Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц)
Стук в дверь заставил её ненадолго вырваться из плена своих, не самых приятных, рассуждений. Захотелось покрыть настойчивого родственника матом и укорить его за навязчивость, проснувшуюся так не вовремя. Обычно Дитрих был бревно бревном. Его не трогали чужие душевные метания, он все время был как будто погружен в себя, свой внутренний мир считался самым интересным, а окружающие люди рассматривались, как незначительные, а временами откровенно раздражающие куклы, бегающие по сцене жизни. Это качество временами казалось Керри отвратительным, а иногда она приходила от него в восторг. Она терпеть не могла, когда к ней лезли с сочувствием. И Дитрих, наверняка, об этом знал. Но сегодня решил изменить своим принципам и залезть к ней душу, когда душа наоборот стремилась спрятаться от любопытных глаз и не выходить наружу, как можно дольше. Вообще никого не хотелось видеть. Никого не хотелось слышать. Хотелось лежать, смотреть в потолок и пестовать свою проблему, взращивая её до небывалых размеров. Но Дитриху, кажется, это было не по душе, вот он и решил вызвать девушку на откровенный разговор.
Для того, чтобы проникнуться истинными настроениями девушки, достаточно было одного взгляда ей в глаза. Керри была уверена, что увидев её лицо, Дитрих сразу все поймет и больше не станет допытываться, что произошло.
Соскочив с кровати, за считанные секунды Дарк добралась до двери, повернула ключ и собиралась сказать что
то, но… Но заготовленная речь так и осталась в мыслях, не сумев приобрести словесную форму.
Всё потому, что на пороге её комнаты, опершись на косяк, стоял Паркер. Дверь в комнату Дитриха была открыта, и Керри краем глаза отметила, что тот с умным видом смотрит в экран ноутбука, всячески изображая занятость. На самом деле, наверняка, ждал удобного случая, чтобы подслушать разговор сестры с Паркером. Была у парня такая маленькая, очень противная слабость. Он просто обожал подслушивать чужие разговоры, придерживаясь мнения, что информация правит миром. А больше всего информации обычно выбалтывается в кулуарных разговорах. Нельзя сказать, что Дитрих ошибался. Большинство информации люди как раз склонны сливать в разговорах, предназначенных для ушей узкого круга знакомых и друзей. В данном случае даже не друзей, а…
На этом моменте Керри откровенно зашла в тупик. Не знала, как охарактеризовать свои отношения с Паркером. Уж очень противоречивыми, неоднозначными они были. Невозможно было заявить, что они – друзья, потому что дружбы, как таковой, пока не наблюдалось. Пара? Ещё глупее, потому что совсем не пара, просто пообщались немного днем, и съездили вместе на прогулку, но это не было свиданием. Это был деловой визит Паркера к матери, а Керри просто прицепилась к нему и поехала за компанию. Любовники? Ну, тут все было ещё сложнее и запущеннее. Нет, ну, конечно, их отношения начали строиться исключительно на почве секса, но он не был постоянным. Всего один раз, случайность. Хотя, случайностью это назвать язык не поворачивался. Все было заранее спланировано. Пусть и не ею самой, а Дитрихом… Но от этого общий смысл не менялся. Она изначально знала, что запрыгнет на Паркера. Вот только смысла в этом поступке теперь не видела ни грамма. Не удивительно. Ведь смысла там, действительно, не было совершенно. На почве своих переживаний и размышлений девушка себе едва нервный срыв не заработала, и теперь мучительно продумывала пути к отступлению. Пока не находила. Все было слишком сложно. Одним махом узел не разрубить.
Первым порывом было тут же захлопнуть дверь перед носом Паркера, что Керри и собиралась сделать. Однако парень вовремя поставил носок ботинка между косяком и дверью. Дарк потерпела неудачу в своем решении, ей все же пришлось посмотреть на Эшли. Долго его взгляда не выдержала. Опустила глаза и спросила тихо:
– Как ты здесь оказался?
– Доберман вцепился в шкуру и притащил меня сюда, – ответил Паркер иронично, чувствуя, как спину ему прожигают ненавидящим взглядом.
Дитрих явно не был в восторге от такой клички. Она же явно полюбила Ланца и теперь обещала в самое ближайшее время стать его верной спутницей, сопровождая всюду по пятам. С легкой подачи Эшли, разумеется.
– Дитрих? – удивленно выдала Керри.
– Другой такой противной личности не знаю.
– Заткнись, – прошипел Ланц, не отрывая глаз от монитора.
На самом деле, Паркер бесил его нереально. Хотелось спустить наглого соседа с лестницы, а не терпеть его присутствие в доме.
– С тобой можно поговорить? – спросил Эшли, игнорируя недовольное сопение в соседней комнате.
Не дожидаясь ответа, он все же сделал шаг вперед. Керри только согласно кивнула, пропуская его внутрь комнаты и прикрывая дверь. Ланц тут же сорвался с места, бросил ноутбук на кровать, поверх вороха разномастной одежды и в мгновение ока выскочил в коридор, желая послушать, о чем будут разговаривать ненавистный сосед и сестра.
Он понимал, что всё это, скорее всего, не предназначено для его ушей. От слова совсем. Потому что с Паркером девушку связывало нечто большее. Тот самый идиотский секс, на который Дитрих её и подтолкнул. Если бы не его просьба, вполне возможно Керри не отправилась бы к Эшли извиняться, не стала проводить с ним время. И Паркер тоже не стал бы целовать девушку, просто так, не придавая этому значения.
Здесь в игру снова вступали двойные стандарты.
Дитрих сам был не особо пылким влюбленным и понимал: девушке, находящейся рядом с ним, придется непросто. Совсем непросто, если говорить честно. Потому как характер у него мерзкий, заморочек море, но в душе он довольно ранимый и любая мерзкая выходка может выбить его из колеи. Глядя на Паркера, он видел нечто подобное. Тот тоже не отличался особой нежностью, и чувства свои проявлял своеобразно. Но для Керри хотелось чего
то иного. Хотелось, чтобы сестре повезло в любви, и рядом был не отмороженный холодильник, способный на фразу «Сделай мне приятное», ответить «Хочешь, руку поломаю?». А человек, который, действительно, подарит заботу и любовь. Керри в этом нуждалась. Во всяком случае, Дитриху так казалось.
Курта он ненавидел.
Они редко пересекались. Хоть и учились в одном классе, но практически не общались. Дитрих в школе и с Керри редко пересекался, считая, что родственные связи – не повод сидеть за одним столом в столовой и говорить о всякой ерунде. А в школе только о ерунде и можно было говорить.
Вот дома, на выходных, она иногда рассказывала ему о своем парне и о том, какие отношения у них складываются. В этих отношениях Дитрих видел нечто схожее со своими отношениями. На его месте был Курт, на месте Гретхен – Керри. Она тоже унижалась, тоже вела себя, как тряпка, только вот в королевы школьные никогда не метила, придерживаясь иного взгляда на жизнь, ставя другие приоритеты. Ну и еще она не вела двойную игру. Не лицемерила, и, на самом деле, любила своего недоделанного бой
френда. И парня себе другого, на замену, не искала. Хотя…
Дитрих тут же вспомнил о Паркере и приуныл.
По всему выходило, что все женщины такие, как Гретхен.
Керри вон тоже решила найти утешение рядом с другим молодым человеком. Только вот кандидатуру на эту роль нашла самую неподходящую. Сравнивая Курта и Эшли, Дитрих с недовольством резюмировал, что при этом сопоставлении мерзкий Курт все равно лучше мерзкого Паркера. Впрочем, не его же это должно было заботить. Не ему встречаться с кем
то из этих придурков, а потому лучше не погружаться глубоко в тему.
Стоя под дверью, Дитрих пытался не упустить ни слова из чужого разговора, но, как назло эти двое ни о чем не разговаривали, словно понимали, что он за ними следит.
О чем
то подобном Керри догадывалась, но молчала по другой причине. Просто не знала, о чем можно заговорить с Паркером теперь, после того, как она позорно сбежала из его дома, ничего не поясняя, лепеча бессмысленные извинения, половину из которых Паркер не понял, потому, как с изначальной ситуацией знаком не был.
Девушка присела на край кровати, Паркер продолжал стоять, не зная, куда себя деть. В этом доме он все же был гостем, а потому самовольничать ему никто не позволял. Нужно было ждать решения хозяев. Точнее, хозяйки. От Дитриха все равно ничего хорошего, при всем желании, было невозможно дождаться.
Заметив замешательство своего гостя, девушка всё
таки вспомнила о своих обязанностях и предложила ему сесть. Паркер опустился рядом с ней. Ему, в общем
то, тоже нечего было сказать. Он понимал, что как
то нужно подвести к причинам расстройства, узнать о том, что заставило девушку так стремительно от него сбежать, но нужных слов не находилось.
Одно время Эшли считал себя специалистом по женским истерикам. Именно на его долю выпадало успокоение Шанталь и попытки вытащить её из глубокой депрессии, но там была иная ситуация. Шанталь была его самым близким человеком на земле, а Керри просто знакомой девчонкой, которая совсем скоро исчезнет из его жизни. Вполне вероятно, что навсегда. Никто ведь не давал гарантии, что она постоянно будет прилетать к Ланцам? Нет. В принципе, Дитрих мог ездить к ней в гости, а не она к нему.
– Послушай, я хотел извиниться, – произнес он, нарушая затянувшееся молчание.
– За что?
– За сегодняшнее.
– Не стоит извиняться. Всё нормально.
– Если бы всё было нормально, ты не закрылась бы в комнате. И твой брат не стал бы цепляться ко мне, заявляя, что во всем виноват я.
– Дело, правда, не в тебе.
– А в ком? Или в чём?
– В ком. В моем парне.
– И что с ним не так? Ты поняла, что безумно его любишь, а я был главной ошибкой в твоей жизни? Потому так остро отреагировала на поцелуй, решив, что ничего более отвратительного в твоей жизни не было?
– Да почему?! Было…
Керри выпалила это на одном дыхании, только потом поняла, что сказала и произнесла, стушевавшись:
– Извини, я не это имела в виду.
Паркер усмехнулся. Сняв с головы капюшон, запустил пальцы в волосы, наводя творческий беспорядок.
– А что ты имела в виду? – заинтересованно спросил.
Чем окончательно девушку засмущал. Она и так чувствовала себя не в своей тарелке, разговаривая с ним, а такие едкие подколки
замечания и постоянные попытки поторопить её, не готовую к разговору, окончательно сбивали с толка.
– Я хотела сказать, что в моей жизни было много такого… В общем, не самых приятных моментов, связанных с моим молодым человеком. На самом деле, ты прав. Я почувствовала нечто подобное. Только я поняла, что не смогу лгать человеку, которого люблю. Ну, или которого, как мне казалось, я люблю. В любом случае, мне с ним придется расстаться. Не могу и не хочу его обманывать. Это выше моих сил.
– Ты поэтому так переживаешь?
– Да. Но есть и другие причины.
– Например?
– Их совсем не обязательно знать кому
то, кроме меня, – вздохнула Керри.
– И всё
таки? Неужели все настолько серьёзно, что…
– Серьёзнее не бывает.
– Что же там такого, что ты можешь рассказать об этом даже близким людям. Ладно, мне. Я вообще случайно с тобой столкнулся, но они же…
– Это не самое приятное, что можно обсудить с другими людьми, – пожав плечами, пояснила Керри, успокаиваясь понемногу. – Бывают такие вещи, которыми поделиться решишься, только набравшись смелости, а я, увы, трусиха.
– Связано непосредственно с тем, что произошло между нами?
– Да.
– Тогда? Сейчас?
– Тогда. Поцелуй просто послужил чем
то вроде спускового крючка. Он окончательно расставил все по своим местам, и я поняла, что это всё было глупо. Нельзя вот так просто относиться к людям, которые оказываются в твоей постели.
– А раньше ты этого не знала? – хмыкнул Паркер, в очередной раз не удержавшись от колкости.
Женская логика, как всегда, была восхитительна.
Сначала девушка бросается словами на ветер, заявляет о своей любви, а теперь сама говорит, что нельзя с чувствами шутить и надо к своим партнерам хоть что
то испытывать. Желательно, чтобы эти чувства были далеки от отвращения.
Есть в них правда. Но неужели до этого дня Керри, действительно, ни о чем подобном не догадывалась? Паркер отказывался в это верить. Чем больше времени он проводил рядом с девушкой, тем явственнее перед ним открывалась картина, что Дарк – не пустышка, а вполне умная девушка, со своими принципами и взглядами на жизнь. После всего этого хотелось просто встряхнуть её за плечи и спросить: «Какого черта?». Зачем она тогда полезла к нему, если такая принципиальная и трепетная? Если ей хочется секса по любви, а не банального перепиха в грязном туалете? Тут все возможные варианты меркли. Разумного объяснения Паркер не находил, а оправдание «захотелось острых ощущений» отмел, как класс. Не вязалось оно с образом Керри. Совершенно не вязалось.
– Знала. Всегда знала. Просто тогда эмоции одержали победу над разумом, и я решила, что это будет довольно смелым поступком. Мне казалось, что я должна это сделать. Вот просто так, без особых на то причин, чтобы потом вспоминать и думать, что я хоть в чем
то его переиграла. Если он не сумел оценить, то не ему и награда.
– Ты говоришь нереальными загадками, которые я при всем желании понять не смогу, – произнес Паркер, вздохнув.
– И да, на самом деле, наверное, подошел бы любой парень. Кто угодно, кроме самого Курта.
– Такое чувство, что мы сейчас о потере невинности говорим, – вздохнув, выпалил Паркер. – Но ведь мы…
По тому, как похолодели руки девушки, почти мгновенно остывая, и как в мгновение ока побелели её щеки, Паркер понял, что попал в точку. Правда, у него это открытие в голове никак не желало укладываться, а мысли, до этого момента упорядоченные, начали отплясывать внутри черепной коробки невообразимый, дикий канкан.
– Мы что, правда, о ней говорим? – обреченно выдал он, искренне надеясь, что ошибается.
– Да, – согласно кивнула девушка.
Руки у неё по
прежнему, были холодными, и на лице ни кровинки. Только меловая бледность.
Это обстоятельство, конечно, ставило все с ног на голову, накладывая ответственность на обоих участников процесса. Не только на Керри, но и на Эшли. По всему выходило, что Дитрих все же не зря съездил ему по физиономии. За дело.
– И?
– И ничего, – развела она руками. – Наверное, у нас ничего не получилось тогда. Но второй раз мне проверять как
то не хочется, потому что было больно и неприятно. Очень больно и очень неприятно, – повторила уже, скорее, для себя.
– То есть получается, что фактически ты еще девственница? – спросил Паркер.
Разговаривать на подобную тему было довольно странно. Если бы раньше ему сказали, что он будет обсуждать с девушкой тему её невинности, он ответил бы, что это бред, и он никогда не вступит в подобный диалог, а теперь он слушал откровения и пытался понять, как дошел до такой жизни.
– Не знаю, – честно ответила Керри. – Может, да. Может, нет. Я же говорю, что было очень больно, а говорят, что это прямо адски в первый раз. Но крови не было, это тоже своего рода показатель. Но я точно сказать не могу. У некоторых она не с первого раза рвется, у других вообще её нет, и какой случай мой, мне неизвестно. В любом случае, мне кажется, что больше мне ничего такого не захочется. Никогда.
– Всё
таки ты дура, – вздохнул Эшли. – Это было с твоей стороны не просто глупо. Это было ужасно глупо. Не знаю… Ты бы еще вышла вечерком в темную подворотню, да крикнула нечто вроде: «Никто не хочет перепихнуться?». Представь, какой контингент к тебе сбежался бы? Школьные дискотеки не многим лучше подобных подворотен, хочу тебе сказать. Если бы ты нарвалась на какого
нибудь безбашенного урода… Ты хотела бы, чтобы твоим первым стал какой
нибудь угашенный мудак?
Последний вопрос Паркер произнес слишком громко, потому что уже в следующий момент дверь комнаты распахнулась настежь, явив миру Дитриха с вытаращенными глазами. Он выглядел так, словно ему на голову только что свалилось нечто громоздкое и очень тяжелое, отчего он ещё долго не может оправиться.
– В каком смысле первым? – выпалил он.
– Что ты здесь делаешь? – рявкнула в ответ Керри.
– Я хочу знать, какого черта вы тут говорите о…
– Потому что твоя сестра – девственница, – хмыкнул Паркер. – Наверное, раз уж я так облажался.
– Заткнись! – в своей любимой манере выпалил Ланц, глядя на него горящими от гнева глазами.
– Слушай, а ведь ты мне реально за дело вмазал, – продолжал бесить соседа Эшли. – Только почему
то сам теперь удивляешься. Не знал? Умело притворялся?
– Заткнись! – повторил Ланц и, ухватив девушку за запястье, потащил её в коридор.
Тащил недолго, толкнув к стене, оперся ладонями по обе стороны от головы девушки, не давая ей возможности выскользнуть из импровизированной ловушки, и прошипел:
– Как прикажешь понимать это всё?
– Как хочешь, – отозвалась Дарк, не желавшая посвящать брата в тонкости своей личной жизни.
– Нет, ты мне все
таки объясни, по какому праву Курт сначала говорит всей школе, что у вас уже все было, и ты даже не сопротивляешься распространению этих слухов, а теперь выясняется, что ничего у вас не было, а он – просто трепло. Знаешь, на твоем месте я набил бы ему морду в тот момент, как только он открыл рот и позволил себе…
– Я разрешила, – прервала его Керри.
– Что? – Дитрих замолчал на полуслове, услышав сие бредовое заявление.
– Я разрешила ему сказать, что все было. Так нужно.
– Кому? Павлину твоему ощипанному, который цены себе не сложит, а на деле и евроцента не стоит?
– Не говори так о нём! – вспыхнула девушка.
– Буду говорить, что хочу и как хочу. Я ненавижу твоего Курта. Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не лила слезы в подушку, от того, что он вытирает об тебя ноги. А ты почему
то его защищаешь, хотя по
хорошему, уже давно следовало отбросить его от себя, как ненужный мусор.
– Ты так Гретхен отбрасывал. Тебе простительно, а ему нет?
– Учти, сестренка, что она мне изменяла, а не я ей. И, в отличие от тебя, я пламенной любовью не пылал. Так же, как и она ко мне. Мы были двумя чужими людьми, которые трахались время от времени. И всё.
– Вот поэтому тебе меня и не понять. Ты не знаешь, что такое любовь.
– О, да! Зато ты знаешь.
– Знаю.
– И потому так быстро соглашаешься на аферу с Паркером? Пылая любовью к Курту? Господи, я большего бреда в жизни не слышал! И вряд ли услышу.
– Тебе не понять.
– Не понять, – согласно кивнул Дитрих. – Потому что я мыслю здраво, а ты как
то очень и очень исковеркано. При всем огромном желании я не смогу понять, что движет тобой и заставляет делать такие ошибки.
– Я просто хотела, чтобы это сделал не Курт, а кто
то другой. И раз все так сложилось, почему бы не Паркер…
– При всей моей огромной ненависти к Эшли, не могу не заметить, что это было довольно эгоистично и по
скотски, – вздохнул Ланц. – Пожалуй, именно такие вот случаи и разочаровывают парней в современных девушках. Это, во
первых. Во
вторых, открою тебе страшную тайну. Ни один парень, узнав об измене, не станет делать переоценку ценностей, стараясь понять, как он мог упустить сокровище. Он скорее просто выслушает твой оправдательный, а, может, поданный с показной бравадой рассказ и скажет: «А иди ты на хуй, дорогая. На тот, с которого пришла». И помашет ручкой. Во всяком случае, я бы сделал так. И многие другие парни – тоже.
– Я не думала об этом, – отстраненно ответила Керри. – Ухватилась за первую же возможность. Решила, что это будет самым оптимальным вариантом. И теперь вот оказалась в такой глупой ситуации.
– Кстати, – вновь посуровел Дитрих. – Почему именно с Паркером ты обсуждаешь подобные вопросы?
– А с кем мне ещё их обсудить? С тобой? – хмыкнула девушка.
– С матерью своей! – рявкнул Ланц. – Но никак не с посторонним мужиком!
– Успокойся, бешеная собачка, – произнес Эшли, появившись в коридоре. – Мне можно… Я же, в какой
то степени, виновник торжества. Можно сказать, почти родственник.
Улыбнувшись и, спустя пару мгновений вновь посерьезнев, он подмигнул Керри. Она непроизвольно улыбнулась, проигнорировав даже хмурый взгляд Дитриха, смотревшего поочередно то на Паркера, то на нее. Казалось, он готов сейчас убить обоих, только никак не может определиться, с кого же начать. Поняв, что окончательно запутался в этой белиберде, Ланц сплюнул и, ничего не объясняя, предпочел скрыться в своей комнате, грохнув для красочности дверью. Картина, висевшая в коридоре, рядом с его дверью, свалилась со стены, настолько сильным был удар двери о косяк.
– Мастер зрелищ, – резюмировал Паркер. – Какой
то неуравновешенный молодой человек с зашкаливающим количеством амбиций.
Подняв картину с пола, он повесил её на место, попутно отметив, что рамка осталась в целости и сохранности, даже не треснула нигде.
– Скажешь, что ты не такой же? – улыбнулась Керри.
– Такой же, – согласился Эшли. – Но чуточку сдержанней. У твоего брата тормозов нет совсем, и любое несогласие с его мнением всегда вызывает одну и ту же реакцию: у парня рвет крышу. Нужно уметь держать себя в руках.
– Всё
таки ты его жутко не любишь.
– Мне и не нужно его любить. Он мне детей не родит, – хмыкнул Паркер. – Слушай, я пойду, наверное. Не хочется спровоцировать очередной припадок гнева. Ведь разозлю я, а отыгрываться, скорее всего, будут на тебе. У тебя тяжелый день был, так что…
– Может, попьешь со мной чаю? – предложила девушка. – А то я, как утром поела, так после этого к еде и не прикасалась.
– Ты опять будешь веселить меня хомячьей техникой поедания пищи? – засмеялся Эшли, вспомнив салат, исчезнувший с тарелки в рекордно
короткие сроки.
– Нет. Постараюсь держать себя в руках.
– А зря. Это было очень мило, – сообщил Паркер, направляясь к лестнице.
Керри на мгновение вспыхнула, но Эшли, к счастью, этого не заметил. В этот момент он уже спускался на первый этаж.
*
Эшли открыл глаза и несколько минут смотрел в потолок. Комната была незнакомой. А еще за руку его кто
то держал. Держал крепко, словно боялся, что он вот
вот высвободит ладонь из его хватки и уйдёт. Посмотрев вбок, Паркер вспомнил, какими судьбами оказался в чужой комнате и кто, собственно, держит его за руку.
Они проговорили почти всю ночь и уснули только под утро. Точнее, Керри говорила, а он внимательно слушал её рассказ, наполненный не самыми приятными подробностями. Во всяком случае, слышать кое
что из этого было достаточно мерзко. Паркер неосознанно проводил параллель между Керри и Шанталь. Понимал, что подобное было в жизни его матери, она точно так же когда
то влюбилась в совершенно неподходящего, безответственного человека и тем самым пустила свою жизнь под откос. Прежде чем она относительно выправилась, прошло немало лет, да и то, отголоски прошлого давали о себе знать. Иногда в самое неподходящее время.
Любовь почему
то принято считать самым прекрасным чувством на земле. Но, на самом ли деле, оно так прекрасно? Паркер не видел никакого очарования. Лишь поверхностную позолоту и черноту, если этот слой позолоты поддеть чем
нибудь острым. Чувства вещь непостоянная и эфемерная. В процессе жизни мы сами постоянно меняемся, никто не остается неизменным, а потому, собственно, и наши чувства проходят стадию изменения. В юности они пылкие, горячие, безрассудные и больше основаны на страсти, чем на эмоциональной составляющей близости; духовное единение отходит на второй план, оно кажется совсем не таким важным, скорее, бесплатным приложением к основному пункту отношений. В зрелости у нас начинается та самая переоценка ценностей. Хочется не столько безумств и яркости, сколько надежности и стабильности, именно они становятся своеобразным центром вселенной, именно к этим идеалам все начинают стремиться. Но, если разобраться в сущности чувств, получается, что ничего прекрасного в них нет. С одной стороны они приоткрываются, как проявление обычного физического влечения. С другой, как голый расчет и стремление оказаться в своем уютном мирке и получить чувство защищенности со стороны другого человека – не более того. И что в этом столь прекрасного? Страсть редко получает выражение в красивых словах и поступках, чаще всего она обезображивает человека, и речь сейчас не только о любовной лихорадке и той самой химии, о которой кричат на каждом углу особо инициативные граждане. Любая страсть ненормальна, она слишком сильно захватывает, подавляет логику и доводы разума, а вслед за ней приходит опустошение, чувство того, что жизнь прошла мимо, и чего
то явно не дала, оставив все самое хорошее себе. Когда так называемая любовь строится на голом расчете, она тоже не имеет никакой силы. Её разрушить проще простого, достаточно лишь обнаружить болевые точки и надавить на них. Все тут же закончится. Так же молниеносно, как и началось.
Это было не самое приятное из всех возможных открытий.
Паркер часто приходил к выводу, что любовь просто придумана наивными людьми, теми, кто верит в романтику или же наоборот теми, кто не верит, но искренне хочет облагородить не самые возвышенные порывы других людей. И свои собственные, конечно. Без этого никуда не деться. Всё, что делает человек, он делает, в первую очередь для себя, и только потом для кого
то другого.
В любом случае, «я люблю тебя» звучало намного пафоснее и шикарнее, нежели банальное «давай займемся сексом, мне так это нужно». Девушки велись на эти слова гораздо активнее, хотя и не особо верили. Сам факт того, что им сказали несколько приятных, пусть и лживых слов, делал их гораздо доступнее, чем обычно. Эшли неоднократно наблюдал подобные примеры в жизни, и, надо сказать, его они немного бесили. Он никак не мог понять, действительно ли, девушки настолько наивны и непроходимо тупы, что принимают сладкую ложь за чистую монету, или же они все понимают, но рады обманываться? Чаще приходил к выводу, что имеет место быть второй вариант, и оттого становилось ещё печальнее. Все вновь скатывались в лицемерие. Как девушки, откликающиеся на ложь, так и парни, активно эту ложь расточавшие.
В какой
то степени ему даже было обидно за то, что мир настолько прогнил. Не осталось в нем ничего святого, ну или хотя бы частично приближенного к идеалам святости. Они оказались никому не нужны, совершенно. Абсолютно. Многие давным
давно позабыли о законах морали, жили так, как придется, не задумываясь о будущем, властью одного момента. Не строя никаких планов, пофигистично.
Он и сам смотрел в будущее без надежды, но не потому, что его настолько день сегодняшний манил. Тут Паркер тоже не видел ничего привлекательного. Всё та же прогнившая система, все та же распущенность, притворство, ложь, попытки самоутверждаться и доказывать свою состоятельность за счет более слабых…
Ему было противно жить в таком мире. Каждый прожитый день, как ещё один мазок жидкой грязью по стеклу. Каждый встреченный человек, который старается подстроиться под тебя и завоевать твое расположение вызывает только отторжение своими нелепыми попытками приспособиться. Становится ясно с одного взгляда, что нет ничего искреннего в его мотивах. Достаточно один раз сказать ему какое
нибудь резкое слово, и он тут же станет твоим врагом. Отправится поливать тебя грязью, и в итоге вы поругаетесь так, что этот скандал будут вспоминать неоднократно, при каждом удобном случае. Так почему бы сразу не установить определенную дистанцию с этим человеком? Это будет самым разумным решением, а главное – безопасным.
После всего случившегося и открывшейся правды отношение к Керри у Паркера было двоякое. Он слабо представлял себе, как можно вот так просто решиться на тот поступок, на который решилась она. Проследив логическую цепочку, которую девушка сама для себя выстроила, он вроде и мотивами её проникся, и попытался представить себя на её месте, что, правда, совсем не получилось. Будь он на месте Керри, он бы, как и Дитрих, просто отказался от таких отношений и послал в далекое путешествие Курта, а для усиления эффекта ещё и в глаз бы ему засветил, чтобы красота засияла ярче.
Видел Паркер в своей школе таких плейбоев, они были самыми фальшивыми из всех. Показные красавчики, которые только и могут, что бравировать своими сомнительными достижениями и не менее сомнительной красотой, а по сути, ничего собой не представляют. Просто изнеженные существа, разбалованные родителями и глупенькими девочками, которые уделяют им внимания больше, чем самим себе.
Тепличные растения, что цены себе сложить не могут, считая себя подарками для всего человечества. Такого слова, как верность в их арсенале не существует. Они цепляют каждую, кто готов откликнуться на их предложение и предлагает себя, выставляясь, как товар в витрине магазина. Хотя, это сравнение совсем недалеко от истины. Каждый человек раз в жизни обязательно почувствует себя товаром, не важно, когда именно это случится. При приеме на работу, стараясь выставить себя в самом выгодном свете перед работодателем, или же в повседневной жизни, старательно пытаясь продать себя на рынке невест или женихов. Впрочем, чаще на рынке невест. Мужчинам в этом плане гораздо легче. Кто
то когда
то решил, что право выбора за ними, и теперь это стало едва ли не нормой жизни. Само собой разумеющееся явление. Правда, одни этим правом пренебрегали, а другие вовсю использовали. Те самые показные самопровозглашенные короли, которые больше всего на свете боятся стать менее привлекательными.
В глубине души почти все они были несчастными людьми, несмотря на все свои попытки казаться невероятными, недостижимыми идеалами. Они были одинокими и, наверняка, никогда не слышали о таком понятии, как гармония с самими собой и с окружающим миром. Движения их были порывисты, временами глупы и совершенно необоснованны. В конечном итоге их ждала депрессия и разочарование в жизни, тот самый кризис среднего возраста, о котором так любят говорить психологи. А ещё одиночество, потому что не всегда находятся блаженные, готовые вытерпеть чужую неверность и пренебрежительное отношение к себе. Чаще всего, даже у самых терпеливых кончается терпение, гремит взрыв, и девушка уходит, громко хлопнув дверью.
Когда собиралась хлопнуть дверь Керри, неизвестно. Быть может, она и вовсе не собиралась этого делать, мечтая лишь отомстить своему неверному избраннику, но теперь у нее просто не было выбора. Она понимала, что сойдет с ума, если ничего не изменит в своей жизни, да так и будет ломать себя в угоду другому человеку.
Паркер попытался вытащить ладонь из чужой ладони. Керри приоткрыла один глаз и посмотрела на него подозрительно.
– Собираешься уходить?
– В общем, да, – согласился Паркер. – Я и так задержался дольше, чем собирался. Надо домой. Ну, и не очень хочется столкнуться с твоим братцем, который, скорее всего, с утра пораньше, увидев меня, решит порубить наглого гостя в лапшу.
– Можно подумать, тебя это пугает.
