Текст книги "Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ)"
Автор книги: Тильда Лоренс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц)
Время от времени затягивалась, стряхивая пепел вниз. Стояла босыми ногами на полу. Куталась в легкий халатик, который нисколько не согревал, а служил, скорее, для эстетических целей, задумчиво смотрела вдаль, продумывая разные способы мести, но все равно так до сих пор и не решилась совершить поступок. Настоящий поступок, с большой буквы, который надолго запомнят все участники тех событий.
Месть…
Аманда время от времени произносила это слово, иногда неосознанно писала его на полях своих тетрадей, стараясь постоянно держать перед глазами напоминание о своей истинной цели. Когда
то она думала, что её предназначение – актерское мастерство, теперь решила, что смысл её жизни заключен именно в мести. Она должна отплатить всем, кто заставил её плакать, той же монетой. Она должна заставить их рыдать. Она обязана увидеть в их глазах дикий страх, должна почувствовать испуг, который заполонит их души. Отомстить, почувствовав на языке сладкий привкус мести, смешанной с моральным удовлетворением от совершения этой самой мести.
– Мэнди, – вновь окликнул её Эштон.
Девушка вздохнула, повернулась лицом к брату, предварительно нацепив одну из своих самых сладких улыбок. Улыбка была фальшива до безобразия, но Аманда уже столько раз примеряла на себя этот аксессуар, что он стал одним целым с ней. Никто при всем желании не смог бы отличить улыбку настоящую от фальшивой. Аманда умела вводить всех в заблуждение, но в то же время понимала: Эштон обязательно её раскусит. Как бы она не старалась выглядеть счастливой, он почувствует её истинное настроение.
– Ты снова пришла сюда, – со вздохом констатировал Эштон. – Зачем?
– Мне просто хочется побыть наедине с собой. Разве это запрещено?
– Нет, Мэнди, конечно, нет. Но ты можешь побыть наедине с собой и дома. Я же знаю, что общество тебя угнетает…
– Сейчас день. Можешь не волноваться за меня.
– Аманда, – позвал девушку брат.
Она подняла глаза и недоуменно вскинула брови. Будто не понимала причину его задумчивости и настороженности. Эштон пропустил волосы сквозь пальцы, стараясь отвлечься от своих мрачных мыслей.
Состояние сестры его беспокоило. Даже пугало. Он никак не мог смириться с тем, что его всегда веселая, озорная, дерзкая сестра превратилась в колючего ежа, чьи иголки постоянно готовы впиться в кожу, без разговоров, без предупреждений. Молниеносно, если она будет чем
то недовольна.
Хотя, в этом не было ничего удивительного.
Вполне закономерное явление.
– Всё хорошо? – спросила она, пряча руки в карманы.
Она все никак не могла согреться. На руках кожа слегка посинела, видны были голубоватые венки. Кончик носа покраснел, кожа обветрилась и шелушилась, губы потрескались. После всего случившегося Аманда перестала следить за собой. Просто не видела в этом смысла. Если раньше у нее хоть изредка просыпалось желание блистать, то теперь оно испарилось в неизвестном направлении, не оставив о себе никаких напоминаний. Прежняя Аманда Грант умерла. Новая Аманда, занявшая её место, оказалась куда более циничной и ожесточенной. Главенствующим чувством в её жизни стала ненависть. Всепоглощающая. Та, что не умеет капитулировать под натиском любви. Только ненависть, только жестокость, только желание причинить боль.
– Я хотел спросить тебя о том же.
– У меня все хорошо, – кивнула она. – Не переживай, я не собираюсь прыгать с моста. Мне просто нравится смотреть отсюда на город, не более того.
– Я и не думал. Ты же умная девочка, – хмыкнул Эштон, потрепав сестру по волосам.
Она зашипела, как разъяренная кошка. Терпеть не могла, с ней обращались, как с маленьким ребенком, но это был не кто
то посторонний. Это был Эштон. Её вечное отражение. Вторая половина её души, продолжение её самой. Он понимал её так, как никто другой.
– Кстати, как ты здесь оказался? – поинтересовалась Аманда, шагая по мосту.
– Мама привезла.
– Она тоже здесь?
– Нет, уехала по своим делам.
– Но знает, что ты приехал за мной?
– Не знает. Она не интересовалась, я не говорил. Просто сказал, что здесь у меня встреча, а с кем именно, пояснять не стал.
– Понятно, – хмыкнула девушка.
Эштон не удержался от очередного нежного жеста и приобнял сестру за плечи.
Почувствовал, как на время она притихла, вздрогнула. Разумеется, снова давала о себе знать страх, развившийся на фоне не столь отдаленных событий.
Но позже девушка расслабилась, осознав, что ничего страшного не происходит. Это всего
навсего её брат, а не посторонний человек.
Для него тоже не стал открытием тот факт, что они с сестрой начинают отдаляться друг от друга. И это Эштона пугало. Он привык к тому, что сестра всегда рядом. Всегда поможет, всегда успокоит, скажет пару слов, и все проблемы станут казаться чепухой, на которую и внимание обращать не стоит. Все быстротечно, все проходит, а родственные чувства непоколебимы, они должны проходить испытание временем. Всегда, независимо от того, какие именно проверки выпадут на долю испытуемых.
Сейчас между ними пролегала пропасть. И с каждым годом она становилась все глубже. Никаких сдвигов в пользу улучшения, вход в зону отчуждения совсем
совсем близко.
Раньше они даже болели синхронно. Не было такого, чтобы заболел Эштон, а Аманда, переселенная в другую детскую, оставалась здорова. Она тоже начинала хлюпать носом, кашлять и чихать. Если она обдирала коленки, то и Эштон обязательно падал, разбивая их. Независимо от того, рядом они находились, или же в разных местах.
Это была самая крепкая родственная связь из всех возможных.
Это было настоящее единство.
Но не зря говорят, что со временем все исчезает и сходит на нет. Дружба, любовь, нежность и забота однажды уходят, не назвав пункт назначения, в который отправились. Все ослабевает, а со временем, возможно, исчезнет полностью. Вот и их родственная связь ослабела. Когда Аманде было плохо, Эштон ничего не почувствовал. Ему в тот вечер судьба улыбалась, а вот Аманде показала уродливый оскал с почерневшими зубами, мерзкий, отталкивающий, ужасный.
Забыть и не вспоминать. Никогда не вспоминать.
Первое время Аманда жила с такой установкой на будущее. Ей хотелось вновь вернуться к нормальной жизни, обрести себя прежнюю. Уверенную в себе, задорную, смешливую. Пусть не всем она открывалась с этой стороны, только самым дорогим и близким, но ведь открывалась же… Теперь она и сама не помнила, каково это – улыбаться от счастья, а не оттого, что не хочется расстраивать близких людей, которые устали видеть слезы в уголках глаз. Иногда ей удавалось обвести всех вокруг пальца. Во всяком случае, играя свой жизненный спектакль, Аманда была в этом уверена.
Но, поднимая глаза, и сталкиваясь с изучающим взглядом напротив, понимала: она стала плохой актрисой. Её обман раскрыт, и маска сорвана.
Эштон знает правду. Он чувствует все, что творится у нее в душе. Но тоже старательно делает хорошую мину при плохой игре.
Он никогда не пытался заговорить с сестрой на эту тему. Понимал, что все равно ничего не добьется. Все обязательно закончится грандиозным скандалом. Есть такие вещи, когда можно проявить любопытство и попытаться вытащить наружу чужие переживания, получив за это в ответ «спасибо». Бывают и такие, когда за каждый неосторожно заданный вопрос можно получить истерику в ответ. Это как раз и был их с Амандой случай. Эштон прекрасно чувствовал настроения сестры, потому и не лез со своим состраданием, оно все равно не могло ничего изменить.
На самом деле, это был первый и единственный случай, когда Эштон совершенно не понимал свою сестру. Он пытался ставить себя на её место, но все равно не видел в произошедшем ничего сверхъестественного. Бывают случаи и хуже. Здесь же… Тоже отвратительная ситуация, но спасибо, что хоть жива осталась. Иным и такая удача не улыбается. К подобным выводам приходил Эштон
прагматик. Эштон в ипостаси любящего брата придерживался иных взглядов.
Он и сам готов был растерзать тех людей, что причинили боль его сестре, заставив страдать.
– Чему планируешь посвятить день? – поинтересовался Эштон осторожно.
Его сестра в последнее время потеряла интерес ко всему. Практически перестала читать, хотя раньше книга была ей верной спутницей; перестала смотреть фильмы. Только и делала, что слушала мрачные песни, внушавшие мысли о том, как ужасен этот мир; за собой ухаживать перестала.
Раньше Аманда много времени проводила перед зеркалом. Была самой настоящей женщиной в привычном понимании этого слова. Она обожала наряды; могла долго
долго крутиться перед зеркалом, выбирая себе нечто сногсшибательное, любила косметику, восхищалась красивой обувью. Но в какой
то момент все краски в её жизни поблекли, от прежнего рвения не осталось ничего. Она делала все на автомате, без прежнего куража, без особого вдохновения.
В былые времена Аманда часто говорила, что быть женщиной – искусство. Это тоже, своего рода, роль. Сложная, многогранная. Нужно быть всегда на высоте, уметь преподнести себя, подать в обществе, постоянно играть роль слабой, томной ромашки, которой требуется защита. При этом слабый пол давно перестал быть слабым, и Аманда знала это по себе. Она не любила излишне слащавых девушек, что окружали её, называли себя «подругами», на деле ненавидели и мечтали улучить момент, чтобы вогнать ей нож в спину по самую рукоятку. Они все были какими
то… куклами, скорее всего. Иного слова Грант подобрать не могла. Нет, она никогда не говорила, что косметика, красивая одежда и стремление привлечь к себе внимание противоположного пола – это плохо. Это было само собой разумеющееся, вполне нормальное желание, присущее любой девушке. Но во всем и всегда нужно знать меру.
Иногда лучше меньше, да лучше.
Такое окружение раздражало Аманду.
А вот Эштон был от него в восторге. Почти все девушки у него были, как под копирку. Эти самые куклы, без искорки в глазах, без жизни. Слепое копирование стиля звезд, обожание и подражание моделям с обложек глянцевых журналов, которые всегда ценились у молодежи выше, чем чувство собственного стиля. Подростки, в большинстве своем, тем и отличаются, что не вырабатывают свой неповторимый стиль, а хотят быть похожими на людей, попавших на первые полосы газет и журналов.
То, что индивидуальность всегда ценилась выше массовости, доходит до них позже, гораздо позже.
В юности же стремление выделиться из толпы чаще всего оборачивается прямо противоположным результатом. Девушки читают советы из глянцевых журналов, и потом пытаются проверить все советы оттуда на себе. В ход идет мамина одежда, из маминых же косметичек извлекается вечная классика – красная помада, что призвана свести с ума любого молодого человека, а на деле, обычно вызывает у него только приступы неконтролируемого хохота. Во всяком случае, если этой помадой накрашены губы девушки лет четырнадцати.
– Я не знаю, – честно призналась она. – Просто прогуляюсь по городу. К вечеру обязательно вернусь домой, так что, если у тебя какие
то дела…
– Дел у меня никаких нет. Думаю, ты не станешь возражать, если я составлю тебе компанию?
– Слушай, Эш, – задумчиво протянула Аманда. – А когда мы последний раз выбирались куда
нибудь вдвоём?
Эштон задумался на время.
Это было давно. Очень давно. Он даже позабыть успел.
– Не помню, – ответил спустя пару секунд раздумий.
– Вот и я не помню, – вздохнула девушка. – Куда уходит наше детство? Куда исчезает наша дружба?
– Она никогда никуда не исчезнет, – решительно заявил Эштон. – Для меня никогда не будет в этом мире человека ближе и роднее, чем моя сестренка.
– Правда?
– Правда.
– Честно?
– Честно
честно.
Эштон наклонился, запечатлевая на лбу сестры целомудренный поцелуй.
– Всё будет хорошо, – произнес чуть тише.
– Я хочу отомстить, – выдохнула Аманда и вновь замерла, ожидая реакции на свои слова.
– Обязательно отомстим. Только, пожалуйста, не пори горячку и не торопи события. Однажды все будет.
– Конечно, – фыркнула девушка. – Будем верить в мифическое правило кирпича.
– Что за правило? – растерянно выдал Эштон.
– Кирпич падет на голову обидчика, когда он будет меньше всего этого ждать, – с пафосом и желчью в голосе отозвалась Аманда.
В этот момент ей казалось, что Эштон просто над ней издевается. Пытается заговорить зубы, чтобы на время она позабыла о своем несчастье.
Но до тех пор, пока обидчик не будет наказан, девушка не собиралась расставаться со своими планами мести.
Как и все люди, чья душа требовала мести, она была порывиста в движениях и совсем не думала о последствиях. О том, что станет с её жизнью после того, как она провернет свою операцию. Эштон данный момент из вида не упускал, потому и старался обезопасить сестру, заставить её на время отложить все, что она задумала и не делать поспешных выводов. Да даже в это самое, пресловутое правило кирпича поверить, только не совершать ошибок, что могут сломать ей жизнь.
– Родители ничего не предпринимают, ты ничего не хочешь делать. А я не могу больше ждать, – произнесла она хрипловатым голосом. – Просто не могу. Я вижу его счастливую улыбку, я слышу его смех, я просто наблюдаю за ним и понимаю, что больше не могу. Он сломал мою жизнь, но так до сих пор и не был призван к ответу. Не хочу оставлять это так. И, если ты не со мной, то ты против меня, Эш.
– Я с тобой, – произнес он.
Аманда слабо улыбнулась. Совсем чуть
чуть. Едва приподняла уголки губ, но это была одна из самых ценных для Эштона улыбок. Искренняя.
– Мне не на кого больше надеяться. У меня есть только ты. И только я.
– А вместе мы – сила, – улыбнулся Эштон в ответ.
– Да.
Аманда прикоснулась к его руке, осторожно переплетая его пальцы со своими. Эштон крепко сжал её ладонь, давая понять, что девушка не одинока. Она снова улыбнулась, но больше ни слова не проронила. Вновь закрыла уши наушниками и погрузилась с головой в мир своей откровенно мрачной музыки, от которой у Эштона волосы дыбом вставали.
*
Аманда торопилась, едва ли не бежала.
Нужно было попасть домой, как можно раньше. Пока стихия не разыгралась в полную силу. Пока только редкие капли падали на асфальт, время от времени слабые порывы ветра колыхали ветки, небо уже стало серым. Его постепенно затягивали тучи.
Как назло, все пошло не так, как они планировали с самого начала. Все началось с опозданием. Прогон, за ним ещё один. Аманду к концу репетиции даже начало подташнивать от всех тех действий, что она должна была делать на сцене. Она и так идеально знала свою роль, она знала, что и когда нужно делать. Ей не нужна была эта репетиция. Аманда не сомневалась, что и так сыграла бы на отлично. Это был её спектакль, это была её роль. У нее все получалось естественно и органично, слова сами собой всплывали в памяти, не нужно было делать томительные паузы, не предусмотренные сценарием, чтобы вспомнить текст.
Ролью нужно проникаться. Вживаться в нее от начала и до конца.
Как только услышишь имя героини, нужно стать ею, а о себе настоящей забыть, только тогда все получится.
Аманда всегда перечитывала сценарий несколько раз.
Один раз читала непосредственно текст, при втором прочтении старалась выявить скрытые доселе факты. Увидеть все то, о чем сказано между строк. Иногда именно там и прячется весь смысл поведения героини в той или иной ситуации. Излишняя прямолинейность никогда не была сильной стороной драматургов. Они были иносказателями. И каждый актер, как личность творческая, должен был понимать задумки авторов, а не просто повторять слова, не понимая того, о чем говорит, зачем и для чего. Это все нужно было пропускать через себя. Неоднократно.
Правда, и избавляться от своего альтер
эго следовало так же стремительно, как и родниться с ним. Отыграть роль, прожить жизнь, снова стать собой.
У Аманды уже изрядно болели ноги. Она жалела, что на репетицию надела туфли на высоком каблуке. Просто она купила их совсем недавно, они были потрясающе красивыми, на её взгляд, а выбраться в них она пока никуда не успела. Вот и решилась пойти на репетицию в них. Удобные, практичные и почти ставшие для её ног родными кеды остались дома. Сейчас у Аманды было совершенно иное настроение. Ей хотелось быть леди, а не девочкой с мальчишескими замашками.
Ради такого случая, она и оделась соответствующе.
Рубашка с галстуком, шорты, плащ, которым Аманда тоже никак налюбоваться не могла. Он, на самом деле, был для нее верхом дизайнерского искусства. Яркий, красный, привлекавший внимание. Не обыденный черный, серый или бежевый. Нет, на такие расцветки она и смотреть не стала бы, а вот на красный купилась незамедлительно.
В руках у неё был зонтик. Такой же ярко
красный, как и плащ.
Цвет крови, как неосторожно заметил тогда кто
то.
Если бы он только знал, что его слова окажутся пророческими.
Родители в тот вечер были заняты. Ужинали со своими деловыми партнерами. Эштон вновь искал приключения на свою голову, старательно обхаживая очередную «принцессу», которая на деле оказалась не так прекрасна, как виделась изначально. Она была самой обыкновенной, неинтересной, а временами откровенно глуповатой. Но в тот момент Эштон считал её королевой своей жизни, волочился за ней, трогательно ухаживал и пытался добиться взаимности. Надо сказать, именно в тот вечер у него получилось.
Пока Эштон очаровывал свою девушку, а потом пожинал плоды трудов своих, занимаясь с ней сексом, Аманда умирала в грязной подворотне, истекая кровью. Дождь смывал кровь. Смешавшись с водой, она текла по асфальту. Бледно
розовые струйки, стекавшие по коже на асфальт. Расширенные от боли зрачки и желание умереть поскорее, только бы больше не чувствовать того, что с ней происходит. Только бы больше не было боли. Только бы никогда не повторилось это всё.
Её сердце, верившее в людей, было разбито в тот вечер. Да так потом никто и не склеил.
На всю жизнь у нее остались воспоминания в виде уродливых тонких шрамов по всему телу. Пока они были ещё свежими. Их было много. Очень
очень много.
Аманда поняла, что теперь её удел – одежда с длинным рукавом и юбки в пол. Только так она сможет скрыть свои шрамы, только так она перестанет ужасаться, каждый раз ненароком ловя в зеркале свое отражение. Раньше у нее была молочная кожа, идеальная, без единого изъяна, а теперь от нее осталось лишь воспоминания.
Вообще
то Аманда легко могла избавиться от них. Средства позволяли, и родители обещали найти ей хорошего врача. Но Аманда неожиданно повела себя непредсказуемо. Она заявила, что не станет сводить шрамы до тех пор, пока виновник её страданий не будет наказан.
Он так и не получил по заслугам.
Он до сих пор гулял по свободе. Был счастлив и ни о чем не жалел.
Встречаясь с ним на переменах, Аманда всегда смотрела ему в глаза, стараясь найти там, хотя бы на самом дне, сожалению о произошедшем. Но он только презрительно хмыкал и бросал небрежно:
– Живучая, принцесса.
– Сдохни, тварь, – шипела она сквозь зубы.
Он смеялся и слал ей воздушные поцелуи.
Она отправляла его в дальние дали известным жестом.
Аманда никак не могла забыть тот день и тот дождь…
Помнила, как шла, не оборачиваясь по дороге. Как услышала, что кто
то идет за ней и попыталась оторваться от преследователя. Плутала по городу, стараясь затеряться среди улочек. Старалась контролировать свой страх, не давая ему вырваться наружу. Все время успокаивала себя, говоря, что мысли о преследователе – игры подсознания. Но правда оказалась жестокой.
Окончательно убедившись, что это её «ведут», Аманда побежала. Не раздумывая. Не снимая неудобную обувь. Раньше удача всегда улыбалась девушке. В этот раз она тоже надеялась на удачный исход, но сама же себя и загнала в ловушку.
На улице уже стемнело окончательно.
Аманда бежала, не разбирая дороги, мысленно костеря себя на все лады за то, что, отправляясь на репетицию, не позаботилась о своей безопасности. У нее не было при себе сумочки, а, следовательно, не было и ножа для бумаг, который она всегда носила с собой, в целях самообороны, разумеется. Она всегда опасалась чего
то подобного, а в тот день проявила небывалую беспечность.
Телефон сел и не подавал никаких признаков жизни. Всё и все играли против Аманды.
Каблук зацепился на выбоину в асфальте, и девушка, коротко вскрикнув, упала. Надежды оторваться и скрыться от преследователей не осталось. При падении Грант неслабо ударилась, разбив в кровь колени, из раны на подбородке сочилась противная, липкая жидкость. Аманда умудрилась распороть себе кожу валявшимся на дороге осколком. Он был мелким, но Аманда по закону подлости на него налетела.
Зонтик отлетел в сторону, и теперь она даже приблизительно не знала, где искать свою вещь. В мозгу лихорадочно билась одна и та же мысль: «Не спастись. Не спастись». Аманда пыталась избавиться от этой мысли, думая о зонтике, о разбитых коленках, о том, что завтра ей нужно идти в школу. О чем угодно, только бы не о приближении смерти, чьё зловонное дыхание уже опаляет её лицо. Так близко, словно вот
вот коснется своими устами её губ и заберет жизнь.
Аманда разревелась. Она чувствовала, как в груди образовался комок, как все сжимается в предчувствии беды, как отнимаются ноги, в теле появляется слабость. Она сама будто тряпичная кукла. Марионетка, которую дергают за ниточки. Ею легко можно управлять, сама она ничего не умеет.
Преследователи подошли совсем близко.
Аманда невольно попыталась отползти назад. Наткнулась ладонью на осколок стекла, но не закричала, только прикусила губу от боли.
Кричать не получалось. От страха она на время потеряла дар речи. Хотела бы позвать на помощь, но язык не слушался. Вместо слов с губ срывались только невнятные хрипы.
Она помнила, как холодное лезвие в первый раз коснулось её кожи, как острая боль прошла импульсом по телу, возвращая к жизни, пробуждая вновь временно уснувшую возможность говорить. Помнила, как закричала тогда во всю мощь своих легких, срывая голос. Это была не просьба о помощи, это был крик отчаяния.
Аманда хотела заорать во второй раз, но не смогла, рот ей зажали. Она укусила эту ладонь. Рот наполнился слюной с привкусом ржавого металла, от души укусила, до крови.
– Сука, – услышала она в свой адрес, получив пощечину.
В итоге в рот ей запихнули какую
то мерзко воняющую прогорклым маслом тряпку, и больше кричать девушка не могла. А лезвие все порхало и порхало по её телу. Кажется, она даже пару раз теряла сознание, и эти моменты беспамятства казались счастьем. Когда же она вновь приходила в себя, и на нее обрушивался поток отборной брани, физических страданий и равнодушия со стороны нападающих, Аманда жалела, что все это время была в обмороке, а не умерла.
Но самым отвратительным моментом её воспоминаний стал эпизод появления на сцене непосредственно виновника событий, организовавшего покушение.
В очередной раз теряя сознание от боли, находясь в пограничной зоне между явью и беспамятством, она услышала визг тормозов, а потом шаги по лужам. Осторожные, словно идущий боялся запачкать ботинки. Примерно так все и было, на самом деле.
Он, действительно, боялся грязи на своих идеально отполированных ботинках.
Он вообще боялся грязи, в любом проявлении. Кристально
чистая репутация без единого пятнышка, вот что можно было сказать о нем. В школе он вел себя высокомерно, держался особняком, позиционируя себя, как короля жизни.
Не ошибался, конечно.
Вокруг него всегда были толпы народа. Девчонки, вешавшиеся ему на шею.
Парни, заглядывавшие в рот, только бы он позволил им крутиться поблизости.
Он подошел близко, присел на корточки и заботливо провел пальцем по ране на её подбородке. У него были удивительно холодные пальцы, как успела отметить Аманда.
– Что с ней? – спросил, продолжая разглядывать девушку.
Она чувствовала на себе чужой взгляд.
Властный, оценивающий, даже капельку заинтересованный.
Взгляд хозяина на своего домашнего питомца, на живую игрушку, не более того.
– Сознание потеряла.
– Впервые?
– Нет, уже несколько раз отключается.
– Живучая принцесса.
«Принцесса» резануло по ушам. Аманда помнила, кто обращался к ней подобным образом. Только один человек называл её принцессой. Она ненавидела это обращение, всегда бесилась и готова была вцепиться ему в лицо, когда с губ его срывалось презрительно
небрежное обращение. В его словах не было никогда теплоты и искренности, лишь надменность, стремление обозначить свое превосходство.
Он часто бывал на репетициях в качестве наблюдателя.
Стоял в стороне и иногда награждал актеров скупыми аплодисментами.
Считал занятия в театральной студии глупостью, блажью. Смеялся над теми, кто искренне верил в возможность продвинуться дальше, стать по
настоящему известными актерами и актрисами, отпахав несколько лет в этой самой студии. Они все казались ему глупыми, недалекими людишками. Он не любовался их игрой, он над ними издевался. А некоторые, действительно, думали, что ему нравится игра.
Он приходил туда лишь потому, что его приглашала одна из начинающих актрис. Его девушка. Кейт Армстронг.
До того, как Аманда появилась в студии, Кейт играла там ведущие роли, считала себя самой талантливой, неповторимой актрисой, не терпела конкуренток. Всех она выживала в рекордно
короткие сроки, а вот с Амандой ничего не получилось. Кейт своими интригами добилась обратного результата. Вместо того, чтобы убежать, Аманда вступила с ней в противоборство, и однажды из безобидных подколок все вылилось в потасовку. Грант, умевшая постоять за себя, искупала истеричку в ведре с грязной водой, а в следующий раз обещала устроить более крупные неприятности, если та не успокоится. Кейт, размазывая по лицу грязную воду, подводку и тушь, шипела, что обязательно отомстит. И отомстила, правда, не своими руками. Попросила своего парня, и он устроил Аманде ад на земле.
Правда, Аманда думала, что он может отомстить ей не столько за Кейт, сколько за свое растоптанное самолюбие.
Приходя на репетиции, он часто останавливал свой взгляд на Аманде, иногда даже позволял себе отпустить в её адрес пару пошлых комплиментов. Грант не воспринимала этот убогий флирт, не стремилась отвечать взаимностью. Она не признавала такой тип отношений. Ей хотелось истинной, настоящей, чистой любви, а не глупых, замыленных комплиментов и пошлых подколов.
Подобное отношение не вызывало у нее ничего, кроме отвращения.
Когда он зажал её в коридоре и попытался поцеловать, она влепила ему пощечину.
Когда он схватил её за руку и затащил по лестницу, назвала мразью, одарив своим коронным ударом в челюсть. Она помнила его злые глаза, помнила, как он смотрел на нее с ненавистью, как из прокушенной губы текла кровь. Напоследок он ухмыльнулся и прошипел по
змеиному:
– Сколько стоишь, принцесса?
– Бесценна, – отозвалась она.
– Это мы еще посмотрим, – хмыкнул он.
Теперь выяснялось: жизнь её не стоит и гроша.
Она бесславно умрет, а никто этого даже не заметит.
И даже Эштон, который всегда был рядом, сейчас развлекается с кем
то. Он не чувствует, что его сестре плохо. Он не чувствует её страданий. Саднящее чувство в груди вытеснено и замещено в его душе наслаждением от общения с очередной его пустышкой. Он повзрослел, у него появились новые идеалы, новые желания. Он любит, он любим, он нужен своим девушкам. Они нужны ему.
А сестра осталась за бортом жизни.
Нет, конечно, её он тоже любит, но братская любовь и любовь к постороннему человеку – это разные вещи. Не стоит их даже сравнивать, все равно мнение останется прежним.
Если ему хорошо, пусть наслаждается.
Если он будет счастлив, Аманда тоже порадуется за него.
– Я просил припугнуть её, а не убивать, – тем временем произнес парень, убирая, наконец, руки от лица Аманды.
– Она и так не умрет, – заверили его. – Такие, как она не умирают. Бешеная тварь.
– Что так? – хмыкнул он.
– Руку мне до крови прокусила. Вцепилась, будто кусок отхватить хотела.
– Как собака. Мертвая хватка, – констатировал он. – Ладно, свободны. Я сам о ней позабочусь…
Аманда очнулась в больнице.
Но это была уже не та солнечная девочка, какой знали её родные и близкие.
Аманда Грант стала другой. Жесткой. Циничной. Подозрительной.
Делом её жизни стала месть.
Надеяться было не на кого.
Тяжбы с полицией продолжались долго, измотали Аманду еще сильнее. Никто не собирался наказывать того, кто поглумился над девушкой, сделав её жизнь невыносимой. У него было железное алиби, все его друзья, как один, подтверждали, что в тот вечер были с ним, он никуда не отлучался.
Аманде настойчиво внушали мысль, что ей привиделось. Последствия психологической травмы, стресс, отсюда и неправильные выводы. Да, они конфликтовали, но никто и никогда не стал бы организовывать покушение на жизнь девушки.
И только надменная улыбка, преследовавшая её в кошмарных снах, говорила сама за себя.
Аманде ничего не привиделось. Это было на самом деле.
*
Ночью снова шел дождь.
И снова сон покинул Аманду. Она даже маску на глаза надевать не стала. От этого становилось только хуже. Никуда не скрыться, никуда не убежать. Когда маски на лице нет, можно широко распахнуть глаза и смотреть в потолок, изучать его, считая секунды до наступления рассвета.
Можно подумать о чем
нибудь приятном. Открыть окно и снова выкурить пару сигарет, стараясь успокоить расшалившиеся нервы. Или взять книгу, почитать, провести время с пользой. В конце концов, можно просто в очередной раз воскрешать в памяти дела давно минувших дней, мечтать о мести.
Аманда тяжело вздохнула и потянулась к ночнику.
Тусклый свет осветил комнату. Схватив халат, девушка накинула его на плечи, встала с кровати и направилась в ванную.
Она не могла без слез смотреть на свое тело, испещренное шрамами. Не могла не думать о том, что раньше всего этого ужаса не было. Не могла не думать о том, что враг всё ещё не получил по заслугам.
Присев на край ванной, Аманда все же зарыдала.
Она слишком долго держалась. Больше сил не осталось.
Каникулы закончились. Снова нужно было идти в школу. Смотреть в ненавистное лицо, пытаться быть сильной, говоря гадости в ответ на его колкие замечания.
– Встань и живи, – прошептала она, глядя в зеркало. – Встань и живи. Недостойна эта мразь твоих слез, а ты ещё отомстишь. Твое время обязательно придет. И всё у тебя будет хорошо.
Всё проходит.
И это тоже пройдет.
С такими мыслями Аманда Грант встретила новый день.
Глава 12. Ромео и Джульетта.
Каникулы пролетели, как одно мгновение.
Дитрих собирался в школу с прескверным настроением.
Два дня назад улетела Керри. Теперь даже поговорить было не с кем. В очередной раз беспокоить Паркера не хотелось. Подобный поступок расценивался Дитрихом, как безоговорочная капитуляция и едва ли не признание дружбы. А водить дружбу с Эшли он, по
прежнему, не собирался.
