Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"

Автор книги: Тильда Лоренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 47 страниц)

К тому же, воспоминания эти были для Ланца чем

то вроде проверки. Когда он понимал, что они все ещё затрагивают что

то в его душе, вновь накатывает желание зарыдать, а в сердце будто кто

то острую шпильку вгоняет, – становилось отчего

то очень легко на душе. Это свидетельствовало о том, что Дитрих сам еще жив и умеет чувствовать. Чувства не умерли вместе с Люси и не атрофировались. Они есть…

Дитрих как

то разговорился с Эшли о Кристине. Ему было интересно, чем живет женщина после смерти дочери. Паркер поведал о том, что мисс Вильямс всерьез озадачена вопросом усыновления. Собирается взять себе приемного ребенка взамен потерянной дочери. Сама рожать не намерена. Во всяком случае, такие слухи ходили по школе.

У Эшли сложились проблемы иного толка. Он разрывался между двух огней. У него, с одной стороны, была Керри, которую он считал своей девушкой. С другой стороны, рядом все время крутилась Эмили, не собиравшаяся мириться со своей отставкой. Она снова жила в одном городе с Эшли, ходила в ту же школу, где учился он, да и после уроков не давала ему прохода, практически насильно себя навязывала. Ланц наблюдал за этими игрищами с нескрываемым отвращением. Эмили в точности копировала поведение его бывшей девушки, а подобная тактика навязывания собственной персоны всегда Дитриха отталкивала. Он теперь с усмешкой думал о том, что когда

то считал Бланш симпатичной. С Эшли он поведение девушки не обсуждал, только мысленно сочувствовал. Сначала в нем кипела праведная ярость, стало обидно за сестру, когда же ситуация открылась для Дитриха с иной стороны, победу одержала мужская солидарность. Он случайно познакомился с Эмили. Когда Паркера не было дома, девушка решила свести знакомство с Дитрихом. Непреднамеренно. Просто заметила, как он копается в саду, сметая мусор с дорожек, обратилась с вопросом. Ланц ответил. В итоге они разговорились.

Девушка поведала о своем недавнем переезде. Рассказывала о том, что ей заново приходится адаптироваться к городу, в котором она провела много лет, но от которого так быстро отвыкла. Да и еще много ненужной информации на голову Ланца свалилось в тот день. Он все так же продолжал подметать дорожки и подстригать траву на газоне, а Эмили стояла, опершись на забор, прижимала сумку к груди и говорила о ерунде, время от времени задавая вопросы. Дитрих отвечал односложно, очень неинформативно. Эмили это явно было не по душе, отчего она обиженно надувала губы, но тут же проглатывала обиды и снова начинала трещать, как сорока о том, о сем.

Появление Паркера стало практически спасением для Ланца от неприятного соседства. Эмили почти мгновенно потеряла интерес к нему и принялась атаковать Эшли своими вопросами. Она не собиралась мириться с отказами Паркера, считала своим долгом попытать счастья ещё и ещё раз. Отказы не отпугивали и не давали поводов для размышлений. Девушка не понимала, что своим поведением только отталкивает Эшли от себя. Демонстрирует отсутствие у себя характера, унижается, едва ли в ногах у парня не ползает, а такое поведение не способно пробудить любовь в душе другого человека.

Эшли после общения с назойливой поклонницей чувствовал себя выжатым лимоном. Его уже начинало трясти от одного только упоминания имени Бланш. Паркер начинал медленно, но верно закипать. Своей назойливостью девушка уничтожала те теплые отношения, которые сложились между ними раньше, когда на горизонте еще не маячила Керри. Теперь теплота постепенно вытеснялась отвращением. Оно грозилось разрастись до катастрофических размеров со временем. Ведь уже сейчас все чаще Эшли ловил себя на мысли, что хочет послать девушку матом, при этом такое явление, как угрызения совести мучить его не будут. Это будет самая нормальная реакция на действия Эмили.

Видимо, только этого девушке и не хватало, ведь отказов, озвученных нормальными словами, она не понимала. Или старательно делала вид, что не понимает. Ведь на деле она была умной девочкой. Посетовать на отсутствие у Бланш ума Паркер не мог. Скорее, давала о себе знать непоколебимая уверенность в том, что мир обязан вращаться вокруг Эмили Бланш, если ей того хочется.

Совершенно ненормальная логика, основанная на эгоизме и самолюбии.

Эшли злился, Дитрих иногда над ним посмеивался, но в глубине души сочувствовал, вспоминая о существовании Гретхен, когда

то старательно отравлявшей ему жизнь. С ней он тоже учился в одном классе, как и Эшли с Эмили теперь. Наверняка, она так же пытается окружить со всех сторон показной заботой, отгоняет других поклонниц, а сама постоянно вешается ему на шею. Если бы она просто отталкивала надоедливых поклонниц, цены бы ей не было. А при таком раскладе она сама была ничуть не лучше тех же поклонниц. Могла похвастать лишь тем, что её допустили чуть ближе к телу, чем всех остальных. Что, в общем

то, выглядело со стороны довольно глупо. Паркер понимал, что вечно это продолжаться не может, пора указать девушке на дверь. Так, чтобы поняла, а не проигнорировала его намеки в очередной раз. Следовало как раз избавиться от намеков, сказав все открытым текстом.

Пока Паркер занимался проблемами своей личной жизни, Дитрих разбирался с проблемами Керри. Это немного отвлекало его от мыслей о Люси. Эти мысли посещали его с завидным постоянством, стоило только закрыть глаза, ложась в постель, как тут же всплывали под сомкнутыми веками воспоминания о том, что было всего пару

тройку месяцев назад. Не такой уж большой срок. Видимо, потому и были они настолько яркими, красочными. Каждое царапало по душе, оставляя в ней кровавый след. Дитрих и сам себя продолжал накручивать, будто нравилось ему ходить по острию, никак не получалось отпустить воспоминания вместе с погибшей девушкой. Возможно, пока ему и не нужно было отказываться от этих воспоминаний. Они оказались лучшим, что произошло в жизни Ланца за его семнадцатилетнюю жизнь. Странно, учитывая тот факт, что раньше он весьма скептически относился к такому явлению, как любовь. Отчаянно от нее отказывался, считая выдумкой, а потом неожиданно для самого себя влюбился.

Он не мог точно определить тот момент, когда это произошло. Да и не пытался этого делать. Сейчас это никакого значения не имело. Зачем размышлять о том, что было, стараясь подвергнуть все чувства исследованию, распластать их, как бабочку под микроскопом, едва ли не препарировать? Лучше просто сохранить в душе теплые воспоминания, иногда возвращаясь к ним, когда станет особенно грустно.

Иногда, в особо трудные моменты, когда на душе становилось невыносимо тяжело, Дитрих выбирался на каток. В одиночестве, конечно. Среди фигуристов знакомых у него не было, да и не нужны были ему собеседники. На каток он ходил не для того, чтобы развлекаться. Просто в подсознании его соединились две разбитые мечты: счастье с Люси и карьера фигуриста, о которой он когда

то грезил. Каток тоже стал кем

то вроде непосредственного участника в событиях его жизни. Сначала многочасовые тренировки, падения и победы, соперничество и дружба, ненависть и любовь… Все это у Дитриха было на льду. С Люси ведь и первое, и последнее свидание тоже проходили на льду. И коньки так же резали лед, и другие посетители ледового царства осторожно ступали по зеркальной глади, кто

то – уверенно, кто

то – едва

едва, делая неуверенные шаги. Тогда Ланц не обращал на них внимания, сейчас невольно подмечал способности всех и каждого. Почему

то все посетители катка замирали в немом восхищении, когда Дитрих выходил на лед, делал первые шаги, имитируя неуверенность, а потом творил такое, что им только и оставалось, что смотреть на его выступления с открытым ртом. Иногда к нему даже подъезжали другие посетители, интересовались, не занимается ли он профессионально фигурным катанием, и, получив отрицательный ответ, наперебой начинали советовать связать свою жизнь со спортом. Дитрих только смеялся в ответ. Он трезво оценивал свои способности, видел шероховатости в своей работе, да и особого желания возвращаться к данному занятию не было. Фигурное катание сейчас было чем

то вроде способа сбросить скопившееся напряжение, отдохнуть от повседневности. Преврати его в работу – вся радость исчезнет. Дитриху хотелось хоть в чем

то видеть способ отвлечься от житейской суеты.

После посещения катка Дитрих уже по привычке отправлялся на кладбище. Он подолгу стоял у могилы, разговаривал с Люси. И, хотя не получал ответа, на душе все равно становилось спокойнее. Ланц больше ни разу не заплакал на кладбище. Его слезы в день похорон стали последними. Раньше он осуждал людей, что не умеют держать эмоции при себе, лишь играют на публику, кликушествуя. Не хотелось однажды прийти к выводу, что сам превратился в подобный экземпляр. Да и без того было понятно: слезами горю не поможешь, все как было, так и останется. Люси никто не вернет, плакать бессмысленно.

В один из таких визитов он и столкнулся лицом к лицу с девушкой. Раньше Дитрих всегда оказывался у могилы Люси в одиночестве, даже как

то не задумывался, что однажды может встретиться там с кем

то из своих знакомых, или, что ещё хуже, с Кристиной.

Практически забыл об осторожности. Но в тот день не его застали врасплох. Наоборот Дитрих пришел позже и увидел девушку, положившую на могилу Люси букет цветов. Девушка была одета во все черное. Волосы она тоже красила в черный цвет, что не особо ей шло, как выяснилось, когда она обернулась, услышав шаги.

Лицо её показалось Дитриху смутно знакомым, но он не мог точно сказать, где и когда видел её. Может, и вовсе не видел, просто лицо было типическим, вот и показалось, что она ему знакома. Мало ли.

Аманда узнала Ланца сразу, как только обернулась. Она впервые решилась прийти на могилу одноклассницы. Грант и на похоронах у Лайтвуд не была. В тот же самый день в их семье тоже занимались похоронами. На похороны Эштона никто из одноклассников не пришел. Кто

то решил проводить в последний путь Люси, кто

то – Алика, а вот об Эштоне все позабыли. Странно, но Аманда была этому рада. Не хотелось ей предстать перед одноклассниками с заплаканным лицом и красными глазами. В тот день она выглядела не лучшим образом. Почти всю ночь провела без сна. Когда проснулась, поняла, что усталость её не покинула. Наоборот, она чувствует себя разбитой ещё больше, чем до того, как уснула. Эштона похоронили на том же самом кладбище, что и Люси, Грант краем глаза даже видела эту процессию, но не подошла тогда к одноклассникам. Да и не считала нужным это делать. С Люси они никогда особо не общались, закадычными подругами не были, да и так от силы парой слов перебросились. Аманда почти не знала свою одноклассницу, и это не казалось чем

то постыдным. В конце концов, какая разница, что происходит в жизни человека за пределами школы? Школа – это место, где получают образование, а не клуб по интересам, каковым его считают некоторые.

Пожалуй, чуть сильнее Аманда заинтересовалась личностью Люси в тот момент, когда по школе поползли слухи о личной жизни дочери директрисы. Казалось чем

то невероятным сообщение о том, что такая примерная девочка, как Люси Лайтвуд ушла из родительского дома и отправилась жить к своему любовнику. Отчего

то все в школе были уверены, что Люси покинула родные пенаты по собственному желанию. Лишь малое число людей знало, как дела обстояли, на самом деле. Аманда и её брат в этот круг избранных, посвященных в тайну, не входили, так что им было простительно вторжение в личную жизнь Люси и стремление узнать о произошедшем чуть больше. Впрочем, у Аманды интерес быстро угас. Она поняла, что это очередная грязная сплетня, когда в школе впервые заговорили о том, что Ланц подрался с кем

то из школьников, посмевших отозваться нелицеприятно о Люси. Аманда, знавшая о том, как разрастается система закулисных сплетен, сделала определенные выводы, вспомнив, что жизнь – это большая сцена. Здесь все развивается по тому же сценарию, только обсуждают не за достижения или провалы, а просто так. Чтобы быть в теме, не выделяться. Так и начинается травля. Иногда достаточно одного неосторожно брошенного слова, и вспыхнет пламя.

В тот день, когда случилась трагедия, Аманда как

то выпустила из вида все, что происходило рядом с ней. Ничего не видела, не слышала. На окружающих внимания не обращала. Её занимали только две мысли. Почему умер Эштон, и почему выжила она? Все, что кроме, осталось за гранью понимания и осознания.

Сейчас все воспоминания возвращались к ней с новой силой. Внезапно в голове вспыхнула мысль: она тогда видела Ланца. Пробегая по коридору, когда спешила на улицу, чтобы подышать воздухом и поскорее избавиться от ужасного запаха крови и гари в носу, она заметила его. Он тоже был в крови. В чужой крови. Тогда ещё она отметила его сумасшедший вид. Растрепанные волосы, окровавленные губы, руки, также перепачканные кровью, глаза, ставшие будто стеклянными. Потухшие, если говорить откровенно. Люси была на руках Ланца. Возможно, тогда она еще была жива. А, может, нет. Скорее всего, нет. Ведь, если была надежда спасти, не стал бы Ланц сидеть в ступоре, ожидая чуда. Он бы действовал. «Скорую», во всяком случае, мог вызвать.

Выходит, тогда уже шансов на спасение не было. Поэтому и выглядел Дитрих не лучшим образом.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ланц.

– Пришла проведать одноклассницу, – честно призналась Аманда.

Попутно отмечая, что собеседник относится к ней враждебно, потому и в голосе его проскальзывает настороженность, смешанная с агрессией.

Словно ждет подвоха от всех, кто встречается на его жизненном пути. Аманду это открытие не насторожило. Скорее удивило, потому как во многом было схоже с её собственным отношением к окружающим людям. Неудивительно, учитывая её богатый жизненный опыт, наполненный, отнюдь, не самыми приятными воспоминаниями.

– Ты училась вместе с Люси? – подозрительно переспросил Дитрих.

– Да.

– Странно. Совсем тебя не помню.

– Я всегда ношу с собой плащ

невидимку, – отозвалась Грант, прежде чем удалиться.

Направляясь к выходу, чувствовала на себе тяжелый, подозрительный взгляд, но, несмотря на желание обернуться, она так этого и не сделала.

О существовании Дитриха Аманда на время позабыла. Сразу после трагических событий он исчез из школы, будто его и не было. В параллельном классе появилась какая

то вертлявая девица, а вот Ланц в школе так и не показался. Поползли слухи, что директриса лично указала ему на выход. Не хотела видеть в школе человека, из

за которого погибла Люси. Как выяснилось позже, девушка закрыла Ланца собой, оттого и погибла. Аманда невольно проводила параллель со своей ситуацией. Эштон сделал то же самое, что и Люси. Стараясь спасти дорогого человека, пожертвовал своей жизнью.

Чего больше в этом поступке: благородства или безумия?

Грант часто задавалась этим вопросом, пытаясь понять, чем руководствовался её родственник в своем поступке. Хотела понять, что заставило Люси поступить аналогично? Выводы напрашивались сами собой. Просто такая сильная любовь. Ничего больше. Любовь, любовь и ещё раз любовь. Огромная, с головой поглощающая, когда своя жизнь становится менее важной, чем жизнь любимого человека.

А ещё Аманда понимала, что сама так не смогла бы. Наверное, никогда не любила настолько сильно, чтобы пожертвовать собой ради другого человека.

– Бессердечная сука, что поделать, – фыркнула она, подводя итог своим размышлениям.

Странно, но после той встречи на кладбище она стала относиться к Ланцу иначе. Не так, как раньше.

Он всегда казался ей отмороженным ублюдком, что не знает о существовании страданий, вообще с таким понятием, как чувства, не знаком, и знакомиться не собирается. Она смотрела на него в школе раньше, понимала, что он чем

то напоминает ей Алика. Во всяком случае, он не менее самоуверен. И, наверняка, так же стремится к победе любой ценой. Знала, что он конфликтует с Паркером. Правда, причины конфликта оставались для девушки неизвестными. Возможно, именно Люси. А, может, нечто иное.

Тогда у Грант были другие интересы и цели в жизни. Распространять сплетни по школе – совсем не её любимое дело. В тот момент девушка мечтала о мести, теперь понимала, что месть и смерть Алика от рук других людей облегчения ей не принесли. Все стало ещё хуже. Во всяком случае, на душе было тяжело.

Появление Ланца на кладбище стало для Аманды полной неожиданностью. Она думала, что он легко вычеркнул Люси из своей жизни, позабыл о событиях прошедших дней и сейчас живет в свое удовольствие. Выяснилось, что это не так. У девушки проснулось уважение к Ланцу. Она понимала, что ему от этого уважения никакой пользы нет, но все равно чувствовала, как Дитрих растет в её глазах.

Загадка прозвища доберман тоже решилась сама собой. Достаточно было один раз увидеть его вблизи и заглянуть в глаза. Казалось, что сейчас он сорвется с места и вцепится ей в глотку, если она скажет что

то, что придется ему не по душе. Задушит без особого труда, не прикладывая к этому усилий. Глаза… Его глаза были очень странными. Не цвет, разумеется, а именно их выражение. Словно с радужки можно эмоции считать.

Ничего хорошего глаза не обещали. В них была подозрительность. Будто человек, стоявший напротив, изначально враждебно настроен. Аманда невольно поежилась под взглядом Дитриха, хотя давно ничего подобного не испытывала. Редко встречались люди, способные вызвать в душе Грант сильные переживания, всколыхнуть эмоции.

Такие же чувства, как сейчас отражались на лице Ланца, когда он вступался за свою девушку в школе. Неудивительно, что его старались избегать, боясь увидеть проявление гнева. Судя по всему, это было страшное зрелище.

Ещё Аманда невольно подметила странность. Она была одной из тех, кто видел поцелуй Люси и Дитриха в коридоре. И тогда он выглядел иначе. Как будто два разных человека. Один – жестокий, холодный, равнодушный, закрытый от мира. Другой – нежный, заботливый, не чуждый ласковости, способный окружить любовью свою вторую половину. Быть может, в том была заслуга Люси? Именно она помогла снежному принцу оттаять? Вероятно, эта догадка оказалась правдивой.

Аманда недолго размышляла над отношениями Лайтвуд и Ланца. Добравшись до дома, она уже успела позабыть о встрече.

Второй раз они столкнулись там, где Аманда Дитриха точно не ожидала увидеть. На своем законном месте. Конечно, оно таковым не являлось, но Аманда искренне считала, что там она никогда не встретит никого из знакомых. Это было то самое место, где она отдыхала от окружающего мира.

Дитрих стоял на мосту и смотрел вниз, словно приноравливался спрыгнуть в воду. Аманда и сама нередко стояла в той же самой позе. Сейчас невольно вздрогнула, представив, что могло казаться Эштону со стороны, когда он заставал её здесь. Стала ясна причина его беспокойства. Выглядело довольно странно, будто человек, на самом деле, собирается покончить с жизнью.

Грант поняла, что сегодня ей явно не удастся постоять на своем любимом месте. Не хотелось мешать Ланцу, вторгаясь в его личное пространство. Во всяком случае, после того, как они пересеклись однажды. Аманда помнила тот взгляд. Осознавала, что еще один такой же взгляд вряд ли её порадует.

Пока она размышляла, время ушло. Дитрих почувствовал чужой взгляд, оторвался от созерцания водной глади, посмотрел туда, где стояла девушка. На самом деле, вычислил без труда её местоположение или же случайно угадал, можно было лишь предположить. Теперь Аманда не видела смысла убегать. Гордо вскинула голову и направилась туда, где стоял Ланц. Он даже малейшей заинтересованности в её личности не проявил. Посмотрел и вновь отвернулся. Аманду это совсем не задело. Она не относила себя к тем девушкам, что готовы драться за мужское внимание. С некоторых пор она равнодушно относилась к вниманию со стороны, иногда оно её угнетало. Хотелось стать невидимкой. Жаль, что плаща, способного сделать её незаметной для окружающих, в природе не существовало.

Аманда засунула руки в карманы кожаной куртки, сделала музыку в наушниках потише на случай, если Ланц все же соизволит с ней заговорить, и ускорила шаг. Зачем идет туда, сама точно определить не могла. Вот и встретились два одиночества, которым есть о чем поговорить? Вполне могло оказаться, что основная причина именно в этом и кроется. Ведь других причин обращаться к Ланцу у нее просто не было.

Дитрих не ожидал увидеть девушку ещё раз. Да и тогда её появление стало для него не самым приятным сюрпризом. От всех людей он ожидал подвоха, вспоминал, сколько грязи вылилось на них с Люси со стороны её и его одноклассников, так что теперь эта притворная забота казалась издевательством.

Ланц не был точно уверен в том, что Аманда тоже входила в число сплетников, но и особого доверия к ней не было.

Подойдя ближе, она ухватилась ладонями за ограду моста. Почему

то в присутствии Ланца Аманда вновь почувствовала себя неуверенно, будто её вот

вот толкнут в пропасть, а она даже сопротивления на первых порах не окажет. Полетит, как милая, и это будет казаться само собой разумеющимся поступком. Странное чувство. Неуверенность, смешанная с малой толикой страха и сомнений в правильности совершаемых поступков. Ведь она могла сделать то, чего не сделала. Развернуться и пойти домой, а не навязывать свою кандидатуру в качестве собеседника.

Тем более, Ланц не давал повода думать, что ему необходим собеседник. Скорее, наоборот старался показать свою независимость от окружающих, стремление отгородиться от окружающего мира. В его собственном мире не было места для посторонних людей. Аманда считалась посторонней, автоматически переходила в категорию потенциальных врагов.

– Ты снова не позаботилась о плаще

невидимке? – спросил Дитрих небрежным тоном, размахиваясь и бросая в воду очередной камень.

Его это незамысловатое занятие успокаивало.

– Отправила в химчистку. Запылился. Долгое время я его активно эксплуатировала, – отозвалась Аманда.

– Что заставило сейчас отказаться от его ношения? При желании можно сделать множество копий. Носить их, когда оригинал в химчистке.

– Быть может, просто надоело бежать от общества? Пусть оно убегает от меня в ужасе, а я буду идти вперед, не обращая ни на кого внимания.

– Занятная мечта.

– Почему ты думаешь, что это просто мечта?

– Потому что люди редко меняются. Примерив на себя один образ, они редко от него отказываются. Чаще боятся экспериментов. Останавливаются на проверенном варианте.

– Для меня это не проблема.

– Да?

– Да.

– Откуда такая уверенность?

– Одно время играла в театре. Знаю, на что способна.

– Иногда творческие личности еще закоплексованнее, чем люди, не имеющие никакого отношения к искусству.

– С чего ты взял?

– Одно время занимался фигурным катанием. Тоже своего рода творчество. Насмотрелся на многое.

– Танцы на льду?

– Нет, просто фигурное катание. Почему спрашиваешь?

– Мне кажется, что в танцах на льду нужно больше актерского мастерства, чем в обычном катании.

– Возможно, – пожал плечами Ланц. – Никогда об этом не задумывался.

Аманда усмехнулась, чем вызвала недоуменный взгляд в свою сторону.

– Извини, – хмыкнула она. – Просто слабо представляю тебя на льду.

– Почему?

– Не знаю. Просто довольно странно думать о тебе, как о фигуристе.

– Довольно странно думать о тебе, как об актрисе.

– Охотно верю, – согласилась девушка.

Невольно потянулась за сигаретами, потом вспомнила, что не курит. Во всяком случае, последние несколько недель она не притрагивалась к сигаретам ни разу, решив, что пользы от них никакой, а вреда предостаточно.

– И даже спорить со мной не станешь?

– Какой в этом смысл? Тот, кто видел мои выступления, знает, какая из меня актриса. Те, кому не довелось наблюдать, редко верят.

– Вот оно что.

– А ты?

– Я?

– Не станешь переубеждать меня в том, что ты прекрасен на льду, и я просто ничего в этой жизни не понимаю?

– Нет. Не стану.

– Почему?

– Не люблю тратить время на глупости.

– К глупостям относится разговор со мной?

Дитрих удивленно посмотрел на собеседницу. Её глаза сегодня были скрыты темными очками, так что увидеть её реакцию на свои слова Ланц не мог.

– Учти, я этого не говорил.

– Но подумал.

– Подумал, – согласился он.

Аманда снова засмеялась. Она оказалась довольно прозорливой. Понимала, что к чему.

– Тогда почему до сих пор обида не отразилась на твоем лице?

– Она и не отразится.

– Правда?

– О, да.

– А почему?

– Я знала, на что шла, так что с тебя никакого спроса нет. Интересно другое.

– И что же?

– Почему ты продолжаешь со мной разговаривать? Ты же считаешь, что этот разговор – глупость. Так зачем тратить время?

– Мало ли мы в жизни совершаем глупостей? – философски заметил Ланц. – Великое множество. Этот разговор не самое страшное, что может произойти в моей жизни.

– Верно, – заметила Аманда, доставая плеер и проматывая плей

лист на пару композиций назад.

Музыка у нее всегда была под настроение. А поскольку настроение почти всегда было мрачным, то и музыка оказалась ему под стать. Временами Аманда подумывала о необходимости перемен в жизни. Когда не стало Эштона, она потеряла часть себя. Из цельной личности превратилась в осколочную, неполноценную, как ей самой казалось. В голову закрадывались мысли, что для избавления от призраков прошлого нужны кардинальные перемены. Например, в очередной раз сменить цвет волос, но не на привычные рыжий или светлый. На что

то радикальное вроде зеленого или красного. Перестать слушать готику и начать прививать себе любовь к поп

музыке, а потом и одежду начать носить ярких цветов, забросив вещи черного цвета в дальний угол. Такие мысли вызывали у Аманды только улыбку. Она понимала, что долго в том образе не продержится. Слишком утомительно играть роль, неподходящую к душевному состоянию, все равно, что раздвоение личности устроить. Сейчас ближе всего ей было именно такое состояние, – мрачное одиночество.

– Как тебя зовут? – поинтересовался Дитрих.

Только сейчас он вспомнил, что не знает имени своей собеседницы. Она, скорее всего, его имя знала. Помнила ведь по школе. Не то, что он её.

– Аманда Грант, – ответила девушка. – Твое имя, впрочем, как и прозвище, мне знакомо.

– Прозвище? – хмыкнул Ланц.

– Доберман, – произнесла Аманда, отметив попутно отметив, как собеседник скрипнул зубами.

Ему эта кличка была не по душе.

Грант понимала почему. Она тоже не стала бы радоваться, назови её кто

нибудь из близких людей доберманом. О посторонних даже речи не шло, там бы она, не задумываясь, высказала в ответ все, что думает о них. Вряд ли эта речь стала бы образцом чистого, литературного языка.

– Тупое прозвище, – прошипел Дитрих, запуская в полет очередной камешек.

– Не хочу тебя обижать, но оно тебе подходит.

– Правда?

– Есть в тебе что

то такое, что невольно наводит на мысли о бойцовских собаках, – призналась Аманда. – Паркер очень наблюдателен, не могу этого отрицать. Ведь это Эшли дал тебе такое прозвище? Или я ошибаюсь.

– Он, – лаконично ответил Дитрих.

– Значит, я не ошиблась.

– Могу я задать тебе один вопрос?

– Можешь. И даже не один, – отозвалась Грант.

Пока в её планы завершение разговора не входило. Даже интересно было пообщаться с человеком, которого раньше считала заносчивым и в какой

то степени отталкивающим, но в реальности оказавшимся довольно общительным. Оказалось, что он честный, а не заносчивый. Иногда откровенность – хорошее качество. Иногда – не очень. К сожалению, мало кто в наше время может оценить данное качество личности. Аманда точно ценила, потому как и себя считала на удивление откровенным человеком. Если ей было неприятно общение с человеком, она не улыбалась в лицо, не пыталась изображать нежную дружбу, чтобы уже на следующий день полить своего собеседника грязью. Нет, такая тактика была ей чужда. Аманда предпочитала откровенные разговоры, а не кулуарные заговоры и отношения типа «девочки, дружим против кого

то».

– Хорошо, – протянул Ланц. – Обязательно воспользуюсь данным предложением. Но сейчас меня интересует всего один вопрос. Как ты оказалась на могиле Люси? Ведь вы не были подругами, я точно это знаю.

– Ты знал всех её подруг?

– Знал. Их было не так уж много. Одна, если говорить откровенно.

– Ты прав, мы не дружили. Даже не общались близко. Все наше общение заключалось в приветствии друг друга и прощаниях после уроков. Я и не думала, что однажды мне захочется отнести ей цветы, но тогда меня посетила эта идея. Я сделала то, что хотела. Вот и весь ответ на твой вопрос. Никакой загадки нет. К тому же, недалеко от Люси похоронен мой брат. Хотела проведать его, заглянула к однокласснице.

– Близнец? – спросил Дитрих неожиданно.

– Да, – кивнула Аманда.

Теперь все встало на свои места. Ланц понял, почему лицо девушки показалось ему смутно знакомым. В школе он видел парня, похожего на Аманду, только вот волосы у него были светлые, оттого черты лица казались не столь резкими, как у сестры. Но было видно, что она красит волосы, а от природы – блондинка. Сейчас волосы немного отросли, видны были светлые корни, так что и вопросы отпадали сами собой.

Дитрих вспомнил, что тот парень смотрел на них с Паркером как

то странно. То ли боялся их, то ли просто пытался продемонстрировать отчуждение и презрение, но факт оставался фактом: брат Аманды Ланцу на глаза попадался. А вот она почему

то прошла стороной, никак себя не обнаруживая.

Может, просто тогда не до нее было, вот Дитрих Аманду и не заметил.

– Ясно, – резюмировал Ланц.

– Его звали Эштон, – по неизвестным ей самой причинам Аманда решила немного пооткровенничать. – И он погиб в тот же день, что и Люси. Наверное, это и так понятно, учитывая все то, что я сказала раньше.

– Тоже закрыл тебя собой?

– Странно, но ты угадал.

– Ничего странного. Если бы у меня была сестра, я бы тоже попытался её спасти.

– А Люси?

– Что Люси?

– Её бы ты тоже попытался спасти?

– Глупый вопрос, – фыркнул Ланц недовольно. – Конечно, попытался бы. Вся проблема как раз во мне и заключается.

– Почему ты так считаешь?

– Если бы я не щелкал клювом, все могло сложиться иначе, и моя девушка осталась в живых. Но я, как всегда, пребывал в мире собственных мыслей…

Ланц замолчал на полуслове, тем самым давая понять, что тема не самая приятная. Лучше замолчать сейчас, не распространяясь о ней. Иначе финал разговора может оказаться непредсказуемым, и, вероятно, им обоим не понравится, испортив первоначально сложившееся впечатление окончательно и бесповоротно.

– Она могла спастись, позволив тебе умереть, – резонно заметила Аманда. – Разве нет? Вполне могла, но она этого не сделала, решив, что её жизнь стоит меньше твоей.

Дитрих посмотрел на девушку, прищурив глаза. Непонятно, чего в этом взгляде было больше: то ли осуждения, то ли ненависти. Но Аманда не собиралась изменять своим принципам. Она снова говорила правду. Единственную из всех возможных вариантов. Да, это звучало цинично, немного надменно, даже жестоко. Но кто сказал, что жизнь – это карамельная сказка, где каждый миг приносит только наслаждение? Совсем нет. Жизнь не похожа на сказку. Она – испытание на прочность.