Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 47 страниц)
После того, как Люси не стало, он решил, что больше никого никогда не полюбит, а теперь, кажется, его решение пошло прахом. От него камня на камне не осталось. Дитрих смотрел на Аманду и никак не мог отвести взгляд.
Ленточка шнурка поддалась. Аманда издала победный клич.
– Вот. Все гениальное просто, – произнесла она, становясь в полный рост.
– Благодарю, – пробормотал Дитрих, все еще пребывавший в мире переживаний, умноженных на любовное томление.
– Да не за что, – небрежно бросила она, присаживаясь рядом с ним. – Тебя что
то беспокоит?
«Ты», – хотелось ответить ему.
Он размышлял над тем, какая сложная штука – жизнь. Вроде бы все просто, но стоит только открыть в себе потребности первооткрывателя, пытающегося постичь тайны мироздания, как появляется понимание: нет ничего простого. То, что просто – изобрели ленивые люди, которым не хватило упорства докопаться до истины.
– Нет, все в порядке, – ответил, противореча самому себе.
Над городом сгущалась темнота. Солнце уже спряталось за горизонтом, но на улицах было еще достаточно видно. Постепенно, то тут, то там начали зажигаться фонари. Запели свою незамысловатую песню сверчки, сменив на посту главных певцов – цикад, практически без перерыва напевавших свою мелодию. В соседнем доме включили телевизор. Он стоял в гостиной, недалеко от окна, был включен на большую громкость, потому Дитрих и Аманда услышали голос диктора. Шанталь после отъезда Эшли часто коротала дни в одиночестве, перед телевизором. Наверняка, скучала по сыну, но понимала, что он строит карьеру и не стоит мешать ему.
Иногда родительская любовь не знает границ. В определенные моменты родители готовы привязать отпрыска к себе, только бы он никуда не делся. Не выпал, как неразумный птенец из гнезда. Но рано или поздно все дети вырастают и улетают навстречу лучшей жизни.
Шанталь жалела, что Эшли практически не видел её любви. Она долгое время неправильно расставляла приоритеты, отдавая предпочтение своим кавалерам и пагубным привычкам. Но сейчас наиболее четко осознала, что у нее есть только Эшли, и именно им она должна дорожить. Перед отъездом он сказал, что все время, пока будет находиться в турне, будет думать о ней, никогда не забудет. И играть будет не только для зрителей в зале, но и для нее, хотя она не услышит.
Она расплакалась, и Паркер утешал Шанталь, как мог. Бережно стирал с её лица слезы и говорил, что все будет хорошо. Просил пожелать ему удачи, и она желала, старалась улыбаться. Ей сложно было отпустить его. Только сейчас она поняла, что Эшли совсем ещё ребенок. Да, он очень самостоятельный, и временами любого взрослого переплюнет в плане независимости, но… Но для нее он так и остался ребенком, которому она уделяла ничтожно мало времени.
Услышав от своего сына ободряющие слова, Шанталь поняла, что все это время он старательно носил маску недовольства жизнью, стремясь замаскировать свои истинные чувства. На самом деле, не было в его душе никакой ненависти, он сам её нагнетал, внушая себе мысль, что жизнь – жестокая игра, в которой выживает лишь сильнейший, и к участию в этой игре нужно готовиться.
Дитрих, провожавший Керри, стал тогда свидетелем трогательной сцены прощания. После он пытался понять, что заставило их с Эшли на первых порах враждовать? Что они делили? Ведь оба относились к школьной власти равнодушно, не имели желания стать объектами преклонения у местного контингента, и, тем не менее, столько времени выставляли друг друга на посмешище, словно других забот не было.
Вражда помогала им обоим держаться в тонусе, разбавлять унылые будни сильными чувствами, истинной ненавистью. Потом, когда у Дитриха появилась Люси, у Паркера – Керри, а вместе с девушками и желание заботиться о них, оба позабыли о былых недомолвках. Поняли, что выяснять отношения нет никакого смысла. Им и без дурацкой нервотрепки хорошо.
Хлопок двери за спиной заставил Дитриха вздрогнуть и обернуться. Аманда тоже оглянулась. На пороге стояла Лота в неизменном фартуке. От нее сегодня пахло ванилью.
– Ты напугала меня, мам, – произнес Дитрих.
– Прости, – отозвалась она. – Почему вы здесь сидите? Шли бы в дом.
– Нам и тут неплохо, – проворчал Ланц. Теперь ему вряд ли удастся вернуться к своим размышлениям. Нить их потеряна безвозвратно. – Кстати, почему от тебя пахнет ванилью? Экспериментируешь со вкусами овсянки?
– Я испекла кекс.
– Правда? – Дитрих удивленно вскинул бровь.
– Хотите попробовать? – оживилась Лота.
– Нет, – покачал головой он.
– Да, с удовольствием, – мигом отозвалась Аманда.
– Тогда идите в дом, – улыбнулась фрау Ланц.
Дитрих покачал головой.
– Ты сумасшедшая, – тихо шепнул Аманде.
– Все так печально?
– Посмотрим. Если выживешь, я тоже рискну отведать сей шедевр.
– Да ты просто благороднейший из рыцарей, – хмыкнула девушка. – Кстати, а почему твоя мама готовит именно овсянку?
– Предрассудки, – отозвался парень. – Наслушалась рассказов о том, что англичане жизни своей не мыслят без этой каши, вот и совершенствует мастерство.
Посреди стола стояло блюдо, в центре которого возвышался кекс, щедро присыпанный сахарной пудрой. Аманде вспомнилась статья из какого
то журнала, где говорилось, что подгоревшую или же наоборот непропеченную корку можно замаскировать с помощью сахарной пудры или глазури. Аппетит резко испортился, но Лота так мило улыбалась, что у Аманды даже мысли не возникло – отказаться от предложенного яства.
Дитрих с кислым видом пил чай без сахара. Аманда с энтузиазмом нахваливала кекс, откусывая от него небольшие кусочки. То ли, действительно, ей нравилось, то ли просто примерила на себя роль и пыталась польстить горе
кулинару, коим была Лота. Мать Дитриха была на седьмом небе от счастья, слушая комплименты, и на губах у нее не переставала играть улыбка. Грант тоже благодарно улыбнулась.
Дитрих тяжело вздохнул. Ему она так не улыбается. Ему она вообще не улыбается.
Лота и Аманда мигом обернулись в его сторону, и хором спросили:
– Что
то случилось?
– Всё отлично, – ответил Ланц.
Грант, сидевшая рядом, не удержалась, положила ладонь на его бедро. Почувствовала, как он напрягся, а потом посмотрел на нее вопросительно.
– Я не отравилась, – шепнула она, воспользовавшись тем, что Лота отвлеклась. – Правда, вкусно.
Руку тут же убрала, и Дитриху захотелось побиться головой о стол. Он тут проблемы мировой важности решает, а она ему о каком
то пироге говорит.
– Мам, можно мне тоже кусочек? – попросил он.
Раз уж ничего, кроме пирога, ему здесь предложить не могут, то пусть хоть пирог будет.
– Ты передумал? – улыбнулась Лота.
– Да.
Она отрезала немного, положила кусок на тарелку и передала её Дитриху. Он поблагодарил мать и, всё ещё сомневаясь в правильности своего поступка, попробовал её творение. Странно, но Аманда не обманула. Это, на самом деле, оказалось съедобно и даже вкусно. О чем он и сообщил матери, вызвав у нее ещё одну улыбку. С сахаром, конечно, переборщила, но общей картины это не портило.
Они просидели еще некоторое время в кухне, потом с работы вернулся Якоб. Пирогом торжественно кормили его, и он тоже оказался приятно удивлен творением супруги. Хотя, Дитрих знал, что отец при любом раскладе стал бы нахваливать стряпню Лоты.
– Уже поздно, – задумчиво протянул мужчина, отодвигая чашку, подходя к Лоте и целуя её в щеку.
Аманда сразу поняла, что ей недвусмысленно намекают, что пора бы и честь знать.
– Да
да, – суетливо произнесла девушка. – Я, пожалуй, пойду. И так слишком задержалась.
– Одна? – недоуменно спросил Дитрих.
– Да, – кивнула она.
– Но…
Он вновь вспомнил о её прошлой самостоятельной вылазке, закончившейся довольно плачевно. И сейчас собирался её проводить, даже, если она будет упираться руками и ногами, а потом скажет, что уже не маленькая и сама несет ответственность за свою жизнь.
– Мам, пап, можно Аманда останется? – выдал он, прежде чем понял, что именно произнес.
– Но мои родители будут переживать, – все еще сопротивлялась Аманда.
– Позвонишь им и скажешь, что ночуешь у подруги.
– Ты – подруга? – хмыкнула Грант.
– Ладно, у друга, – Дитрих успешно проигнорировал её сарказм. – Так что, можно?
– Но я… – в очередной раз начала Аманда.
– Можно, – кивнула Лота, бросив красноречивый взгляд в сторону мужа.
Тот усмехнулся, но ничего говорить не стал. Если Лота не возражает, он тоже не станет противиться. Тем более, его совсем не смущает присутствие в доме посторонней девушки.
– Но я же… – вновь начала Грант.
– Что? – непонимающе спросил Дитрих, надеясь хотя бы сейчас вогнать её в краску.
Но Аманда гордо вскинула голову и произнесла:
– Я не взяла с собой пижаму и зубную щетку. Это осложняет ситуацию, – посмотрела подозрительно на Дитриха. – Зубы не почищу и спать лягу голой, – шепнула ему на ухо. – Будить меня утром не приходи.
Дитрих удивленно моргнул. Издевается что ли? Конечно, издевается. Если бы она не острила, потеряла львиную долю своего очарования.
– И щетку, и пижаму я тебе дам, – произнес он. – Так что можешь не переживать.
– Эх, – вздохнула девушка. – Вот так всегда. Только захочется список требований предъявить, как тут же выясняется, что всё есть, и даже придраться не к чему.
Она позвонила домой, несколько минут разговаривала с Сарой. Та достаточно прохладно восприняла новость о ночевке в доме подруги, как и всегда. Одобрила решение не возвращаться по темноте и, попрощавшись, положила трубку.
Аманда задумалась. И почему она не настояла на своем? Как теперь удержаться от соблазна? Да, наверное, тот факт, что его родители ночуют в этом же доме, должен немного остудить её пыл, но все обстоит иначе. У нее нет никакой гарантии, что ночью она не придет к нему в спальню и не предложит себя. Нет, все же есть сдерживающий фактор. Гордость. Только, чтобы сохранить гордость, она не станет ничего предпринимать. Вообще ничего. Ляжет спать и уснет крепким сном. Проснется лишь утром. Снотворного что ли попросить у Лоты?
Девушка поднялась на второй этаж, прикидывая, стоит ли заглядывать к Дитриху, чтобы пожелать спокойной ночи или лучше оставить эти нежности? Он не обидится, если она не скажет ему пару слов. Не ребенок, в конце концов.
Проходя по коридору, она заметила, что дверь в его комнату открыта. Любопытство одержало сокрушительную победу с разгромным счетом, и девушка всё
таки заглянула в комнату. Дитриха в спальне не было. Скорее всего, он сейчас находился в смежной ванной. Подумав, что ничего страшного, если она заглянет и туда, не случится, Аманда сделала шаг вперед. Дитрих, действительно, находился в ванной, искал зубную щетку. Обернулся к Аманде на пару секунд, а затем возобновил поиски.
– Позвонила?
– Да, уже. Сара не стала возражать.
– Но ощущаешь ты себя неуютно.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую.
– Я не так часто остаюсь ночевать в чужих домах. Забыла, когда это случилось в последний раз. Вечеринки я посещать перестала, друзей растеряла, так что… – Аманда развела руками. – Кстати, я так поняла, ты ищешь для меня зубную щетку. А что с пижамой? Я, правда, лягу спать без одежды, это не шутка. Так что утром не нужно меня будить, чтобы неприятных сюрпризов не было.
– И часто ты такое практикуешь?
– Время от времени.
Она сказала это так просто, что Ланц едва не взвыл от возмущения. Зачем она это делает? Неужели не думает, какое впечатление на него производят её слова?
– И как?
– Вполне успешно.
Дитрих, наконец, перестал копаться в ящике и протянул девушке щетку.
– Держи.
– Раз уж я оказалась в твоей ванной, то можно я здесь зубы почищу?
– Конечно, – кивнул Ланц. – А я на время отлучусь. Нужно еще решить вопрос с пижамой.
Ничего ему не нужно было решать. Лота обо всем бы позаботилась. Но и находиться рядом с Амандой, спокойно рассуждавшей о вещах, которые Дитриха сбивали с пути истинного, было опасно.
Она осталась наедине с собой. Выдавила на щетку немного пасты. Устало улыбнулась отражению.
– Странно, да? – спросила сама себя. – Не думала, что окажусь здесь. Не думала, что когда
нибудь буду болтать с его матерью, как с подружкой, и, конечно, помыслить не могла о том, что буду отпускать столь похабные шуточки. Да и не такая уж я красивая в обнаженном виде. Одни шрамы чего стоят…
Аманда все видела в ином свете, где балом правил гротеск. Шрамы уже были не так заметны, как раньше. Побелели, практически слились по цвету с кожей.
Просто так, ради интереса она отогнула воротничок своей рубашки, стараясь рассмотреть себя внимательно. Ничего не увидела, приблизилась к зеркалу, вынув одну пуговицу из петли. Теперь у девушки появилась возможность отогнуть воротничок сильнее. Но шрамы все равно не были заметны. Аманда видела их, но они не угнетали её так сильно, как раньше. Вообще никаких чувств не пробуждали. Видимо, ненависть к ним умерла вместе с ненавистью к Эвансу.
Сплюнув в раковину, девушка прополоскала рот, пристроила щетку на бортик раковины, обернулась и едва не вскрикнула от неожиданности. Еще недавно там никого не было, а сейчас в дверном проеме стоял Дитрих, державший в руках полотенца и еще что
то. Видимо, обещанную пижаму.
– Я хотел спросить.
– О чем?
– Ты можешь поспать в моей рубашке?
– Думаю, она будет висеть на мне, как на палке, – вздохнула Грант.
– Это точно, – вздохнул Ланц, понимавший, что Аманда права.
– Но лучше так, чем совсем без одежды.
– Что? – поинтересовался он.
– Ничего, – пожалуй, слишком быстро ответила Аманда, тем выдала себя с головой.
Она попыталась выхватить из рук Дитриха полотенце и рубашку, но он не отпустил. Сделал вид, что разжал руки, а потом сжал их в кулаки, не отдавая вещи.
– Эй, отдай, – обиженно выдала Аманда.
– Ты очень на меня рассердишься, если я…
– Если ты? – переспросила Грант.
– Если я…
– Ты…
Он отбросил вещи в сторону, не глядя, куда именно они приземлятся. Дернул Аманду на себя, обнял её и поцеловал. Сам. Впервые. Не просто ответил на её действия, а проявил инициативу. В первую минуту девушка хотела возмутиться, стукнула его ладонью по плечу, но Ланц этого не заметил, полностью поглощенный своими страстями и страстишками, вырвавшимися наружу.
Да, это стоило того, чтобы рискнуть их дружбой. Даже, если она сейчас закричит, одарит его пощечиной и сбежит, он все равно будет чувствовать себя счастливым человеком, потому что он, наконец, делает то, о чем мечтал уже довольно продолжительное время.
Аманда не думала никого бить.
Она обняла его за шею, скрестив запястья у него за спиной, подалась чуть вперед. На время они отстранились друг от друга, пытаясь отдышаться. Но ни Дитрих, ни Аманда так и не решились разомкнуть объятия. Он продолжал придерживать её, как хрупкую фарфоровую куколку, боясь, что она разобьется, если её отпустить. Грант смотрела на него, не отводя взгляда, непроизвольно облизала губы.
– Вот на это не обидишься? – выпалил он на одном дыхании.
Аманда отрицательно покачала головой. Как он мог подумать, что она на него обидится? Разве она может это сделать? Ведь она же сама только о том и думала.
– Знаешь, я ещё утром хотел тебя поцеловать, – признался он.
– Знаешь, я ещё утром хотела, чтобы ты меня поцеловал, – ответила она.
– Интересно, сколько раз за этот день, что мы провели вместе, наши желания совпадали? – задумчиво произнес Дитрих.
– Думаю, что неоднократно, – усмехнулась Аманда.
– Что
то мне подсказывает, что ты права.
– Я всегда права, – вновь сказала, как отрезала, Грант.
Не позволяя Ланцу возмутиться, прижалась губами к его рту, попутно начиная стягивать с него рубашку.
В этот момент она думала о Люси. И Дитрих тоже на мгновение подумал о Лайтвуд.
«Пожалуйста, отпусти его», – мысленно умоляла Аманда.
«Пожалуйста, отпусти меня. Позволь мне снова стать счастливым», – думал Дитрих.
«Отпускаю», – это слово, как молния, вспыхнуло в мыслях у обоих.
*
«Вот уж, правда. И смех, и грех, – подумала Аманда. – Решила пошутить, и что в итоге получила? Действительно, уснула без одежды».
События прошлой ночи мелькали под сомкнутыми веками, как картинки в калейдоскопе. На одном изображении долго не задерживались, сменяясь очередным слайдом, наполненным эротическим содержанием. Она вспоминала все это и теперь кусала губы, думая, что же делать. Как уйти незамеченной из этого дома? Вспомнив свое поведение, она почувствовала, как к щекам жар приливает. Господи, неужели это она вела себя так пошло? Неужели она на такое способна? Вроде раньше не замечала за собой. Или просто не тот человек в первый раз попался?
Ужас, ужас, ужас!
А ещё же родители Ланца. Они, наверняка, слышали все, что происходило в комнате сына. Такое даже глухой услышал бы. Она ясно помнила, что кричала. Дитрих пытался заткнуть ей рот поцелуем, но усилия его были напрасны. Заставить её замолчать получалось лишь на время, а потом все начиналось сначала. Аманда просто себя не контролировала. Не могла думать ни о каком контроле. Всё это казалось таким незначительным. А вот сейчас накрывало волной раскаяния.
Нет, понятно, почему у Ланца крышу сорвало. Эта обстановка, девушка в его ванной… Он ведь уже проходил через это, так что для него не в новинку. Вопрос: её ли он хотел видеть в своей постели или… Вот на этом «или» Аманда приказала себе прекратить думать.
Она открыла глаза, повернулась на бок и посмотрела на Дитриха. Он всё еще мирно спал, обняв подушку. Девушка посмотрела на его спину, стараясь оценить масштабы катастрофы. Да, постаралась она на славу. На спине ярко горели несколько полос её работы. Интересно, когда она так разошлась? Сама не заметила. Разум будто отключился, остались одни только инстинкты.
«А теперь нужно уйти, пока карета не стала тыквой, а Золушка – замарашкой», – подвела она итог и, прижав к груди простыню, спустила ноги на пол.
– Грант, ты ведешь себя, как мужик, – не открывая глаз, произнес Дитрих.
– Э… В каком смысле? – удивилась девушка.
– Это нам свойственно уходить, не прощаясь от любовниц, которые нам не очень
то дороги.
– Глупости, – нервно хихикнула Аманда.
– Правда жизни, – ответил Ланц. – Попробуй переубедить меня, что ты сейчас не собиралась сбежать, не попрощавшись.
– Я не собиралась.
– Именно поэтому старалась действовать бесшумно. Охраняла мой сон, – протянул он.
– Да, я собиралась уйти, – покаянно кивнула Аманда. – Просто хотелось избежать утреннего выяснения отношений.
– Точно, как мужик, – припечатал Дитрих.
Аманда окончательно скисла.
– Не хочу думать, что я – заменитель Люси.
– Ты – не заменитель. Ты слишком хороша, чтобы быть чьим
то заменителем. Тебя стоит ценить такой, какая ты есть, а не подгонять под определенные стандарты и критерии.
– Льстишь?
– Правду говорю. Ты же знаешь, от проблем намного легче убежать, чем разрешить её на месте. Во всяком случае, многие так думают. Но они ошибаются. Лучше сразу расставить все точки над i, чтобы не мучиться потом от неизвестности. Раз уж ты избрала мужскую тактику поведения, может, поцелуешь новобрачную? – предложил Ланц. – Меня, то есть.
– Дурак, – засмеялась Аманда. – Глупости какие
то городишь.
– А, может, я стесняюсь, – наигранно возмутился он. – Могла бы меня подбодрить немного.
– Уговорил. Я тебя подбадриваю. Мысленно.
– Так нечестно.
– Я не говорила, что буду играть по правилам.
– А, если так?
Дитрих присел на кровати, пытаясь пригладить волосы, торчавшие во все стороны. Аманда почувствовала, как он прижимается грудью к её спине. Губы коснулись её обнаженного плеча. Она запрокинула голову, прикрыла глаза.
Вечность. Вечность в одних объятиях. Быть может, именно этот человек станет для нее кем
то особенным? Быть может, он научит её отличать истинные чувства от поддельных? Тех, что преобладали в её жизни все это время. До тех пор, пока она не встретила его и не сболтнула какую
то глупость о плаще
невидимке.
– Так мне очень нравится, – ответила она с ленцой в голосе. – Но твои родители…
– Им нет никакого дела до моей личной жизни.
– Но они могут зайти сюда.
– Ночью эта перспектива тебя не пугала.
– Она и сейчас меня не пугает.
– Тогда что же тебя останавливает?
– Ничего.
Она повернулась лицом к Дитриху, и он, тут же воспользовался возможностью поцеловать её. Так странно это было, будто ничего прежде и не происходило. Аманда целовала его раз за разом и никак не могла насытиться прикосновениями этих губ. Странно. Ведь она считает, что не умеет любить. Раньше точно считала. И, когда Эштон говорил, что ей нужно влюбиться, отмахивалась от его слов. Так что же получается? Она не такая уж равнодушная и холодная, как ей казалось? Конечно, нет. Не равнодушная и совсем не холодная.
– Дитрих, – тихо позвала она, заставляя его на время отвлечься.
– Да?
– Можно попросить тебя кое о чем?
– О чём?
– Просто скажи: да или нет?
– Да, – ответил он, потратив на раздумья не более секунды.
Аманда обняла его, прижалась, наклонилась к уху и прошептала:
– Научи меня любить.
Дитрих понял, о чем она говорит. Сразу же вспомнил разговор в беседке, когда она говорила ему о своей быстро уходящей любви, что не держится дольше определенного срока. Наверное, ей самой это надоело. Аманда хотела настоящей любви. Она хотела любить и быть любимой. Хотела удержать в руках то хрупкое чувство, что уже зародилось в её душе и теперь, как оранжерейный цветок требовало за собой тщательного ухода.
– Научи меня любить, – повторила она. – Пожалуйста. Просто будь рядом со мной. Позволь поверить, что это прекрасное чувство, о котором так часто говорят люди, не выдумка, а реально существующее явление. Я уверена, что в этот раз у меня все по
настоящему, а не надуманно. Я люблю тебя… И все это время, что была рядом, любила. Так как, научишь?
Эпилог.
Эшли Паркер понял, что любит людей.
И определенных людей, находившихся в зале, и все человечество, в целом.
За довольно короткий срок (если рассматривать в масштабах человеческой жизни, то год – это ничтожно мало) он успел пересмотреть свои взгляды на жизнь. И понять, что видеть в жизнь в черном цвете – проще простого. Намного сложнее найти в ней прекрасное, поверить другим людям, позволить им стать ближе. Конечно, не всем.
Но и вечно чураться общества невозможно. Да, не бывает идеальных людей, но сплошную грязь в людях трудно найти. Видишь людей в черном цвете только тогда, когда сам стремишься их очернить, не давая никому шанса проявить себя с лучшей стороны. Закрываясь от окружающих, можно остаться в одиночестве. Лишь на первых порах человек будет им упиваться, а потом чувство триумфа исчезнет, и ничего от него не останется. Только некогда желаемое одиночество, ничего, кроме тошноты и отвращения не вызывающее.
Паркер понял, что любит свою мать.
Он всегда её любил, но старался скрывать настоящие чувства за маской циника, озлобленного на всех и вся. Какие бы злые, несправедливые упреки не срывались с её губ во время скандалов и выяснения отношений, рано или поздно она всегда извинялась. И Эшли понимал, что в ней бушевали эмоции. Она не думала того, что произносила. Просто в момент скандала ей хотелось сильнее задеть своего оппонента, и она била в самые уязвимые места. Но разве он не делал того же? Делал. Потому не имеет прав обвинять Шанталь в чем
то. Тем более тогда они были друг для друга единственными родными людьми. Теперь Эшли осознал это особенно ясно.
Ему были приятны все люди, пришедшие на концерт. И, хотя, по большей части, они его пока не замечали, были в зале и те, кого он, по
настоящему, ценил. Их поддержка придавала ему силы. Он улыбался.
И хотел, чтобы улыбка играла на губах у всех присутствующих в зале людей.
Керри, успевшая посмотреть несколько шоу, стояла в первом ряду у сцены. Она неотрывно смотрела на Паркера и думала о том, какой же он, на самом деле, замечательный. Пусть их первая встреча была омрачена глупыми событиями, и история, ознаменовавшая начало их отношений оставляла желать лучшего, девушка поняла, что ничего не хочет менять. Ей нравится абсолютно всё.
Перед концертом она столкнулась с Куртом. Они обменялись ничего не значащими фразами. Курт поведал о расставании с Гретхен. Керри не удивилась. Курт оказался слишком непостоянным, чтобы долго находиться в отношениях с одной девушкой. Керри рассказала, что сопровождает своего парня в поездке. Окончательно Курт сник, когда на заднем плане нарисовались Эшли и Дитрих. Одному парень завидовал из
за успешной карьеры, второго с давних пор на дух не переваривал. Общение быстро сошло на нет.
Аманда и Дитрих тоже присутствовали в зале.
Они ненадолго прилетели в Берлин. Ланц хотел показать Аманде город, в котором прошло его детство, а по счастливой случайности их визит совпал по времени с расписанием «Dark Side», выступавших в это время в Германии.
Берлин – удивительный город. Стоит однажды увидеть его – не забудешь никогда. Во всяком случае, Аманда ясно это осознала, как только сошла с трапа самолета на территории чужой страны. Конечно, так можно сказать о любом городе мира, который любишь всем сердцем. Все в нем будет казаться неповторимым, идеальным. Воздух, который, кажется, можно пить, ощущение легкости и свободы, будто крылья за спиной разворачиваются. Оказавшись в городе мечты, ощущаешь себя именно так. Грант на все сто процентов была уверена, что Берлин ей понравится, и он тоже примет её, не заставит чувствовать себя чужой.
Стоя перед сценой, она вспоминала прошлый концерт, условно ставший для нее начальной точкой отсчета. Тогда она призналась Дитриху в любви, предварительно побегав от него по коридорам. Боялась, что он оттолкнет её. Сейчас знала, что ничего такого не будет. Он не станет отталкивать, он протянет ей свою руку. И крепко
крепко сожмет, не отпуская, давая понять, что он рядом и на него можно положиться.
Аманда подпевала солисту, чувствуя, что в этот момент почему
то хочет расплакаться. Раньше она была склонна ставить понятие «слезы счастья» под сомнение, сейчас осознала, что и такое бывает.
Ладонь Ланца легла ей на талию, притягивая ближе. Он поцеловал Аманду в макушку, заставив её улыбнуться.
Восприятие у каждого человека разное. Нельзя быть хорошим для всех. Дитриха многие не любили в школе, считали беспечным, излишне грубым, несерьёзным, наглым. Пусть это все останется на их совести. Кристина называла его гадюкой в сиропе, искренне полагая, что раскусила своего врага, открыв его истинную сущность. Ей никогда не понять Аманду, а Аманде никогда не понять её. Ведь, глядя на одного человека, они видят полярно разных людей. Для Кристины он так навсегда и остался воплощением вселенского зла…
Для Грант Дитрих навсегда останется человеком, научившим её любить.
Человеком, растопившим её ледяное сердце.
Единственным, кто услышит от нее слова: «Я люблю тебя».
И тем, кто скажет ей такие же слова в ответ.
