Текст книги "Расколотые небеса (СИ)"

Автор книги: Томас Пир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– Андрей, стой… да постой же ты, – кричал ему вслед Борис. – Ты не должен, слышишь?.. постой, ты не должен!..

Торрек проигнорировал оклики наёмника и вышел из зала, хлопнув тяжёлой дверью.

– Твою мать! – сокрушался Борис. – И чего промолчали, языки проглотили? – рычал он на курсантов. Потом гаркнул на Берниса, схватил его за грудки и приподнял над столом:

– А ты, гений, доволен? Этого ты хотел? Этого добивался?

– Сир, при всём уважении, – прошипел в ответ граф, положив руку на рукоять клинка. – Но я прошу вас меня опустить.

– Вы с ума сошли? – вскинулся капитан. – Сейчас же опусти его на пол.

Борис скривился, но всё же поставил графа на ноги. Отошёл на два шага:

– Вот как, теперь-то вы заговорили, – кричал наёмник на капитана. – Ты хоть представляешь, что сейчас будет?

– Сир, – попытался Бернис вмешаться. – Я всё понимаю, но выбора нет…

– Ни хрена ты не понимаешь, – сорвался Борис. – Он нестабилен. Ему нельзя нервничать. Знаешь, что было, когда торрек потерял контроль над собой? Нет?.. а я расскажу. Он деревню едва не разнёс, не говоря о том, что сам чуть не погиб. Что будет после казни? Как он выдержит такой стресс?

– Я представляю, какое это испытание для торрека, но выхода нет. Я бы с радостью сменил его у плахи, но это его бремя.

– Если с ним что случится…

– И долго вы будете спорить? – дрогнувшим голоском отозвалась Тири.

На мгновение все застыли, уставились на девицу, а потом встрепенулись и поспешили к двери. Андрей уже скрылся в темноте коридора. Его нужно было догнать, нельзя было допустить, чтобы в такой миг он оставался один…

* * *

Выйдя во двор, я едва не споткнулся, застыл на месте, не в силах сделать и шаг. Голоса смолкли, тысячи лиц обернулись ко мне, тысячи глаз уставились на крыльцо. Мёртвая, потусторонняя тишина упала на площадь, будто в стылой могиле схоронила все звуки. Дышать стало трудно, сердце ускорило ритмы, а в горле першило, словно от жажды.

За толпой был помост. Там на скорую руку сколотили несколько балок, превращая их в виселицу. Десяток провинившихся стражников сидели на лошадях, их руки связали за спинами, а на шеи натянули удавки. Люди подготовились к встрече с торреком, желали услышать вердикт, да только на деле давно всё решили.

Долго я так стоял, долго не мог решиться ступить на брусчатку, но вот время пришло. Люди разошлись, образовался живой коридор. Ноги слушаться не хотели, подрагивали в коленях, едва не уронили меня на мостовую. Тело ослабло, руки тряслись, каждый шаг отдавался волненьем. Разум понемногу проваливался в омут безумия. Осознание казни меня сводило с ума. Да, я убивал – мне уже приходилось проливать кровь. Но то была страшная схватка. Не на жизнь – на смерть. Не я пришёл тогда в академию, не я угрожал смертью друзьям. Я там защищался. Имел на то право, а здесь…

А здесь всё не так. Здесь я осознанно надеваю капюшон палача. Кто мне дал на то право? Кем я себя возомнил? Пророком? Мессией? Жалкий трус, неспособный бросить вызов диким устоям – вот кто я. Люди жаждут смерти предателей, винить их в том глупо. Их мир жесток, малоразвит, им к зверствам не привыкать, но разве мне такое вершить?

Проходя сквозь толпу, я видел улыбки на лицах, восторг, предвкушение. Люди насмехались над смертниками, похлопывали в ладоши, некоторые даже подбадривали меня, выкрикивали пафосные возгласы о грядущем возмездии, о чести и справедливости. Как же тошно мне было на это смотреть, как мерзко шагать среди них и как страшно бросать взгляды за спины толпы. Туда, где застыли мои жертвы, туда, где до поры притаилась сама смерть. Сколько тревоги таили в себе глаза приговорённых. Сколько печали и обречённой тоски лучилось в их взорах. Сколько безнадёжной мольбы о пощаде и пустого раскаянья. Смотреть на них я не мог, остаток пути прошёл молча, вперив под ноги взор.

У эшафота я вздрогнул, остановился и обернулся к толпе. Глаза сами зацепились за Тири. Девица стояла на крыльце, у той самой двери, откуда я вышел. Глаза её блестели на солнце, ладошки закрывали половину лица. Больше всего на свете я боялся, что она не поймёт… что она меня не простит.

Там же стояли ребята. Курсанты опустили глаза, понурили головы, будто стыдились чего, будто боялись. На капитане не было лица. Бернис с Борисом продвигались ко мне. Наёмник остановился в десятке шагов, а граф подошёл к самому помосту.

Я медленно достал и поднял над головой меч. Люди ждали моего слова, хотели пламенной речи, но говорить я был не в силах. Клинок поймал отблески света, разбросал их по стенам, уже готов был обрушиться на верёвку, уже готов был излиться ликованьем толпы, но тут меня вдруг окликнул плачущий голос:

– С-сир… пощадите… прошу, сир… не губите… молю!..

Это был удар ниже пояса. Тот голос выбил почву у меня из-под ног. Клинок повис у груди, воздух потяжелел, стал душным и спёртым, голова закружилась.

«Я не смогу» – думал я, опуская клинок, – «это выше моих сил».

Дальше я застыл в ужасе, увидев нечто зловещее… такое, что взбудоражило меня не хуже старых кошмаров. Толпа прожигала помост бешенными взглядами. Люди меня ненавидели, ещё мгновенье назад восхищались, а теперь мечтали разорвать, напоить жадные сердца чужой болью. Толпа – страшная сила. Там больше не было людей, не было разумных существ – только скопище монстров. Неразумная биомасса, что поглотила интеллект всех своих звеньев, прожевала их разум. Необратимая стихия, что снесёт на пути все бастионы, разрушит преграды. Нет ничего страшнее толпы, что учуяла запах крови и не смогла насладиться её вкусом.

Взгляд Берниса говорил вместо слов. Выбора не было. Руки графа судорожно скользили по рукояти меча. Он был готов за меня умереть, сражаться сразу со всеми, защищая глупого пришельца от всех стражников разом. Я был очень благодарен графу за верность и не смел его подвести.

Клинок снова поднялся, снова блеснул и упал на верёвку, разрушая помост. Лошадей под приговорёнными тут же пришпорили. Скакуны рванули вперёд, оставляя седоков висеть на удавках.

Тела смертников били судороги. Протяжный хрип летел над двором. Глаза лезли наружу, лица припухли, краснели, синели… Несколько минут тянулся тот ужас, долгих несколько минут я стоял и смотрел за неспешной поступью смерти, пока последний каторжник не затих, подкатив глаза к небу.

Толпа взревела. Все были счастливы и только я не мог найти себе места. Глаза потяжелели, скупая слеза смочила красную щёку. Ещё неостывшие тела покачивались на верёвках, удавки поскрипывали, перетираясь о балки. В небе над крепостью собрались свинцовые тучи, готовые излиться штормом слёз и отчаяния. Я едва успел убраться со двора до наступления бури. Глаза в тот миг пылали силой и мощью, но душа была ранена, она кровоточила под гнётом вины и досады.

Глава 6

Борис лежал в кровати и пялился на каменный потолок. Было ещё темно. Утро не задалось, впрочем, как и вчерашнее. Всё чаще наёмника терзали тревожные мысли. Ещё недавно он был уверен, что ситуация под контролем, что торрек и юная свита в кармане, что ребятки сделают всё, как им скажут, но выходило иначе.

Иллюзии развеяла казнь. Борис думал, что парнишка не справится, напортачит. Шутка ли, убить столько людей… даже Борис – бездушный наёмник, закалённый в горниле войны, провернувший сотни кровавых операций, повидавший горы трупов и море грязи – всегда морщился, вспоминая свой первый раз. Что же говорить об Андрее – домашнем мальчике из благополучной семьи. Он удивил. Снова. Показал себя во всей красе.

После казни Андрей две седмицы ходил по крепости темнее тучи. Избегал всех, кроме Тири. В душевных делах девчонка оказалась настоящей находкой: не отходила от возлюбленного ни на шаг, сумела смягчить удар по его совести и помогла справиться с депрессией. Борис даже подумывал отправить молодых на недельку в посёлок, пока всё утрясётся, но не пришлось. Испытание воли торрека обошлось без новых приступов колдовского гнева.

Дистанция между наёмником и курсантами оставалась прежней. Борис из шкуры лез, чтобы сблизиться с парнями, но успехи выдались скромными. Ребятки всегда выслушивали мнение наёмника, иногда просили совета… но и только. Говорить о контроле тут не приходится. Сказочная карета, на которой Борис однажды въехал в новый, полный возможностей, мир постепенно превращалась в гнилую телегу. Того и глядишь – развалится прямо в дороге. А вместе с ней сгинут все надежды и планы.

За окном рассвело. Борис устал валяться без дела, поднялся и вышел на крыльцо. Серый двор понемногу оживал. Впереди стояли конюшни. Маленькие окошки мерцали, выбрасывая на площадь отблески факелов. Шустрый ветерок застрял в волосах, распушил короткие усы и бородку. Вместе с ветром подоспели запахи сухой травы и навоза. По телу пробежал холодок. По утрам уже было довольно прохладно – осень, считай, пришла на порог.

В следующий миг тренированный глаз уловил нечто странное. У входа в конюшню что-то промелькнуло, смутило тусклые предрассветные краски и тут же скрылось за дверью. С той стороны долетел встревоженный шорох – будто силком затащили кого. Дожидаться развязки наёмник не стал. Он должен был знать всё, что творится в крепости – от этого зависела безопасность пришельцев. Спустя три секунды Борис уже был на месте: огляделся, прислушался, шмыгнул внутрь и притаился в ближнем стойле. Его не заметили.

В проходе стояли трое стражников. Борис их не знал. Воины были так увлечены своим делом, что вряд ли заметили бы даже краала. Двое из них прижимали к балке юную девицу из общинников, а третий резво шарил у красотки под юбкой.

– Нет… нет… прошу вас!.. – умывалась слезами девчонка. – Не нужно, пожалуйста, отпустите…

– Ну что же ты, милая, – хмыкнул здоровяк в грязном платье. – Мы тебя не обидим, не бойся, ха-ха! – показывая чёрные зубы, промурлыкал он и облизал щёку девицы.

Другие ликующе захохотали и начали развязывать шнурки на груди у девчонки.

– Нет!.. нет!.. отпустите!.. отпустите меня, – забилась она, но сил вырваться девушке не хватало.

Борис уже собирался показаться и проучить жалких насильников. Такое непотребство могло вылиться большими проблемами. Общинники и стражи и так на ножах, доводить дело до серьёзного конфликта было нельзя, но вмешаться наёмник не успел. В конюшне показались новые гости.

– Отпусти её, Дурти, – строго проговорил Старг.

Паренёк стоял у двери, правая рука его лежала на рукояти кинжала, а в левой мерцал угасающий факел.

– Торрек не велит делать то, что вы удумали.

– Вот как? – хмыкнул здоровяк, поворачиваясь к мальцу. Другие тоже сделали шаг Старгу навстречу, а девчонка упала на корточки и суматошно зашнуровывала верёвки на платье.

– А мне плевать чего там велит твой торрек, – рыкнул здоровяк Дурти и сплюнул Старгу под ноги. – Что, повелителя себе подыскал? Думаешь, поможет тебе тот проклятый колдун?

– Чтобы справиться с такой падалью, мне не нужна помощь торрека, – пафосно ответил Старг и выхватил кинжал. Да только распорядиться им не успел. Трое бандитов схватили мальца, скрутили его возле стойла и начали избивать.

– Ну что, мало тебе? – приговаривал Дурти, снова занося руку, снова приколачивая кулаком Старгу в живот, потом в грудь, потом по лицу… по конюшне разлетелись глухие стоны.

– Тебе конец, жалкий служка, – рычали разбойники. – Ты нам ответишь… это ты привёл его в крепость… ты, мелочь поганая, виновен в наших бедах…

В следующий миг от двери послышались дикие вопли. В конюшню влетел Грони и набросился на обидчиков Старга. С того дня как мальцы точили Андреев клинок, Борис их видел всегда только вместе. У Грони отстоять друга тоже не вышло. Сил на троих не хватило и спустя несколько ударов сердца разбойники скрутили и второго защитника юных девиц.

– Ха, парни, вы только взгляните на этот улов, – хмыкнул Дурти и заехал Грони под глаз. Малец застонал, опрокинулся на пол. Око тут же припухло, быстро наливалось свинцовыми красками.

– Вам это даром не пройдёт, – застонал Грони.

– Пройдёт, храсов выкидыш, – растянулся в усмешке Дурти. – Ещё как пройдёт.

Словом, Борис увидел достаточно. Наёмник не собирался ждать, пока ублюдки прирежут мальцов и попортят девчонку. Борис больше не таился, раскрыл стойло и уверенно двинул к троице смутьянов. Те были так увлечены избиением Старга и Грони, что пропустили появление господина:

– Кхм… – Кашлянул наёмник за спиной Дурти. – Помочь?

Обернувшись на голос, разбойники так и застыли с открытыми ртами. Дурти побелел, тяжело задышал. Репутация у Бориса была достаточно зловещей, наёмник не даром слыл самым опасным колдуном в свите торрека.

– Сир… эм…

Вот и всё, что Борис услышал перед тем, как отправить разбойников к Кериту. Три молниеносных удара – три подкошенных тела завалились на пол. Борис бил сильно, после такого насильники не поднимутся. Двое, так уж точно. Дурти ещё может быть оклемается, но это будет чудо, да со здоровьем останутся проблемы до конца жизни. Другим на заметку.

– Как тебя зовут? – присел на корточки Борис перед испуганной девчонкой.

– Лори, сир, – прохныкала она, опуская глаза.

– Ты в порядке? Они ведь не успели тебя обидеть?

– Нет, сир, спасибо вам большое…

– Нет-нет-нет, – хмыкнул Борис. – Ты лучше ребят благодари. Вон какие рыцари пришли тебе на подмогу, – указал он на поднявшихся за спиной Старга и Грони. Первый гордо задрал подбородок, а второй засмущался, покраснел и отвёл глаза в сторону.

– Послушай, Лори… – Замялся вдруг Борис. – Я хочу попросить тебя об услуге, ты мне поможешь?

Девчонка смутилась, широко раскрыла глаза и взволнованно закивала.

– Не говори родителям о том, что стряслось, ладно? Мы наказали виновных и проследим, чтобы такого больше не случилось, но стычки и дрязги нам ни к чему… ты понимаешь меня?

– Да, сир, я понимаю, – пискнула Лори.

– Вот и умница, можешь идти. И ничего больше не бойся. Если кто посмеет тебя обидеть – тут же говори мне, договорились?

Лори закивала, споро поднялась на ноги, подхватила лукошко с куриными яйцами, что лежало в двух шагах и поспешила выйти на улицу. Борис остался в конюшне со Старгом и Грони:

– Значит недовольство среди воинов растёт? – хмыкнул Борис.

– Эм… – Замялся Старг. – Нет, сир. Ну… может быть самую малость.

– Точно, самую малость, сир, – подхватил Грони. – Всё дело в тренировках. Многие начали роптать. Людям очень тяжело, но это не бунт, вы не подумайте…

– Хорошо, спасибо, что стоите на страже воли торрека, – смягчил голос наёмник. – То, что вы здесь сделали – достойно награды, повелитель этого не забудет.

– Рады служить, сир, – засияли глаза Старга. Грони восторженно закивал.

– Ладно, знаете, что? – протянул Борис. – Приведите ко мне в покои жреца. Сейчас, до завтрака, я хочу с ним поговорить.

– Да, сир, – ответил Старг. – А с этими что? – кивнул он на мертвецов под ногами.

– Отнесите тела к лекарям, пусть торрек решает, как поступить. К Кериту им дорога закрыта. Воины всё же должны знать, за что были наказаны эти разбойники.

Дальше Борис скорчил равнодушную физиономию и вышел во двор. Забивать голову глупостями он пока не хотел. Наёмник любил решать проблемы поступательно, по мере их накопления: бунта пока нет, силу он уже показал, Старг и Грони явно разнесут новости по казармам, а там всё уладится. Что-нибудь придумает, за Борисом не заржавеет.

К тому же пришла пора разобраться с другим важным делом, которое Борис трижды откладывал в долгий ящик. Наёмнику всё не давала покоя особа жреца и его богатых хозяев. «Братство без имени» по слухам было очень влиятельным игроком, скрытным, продуманным. Так похоже на родную «Контору», что осталась на далёкой земле. Оставлять без внимания таких сильных и властных людей было глупо. Кто знает, как в будущем могут сложиться дела у торрека и тайных господ.

Борис вернулся в покои и присел у стола. Не прошло и десяти минут, как в дверь постучали:

– Входите, – бросил наёмник, удобнее усаживаясь на стуле.

Дверь скрипнула, отворилась. На пороге стоял Грони:

– Сир, мы привели жреца, – склонил голову парень.

– Хорошо, оставьте нас, – ответил Борис.

Ребята скрылись за дверью, а Гирис робко вошёл в покои наёмника. Выглядел жрец скверно: сильно исхудал за лето, растянутая кожа обвисла сморщенными лоскутами, дорогая красная туника потёрлась, выцвела, превратившись в лохмотья.

– Присаживайся, – кивнул Борис на стул перед жрецом. – Вина?

– Простите, сир, но мне нельзя пить вино, – не поднимая глаз, протянул Гирис. – Сир Игорь говорит, что в нём много калорий.

– Сир Иго… Кос, что ли? – хмыкнул Борис. – Скажи-ка, он сильно тебя истязает?

– Нет, сир, я заслужил, – зачастил Гирис. – Мой дух нужно очистить.

– Как к тебе относятся люди?

– Все очень добры ко мне, сир.

– Ты знаешь, зачем я послал за тобой?

– Нет, сир, – повёл плечами жрец.

– Я хочу знать всё о безымянных…

Гирис вздрогнул, поднял глаза, лицо его побледнело.

– Сир, это сборище богатых купцов, – чуть успокоив дыхание, начал жрец. – Они вершат судьбу севера. Я рассказал торреку всё, что знаю о них.

– Вот как? – удивился Борис. – Значит, сир Андрей с тобой уже говорил?

– Да, сир, и я ничего не утаил, всё выдал, как на духу.

– Кхм… – Задумался вдруг Борис. – Но я всё же настаиваю, чтобы ты повторил эту историю для меня.

– Да рассказывать особо и нечего. Я был всего лишь посредником, таким как я много знать не положено.

– Но хоть что-то ты знаешь? – не сдавался наёмник. – Говори всё.

– Да, сир, – склонил голову Гирис и начал рассказ. – Говорят, что братством заправляют четверо мастеров. Никто не знает их имён – потому орден так и зовётся. Мастера временами дают взаймы королям, герцогам и другим правителям севера, а потом берут за долги всё, что пожелают. Братству прислуживают целые армии наёмников, а ещё жрецы, разбойники и доносчики.

– За что тебе платили?

– За доносы, сир, за верные проповеди для крестьян, иногда я раздавал золото мастеров при дворе, подкупал мелких чинуш. Когда взятки дают люди вроде меня, вопросов задают редко.

– А как ты узнавал приказы мастеров?

– От посыльных, сир. У верных наёмников братства на плече ставят татуировку – синяя змейка, свёрнутая клубком. Вот такие посыльные приносили мне золото и передавали волю мастеров.

– И это всё? – удивился Борис. – Выходит, что если я нарисую себе змейку на плече, меня все будут принимать за посыльного от братства?

– Эм… нет, сир, – смутился Гирис. – Ещё посыльный должен знать слово-ключ. Каждые три-четыре лисана пароль сменяется новым, потому его знать могут только настоящие вестовые. Тайные знаки тоже приносят посыльные.

– Понятно, – задумчиво протянул Борис. – Ещё что-то расскажешь?

– Эм… нет, сир, – развёл руками жрец. – Больше о братстве мне сказать нечего.

– Тогда можешь идти…

Гирис обрадовался, резво поднялся, склонил голову и вышел из покоев Бориса. Тяжёлые шаги ещё шаркали в коридоре, а наёмник уже налил из кувшина вина и жадно припал к полной кружке. Ничего интересного жрец не принёс, примерно так Борис и представлял себе дела тайного братства. Но вот новости об интересе торрека наёмника всё же смутили. И ведь даже слова не обронил? Почему скрытничает? Не доверяет? Наёмник нахмурился и подошёл к узкому зарешёченному окошку. Ему нужно было хорошенько обдумать своё положение при торреке, ибо его нынешний статус никуда не годился.

* * *

Утро выдалось тёплым. Сулаф ещё только-только показалась над горизонтом, а сотники уже во всю надрывались на площади, спешно строили воинов, чтобы пока господа явятся из покоев, все были готовы. Так начинался каждый день для всего гарнизона. Скоро покажется торрек, всех осмотрит и поведёт за собой на зарядку. Хотя зарядка – это, конечно, сказано грубо. Тут больше подойдёт слово мука.

Каждое утро воины мотали шесть километров к реке, там быстро купались и семенили обратно. Бежали в броне, с мечами на поясах, арбалетами и щитами за спинами. И так пять лисанов подряд. Темп всегда задавали курсанты. Заставлять ребят не пришлось – выходили сами, никто не отлынивал. Для пришельцев такая нагрузка была смехотворной, а вот стражники поначалу сдавали. Я даже думал сбавить обороты, но Борис настоял, чтобы оставить всё как есть. Человек быстро привыкает к тяготам, главное кормить всех досыта, а там втянутся.

Втянулись. Хоть и не так быстро, как обещал наёмник, но всё же стражники набрали форму и утренние пробежки перестали быть чем-то убойным. Тут, кстати, здорово помогла старая армейская тактика – за проступки одного слабака страдали все воины разом. Такой подход оказался куда эффективнее всех наказаний. Попробуй отбиться от строя, когда из-за тебя тысяча уставших и злых мужиков должны ещё отжиматься, к примеру, пока не догонишь… сплочённость войска выходила невероятной, а большего нам было и не нужно.

После завтрака начинались настоящие тренировки. До самого обеда воины учились сражаться в строю. Мы с ребятами и Бернисом Моуртом долго совещались и главными построениями для бойцовых коробок определили греческую фалангу и стену щитов, как у викингов. Ещё решили внедрить новые орудия, такие как арбалеты и алебарды, потому ещё здорово гоняли воинов в шведских баталиях.

В фаланге воины строятся в плотные шеренги – плечом к плечу, так сказать. Главный удар приходится на первые ряды, которые вооружены лишь мечами. Задние прикрывают их длинными копьями и упирают в спины щиты, буквально удерживая передних. Потому-то фаланга очень прочная, развеять её сложно.

Стена щитов больше подходит для обороны. Воинам первых трёх шеренг нужно выставить щиты в стену, которая укроет всю коробку от стрел и мечей.

Баталия похожа на фалангу, но у неё есть преимущество против всадников. В средневековой Европе на полях сражений господствовала рыцарская кавалерия. Пехотинцы играли роль статистов, что должны были сгинуть под копытами скакунов. Так было до тех пор, пока пехота не отстояла свою честь и не показала рыцарям, где раки зимуют. В этом деле ей подсобило новое оружие, изменившее расстановку сил на полях сражений.

Алебарда – это тяжёлый топор на длинном древке, с острой пикой и загнутым крюком. Чудной штуковиной можно рубить, колоть и стаскивать всадников из седла. В баталии воины строятся в пять-шесть шеренг. Первые выставляют длинные пики, остальные вооружены алебардами. Пока копья удерживают основную массу врагов на острие, топоры безжалостно рубят всех неудачников, что смогли прорваться к шеренгам.

После завтрака воины выходят на тренировочную поляну, становятся уже сбитыми коробками и начинают манёвры:

– Коробка, выпад.

– Ггух! – разносится слитный выдох над полем, шеренги делают шаг и выставляют оружие, укрывшись за щитами.

– Шаг вперёд.

– Ггух, ггух!

– Выпад.

– Ггух!

И так часами, монотонно, на месте. Потом те же коробки строятся друг против друга и начинается бой. Люди неистово колотят соперников деревянным оружием. Победить хотят все. Строй, что ломается, считается проигравшим, а проигравших накажут. Пока победители будут отдыхать целый час, неудачники снова будут бегать, рыть окопы, таскать мраморные глыбы – словом, будут заняты делом.

После обеда люди немного отдыхают. Потом снова выходят на поле, а там всё по новой: построение, манёвры и бой. А с ними новые ссадины, новые вопли и штрафные круги проигравшим, потому выкладываются стражники на износ.

Вечером работают в тройках: машут мечами, копьями, алебардами… через день такие ученья чередуются со стрельбой из арбалетов и луков. После ужина ещё часик на отдых и последний аккорд перед сном – силовая тренировка. Тут стражники показывают всю свою удаль: таскают тяжести, метают глыбы, тянут канат, чтобы потратить последние силы для крепкого сна.

Стражники точно проклинают тот день, когда я появился в их жизни. До того никто и не думал их так нагружать. Но делать нечего. Крепости нужны воины, а не шайка бандитов. К нам в гости собралась орда и встречать её нужно по чести. Чтобы сгладить напряжение я всегда бегал в первых рядах. Ну а что? Плохо тебе, тяжело? Так посмотри – сам торрек делает то же, соберись и не ной.

Сказать по правде, были и другие причины для такого жёсткого распорядка. Стычки стражников и общинников с каждым днём становились острее. Камнем преткновения стали женщины. Оголодавшие каторжники порой проявляли к слабому полу излишние вольности. Конечно, их тоже можно было понять. Как сдержать в узде собственных демонов, когда под боком вдруг появились полторы сотни керрийский красавиц на любой вкус и возраст?

Пришлось поселить общину на заднем дворе. Воинам гарнизона строго запретили появляться в той части крепости, но этого оказалось недостаточно, так что напросились сами. После изматывающих тренировок прыти у ухажёров здорово поубавилось. К концу дня воины с трудом добирались до кроватей, а жалоб от женщин стало гораздо меньше.

Этим утром мы делали всё, как всегда. Люди высыпали во двор, там их построили, вывели за ворота, и мы дружно побежали к реке. Купаться больше не собирались. Стояла поздняя осень, вода настыла, под берегом даже лёд проступил, хотя было довольно ясно. Климат в лесу мне нравился, холодных ветров почти не бывало.

Если вначале лета к реке вела узкая тропка, то теперь она превратилась в просторный тракт. Несколько тысяч ног каждый день, в любую погоду, трамбовали дорогу, затоптав её почти до твёрдости камня. В этой части леса преобладали ели и сосны, усеянные птичьими гнёздами. Пичуги подбадривали бегунов, а трескучие шишки плясали под ногами в задорной чечётке. Перед пляжем вырастал Лысый холм. Ну… Лысым он тоже стал под нашими сапогами.

Первым на холм вскарабкался Борис. Наёмник вдруг остановился, поднял руку и припал к земле. Колонна стала. Приученные к опасностям Крильиса воины тут же окаменели и притихли.

Я аккуратно взобрался на холм и прилёг рядом с наёмником. Там уже были ребята и Бернис Моурт:

– Ты чего? – спросил я Бориса.

– Да вон, зверушку видишь на пляже? – указал он рукой на пологий песчаный склон.

Я проследил за его ладонью. Впереди был расчищенный пляж, укрытый песком и мелкой галькой. Деревья там давно повалили, чтобы у воинов был простор для купаний. Райское место на фоне жуткого леса. И вот на песке посреди пляжа я рассмотрел большое чёрное пятно. Сзади монстр был похож на гориллу. Огромные плечи и мускулистую спину крыла копна слежавшейся шерсти. Шеи не было, круглая голова вырастала из мускулов. Образина нас не заметила, сидела в луже крови и поедала разорванного в клочья оленя.

– Бернис, это что за обезьянка такая? – прошептал наёмник.

– Это богурт, сир, – выдохнул граф. – Очень опасная тварь, резвая. У богурта очень длинные лапы и огромная сила. Он слеп, как крот, но зато слышит и чует дальше других монстров.

– Резвая, говоришь? – уточнил я.

– Да, сир, с волохом не сравнить, конечно, но и богурт довольно шустрый. Вон, даже гельен не ушёл.

– Он твой, – сказал мне Борис на нашем языке. – Ты должен прикончить монстра.

– Что? – удивился я. – Сам?

– Ну да, – подтвердил наёмник. – Тебе ведь не привыкать монстров изводить, так что вперёд.

– Мне не жалко поделиться, – хмыкнул я в ответ. – Можешь на сей раз забрать всю славу себе, я буду не против.

– Могу и забрать, конечно, но всё равно тебе сражаться придётся.

– Это ещё почему?

– Да потому, что ты торрек. На тебя смотрят тысячи глаз. Люди понемногу от рук отбиваются, начинают роптать, жаловаться. Наши байки – это здорово, конечно, но силу показать им придётся. Ты, главное, красиво всё сделай, а там уже дело техники.

– Они знают мою силу, схватку с волохом видели все.

– Волоха мы убили все вместе, – возразил мне наёмник. – Это другое. Там быстро всё случилось, внезапно. А здесь можно по уму обставить. Для них… – Борис повернулся назад к воинам. – Ты сильный колдун. Покажи, что ты ещё и сильный воин, что тренировки нужны в первую очередь им самим, что и они однажды смогут как ты – главное работать, стараться и тогда даже монстры им будут по силам.

Я задумался. Борис дело говорил. Нужно было снова показать людям силу, чтобы не пришлось их усмирять. И лучшего повода могло и не найтись. Да и чего я боюсь, чем богурт страшнее краала или фурсы? В крайнем случае, меня было кому страховать.

– Чёрт бы вас всех побрал, – пробурчал я себе под нос. – Красиво – значит красиво.

Щит я отдал Бернису. Голова была холодна, все мысли улетучились, словно снежинки над костром. Я забрал у стражников два копья, поправил меч на спине, проверил на всякий случай кобуру с пистолетом и медленно двинул вниз по склону. Богурт меня не учуял, ветерок дул от него, шагал я тихо, потому, выйдя на пляж – даже смог осмотреться. Пока я спускался, воины перемахнули холм и выстроились большой блестящей коробкой. Стражники укрылись щитами и ощетинились клинками. Многие приготовили арбалеты. Впереди стояли ребята, нацелив на тварь автоматы.

«Пора» – подумалось мне. Тогда я воткнул оба копья в землю перед собой и окликнул монстра:

– Эй, уродец? Я здесь.

Богурт вскинулся и развернулся ко мне. Морда твари выглядела жутко. Круглая голова была лысой, приземистый лоб оканчивался широкими надбровными дугами, а на месте глаз была пустота. Посреди морды зияли продолговатые дырочки носа, а челюсть заполнили большие квадратные зубищи. Богурт возбуждённо задирал голову и принюхивался. Потом утробно взревел, забарабанил мощными лапами по груди. Во все стороны разлетелись фонтаны пенной слюны, измазав могучую грудь и накапав на песок под ногами у монстра.

Спустя миг богурт уже нёсся в атаку. Бернис был прав – очень резвая тварь. В считанные секунды чудище покрыло половину разделявшего нас расстояния. Я подхватил копьё, размахнулся и швырнул его в монстра. Тренировки проходили недаром, за прошедшие месяцы я многому научился. Представить анатомию монстра мне было сложно, потому выцеливать сердце и другие важные органы я не рискнул. Зато сложены твари Крильиса были так же, как все млекопитающие. У них были те же мышцы, сухожилия и связки. Копьё угодило на стыке тушки и правой ноги. Лезвие глубоко вгрызлось в плоть, разрушая сустав. Богурт взревел, покатился по песку, древко тут же сломалось. Повреждённая лапа отвисла бревном.

Спустя миг богурт снова поднялся, но резвости у него поубавилось. Тварь то и дело падала, ставая на повреждённую лапу, представляя собой хорошую, малоподвижную мишень. Я подхватил второе копьё и швырнул его в цель. Попал. На сей раз остриё прошлось по плечу. Богурт снова взревел. Тварь стала совсем неуклюжей, осколки копья рассыпались по песку, а слепая горилла всё пыталась ко мне подобраться то ползком, то прыгая на одной ноге.

Богурт внезапно подскочил и на одной ноге выпрыгнул так далеко, что чуть меня не достал. Я с трудом уклонился и едва не остался на песке, придавленный массивной тушей. Тогда-то я испугался, сердце забило в там-там, дыхание ускорилось. Я ударил наотмашь мечом. Клинок отсёк могучую лапу по локоть. Богурт упал. Действуя на голых рефлексах, я подрубил под коленом здоровую ногу. Тварь неистово каталась в песке, но подняться уже не могла. Чтобы угомонить монстра наверняка, я воткнул клинок в широкую спину – между дисками видневшегося под мускулами хребта. Двигаться чудище перестало.