Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 47 страниц)
то говорит, задает вопросы, отвечает, когда она интересуется о чем
то.
Но приходилось себя одергивать периодически, чтобы не сорваться. Потому что со стороны это смотрелось жалко. Грант понимала, что это не выход из ситуации. Она старалась занять мысли чем
то отвлеченным, не связанным с Дитрихом, и пока у нее не особо получалось.
– Что ж, начнем экскурсию? – лучезарно улыбнулась она, стараясь не смотреть Дитриху в глаза, чтобы вновь не потеряться в них.
– Начнем, – согласно кивнул Ланц.
– Итак, сейчас я покажу вам дом, в котором обитает семейство Грант, – нарочито серьезным тоном начала девушка. – Прошу, входите внутрь помещения.
Глава 23. Позови меня с собой.
Прогноз погоды обещал дождь во второй половине дня. Некоторое время Аманда сомневалась, потом все же положила в сумку зонтик, взяла ветровку на всякий случай. Подцепила ключи с тумбочки и направилась к выходу из дома.
Её не угнетала перспектива прокатиться на общественном транспорте, наоборот он лучше всего подходил для того, чтобы подумать о жизни, привести мысли в порядок, попутно наблюдая за тем, что происходит за окном. Аманде нравилось занимать место у окна. Даже, когда ехала с кем
то, не упускала возможности занять облюбованное место, и потом делать вид, что занята созерцанием. Эта привычка зародилась у нее давным
давно. Когда их класс выезжал на экскурсии, девушка садилась ближе к окну, закрывала уши наушниками, и на время выпадала из реальности. Никому не удавалось её разговорить, даже Эштону.
Сейчас Аманда ехала в одиночестве, попутчиков знакомых не было, да они и требовались. Девушка мысленно возвращалась к событиям прошлой недели. Встреча с Дитрихом, состоявшаяся на территории её дома, никак не желала уходить из памяти. Вроде цирк уехал, а клоунесса осталась. Давно пора сворачивать шатер, да возвращаться к реальной жизни, но Аманда продолжала пребывать в стране собственных грез, постоянно улыбалась, вспоминая тот день, хотя изначально не надеялась ни на что. В итоге, казалось бы, обреченное мероприятие обернулось одним из самых счастливых дней в её жизни.
Пройдясь по комнатам, они с Дитрихом вернулись в беседку, продолжив мирно переговариваться обо всем, что на тот момент их заботило. В большей степени, разговоры крутились вокруг личной жизни Ланца. Аманда не пыталась лезть к нему в душу со своими расспросами, но он, видимо, сам был настроен на диалог, а не на игру в одни ворота. Теперь Аманде многое стало понятно. В том числе и подозрительность Ланца ко многим женщинам. Причина её крылась в неудачном первом опыте отношений. Дитрих рассказал девушке о Гретхен. Ему нечего было скрывать. Не такая уж постыдная история. Конечно, сейчас Ланц вряд ли повторил бы опыт прошлых лет. Он стал чуть старше, мудрее. Тот поступок больше не вызывал у него восторга и триумфа, как в былые годы. Но тогда он был единственным, действенным методом, способным отвратить от Ланца Гретхен. У любого человека есть свой предел. Грубость, высказанную на словах, девушка успешно игнорировала, действия заставили её отказаться от борьбы. Способ оказался радикальным, но иные методы, увы, не действовали.
Аманда слушала все внимательно, запоминала. Жадно ловила каждое слово, стараясь не упустить крупицы бесценной информации.
После сама разоткровенничалась со своим собеседником.
Никогда не думала, что так легко откроет душу человеку, которого совсем не знает. Они ведь, несмотря на частые встречи, почти не знали друг друга. Не прошел еще тот период притирки, после которого становятся настоящими друзьями, и, как говорится, пуд соли вместе не съели. На первый взгляд, у них не было ничего общего, кроме сходного положения в жизненной позиции. Они оба намеренно отгораживались от общества, и не видели в этом поведении ничего зазорного. Обыденно, повседневно. Так, как должно быть. Тех, кто трясет на публике своим грязным бельем – достаточно. Ценно как раз умение удерживать свою личную жизнь в тайне, не привлекая внимания посторонних к своей персоне. Для Аманды это было ответственным шагом. Честно признаться, Аманде было страшно, в какой
то мере боязно откровенно говорить о своих проблемах, но Ланц оказался замечательным слушателем, не перебивал её, не пытался навязать свое мнение. Не осуждал, не поучал. Он принимал собеседницу такой, какая она есть, и при этом на лице его не было скучающего выражения. И жалость на лице тоже не отражалась. Грант была счастлива. Так же хорошо понимал её только Эштон.
Разница была в том, что Эштона она любила, как брата. А к Дитриху испытывала иные чувства. К Эштону более глубокие – родственные, а вот к Ланцу – припорошенные пыльцой страсти, нежности и любви. Она, на самом деле, испытывала к нему симпатию. Ни секунды в этом не сомневалась. А еще искренне прониклась идеей, что именно Ланц – её первая любовь. Та самая, ради которой хочется совершать поступки. Даже не так. Поступки с большой буквы, которые принято называть геройскими. Есть люди, глядя на которых хочется петь. Или писать картины. Сочинять оды в их честь. Сейчас таким человеком для Аманды был Дитрих. Она цеплялась за него, как утопающий за соломинку, она видела в нем свое спасение от одиночества, от просыпавшейся временами душевной боли, от тоски по единственному близкому человеку. Ланц появился в жизни девушки в тот момент, когда она находилась на грани отчаяния. Смог чем
то заинтересовать, зацепить, изменить её жизнь. В какую сторону? Она пока не знала. Не хотела об этом думать, но надеялась, что в лучшую.
С Дитрихом было легко и просто. Сейчас. Раньше он вел себя, как еж. Выпускал колючки, стоило только сказать нечто такое, что не приходилось ему по душе. Но и это Аманду не отталкивала. Она понимала, что реакции у него естественные. Это не напускное равнодушие или негативное отношение к окружающему миру, это самая адекватная реакция из всех возможных. Аманда и сама так поступила бы, окажись на месте Дитриха. Она без труда ставила себя на его место. Понимала, что он чувствует, какие эмоции его захватывают в тот или иной период жизни. Дитрих, возможно, проникся её проблемами. Это общение было нужно им обоим. Только Ланц не хотел продолжения, его не привлекала перспектива начала новых отношений. Дитрих не смирился окончательно с трагическим финалом своей прошлой истории, потому и новые варианты для него казались кощунством.
Аманда не настаивала. Она не имела на это права. Она была никем в его жизни, потому и диктовать какие
то условия – не в её компетенции.
В этот раз они прощались не так, как прежде. Не было недомолвок, на горизонте не маячил зарождающийся скандал, Аманда резких движений не делала, и на шею Дитриху не вешалась. Понимала, что предыдущие поступки превращали её в чужих глазах в жертву, которую нужно пожалеть. Жалость – последнее, чего она хотела от Дитриха. Оттого никаких попыток в очередной раз продемонстрировать себя на рынке невест, не было предпринято. Девушка просто проводила своего гостя до ворот, а потом стояла и долго смотрела ему вослед, провожала взглядом, вцепившись пальцами в кованую решетку. Костяшки на пальцах побелели от того, насколько она сильно вцепилась в ограждение. Поведение Ланца произвело на нее неизгладимое впечатление. Он не сделал ничего предосудительного. Но и обыкновенным поступком невозможно было это назвать. Роза, сломанная Амандой, так и продолжала лежать на столе, в беседке, до тех пор, пока Дитрих не взял её себе.
Этот жест ничего не значил, если бы не одно «но»… Если бы прощаясь, Ланц не вплел цветок Аманде в волосы, заметив, что ей идет. Девушка опешила. Тот Дитрих, которого она знала раньше, никогда не сделал бы ничего подобного. Тот Дитрих держал все свои эмоции под контролем, не позволяя себе лишних слов и движений. И это было правильно, закономерно. Грант привыкла к этому поведению, и новое стало для нее неожиданностью. Как на него реагировать? Ответа так и не последовало. Пока Аманда определялась со своими ощущениями, Дитрих уже успел покинуть её общество. Она осталась в одиночестве, наедине со своими мыслями.
Ей хотелось видеть его улыбку, слышать смех. Хотелось самой стать причиной его улыбок, их адресатом. Но пока это были лишь мечты.
Подхватив с сиденья сумку, девушка направилась к выходу. Вышла из автобуса, некоторое время осматривалась по сторонам. Она прекрасно помнила дорогу на кладбище, но уже привычка выработалась всегда смотреть, в какую сторону идти, даже если дорога выучена наизусть и сотни раз пройдена.
Цветы она выбрала самые непритязательные. Букет обычных белых ромашек, но в данный момент они казались самыми подходящими к ситуации. Нетрудно догадаться, куда направлялась Аманда. Сейчас она считала своим долгом навестить Люси. В последнее время она часто думала об этой девушке, временами жалела, что не общалась с Лайтвуд, пока была такая возможность. Иногда ловила себя на мысли, что это даже к лучшему. Будь они подругами, метания и терзания Аманды превысили бы все возможные лимиты. Она и сейчас чувствовала себя предательницей, в противном случае, все было бы еще печальнее.
Чем больше общалась Аманда с Дитрихом, тем чаще ловила себя на мысли, что она начинает понимать его лучше всего именно в те моменты, когда он говорит о Люси. Тогда он открывает себя настоящего, не такого, каким видят его все. Не такого, каким он хочет казаться в чужих глазах. Люси была для него едва ли не самым важным человеком, она помогала ему открыть в себе те качества, о которых он раньше не догадывался – способность чувствовать, переживать за другого человека, любить… Вот только неизвестным остается ответ на вопрос: что же важнее было в данной ситуации? Научиться обнажать свои чувства, или же обнаружить их? Разглядеть в Дитрихе то, что не смогли разглядеть другие? Каждый из них сделал свое дело, они были вместе, и как раз в тот период им удалось прекрасно дополнить друг друга. Они и должны были оставаться рядом, если бы судьба не приготовила им неприятный сюрприз.
Иногда Аманде в голову закрадывалась мысль, что это Люси столкнула её с Дитрихом. Символично, ведь именно на её могиле они и познакомились, а до того дня совершенно не замечали друг друга. Дитрих не обращал внимания на нее, она избегала его, опасаясь тех характеристик, что бродили по школе. Отрешенный взгляд, поджатые губы, дерзкое поведение, самолюбование в каждом жесте. Он вызывал отторжение у многих, да и Аманде казался пустышкой, очередной куклой в красивой обертке, у которой ничего нет за душой. Она пересмотрела свои взгляды, поняла, что первое впечатление не всегда бывает правдивым, иногда оно обманывает. Даже немного стыдилась своих прежних мыслей. В них было слишком много налета общественных стереотипов. Грант гордилась своим независимым мнением, но тогда ничем не отличалась от большинства.
Раньше девушка думала, что обязательно влюбится в человека с совершенной внешностью. Но это тоже оказалось стереотипом. Она видела изъяны во внешности Дитриха, но они не казались недостатками. Придавали парню шарма, определенное очарование, что недоступно идеальным людям. Тем, чья красота вязнет на зубах, как ириски. Не отлепишь. Все люди неидеальны, но кто
то старательно взращивает в себе комплексы, а кто
то превращает недостатки внешности в достоинства. И становятся едва ли не эталонами. Их превозносят, их считают стандартом красоты те, кто когда
то насмехался. Но над внешностью Дитриха никто не потешался, он с самого начала позиционировал себя так, что у окружающих и мысли не возникло – придраться к нему…
Аманда осторожно шла по дороге, словно боялась сбиться с пути. Она не была суеверным человеком, но все равно на кладбище чувствовала себя неуютно. Хотелось поскорее уйти оттуда, даже в светлое время суток. Грант вспомнила высказывание, услышанное когда
то в чужом разговоре: «бояться надо живых, а не мертвых». Да, чистейшая правда. О том, на что способны живые, она знала. Помнила до сих пор. И здесь не только случай с нападением на ум приходил. Сразу же вспоминалась перестрелка в школе, когда дети схватились за оружие. К горлу вновь подступила тошнота, девушка будто с головой нырнула в темную воду атмосферы того дня. Холодный воздух, запах крови, запах гари, крики, слезы… Она и сама готова была закричать, только бы избавиться от воспоминаний. Но кричать не стала. Обхватила себя руками, прибавила шаг, чтобы глупости в голову не лезли.
В этот раз у могилы Люси она вновь оказалась не одна. Только сейчас там был не Дитрих, а Кристина. Аманда заметила её издалека, но не стала отказываться от первоначального плана. Ей нужно было проведать одноклассницу, ей нужно было с ней поговорить. Разумеется, Люси не сможет ей ответить, но от этого разговора станет легче на душе. Аманде хотелось попросить прощения за то, что она делает сейчас. За то, что она собирается сделать в будущем. Не вытеснить Лайтвуд из сердца Дитриха окончательно, но хотя бы кусочек его себе получить. Совсем немного любви и тепла с его стороны.
То, что Аманда увидела, подойдя ближе, на время лишило её дара речи. Кристина схватила с могилы дочери букет, бросила его на дорожку, и протопталась по нежным листьям каблуками своих туфель. Потом подхватила изуродованные цветы и направилась в сторону свалки. Выбросив чужой букет, она вновь вернулась к могиле дочери, некоторое время простояла молча. Аманда, застывшая до этого на месте, решилась подойти ближе. Кристина резко обернулась, услышав чужие шаги.
Грант никогда не видела директрису такой. Жесткая, бескомпромиссная, властная. Сейчас эти качества личности без труда прочитывались у нее на лице.
Невольно под этим взглядом хотелось поежиться, а лучше развернуться и зашагать подальше от этой женщины. От этого взгляда. Интересно, сколько подобных взглядов было подарено Дитриху? Дитрих… Мысль о нем зажглась в голове, как спичка, ярко, мгновенно. Кристина, несомненно, подумала, что это он пришел, потому и взгляд у нее был убийственным. Когда женщина увидела Аманду, лицо у нее разгладилось, даже подобие улыбки появилось. Улыбка смотрелась еще хуже, чем злоба, отраженная мимикой. Она была насквозь фальшива, и Грант чувствовала безграничную фальшь со стороны директрисы.
– Здравствуйте, – решила быть вежливой Аманда.
– Здравствуйте, – кивнула ей мисс Вильямс.
Увидев её, Кристина успокоилась. Сначала, услышав шаги, подумала, что сейчас лицом к лицу толкнется с Ланцем, а его она, несмотря на приличный срок, прошедший со времен их последней встречи, все так же сильно ненавидела. Он был для нее, как кость в глотке.
Но вместо Дитриха перед ней стояла какая
то девушка. Кристина точно знала, что раньше ей доводилось видеть свою собеседницу. В школе. Так что вопросов, откуда та появилась, не возникло.
Проанализировав собственные мысли, мисс Вильямс поняла, что Ланц, увидев её, мог изменить маршрут, и не стал бы так близко приближаться, зная, какие последствия повлечет за собой его появление на могиле. Но он мог поступить и иначе. Наоборот подойти к Кристине. Для него не было секретом, как она к нему относится. Однако, её реакция Дитриха не пугала, ему нравилось выводить Кристину на открытое противостояние. Она это понимала, и он это понимал.
Кристина не часто приходила проведать дочь, но, тем не менее, почти в каждый свой визит находила на могиле цветы. Те, которые положила не она, другой человек. И кто этот человек, было ясно. Дитрих, продолжавший и сейчас играть роль влюбленного. Кристина не верила ему. Предпочитала оставаться при своем мнении. Он хочет довести её до белого каления, вывести из равновесия, пытается доказать, что она ошибалась.
Но она
то знает, что это все игра на публику, не более того. Такие, как он, не способны любить по
настоящему, это просто фарс, который начинает уже порядком утомлять.
– Зачем вы это сделали? – без предисловий поинтересовалась Аманда.
Вопрос не казался ей странным. Грант не пыталась ни в чем упрекнуть мисс Вильямс, просто интересовалась. Не каждый день ей доводилось сталкиваться с подобным поведением на кладбище. Откровенно говоря, она никогда прежде не видела ничего, хотя бы отдаленно похожего на поступок Кристины. Это было дико. В какой
то степени, неадекватно.
Конечно, сама мисс Вильямс ненавидела Дитриха, никогда этого не скрывала, но Люси
то… Люси его любила. Больше жизни. И в данном случае, столь громкое заявление не было пустым сотрясанием воздуха, скорее, это было отражение реальности. Его жизнь стоила для Люси больше, чем её собственная. Она погибла из
за него, но её мать так и не смогла понять чувств дочери, не смогла поставить себя на её место, не прониклась ситуацией. Смерть Ромео и Джульетты примирила два воинствующих клана, здесь смерть была напрасной, она ничего не изменила в отношениях двух семей, пожалуй, лишь усугубила конфликт.
Аманда невольно поежилась под чужим, испытывающим взглядом. Мисс Вильямс оказалась неприятным человеком, и у нее был очень тяжелый взгляд, который не каждый человек способен вынести на себе. Хотелось развернуться, убежать, как можно дальше, только бы не находиться на одной территории с этой женщиной. Но Аманда решила быть сильной, потому оставалась на месте, сжимая в руках стебли ромашек так, словно собиралась вот
вот переломать их. Руки в кулаки, сжать зубы, не показывать врагу свой страх – установка, которая должна была пробудить в Аманде уверенность. Девушке физически было плохо находиться рядом с Кристиной, и это при том, что они почти не были знакомы, никакого влияния друг на друга не оказывали. Каково быть дочерью этой женщины? Аманде было противно об этом думать. Желание властвовать, подчинить, раздавить всех неугодных ей людей – эти акценты без слов угадывались в каждой фразе и жесте Кристины. Рядом с ней было неуютно, она отталкивала от себя, хотя изначально хотела казаться милой.
– Что именно?
– Зачем вы поступили так с цветами?
– Их принесла ты? – спросила Кристина.
В голосе у нее появились нотки металла, взгляд метнулся к букету в руках Аманды. Вполне могло случиться, что и предыдущий букет принесла эта девушка. Тогда ясно, что заставило её интересоваться судьбой цветов.
– Нет, – отрицательно покачала головой Аманда.
– Тогда тебя и не должны волновать причины моих поступков.
– Вы его ненавидите. Это все знают, – неизвестно, по какой причине произнесла Грант.
Она понимала, что своими словами ничего не добьется. Разве что разозлит директрису, высказав мнение, что противоречит её взглядам на жизнь. Аманду не волновало чужое мнение. Во всяком случае, не сейчас. Мнение этого человека она склонна была ставить под сомнение, не видела в нем ценности.
– Кого? – усмехнулась Кристина.
– Вы сами знаете.
– А, может, не знаю.
– Догадаетесь. Это не так сложно, – отпарировала Аманда.
Следовало прикусить язык, не лезть вперед, обостряя конфликт, но она не могла удержаться от ехидства. Ей было обидно, а моментами даже больно от осознания, что есть в мире такие люди, что не способны принимать чувства других во внимание.
– Девочка, ты говоришь загадками, – насмешливо выдала мисс Вильямс. – Я не экстрасенс, чужие мысли на расстоянии считывать не умею, так что тебя не понимаю.
– Отгораживаться от всех, кто с вами не согласен – легче всего. А попытаться принять чужую точку зрения – непосильная задача, да, мисс Вильямс? – хмыкнула Аманда. – Вы выбрали отличную тактику защиты, но только она хороша для глупых малолеток, не умеющих отстаивать свое мнение в споре. Сказать, что только вы правы, а другие люди глупы, – какая же заманчивая это перспектива. Но вы не учли одного, все мы разные. То, что кажется умным для вас, в глазах окружающих выступает, как идиотизм в высшей степени. Вы совсем незрелая личность. Даже личностью вас назвать сложно, потому что у вас нет качеств, присущих тем, кто носит это гордое звание.
– Очередная малолетка решила поучить меня жизни, – тяжело вздохнула Кристина, складывая руки на груди. – Думаешь, что скажешь мне что
то новое?
– А смысл говорить дураку, что он дурак, в сто первый раз, если в предыдущие сто раз он проигнорировал это высказывание? – Аманда тоже тяжело вздохнула, почти в точности скопировав интонации Кристины.
Мисс Вильямс почувствовала себя так, будто на голову ей вылили ведро с жидкими помоями.
– Ты не слишком многое себе позволяешь, деточка?
– Не вам называть меня деточкой, – фыркнула Аманда. – Человек, для которого нет ничего святого, не в праве – упрекать других в чем
то.
– Кто сказал, что для меня нет ничего святого?
– Я видела своими глазами. Вы забрали цветы с могилы, вы их растоптали. Вам не кажется, что это не самый благородный поступок? Они вам чем
то мешали? Что в тех цветах было плохого? Только то, что их он принес?
– Не суй нос не в свои дела, – угрожающе прошипела мисс Вильямс, понимая, что наглая девчонка входит в лагерь защитников Ланца.
Кристина давно опасалась чего
то подобного, ей казалось, что война с Дитрихом так просто не закончится. У него обязательно появятся сторонники, что будут отстаивать его правоту, действуя ей на нервы. И вот сейчас перед ней стояла одна из активисток движения за права униженных и оскорбленных. Она гневно сверкала очами, словно вот
вот кинется на Кристину с кулаками. Вообще
то девушка казалась довольно хрупкой, но не покидало ощущение, что вместе с тем она сильная. Высокая, худощавая, но стоит только разозлить, не раздумывая, в драку кинется, отстаивая свои интересы кулаками.
– Ошибаетесь. Это мои дела.
– Неужели?
– Да.
– Даже догадываюсь, по какой причине.
– Причина – дело десятое. И к вам никакого отношения не имеет.
– Тоже имела неосторожность влюбиться в это недоразумение, как и моя дочь?
– Кажется, я сказала, что причины моего поведения вас никоим образом волновать не должны, – уверенно произнесла Аманда. – Если не сказала этого раньше, то сейчас я точно произнесла эти слова. Думаю, вы их услышали.
– Точно влюбилась, – несколько издевательски протянула Кристина.
Ей нравилось, когда собеседники злились или же просто чувствовали себя неуютно рядом с ней. На время Аманду это заявление, действительно, зацепило, но она быстро взяла себя в руки, приказала себе успокоиться. Какая разница этой особе до того, что происходит в личной жизни самой Аманды? Слава Богу, они не родственницы, Кристина ей не мать, так что палки в колеса ставить не решится. Если решится, то горько об этом пожалеет.
– Не ваше дело, – лаконично отозвалась Грант. – Если хотите знать правду, то Дитрих Ланц мой близкий друг, и я не намерена скрывать этот факт. То, что вы его ненавидите – не показатель его качеств. Вы считаете ничтожеством его, я более чем прохладно, отношусь к вам.
– Я не хочу, чтобы цветы, принесенные им, лежали здесь.
– Он не вам их приносит.
– Но Люси моя дочь.
– И что с того?
– Я лучше знаю, что ей нужно.
– А ей сейчас уже ничего не нужно, – произнесла Аманда спокойным тоном, стараясь контролировать вспышки гнева, возникавшие, когда рядом находилась Кристина.
Теперь Грант прекрасно понимала Дитриха. Он рассказывал ей о том, что мисс Вильямс невыносимая особа, но Аманда была склонна ставить это заявление под сомнение. Часто бывает, что люди, между которыми идет противостояние, отзываются друг о друге в отрицательном ключе, пытаются очернить противника нарочно, себя же выставить едва ли не ангелами во плоти. Но тут ситуация обстояла иначе. Аманде даже не пришлось представлять себя на месте Ланца. Достаточно было пару минут пообщаться с Кристиной, чтобы и в её душе зародилось отторжение к данной женщине.
– Вот, ты и сама это понимаешь, – произнесла директриса. – Ей все равно, а мне не хочется видеть их здесь. Они мне неприятны, как и отвратителен человек, который приносит эти цветы. Будто они способны вернуть Люси к жизни.
– Не способны, разумеется. Но и не стоит делать того, что вы сделали. Дитрих приносит цветы не для того, чтобы позлить вас, у него на то иные причины.
– Какие же?
– Он любил Люси. И любит её до сих пор. У него нет иного способа выразить ей свои чувства…
– О, да, – скептически заметила женщина. – Именно эти веники ей сейчас нужнее всего.
– Люси любила Ланца. Разумеется, ей и сейчас приятно это внимание.
– Ты веришь в загробную жизнь?
– А вы – нет?
– Нет.
– Что ж, тогда вы вряд ли что
то поймете.
– Естественно. Я ничего не пойму, – ядовито выдала Кристина. – Теперь ведь любовь измеряется количеством цветов. Если бы он, действительно, любил мою дочь, он оставил бы её в покое.
– Да, выставив на улицу, – не удержалась от колкости Аманда.
Узнав о том, как все обстояло на деле, она долго не могла прийти в себя от осознания того, что родная мать выставила ребенка на улицу. Поставила на нем крест только потому, что единственное чадо имело наглость влюбиться в человека, неугодного родителям. Прекрасный пример любви и заботы. Самый лучший пример воспитания.
– Она сама сделала этот выбор.
– Конечно, – продолжала тянуть издевательским тоном Аманда. – Сама собрала вещи, подошла к вам и приказала отвезти её домой к Ланцу, а потом разыграть возле его дома драму. Вроде это не она по своему желанию к нему перебирается, а вы её выгоняете. Мисс Вильямс вы понимаете, как глупо это звучит? Или просто не хотите признавать свою вину? Отличное решение. Он вам не нравится, но вы толкаете дочь в его объятия, заставив переехать в дом Дитриха. Вы алогичны. Ваш муж тоже то еще ничтожество, если вместо поддержки указал дочери на дверь. Она ведь ничего плохого не сделала, просто влюбилась. Понимаете? Влюбилась. В нашем возрасте это нормально. Даже в вашем возрасте это нормально. А для подростков любовь на особом месте. Первое, безоговорочно. Ничто не волнует нас так сильно, как она.
– Она пожертвовала собой ради ничтожества…
– Это был её выбор. Ланц не хватал её за руку, не закрывался ею, как щитом. Так что обвинения ваши беспочвенны.
– Да что ты…
– Понимаю? Все. Я видела, как все происходило тогда. Никто не заставлял Люси закрывать Ланца собой. Никто. Только её желание спасти человека, который ей дорог.
– Чем там можно дорожить?
– Чем
то можно. Мне этого не понять. Во всяком случае, не сейчас. У меня нет такой сильной любви, как у Люси.
– И, тем не менее, ты тоже его защищаешь, как когда
то защищала она.
– Разве вы не стали бы заступаться за своих друзей?
– У меня нет друзей.
– Неудивительно. У вас отвратительный характер. Рядом с вами никто долго не продержится. Даже человек с ангельским характером рано или поздно выйдет из себя, да выскажет вам всё, что думает, в глаза.
– На себя намекаешь?
– О, нет. Я далеко не ангел. Никогда им не была. И не буду.
– И все равно берешься меня поучать.
– Это не попытка поучать. Констатация факта.
– Ты много на себя берешь.
– Не больше, чем вы на себя.
– Ты удивительно наглый ребенок. Едва из пеленок выбралась, а уже знатока жизни вовсю изображаешь. Сама же, наверняка, всю жизнь за спиной мамочки и папочки провела. Она всегда успевали соломки подстелить, чтобы не было больно падать…
– Семью мою не трогайте, – прошипела Аманда, понимая, что сейчас они вступили на скользкую дорожку.
Разговаривать о своих родных Грант не любила. Общение на тему её близких никогда удовольствия ей не приносили, потому как и в реальности ничего приятного во взаимоотношениях она не наблюдала. Только вечная попытка предстать на людях идеальной семьей, а за этой ширмой добродетели – бесконечные проблемы.
– Правда глаза колет?
– На правду не обижаются. Но вы ничего не знаете о моей семье. Ненавижу тех, кто судит по себе. Ума не хватает открыть глаза, посмотреть по сторонам и понять, что у жизни есть не только лицевая, но изнаночная сторона? Живете во власти стереотипов, и ни черта не видите. Замечаете лишь то, что вам по вкусу, неугодное – отбрасываете. Еще один аргумент не в вашу пользу.
– Откуда же ты такая наглая?
– Думаю, вы и сами знаете, что я учусь в вашей школе, – улыбнулась Аманда.
– Знаю. Вот только имя вспомнить не могу.
– Аманда Грант.
Девушка назвала свое имя, ни секунды не колеблясь. Ей нечего бояться. Она ответственна за свои слова, потому не станет называться придуманным именем. К тому же, за спиной у девушки маячил отец, которого в школе едва ли не боготворили. Его имя было известно всем и каждому. Кристина, разумеется, тоже не осталась в стороне.
Имя, произнесенное девушкой, практически выбило почву у директрисы из
под ног. Можно было забыть об угрозах и попытках поставить девушку на место. Против Грантов не стоило даже игру начинать, потому как они могли легко и просто сравнять школу с землей, достаточно было лишь раз щелкнуть пальцами. Странно, что они этого не сделали после смерти Эштона. Причину можно было посчитать уважительной, и никто не стал бы препятствовать.
– Грант, значит, – процедила Кристина.
– А вы думали? – подарила ей ядовитую ухмылку Аманда.
– Не думала, – ответила мисс Вильямс, поправляя сумку, крепче стискивая её ручки.
Больше ни слова, ни говоря, она прошла мимо девушки и зашагала по дороге, к выходу. Ясно, что она осталась недовольна разговором.
Оставшись в одиночестве, Аманда тяжело вздохнула. Не так она представляла свою вылазку в город. Все превратилось в бессмысленную перепалку с выяснением, чье положение в обществе выше, и кто кого может подержать за горло, если понадобится. Возможно, впервые Грант порадовалась своему происхождению, самому факту того, что носит эту громкую фамилию.
Она положила ромашки на землю, а потом несмело произнесла:
– Привет, Люси. Знаешь, тут такое дело…
*
Прощальный пост в дневнике пользователя «Мисс Одиночество».
«Он называл меня принцессой. Не могу сказать, что мне это не нравилось. Нормальное прозвище, бывает и хуже, но в его устах оно звучало, как оскорбление. Мне всегда казалось, что Алик произносит его так, будто ноги об меня вытирает. Это его «принцесса» резало слух. Я всегда реагировала одинаково, как кошка, которая увидела огромную собаку. Она напугана, ей очень страшно, и сердце колотится в учащенном ритме, но все равно она рвется в бой. Шерсть дыбом, хвост трубой, когти навыпуск, и вот она готова вцепиться в противника. Маленькая, но храбрая. Я чувствовала себя такой кошкой каждый раз, когда сталкивалась с Эвансом в школе (а это случалось постоянно), когда он заговаривал со мной, когда начинались его глупые замечания и насмешки. Мы пересекались на улицах, но редко разговаривали. Я не выдерживала долго, мне хотелось поскорее избавиться от его общества. Понимаете, есть такие люди, от которых хочется отделаться, как можно скорее? Они будут улыбаться вам, называть себя вашими приятелями, а иногда даже друзьями, но все слова так и останутся словами, в них не будет ни капли правды. Все – чистейшая выдумка. Странное словосочетание, вам не кажется? Чистейшая выдумка. Принято считать, что существует лишь чистая правда, а ложь марает лжеца, и он не может быть чистым, в принципе. Но как тогда расценивать такое явление, как ложь во благо? Во спасение.
