Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 47 страниц)
Керри все никак не могла подобрать слова. Она всегда стеснялась, когда к ней проявляли внимание, а Паркер сделал это открытым текстом. Не ограничиваясь намеками, дал понять, что Керри интересна ему, как личность. Но это и не было удивительным. Любого человека, который задерживается рядом, хочется узнать поближе.
– Знаешь, летом здесь потрясающе красиво, – произнес Эшли. – Многие из здешних жителей выращивают розы, и, разумеется, когда они цветут, пейзаж очень мил. Если бы сейчас было лето, я бы подарил тебе букет роз.
– Из своего сада?
– Не обязательно, – беззаботно отмахнулся Паркер.
– Как это? – удивилась Кейт.
Она не представляла Паркера в роли нарушителя закона.
– Хочешь, покажу? – предложил Эшли, усмехнувшись.
– Ты что, знаешь, где сейчас можно найти цветущие розы?
– Да, – кивнул Паркер. – Но не обязательно розы. Можно другой цветок. Тебе какие больше нравятся?
– Мне все цветы нравятся, – ответила девушка, все ещё находясь в прострации от предложения. – Все красивые.
– Даже одуванчики? – хмыкнул Эшли.
– Даже одуванчики.
– Буду знать, – как всегда, с изрядной долей сарказма в речах выдал Паркер.
– Ты хочешь ограбить цветочный магазин? – тем временем спросила Керри.
– Ты против?
– В общем, да…
– Почему?
– Я не хочу, чтобы ты нарушал закон из
за такой мелочи. Ведь можно и купить букет, а не рисковать.
– Можно и купить. Но это обыденно и скучно.
– А воровать – весело?
– Весело потом убегать, – хмыкнул Эшли.
– Ничего веселого не вижу.
– Ты просто не понимаешь воровской романтики.
– Не понимаю, – согласилась девушка.
В конце улицы, по которой они прогуливались, действительно, был расположен цветочный магазин. На деле Паркер ничего воровать не собирался. У него просто была такая же идиотская привычка, как у Ланца – проверять людей на добропорядочность, задавая провокационные вопросы и вынося на рассмотрение сомнительные предложения. Иногда реакция собеседника ошеломляла.
– И всё же, идём туда, – не стал развивать тему воровства Эшли.
– Идём, – согласилась Керри, подсознательно все еще вздрагивавшая от нарисованной перед ней перспективы.
*
От роз девушка отказалась в пользу лилий.
Они ей в тот момент показались гораздо более привлекательными, чем королева цветов.
Вообще Дарк изначально не покидало ощущение, что Паркер не шутил и, на самом деле, собирается уйти из магазина, не заплатив за цветы. В их случае это было бы рискованным и необдуманным поступком. Керри, комплексовавшая из
за своего роста, сегодня надела обувь на высоком каблуке и при всем желании не смогла бы быстро бежать. Да и вообще бежать. Дарк никогда не отличалась спортивными достижениями, потому и физическая культура у нее ничего, кроме уныния не вызывала. Баскетбол так вообще в тоску ввергал. Не с её ростом было задумываться об этом виде спорта. Когда
то Керри надеялась, что однажды вытянется и сможет претендовать на место в женской сборной школы, но чуда так и не произошло, потому Керри пришлось отказаться от своей детской мечты.
Сейчас, вышагивая с букетом в руках, девушка думала, что их дружеская вылазка всё же превратилась в свидание. И это было немного неожиданно, но лестно. В то же время волнительно. Керри не знала, как реагировать на все происходящее, потому отчаянно покраснела, когда ей протянули цветы, и не сразу сообразила, что за букет неплохо бы и поблагодарить человека. Спасибо она сказала уже, когда они прошли половину пути до дома. За это время Керри перебрала в уме множество вариантов того, чем вызван данный жест Паркера. Пришла к выводу, что, скорее всего, приурочен к её отъезду. Букет подарен просто из вежливости, а не потому, что Паркер хотел сделать ей приятное.
Она как обычно слишком много думала. И думала совсем не о том, что происходило в реальном мире. Видела лишь какую
то параллельную реальность.
Почти всю обратную дорогу они молчали. Паркер несколько раз бросал в сторону Керри изучающий взгляд, но натолкнувшись на отрешенное выражение лица, понимал, что пока с разговорами лучше повременить. Когда он сам пребывал в таком состоянии, и кто
то к нему обращался, Эшли обычно реагировал своеобразно – раздражался.
– Ты ещё когда
нибудь приедешь в гости к своему брату? – поинтересовался, когда они уже подошли к дому.
Керри встрепенулась и посмотрела на Эшли немного удивленно. Она как раз думала о том, стоит ли ей показываться здесь ещё раз, или же лучше ждать Дитриха в гости, во избежание разного рода непредвиденных ситуаций, вроде знакомства с Паркером.
– Я думаю об этом, – призналась честно.
– И что придумала?
– Сомневаюсь, что мне это нужно.
– Из
за меня? – хмыкнул Паркер.
Керри еще внимательнее посмотрела на него. Остановилась на месте. Паркер тоже притормозил, думая, что разговор принимает совсем не тот оборот, и развивается не в том направлении, в каком хотелось бы; скорее, все катится в пропасть и творится вокруг какая
то необъяснимая чертовщина.
– Нет, – ответила Керри, подумала немного и добавила: – Не только из
за тебя.
– А из
за кого ещё? Если проблема только во мне, то можешь быть спокойна. Я, может быть, к тому времени уже буду жить в другом месте.
– Где?
– В Оксфорде, возможно.
– И здесь совсем не будешь появляться?
– Не знаю, – ответил Паркер честно. – Я давно хочу уехать куда
нибудь. К тому же я понимаю, что матери моей хочется устроить личную жизнь, а я обычно отталкиваю от нее всех кандидатов на руку и сердце. Дети от первых браков никогда в плюс не шли.
– Понятно, – протянула Керри.
Разговор снова зашел в тупик. Снова повисла неловкая пауза.
– Так какие у тебя ещё причины, кроме нежелания общаться со мной?
– Ты ошибаешься, – тут же выпалила Дарк. – Это совсем не так. Я хочу с тобой общаться. Просто, по
прежнему, стыдно смотреть тебе в глаза. В какой
то степени я даже тебя стесняюсь, потому и разговор у нас выходит такой странный. Я боюсь ляпнуть глупость, сказать лишнее, тем самым поставив себя в глупое положение, как уже бывало не однажды. В этом и заключена основная моя проблема.
– И ты предпочитаешь не решать её, а убегать?
– Так проще. Возможно, я трусиха, но я не могу иначе. Легче убежать, чем пытаться что
то разрешить.
– В любой другой ситуации, наверняка, обвинил бы человека в трусости. Тобой – горжусь.
– Почему? – удивилась Керри.
– Помнишь наш прошлый разговор?
– Относительно.
– Тогда я сказал, что признаться в своих собственных слабостях – это проявление силы. Ты смогла признаться, что ты бежишь от проблем. Выходит, не так уж и безнадежна. Если знаешь о своих проблемах, решать их проще, нежели в том случае, когда отвергаешь их и считаешь себя совершенством.
– Снова камень в огород моего брата?
– О, нет! Совсем нет. Он – последний, о ком я думаю в этот момент. Меня даже аборигены в джунглях волнуют гораздо сильнее, чем Дитрих.
Керри засмеялась, услышав подобное сравнение. И вновь мысленно одернула себя. В который раз она заводила разговор о брате в присутствии Паркера. А ведь Эшли просил её рассказать о себе, а не о брате. Но она никак не могла решиться произнести хоть слово. Казалось, если она скажет что
то не то, он обязательно разочаруется, и ничто не сможет вернуть девушке расположение собеседника.
– А я?
Она не удержалась и всё же задала вопрос, что не давал ей покоя уже несколько дней.
Паркер прищурил глаза и закусил нижнюю губу, стараясь потянуть с ответом. На его взгляд, ответ и так был очевиден, но девушки всегда отличались потрясающей логикой, которая взрывала логику мужскую и разносила её в пух и прах.
– Что ты?
– Я тебе интересна?
– Да, – не стал Эшли кривить душой. – Ты интересна. Даже очень.
– Просто, как человек?
– Нет. Не только так.
– Правда? – недоверчиво спросила Керри.
– Правда, – подтвердил Паркер.
Он сказал это таким обыденным тоном, что Дарк ему невольно позавидовала. Она настолько решительной никогда не была. Задай он ей подобный вопрос, непременно, стала бы юлить, только бы не ответить односложно «да» или «нет». Категоричность никогда не была в списке её сильных сторон.
Слишком деликатная. Так она могла охактеризовать себя. Потому всегда лила воду между строк, не давая определенных ответов.
– Спасибо, – произнесла она в ответ.
– Всегда пожалуйста. Но я же знаю, что… – Паркер специально сделал выразительную паузу, стараясь перебросить нить разговора девушке.
Она его намерения поняла.
– Что у нас ничего не получится?
– Скорее всего, да.
– Почему?
– Возможно, потому, что у тебя есть парень?
– Или потому, что у тебя есть девушка?
– Вполне может быть, – согласился Паркер. – Я не совсем понимаю, что меня связывает с Эмили, тем не менее, она в моей жизни есть, и от этого никуда не деться.
– Точно так же, как и Курт в моей жизни. Не думаю, конечно, что мы с ним после моего возвращения будем вместе, тем не менее, пока я ещё не разорвала с ним отношения. Он официально считается моим парнем, а я его девушкой.
– Ты уверена в том, что после того, как увидишь его, не проснется снова желание быть рядом? Не важно, в каком качестве, только бы быть?
– О нет, – покачала головой Керри. – Не проснется. Не хочу я больше унижаться так, как делала это раньше. Хватит с меня.
Некоторое время они постояли, не говоря ни слова. По идее, нужно было уже попрощаться и расходиться по домам.
– Уже поздно. Тебе, наверное, нужно домой? – предположил Эшли, мысленно себя за эту фразу ругая.
Она прозвучала так, словно ему не терпится избавиться от собеседницы.
На самом деле, Эшли почему
то надеялся, что Керри ответит отрицательно, заявив, что домой совсем не торопится.
– Да, наверное, нужно, – согласно кивнула девушка. – Я не сказала, насколько ухожу. Тетя и дядя будут волноваться, если я сильно задержусь.
– Ну, тогда спокойной ночи, – улыбнулся Паркер. – Спасибо, что нашла время выбраться на прогулку.
– Тебе спасибо, что пригласил, – отозвалась она.
И всё же решилась сделать первый шаг.
Подошла, привстала на цыпочки и легко поцеловала в щеку, подсознательно опасаясь реакции со стороны Паркера. Почему
то казалось, что он не одобрит подобное поведение, больше того, может даже разозлиться. Но ничего подобного не произошло. Просто у страха глаза велики, а у страха Керри они были, по истине огромны. Обжегшись на молоке, девушка предпочитала дуть на воду.
Паркер её не оттолкнул, наоборот прижал к себе, наклонился и коснулся её губ своими. Сначала осторожно, а потом решительнее, не так, как раньше. В одной руке Керри по
прежнему, держала букет, а вот куда пристроить вторую, так и не могла определиться. Все время бессмысленно махала ей в воздухе, так и не определившись, то ли оттолкнуть от себя Эшли, то ли наоборот притянуть. В итоге решила, что ей все, – абсолютно все в данной ситуации – нравится, а потому немного согнув руку в локте, приобняла Паркера за шею и сама придвинулась ближе. Ладонь аккуратно легла ему на затылок, пальцы вплелись в волосы, мягко перебирая их.
«Зачем? Вот зачем я это делаю?!» – думала Керри, но все равно оттолкнуть от себя Паркера не могла, да, на самом деле, ей делать это совсем не хотелось.
Эшли первый отстранился от нее и попытался улыбнуться, даже перевести все в шутку, если понадобится, но, глядя на девушку, понял, что извиняться не за что. Она на него не злится.
– Быть может, у нас всё
таки что
то получится? – спросила она тихо, так что Паркер едва различал слова.
– Если ты приедешь сюда ещё раз, то не исключаю такой возможности, – отозвался Эшли, продолжая держать руку у нее на талии.
Дарк по
прежнему, обнимала его за шею.
Потом сама же первая к нему и потянулась, сама первая поцеловала…
*
«Ложь, ложь, ложь!!! Мужчины не умеют ждать. Мужчины не знают слова верность. Никогда никому не вверяй свое сердце, если не хочешь однажды обнаружить его разбитым на мелкие кусочки. Никогда и никому…»
Керри сидела на полу в своей комнате и снова плакала. Доставала из упаковки бумажные платки, вытирала слезы, текущие по щекам, ела шоколад, вытащенный из запасов Дитриха, нещадно эксплуатировала его же плеер, слушая одну и ту же песню.
Вопреки своему желанию, всегда и во всем быть оптимисткой, Керри чувствовала себя законченной пессимисткой.
Она смотрела на билет, думая о том, что не хочет уезжать. Ей хочется задержаться здесь, рядом с Паркером, но возможности такой нет. Поэтому придется возвращаться в привычную жизнь.
Конечно, она прилетит в Англию, ещё раз. Но ведь никто не даст гарантии того, что Эшли, действительно, не вычеркнет её из памяти за то время, пока они не будут видеться.
– Я просто влюбленная дура, – произнесла Керри, шмыгая носом и размазывая по лицу тушь. – Влюбленная в Паркера дура.
Наконец
то она смогла признаться себе в этом. Но от признания очевидного факта легче не стало. В душе по
прежнему царили серые сумерки, все больше скатывавшиеся в беспросветную ночь.
Глава 11. Потерянная жизнь.
«Фальшивые люди…
Фальшивые улыбки…
Черные души…
Чернота вокруг.
Могильный холод, которым веет отовсюду. От каждого.
Я ненавижу их. Всех людей в целом. Каждого в отдельности.
Всегда ненавидела.
И школу тоже ненавижу.
Я уничтожу ЕГО, как ОН уничтожил когда
то меня.
Убью, как он когда
то убил меня.
Он расплатится своей болью и своими страданиями за мои боль и страдания. За каждую выплаканную слезинку, за каждую бессонную ночь».
*
Она стояла на мосту, раскинув руки, как будто вот
вот собирается спрыгнуть вниз, ожидая, когда над её головой сомкнется холодная, почти черная вода Темзы.
Легкая светлая куртка была расстегнута, и под полы её забирался ветер. Но девушка как будто не чувствовала этого холода. На её синеватых губах играла улыбка. Волосы растрепались, ветер испортил укладку, на Аманда Грант этого даже не заметила. Ей было наплевать на все, что происходит вокруг. В ушах у нее звучала громкая музыка, тяжелый рок. Хрипловатый голос вокалиста нашептывал девушке о том, как тяжело жить в этом мире, сколько бед выпадает на долю каждого человека. И легче уйти, чем бороться с неприятностями. Аманда время от времени глупо хихикала, слушая эти бредовые заявления, которыми слова были пропитаны насквозь, как бисквит в тирамису пропитан ромом. Она знала, что мир жесток, но вот уходить из него не собиралась. Много чести всем, кто её ненавидит. Слишком много.
Не заслужили такого счастья. Она родилась не для того, чтобы уходить на радость кому
то. Она пришла в этот мир, чтобы совершить нечто выдающееся. Придет время, и она обязательно это сделает.
Песня в наушниках закончилась. Вокалист умолк.
Аманда стряхнула с себя оцепенение, поежилась от холода. Теперь, когда первоначальная эйфория сошла на нет, и чувство безграничной свободы улетучилось вместе с музыкой, Грант, наконец, поняла, что промерзла едва ли не до костей. Тонкий свитер и расстегнутая куртка не спасали от холода, они не были для него непреодолимым препятствием.
Зашагав по мосту, девушка потянулась к пачке сигарет, лежавшей в кармане, и зажигалке. Все было на месте. Простейший в настоящий момент способ согреться и привести расшалившиеся нервы в порядок. На время избавиться от отчаяния, накрывавшего с головой.
Девушка все же застегнула куртку, стало чуть теплее, зубы перестали выбивать безумный ритм, к губам начал возвращаться природный бледно
розовый оттенок.
– Мэнди! Мэнди, подожди, – раздался за спиной до боли знакомый голос.
Аманда притормозила, но оборачиваться не стала. И так знала, что это её близнец.
С Эштоном она всегда была неразлучна. Их сама судьба сделала отражением друг друга. Они были похожи, как две капли воды, вот только пол разный, потому они никак не могли определиться, как же правильно их называть. То ли близнецами, то ли двойняшками. В итоге сошлись на том, что определение это никакой роли в их жизни не играет, потому как суть родства совсем не в этом заключена. Есть гораздо более важные вещи.
Они опровергали своим существованием заявление о том, что разнополые дети всегда конфликтуют и не могут найти общий язык. Аманда и Эштон были лучшими друзьями, готовы были друг за друга стоять горой, и в случае необходимости дать противникам отпор.
У них был свой собственный мирок, от посторонних людей близнецы старательно отгораживались. Им было достаточно общения друг с другом. Все эмоции, переживания, проблемы были разделены пополам. Потому их масштаб не казался таким уж катастрофическим. Ведь бороться с проблемами, когда ты одинок и когда рядом есть кто
то – это две полярно разные вещи.
Они чувствовали друг друга. Всегда. Неизменно.
У них даже было одно на двоих настроение. Они не были противоположностями, как иногда бывает у близнецов. Их можно было считать одним целым.
Правда, с возрастом у них начали появляться различия, как во внешности, так и во взглядах на жизнь.
Аманда, раньше носившая мальчишескую стрижку, отпустила волосы и теперь могла похвастаться светлыми локонами средней длины, Эштон, по
прежнему, оставался верен своему имиджу. Короткая стрижка и светлая льняная челка. Настоящий цвет глаз у близнецов был серый, но они так часто носили цветные линзы, что никто не смог бы вспомнить столь незначительную деталь. Если бы кого
то из их одноклассников спросили о том, какие глаза у близнецов Грант, в ответ неизменно услышали бы: «Зеленые, или голубые. А, может, карие. Не помню».
Братско
сестринский тандем Грант, действительно, старался не выделяться из толпы, при этом держался особняком, не примыкая ни к одной из существовавших групп школьников. Их не тревожило происходящее вокруг. Они были на своей волне.
И Аманда, и Эштон считались одними из лучших учеников школы. Аманде легко давались гуманитарные предметы, Эштон по складу ума оказался технарем. Сидя вместе, они всегда помогали друг другу, за счет чего успеваемость у обоих была высокой. Во время написания контрольных срезов многие пытались обратиться к Грантам, но они делали вид, что никого не замечают. Тем самым только усиливали неприятие к их персонам.
В школах это широко распространенная практика. Не замечать неугодных людей, а как только понадобится помощь со стороны, сразу же вспоминать о них, и пытаться наладить контакт. Аманда подобных правил поведения в школьном сообществе не понимала и отказывалась принимать. Они противоречили её принципам. Если ненавидишь человека, то ненавидь до конца, а не время от времени. Нельзя моментально сменить гнев на милость, нельзя из врагов стать лучшими друзьями, как, впрочем, и наоборот. Выбрав однажды определенную линию поведения, держись её до конца.
Она так и делала. Эштон от сестры не отставал.
Аманда долгое время относилась к окружающим её людям с равнодушием. Они были ей безразличны. Просто марионетки в руках судьбы. Зависимые, ведомые, умеющие только подчиняться, но не умеющие подчинять. Она не хотела примыкать к такому же лагерю безликих, но в то же время, адекватно оценивая собственные способности, приходила к выводу, что и подчинять она тоже не умеет. Одиночество могло бы стать её верным спутником, если бы не брат. Но у Аманды был Эштон, потому она ничего в жизни не боялась, зная, он всегда будет рядом. Он всегда поможет и поддержит.
Самой большой страстью Аманды было чтение. Она никогда не расставалась с книгой. И в школе, и дома. Это было необходимо ей, как воздух. Одна большая любовь. Второй большой любовью был театр. Аманда, сколько себя помнила, всегда грезила о театральных подмостках, причем, её не волновали слава, деньги, поклонники. Это было второстепенным, на первый план выходило всегда, непосредственно, желание проживать чужие жизни, как свои. Вживаться в образ, делая его своим альтер
эго, срастаясь с этой маской. Принадлежать сцене целиком и полностью.
Именно театр был той областью, в которой интересы близнецов разошлись.
Впервые Эштон не поддержал решение сестры, а высмеял её, заявив, что это все – глупо. Не стоит стремиться проживать чужие жизни кое
как, нужно ярко проживать свою. Аманда обижалась. Никак не могла смириться с тем, что возраст делает свое дело. Они с Эштоном уже не так близки по духу, как раньше. Между ними начинает расти гигантская пропасть. Интересы разнятся. В их маленький мирок начинают стучаться посторонние люди, и не всем они могут отказать.
Близнецам Грант тоже хотелось любить и быть любимыми. Обычное желание, обыкновенного, живого человека. Стандартное. Ничего необычного и в помине нет.
Но почему
то никому из них не везло с личной жизнью.
Эштон сам был виноват в том, что у него не складываются постоянные отношения. Он слишком легко увлекался, так же легко терял интерес к девушкам, которые отвечали взаимностью на его чувства.
Он не видел за собой вины, когда сначала признавался девушке в любви, а, спустя пару дней, говорил, что остыл к ней. В тот момент, когда он произносил слова признания, искренне верил, что любит, но потом пелена с глаз спадала, и он понимал, что это было очередное увлечение, а не серьезное чувство. Девушки злились, говорили ему, что он так никогда никого себе не найдет. Если всю жизнь будет потакать своей кобелиной натуре, рано или поздно останется в гордом одиночестве. Эштон пропускал эти заявления мимо ушей, потому что, несмотря на свои постоянные возмущения, девушки все равно к нему липли, желая урвать себе небольшой кусочек счастья.
Аманда же, в отличие от своего достаточно популярного брата, спросом особым не пользовалась. Парни предпочитали её не замечать. Вполне успешно с поставленной перед собой задачей справлялись. Аманде первое время было обидно, потом она смирилась, даже стала искать в этом положительные стороны. Нашла множество плюсов и стала успокаивать себя тем, что однажды все равно встретит того, кто сможет полюбить её такой, какая она есть. Она, на самом деле, была не так уж плоха, временами у девушки даже получалось быть милой. Однако большую часть времени она вела себя, как порядочная стерва. Грубила, злословила, была остра на язык, унижала тех, кто находился рядом с ней. Это получалось непроизвольно, само собой. Аманда сначала тянулась к человеку, пыталась привлечь его внимание, а, получив желаемое, неизменно приходила к выводу, что ей это не нужно. Тогда
то и начиналось проявление характера. Поняв, что идеал совсем не идеален, поклонники быстро покидали девушку, а она снова погружалась с головой в свое одиночество. И почему
то была рада такому повороту событий, она не выдерживала повышенного внимания к своей персоне. Есть порода людей, не способных существовать без поддержки со стороны своих обожателей, есть те, кто сознательно стремится к одиночеству, и в этом видит истинное счастье. Аманда была как раз такой.
Её никто не мог записать в группу скромниц. Внешне она была яркой. Одевалась неплохо, со вкусом. Стильная штучка – сказали бы многие современники. С изюминкой, – произнесли бы представители старшего поколения.
Она носила короткие юбки и обувь на высоком каблуке, при этом выглядела не вызывающе и нелепо, а вполне органично. У нее была восхитительная походка, грация и стать. После того, как Аманда стала отращивать волосы, она стала еще более привлекательной, в ней стало проявляться больше женственности. Раньше она вела себя, как пацанка, сейчас начала превращаться в леди. Она обожала шляпки, перчатки, платья, кружева. Все это должно было быть самого отменного качества. Дорогое и изысканное.
Мечты о театре не оставляли девушку ни на секунду. Она жила и дышала этой мечтой.
И надо заметить, мечта её исполнилась. На любительском уровне, в профессионалы девушка пока не метила, трезво оценивая свои способности.
Аманда обладала актерским талантом. Это отметили все, кто с ней занимался. Преподаватели не могли нарадоваться на нее, все время отмечая заслуги и достижения. Она, на самом деле, жила ролью, а не играла. Она умела передавать жестом, взглядом, мимикой все эмоции и переживания героини, без подсказок находила нужную интонацию, умело раскрывала все грани характера.
Аманда Грант была великолепна в любой роли. Из сорванца легко перевоплощалась в элегантную барышню, иногда при желании даже могла исполнить мужскую роль. Просто так, для поддержания себя в тонусе, для проверки – сможет она сделать или же сойдет с дистанции на раннем этапе. У нее получалось, она снова срывала бурные овации в свой адрес. Даже скептически настроенный Эштон однажды не удержался от скупой похвалы, хотя, на первоначальном этапе, когда Аманда только
только записалась в театральную студию, он не упускал возможности подколоть сестру и заявить, что у нее ничего не получится. Она презрительно фыркала в ответ, заявляя, что однажды он сам станет её самым преданным фанатом. Уж в этом
то она не сомневалась. Эштон тоже не сомневался. Он и так знал, что сестренка талантлива. Его подколки были способом скорее разбудить в ней все заложенные таланты. Аманда умела раскрывать их только тогда, когда кто
то брал её на слабо, заставлял действовать, доказывать свою правоту.
Ей нравилось играть роль антагониста. Постоянно вступать с кем
то в споры. Добиваться всего своими силами, а не получать на блюдце с золотой каймой. Окружающие не понимали Аманду. Все всегда стремились к простоте, она любила обходные пути, не шла прямой дорогой, закаляла сама себя, проверяла на прочность. За это и получила славу странной девушки с тараканами в голове. Никто не понимал и не хотел понимать. Аманду это не тяготило. Она радовалась возможности побыть наедине со своими мыслями.
Грант была соткана из противоречий. Нежность и грубость, страсть и равнодушие, умение отчаянно ненавидеть и страстно любить, смешливость и раздражительность были смешаны в Аманде в идеальных пропорциях, как ноты жасмина, фрезии и розы в эксклюзивном аромате.
Аманда была целиком и полностью довольна своей жизнью до определенного момента. До тех самых пор, пока не случилась трагедия, перевернувшая её жизнь с ног на голову.
После ужасных событий того дня от прежней Аманды не осталось ничего. Она выгорела изнутри, она потеряла себя. Осталась лишь оболочка.
Грант пыталась держать себя в руках, контролировать эмоции, не позволяя им вырваться наружу. Иногда получалось, иногда нет. В последнее время Мэнди все чаще и чаще сдавала позиции. Она была, как оголенный провод, только дотронься – током ударит, смертельно, без возможности вновь восстать из пепла. Душа Аманды требовала отмщения, и она часто думала о том, что уже совсем скоро не сможет смотреть на все сквозь пальцы. Сорвется. Окончательно и бесповоротно. Одно
единственное событие, неосторожное слово, жест или взгляд сыграют свою роль, станут спусковым крючком.
Она стала замечать за собой странную боязнь общества. Раньше Аманда спокойно реагировала, когда к ней обращались на улицах, а теперь вся сжималась в комок, чувствуя, как начинает дрожать, как холодеют руки, как страх ядовитой змеей оплетается подобно лиане вокруг сердца. Как сама она немеет, теряет способность трезво соображать.
Из уверенной в себе девушки она превратилась в озлобленное существо, не способное на конструктивный диалог. Судьба выбила ей зубы, разучив кусаться, но привычка осталась. И теперь Аманда шипела в ответ на каждое замечание. Знала, что никого этим не напугает, но все равно пыталась огрызаться.
Из театральной студии она ушла.
Теперь у нее не осталось приятных воспоминаний о том времени. Только горечь и боль от осознания человеческой жестокости, от осознания собственной беспомощности…
Ветер по
прежнему трепал её волосы. Она вновь неосознанно потянулась за сигаретами. В последнее время она много курила, во рту поселился кислый привкус жженого табака. Даже дорогие сигареты, в конечном итоге, оказывались гадостью. Аманда временами кашляла, но рука её вновь и вновь тянулась к сигарете.
Аманда начала курить в пятнадцать. Просто попробовала однажды, за компанию. Изредка она позволяла себе отходить от образа снежной королевы и позволяла себе выбираться куда
нибудь. Чаще всего, это были дома знакомых, таких же обеспеченных, как и Гранты. С людьми ниже себя по рангу, Аманда общалась редко, хотя нередко ловила себя на мысли, что с ними может быть намного интереснее, чем с её «друзьями».
Первый опыт был неудачен. Девушку долго рвало, она ходила вся зеленая, никак не могла оправиться. Потому надолго отказалась от табака. Вновь вернулась к дурной привычке уже после того трагического случая, что произошел в её жизни чуть более полугода назад.
Грант никак не могла вычеркнуть произошедшее событие из памяти.
По ночам она просыпалась от собственного воя, а потом долго не могла уснуть. Прошлое не отпускало. Оно всегда приходило к ней в кошмарных снах, заставляя захлебываться криком и слезами. Оно мучило девушку, разрушало её, уничтожало, превращая из цельной личности в марионетку.
Справляться в одиночестве со своими эмоциями не получалось. На помощь, как всегда, приходил Эштон. Он утешал девушку, он успокаивал её, как мог. Баюкал по вечерам, даже пел колыбельные. Аманда закрывала глаза, натягивала повязку для сна и пыталась провалиться в безмятежный сон. Раньше она не видела снов, они обходили девушку стороной, а, если и снились, то были легкими, ненавязчивыми. Теперь все были похожи друг на друга, словно срисованы под копирку. Все темные, мрачные, опутывающие сознание, как тонкая паутина, сплетенная трудолюбивым пауком. Одна за другой возникали эти ниточки, пока не опутывали с ног до головы. Девушка запуталась в этой паутине, как глупая муха. Без надежды выбраться и начать новую жизнь.
Раз за разом возвращаясь к воспоминаниям того вечера, она бессильно сжимала руки в кулаки, понимая, что пока что
то изменить – не в её компетенции. Но точно знала, что однажды настанет её время.
Аманда стала бояться снов. Они не приносили облегчения. Окончательно доламывали изрядно расшалившуюся нервную систему.
Грант ненавидела грозы.
По утрам она чувствовала себя разбитой. Такие ночи были для девушки испытанием на прочность.
Она ворочалась с боку на бок, слушая стук капель о стекло. Потом начинал греметь гром, молнии ударяли. Ветки деревьев били по стеклу. Аманда сидела на кровати, обняв колени руками, натянув на глаза спасительную маску, пыталась избавиться от своих воспоминаний. Особенно яркими они становились именно в дни непогоды. Тогда тоже шел дождь.
Она срывалась с места, шла к окну. Срывала с глаз маску, отбрасывая её на прикроватную тумбочку, а рука сама собой тянулась к сигарете и зажигалке. Девушка курила две сигареты подряд. Одной явно было недостаточно. Ей всегда после грозы хотелось курить до одури, словно в никотине она черпала живительные силы. Трясущимися руками доставала из пачки сигарету и прикуривала. Иногда воспоминания накрывали с головой, девушка даже не курила, просто держала сигарету в руке, возвращаясь из мира своих мыслей в мир реальный, лишь почувствовав, что сигарета догорела до фильтра и обжигает пальцы.
