны Кремля послужила бурная реакция в Чехословакии на поражение советской хоккейной команды в финале первенства мира в матче с командой ЧССР. На финальном матче чешские болельщики подняли плакат с надписью: «Русские, зовите свои танки!», а советские хоккеисты то и дело завязывали на льду драки. На другой день в Праге в честь победы чешской команды собрался гигантский митинг, на котором опрометчиво, на мой взгляд, выступил ближайший сподвижник Дубчека, председатель парламента Смрковский. Кремлевские патриоты были в бешенстве... Люди-то они были ко всему еще и мелкие.
Я считаю, что очень интересно посмотреть, как виделась изнутри причина подавления Пражской весны. Один из ее лидеров, Ота Шик, в беседе с венгерским журналистом-эмигрантом Джорджем Урбаном рассказывал:
«Имея перед собой пример венгерских событий 56-го года, нам было ясно, что мы должны с максимальной осторожностью, большим терпением и большой тактической ловкостью продвигаться вперед, чтобы избежать вмешательства Москвы».
«Когда я оглядываюсь теперь назад, – продолжает Шик, – на наши терпеливые приготовления, я вынужден повторить еще раз: мы попытались сделать лучшее и в создавшихся условиях не сделали ничего плохого, по крайней мере так думаю я. Но, к сожалению, в последней фазе (после января 68-го, при проведении реформ. – В. Б.) некоторые вещи заскользили у нас из рук. Одно обстоятельство мы все же не учли при продумывании наших реформ, которые мы так кропотливо подготавливали и шаг за шагом контролировали. В последней фазе возник новый элемент, который ускользнул от нашего внимания: некое самовозгорание всего нашего движения, охватившее в конце концов все население страны. Военная оккупация не заставила себя ждать».
– Отчего же произошло это самовозгорание?
Ота Шик отвечает: «Вразрез с бытующим мнением правительство Дубчека не было правительством, поддерживающим реформы, а было правительством компромиссов и промедлений. Оно состояло из двух групп: из «ортодоксов» и убежденных сторонников реформ. И людям в стране было очень трудно разобраться – против кого следует бороться, а кого следует поддерживать... Если одни из новых руководителей были вполне серьезно за реформы, то другие просто ставили палки в колеса реформаторскому движению. Они все саботировали. И это, естественно, вызывало раздражение в стране.
Повсюду, – рассказывает Шик, – образовывались группы с различными мнениями и интересами, пытавшиеся быстрее продвинуть вперед реформистское движение. Эти группы образовали, так сказать, свой момент силы, который уже никто не мог контролировать. С этого момента вопрос уже не стоял – быть или не быть русскому вторжению, а лишь – когда оно может состояться?»
Единственный шанс, по мнению Шика, мог дать скорейший созыв XIV партсъезда, намечавшегося вначале на апрель 68-го года.
«Избранные (на съезд) делегаты, – пояснял Шик, – были хорошими и опытными людьми, душой и телом преданными делу реформистского движения ... а до апреля русские еще не приняли никакого решения ... они все еще наблюдали, выжидали. Если бы нам удалось созвать наш съезд в апреле, мы выбрали бы на нем новое руководство, сумели бы укрепить нашу политику и взяли бы под свой контроль реформистское движение – и наши советские критики были бы вынуждены держать своих коней в узде... Разумеется, я не могу с полной уверенностью утверждать, что оккупация в этом случае была бы предотвращена, но убежден, что это дало бы нам хороший шанс... Однако нам не удалось убедить Дубчека созвать съезд до апреля. Разногласия между сталинистским и реформистским крыльями руководства вынудили Дубчека медлить... Когда же он наконец решился созвать партийный съезд в сентябре, оказалось слишком поздно. Советские руководители уже приняли решение оккупировать страну еще до партийного съезда».
«В течение 10 лет, – подытоживает Шик, – мы шаг за шагом шли по нашему пути без каких бы то ни было отступлений... Но когда дело дошло до того, чтобы убедить руководство в необходимости созыва съезда до апреля, мы потерпели неудачу, первую за 10 лет. И это фатальным образом обернулось поражением. Когда мы поняли, что партийный съезд не будет созван до сентября, нам стало ясно, что мы проиграли».
Я совершенно не согласен с Ота Шиком в том, что более осторожное продвижение реформ могло бы предотвратить советское вторжение. Решающим мотивом вторжения был страх распространения пражских реформ на всю Восточную Европу, а затем и на Россию. Кремлевские старцы не были настолько уж глупы, чтобы не понимать, чем грозит им и всей партийной бюрократии демократизация политической жизни и переход предприятий и учреждений в собственность трудовых коллективов.
Но картина, нарисованная Шиком, ценна для нас тем, что показывает, как готовились реформы и как общество было в них заинтересовано.
На мой взгляд, единственный шанс предотвращения вторжения могла бы дать лишь массовая поддержка Пражской весны в советской России. А ее-то не было и в помине. Конечно, в стране господствовал тоталитарный режим. Но не потому ли он продолжал господствовать, что общество было пассивным, а интеллигенция в массе своей – эгоистичной, замкнутой на личных проблемах и лакействующей перед властями? Только семь человек сочли своим долгом выйти на Красную площадь в знак протеста против вторжения. Их имена нельзя забывать: Павел Литвинов, Наталия Горбаневская, Константин Бабицкий, Лариса Богораз, Виктор Файнберг, Владимир Дремлюга, Вадим Делоне. Все они были арестованы и осуждены.
Но вернемся в Чехословакию. После апреля 1969 года началось вытеснение из страны активистов Пражской весны и сочувствовавших им граждан. Людей выгоняли из партии, с работы, их детей – из вузов. Говоря современным русским языком, шла зачистка страны от неблагонадежных. Из КПЧ было вычищено 300 тысяч человек. Сто пятьдесят тысяч сами вышли из партии. Пятьсот тысяч человек вынуждены были покинуть страну – почти вся интеллектуальная элита! Пятьсот тысяч для страны с 15-миллионным населением – это катастрофа, интеллектуальный геноцид.
Те активисты, которые остались в стране, были лишены права работать по специальности, а их дети – учиться в вузах. Профессора подметали улицы, Дубчек работал лесничим. При этом прошу заметить, что любой «зачищенный» легко мог вернуть себе прежнее положение, работу, стоило только ему так или иначе выразить солидарность с новой властью и осудить своих прежних товарищей и их дело. Подписать, например, письмо с осуждением Дубчека, как делали советские интеллектуалы, осуждая Сахарова.
Так что на вопрос, почему в Чехословакии не было своего Сахарова, можно ответить: потому что там было 500 тысяч сахаровых!
«Зачистка» Чехословакии дает ответ и на ехидно-идиотический вопрос наших либералов, почему же, мол, чехи не вернулись к «строительству синтезного социализма» после падения у них в 1989 году просоветского режима? Революционный актив в обществе не формируется по мановению волшебной палочки, он нарастает десятилетиями. И главное, молодежь в Чехословакии после 68-го года разуверилась в возможности что-то изменить в стране при господстве СССР, этого «жандарма Восточной Европы», и ушла в личную жизнь, часто в мелкую коммерцию, которая была предусмотрительно разрешена. И когда неожиданно пал тоталитаризм в России, некому было воссоздавать прежнее направление реформ. Возобладали сторонники капитализма из числа тех интеллектуалов, которые в прошедшие годы оставались в научной и литературной жизни, т. е. ладили с просоветским режимом. Эта интеллигенция, полагаю, не имела моральных и интеллектуальных ресурсов, чтобы возродить реформы Пражской весны. И значительная часть «красных директоров» оказала ей поддержку в капитализации страны и сегодня так же, как и в России, ходит в капиталистах.
Наконец, в капитализм чехословаки бросились еще и по той причине, чтобы поскорей слиться с Европой и найти у нее защиту от непредсказуемой России. Сегодня там Горби, а завтра? Великий и обоснованный страх перед Россией сидел и сидит в народах, побывавших под ее господством. Не забудем, что после 68-го года наша страна сумела еще много раз проявить свою империалистическую сущность: поддержка нападения Северного Вьетнама на Южный, подавление «Солидарности» в Польше, вторжение в Афганистан.
И еще. В оправдание чехословацких либералов надо сказать, что в силу известных отличий Чехословакии от России там существовала возможность воссоздания относительно нормального капитализма, не столь злокачественного, как в России. Если бы чехословаки увидели, что капитализм у них оборачивается катастрофой, вымиранием народа, они, я думаю, нашли бы силы остановить капиталистическую реформацию.
За 30 лет до вторжения советских войск в Чехословакию, в 1938 году, Марина Цветаева написала свои изумительные «Стихи к Чехии», которые с мистической точностью относятся и к событиям 1968 года, и к России. Вспомним эти стихи.
О мания! О мумия
Величия!
Сгоришь,
Германия!
Безумие,
Безумие
Творишь!..
...О слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О Чехия в слезах!
Испания в крови!
О черная гора,
Затмившая – весь свет!
Пора – пора – пора
Творцу вернуть билет.
И о чешском народе:
Его и пуля не берет
И песня не берет!
Так и стою, раскрывши рот:
– Народ! Какой народ!..
Бог! Если ты и сам – такой,
Народ моей любви
Не со святыми упокой —
С живыми – оживи!
Сколько бы я ни читал эти стихи, на глаза навертываются слезы и спазма сжимает горло.
И стихи эти в равной мере относятся к нападению российской «черной горы» на маленький (в 150 раз меньше!) и тоже замечательный своим свободолюбием чеченский народ, который Россия в прошлом уже дважды пыталась уничтожить. (При завоевании и при сталинской депортации). И к России также можно обратить предупреждение: «О мания! О мумия величия! Сгоришь, Россия, безумие творишь!».
В эмиграции я воочию убедился, «какой это народ» – чехи и словаки. (Для меня они представлялись одним народом, и я никогда не видел разницы между ними, как не замечал и какой-нибудь разобщенности.) В массе своей это, на мой взгляд (и не только мой), один из самых цивилизованных народов мира. В эмиграции я общался с людьми из разных стран и имел возможность сравнивать.
Среди эмигрантских землячеств Восточной Европы чехословацкое землячество выделялось отсутствием жестокой междоусобной борьбы и взаимной терпимостью, отличалось взаимопомощью, порой просто поразительной. К примеру, жил в Париже Павел Тигрид, видный деятель правой ориентации, редактор журнала «Свидетство», выехавший из Чехословакии еще в 1948 году после установления там просоветского режима, а в Риме жил Иржи Пеликан (или, как забавно говорят чехи, Ирка Пеликан), видный деятель левой части чехословацкого землячества, редактор журнала «Листы». (В Пражскую весну он был директором радио и телевидения ЧССР, сыгравших огромную роль в демократизации страны.) В русской эмиграции это были бы непримиримые, смертельные враги, а в чехословацкой – я узнаю, что когда Пеликан был занят участием в итальянской избирательной кампании (он был депутатом Ев-ропарламента от социалистической партии Италии!), то его «Листы» редактировал, готовил к печати Павел Тигрид! А ведь их разделяли не только политические позиции, разделяла личная судьба: Тигрид бежал из страны, когда молодой Пеликан в рядах компартии устанавливал в ней просоветский режим. От Пеликана, можно сказать, бежал! И вот в эмиграции они помогают друг другу, оставаясь каждый при своих взглядах!
О профессиональном уровне деятелей Пражской весны. Ота Шик, оказавшись в эмиграции, занял кафедру постоянного профессора экономики в одном из лучших университетов Швейцарии, в Сент-Галлене. Когда в США решался вопрос о политике детанта с Советским Союзом, американское правительство и Сенат пригласили для консультаций шестерых самых авторитетных в то время экономистов западного мира, и среди них – Ота Шика. Другой ведущий разработчик пражских реформ, Иржи Коста, возглавил кафедру экономики университета во Франкфурте-на-Майне, экономической столице Германии. Немецкие газеты писали тогда, что благодаря советскому вторжению в Чехословакию западный мир получил таких выдающихся экономистов, как Ота Шик и Иржи Коста.
Востребованы были на Западе и «гуманитарные» активисты. Искусствовед и философ Антонин Лим, которого называли «архитектором чехословацкого киночуда», преподавал в университете Нью-Йорка, а потом постоянно – в Сорбонне. Историк Михал Райман стал постоянным профессором «Свободного берлинского университета», юрист Зденек Млинарж профессорствовал одновременно в университетах Вены и Инсбрука. И ряд этот можно было бы еще долго продолжать. Существовала шутка: кинь палку в политэмигранта из Чехословакии, попадешь в профессора какого-нибудь западного университета.
Для меня лично чехословацкая эмиграция была спасительной пристанью. Там я встречал человеческое тепло, мягкую, ненавязчивую помощь, отсутствие зависти, соперничества, напряженного самолюбия. Чехи и словаки ввели меня в международное движение «Третий путь», в котором я смог познакомиться с «людьми из будущего» – представителями компаний и ассоциаций различного типа, принадлежащих их работникам. Чехословаки помогали мне издавать и мои книги. В частности, Иржи Пеликан, мой самый большой друг в эмиграции, написал предисловие к немецкому изданию «Самоуправления»[14]14
Russland vor der Wahl.(Россия перед выбором) Freiburg, Herder Verlag,1989.
[Закрыть], а рецензировал ее рукопись для издательства Зденек Млинарж.
Я не уверен, что смог бы выжить без поддержки чехословацкой эмиграции, находясь в атмосфере постоянной травли и ненависти в российской среде.
Чехословацкая эмиграция спасла меня и от впадения в мизантропию. Глядя на нее, я видел, что люди остаются людьми даже в эмиграции. Между прочим, изо всех русских политэмигрантов, увы, только я один сотрудничал с политэмигрантами чехословацкими.
Русская реакция. В 69-м году после прихода в Праге к власти Густава Гусака из Чехословакии вынужден был эмигрировать уже известный читателю радиожурналист Карел Ездинский. Он приехал в Мюнхен и поступил работать комментатором в чехословацкую редакцию «Свободной Европы». По иронии судьбы его день рождения приходился на 7 ноября, и в год приезда Ездинского в Мюнхен отмечать этот день собралась почти вся мюнхенская община политэмигрантов из ЧССР. Замечу, что чехи и словаки очень весело проводят свои вечеринки и любят на них петь, в том числе в порядке «швейкования» поют и советские песни, иногда изменяя их текст в сатирическом и хулиганском духе. Так вот, на дне рождения Ездинского – 7 ноября! – собравшиеся, конечно же, запели «Интернационал». И вскоре в Америку была отправлена депеша, подписанная группой русских эмигрантов, в основном работников «Свободы», членов НТС, в которой до сведения компетентных органов США доводилась информация о том, что скрытые коммунисты из Чехословакии во главе с прибывшим из Праги неким К. Ездинским, принятым в штат «Свободной Европы», праздновали день Октябрьской революции и пели «Интернационал».
Вы спросите, как реагировали на это американские «органы»? Никак, разумеется. Это к вопросу о том, чем отличается ЦРУ от КГБ!
Подведу итоги. Почему я считаю, что история России и всего человечества могла бы сложиться иначе, если бы реформы Пражской весны не были задавлены?
Да потому, что в Чехословакии мог быть создан и представлен миру строй, который был бы лишен тяжелых пороков капитализма и социализма (государственного, марксистского типа), но содержал бы их лучшие качества. И нетрудно предположить, что такой строй начал бы распространяться по Центральной Европе, в одной стране за другой. Даже несмотря на подавление Пражской весны в Польше в 1981 году была вновь предпринята попытка установить подобный строй. Захватил бы этот процесс и Балканы, Югославию, где реформы самоуправления застряли на полпути, так как проводились сверху партийной бюрократией. И в конце концов «зараза» могла бы перекинуться и в нашу многострадальную страну.
Повлияло бы развитие в социалистических странах синтезного (или конвергентного, по Сахарову) уклада и на западный мир. Интересно и характерно, что именно с конца 60-х годов на Западе начинают создаваться в большом количестве и в разнообразных видах предприятия и коммерческие учреждения с собственностью работников. Это и «исоповские» компании в США, которые затем появляются и в других западных странах, это и кооперативы нового социалистического типа (без внешних владельцев) и их ассоциации, такие, как испанская федерация «Мондрагон» – мини-государство будущего. Говорит это о том, что почва для подобного развития уже создается в мире, и утверждение кооперативного социализма в Центральной Европе в рамках целых государств, и уж тем более в России, подтолкнуло бы и остальной мир к ускорению процесса синтеза капитализма и социализма, что увеличило бы шансы на выживание человечества, на преодоление нависающих над ним смертельных угроз. Не забудем главного постулата Сахарова, который он не уставал повторять в течение всей своей жизни, что «конвергенция социализма и капитализма в конечном итоге единственная альтернатива гибели человечества».
Мы были недавно свидетелями волнений обнищавшего народа Аргентины. Пять президентов один за другим были свергнуты в течение месяца! А толку? Строй не изменился. У бунтующего народа не было конструктивной цели, не было понимания «что делать», кроме как свергать с президентского престола одного жирного жулика за другим. А какую потенциальную мощь демонстрирует антиглобалистское протестное движение! Но без конструктивной программы и это движение обречено на затухание.
Марксистский госсоциализм уже ни для кого не является путеводной звездой, но если бы сейчас кооперативный социализм развивался в странах Центральной Европы и в России, народ Аргентины знал бы что делать! И вместо расплывчатого антиглобалистского движения в мире возникли бы партии синтезного социализма. Развитие сектора трудовой собственности в западных странах не привлекает к себе достаточного внимания в мире, в том числе и из-за нежелания СМИ капиталистических стран пропагандировать этот сектор. И это развитие имеет предел: на его дороге стоят утесы транснациональных монополий, которые могут быть снесены только политической волей в случае победы в западных странах партий синтезного социализма, которых, однако, еще нет в природе.
Но почему я уверен, что синтезное развитие было бы успешным в Чехословакии и эта страна могла бы стать для всех притягательным примером?
Прежде всего, исходя из успешного развития «синтезных» ячеек на Западе. Основание для оптимизма дает даже опыт реформ в Югославии, который, несмотря на его половинчатость, был далеко не столь негативным, как это нам внушала советская пропаганда, а вслед за ней и антисоветская, «либеральная». Половинчатость югославского опыта, напомню, состояла в том, что там сохранялся авторитарный однопартийный режим, не было полных прав собственности у трудовых коллективов на средства и продукцию производства, не было и свободного рынка. И несмотря на все это качество и уровень жизни там после внедрения элементов самоуправления, поднялся заметно выше, чем в бедных капиталистических странах Европы, к числу которых ранее принадлежала и Югославия. Я имею в виду такие страны, как Греция, Португалия, Турция, а также Южная Италия, которая остается нищим регионом, в то время как Северная Италия принадлежит к числу самых развитых капиталистических регионов. И уж значительно выше был уровень, чем в странах государственного социализма.
Ну и главным основанием для уверенности в том, что реформы в Чехословакии были бы успешны, являются качества ее народа! Его высокая культура, демократичность, терпимость нравов, а также развитие науки и промышленности. До войны уровень промышленности в Чехии не уступал немецкому, и немцы ездили в Чехию, чтобы покупать там продукты и товары, которых не было в Германии или они были слишком дорогими. Учитывать надо и исторический опыт чехов и словаков, имевших в прошлом солидный стаж и демократии, и капитализма.
И когда берешь все эти обстоятельства и качества в совокупности, то приходишь к выводу, что Чехословакия представляла собой наилучшую лабораторию для того великого эксперимента, который начат был там в 1968 году, для прорыва в будущее.
Брежнев со товарищи, подавив Пражскую весну, а впоследствии и движение «Солидарность», затормозили (в лучшем случае) ход мировой истории и сделали максимум для того, чтобы синтезный, настоящий социализм нигде не мог бы взрасти (в масштабах государства) в обозримом будущем. Нынешние российские капитал-коммунисты и их интеллектуальная обслуга должны были бы воздвигнуть памятник Брежневу. Не будь его злополучной решимости, им, скорее всего, пришлось бы сегодня ходить в пенсионерах.
Р.S. Забегая вперед, скажу, что все, что я знал об упомянутых выше событиях и идеях, я подробно рассказывал в своих программах, работая на «Свободе», рассказывал и о развитии ячеек нового социализма на Западе. Теперь же, в «демократической» России, я напрочь лишен такой возможности. И правые СМИ, и так называемые левые слышать не хотят ни о каком синтезе капитализма и социализма. Правых отпугивает слово «социализм», левых – «капитализм». Словеса о самоуправлении у левых – очередная демагогия и профанация, они мечтают о возвращении к госсоциализму, застряли в старых советско-марксистских представлениях, ненавидят рынок и «буржуазную» демократию, в лучшем случае некоторые из них допускают лишь югославский вариант, так сказать управляемого самоуправления.
На «Свободе» мне тоже приходилось нелегко: эмигранты всех правых направлений (левых в русской эмиграции не было даже по самоидентификации!) негодовали по поводу моих передач и всячески пытались склонить американское начальство к тому, чтобы их запретить, но американцы не поддавались. Они не разделяли идейную направленность моих передач, однако терпели их во имя плюрализма.
Р.Р.S. Я часто говорил о «швейковском» юморе чехословаков, об их веселости. Недавно, перечитывая «Иосифа и его братьев» Томаса Манна, я обратил внимание на слова Иосифа перед встречей с братьями в Египте: «И внести в это нужно как можно больше праздничного озорства и веселья. Веселье, друг, и лукавая шутка – это самое лучшее из всего, что дал нам Бог, и самый лучший ответ на запутанные вопросы, задаваемые жизнью... Только в веселье человеческий дух может подняться над ними, чтобы душевно шутя над неразрешимым, вызвать улыбку, пожалуй, у самого Бога, у этой величавой неразрешимости».
Лукавая шутка – это и есть суть того, что я называю «швейкованием».
На конгрессах движения «Третий путь» (в Западной Германии) установилась традиция: каждой национальной группе проводить вечеринку, приглашая на нее всех участников конгресса. Я бывал на вечеринках немцев, французов, голландцев и других групп, но самые веселые и озорные вечеринки были у чехословаков, и собирали они самое большое количество гостей.
После освобождения Чехословакии от «освободителей», т. е. после падения там в 89-м году просоветского режима, я несколько раз бывал в Чехии, в Праге. Знакомые, милые лица на улицах, и среди них – новые лица: агрессивные девочки-проститутки, всяческие уличные умельцы, зарабатывающие себе гроши на прожитье, безработные, западная реклама, супермаркеты, рестораны – все как полагается, и – ощущение провинциальности, обочины, сумеречный свет на всем.
В 68-м году народ Чехословакии засиял звездой первой величины и мог стать героем мировой истории. Это не шутка – проложить путь в новую эру.
Но Россия погасила звезду Чехословакии, как позже и звезду Польши. И, видимо, точнее подходит для нашей страны не образ «черной горы», а образ «черной дыры», как называются массы сверхплотной материи в космосе, обладающие таким сильным гравитационным полем, что они притягивают, не выпускают, поглощают свет и потому представляются наблюдателям как черные дыры. Цветаева в 38-м году еще ничего не могла знать об этом феномене. Однако ее интуиция поэта, ее видение мира точно выделило главную функцию тогдашней, тоталитарной Германии: «О черная гора, затмившая весь свет!».
В заключение этой главы хочу предложить читателю сокращенный текст из доклада Ота Шика, сделанного им во Франкфурте-на-Майне в 1970 году перед эмигрантами-соотечественниками,[15]15
Текст доклада был напечатан в журнале «Грани»(Франкфурт на Майне.1972, №86)
[Закрыть] чтобы читатель мог получить представление об идеях и духе Пражской весны из первых рук.