Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 47 страниц)
то, вероятно интуиция, подсказывала ей, что они не оценят, а, возможно, даже посмеются над ней. Дитрих никогда не верил в подобные вещи, он не был фаталистом. Не верил в судьбу и знаки свыше, во всем полагался лишь на себя.
Станет ли Паркер её слушать, Керри пока могла только догадываться, но, на всякий случай, решила предупредить. В конце концов, попытка – не пытка.
– Что хотя бы приснилось? – поинтересовалась мать, садясь напротив и вглядываясь в бледное лицо дочери.
– Школа, – отрывисто произнесла Дарк. – Паника. Дитрих. Мам, он плакал… Это так необычно. Я совсем не представляю его плачущим. А там, в моем сне, он словно на грани отчаяния находился. Он кричал. Явно что
то кричал, но я не разобрала слова. Просто видела, как он рот открывает. Была сторонним наблюдателем. Может, позвонить ему, сказать, чтобы был осторожен?
Керри снова потянулась к графину с водой. Налила немного в стакан, выпила.
Сердце, по
прежнему, кололо. И дурные предчувствия не оставляли.
– Позвони, детка. Не думаю, правда, что он послушает, – со вздохом произнесла женщина.
– Увы, он упрям, как стадо мулов, – произнесла Керри, поднимаясь из
за стола. – Пойду, попробую с ним поговорить. Может быть, удастся его предостеречь.
*
Аманда бежала по улице, как всегда, заткнув уши наушниками. В плеере снова играла мрачная музыка. Аманда уже давным
давно перестала слушать романтичные песни, по которым сходили с ума её сверстницы, мечтавшие о любви и нежности. Грант была разочарована в этом чувстве, искренне считала, что его придумали не тонко чувствующие натуры, а люди прагматичные, расчетливые, решившие сколотить состояние на сладких сказках. Отсюда обилие книг, песен и фильмов о вечной любви, которой нет, никогда не было, да, скорее всего, никогда и не будет. Когда все слишком хорошо, человек перестает самосовершенствоваться, и это самое страшное, что может случиться. Находясь в состоянии влюбленности, человек не замечает ничего, видит лишь своего возлюбленного или возлюбленную, видит совершенство, а когда начинается совместная жизнь, ничего от былого восхищения не остается.
Сложно всю жизнь прожить с одним человеком, веря, что он – самый замечательный на свете. Рано или поздно закрадываются сомнения, хочется проверить, так ли это, или же искусный самообман. Тогда и начинаются проблемы в семьях.
Невероятно трудно не возненавидеть человека, находящегося рядом за все его недостатки, вредные привычки и отступления от нарисованного в воображении идеала. Когда человек влюблен, его вторая половинка видится божеством, как только начинаются суровые будни, от былого восхищения и следа не остается. Только горькое разочарование в своей слепоте, временном помрачении рассудка и неумении видеть между строк.
Каждое утро видеть одно лицо, слышать один и тот же голос, смотреть на валяющиеся в кресле рубашки. Ничего не говорить, не бросаться упреками, чтобы не стать инициатором скандала. Безропотно убирать рубашку в шкаф или бросать в корзину для грязного белья. Однажды такое молчаливое согласие перерастет в недовольство, упреки сами собой вырвутся наружу, непроизвольно, стоит только зацепить молчаливую прислугу. Или она взорвется, показав саму себя во всей природной красе, или, действительно, превратится в тень. Такой жизни Аманда себе не желала.
Перед глазами у девушки все время маячил пример родителей. Они не были счастливы вместе. Их вообще мало что связывало. Чужие люди, которых держит вместе только любовь к деньгам. Когда
то они вместе начинали пробиваться наверх, держались друг за друга, а теперь уже просто привычка выработалась. Им было удобно вместе, но никакой любви не было и в помине. Просто союз двух одиночеств. Вместе еще более одиноки, чем друг без друга. Они легко могли разойтись, но почему
то этого не делали. Сначала оправдывались тем, что детям нужна полная семья, потом, что просто нет смысла расходиться. Да, они совсем не любят друг друга, но разве это повод рушить их союз? Множество людей по всему миру живут в браках без любви, и ничего страшного в этом нет. Норма жизни. Обыденность. Повседневность.
Аманда остановилась, попыталась перевести дыхание. Сколько она пробежала за сегодня? Километра два, не меньше. Только сейчас, остановившись, девушка поняла, насколько устала. До этого казалось, что способна пробежать столько же, а то и больше.
Привычка бегать по утрам появилась у нее после того, как с театром было покончено раз и навсегда. Нужно было куда
то пустить энергию, вот девушка и решила заняться спортом. Не очень приятно, зато полезно. Помогает держать фигуру в тонусе, да к тому же закаляет неплохо. В последнее время Аманду преследовала навязчивая мысль, что со здоровьем у нее не все в порядке. Впрочем, Аманда вечно искала у себя какие
то болезни. До ужаса боялась смерти. После того, как столкнулась с ней лицом к лицу, поняла, что умирать совсем не хочет. Мечтает прожить ещё много
много лет, желательно в здравом уме и твердой памяти.
Говорят, что смерть красивая и совсем не страшная. Аманде казалось, что смерть уродлива. Во всяком случае, та, с которой довелось встретиться ей. Это было ужасно. Воспоминания о том вечере никак не хотели отпускать девушку, сколько бы она не пыталась выбросить свои переживания из головы, они все равно возвращались к ней. С каждый днем это становилось все отвратительнее. Хотелось биться головой о стену, только бы больше не всплывали в сознании кадры того вечера.
Девушка невольно вздрогнула. Снова мысли её убежали в этом направлении. А так хотелось хотя бы один день провести, не думая о том подонке, что исковеркал ей жизнь, превратив из жизнерадостной девушки в озлобленного зверька. Не затравленного, но излишне осторожного.
Домой возвращаться не хотелось. Все равно ничего интересного там не происходило. Эштон в очередной раз начал бы заунывные речи на тему испорченной внешности, глупых амбиций и жутких стилистов, что даром убеждения не обладают. Не могут уговорить клиента оставить прежний цвет волос, а намеренно уродуют, достаточно только помахать у них перед носом кредитной карточкой.
Эштона будто переклинило. Только и разговоров было о том, что Аманда себя сознательно уродует, а потом будет жалеть о своем решении. Она же для себя решила, что в ближайшее время ничего менять не станет. Если решила быть брюнеткой, то брюнеткой и останется. А все, кому не нравится, могут не смотреть.
Выбрав в плеере очередную композицию, Аманда уверенно зашагала по дороге, к своему излюбленному месту. На мост. Там можно было отвлечься от всего происходящего вокруг. Время будто замирало, останавливалось. Аманда могла не думать ни о чем, вообще. Ни люди, ни события не занимали её мыслей, там, наконец, образовывалась блаженная пустота, время от времени нарушаемая лишь гитарными рифами, да шепчущими голосами солистов. Все песни в плеере Аманды в основном такими и были. Мрачные, не жизнеутверждающие. Скорее, наоборот. Проповедующие прелесть декаданса, с налетом готики и индастриала. Голоса у всех солистов тоже были похожи. Неизменная хрипотца, пошлая сексуальность. Показная, не настоящая. И слова, которые далеко не каждый человек может оценить. Кому
то покажутся слишком откровенными, на грани приличия, кому
то придутся по вкусу именно тем, что вытаскивают на свет всю грязь окружающего мира. Высмеивая его, выставляя на всеобщее обозрение, а не скрывая за карамельно
розовыми обложками.
Когда
то она тоже слушала сладкие песенки. Тогда жизнь казалась ей прекрасным и удивительным явлением. Тогда Аманда еще верила в чудеса и надеялась однажды, благодаря своему таланту и упорству, добиться успеха, а не остаться на обочине жизни.
Засунув руки в карманы, девушка с удивлением обнаружила пару фунтов. Была у нее привычка рассовывать наличные по карманам, да забывать о них напрочь. До тех пор, пока случайно не обнаружит, как сегодня.
Можно было купить себе кофе и пить его, стоя на мосту. Он согревал бы лучше сигарет. Сейчас Аманда старалась сократить потребление никотина. Надоело уже тянуться при первой же неприятности к сигарете. За последнее время слишком много их выкурила, уже подбешивать начали. Она никогда не курила просто так, ради позерства и привлечения к себе внимания. Знавала она девиц, что засовывают сигарету в зубы, чтобы казаться взрослее, чем есть на деле. Вроде такие измотанные жизнью, и только сигарета их спасет. Нет, Аманда, на самом деле, чувствовала потребность в табаке. Он казался ей самым меньшим из зол. Алкоголь девушка на дух не переносила, наркотики считала прерогативой опустившихся людей, а сигареты были для нее чем
то средним. Не совсем хорошо, но и не плохо. Да и можно при желании бросить. Ей почему
то казалось, что отказаться от сигарет намного проще, чем от алкоголя. Проверять свою теорию, пробуя и то, и другое, она не стала.
Сейчас же курение казалось ей слабостью, а ещё глупостью. Аманда старалась свести свою вредную привычку до минимума, а, если получится, вовсе от нее отказаться.
Нужно было найти какую
то замену, и Аманда начала травить себя кофеином. Кофе тоже особо полезным напитком не считался, но его горькое послевкусие казалось привлекательнее горечи табака.
Взбежав по ступенькам, девушка толкнула стеклянную дверь. Встала в очередь, прикидывая, чего ей в данный момент хочется больше всего. Ей хватило бы на любой напиток, представленный в прайс
листе.
Хотелось чего
то особенного, а не стандартную чернильную лужицу. Пусть даже в составе напитка будет сахар. С чего она вообще взяла, что кофе с сахаром не вкусен? Выбрала Аманда в итоге карамельный латте. Держа в руках стаканчик, вышла на улицу.
Она, как всегда, отличилась. Надела вместо теплых перчаток митенки. Они несли преимущественно эстетическую функцию. Не грели совсем, но на руках смотрелись красиво. Аманда всегда их любила. Чем
то привлекали они её внимание.
Вообще раньше она была неравнодушна к аксессуарам. Сейчас любовь остыла.
Отогнав от себя мысли о прошлом, Грант все же обхватила губами трубочку. Напиток был сладким, даже излишне сладким. С ярко
выраженным карамельным вкусом. Молоко, много молока, а кофе – самый минимум. Все же она привыкла к другим напиткам, этот казался немного странным, но все равно было вкусно.
Продолжая цедить кофе через трубочку, она шла по улице. В ушах грохотала очередная мелодия, внимание ни на чем особо сконцентрировано не было. Аманда впервые была настолько расслабленна. В действиях девушки легко прочитывалась усталость, и на её фоне – рассеянность.
Аманда едва успела отскочить в сторону, когда перед ней резко затормозила машина. Все тот же неизменный черный «Мерседес». Грант ненавидела эту машину. Точнее, не машину, конечно, а её обладателя. У него был все тот же неизменно
тяжелый взгляд, все те же замашки короля жизни и попытки возвысить свою мерзкую персону над другими людьми. Хотя, на деле, ничего у него не было. Только громкое имя. И то, заработанное родителями, а не им самим.
– В столь ранний час ты уже бодрствуешь, принцесса, – насмешливо произнес он.
Аманда вытащила из одного уха наушник, посмотрела на собеседника скептически и выдала:
– Полдень теперь считается ранним часом? Удивлена.
Скольких усилий ей стоило держать себя в руках, и не выплеснуть горячий напиток в лицо надоедливому однокласснику, кто бы знал.
Алик Эванс… Так его звали. Эти два простых слова казались Аманде персональным проклятьем. Она видела его в кошмарных снах, ненавидела наяву. Она так давно мечтала о его смерти, но почему
то до сих пор не смогла ответить на действия Алика чем
то подобным. Прекрасно знала, что при желании сможет организовать покушение на него. Да что там покушение. Она и сама может убить его, но что
то останавливало. Дальше мечтаний о его трагической гибели Аманда не заходила. Вроде бы и планировала что
то, все время порывалась тайком пронести нож в сумке, да на одной из перемен и всадить его Алику между ребер, но потом сама себя одергивала. Не может она совершить убийство, ей это не нужно. Око за око, кровь за кровь – звучит неплохо, но в жизни это все, на самом деле, ужасно.
Однажды Эштону довелось стать свидетелем странной картины. Аманда сидела в ванне, держала в руках пистолет
зажигалку. Один глаз у нее был прищурен, она будто целилась в стену. На самом деле, в тот момент она представляла на фоне гладкого, блестящего кафеля лицо Алика. Пока воспоминания были свежими, Аманда четко представляла себе месть, а теперь, со временем, начала осознавать, что своим поступком ничего не добьется. Это не принесет ей облегчения. Пусть живет. Возможно, когда станет старше, поймет, что сделал когда
то ошибку. Искренне раскается в содеянном. А, может, навсегда останется в счастливой уверенности, что поступал правильно.
Люди, подобные ему, не подвержены такому явлению, как переоценка ценностей.
– Куда направляешься?
– Тебе
то что? – вскинулась Аманда.
Она терпеть не могла, когда кто
то посторонний лез в её дела, да, в принципе, и любопытство со стороны родственников не жаловала. На этом фоне часто конфликтовала со своими родными. Чаще других, естественно, доставалось Эштону, на втором месте стояла мать. С отцом Аманда практически не пересекалась, да и желания такого не было. Она была далека от его интересов, а его не волновала жизнь дочери. Да и жизнь сына тоже.
Алик усмехнулся.
Это стало своего рода традицией в их отношениях. Аманда всегда огрызалась в ответ на любое его замечание, даже самое безобидное. Оно вызывало у девушки бурю эмоций, негативных преимущественно. В её ответах была боль, злость, ненависть. Она убивала Алика взглядом, и он понимал, за что. Он сам когда
то сделал все для того, чтобы она его возненавидела.
С детства Эванс был избалованным ребенком. Он мог получить все, что пожелает. Достаточно было только заикнуться о чем
то, как родители тут же выполняли его просьбу. Эта вседозволенность стала стилем его жизни. Он привык к всеобщему восхищению, поклонению, желанию окружающих быть рядом с ним. Аманда выбивалась из привычного строя девушек. Она была другой, не такой, как все.
Именно этим Грант его и заинтересовала, а потом разозлила. Её неповиновение действовало на Алика странным образом. Он готов был уничтожить её, только для того, чтобы она поняла: не все в этой жизни зависит от нее самой. На чужую судьбу тоже можно влиять. Её отказы лишь подстегивали Алика. Временами ему казалось, что это такой способ флиртовать, попытка повысить свою цену на рынке невест.
Она не была его идеалом. И красивой он её не считал. Симпатичная, интересная, но не роковая красавица. К её ногам не падают ухажеры пачками, она не королева красоты. Просто обычная девушка, любящая красивые вещи, имеющая возможность покупать их, благо у родителей высокий доход. Аманда умела себя подать, была талантливой начинающей актрисой, никого и ничего, кроме своего театра не замечала. Вообще
то именно в театральной студии Алик Аманду и заметил. В школе она его внимания не привлекала. Там она старательно играла одну из своих ролей, умницы
заучки. На сцене преображалась. Лицо у нее было вдохновенное, она старалась, она блистала. Остальные меркли в сравнении с Грант. Старались, да, но все равно природный талант ничто не заменит. Такие актеры, как Аманда обычно ценятся на вес золота.
Алику хотелось получить эту игрушку, и он взялся за дело.
Начал приставать к Аманде в школе, но ничего, кроме отторжения, в глазах её не увидел. Она, на самом деле, пренебрегала им. Аманда не следовала слепо моде, не выбирала тех парней, на которых вешалась вся школа. У нее в любом вопросе имелось свое мнение.
Несмотря на юный возраст, она уже была цельной, сформированной личностью, способной самостоятельно принять решение и потом нести ответственность.
Желание указать Аманде, где её место, затмило все остальное. Тогда
то он и решил, что хватит ходить по кругу. Нужно преподать девушке урок, который она запомнит на всю жизнь. Грант запомнила, и ненависть её выросла в разы, достигнув небывалых высот. Она не сломалась, не приползла к нему на коленях, как виделось ему в мечтах. Она озлобилась сильнее, чем раньше. И теперь желала ему смерти. Во всяком случае, неоднократно об этом заявляла.
– Не хочешь прокатиться? – поинтересовался он.
На лице его играла доброжелательная улыбка.
Аманда удивленно выгнула бровь. Хмыкнула. На лице отразилось скептическое выражение.
– С тобой?
– Да.
– О, нет! Я еще не окончательно свихнулась, чтобы сесть с тобой в машину.
– Ты до сих пор злишься?
– Нет, – равнодушно ответила Аманда. – Я тебе благодарна. За все. Какая может быть злоба? Что ты. Алик, ты – замечательный человек. Я искренне сожалею, что мне никогда не стать похожей на тебя.
Она откровенно издевалась. Ерничала, пыталась подколоть его. Странно, он вроде смирился со всем, но ему было неприятно слышать эти насмешливые интонации в голосе девушки. Они его раздражали, заставляя сжимать руки в кулаки.
Аманда вновь принялась за свой кофе. Латте остыл. Но на вкус по
прежнему, был неплох.
Девушка не уходила по одной причине. Хотелось знать, куда заведет их обреченный заранее разговор. А он обречен. Это сразу видно, потому что один из участников старательно пытается держать лицо, но вот
вот сорвется, а второй усиленно действует ему на нервы, стараясь ускорить процесс озлобления.
– Ты мерзко выглядишь, принцесса.
Грант снова приподняла бровь.
– Прекрасный комплимент. Ничего не скажешь.
– Куда делись прекрасные блондинистые локоны?
– Превратились в локоны цвета воронова крыла. Тебе не кажется, что вопрос глуп?
Алик сделал вид, что сарказма не заметил. Улыбнулся в ответ на заявление девушки.
– Просто хотелось знать, чем ты руководствовалась в своих поступках?
– Какая тебе разница?
– Девушки обычно хотят выглядеть привлекательнее, а ты…
Он осекся, поняв, что вот
вот с языка слетит феерическая глупость.
– А я? – поторопила его Аманда. – Сознательно уродую себя? Да, это так. Мне надоело быть красивой, мне надоело привлекать внимание. Я хочу, чтобы меня никто не замечал, а с черными волосами я совсем не привлекательна. Ответ принят? Ещё вопросы будут?
– Ты и так никогда красавицей не была.
– О, благодарю. Сегодня ты нереально галантный кавалер, – засмеялась девушка. – Комплимент за комплиментом. Я скоро буду гордиться собой, как не знаю кто. Спасибо, что открыл мне глаза на происходящее, но я и без тебя давно все о своей внешности знаю. Мне почему
то совсем не хочется быть глянцевой красавицей, со сногсшибательной улыбкой и ногами от ушей, но зато с полным отсутствием мозга. У каждой девушки есть свое природное очарование. Но кто
то умеет им пользоваться, кто
то нет. Если бы я захотела, я могла бы любого парня в себя влюбить, да только мне никто не нравится. Потому и не стараюсь.
– Конечно. Типичное женское заявление.
– Хочешь, открою тайну? Я и есть женщина. Я не мужик.
Она осклабилась. Улыбка получилась поразительно неприятной. Алик никогда раньше не видел Аманду с подобным выражением лица.
– Ты ведь собиралась куда
то? – решил сменить тему разговора, пока он не перетек в выяснение отношений на повышенных тонах.
– На мост, – ответила Аманда.
Не видела смысла скрывать. Кто его знает, этого Эванса. Вдруг ему вздумается потащиться за ней. Она идет пешком, он едет на машине. Оторваться от него она все равно не сможет, как бы ни старалась.
– На мост? – удивленно переспросил он. – Что ты там делать собралась?
– Не поверишь, утопиться, – фыркнула Аманда, потрясая в воздухе пустой упаковкой из
под кофейного напитка. – Вот перед смертью решила кофейку попить. Думаю, после выпитого кофе мне будет легче попрощаться с этим миром.
– Ты серьезно? – выдал пораженно.
Аманда посмотрела на него, как на умалишенного, постучала пальцем по лбу, искривив губы в ухмылке.
– Идиот, – процедила беззлобно.
Продолжения разговора явно не намечалось, потому девушка обошла Эванса, выбросила пустой стакан в мусорку и, сунув руки в карманы, зашагала к мосту.
В наушниках пели про жизнь под дулом пистолета. Девушка подумала, что это не так уж и далеко от истины. Она все время жила, словно под прицелом.
Во всяком случае, ей так казалось.
Глава 15. Хрупкое счастье.
«Сегодня около полудня в одной из школ нашего города произошло трагическое событие…
Жертвами стали…
Вооруженное нападение было организовано тремя старшеклассниками, решившими…
Преступников удалось задержать в рекордно
короткие сроки. Сейчас они уже дают признательные показания. Вины своей не отрицают…»
Ланц щелкнул кнопкой пульта. Он не мог больше слушать это. Не мог смотреть на то, что творилось на экране, потому что несколько часов назад сам был непосредственным участником трагических событий, развернувшихся на территории школы.
Он никогда не верил, что умеет плакать. Казалось, что у него атрофировано все чувства, под влиянием которых можно залиться слезами, но сегодня он был сам не свой. Если бы раньше кто
то сказал, что из глаз Дитриха Ланца скатится хоть одна слезинка, он рассмеялся бы в лицо этому шутнику и заявил, что все его заявления надуманны и необоснованны. Но сейчас он понимал, что это не шутка. Еще несколько часов назад он захлебывался собственным криком и слезами, он был, словно безумный, потому что остался один.
Её не стало.
Она умерла.
Умерла у него на руках, закрыв его собой.
*
С утра ничто не предвещало беды. Этот день ничем не отличался от других учебных дней. Та же школа, те же лица вокруг, те же предметы в расписании. Утром они вместе вышли из дома, держась за руки. В последнее время они вели себя как
то чересчур нежно в отношении друг друга. Странно, но Дитриха это совсем не отталкивало. Впервые он готов был поверить утверждению, что любовь меняет человека в лучшую сторону. Ему казалось, что с Люси он значительно преображается и становится самим собой. Таким, каким должен быть, а не таким, каким сделала его Гретхен.
Все могло закончиться ещё тогда, после их первой ночи. Дитрих и сам понимал, что секс – это совсем не повод для продолжения отношений, к тому же все прошло как
то странно. Совсем не по плану. Он заранее продумывал все, понимал, что однажды это случится, вечно откладывать не получится. Но и не думал, что все будет настолько спонтанно и непродуманно. Когда страсть захватывает с головой, а после того, как все закончится, остается лишь чувство омерзения, будто в грязи искупался. И хочется только одного – поскорее избавиться от человека, что лежит рядом. Его улыбка, как бритва по запястью, от нее не становится тепло, наоборот веет холодом. Не видеть, не слышать, скрыться. Или же указать на дверь этому человеку. Так всегда было с Гретхен, которую Дитрих, как ему сейчас казалось, не то, что недолюбливал, а просто на дух не переносил.
С Люси все получилось иначе. Неожиданно. Ошеломительно. И очень нежно.
Да, именно так. Чувства всегда ценились высоко. Для Дитриха, считавшего, что он чувствовать, в принципе, не умеет, они виделись бесценными. Это было так странно испытывать теплые чувства к практически чужому человеку. Ланц мог бы решить, что попросту болен, не зная о существовании такого чувства, как любовь. А сейчас он прекрасно понимал, что влюбился, и именно влюбленность делает его другим человеком.
Утром Паркер маячил у калитки, но при этом выходить на улицу не спешил, хотя на плече болталась сумка. Создавал видимость, что собирается в школу. На деле, даже не думал туда идти, что и подтвердил, когда Люси задала ему вопрос относительно планов на день. Эшли подарил ей свою фирменную улыбочку и заявил на полном серьезе:
– Не пойду в школу. Там скучно.
Дитрих не мог не заметить, как стушевался Эшли, увидев их вместе. Вполне возможно, для него уже не был секретом их переход на новый уровень отношений. Паркер в этом плане был на редкость проницательным. Сомнительный, талант, конечно, знать, кто, чем, с кем занимается. Впрочем, все ту же жуткую звукоизоляцию, а, точнее, её почти полное отсутствие никто не отменял. И окна напротив… Ланц не думал, что Паркер целенаправленно просиживает дни и ночи возле окна с биноклем в руках, просто он мог заметить, однажды. Стать невольным свидетелем, потом уже сделать выводы.
Они с Люси часто целовались. Просто так, без особой на то причины. Это было приятно. Не простое прикосновение, а способ продемонстрировать свои чувства. Когда
то Дитриху это казалось глупым. Он не очень любил поцелуи, они тоже казались ему слишком растиражированным способом доказательства чувств. А когда чего
то много, начинается отторжение. Вот потому его и не привлекала такая перспектива.
Гретхен часто пыталась ластиться к нему. Сама в школе подходила, обнимала, прижималась, что
то шептала на ухо, пытаясь настроить на нужный лад. Он делал вид, что не понимает намеков. Гретхен обижалась и уходила, если была не в настроении. Когда была в ударе, обычно снисходила до просьб. Часто Дитрих отказывал. Просил оставить его в покое. Девушка закатывала очередной скандал, лейтмотивом которого была фраза: «Ты не любишь меня». Он равнодушно кивал, подтверждая. Да, не любит. Никогда не любил, и менять что
то в его планы не входит. Гретхен изображала оскорбленную невинность, убегала в слезах. Слезы её тоже были ненастоящими, словно глицерин, что закапывают себе в глаза актеры, только бы заплакать в нужный момент.
С Лайтвуд все складывалось иначе.
Она вообще не лезла к нему со своими просьбами, зная, что Дитрих – человек настроения, и неизвестно, к чему приведет её излишняя активность. Это было так правильно, так привычно. Ланцу казалось, что он знает девушку сотни лет, и, возможно, в прошлой жизни они были знакомы. И чувства их тогда связывали не дружеские. Что
то большее.
Эта странная девочка появилась в его жизни так неожиданно. Ворвалась, как ураган, разрушая привычные устои, заставляя пробудиться от прежнего сна, вновь научила улыбаться, а не только огрызаться на окружающих.
Заставила поверить своим появлением, что сказки в жизни еще случаются. Но, как выяснилось, не все сказки имеют счастливый финал. Видимо, жизнь решила, что хватит Дитриху счастья, можно вновь возвращаться во мрак, где он блуждал до встречи с Люси. Его мечты о будущем и счастливой семье оказались разрушены в один момент. А ведь все могло быть иначе, прими они предложение Эшли прогулять вместе с ним.
Когда Керри позвонила и попросила быть осторожным, Дитрих сначала даже не понял, к чему это заявление. Он никогда не тяготел к экстремальным видам спорта, по ночам из дома не уходил, во всяком случае, в последнее время, с окружающими людьми особо не сближался, так что риск попасть в дурную компанию, был минимальным. Так с чего вдруг сестра решила наставлять его на путь истинный? Сама же все прекрасно понимает, и знает, что он никогда не наделает глупостей. Керри еще говорила что
то о слезах, о школе. Разумеется, Дитрих посмеялся в ответ, заявив, что сестренка стала слишком мнительной. Керри отреагировала стандартно. Тяжело вздохнула. С самого начала она знала, что тем все и закончится. Дитрих не станет слушать её советы, скажет, что она все себе придумывает. И её опасения – это просто проявление любви. За людей, которыми дорожишь, всегда боишься.
Настоящая любовь оказалась сладкой на вкус. Очень приятной.
Дитрих сам точно не мог определить, в какой момент понял, что любит девушку.
Тогда, в школьном коридоре он не обманывал, признаваясь ей в любви. Немного преувеличивал, самую малость. На самом деле, уже тогда почти все его мысли были заняты Люси. Говоря ей гадости, он самому себе боль причинял. Казалось, будто это два разных человека. Один выплевывает мерзкие слова, второй стоит в стороне, дрожит от ненависти. Единственное желание второго схватить первого за горло, прижать к стене, отхлестать по щекам, разбить губы, чтобы они не смели произносить столь мерзкие слова. Он видел, как реагировала тогда на его слова Люси. Фактически перенимал все её ощущения. Примерял их на себя. Он знал, что она чувствует. Знал, но намеренно говорил гадости. Старался спровоцировать девушку на откровенный разговор. Хотел, чтобы она окликнула его, сама позвала. Позволила почувствовать то, что он ей не безразличен. Его тонкий расчет оправдался. Люси побежала за ним, тогда он и позволил себе разоткровенничаться. Сказать то, что испытывал, на самом деле.
В выходные они снова выбрались на каток.
Старались найти очередное подтверждение теории о реакции замещения. Вытеснении из сознания плохих воспоминаний хорошими.
Первое их свидание на катке было омрачено появлением Кристины, второе никто не должен был испортить. Кристина окончательно вычеркнула дочь из своей жизни, Люси была свободна, как птица. На этот раз, больше каталась она, чем Дитрих. Он продемонстрировал свои навыки в прошлый раз, теперь хотел посмотреть, на что способна Люси. Одна, без партнера.
Она легко скользила по льду, буквально парила, делая не самые сложные элементы, но в её исполнении они смотрелись потрясающе. Она порхала, как бабочка. Легкая, грациозная, улыбчивая. Смеялась громко, заразительно, а в итоге, откатав положенные четыре минуты, сам подъехала к Дитриху, стоявшему у борта, обняла его за шею и прошептала тихо:
– Поцелуешь меня?
Они вернулись к тому самому моменту, с которого фактически началась их история. Только теперь у нее должен был быть счастливый финал. Кристина на горизонте не маячила, потому Дитрих, не раздумывая, выполнил просьбу девушки. Коснулся губами её губ. Едва
едва соприкасаясь. Целомудренно. Пожалуй, даже слишком целомудренно. Будто это их самый первый поцелуй, и они только начинают узнавать друг друга. Странная скованность, боязнь сломать то хрупкое счастье, что было у них в тот момент.
Дитрих никак не желал мириться с тем, что этого больше в его жизни не будет.
Все, что было, останется в прошлом. А впереди только пустота и одиночество.
Волшебство, ворвавшееся в его жизнь вместе с Люси, исчезло. Вокруг снова был лишь серый мир, наполненный неинтересными людьми.
На катке они пробыли почти до самого вечера. А потом просто ходили по улицам. Люси ела шоколадное мороженое, за которое сама заплатила. Она настаивала на том, что раз обед в кафе тогда оплачивал Дитрих, то мороженое должна оплатить она.
Дитрих к своей порции не притрагивался, даже упаковку не разорвал. Держал брикет в руке, да все никак не мог понять, что с ним делать. Ему казалось дикостью – есть мороженое в холодное время года. Люси в очередной раз засмеялась, сказав, что правила для того и существуют, чтобы их нарушать.
– Попробуй, это вкусно, – нежно произнесла она, поднося к его рту надкусанный с одного бока рожок.
