Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 47 страниц)
броски были отличным средством пробуждения. Живя в Берлине, Дитрих старался ходить в школу пешком, а не ждать, что его подвезут родители. Сидя на заднем сидении, он неизменно начинал засыпать, когда же ходил пешком, от сонливости и следа не оставалось. Он не был бодр и весел, но и желания уткнуться носом в парту, не возникало.
Сегодня отец все же подбросил его до школы. Лота сидела рядом с мужем и что
то оживленно рассказывала о своих планах на день. Дитрих слушал её невнимательно. Погруженный в свои мысли, намного сильнее он интересовался разношерстной толпой во дворе школы. Ученики напоминали ему муравейник. Все куда
то спешили, бежали, суетились. То там, то тут собирались стайки школьников. Кто
то активно жестикулировал, кто
то просто молча слушал, кто
то сидел в отдалении и не обращал внимания на местных нимф. В основном, это относилось к кружку скромников.
Дитрих хмыкнул. Как и ожидалось, ничего нового.
Ланц думал, что нигде и никогда ему не доводилось слышать о школах, где царило бы равенство. Всегда школьники делились на группы: середнячки, изгои, элита. И непонятно, какие критерии отбора существовали для попадания в ту или иную группу. Здесь не играло никакой роли богатство, физические данные ученика, его умение стильно одеваться или же красноречие. Да
да, оно иногда тоже играло свою роль. Активисты, умевшие пролезать всюду благодаря подвешенному языку, рассыпающие шутки, иногда смешные, иногда не очень, способные делать комплименты, тоже нередко добивались расположения со стороны окружающих и становились элитой. При этом они могли быть неброско одеты и не иметь златых гор. А некоторые одевались с иголочки, вели себя из рук вон плохо, так, как обычно ведут себя хулиганы, уверенные в своей невероятной крутости, но все равно не пользовались особой популярностью.
В этой школе такого разнообразия в одежде не было, особых вольностей не допускалось. Все обязаны были носить то, что считала приемлемым администрация школы, а приемлемой она считала только черно
белую одежду.
– О, смотрите, смотрите, какая высокая девушка! – неожиданно воскликнула Лота.
Дитрих непроизвольно вздрогнул, услышав выкрик матери и посмотрел в ту сторону, куда она показывала.
Лота вообще ничего не стеснялась, могла спокойно ткнуть в сторону человека пальцем, наплевав на элементарные правила приличия. Отца это нисколько не напрягало, он сам был из породы людей, не ведающих смущения. Зато Дитрих временами готов был сквозь землю провалиться, только бы не видеть откровенно глупых выходок своих родителей.
Он сполз по сидению вниз, надеясь, что высокая девушка не заметит присутствия в машине своего сверстника и не подскочит резво, чтобы самой первой с ним познакомиться. Номера на машине все еще были прежними, обзаводиться новыми отец собирался в самое ближайшее время, возможно, ближе к концу недели. Но пока номера не изменились, машина привлекала к себе внимание.
– Мама, – умоляюще простонал он. – Прекрати позорить меня и себя.
– Чем? – удивилась Лота. – Я просто удивлена. Девушка очень высокая. Выше тебя сантиметров на десять, не меньше. Это… необычно.
Высокая девушка замерла на месте и, как назло, уставилась в упор на машину, старательно изучала взглядом, словно, на самом деле, собиралась подойти и осведомиться, почему они остановились именно здесь. Дитрих вытянул шею, оперся ладонями на сиденье и постарался выглянуть из
за спин своих родителей в попытке рассмотреть так старательно разрекламированную матерью девушку. В этот момент она отвернулась, и рассмотреть её лицо Ланц не мог при всем желании.
Она, действительно, была высокой, даже очень высокой. Метр девяносто, не меньше, а то и больше обозначенной цифры. Черные волосы, чуть ниже плеча, с неровно остриженными краями. Челка заколота назад невидимками, на голове черный берет. Сама одета во все черное, поверх пиджака надето полупальто с металлическими заклепками. Это пальто нереально притягивало к себе внимание Дитриха, было вполне в его вкусе, и он с удовольствием нацепил бы на себя такую шикарную вещицу. На руках у нее были вязаные митенки в черно
белую полоску, а на запястье левой руки болтался браслет с шипами. Вполне возможно, такой же браслет был и на второй руке, но школьница стояла в пол
оборота. Одной рукой придерживала лямки своего рюкзака
мешка, почти пустого, судя по тому, как он висел на спине, второй – палочку от леденца.
С самого начала Дитриха что
то в девушке напрягало и, только просканировав её взглядом во второй раз, он понял, что именно. На девушке были брюки, а не юбка. То есть, по всем статьям выходило, что это не девушка, а парень. Просто Лота в силу близорукости ничего не разобрала, и своими заявлениями ввела его в заблуждение; он сам едва не поверил, что перед ним такая высокая девушка.
– Мам, это парень, – произнес он недовольным тоном. – Для парня высокий рост – обычное явление.
– Парень? – недоверчиво переспросила Лота.
– Да, дорогая, это парень, – произнес Якоб, приглядевшись к объекту восхищения своей жены. – Ты снова забыла надеть линзы?
– Я торопилась, потому…
– Я пошел, – оповестил их Дитрих, не желая становиться свидетелем очередного припадка нежности, который накатывал на его родителей приблизительно раз в час. Кажется, сейчас был именно такой момент.
– Удачного дня, сынок, – пожелала Лота, улыбаясь ему.
– Дитрих, будь добр, не начуди здесь так, как в своей прошлой школе, – назидательно произнес отец.
Дитрих выжал из себя жалкую улыбку, подхватил свой рюкзак и, не попрощавшись с родителями, вышел из машины, нарочно громко хлопнув дверью. «Ворона» даже не обернулась. Парень продолжал стоять, подпирая собой ворота школы. Ладонь по
прежнему сжимала лямки рюкзака, вторая держала палочку леденца так, словно из
за угла вот
вот должен был выскочить маньяк, покушающийся на конфету, а хозяин ни за какие деньги не хотел с ней расставаться.
Дитрих не любил леденцы на палочке. Они имели своеобразный вкус, на языке после них оставалось мерзкое послевкусие пищевого красителя, а еще чего
то отдаленно смахивающего на слабый
слабый уксус. Как можно с таким упоением жевать отвратительную конфету, Дитрих не представлял, тем не менее, уже пару минут мог наблюдать, как парень не просто её облизывает, как делали другие, а остервенело грызет, едва ли не клацая зубами. От его действий становилось не по себе, казалось, что эти зубы могут точно так же вцепиться в глотку и не выпустить до тех пор, пока жертва не испустит дух, предварительно помучавшись, как следует.
Когда они поравнялись, безучастный ко всему англичанин обернулся в сторону новичка и тут же отвернулся, даже рассматривать его толком не стал. Словно того и ждал. Отбросил палочку в мусорный бак, стоявший неподалеку, и шагнул в ворота. Дитриху хватило одного взгляда, чтобы запомнить черты лица. Сразу было видно, что тут не обошлось без смеси кровей. Англичанином парень был лишь частично, к этой крови стопроцентно был примешано еще что
то, вот только что, сходу определить было трудно. Волосы, на самом деле, от природы были черными. Дитрих, знакомый с краской для волос, как с близкой родственницей, знал, как выглядят крашеные волосы. Они обычно слабые, ломкие, страшно секутся на концах и ко всему прочему никогда не лягут идеально, все равно будут пушиться, электризоваться и портить весь вид, если их предварительно не залить приличным количеством лака. Он сам изводил немало химического средства, стараясь придать своим волосам привлекательный вид, но они все равно редко держались так, как нужно было Дитриху. Он раздражался, но стричь их в ближайшее время не планировал. Не для того он их столько лет отращивал, чтобы попрощаться с шевелюрой, щелкнув пару раз ножницами. От краски тоже не собирался отказываться, вспоминая, как уныло выглядит природный цвет его волос.
Его молчаливый оппонент выглядел достаточно средне. Невероятно красивым его невозможно было назвать, более того, в какой
то мере его внешность даже отталкивала. Черты лица не были мелкими, крысиными, как именовал их Ланц, совсем нет. Глаза Дитрих рассмотреть не смог. На носу у парня были темные очки.
Достаточно странно, учитывая то, какая погода стояла на дворе. Солнце не светило, а время от времени вообще срывался мелкий, противный дождь. Было достаточно прохладно, и временами напоминал о своем существовании слабый ветер. Срывая с деревьев пару
тройку листьев, он носил их по воздуху, а потом либо бросал в лицо прохожим, либо на асфальт. Небо было затянуто плотными, серыми тучами. Зачем нужны очки по такой погоде? Ответ знал только парень, надевший их.
В общем
то, он выглядел стильно. Дитрих даже не брался спорить с этим утверждением. Верхняя одежда, длинный шарф, перчатки, браслеты, головной убор… Все органично сочеталось в образе этого парня. А вот лицо однозначно гармоничным назвать можно было с большой натяжкой.
Из
за того, что он закалывал челку назад, лицо визуально становилось длиннее, а длинные волосы делали его еще и немного уже, чем оно было, на самом деле. Нос был длинным и достаточно тонким, в профиль он заметно выделялся. Дитрих злорадно подумал, что таким носом можно без проблем стены пробивать, ибо он явно задумывался для этих целей. Губы тоже были приметными. И не только потому, что середина нижней губы была окольцована сережкой пирсинга. Просто они выглядели достаточно странно, как будто в них силикона накачали, но при этом один раз посмотрев, можно было понять, что никакого силикона там нет. Просто от природы у парня большой рот. Ланц со злорадством отметил, что не только его природа наградила большим ртом, так что можно отбросить в сторону переживания, здесь есть и те, кто при желании легко переплюнет его внешние данные.
Омрачало радость Дитриха то, что у того парня на лице не было ни родинок, ни веснушек, идеальная кожа. Бледная, как у него самого, молочная, практически не видевшая солнечного света или же просто не восприимчивая к загару. Ланц выглядел ходячим привидением из
за своего пристрастия к ночным посиделкам в обнимку с компьютером или же ридером. А его оппонент просто
напросто получил свою бледность от природы. Если бы он снял очки, и Дитрих увидел отсутствие темных кругов под глазами, его, наверняка, скосила бы жуткая зависть.
Отогнав от себя мысли о несправедливости природы в деле распределения внешности, Дитрих зашагал к школе.
Потратив некоторое время на переговоры с директрисой, он вышел из кабинета и нос к носу столкнулся с какой
то вертлявой шатенкой, облаченной все в ту же, неизменную для этой школы черно
белую форму. Девушка прижимала к груди учебники и папку формата А4. Что находится в папке, Ланц спрашивать не стал. Его это не интересовало.
– Ты новенький? – спросила она высоким мелодичным голосом. – Дитер, да?
– Дитрих, – машинально поправил Ланц. – А ты?
– Что? – растерялась девушка.
– Как тебя зовут?
– А, – протянула она. – Люси. Пойдем, покажу тебе школу.
Девушка была на редкость ответственной; таскала Дитриха по школе всего десять минут, а он чувствовал себя так, словно пробегал час. Люси явно пыталась за ограниченное количество времени показать как можно больше, и, надо сказать, в своем стремлении преуспела. После прогулки Дитриху хотелось только одного, сесть в уголке и перевести дыхание, потому что его прогулка по темпу больше походила на марафонский забег.
Изнутри школа тоже ничем не отличалась от его берлинской школы.
Все точно такое же. Сомнительного цвета стены, то ли бежевые, то ли белые с разводами от некачественной желтой краски, шкафчики для принадлежностей, раздевалки, спортивный зал. Размещение всех кабинетов было практически идентичным. К тому же такой мерзкой болячки, как топографический кретинизм, Дитрих за собой не наблюдал и потому намекнул девушке, что и без нее не заблудится. Она сделала вид, что ничего не заметила, а, может, и, правда, за своей болтовней ничего не услышала, но, тем не менее, осталась на месте и продолжала вводить новичка в курс дела.
Ланц по привычке начал искать в собеседнице изъяны, к которым можно прицепиться. Нашел целых два. Она слишком много говорила, а еще любила жвачку и постоянно её жевала, время от времени выдувая огромные пузыри. Ему хотелось ткнуть в жвачный пузырь зубочисткой и посмотреть на реакцию девушки. По его расчетам Люси должна была сорваться с места, перестать болтать и убежать по делам, предварительно обозвав его придурком или даже грубее. Но он этого не делал и просто не обращал внимания на трескотню у самого уха.
Из её слов он особо выделил только одно «сапоги». И в тот же момент уставился собеседнице в лицо. Она заметила повышенное внимание к своей персоне и замолчала, раза два моргнув недоуменно. Вновь задала свой коронный вопрос:
– Что?
– Ты что
то говорила про сапоги?
– Да, – согласно кивнула девушка. – Сказала, что такие, кроме тебя, в нашей школе может надеть только один человек, больше никто не решится.
– Почему? Красиво же, – резонно заметил Ланц.
Сапоги тоже были одним из пунктов для гордости. Высоченные, черного цвета со шнуровкой и металлическими заклепками, они идеально сочетались с тем полупальто, которые он увидел на другом ученике. Правда, с форменными штанами эти сапоги однозначно не смотрелись. Дитрих перед выбором долго не стоял, а потому вместо форменных штанов нацепил на себя джинсы.
– Ну, просто здесь с формой по всей строгости, – пояснила Люси. – Директриса – зверь, увидит какую вольность, голову оторвет, на месте четвертует так, что потом никто не соберет. А ему наплевать на директрису и на всех, кто здесь обучается. Говорит, что приходит сюда за знаниями, а не чтобы всем и каждому рекламировать форму школы, так что никого не должно волновать, в каком виде он появляется на занятиях.
– Почему тогда мне она ничего не сказала?
– Может, просто не разглядела. Может, решила не портить себе нервы с утра пораньше. Или, как вариант, просто поблажку новенькому сделала. Освоишься, она с тебя три шкуры сдирать будет за каждый промах.
– Откуда такая уверенность в словах? – хмыкнул Дитрих.
Девушка улыбнулась.
– Ну, просто директриса – моя мама. Я знаю о ней всё. Ладно, что
то я заболталась. Идем в класс. Скоро занятия начнутся.
Поднявшись с лавочки, к которой уже успел привыкнуть, как к родной, Дитрих посмотрел в другой конец коридора, противоположный тому, в котором сейчас находился он. Там царило небольшое оживление. Стайка девчонок о чем
то оживленно разговаривала с уже знакомым Ланцу парнем, облаченном в вещи черного цвета. Он удосужился, наконец, снять очки, теперь стоял и покусывал их дужку. У него просто мания была что
то грызть. Не важно, что. Карандаши, ручки, леденцы или дужки очков. Раньше он грыз еще и ногти, но благополучно избавился от дурной привычки. Первое время все равно тянулся погрызть ногтевую пластину, но неровно обгрызенный край выглядел не особо привлекательно.
Почувствовав на себе чужой взгляд, местная звезда ухмыльнулась ехидно и продолжила беседу со своими поклонницами. На лице его было все то же скучающее выражение, что и раньше, там, у ворот. Он наклонился и произнес что
то одной из девушек на ухо. Она покраснела и отпрыгнула от парня на приличное расстояние, чем развеселила его невероятно. Он засмеялся, щелкнул её по носу и, вырвавшись из плена своего фан
клуба, направился туда, где стояли Дитрих и Люси.
Ланц мысленно отметил, что парень этот совершенно точно выделяется из толпы, но не своей яркостью, самобытностью или же внешностью. Нет, все дело было именно в этом его мерзком, скучающем взгляде и равнодушной улыбке. Дитрих и сам так же смотрел на людей, сам им так улыбался. Неудивительно, что во время самой первой встречи они посмотрели друг на друга с таким пренебрежением. Тут было только два пути. Или объединиться, что называется, двум одиночествам, превратиться в лучших друзей и начать третировать окружающих на пару, либо стать врагами и начать игру друг против друга.
Люси, заметив, кто к ним направляется, нахмурила брови, и, сложив руки на груди, встала посреди дороги. Так, что теперь никто не мог обойти её, не задев плечом. На собственном опыте Ланц знал, что таких людей, как он, подобная поза не остановит. Пройдет мимо и не заметит, что сбил человека.
– Паркер, куда ты собрался? – произнесла сурово.
– Погулять. Уроки скучные, – ответил он так, словно не с дочерью директора разговаривал, а с таким же заядлым прогульщиком, как он сам.
Люси криво усмехнулась.
– Ты же знаешь, я могу быть ябедой. Настучу на тебя матери, и…
Договорить девушка не успела, Паркер применил запрещенный прием. Тот самый, которым пользовался только в определенных случаях. Люси Лайтвуд можно было заставить замолчать только одним способом, играя на её симпатии, время от времени подбрасывая немного дров в затухающий костер. Когда
то она была страстно, практически до дрожи в коленках влюблена в Паркера, о чем Эшли узнал от посторонних людей. Результат её ждал тот же, что и остальных. Эшли, не испытывая при этом никаких угрызений совести, заявил, что ему не нужны отношения не только с ней, но и вообще с кем
то. И это было чистой правдой. Он не испытывал потребности в создании счастливой ячейки общества. Его не особенно волновал секс, хотя и асексуалом себя Паркер не считал. Другое дело, что у него просто не было потребности в постоянном сексе с непонятными личностями. Тех, кто менял любовниц, будто перчатки, он искренне презирал, считая показатель количества не равнозначным показателю качества. Ему для полного счастья достаточно было найти одну
единственную подходящую девушку, которая устроила бы по всем параметрам, и, будь она рядом, другие просто перестали бы существовать. Те, кто гнался за количеством, этих взглядов на жизнь не разделяли.
По правде говоря, он спал всего с одной девушкой, но эта мизерная цифра совершенно его не угнетала. Целовался… Тут дело обстояло оптимистичнее, но не намного. Всего
навсего три девушки. Одной из них и была Люси Лайтвуд.
Сейчас Паркер вспоминал молодость. Перехватив девушку за талию, он заставил её немного прогнуться назад и поцеловал так, что она вытаращила глаза от удивления. Дитрих наблюдал за этой сценой с долей здорового скепсиса на лица. В глазах его читалось: «И что с того? Я бы мог и лучше. Смогу, если мне захочется. А сейчас мне все равно».
– Так куда ты идешь, Паркер? – спросила она, отдышавшись.
– Я же сказал, прогуляться, – хмыкнул он, наблюдая за реакцией своего оппонента.
Этот парень не понравился ему с первого взгляда. В нем было слишком много черт, присущих и самому Паркеру. Эшли не любил своих «двойников», они заставляли его чувствовать себя немного неуверенно, бросали вызов одним фактом своего существования.
– Целовать было совсем не обязательно, – проворчала Люси, глядя на Паркера неодобрительно.
Больше её, конечно, огорчал тот факт, что это делалось не от чистого сердца, а для проверки новичка, как тот отреагирует на подобный тип отношений. Скорее всего, Эшли надеялся на то, что Дитрих покраснеет, как маков цвет и пойдет пятнами от смущения, но тот стоял и смотрел на него немигающим взглядом.
– Мне нравится так приветствовать знакомых девушек, – с вызовом бросил Паркер, продолжая сверлить взглядом своего соперника. – И не считаю это чем
то постыдным, – произнес, обращаясь непосредственно к Дитриху.
Тот искривил губы в усмешке и, прищурив глаза, одарил Эшли придирчивым взглядом.
– Правда не считаешь? А о последствиях не задумывался? Мало ли, какую заразу ты мог подцепить, приветствуя так каждую знакомую.
Все это произносилось на одном дыхании, как само собой разумеющееся. Дитрих даже не задумывался над своими фразами, они сами вылетали изо рта, на автомате. Как будто он – ядовитая змея, которой нужно впустить в чужую кровь больше яда. Желательно смертельную дозу. Так, чтобы враг не оправился.
– Ох, как печально, – хмыкнул Паркер, поправляя все время норовившие соскользнуть с плеча лямки рюкзака. – После твоего замечания я задумался о смысле жизни, и мое отчаяние не знает границ.
– Смотри, не наложи на себя руки после нервного потрясения.
– Только если ты сам поднесешь мне бритву к запястью. Но что
то мне подсказывает, что тебе интересен сам факт противостояния.
– Это некрасиво, – засмеялся Ланц. – Лезвие – примитивно. В самоубийствах нет никакой эстетики. И вообще меня моя жизнь устраивает, так что не дождешься. Я не сдаюсь так просто.
Паркер некоторое время слушал монолог Дитриха. В голосе явно проскальзывал акцент. Следовательно, к ним в школу пожаловал кто
то из другой страны. Произношение собеседника было немного заученным, он будто специально старался говорить правильно и чисто, а вместо этого еще ярче демонстрировал свое явно не английское происхождение. Память услужливо подсунула ему воспоминания о номере машины, на которую он смотрел сегодня утром. Точно Паркер сказать не мог, но, кажется, код был германский. Тогда по всем статьям выходило, что парень, разговаривающий с ним, немец.
Стремительно переходя на немецкий, которым обладал, если не в совершенстве, то уж точно не хуже многих переводчиков, он заявил нежно:
– О, да. Новенький, никем не признанный, а уже старается качать права. Какой же ты все
таки глупый.
От столь быстрого перехода собеседника на его родной язык, Дитрих немного завис. Честно говоря, он не ожидал встретить в Англии человека, способного говорить с ним на одном языке, не испытывая при этом трудностей, и не требуя каждые пять секунд «говорить медленнее».
– Не стоит делать поспешных выводов, – улыбнувшись, произнес он. – Никто не покушается на твое королевство, маленькая принцесса.
– Маленькая? – Развеселился Паркер, глядя на собеседника сверху вниз. – Принцесса?
– Да, придурок. Давай же, расплачься! – Ланц адресовал ответную издевательскую улыбку Паркеру.
– Ну нет, реветь я не собираюсь, – язвительно бросил он. – Если только тебя до слез доведу.
– Я прошу вас только об одном, – напомнила о себе Люси. – Не вздумайте превратить школу в площадку для боевых действий! Это не место для выяснения отношений. Все претензии друг другу высказывайте за пределами школы.
– Что ты, Люси. Даже не думали ни о чем подобном, – хмыкнул Паркер, протягивая Дитриху ладонь для рукопожатия.
Дитрих неосознанно привстал на цыпочки, и разница в росте с Паркером сейчас была не особо заметна. Они практически на одном уровне находились и могли заглянуть друг другу в глаза. В обеих парах глаз читался вызов. Дитрих протянул руку и ответил на рукопожатие.
– Эшли Паркер, – шепнули ему, наклонившись так низко, что чужие волосы едва ли в рот не лезли. Ладонь сжала еще сильнее, хотя, казалось бы, уже некуда. – Запомни это имя, ведь именно я поставлю тебя на место, зарвавшийся выскочка.
– Дитрих Ланц, – выдохнул он в ответ, убирая от лица чужие волосы. – Тебе тоже не советую забывать моё имя.
– Неприятно познакомиться, – в унисон прошипели оба.
На волосах Паркера тоже был лак, но какой
то откровенно дурацкий, дешевый. Воняющий ванилью. От этого запаха хотелось удавиться. Или же удавить того, кто им пользовался. Второй вариант в этот момент казался Дитриху предпочтительнее.
– Ты делаешь мне больно, – заметил Эшли, опуская взгляд на руки, все еще сцепленные в рукопожатии.
– Ты мне тоже, – резонно заметил Дитрих и разжал ладонь.
Паркер последовал его примеру и принялся растирать руку, как будто это не он недавно сдавливал ладонь Ланца, стараясь причинить боль.
– Забавно, – протянул Паркер. – Ладно, увидимся вечером.
– Вечером?
– Ну да, – пожав плечами, отозвался Эшли. – Ты не знал? Вообще
то мы соседи. И вчера днем ты смотрел в мое окно.
Вновь расхохотавшись, все же свернул за угол. Было слышно, как он сбегает вниз по лестнице.
– Он просто не любит новичков, – вздохнула Люси.
Таким нехитрым способом она попыталась разрядить обстановку. О том, что Ланцу предстоит учиться в одном классе с Паркером, она умолчала, решив сделать сюрприз. Во время переклички Ланц, разумеется, узнает, какое счастье ему привалило.
Люси искренне радовалась, что учится в параллельном классе и с Паркером практически не пересекается, потому как выдержать его соседство не удавалось никому. Он умудрялся выводить из себя любого, даже самого спокойного человека.
Глава 3. Соседи? За что?!
Ладони скользили по плечам, время от времени впиваясь в кожу, а с губ срывалось хриплое дыхание вперемешку со страстными стонами. Ногти процарапали по коже красные полосы, Паркер зашипел и пустил в ход зубы, укусив девушку за плечо. Она выгнулась и ещё громче застонала, обхватила его ногами за талию и подалась вперед. Хоть она в этом и не признавалась, но ей был по душе яростный, быстрый секс, а от некоторая доля боли приносила ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Видимо, считала, что не только у нее такая любовь к болевым ощущениям, оттого и полосовала спину Эшли от души, не сдерживая себя.
Весь день Паркер бродил по городу. Занятия он проигнорировал. Они, на самом деле, казались ему скучными. Вообще
то ему все казалось скучным, не только занятия, потому он так пренебрежительно ко всему и относился.
Во второй половине дня Эшли занесло в центральный парк.
Там же, когда он сидел на лавочке и цедил через трубочку кока
колу, к нему и подошла его бывшая. Они познакомились около полутора лет назад, на концерте рок
группы, не особо популярной, надо сказать. Паркер уже не помнил её названия, да и песни вспоминались слабо.
Эмили сама подошла к нему, первая протянула руку и предложила познакомиться. После концерта они переспали. Эшли не мог сказать, почему именно на эту девушку пал его выбор. Она ничем не выделялась из толпы, была одета так же, как и большинство зрителей на том концерте. Высокие сетчатые перчатки до локтя, кожаные штаны, шипастый ошейник и майка в облипку. Крашеные черные волосы были забраны в высокий хвост, глаза обведены черными тенями. Концерт они дослушали, стоя рядом, потом, выйдя из клуба, так же и отправились бродить по улицам, разговаривая обо всякой ерунде. Девушка активно жестикулировала, едва ли не попадая Паркеру по лицу каждый раз, когда разводила руками, говорила и смеялась довольно громко, не так, как все знакомые Эшли. Не кокетливо и жеманно, а заразительно, от души. Странно, но его это не отталкивало. Ему наоборот нравилось. Вместе же они убегали от полиции, и, стоя в подворотне, поцеловались. Вслед за этим поцелуем и последовала постель. Они ввалились в дом Паркера, на ходу срывая друг с друга одежду, а в перерывах между этим важным занятием, целуясь.
Эмили была достаточно высокого роста, а на каблуках вообще оказалась едва ли не на одном уровне с Паркером. До спальни они не добрались, занялись сексом там же, в гостиной на ковре. Эшли отчего
то из всего процесса запомнилось только то, что Эмили так и не сняла туфли, они все время были у нее на ногах, а на руках перчатки. Само действо тоже оказалось довольно забавным, во всяком случае, Паркеру оно показалось именно забавным, а не нереально прекрасным и запоминающимся. Где
то он слышал, что девушки навсегда запоминают своих первых парней, а в памяти парней навсегда откладывается информация об их первых девушках, и даже в старости будут вспоминать ту, с кем потеряли невинность. Он запомнил не столько Эмили, сколько её туфли и перчатки. Некоторое время они встречались исключительно ради такого совместного времяпрепровождения, потом Эми перебралась в Шотландию вместе с семьей, связь потерялась. И сегодняшняя встреча стала для обоих неожиданностью.
Эмили давным
давно убрала из своей телефонной книги номер Паркера, потому не писала и не звонила ему. Да и, ко всему прочему, она прекрасно знала, что он после её отъезда в депрессию не впал, не впадет и впадать не собирается, просто вычеркнет из жизни и забудет. Она не ошиблась. Паркер в точности так и поступил.
Сегодня они разговаривали еще меньше, чем в прошлый раз. Сначала она выманила у Эшли его газировку. Точнее просто попросила немного попить, он протянул ей стакан, а, когда она порывалась вернуть, великодушно отказался. На самом деле, он просто был излишне брезгливым и вновь пить через трубочку, к которой прикасались чужие губы, казалось преступлением против своей личности. Эмили знала об этом с давних пор, тем и воспользовалась.
Разговорившись, они слегка предались воспоминаниям, а потом уже по традиции отправились домой к Паркеру…
– Да, Паркер, ты был великолепен! – выпалила Эмили, откидываясь на подушку.
Эшли тяжело дышал и отстраненным взглядом смотрел в потолок, его сейчас ничто и никто не волновало, кроме того чувства, которое всегда появлялось после секса. Ему казалось, что он на седьмом небе, а комплимент из уст Эмили усилил произведенный эффект в несколько раз. Даже, если сейчас она соврала, Паркеру очень хотелось верить.
Он давал выход всем эмоциям, скопившимся в душе за это утро. Они раздирали изнутри и были очень противоречивыми. Нет, он, конечно, понимал, что не один такой в мире, найдутся и другие представители класса «самовлюбленный парень», но почему же им должен был стать именно выскочка из соседнего дома. И почему они оказались в одном классе? Почему не в параллельных?! Видимо, как всегда, сработал тот самый закон подлости, практически никогда не дававший осечек.
– Паркер, ты превзошел самого себя, – переворачиваясь на живот, произнесла Эмили.
Она уткнулась локтем в кровать, подперла щеку ладонью и посмотрела на Эшли через завесу волос. Эмили, по
прежнему, так и не подстриглась, волосы стали ещё длиннее, хотя и раньше были завидной длины.
– Да неужели? – фыркнул он.
– Ты замечательный, – промурлыкала девушка, проводя ладонью по его плечу, затем по шее и зарываясь пальцами в волосы.
Они всегда безумно ей нравились. Паркеру очень шла такая прическа. Особенно хорошо он смотрелся, когда не забирал челку назад, и она занавешивала его лицо. Это придавало ему, если не мужественности, то таинственности, однозначно.
Паркер придвинулся ближе. Ладонь скользнула по обнаженному плечу, погладила, поднялась чуть выше. Пальцы пробежались по ключицам, затем ладонь легла на щеку. Эмили закрыла глаза, и потянулась за поцелуем. Эшли собирался её поцеловать, но в этот момент, что
то стукнулось о стекло, заставив Паркера прервать увлекательное занятие и скрипнуть зубами от ненависти.
– Что это было? – насторожилась девушка.
Паркер подцепил с пола джинсы и рубашку. Одевшись, он подошел к окну и нисколько не удивился, увидев в окне напротив лицо своего соседа. Дитрих сидел на широком подоконнике. Ноги были согнуты в коленях, носки разноцветных кед упирались в стену. Школьная форма сменилась более неформальной одеждой: футболкой и клетчатой рубашкой с закатанным рукавом; джинсы были прежними. На голову Ланц натянул берет. Челка закрывала глаза. Чтобы заглянуть в них, нужно было убрать волосы от лица, но Ланцу, кажется, и так неплохо.
