Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц)
Только сейчас девушка поняла, что все это время её старательно теснили к борту, и самое гадкое заключалось в том, что она попалась, как глупые бабочки попадают в силок. За спиной у нее оказался борт, и отступать было некуда.
– У нас ведь свидание? – поинтересовался Дитрих деловито, как будто спрашивал не такую, довольно личную вещь, а торговался на рынке.
– Изначально вроде бы не планировалось. Или я ошибаюсь? – посмотрев на него снизу вверх, ответила девушка. – Кажется, мы просто собирались выбраться на каток.
– Мы выбрались, – кивнул Ланц.
– Да.
– А зачем мы сюда выбирались?
– Чтобы покататься? – предположила Лайтвуд. – Вообще
то я ничего такого не имела в виду, когда предлагала выбраться на каток. Если ты подумал, что…
– Нет, ничего такого я не подумал.
– Тогда, быть может, ты позволишь мне уйти?
– Нет, – самодовольно выдал парень. – Всё же наша прогулка может стать ещё приятнее, если…
– Если сейчас же не перекроешь свой фонтан пошлостей, получишь пощечину, – прошипела девушка, прекрасно понимавшая, что события принимают неожиданный поворот.
Она совсем не на такое развитие отношений рассчитывала. Сначала она собиралась подружиться с Ланцем и только после установления дружеских отношений попытаться перейти к чему
то большему. Однако, у него, кажется, были другие планы.
– Совсем не нравлюсь? – спросил он, изогнув бровь.
– Ланц, какого черта?! – не выдержала Люси. – Я что давала какой
то повод думать, что…
Её гневную отповедь прервал смех Дитриха. Парень откровенно веселился.
– Что смешного?! – снова воскликнула Лайтвуд.
– Прости. Не хотел тебя напугать. Просто мне хотелось проверить, насколько порядочная девушка находится рядом со мной. Если бы ты стала мне подыгрывать, наверняка, разочарованию моему не было бы предела.
– Вот как… Ещё и проверки какие
то дурацкие. Что ж… – Люси несколько секунд задумчиво разглядывала своего собеседника, потом заявила решительно. – Пожалуй, эта совместная вылазка показала, что друзьями нам не быть. Слишком разные понятия о чувстве юмора. Тебе, наверняка, твоя шутка показалась нереально смешной. У меня она ничего, кроме раздражения не вызвала.
– А кто сказал, что я собираюсь с тобой дружить? – недоуменно выдал Дитрих.
– Тем лучше. Нет, так нет.
– Конечно, нет, – продолжал действовать девушке на нервы самовлюбленный нарцисс немецкого происхождения.
При этом ладонь его всё
таки легла на талию Люси. Девушка вздрогнула, как будто её током ударило. Она вообще отчаянно стеснялась подобных вещей, и тот поцелуй с Паркером до сих пор заставлял её краснеть. Она понимала, что Эшли иногда совершенно не отдает себе отчета в том, что делает. И не входит в чужое положение. О том, что ей могло быть стыдно, он тогда даже не думал.
– Ланц, что тебе нужно? – обреченно выдала она.
– У нас же свидание?
– Вроде мы выяснили, что нет.
– Нет. У нас свидание, – все же выдал свою идею Дитрих. – А свидания – это обычно романтика. Но из меня плохой романтик. Шутки у меня глупые, а временами откровенно пошлые. И вообще я не очень понимаю, что можно делать на свиданиях с девушкой, которая не строит из себя новую Клеопатру, не зажимает между пальчиками сигареты с ментолом и не пытается выглядеть старше, чем есть, в моих глазах. Ты странная, Лайтвуд. Мне не понять тебя.
– Надо же, какая у нас идиллия. То же самое могу сказать и о тебе, – призналась Люси, старательно откатываясь назад, но все равно не вырываясь из этих полу объятий. Ладонь по
прежнему, лежала у нее на талии, а Ланц никак не желал отходить в сторону.
– Лайтвуд, тебя можно поцеловать?
– Зачем? – опешила девушка, понимавшая, что всё к тому идет, но отчаянно пытавшаяся убедить себя, что Дитрих просто глупо шутит.
– Быть может, потому что это приятно. Ведь приятно же?
– Наверное, – пожала плечами Люси. – Странный вопрос, не находишь?
– И что в нем странного?
– Иногда можно целоваться с человеком и чувствовать отвращение, а иногда, правда, приятно. Однозначно на твой вопрос не ответишь…
– Вот и проверь, – тут же подхватил нить разговора Ланц.
Он наклонился близко
близко к Люси. Она зажмурилась и вместо того, чтобы томно выдохнуть, расслабиться и повиснуть на шее у предполагаемой мечты всей жизни, заявив, как долго ждала этого момента, сказала нечто иное.
– Я тебя боюсь. Почему
то.
– Не бойся, – прошептал он в ответ.
Заботливо отвел прядь волос от её лица и только
только собирался поцеловать девушку, как за его спиной раздался гневный возглас:
– Люси, немедленно объясни мне, что здесь происходит! Какого черта тебя лапает посторонний мальчишка?
Дитрих обернулся. Сзади стояла директриса, мать Люси. Судя по её перекошенному от ярости лицу, ничего хорошего парочку фигуристов
любителей не ждало.
Глава 9. Капля радости, море слёз.
Человеку очень мало нужно для счастья. Ещё меньше нужно для того, чтобы это счастье испортить, растоптать, не оставив никакого напоминания.
Есть масса поводов для смеха. Ещё больше поводов для слёз.
Иногда одного неосторожного слова достаточно для того, чтобы краски поблекли, и жизнь перестала приносить удовольствие. Особенно, если слово это произнесено самым дорогим и близким человеком на свете. Слово – оскорбление. Причем оскорбление несправедливое.
На самом деле, их было намного больше, чем одно. Обвинения сыпались на Люси одно за другим, и все они, на самом деле, не имели под собой никаких оснований. Однако Кристина не желала ничего слышать. Она доверяла только своим глазам, а говорили они, что дочь её ведет себя неподобающе, позволяя какому
то не в меру наглому субъекту обнимать себя. Если бы Кристина появилась чуть позже, наверняка, она бы застали их целующимися. Этот факт заставлял женщину негодовать еще сильнее.
Она придавала поцелуям слишком большое значение, в то время как современные подростки давно перестали их ценить, приравняв к чему
то обыденному, само собой разумеющемуся. То, что для Кристины было едва ли не преступлением века, Дитрих считал обыденным событием в своей жизни.
Ланц не понравился ей с самого начала. Это была ненависть с первого взгляда.
Кристина всегда настороженно относилась к таким людям, как Дитрих. Сама она в школьные годы была серым чулком, отличницей, особой, старательно избегавшей слова яркость. Новый ученик одним только внешним видом попирал все правила и выглядел совсем не так, как в представлении директрисы должен выглядеть настоящий мужчина. В нем было много нарочито
показного, много лоска и какой
то сценичности, словно он мнит себя звездой, а потому пытается привлечь к себе внимание всеми возможными способами. Вычурный, наглый неформал.
Она не стала делать ему замечание в первый же день занятий, рассудив, что, вполне возможно, он еще не ознакомился с правилами школы, потому и позволил себе нарушить дресс
код, надев вместо классических брюк и классической же обуви джинсы вкупе с высокими сапогами. Но все равно взяла на заметку, что его появление в школе может привести к неприятностям. Надо сказать, не ошиблась.
Буквально через несколько недель школьное сообщество было взбудоражено дракой в школьной столовой. Драки вообще были для этой школы нонсенсом, а тут… Впрочем, Кристина совсем не удивилась, узнав, что вторым участником драки был Паркер, к которому она тоже относилась, мягко говоря, не очень хорошо. Хотя бы потому, что тоже был неформалом.
Паркера Кристина невзлюбила ещё раньше. С тех самых пор, как залезла в дневник дочери и прочитала о влюбленности Люси в Эшли.
Вильямс, как все, склонные к пессимизму люди, тогда нарисовала в своем воображении самые разнообразные варианты развития событий, все, как один, завершавшиеся маленькой трагедией. А иногда, в особо запущенных случаях, и большой. Конечно, тогда Люси была гораздо младше, многого в жизни не понимала, многое знала лишь из книг, а в жизни ни с чем подобным не сталкивалась, потому Кристина и переживала за дочь. Она влезла в отношения дочери самым наглым образом, открыла глаза на происходящее Паркеру, который в то время даже не догадывался о чувствах Люси, почувствовала себя едва ли не победительницей, считая, что совершила великое дело. Люси было больно и обидно, но она промолчала. Заставила себя выбросить все из головы. Вычеркнуть из жизни. Получилось вполне неплохо, а Паркер, не ставший высмеивать её перед всей школой, окончательно сгладил неприятные впечатления от ситуации.
Иногда Люси задумывалась о том, как могли тогда развиваться события. Внутри все сжималось от ужаса. Она знала немало примеров того, как отвергнутые девушки с трудом справлялись со своей участью, а в особо запущенных случаях и не справлялись. Это было слишком сильным испытанием для них. Не в конкретной ситуации с Паркером. В целом.
Любовь иногда принимает очень странные формы.
Для подростков она значит слишком многое. Хотя, что говорить о подростках, если иногда и взрослые люди теряют голову, совершая совершенно несвойственные им поступки? Подростки же готовы на все, что угодно. Для них любовь – это состояние души. В этом возрасте для них особенно важно любить, и не менее, а то и более важно получать отдачу, то есть быть любимыми. Причем, не важно, кто именно должен их любить. Родители, друзья или же вторые половинки. Пубертат – самый странный возраст в жизни человека. В это время гротеск правит балом, все видится в ином свете. Подростку кажется, что он – самый одинокий и несчастный человек на этом свете. Остальные смотрят на него с непониманием и осуждением, им не нравится абсолютно все. Тембр голоса, стиль в одежде, поведение и жизненная позиция. Сложнее всего приходится тем, кто с головой погружен в свой внутренний мир, обладает морем комплексов, а в силу своей природной скромности подвергается гонениям со стороны окружающих.
Таких подростков тоже можно разделить на две категории. Те, кто стесняется своей скромности и те, кто ею же гордится. Вторая категория неизменно вызывает уважение своими взглядами на жизнь, своими принципами и отсутствием стадного чувства, развитого у большинства.
Впрочем, приступы глобального недовольства собой бывают не только у скромных подростков. Такое случается и с теми, кто считает себя верхом совершенства. Достаточно пары
тройки нелестных слов в их адрес, или же одного замечания от родителей, как они впадают в жесточайшую депрессию, готовы на многое, только бы доказать обществу, что оно неправо. Иногда эти попытки приводят к летальному исходу. Подростки сознательно идут на этот шаг, хотят напугать окружающих, но переходят все границы… Никто и никогда не сможет доказать им в этом возрасте, что суицид – это не выход из ситуации, это признание собственной слабости, а в большинстве случаев еще и глупости. Подростковый максимализм, умноженный на желание привлечь к себе внимание хоть как
то. Все кажутся врагами и фальшивками. Друзей нет, родители не любят, и руки машинально тянутся к лезвию, таблеткам, веревке… Только оказавшись на краю гибели, многие понимают, насколько глупо поступили. Множество людей в мире в этот момент отчаянно хватаются за жизнь, зная, что будущего у них нет, а они добровольно отдали самое ценное, стараясь доказать матери, как она была не права, ругая за короткую юбку или густо накрашенные ресницы.
Люси никогда ни о чем подобном не задумывалась. Ей и не было смысла задумываться о том, что её не касалось. Она и в обычной жизни старалась выглядеть так, как того хотела её мать. Одеваться скромно, краситься по минимуму. Чистенько, ухоженно, серенько… Совсем неинтересно.
Даже сегодня, собираясь на встречу, она оделась так, как одевалась обычно. Ничего вычурного и излишне откровенного. Все наглухо застегнуто, никаких провокационных нарядов. Косметика тоже в ход не пошла.
Тем удивительнее стала для Люси реакция Ланца.
Все пошло не так, как она предположила изначально. Любое свидание в представлении Люси было форменным кошмаром, это же обернулось полным крахом. Началось с того, что Дитрих, вопреки ожиданиям, начал вести себя как
то подозрительно. Вполне возможно, для него это было обычным поведением. Лайтвуд еще с прошлого раза помнила: Дитриху понравилось вгонять её в краску, потому и сегодня он не упустил возможности, в очередной раз поиграть с ней, как кошка с мышкой. И в самый неподходящий момент, когда он только собирался поцеловать девушку, словно черт из табакерки появилась Кристина.
Ей не составило труда узнать, куда именно отправилась дочь. При необходимости Кристина умела из
под земли человека достать и устроить ему допрос с пристрастием. Если она была в чем
то заинтересована, то обязательно шла до конца, не сворачивая на середине пути. Возможно, именно такое качество, как упорство, когда
то и помогли ей занять должность директора школы. Пока другие верили в удачу, Вильямс всеми правдами и неправдами старалась себя зарекомендовать, и в итоге получила желанную должность. Теперь она могла контролировать все и всех. Она стала правительницей своего собственного королевства, не такого уж и маленького, на самом деле.
Сейчас она тоже не преминула возможностью сунуть нос в жизнь дочери. Увидела то, что для её глаз не предназначалось, и пришла в ярость. Вполне возможно, окажись на месте Ланца кто
то другой, реакция Кристины оказалась бы куда более скромной, но сейчас… Она искренне негодовала, увидев дочь в объятиях Дитриха. Его ладонь преспокойно лежала на талии девушки, а он уже наклонился так близко, что, стоя в отдалении, можно было увидеть не попытку поцелуя, а сам поцелуй. Кристина и увидела.
Находясь под влиянием момента, она не обратила внимания на то, что дочь её как раз никакой инициативы не проявляет, и на лице её не цветет улыбка счастья. Совсем, нет. Люси в тот момент была немного растерянна и напугана. Она, в самом деле, сомневалась в правильности своего поступка. Вполне возможно, что еще немного, и она оттолкнула бы от себя Дитриха, но в этот момент раздался гневный крик матери.
– Немедленно иди сюда! – рявкнула Кристина, глядя ненавидящим взглядом на обоих.
Дитрих невольно вздрогнул от такого приказного тона и убрал руку с талии девушки. По всему выходило, что с женщиной лучше не спорить. Она находится не в самом лучшем настроении, так что доказывать ей что
то бесполезно.
Стоило только Люси подъехать к борту, как мать бесцеремонно схватила её за локоть и прошипела с ненавистью:
– Что это было?
– Мы катались на коньках, – равнодушно выдала Люси.
За годы жизни под одной крышей с матерью, она усвоила: все её доводы всегда будут разбиваться о стену непонимания, которое ничем не уничтожить, никогда не разбить и не разрушить. Кристина признает правильным только одно мнение. Свое собственное.
На этот раз ничего не изменилось. Кристина, конечно, верила своим собственным ощущениям, а не словам дочери.
– Вечно тебя тянет на всякую мразь!
Она произнесла это достаточно громко, искренне надеясь, что Ланц услышит, какого мнения о нем придерживаются. Дитрих услышал, но ничего в ответ не сказал, решив, что любой его выпад только осложнит ситуацию. Все сыграет не столько против него, сколько против Люси. Его, в принципе, могут выгнать из школы, воспользовавшись служебным положением, а Люси… Он посмотрел на то, как мгновенно преобразилась девушка. От её восхищения и жизнерадостности не осталось и следа. Она сосредоточенно расшнуровывала коньки. Слишком сосредоточенно, словно это было самым важным делом её жизни. На самом деле, она старалась не думать о том, что ждет её дома. Сколько всего «приятного» услышит она в свой адрес от матери. Таким образом она просто пыталась отвлечься от мрачных мыслей.
Дитрих хотел молча пройти мимо, но почему
то остановился и произнес тихо, так, чтобы слышала только Люси:
– Прости.
Она невольно подняла на него глаза, попыталась улыбнуться и выдала нечто вроде:
– Ничего страшного. Это… обыденно.
А потом снова принялась сражаться со шнуровкой. Ланц не стал развивать диалог, чувствуя, как спину ему прожигают взглядом. Готовы в любой момент разорвать на клочки. Или же отправить на принудительные работы в исправительную колонию. Только бы подальше от Люси.
Теперь он в полной мере оценил заявление Люси о том, что мать у нее зверь. В день знакомства оно показалось ничего не значащей фразой, но, в том
то и дело, что только показалось. Люси говорила правду, а он не поверил, решив, что это обыденная присказка школьницы. Ведь все они во время учебы неизменно придерживаются мнения о злобных учителях и директорах школ, вводящих в обиход строгие правила.
*
Что такое слезы? Ответ прост: соленая вода. Но почему же тогда так больно? Почему так отвратительно чувствовать их на своих щеках? Отчего в душе просыпается ненависть к самой себе и к своей слабости? Это ужасно, невыносимо. И вместо души в груди огромная черная дыра, в которой пропадают все эмоции. Ничего не осталось. Радость – выдумка. На самом деле, она всего лишь иллюзия и сладкий самообман.
Жизнь давным
давно установила свое собственное правило. За все нужно платить. В том числе и за счастье. Пусть и не всегда, но чаще всего минута радости потом оборачивается часами страданий. За каплю радости придется расплатиться морем слез, иначе обмен окажется неравнозначным. Во всяком случае, у Люси все обычно так и происходило.
Она уже неоднократно успела удостовериться в том, что это правило работает.
Лежа на кровати и глядя в потолок, она раз за разом прокручивала в памяти события сегодняшнего дня. По щекам её текли слезы, и, казалось, они никогда не остановятся, так и будут катиться из глаз, сбегая за ворот водолазки… Отчаянно болело всё тело, а ещё все время напоминала о себе саднящая губа. В ранку попадали слезы, и боль вновь вспыхивала в сознании. Она не была сильной. Терпимая, почти ничтожная, но для Люси сейчас всё приобрело масштабы катастрофы.
Это казалось настолько неестественным, что девушка отказывалась поверить. Однако синяки по всему телу и разбитая губа без слов говорили, что она ничего не выдумала. Это, на самом деле, произошло с ней. И теперь она под домашним арестом до конца каникул.
Мать старательно оттаскала её за волосы, высказав при этом все, что думала на тот момент. А думала она, что вместо достойной представительницы общества воспитала неблагодарную шлюху, которая при первой же возможности сбегает из дома. Летит на крыльях любви в объятия сомнительной личности.
От бесконечного крика, звеневшего в ушах, и слез у Люси болела голова. А ещё отчаянно хотелось уснуть и не проснуться, или пойти и разломать что
нибудь. Например, швырнуть вазу об стену, а потом с удовольствием наблюдать за тем, как по дорогим обоям стекает вода, а на полу валяется море осколков, таких же острых, как и те, что резали её душу в этот момент. Однако Люси держалась и ничего не била. Понимала, тем еще сильнее разозлит свою мать, а Кристина и так находится на пределе. Одно неосторожное движение, одно слово, и прогремит взрыв такой силы, что нынешнее состояние покажется блаженством в сравнении с тем, что будет.
Девушке отчаянно хотелось выговориться, но она привыкла со всеми своими проблемами справляться самостоятельно. Время от времени брала в руки телефон, просматривала номера в листе контактов, но так ни на одном внимание и не остановила. Все равно не смогла бы поделиться наболевшим с посторонними.
В такой ситуации прекрасным собеседником, конечно, мог стать личный дневник. Но с тех пор, как мать и туда влезла, дневник перестал казаться защищенной территорией. В любой момент любая её тайна могла выплыть на поверхность. По закону подлости, который стал верным спутником Люси, в самое неподходящее время.
– Я неудачница, – вздохнув, произнесла девушка, вытаскивая из упаковки ещё один бумажный платок.
И в тот же момент ей самой стало смешно и даже немного стыдно за свое поведение. В конце концов, она – сильная личность. Она может при желании удержать свои эмоции при себе, а не радовать окружающих своими истериками. Вполне возможно, Кристина именно такого эффекта и добивалась. Что ж, пусть радуется. Она смогла довести дочь до слез.
Подойдя к зеркалу Люси скептически посмотрела на своё отражение. Опухшее от слез лицо выглядело отвратительно. Волосы торчали в разные стороны, а заколка, державшая их, где
то потерялась. Когда именно это произошло, Лайтвуд не запомнила, просто не до того было. Когда мать нападала на нее, как разъяренный коршун на несчастного цыпленка, она только и могла, что закрываться ладонями от ударов, заколки волновали её в самую последнюю очередь, если вообще волновали.
За время «воспитательного процесса» Люси сломала пару ногтей, до крови ободрала их, пытаясь вцепиться матери в руку и увернуться от очередного удара. Женщина в минуты ярости совершенно себя не контролировала. Наверное, могла бы и убить, не задумываясь, только потом замечая, что натворила. Так называемое состояние аффекта давало о себе знать. Кристина приходила в ярость, и эта ярость вырывалась наружу стихийно, сметая все на своем пути. Она готова была уничтожить своего соперника. Люси неоднократно доставались от матери затрещины и зуботычины, так что она прекрасно понимала, с насколько страшным человеком живет под одной крышей. Время от времени она даже жалела мать, но иногда сама впадала в праведный гнев, высказывая матери все, что о ней думает. Правда, такие вечера откровений тоже даром не проходили. Люси обвиняли в неблагодарности и снова одаривали пощечиной. Это было неприятно, но зато на душе становилось намного легче, нежели, когда девушка держала все в себе.
Умывшись и приведя волосы в порядок, девушка решилась, наконец, выйти из комнаты и показаться матери на глаза. В конечном итоге, ей нечего стыдиться. Она ничего предосудительного не сделала, а даже если бы и поцеловала Дитриха… С каких пор поцелуи стали считаться чем
то страшным? Вполне обыденное действо.
Хотелось посмотреть матери в лицо, увидеть, какие эмоции на нем отразятся. Почувствует ли Кристина вину за содеянное? Или же снова решит, что поступила правильно, а все остальные – просто идиоты, не способные оценить её воспитательные методы.
Почему
то Люси не сомневалась во втором варианте. Привыкла уже. Смирилась.
Кристина после скандала была вполне довольна жизнью. Она готовила ужин и что
то напевала себе под нос. Скорее всего, вечную классику вроде одного из хитов «Битлз». Голос у Кристины был так себе, музыкальный слух даже рядом не пробегал, потому и песню удавалось узнать лишь благодаря словам.
Люси отметила про себя, что мать совершенно не испытывает никаких угрызений совести по поводу своего поступка. Конечно, она считает, что только так можно сделать из дочери человека. Человека с большой буквы, которым в будущем можно будет гордиться. В своем стремлении к идеалу она забыла о том, что не всегда жестокость – лучший способ достижения цели. Такие методы воспитания хорошо применять к детям капризным, эгоистичным, лишь на собственной персоне зацикленным. В случае с Люси намного действеннее оказался бы разговор по душам. Но Кристина не понимала, как можно обходиться без крика в сфере воспитания.
На работе она была хладнокровна, демонстрировала всем ледяное спокойствие, а дома отрывалась, как могла. Все, кто видел её на работе, вряд ли смог бы предположить, что в жизни она столь озлоблена и пристрастна. Малейшая провинность способна вывести её из себя и заставить испортить жизнь окружающим. Не удивительно, что муж не выдержал такого счастья и нашел себе куда более спокойную и сдержанную спутницу жизни. Она, правда, так и не смирилась с существованием Люси в жизни мужа, но и истерик Кайлу не закатывала, принимала все, как должное.
Прошествовав на кухню, Люси подошла к холодильнику и, не заговаривая с матерью, полезла в морозильную камеру за льдом. Нужно было приложить к рассеченной губе, которая пылала так, словно её огнем обожгли. И, судя по всему, намечалась немалая опухоль. Зеркало в комнате отразило печальную картину, но она была правдива. Все без прикрас, как есть.
Кристина тоже сделала вид, что появления дочери на кухне не заметила. Она продолжала нарезать овощи в салат, как будто это было самым важным занятием в её жизни и ничего более существенного её не занимает. Женщина никак не могла смириться с выбором Люси. В голове не укладывалось, как её дочь могла позариться на такого парня, как Дитрих. Ведь не было в нем ничего особенного, кроме показного лоска, излишнего самомнения или даже, скорее, самолюбования и уверенности в том, что весь мир у него в кармане. Он был наглым, задиристым и просто… Просто отвратительным. И голос у него был мерзкий. Кристина хорошо его запомнила. На самом деле, голос у Дитриха был красивым, просто мисс Вильямс никак не могла смириться с тем, что увидела сегодня на катке и придумывала себе причины для ненависти. Цеплялась к каждой мелочи.
Её поведение не было таким уж странным и необъяснимым.
Давно известен тот факт, что выбор детей редко получает одобрение со стороны родителей. Каждый любящий родитель хочет своему ребенку счастья, искренне полагая, что детям найти свое счастье самостоятельно – невозможно. Слишком мало у них жизненного опыта, так называемой житейской мудрости, которая поможет избежать многих ошибок и, действительно, получить свой кусочек счастья, а не море разочарования. Детям свойственно совершать ошибки. В большом количестве.
Люси совершала уже вторую ошибку подряд.
Первым её проступком стал Паркер. С ним все вроде бы благополучно разрешилось. Но стоило только ему отойти в сторону, как на горизонте замаячил этот новенький. Выбирая между ними, Кристина быстрее согласилась бы вручить судьбу дочери в руки Эшли. Он хотя бы казался не таким развязным, вспыльчивым и показушным. Дитрих же напоминал ей собственного мужа. Такая же кобелиная натура, сформированная под влиянием повышенного спроса на его персону.
За спиной у Ланца есть багаж из нескольких разбитых сердец. В этом Кристина почему
то даже не сомневалась. И дело было не во внешней привлекательности. Нет. В школе было много гораздо более симпатичных парней, нежели Дитрих. Зато у него были деньги. Вильямс неплохо разбиралась в брендах, потому не могла не отметить того, в какие вещи одевался Ланц. И джинсы его, и сапоги были остромодными и довольно дорогими. Как, впрочем, и черный френч. Золотой мальчик, не иначе. Глядя на него, Кристина тогда ловила себя на мысли, что подсознательно ждет, когда же он перестанет себя сдерживать и забросит ноги на её стол, всем своим видом выражая презрение. Странно, но он этого так и нее сделал. Зато, пока она знакомила его со школьными правилами и объясняла все, что нужно знать ученику, он так и не удосужился убрать с лица скучающее выражение. Ему, на самом деле, было наплевать на все, что она говорила, и он не пытался скрыть от нее этот факт.
Почему
то у Кристины даже сомнения не возникло в том, что этот самовлюбленный тип будет пользовать популярностью среди школьниц. Они вообще, в большинстве своем, были очень падки либо на сладких красавчиков, либо вот на такие экземпляры, что кичатся своим богатством, считая, раз у них есть деньги – они короли всего мира. Но она даже предположить не могла, что одной из поклонниц Дитриха станет её собственная дочь. Впрочем, это был её промах. Она слишком расслабилась с тех пор, как Паркер сошел с дистанции, перестала следить за дочерью. Вот и пришла к такому плачевному результату. Если бы она больше времени уделяла воспитанию…
– Мама, поговорим? – раздался сзади голос Люси.
Кристина на время замерла с ножом в руках. Она была уверена, что дочь не станет первой начинать разговор. Скорее всего, в очередной раз разобидится, будет демонстративно заходить на кухню, ни слова не говоря, а потом уходить к себе и хлопать дверью так, чтобы и на первом этаже услышали. У папочки все крохи подхватила. Тот тоже после ссоры удалялся к себе в кабинет, хлопал дверью. Сидел в кабинете часами и пил. Люси, конечно, не пила. У нее совсем не было тяги к спиртному. К курению она тоже относилась отрицательно, потому можно было не опасаться. Вильямс знала, что дочь за сигареты не схватится и алкоголем себя травить не станет. Это для нее слишком вульгарно. Люси просто будет плакать в одиночестве.
Как к алкоголю и сигаретам относится Дитрих оставалось только догадываться. Кристина не сомневалась, что он пробовал и то, и другое. Частенько такие развращенные детки из богатых семей неравнодушны ко всякой мерзости. Они пьют, курят, а бывает, еще и наркотиками балуются.
Кристина отчаянно желала вылепить из Дитриха монстра, потому приписывала ему все, что только можно и нельзя. На самом деле, Ланц не курил, да и, в принципе, относился к курению негативно. Постоянно дымящий Паркер ввергал его в уныние. Точнее, сама по себе вредная привычка Эшли его совершенно не трогала. Угнетало то, что такой человек может отказаться рядом с Керри. Дитрих искренне считал, что ответственен за жизнь своей родственницы, как в целом, так и за личную, в частности. Ему хотелось, чтобы рядом с сестрой был надежный человек, не тяготеющий ко всякой гадости вроде курения, но… Как он и говорил ранее, девушек всегда тянет к идиотам.
Дитрих ассоциировался у Кристины с гадюкой, замаскированной под безобидного ужа. Этакая гадюка в сиропе, которая привлекает к себе внимание, старательно соблазняет, искушает свою жертву, а потом, стоит только жертве расслабиться, наносит удар исподтишка. Жалит, запуская яд в кровь, и яд этот смертелен. Яд тот именуется очарованием порока. Достаточно один раз поддаться искушению, и принципы будут посланы к черту, а здравый смысл отправлен в ссылку.
– Давай поговорим, – произнесла Кристина, отложив нож в сторону и отодвинув разделочную доску от края стола. – О чём именно?
– О сегодняшнем дне.
– И что же?
– Зачем ты это сделала?
– Что именно? – улыбнулась Вильямс, разглядывая ногти.
Словно они требовали к себе больше внимания, чем дочь. Люси это показное равнодушие раздражало. Она понимала, что мать над ней в очередной раз смеется. Во всяком случае, серьезно её не воспринимает, считая, что её возмущения – проявление подросткового духа противоречия, не более того.
– Ты сама прекрасно понимаешь, о чем я. И не надо сейчас делать вид, что это обычная история. Неужели ты не понимаешь, что своими методами воспитания добиваешься обратного результата? Фактически провоцируешь меня на совершение глупостей.
– То есть, ты хочешь сказать, что, если бы я не наказывала тебя, твое поведение было бы гораздо лучше?
– Что? – Люси усмехнулась. – Мама, ты сама слышишь, какой бред ты несешь? Тебе лечиться надо. Ты совершенно съехала с катушек. Ты видишь то, чего нет на самом деле. Ты не замечаешь мои хорошие поступки, а за любую провинность готова меня с лица земли стереть. Мама, в моем возрасте большинство девчонок слали к черту указания родителей. Они поступают так, как хотят и никто им не указ. Курят, пьют, занимаются сексом со своими парнями и носят короткие юбки. Представь себе, никто из них не считает это чем
