Текст книги "Житие колдуна. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Татьяна Садыкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 61 страниц)

  – Очень приятно, мистер Ранмару, – я пожал этому человеку руку, в уме перебирая имена и фамилии знакомых магов. Может я где-нибудь про него слышал?

  – Вы, вы просто не представляете, как я рад! Я столько про вас наслышан!

  – Да? – я нахмурился. Только этого мне не хватало. Мне лучше побыстрее от него отделаться. – Извините, но я спешу.

  – Как же! Подождите секундочку, вы мне очень нужны!

  – Да неужели, – саркастически улыбнулся я. Они что, все сговорились? Или это новая тактика Алии, посылать вместо себя других?

  – Ну конечно! – Эрнест смотрел на меня полным восхищения взглядом. Я поежился от такого пристального внимания. Только не говорите, что мне на пути попался какой-то фанатик. – Вы же ученик магистра Азеля Гариуса!

  Я от удивления потерял дар речи. Он знает моего наставника по целебной магии?

  Азель Гариус – как давно я не слышал этого имени. В отличие от моего учителя, у которого я вместе с Филом провел свое детство, магистром Гариусом я восхищался. Лучший целитель королевства, глава госпиталя Парнаско, новатор многих преобразований в медицинской сфере и просто хороший волшебник. Когда я обнаружил свое призвание, то Гариус лично взял меня под свою опеку. Я почти жил в больнице, под его чутким руководством постигая искусство исцеления. Тогда я искренне считал, что мое призвание это помогать людям, дарить больным второй шанс. Тогда мне казалось, что улыбка пациента и слезы счастья его родных – лучшая плата за мой труд, что благодарность людей – источник сил любого целителя. Как же это все было глупо и наивно...

  Но почему же мое сердце так затрепетало, как только я услышал про Азеля? Почему мне сразу захотелось вновь увидеть его умиротворенную улыбку и сияние глаз, когда он лечит пациентов? Почему мне самому захотелось ринуться в госпиталь и вместе с ним исцелять безнадежно больных людей? Даже когда его нет рядом, он дурно на меня влияет.

  – Азеля... Магистра Гариуса, – я нервно взъерошил свои волосы, чуть не скинув обруч, от вдруг нахлынувших детских воспоминаний. – Ты... Вы его знаете?

  – Конечно, – гордо выпятил живот Эрнест. – Я работаю в госпитале Парнаско уже более десяти лет. Магистр Гариус – лучший глава за всю его историю!

  – Это точно, – тихо проговорил я и обратился к мужчине. – Так зачем я вам понадобился?

  – Беда!

  – Что-то с Азелем? – побледнел я.

  – Нет, что вы. Слава Великой, что нет, – сразу замахал руками он. Я с облегчением выдохнул. – Просто главы сейчас нет в королевстве, и некому лечить...

  – Не смешите меня. В госпитале полно целителей.

  – Вы не понимаете, кроме вас в городе больше нет полного целителя! Вы должны нам помочь! – в отчаянье выкрикнул мужчина, взяв меня за края камзола. – У нас много пациентов находящихся на грани жизни и смерти. Без полного целителя они отправятся в чертоги Великой!

  – А я-то тут причем, – буркнул я. Не могу поверить, что Азель покинул госпиталь и своих горячо любимых пациентов. Да он годами не выходил за порог лечебницы, беспокоясь за здоровье больных. Можно сказать, что он жизнь положил на алтарь медицины. – Уверен, среди вас есть компетентные специалисты, которые могут помочь больным. Если это было бы не так, то магистр Гариус никогда бы не оставил госпиталь.

  Уж я-то его хорошо знаю. Для того чтобы не расставаться с больными, он три раза отказывался от кресла целителя в Совете магов. За всю свою жизнь Азель только один раз надолго покидал больницу – объявил бойкот, когда из-за клеветы короля Рафиуса меня судили и посадили на неделю в камеру.

  – Но как же так! Вы же любимый ученик главы!

  – Извините, но...

  – Никериал!!! – вдруг я услышал разгневанный голос Алии. По моей коже пробежали мурашки, а в голове почему-то заиграл похоронный марш. – А ну стой, прихвостень Настерревиля!

  Я обернулся, и в ужасе попятился от быстро приближающейся катастрофы. Не успел скрыться, а свобода была так близка... Видимо, даже Стефан не удержал нашу дьяволицу. Ну что ж, мир праху его... а сейчас будет мир праху моему.

  Как только к нам приблизилась эта разгневанная фурия, я попытался спрятаться за мистером Ранмару. Авось не станет меня убивать при свидетеле.

  – Аля... Ты... ты уже поговорила с магистром Стефаном? – нервно произнес я первое пришедшее в голову. Так, главное при разговоре с ней – держать дистанцию.

  – Со Стефаном? – нахмурилась магнесса, на мгновение позабыв, что она хотела со мной сделать. – А я должна была с ним поговорить?

  – Я видел, как он направлялся к тебе.

  – Да? О, так это был он... – что-то вспомнив, неловко усмехнулась Алия и тихо добавила. – Кто же знал. Может пойти и извиниться?

  Я пораженно посмотрел на эту женщину. Впервые в жизни мне стало жалко этого маразматика. Что же она с ним сотворила, что даже хочет извиниться, хотя я ни разу в жизни не видел, как она у кого-то просит прощения?

  – А что с ним? – решил уточнить я.

  – Наверное сотрясение мозга, – всерьез задумалась дознавательница, приведя в еще большее недоумение моего собеседника. Эрнест, чуть ли не открыв рот, слушал наш странный диалог. Великая, и почему мне кажется, что я постоянно предстаю перед глазами других, как какой-то маньяк.

  – Всего-то... – хмыкнул я. – И чем же ты его так приложила... хотя, дайте-ка угадаю – дверью?

  – Он сам виноват, нечего было подходить так близко, – фыркнула девушка, нисколечко не раскаиваясь в содеянном. И вдруг улыбнулась моему "щиту". – Мистер Ранмару, приветствую вас. А что вы делаете в стенах Департамента дознавателей? Вроде сегодня не день медицинского осмотра заключенных.

  – Сегодня я присутствую здесь по личным делам госпиталя Парнаско, магистр Эрлеан, – поклонился дознавательнице мужчина.

  – Тогда приятного вам дня, – очаровательно улыбнулась ему девушка и посмотрела на меня. Ее улыбка вмиг померкла, она сверлила меня взглядом. – Магистр Ленге, – с нажимом проговорила Алия. Я побледнел, с горечью вспомнив, что так и не успел составить завещание. – Нам нужно поговорить. Срочно. В моем кабинете.

  Добровольно идти в логово адской бестии? Ну уж нет, мне пока жизнь дорога.

  – Извините, – как можно правдоподобнее вздохнул я и положил свою руку на плечо Эрнеста. – Но я, увы, не могу. Я уже пообещал помочь госпиталю Парнаско в одной услуге. Вы же понимаете, что жизнь больных всегда стоит на первом месте!

  – Ты добровольно идешь в госпиталь? – неверяще усмехнулась девушка. – Это правда, мистер Ранмару?

  – Конечно, – я насильно потащил недоумевающего Эрнеста к порталу. – Нам нужно срочно отправиться к моим пациентам. Каждая минута может быть на счету!

  – Ну ладно, – стушевалась Алия, видимо поверив в правдивость моих слов и задумавшись, пробурчала. – А я тогда пойду проведаю Стефана. Вдруг все же не придется перед ним извиняться...

  Когда я и мой новый знакомый отошли достаточно далеко от злополучного места встречи, я отпустил целителя. Не могу поверить, что мне удалось избежать гнева магнессы, но теперь, выбирая из двух зол меньшее, мне придется идти в обитель болезней и милсестер*. Не люблю встречаться со своими коллегами целителями – они порой выводят меня своей надменностью и заносчивостью.

  – Ну что ж, – тихо пробормотал я, смиряясь с ролью бесплатной медицинской помощи. Чтоб тебя, Азель, почему ты решил уехать именно сейчас?! – Лучше Парнаско, чем сектанты.

  – Так вы поможете? – радостно заблестели глаза Ранмару.

  – Конечно, – мрачно буркнул я. Куда я денусь, раз обещал, то надо держать свое слово. Да и мой учитель меня не простил, если бы я на произвол судьбы оставил его больных. – Ведите меня в госпиталь Парнаско.

  Фил, ты был прав. На мне весит страшное проклятие – вечно помогать другим. И, похоже, мне от него никогда не удастся избавиться...

  1.Прим. автора, милсестры – милосердные сестры, аналог медсестер

   Глава 2. Горькая правда об эпидемии

   Воспоминания – это яд.

   И чем их больше – тем больнее на душе

   от ностальгии по давно ушедшим дням.

  – И как это понимать?

  Я пораженно замер в дверях, смотря на вполне здорового и живого магистра Гариуса, который спокойно сидел в кресле и почитывал потрепанный фолиант.

  Вот лицедеи... Прихвостни Настерривиля! Заманили меня в логово дракона под таким невинным предлогом! Чтоб я еще раз поверил в то, что Азель оставил своих больных на произвол судьбы? Да никогда!

  Я повернулся к подельнику своего учителя надеясь услышать внятное оправдание, перед тем как он оправится в чертоги Богини. Мистер Ранмару, стушевавшись под моим пристальным взглядом, что-то буркнул на прощание и быстро ретировался из кабинета главы госпиталя Парнаско.

  Дверь с грохотом закрылась, щелкнул замок, повеяло магией наложения печатей. Я помрачнел. Ну, спасибо, тебе, Эрнест. Запер меня в одной комнате с человеком, с которым я бы никогда по доброй воле не остался наедине.

  Нда, сейчас я себя ощущал, как жертва гарленской ползучей росянки. Сама по себе нечисть передвигается очень медленно, несколько метров за пару десятков лет, и чтобы не умереть от голода, она, почуяв потенциальный обед, с помощью специфичного запаха воздействует на разум жертвы, порождая в его рассудке самые желанные галлюцинации. Несчастный путник ведется на обман разума и добровольно следует в пасть нечисти. И вот сейчас ловушка росянки только что захлопнулась...

  Пора мне уже привыкнуть к выходкам Азеля. Если припомнить, то он всегда надо мной в детстве подшучивал: то страшные байки про госпиталь начнет травить, то милсестер подговорит, чтобы они этикетки на лекарствах местами поменяли, чтобы я самостоятельно научился по запаху и цвету определять вещества, то придумает про пациента такую историю, что мне было страшно ему в глаза смотреть не то, что осматривать... И это называется взрослый и всеми уважаемый полный целитель...

  Но я все равно, несмотря на его характер, считал магистра Гариуса своим вторым отцом. Восхищался его силой воли, умением, тем, как он держался перед больными. Он был моим кумиром... до того случая с эпидемией. Тогда мое мировоззрение резко переменилось, и я перестал понимать учителя, перестал верить в доброту и благодарность людей, которых целители спасали порой даже ценой своей жизни. Разочаровался в своей мечте стать Верховным целителем и изменить мир к лучшему. Сделать то, чему меня всегда учил магистр Гариус.

  Несмотря на то, что я относился к нему с теплотой, мы после той эпидемии виделись редко. Просто я не мог открыто смотреть ему в глаза – мне было очень стыдно и неловко. В глубине души я чувствовал, что предал его, отринув свои прошлые идеалы.

  Я, подергав за ручку запертую дверь, тихо ругнулся на эрейском и обреченно посмотрел на сидевшего в кресле целителя. Учитель спокойно читал книгу, изредка перелистывая страницы, казалось, что он как будто не замечает присутствие другого человека. Но я то знаю, что это не так. Нет, Азель просто ждет, пока я не начну говорить первым... выжидает, чтобы я приблизился к нему, полностью попав в его поле зрения – он настоящая гарленская росянка.

  Я, вздохнув, нерешительно стал приближаться к креслу. Мое сердце бешено стучало, уши предательски алели, а в горле стал ком – почему всегда перед Азелем я ощущаю себя как нашкодивший щенок? Что за ужасное чувство беспомощности и стыда... Нет, пора решительно встретиться со своим прошлым. Мне надоело, что дела давно ушедших дней сейчас доставляют мне столько неприятностей.

  Подойдя к спинке кресла, я замер, не спеша начать столь неприятный разговор. Сколько лет мы уже не виделись? Сколько лет нормально не говорили, а лишь в короткие мгновения встреч перебрасывались незначительными фразами? Неужели магистр Гариус меня простил, неужели он решил первым нарушить столь затянувшееся молчание?

  – Мальчик мой, – тихо прозвучал голос моего бывшего учителя. Я вздрогнул, услышав столь родной голос приемного отца. – Подойди поближе, дай мне взглянуть на тебя.

  Азель бережно закрыл старинный фолиант, спокойно показав мне рукой на пустующее соседнее кресло. Перед глазами вновь мелькнули полузабытые обрывки детства, когда я часами сидел в кабинете Азеля, получая нагоняи и за книгами постигая теорию целительства. Здесь все пропахло историей... все забытые обрывки воспоминаний вновь выстроились в моей голове в мозаику, заставляя сердце жалобно ныть от ностальгии по давно утраченному детству.

  – Что на меня смотреть? – фыркнул я, сев на предложенное место. И чего я боюсь? Совсем раскис, как тряпка. – Рога не выросли, хвост не появился, даже не позеленел!

  Магистр Гариус встал и, к моему удивлению, положил свою руку на мой лоб. Из ладони полился свет, который, как электрический заряд в одно мгновение пробежал по телу, заставив неприятно поежиться.

  – В целом – удовлетворительно, – довольно хмыкнул учитель, снова сев на свое кресло. Я поморщился, приглаживая волосы. Ненавижу, когда он так делает. Я ему не пациент, чтобы меня осматривать. – Слегка повышен уровень сахара в крови, что говорит о том, что ты недавно ел сладкое, переутомлен...

  – Мне неинтересно, – перебил я целителя, скучающе на него смотря. – Я и сам прекрасно знаю состояние своего здоровья.

  – Ты осунулся, побледнел... Нервы шалят?

  А как тут не нервничать, когда что не день – испытание для психики. Как же мне все надоело...

  – Все просто отлично, магистр Гариус. Так зачем вы меня заманили в госпиталь под таким... гм... необычным предлогом? Могли бы просто принести приглашение, я бы...

  – Ты опять бы его проигнорировал, Ник. Мальчик мой, почему ты меня избегаешь? Почему не назовешь как прежде, дядей Азелем?

  – Какой ты дядя, – усмехнулся я, смотря на магистра. За столько лет Азель ничуть не изменился: лукавый взгляд, темные, почти не тронутые сединой волосы – на вид ему можно было дать тридцать пять лет. Нет, это в детстве я мог называть его дядей, тогда разница в возрасте была заметна, а сейчас... – Ты больше похож на моего старшего брата. Также поучаешь, давишь на совесть... Учитель, вы же позвали меня не просто так.

  – Да... не просто так, – магистр вздохнул, погладив корешок толстой книги. Он неспешно обвел взглядом свой старый кабинет, задержав взгляд на портретах прошлых глав госпиталя. – Сложно поверить, но в этом году этим стенам стукнет две сотни лет. Госпиталь многое пережил на своем веку – и плохое и хорошее. Я оберегаю его уже больше семидесяти лет... под моим руководством он пережил эпидемию, которая унесла больше половины населения страны, столько талантливых целителей отправилось в чертоги Великой стараясь спасти как можно больше жизней. И знаешь что?

  – Что?

  – Мы ведь до сих пор не оправились после той потери. Самая большая потеря для страны была не в том, что погибли молодые целители, а в том, что мы утратили того, кто мог своим умением и талантом заменить всех своих погибших товарищей. Полный целитель, коих в мире единицы, отказался спасать жизни больных... Это был удар в спину, Ник. Ты же был и остаешься моей главной надеждой, ты мой приемник...

  – Это все в прошлом.

  – Не говори так! – Азель чуть не вскочил с места, яростно пронзив меня взглядом. Мне казалось, что он еле сдерживается от того, чтобы меня не ударить. – Ты забыл, чему я тебя учил? Целитель навсегда остается целителем, чтобы там не говорили остальные. Тебе плюют в спину – ты лечи и улыбайся. Ты едва сдерживаешься от боли и усталости – не важно, ты все равно должен исцелять, пока последний пациент не будет осмотрен! Целитель не профессия, не призвание – это жизнь окружающих тебя людей! Мы ответственны за каждую слезинку больного! – он, закрыл глаза, массируя себе вески, и через несколько секунд безмолвия, собравшись с мыслями, дополнил, горько улыбнувшись. – Нельзя зарывать в себе такой сильный дар, Ник. Я же вижу, как ты страдаешь и только из-за своей дурости и непрошибаемого упрямства, ты до сих пор...

  – Нет, – сухо вымолвил я, с жалостью посмотрев на Азеля. Вот поэтому я и избегал с ним встречи, всегда ссылавшись на срочные дела. Мое сердце сжимается от боли, зная, что я разочаровал человека, который был мне как отец. – Я все понимаю, но во мне тогда что-то сломалось... Я больше не могу, как раньше помогать людям, помня с какой ненавистью они закидывали меня проклятиями, молились Великой, дабы я скорее сдох в канаве... Они в один миг забыли все, что я для них сделал, все, чем я пожертвовал... они поверили не мне, а какому-то ублюдку, который и пальцем не пошевелил для их спасения! Каждый раз, когда я смотрю на пациента, я вспоминаю искаженное от злости лицо старухи, которая сквозь слезы пыталась выцарапать мне глаза, хотя раньше она мне так искренне улыбалась, когда я исцелял ее больные ноги.

  Прошлое, что же ты со мной сделало? Почему люди помнят лишь плохое? Почему я обречен всю жизнь помнить свой позор, лица тех бедолаг, которые так сильно желали мне смерти, наплевав на то, как они раньше бросали мне цветы, радуясь победе над эпидемией? Хотя нет, это не люди – это стадо, которое беспрекословно следует за своим пастырем, волком, скрывающимся под личиной благодетеля.

  – Сколько лет прошло? Сколько десятилетий минуло с той болезни, что осиротила нашу родину? Не пора ли оставить в прошлом свои обиды и перевернуть страницу, начав все с чистого листа? – Азель не сводил с меня взгляда, наверное, пытаясь отыскать в моей душе прежнего беззаботного юнца, которого обожал весь госпиталь, а милсестры бегали хвостом, порываясь при каждой возможности помочь. Да... как вспомню – так вздрогну. Фил всегда над этим ухахатывался до слез, называя меня жертвой девичьих грез. – Ник... я так надеялся на то, что ты за столь долгое время придешь в себя, одумаешься и вернешься в госпиталь. Мальчик мой, ты ведь всегда любил лечить больных, я до сих пор с умилением вспоминаю твое счастливое лицо, когда пациенты дарили тебе улыбки, а твои полки в кабинете ломились от рукодельных подарков ребятишек из детского отделения. И не пытайся сейчас уверить меня в том, что ты это забыл!

  – Нет, я помню... Я пытался, – прошептал я и, сняв с головы обруч из гельиона, всмотрелся в вязь тонких рун вытравленных на пластинах. Похоже, мне так и не удаться избежать этого неприятного разговора, похоже, пора перестать бегать и все расставить по своим местам. – Да, прошлое не вернешь, я это понимаю. Я знаю, что надо жить, смотря только вперед, но знание не дает силу и мужество, чтобы понять и принять такие простые истины. Я пытался начать жить заново, после того как меня унизили и растоптали душу, мне даже казалось, что у меня начало получаться.

  Я усмехнулся, припомнив свои первые попытки найти себя в чем-то кроме исцеления людей, но ни охота на нечисть, ни другие занятия среднестатистического мага не приносили должного удовольствия. Я начал заниматься исследованиями, так как они больше всего походили на мое прошлое... А потом появилась она (в серебряных пластинах мелькнул образ золотой макушки одной королевской особы) и мой хрупкий мирок, который я выстраивал долгие годы, дал серьезную трещину.

  – Но знаешь, Азель, прошлое само стало стучаться в мою дверь. Оно как старая рана начало напоминать про себя и с каждым днем все хуже, больше... И вот опять, как повторение дурацкого спектакля – глупое обвинение, допросы, суд... – я с горечью стиснул обруч, в сердцах выплюнув. – Как же все достало!

  Магистр привстал с кресла и, по-отечески улыбнувшись, потрепал меня, как в детстве, за волосы. Я слегка поморщился – никогда не любил эту его дурацкую привычку. Но в глубине души я искренне радовался – Азель всегда, когда мне было плохо, поддерживал меня таким странным способом, заставлял улыбаться, идти дальше вперед... Ведь именно так поступают настоящие отцы?

  – Узнаю своего любимого ученика... – он, заметив мою недовольную гримасу, рассмеялся. – Не грусти, Ники, твои друзья и я тебя всегда поддержим. Ведь ты – мой непутевый сынок.

  – Я знаю, – от его слов на сердце стало легче, казалось, что с моих плеч свалилась непосильная ноша... Я всегда знал, что мои родные и друзья – моя опора и мне было безумно приятно, что, несмотря на мое поведение, магистр Гариус до сих пор считает меня своей семьей. Похоже, все эти годы я был неисправным эгоистом...

  Может и вправду, пора уже отпустить прошлое и начать жизнь заново? Лечить как раньше больных, смеяться над шутками милсестер и дарить конфеты ребятишкам из детского отделения. Они опять будут звать меня дядя Ник и просить покатать на спине, сотворить пару сверкающих разноцветных шаров, чтобы на пару мгновений забыть о болезни... Нет, это лишь глупые наивные грезы. Сейчас все так запуталось, что я уже не смогу просто, как ни в чем не бывало вернуться в то место, с которого все и началось.

  – Я хочу сказать, – вздохнул магистр, улыбаясь лишь уголками губ, – что даже самые безнадежные ситуации решаются легко и просто с помощью обычной улыбки. Я ведь прекрасно знаю, из-за чего тебя хотят судить, – я удивленно вскинул брови. Ну вот, приехали, теперь меня будут отчитывать. Но вместо этого Азель вдруг начал подшучивать. – Украл, значит, королевскую девицу?

  – Кто тебе это рассказал? – обреченно вздохнул я. Хотя, что тут думать и так все ясно...

  – Твой друг, Филгус Гоннери. Приходил на днях ко мне в госпиталь, сообщил, что ты опять попал в переплет с этим родом Келионендора. Я ему выдал укрепляющей настойки и посоветовал взять на работе отгул и отдохнуть денек дома...

  – Не крал я ее, – уже в сотый раз я принялся объяснять ту дурацкую ситуацию, в которой я очутился из-за своей глупости и мягкосердечия. – Она сама решила погостить у меня дома, потому что наслушалась сказок, что, мол, я злодей, сотворивший эпидемию. Мне порой кажется, что все в роду короля Рафиуса страдают слабоумием.

  – Сплетни людей порой принимают причудливые формы. Мне вот тоже однажды рассказали, что в городе пополз слух, что я на самом деле женщина, переодетая в мужчину и каждую ночь я выхожу из своего кабинета в пустующие коридоры госпиталя, чтобы случайно вышедшего больного...

  – Мне совсем не интересно.

  – Ну, как знаешь. Я клоню это к тому, что людям свойственно верить тому, чему их учат с самого юного возраста. Если бы тебе говорили, что небо зеленое – то ты бы принимал это утверждение за истину, пока не вышел на улицу и не узрел синеву нашего небесного града.

  – Ирен ничем не переубедишь, – усмехнулся я. – Я уже столько раз пытался... Но она непреклонна. Ее упрямство не ведает границ, весь ее род такой... упрямый.

  – Мой мальчик, ты и вправду так считаешь или хочешь в это верить? Ты с этой молодой особой в чем-то схож... Только лишь с одной поправкой – вы упрямо верите в разные вещи. Ты цепляешься, как за якорь, за свою обиду на людей, чтобы не забыть о том нелицеприятном эпизоде своей жизни, она – за то, что ее учили в детстве, потому что если она признает, что это ложь – это значит, что все, в чем убеждали ее родные, было одним лишь обманом. Мне казалось, что я прекрастно смог научить тебя психологии или за столь долгое время ты...

  – Нет, ты ошибаешься. Я не на людей не обижаюсь! Да я и вообще не обижаюсь!

  – Так значит, слухи не врали... Я так и знал, что вся проблема в ней, – магистр лукаво улыбнулся и почему-то показал пальцем на один портрет, висевший у него за спиной прямо над дверью. Я всмотрелся в изображение и изумленно ахнул. – Ты, наверное, и не догадывался, что у госпиталя есть свой покровитель. Это Ее Королевское Величество Элизабет Келионендорская, жена короля Рафиуса. В свои годы правления она очень многое сделала для госпиталя, а ты понимаешь, что в те времена королевство только начало восстанавливаться от эпидемии, и народ воспринял ее как посланницу Великой. Лучом света в годы мрака...

  – А я и не знал...

  – А хотел ли знать?

  Я пропустил мимо ушей риторический вопрос Азеля, не отрывая глаз от столь родного лица Ее Высочества. Элиза... как долго я не слышал этого имени.

  На портрете Элизабет молилась Великой, устремив свой взор куда-то вдаль. В ее в рыжеватых, собранных в тугой пучок волосах держалось розовое, отделанное золотом и усыпанное белоснежным жемчугом, арселе.* На хрупких плечах надето богато украшенное атласное платье дворянки с гербом королевского рода на груди, изящные пальцы скрестились в молитвенном жесте, казалось, что она старается поведать Великой о судьбе надеющихся на чудо больных.

  Ее Высочество была изображена на холсте молодой, красивой женщиной, которая только что взошла на престол, став правой рукой своего царственного супруга. Простолюдинка, получившая свой титул графини от приемного отца, которая в одно мгновение своей красотой, изяществом и умом смогла вскружить голову королю Рафиусу и добиться признания знати и народа.

  Она была так похожа на свою мать характером, внешностью...

  Эти слегка припухлые алые губы, взгляд пронзительно голубых глаз, устремленный вдаль – душа вновь жалобно заныла, оплакивая предательство той, кому я полностью открыл свое сердце, той, кто так легко смогла его растоптать.

  Уже прошло полвека с нашего расставания, а я только сейчас узнал о том, что она решила помогать госпиталю. Неужели осознала то, что была не права и таким способом пыталась искупить свою вину? Хотя нет, Элиза никогда бы так не поступила. Твердолобостью и непрошибаемой уверенностью в своей правоте она могла дать фору даже Ирен, а это значит, что она решила укрепить свое положение на королевском дворе. Что же случилось, раз ей пришлось искать поддержку в народе? Король ее разлюбил, знать пыталась морально уничтожить? Элизабет унаследовала от своей матери – моей подруги детства, незаурядный ум, смекалку и умение нравиться окружающим, который использовала только для своего блага.

  – Магистр! – вдруг дверь резко открылась, и в кабинет ввалился целитель в перепачканном кровью медицинском одеянии. – У нас тяжелый случай! Пациент уже три раза уходил за грань...

  – Извини, Ник, – Азель решительно встал и быстро направился к выходу. – Дождись меня, я скоро вернусь, и мы продолжим нашу прерванную беседу.

  Я хмыкнул. А куда я денусь? Похоже, учитель решил полностью убедить меня вернуться к целительской практике.

  Покровительница госпиталя Парнаско лукаво улыбалась, наблюдая за нами с портрета. Роковая красавица, что стала камнем преткновения между мной и Рафиусом. Та, на которой отчасти лежит вина за события, которые происходят сейчас со мной и со всем королевством.

  – Элиза, – горько усмехнулся я, оставшись с ней наедине. – Ты даже с того света доставляешь мне неприятности.... Неужели ты меня так сильно ненавидела? И могла ли ты представить, что твоя правнучка решит завершить твое так и незаконченное дело?

  Страницы той не написанной истории остались только в моей памяти, почти все действующие лица тех лет мирно почили на тот свет, оставив потомков самих разбираться с правильностью принятых ими решений. Но так горько вспоминать те мгновения счастья, которые я посмел ощутить в годы Черной эпидемии.

  1.Арселем (фр. arcelet) – женский головной убор. Представлял собой металлический ювелирной работы каркас в форме сердца (или в форме подковы), надеваемый на плотный чепец.

  * * *

  Мерно тикали большие дубовые часы, за окном, на заснеженной, объятой солнцем улице доносился радостный смех ребятишек. Я, удобнее усевшись в кресле, довольно усмехнулся – окна главы госпиталя выходили на внутренний двор госпиталя, где дышали свежим воздухом больные.

  Сколько я себя помню, Азель всегда любил наблюдать за прогулками своих пациентов: смотреть на веселые игры детей, видеть, как любуется небом человек, которому недавно вернули зрение, замечать первые, неуверенные шаги людей после долгой болезни или операции...

  В кабинете уютно и тепло, все здесь родное, греющее душу, прогоняющее все мои тревоги и мрачные думы. Казалось, что я вернулся в беззаботное детство, когда засыпал с книгой на коленях прямо в этом кресле, укутавшись зимними холодными вечерами в теплый колючий плед.

  Чувствуя вдруг накатившую усталость, небольшой подарок организма за пережитое в эти дни волнение, я снял теплый камзол, бережно положил его на соседнее кресло, кинул на него обруч. Пока Азель занят с тяжелым пациентом я немного отдохну.

  Я, вздохнув, закрыл глаза, сквозь полудрему став сливаться со звуками, доносившимися с улицы. В мыслях стало пусто, тихо, так спокойно...

  Вдруг, перед глазами, на грани сна и яви промелькнул образ смеющейся девушки, которая, обвив мою шею руками, краснея и запинаясь, прошептала: "Я буду с тобой всегда"

  Я вздрогнул и внезапно открыл глаза, упершись немигающим взглядом на висевший прямо передо мной большой портрет Элизабет.

  И почему я об этом вспомнил именно сейчас?

  * * *

   Отчаянье, слабый, но от того не менее тошнотворный запах гари витали в воздухе. Люди, укутанные с ног до головы в какие-то тряпки, спешили скорее оказаться дома, никто не разговаривал, не смеялся, все боялись случайным жестом, вздохом подхватить заразу, которая уже почти год лихорадила королевство, принося каждый день огню кровавую жатву.

   Я с лихвой насмотрелся на неизвестную болезнь в госпитале. Целители вместо того чтобы лечить, каждый час сжигали трупы в дворике больницы, в один миг превратившись в гробовщиков. Некогда цветущий, благоухающий вишневыми деревьями двор превратился в братскую могилу сотням бедолаг, которым не посчастливилось заразиться. Огонь неистово сжигал всех – детей, стариков, женщин... мои друзей, с которыми я столько лет спасал людские жизни. Мой приемный отец в одно мгновение состарился на несколько лет, провожая в последний путь свою жену, любимую дочурку Катрин, которой должно было исполниться пять лет, своих коллег, пациентов... Зараза не щадила никого, казалось, что это была кара Великой за все грехи человечества.

   Я смотрел на пустующие улицы Бринголя, и мое сердце сжималось от боли. И не поверишь, что раньше это был один из самых больших городов королевства. Как же жалко стал выглядеть город в столь трудное время – разграбленный мародерами, пропахший гарью, смрадом, от него вместо смеха и задора, стало веять страхом и отчаяньем. Почему небеса прогневились на нас? За что дорогие мне люди должны так страдать?

   Я сжал в руке листок письма и решительно направился по неприветливой улице, ища указанный адрес.

   Азель так не хотел отпускать меня из столицы, он боялся, что потеряет еще и меня. Но я не мог иначе. Видеть каждый день обреченные лица больных, слышать, как тайком в подсобке каждый миг оплакивают своих родных и близких милсестры, чувствовать невыносимую, раздирающую на клочки душу скорбь. Ужасаться тому, что люди с каждым днем все больше начинают жалеть о том, что живут, что они хотят скорее умереть, лишь бы перестать чувствовать боль. А ты, хоть ты и полный целитель, тот, кому даровано возвращать людей даже из-за грани, не можешь ничего поделать с какой-то заразой.