Текст книги "Житие колдуна. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Татьяна Садыкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 61 страниц)

  – О! – обрадовано воскликнул Мики и, вновь схватив Эдварда, потащил почти несопротивляющегося паренька на поиски домовой. – Надо же поблагодарить ее за столь чудесный, восхительно-изумительный, божественно-вкусный шоколад! Уверен, после моих хвалебных дифирамб ее поварскому искусству она с радостью даст мне мазь! – они все дальше удалялись от меня и голос Микио становился все тише. – Не люблю хвастаться, Эди, но поверь профессионалу – я могу растопить сердце даже самой неприступной дамы.

  – Ну конечно... А Алия? Или же она в твоем понимании не дама?

  – С чокнутыми чаеманками мое обаяние бессильно, но я работаю над этим...

  Когда их стало невидно и беседу я больше не могла услышать, меня вдруг озарило и, перебрав в уме вновь произошедшие события, я кое-что с ужасом поняла:

  -Так она мужчина? – мое незыбленное видение мира пошатнулось, в глазах потемнело, перехватило дыхание. – Тогда... Ник что, мужеложец?!!!

  Нет, этого просто не может быть! А если может... его срочно нужно спасать!

  ***

  Ник

  Я заливисто чихнул. Мой чих эхом прокатился по округе, спугнув с крыш воробьев и несколько синиц. Шмыгнув носом и растерев замерзшие руки, я начал задумываться о том, что забраться на крышу северной башни и полчаса на ней просидеть, спрятавшись от всех настырных, не было такой хорошей идеей, как казалось в самом начале.

  На улице было не так уж холодно – незаметной поступью в наши края приближалась весна, и дуновение ее нежной свежести уже можно было ощутить: веяло легким морозцем, небо было не затянуто снежными тяжелыми тучами, а радовало взор небесной синью и легкими рассыпчатыми облаками. Рядом со мной чирикали птицы, свившие между перекладинами гнезда; они не обращали внимания на пришельца, который улегся прямо на снежной крыше в потертом и изъеденном молью полушубке и любовался окрестностями.

  Если честно, меня мало интересовали подернутые легкой дымкой далекие горы, или же одетый в снежное убранство лес, тянущийся почти до горизонта, я просто думал. Фил бы сказал, что я как всегда, "ушел переживать наверх". Отчасти он прав, с детства я предпочитал размышлять о былом, настоящем и будущем на крыше – в пору учебы у Карактириуса единственным спокойным и безопасным местом была она: наклонная, с темной черепицей и удобным чердаковым окном. Я любил смотреть с нее на долину: на небольшую деревушку, вечером озарявшуюся огнями, на далекие горы, мечтая однажды вырваться из душного дома учителя и посмотреть мир, прославиться, доказать крикливому и несправедливому наставнику, что я чего-то стою. Крыша стала олицетворением моих грез, местом, с которым были связаны самые приятные воспоминания детства. Возможно поэтому, когда на душе было невыносимо и от того жизнь казалась гадкой и неправильной, я всегда стремился попасть "на то самое место", так сказать, очутиться на миг в детстве, где самой большой проблемой было – это грозящая порка от Карактириуса за очередной проступок.

  Да, на моей душе было гадко, пусто, я чувствовал себя так, словно в одночасье лишился всех своих самых светлых эмоций, даже воспоминания о детстве дарили лишь нестерпимое чувство тоски и разочарования. Нет, выходки Микио были здесь не причем (что с безумца спросишь) и не Ирен (на принцессу и обижаться грех), я размышлял о себе. В кого я превращаюсь? Что ждет меня в будущем? Для чего я живу? Вопросы, которые я не задавал себе с того самого момента, как ушел из госпиталя.

  Тогда жизнь мне казалась проще: цель была ясна, будущее виделось лишь в светлых тонах, я был полон энергии на новые свершения, желал признания, побед, славы... Со временем все померкло, я выбрал другую стезю, трудный и ветвистый путь кабинетного ученого. К мелким невзгодам я относился со снисходительностью, считая, что если их не замечать, то они исчезнут сами, к большим – с осторожностью, боясь разрушить хрупкое равновесие, что установилось в моей жизни. Людей я отчасти стал презирать, относясь хорошо лишь к тем, кто не оставил меня в трудную минуту, я себя считал выше других, мудрее и это мне нравилось.

  Все началось с Риэла. Его хамство, желание при любом случае поддеть меня, вывести из себя все-таки переполнили чашу моего терпения, и я не выдержал, показал свои настоящие чувства... это было моей первой ошибкой, которое привело к плачевным последствиям. А дальше... я при каждом удобном случае показывал, как мне неприятна очередная личность, которая выбивалась из моей системы видения мира, стал доходить до рукоприкладства... Ведь так себя не должен вести настоящей целитель, меня учили терпению, снисхождению и состраданию, и что я сейчас творю? Ставлю себя на одну ступень с ребячившимся магистром, для которого окружающие, это лишь те, кто могут его развлечь? Может нужно быть более сдержанным и не поддаваться на провокации некоторых личностей?

  Я тяжко вздохнул, скрестив на груди руки. Что за засада, похоже, меня начинает мучить совесть. Где же ты бродила все эти годы, блудница, оставив своего хозяина на произвол судьбы? Почему вернулась? Решила, что я достаточно пожил в свое удовольствие и пора о себе напомнить? К ее сожалению, ветреные женщины не в моем вкусе, от них не знаешь что ожидать...

  – Какая встреча, – внезапно раздался низкий мужской голос прямо возле моего левого уха.

  От неожиданности я подскочил и чуть не свалился с крыши, про себя костеря на все лады неожиданного пришельца. Джек, а это был именно он, незаметно улегся рядом со мной, а так как его в дневном свете почти не было видно, то решил подшутить над своим хозяином. Как оригинально. Если бы я временно не ушел в себя, то он никогда бы не смог исполнить свой злодейский замысел.

  – Пшел вон, – как обычно с угрозой произнес я, не намеренный терпеть его присутствие. Раньше, когда я только въехал в замок, то попытался подружиться со всеми, кто достался мне к нему в довесок, но потерпел сокрушительное фиаско. Настырный призрак все никак не желал признавать меня своим хозяином, и многие годы отравлял жизнь своими мелкими проказами. Я жалел его, не хотел изгонять, да и его присутствие поначалу забавляло меня, как-никак, собеседник, а человеческого общения впервые годы мне сильно не хватало. Конечно, потом мы смогли ужиться, но я уже перестал считать Джека "забавным", обретя стойкую неприязнь ко всем призракам, а он же поумерил свой пыл, справедливо опасаясь изгнания, лишь иногда "обижался" на плохого хозяина. Так что отношения у нас были натянутые.

  – Какой ты сегодня злой, Ник, – сразу обижено прогнусавил Джек и хихикнув, добавил. – Слышал ты сегодня не с той ноги встал. Молодец, мужчина не должен быть моногамным, гарем – вот что красит любого! Если честно, Ирен никогда мне не нравилась, а вот твоя новая пассия...

  – Сгинь, – прошипел я. И, вспомнив, как совсем недавно убеждал себя быть сдержаннее и дружелюбнее, примирительно добавил. – Нет у меня никакой пассии, это была ошибка. А Ирен... – я вздохнул, чувствуя, что еще немного и я сойду с ума в этом доме умалишенных. – А что она? Мы с ней кардинально противоположные личности и даже теоретически не будем вместе. Это нонсенс. И точка.

  – Жаль... А она хорошая, воспитанная девушка. Из нее будет прекрасная жена!

  Я скептически глянул на Джека, который как всегда был непостоянен в своих суждениях. И как с таким вести конструктивный диалог? Порой он хуже Микио... даже у безумного иллюзиониста есть своя логика. И я начинаю подозревать о том, что все сговорились – в последнее время я только и слышу о том "какая Ирен прелесть". От Ярика, от Эда... теперь, докатился, мне советы дает неугомонное привидение, которое и при жизни, я подозреваю, не был дамским угодником.

  – А что ты здесь делаешь? О чем думаешь? – как ни в чем не бывало сменил тему Джек, завалив меня вопросами, будто не слышал, как я его уже два раза вежливо и миролюбиво попросил уйти с глаз моих долой. Ну почему ему постоянно нужно повторять? У призраков что, проблемы со слухом?

  – Я миром прошу, Джек, – вздохнул я. – Оставь меня одного. У меня сейчас нет настроения на твои глупости. Иди, приставай к Ирен, ты же любишь это делать, и все довольны – она с удовольствием внимает твоим речам и идет спасать мир, а ты искренне радуешься тому, что вновь смог воздействовать на историю материального мира или как ты там себя оправдываешь?

  – Иреночка сейчас занята, а вот Милена... – задумчиво пробубнил он, и, выдержав эффектную паузу продолжил, – надо же обязательно рассказать ей где прячется хозяин! Бедная, так долго его ищет! Уже второй час безрезультатно взывает к его совести и благоразумию у двери в лабораторию!

  По моей спине пробежался холодок и я внезапно понял, что не против, а наоборот, очень жажду пообщаться с Джеком. Нет, после того что я натворил все остальные проблемы как-то незаметно ушли на второй план. Милена страшна в гневе, как сварливая матушка, которая изо всех сил пытается контролировать своего непутевого сыночка. Я на это просто не обращал внимания – у всех свои тараканы в голове, да и опасно для здоровья лишний раз спорить с тем, кто готовит тебе обеды. Вообщем, мне искренне не хотелось в ближайшее время пересекаться с Миленой. Отчасти поэтому я и сидел на крыше. В лаборатории, библиотеке и в опочивальне она искала бы меня в первую очередь.

  – Ну хорошо, – нехотя проговорил я, предвкушая то, как Джек потом заплатит за свои угрозы. – Что тебе надо?

  – Что тебя тревожит? Чем опечален? – радостно отозвался он, устроившись поудобнее возле меня. – Расскажи мне обо всем!

  – Зачем? – Ни за что не поверю, что призраку интересны мои проблемы. Они же к миру относятся иначе, считая все личные неурядицы пустой тратой времени и недостойных их "великого внимания". Так мне однажды по-секрету поведал знакомый некромант, который общался больше с миром духов, чем с миром живых. Говорил, что призраки считают, что у человека есть только одна стоящая проблема – это его преждевременная кончина. Но за то они обожают вспоминать свое прошлое и могут часами в мелочах расписывать о том, как ели, спали, ходили в туалет, занимались любовью...

  – Как зачем?! Я же твой дедушка!

  – Ты не мой дедушка.

  – Но я же все равно твой родственник!

  – Дальний, – снисходительно улыбнулся я, – очень дальний.

  Да еще и мертвый, и очень надоедливый.

  – Это не важно, – отмахнулся Джек от такой несущественной, по его мнению, мелочи. – Я, может, за тебя беспокоюсь.

  Прелестно. Теперь за меня беспокоятся духи. Я что, и вправду выгляжу так жалко, словно сам не способен справиться со своими проблемами?

  – Да неужели... С чего это? – как-то внезапно возникшие родственные чувства выглядели подозрительно. – И не говори, что это лишь потому, что ты мой родственник.

  – Я что, не могу уже и проявить участие?! – сразу возмущенно воскликнул Джек, явно копируя нотки истеричной барышни. Нет, все же он переигрывает, у барышни получилось бы на порядок искренне.

  – Можешь, – я встал и отряхнул полушубок от снега. – Только вряд ли я тебе отвечу.

  – Ты мне не доверяешь? – к истеричным ноткам добавилось еще и еле сдержанные слезы. Какой в нем пропадает лицедей. Интересно, а пугает он также фальшиво?

  – Конечно нет, – я стал осторожно спускаться к карнизу, памятуя о том, что недавно с него чуть было не валился. А это было бы весьма печально – великий ученый и маг умер от того, что упал с башни собственного замка. Зачем доставлять врагам такую радость и повод для насмешек?

  – Хорошо, злодей, – буркнул Джек и скороговоркой проговорил магическую клятву молчания. – Я, Антоний Тристан Ленге-Джоанис, клянусь своей духовной сущностью, что сохраню в тайне все, что в этот день мне поведает Никериал Ленге, пока не исчезнет само мироздание. Да примет мою клятву магия и скрепит нерушимой печатью молчания.

  Я споткнулся и, потеряв равновесие, чуть не полетел головой вниз, в последний момент, сумев с помощью левитации удержать себя от постыдного падения с пятнадцатиметровой высоты в сугроб. В голове вертелась лишь одна мысль – Антоний? Его на самом деле зовут Антоний?

  Пока я забирался обратно на безопасное расстояние от карниза, мои руки обвило голубоватое свечение, исчезнувшее через пару мгновений – магия, к моему удивлению, приняла клятву призрака, что само собой было нонсенсом. Точнее, еще никто не мог точно сказать распространяются ли клятвы магов на нежить, а тут такой подарок судьбы. Надо будет написать об этом случае статью в альманах...

  – Антоний? – озвучил я то, что волновало меня в данный момент. – Тебя зовут не Джек, а Антоний?

  – Ну и что, – подлетел ко мне Джек... хм, Антоний. – Я перечеркнул свое прошлое со смертью и сменил имя. Это естественно, я же начал новую жизнь! А вот то, что ты до сих пор не рассказываешь мне о своих бедах, меня оскорбляет. Я же уже дал клятву.

  – Я этого не просил, – вздохнул я и вновь уселся на черепицу. Кончики ушей немного морозило, но в целом мне не было пока еще холодно, скорее наоборот, чем больше я проводил времени на свежем воздухе, тем мне становилось легче. Может и вправду поделиться с ним своими проблемами? Джек все равно никому не сможет рассказать нашу беседу, а я, может, смогу по-новому посмотреть на то, что меня тревожит. Трудно постоянно держать все в себе, да и друзьям не особо хочется рассказывать о том, что я сам считаю глупостью. Ник, ты же сам хотел измениться, так почему робеешь перед первым шагом?

  – Я становлюсь похожим на учителя, – сказал я на одном дыхании, смотря на заснеженный лес.

  – На Азеля Гариуса, главу Парнаско?

  – Откуда ты его знаешь? – изумился я осведомленности Джека. Ведь я никогда ему не говорил ни о своих учителях, не вдавался в подробности своего прошлого.

  – Мальчишка рыжий рассказал, – мгновенно сдал Эдварда призрак. – Говорил, что этот Гариус тебя жаждет вернуть в госпиталь, и ты скоро уедешь в столицу.

  – С чего это? – сощурил глаза я, начав подозревать своего наставника в подкупе дракона. А Эдвард, добрая душа, наверное, повелся на уловки этого "темного властелина" и теперь, даже не подозревая об этом, ему служит. Азель это умеет, на себе знаю. – Нет, я про своего первого учителя, магистра Карактириуса.

  Джек удивленно охнул и присел ко мне поближе. К сожалению, из-за света я почти не видел и не мог с уверенностью сказать про выражение его лица. Про своего первого наставника я и с друзьями обсуждал нечасто, не то чтобы и с призраком, а то и понятно – благодаря Карактириусу мое детство было совсем не безоблачным.

  – Отца я лишился довольно рано, – внезапно натянутая пружина внутри меня лопнула, и слова полились легко и непринужденно, будто я болтал ни о чем с Филгусом. – Он спихнул своего единственного сына на старого мага, который в силу своего возраста превратился в брюзжащего старика, озлобленного на весь мир. Мой отец сбежал от ответственности, а может просто хотел для меня лучшей доли – я не знаю, известно лишь одно – через год его не стало. В моей памяти остался лишь наш дом – маяк, который мне тогда казалось, цеплялся за небо, да и то, как отец, подхватывая меня на руки, показывал с его верхушки синее бескрайнее море и белокаменный портовый город. Помню как он постоянно трепал меня по макушке и, показывая на плывущие мимо парусные корабли, все повторял, что когда подрасту, прокатит меня на нем. Но вот об учителе у меня воспоминаний много и я не сказал бы, что они светлые и счастливые...

  – А что случилось с твоим отцом? – оторвав меня от воспоминания, спросил необыкновенно сухим и безжизненным голосом Джек. – А с матерью?

  – Мама умерла еще когда мне не было и года, а отец сгорел вместе с маяком, – грустно улыбнулся я. – И я остался совершенно один. Сирота, который полностью стал зависеть от прихотей старого маразматика, любящего повторять, что если бы не его милость, то я давно оказался на улице и умер от голода. Карактириус обожал унижать, морально давить индивидуальность, кричал, что я ничтожество, ни на что не годный мальчишка. Я его ненавидел, мечтал, чтобы он умер в муках, но в тоже время всегда от него зависел – лез из кожи вон, чтобы он меня признал, гордился, сказал, что я ему дорог, – я усмехнулся. – Мальчишка, ищущий отцовской любви в ненавистном человеке... довольно иронично, не правда ли?

  Не знаю, понимал ли меня Джек, мне было неважно. Я хотел выговориться.

  Если проводить параллели, то Эдвард оказался в схожей ситуации. Его отец сбежал от деспотичной супруги, не выдержав заскоков ее характера, а мать давила в детях любое проявление неповиновения ее "королевской воли". Но в отличие от меня у Эда не было Азеля, который смог доказать мне, что я стою намного дороже, чем меня убеждали все жизнь. Нет, Фил и раньше поддерживал меня, особенно, когда сильно доставалось от Карактириуса, но мне тогда нужно было получить поддержку именно от взрослого человека.

  Я смог перерасти свои детские комплексы, хотя мне порой кажется, что я до сих пор бессознательно стараюсь быть кому-то нужным, доказать, что учитель был не прав и я намного лучше, чем он считал. Я даже думаю, что целителями становятся в первую очередь не из желания помогать другим, а из эгоистической прихоти слышать от всех слова благодарности.

  – А как же магистр Гариус?

  – Азель? Он появился в моей жизни намного позже, и я не сказал бы, что его приход ознаменовался началом светлой полосы, но и отрицать его заслуги я не стану. Он обучил меня целительству – открыл мое призвание, но, к сожалению, жизни научил Карактириус. Да, я его ненавидел, презирал, но сейчас, кажется, начинаю понимать. У старого мага просто не сложилась жизнь: все про него забыли, в деревушке, в которой он проживал – тайно ненавидели, а любимый ученик – его гордость и надежды на хорошее будущее, при первой же возможности сбежал в столицу и хоть впоследствии и стал главой Парнаско, про него, даже и не вспомнил. Карактириус со временем озлобился, и в своих новых учениках незаметно для себя стал видеть будущих предателей. Он был строг, никогда не проявлял слабости и мне кажется, в глубине души просто страшился, что мы, как и Азель, оставим его одного. Он боялся привязаться к нам, боялся, что на старости лет останется совсем один; забытый, покинутый всеми старик, доживающий последние дни, сидя в старом кресле-качалке у потухшего камина. Даже врагу не пожелаешь такой участи...

  Но, вот когда при сборе целебных трав на нас напала нежить он показал свое истинное лицо – не жалея себя защищал меня и Фила от волкоглаков. Честно сказать, я тогда был сильно напуган и не оценил его поступка, да и помощь прибыла довольно быстро – нам повезло, что в этот же лес пришел с коллегами для сбора трав и Азель. Нда... кто бы мог подумать, что чистая случайность нас спасет.

  Я тогда умудрился впервые жизни применить целительскую магию, причем довольно сильную. Джек, ты же знаешь, как у ребенка случается "прорыв". Эмоциональное напряжение, опасность для жизни, может быть умирающий на руках учитель, лучший друг, любимая подруга... Я до сих пор помню то чувство; как клокочущий громадный поток энергии вырвался из меня наружу и заполнил своим светом все вокруг. Я ощущал невероятный подъем жизненных сил, видел лучистое сияние живой энергетики за много миль вокруг, меня до краев наполнила эйфория... но вскоре она сменилась усталостью, меня потянуло к земле, закололо в груди, перехватило дыхание и я потерял сознание.

  Карактириус не хотел меня отпускать – долго кричал на Азеля, спорил с ним, доказывая тому, что я еще маленький, и меня нельзя увозить в госпиталь, но вот только мой будущий наставник оказался упрямей и настойчивей. Тогда я не знал, но сегодня могу сказать точно, что глава Парнаско просто не хотел упускать такой ценный кадр для своего дорогого госпиталя, да и его маленькую страсть к генетике тоже нельзя упускать из виду. Конечно, как он даст прозябать такому "не ограненному бриллианту" в уединенной деревушке?! Азель не был Азелем, если бы не заманил меня в свои сети. Я не хотел уезжать и оставлять одного Филгуса, но быть и дальше рядом с учителем – было просто не выносимо. Тот, после случая в лесу, стал смотреть на меня как... на таракана, а когда я уезжал вместе с целителями в столицу, то вместо прощания он плюнул себе под ноги и зашел в дом, громко хлопнув за собой дверью. Никаких тебе: "Я горжусь тобой, Ник", "Стань сильным и хорошим целителем, ученик" – он оставил мне на прощание лишь грязный плевок. Меня поддержали в моем решении только Фил и Амалия. Да... кто мог знать, что я больше Карактириуса никогда не увижу.

  – Мне его жаль... – задумчиво проговорил Джек. Солнце на миг закрыли облака, и я увидел на его бледном, полупрозрачном лице непонятную тоску и печаль, словно все это происходило не со мной, а с ним. – Худшей доли не сыщешь... – оторвавшись от грустных воспоминаний, он внезапно задорно улыбнулся и погладил рукоять торчащего из груди кинжала. – Но меня, к счастью, лишили жизни иначе. А как там дела с ушлым целителем? Он стал хорошим учителем?

  – Как тебе сказать... – улыбнулся я, припоминая, как трепал нервы своему новому наставнику и его милой молодой жене. – Мне не особо нравились его методы воспитания – они всегда отличались оригинальностью и изощренным садизмом. Вот только от моих действий мог пострадать не только я, но и невинный человек, и он в первую очередь научил меня ответственности и... принимать смерть.

  Когда я проучился в госпитале около года, то Азель, дав мне задание по лечению одного пациента, прямо сказал, что если я не справлюсь, то в госпитале делать мне нечего. Я проникся важностью этой миссии и, желая произвести на учителя лучшее впечатление, старался из всех сил... первую пару дней. Усидчивости и терпения у тринадцатилетнего мальчишки было, как понимаешь, меньше гроша, да и болезнь пациента мне тогда казалась легкой, но вот только я не учел одного – какой же все же Азель скотина. Он дал мне неизлечимо больного пациента, с которым даже сам не смог справиться, не то, что юнец, только вступивший на путь целителя, и спокойно в сторонке наблюдал за моими бесплотными попытками спасти человека. Стыдно вспоминать, как я заперся в кладовке для швабр и, смахивая рукавом слезы, корил себя за халатность, лень, чувствовал жуткий стыд перед своим учителем, потому что обманул его доверие. Но Азель меня не прогнал, как обещал, а вместо этого вломился в кладовку и сказал пару утешительных слов, в число которых входило то, что он все специально подстроил. А потом пришло осознание того, что мой новый наставник еще больший злобный монстр, чем Карактириус. Но это так, лирика...

  – Забавный человек.

  – Забавный... – я усмехнулся, припомнив один интересный случай. – Забавным он бывал только на кладбище. Я тебе рассказывал, что впору ученичества у магистра Гариуса он однажды взял меня на похороны?

  – Нет, – замотал головой Джек и приготовился внимательно слушать.

  – Все было в порядке, пока дело не дошло до прощальной речи. Вместо того чтобы сказать родственникам покойника какой прекрасный это был человек Азель полчаса разорялся о том, какие изумительные гены невосполнимо пропали для генофонда и во что обойдется всем эта роковая ошибка. Но лекция о генетике перед могилой несчастного было еще только началом. Наставник успел напиться, поставить всем гостям диагнозы, преимущество разнообразные психические расстройства, для обычных людей ловко переформулированные им в общедоступные определения, такие как "дура", "идиот" и тому подобное. И к концу вечера заскучав, пошел ночью обратно на кладбище для поиска новых пациентов. И ведь нашел... одного нервного некроманта, который после встречи с нашим главой неделю пролежал в госпитале в коме с черепно-мозговой травмой. Азель божился, что тот сам ударился об надгробие и свалился в свежевырытую могилу, а свою причастность к тому пронзительному визгу некроманта, который слышал весь квартал, он отрицал.

   Призрак засмеялся и стал строить теории о том, что мог сделать с бедным человеком глава Парнаско, а я же в это время вновь погрузился в свои невеселые думы. От того что я выговорился мне заметно полегчало, но вот ощущение какой-то неправильности никуда не делось. Я чувствовал, что моя жизнь пошла не по тому руслу и начал искренне бояться, что закончу жизнь как мой первый учитель.

  Одиночество... стезя любого затворника – его благословение и проклятие. Злость на других, обида на весь мир за свой печальный конец – вот, что меня ждало в будущем.

  Да, пора сказать себе, что я очень сильно боюсь остаться один. Всегда боялся, но вот открыто признаться в этом смог только сейчас...

  ***

  Ирен

  Странно, сегодня всем крайне срочно нужно засвидетельствовать свое внимание к моей королевской персоне. Не успела я спокойно дойти до своих покоев, дабы обдумать не простую ситуацию с Никериалом, как мне в коридоре перерезал путь невежественный верзила, который обожал оголять свой торс – Ярослав. Он, широко улыбнувшись, выскочил на встречу из какого-то темного угла и неосознанно проведя рукой по медным пуговицам наглухо застегнутого камзола, торжественно произнес:

  – Золотце, я давеча поразмыслил над твоей просьбой и решил помочь твоему благородному делу.

  – Какому делу? – недоуменно нахмурилась я и попыталась обойти "препятствие". Но не тут-то было, мужчина вновь перегородил мне путь, наотрез отказываясь пропускать дальше.

  – Как какому! – воскликнул он и недовольно цокнув, принялся за объяснения. – Ты ж все умоляла меня помочь стать тебе хорошей хозяюшкой! И вот, – он гордо приосанился, – я поразмыслил и призадумался – негоже отказывать в таком богоугодном деле! Ай да на кухню.

  Я отшатнулась от мужчины, с ужасом на него взирая. На кухню? За что? Почему? Когда и в чем я так сильно провинилась! И главное – я же не просила его ни о чем!

  Признаться, этот гость мага немного меня нервировал. Каждый раз, когда я его видела, он с завидным упорством пытался "вразумить" меня, читая лекции о том, что, по его мнению, должна делать приличная дама. А в понимании Ярослава настоящая женщина должна не только быть рабыней мужа, беспрекословно во всем ему подчиняясь и ублажая его по мере сил и возможностей, но и не иметь права даже пикнуть о том, что ее не устраивает такое положение вещей! Меня это крайне возмущало. Пускай этим "правилам" следуют деревенские девки, а мне, как миледи с древней королевской родословной не пристало быть на побегушках! И вот опять... Он вновь хочет направить меня по дурной дорожке! Что бы сказали на это мои воспитательницы?!

  – Мне некогда заниматься глупостями! – отмахнулась я от его очередных нравоучений и попыталась вновь сбежать. Но тщетно – от такого не убежишь и вряд ли отобьешься... – Я должна понять, как спасти Никериала!

  – А я о чем тебе толкую! – мне показалось или лицо мужчины просияло. – Эх, непонятливая ты девка, золотце! Не разумеешь что ль – путь к сердцу мужчины лежит через его желудок! Накорми знахаря досыта и будет тебе любовь, ласки и счастье на супружнем ложе.

  – Но я готовить не умею, – краснея, пискнула я. Боюсь, что мои способности в кулинарии не столь высоки, как надеется Ярослав. Я даже чай никогда сама не заваривала, не то, чтобы приготовить блюда, которые намного его сложнее.

  – Да не тревожься, золотце! – махнул рукой мускулистый мужчина и, обхватив меня своей ручищей за плечо, куда-то повел. – Красавица тебя всему научит, и будешь гуся с золотистой корочкой на угощение готовить, да пышные караваи на зависть всем печь.

  – Гуся? – перед глазами сразу всплыли красивые аппетитно пахнущие образы этих яств. – Караваи? А это не трудно?

  – Ха! Проще чем махать мечом, – хохотнул Ярослав и подмигнул мне. – Ты ток смотри, чтоб варево не взорвалось, было пригодного окраса и запаха. Марьянка моя всегда так делает.

  Я неуверенно кивнула. Ну, попробовать можно. Что я теряю?

  Первое, что я увидела, когда вошла в вотчину Милены – за кухонным столом стоял какой-то высокий парень и мелко шинковал большим острым ножом капусту. У него были синие волосы, которые он убрал за цветастую косынку (сочетание ярко-зеленых цветов на лиловом фоне сильно оскорбили мои эстетические чувства) и большой, почти на весь лоб лиловый синяк с шишкой. Но больше всего меня удивила его одежда: он надел нежно-розовый фартук с рюшами и сердечками поверх темно-синей рубахи, с закатанными до локтей рукавами – наш придворный портной тот же час повесился бы на измерительной ленте от такого дурного вкуса.

  Невозмутимость и обыденность, с которой помощник Милены нарезал овощи, навели меня на мысль, что этот человек является поваром с большим стажем работы. И почему я его раньше не видела в замке? Милена прятала от всех такой не ограненный алмаз? Вот блудница, похлеще нашей мадам Розалины, которая без ума от молоденьких женоподобных юношей – та хотя бы хвастается перед придворными своими новыми "игрушками", а эта... Еще немного и я обижусь.

  Сама же домовая начищала до блеска большую чугунную сковородку и на новых гостей совсем не обратила внимания, лишь, когда Ярослав ласково проворковал что-то на тему того, что прибыла ее новая помощница и ученица, она оторвалась от своего увлекательного занятия и смущенно кивнула. Словом, не успела я и моргнуть глазом, как заботливый Ярослав подтолкнул меня в умелые ручки Милены и довольно удалился восвояси.

  Повисла немая пауза. Синеволосый парень, смахнув с лица выбившуюся прядь, продолжил точно и мелко шинковать капусту, ни на что не отвлекаясь, Милена скоблила железной губкой кухонную утварь и даже не предложила мне присесть... Я стояла на пороге кухни и честно сказать, чувствовала себя лишней.

  – Здравствуйте, – решила я нарушить затянувшееся молчание. На мне вмиг скрестились их равнодушные взгляды и я, не зная, как лучше поступиться к проблеме, стала объяснять цель своего нежданного визита. – Меня тут... Ярослав решил... ну, то есть, я сама решила, что должна готовить... научиться готовить... для Ника... Никериала.

  – О, Ники! – заметно оживился синеволосый парень и уставился на меня зелеными, слегка наивными глазищами. Мне вмиг подумалось, что цвет косынки он подбирал под цвет глаз... и синяка. А что, недурственный получился ансамбль. – А что будем готовить?!

  – А ну, цыц! – прикрикнула на него Милена и он, насупившись, продолжил с удвоенным усердием шинковать овощи. – Вот погляди, – домовая кивнула на него головой. – Мерзавец эдакий! Мало того, что выкрал и поизгалялся над моим шоколадным творением, так еще заявился давеча и поблагодарил меня! Совести и стыда у него нет! И как хозяин с такими паршивцами дружбу водит?