Текст книги "Мисс Никто (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 42 страниц)

– Служить в армии и не ломать оборудование – невозможно! – он замер, поправляя Ник налетевшие на лицо волосы. – Ну, здравствуй, Ники…

Висок, с которого Осень сорвал дужку связи, саднил. Сердце заполошно билось где-то в голове, а то и дальше, но Ник улыбнулась, а не саданула кулаком Осень в грудь, как хотелось – ведь мог же предупредить!

– Ники, не злись, – он пошевелился под ней, осторожно опуская её в сугроб, паразит такой, никакого уважения к леди Холма! И к ловцу в том числе. Он сел, доставая из кармана комбеза надрывающийся интерфон. – Элита, слушаю… Да, Коршун. Все в порядке. Живы. Чуть задело пламенем… И не докажешь, что специально. И да, оплачу из своего кармана… Коршун, есть развлекаться.

Он отключил звонок и тоскливо посмотрел на Ник.

– Знаешь, у Переса на тебя какие-то планы. – Он встал, протягивая руку и помогая Ник встать. – Только я понять не могу – что за планы. Никак не понимаю. И это бесит неимоверно – я не могу тебя защитить…

Ник отряхнулась от снега, поправила волосы и напомнила:

– Я ловец, я не нуждаюсь в защите.

– Ты прежде всего девушка, которую втянули, в том числе и я, в политические игры.

Ник поправила лямки рюкзака:

– Знаешь, Лин, выросший в более трудном обществе, чем наше, как-то менее узколоб – скажем так… И, пойдем, река не ждет. Я, конечно, написала в заявке на вход в зону время возвращения: «22:00», но хотелось бы все же вернуться раньше. Я плохо вижу в темноте.

Он пошел рядом. Не пытался взять за руку. Не пытался обнять или поцеловать. Просто шел рядом.

– Ник, не злись.

– Я не злюсь, я рада, что ты тут, я рада, что ты в порядке. Я боялась за тебя. Как ты?

– Хреново, – честно признался Джонс. – Я очень… Скучаю, Ник.

Она даже остановилась и потянулась к нему, но он качнул головой:

– Не надо, потом будет еще хуже. Я с тобой какой-то шальной. Странный. Не такой. Словно с головой окунули в детство…

Ник вспомнила, как он пританцовывал у плиты…

– Забавное у тебя было детство.

Он глянул на неё исподлобья и поправился:

– Счастливое время, когда я был еще сам собой, Ник. Так будет точнее. И возвращаясь к Пересу…

Она его оборвала:

– Давай не будем о нем.

– Давай не о нем. Давай о тебе. О тебе же можно, Ники?

Она поняла, что разговора не избежать:

– Обо мне можно.

– Понимаешь, Перес нас с тобой словно специально сталкивает лбами. Снова, снова и снова. И я не понимаю – зачем.

Ник склонилась у очередного камня с рунами – этот камень, чуть меньше двух футов, река пощадила, не разбила, только чуть подмыла, заставляя покоситься. Еще год-два, и вода его подточит и уронит, погребая под слоем грязи и наносного ила. Ник провела пальцем по знаку на камне, следуя его извилистым загогулинам. Ничего. Она не чувствовала ничего – это не её магия. Или магии в камне нет совсем.

Джонс продолжил:

– Это совсем не моя обязанность – доставка кофе даже очень важным людям. Пусть для всех моя должность и звучит, как секретарь, но на самом деле я не принеси-унеси-составь график встреч. Я правая рука Переса, я специалист по фейри, мне кажется, он меня поэтому и выкупил у лордов. Я не хожу в зоны. Меня не должно было быть ни во льдах, ни тут. Точнее, моя работа тут должна начаться с момента установления безопасной дороги к курганам фейри… Если это вообще они. Я не отвечаю за восстановление зоны порта – я повар, я военный, я бывший привратник фейри, а не строитель. Но Перес меня толкал и толкал к тебе. Мне это чертовски не нравится, Ник. Он стер память о твоей генетической карте всем – от медсестры, забиравшей анализ, до лаборанта и врача. Но он пропустил меня.

Ник внимательно посмотрела на озадаченного Осень:

– Забыл?

– Ему шестьдесят лет, Ник. До маразма ему еще далеко, а юношеский пофигизм «и так сойдет» он давно пережил. Я не понимаю – почему мне сохранили память о том, что ты леди Холма. И ты же поняла мой намек с нагами, да? Я имел в виду, что ты не только леди, но и можешь оказаться нагайной с другой стороны.

Ник скривилась:

– Ты хочешь сказать, что я вообще не человек?

– Очень может быть, Ник. И в этом ничего страшного, пока никто лишний этого не знает.

– Перес явно лишний.

– Да. Он явно лишний. Он что-то хочет от тебя. Он заставил меня пойти к тебе и уговорить бежать с этой сволочью Тамиором. Он…

Ник решила облегчить его задачу и оборвала:

– Можешь не продолжать. Я понимаю, что и спасти меня от Тамиора тебя опять заставил Перес.

Джонс замер, посмотрел на Ник крайне странно, пнул ближайший попавший под ногу камешек и угрюмо сказал:

– Какие нынче принцессы недоверчивые. Не верят в искренние благородные порывы… Ник, может, я и раб, может, я и под клятвой крови ходил, но отправился на твои поиски я сам. Даже рабам положен отпуск. Я его могу брать, когда захочу. Перес не настолько сволочь, как ты думаешь. Я уже говорил – он избалованный высший вампир, который никогда не получал по шее. Это не синоним слова «сволочь». И я сам… – он горько улыбнулся, – впрочем, кажется, теперь это неважно.

Он замолчал и пошел дальше. Ник тоже молчала. Молчала, потому что… Всему есть предел. Даже в причинении обид есть свой предел. В отношении Джонса, она, кажется, достигла своего лимита. Она очень постаралась. В пору вывешивать на доме табличку: «Осторожно, тут живет злая принцесса!». Крепость по имени Джонс не падет, крепость по имени Джонс будет превращена в порошок самой принцессой и растоптана в прах во имя любви. Уничтожена, потому что принцесса не умеет думать и держать язык за зубами.

Сколько раз она его уже унижала.

При первой встрече с мешком кофе. А ведь можно было просто пустить в дом и посмеяться, что у некоторых вампиров нет чувства меры. Мешок вместо банки. Все можно было превратить в шутку. Можно было посетовать, что не умеет толком готовить кофе, и уже тогда бы он с улыбкой стоял у плиты и рассказывал, что умеет готовить не только его, но и блинчики. И тогда бы… Пальцы его отбивали такт по столешнице, пиджак и галстук валялись на столе и еще где-то, и сковорода летала в его сильных пальцах, и блинчики зависали в небесах. И клены тогда были золотые, и воздух упоительно свеж… И можно было целоваться, ни о чем не думая. Она бы смеялась и потащила его с собой на танцпол. Может, Лин и команда были бы недовольны, но это её право и её блинчики. И её принц. Ведь он её. Был. Еще минуту назад, до того момента, как она сказала, что он кинулся спасать её не сам, а лишь по приказу…

А ведь была еще вторая встреча – и вместо вполне человеческого сожаления о том, что его заставляют работать при свете солнца, опасного для него, вместо того, чтобы пожалеть и объединиться против Переса уже тогда, она лишь высмеяла его. А ведь могла бы пойти к Пересу и предложить выкупить Джонса. Это сейчас уже нельзя пойти и предложить такое – она сняла с Осени привязку, и к нему нельзя привлекать внимания.

И третья встреча – когда вместо благодарности за то, что он выполнял роль сиделки у её кровати, она… Да-да-да, тогда она тоже высмеяла его, подозревая в корысти. А ведь он настолько волновался о ней, что сбился сперва на её имя, и только потом исправился.

«Ник… Мисс Доу…» – так и звучало в её голове. Она уже тогда была для него Ник…

И четвертая, закончившаяся так неожиданно – только случайно захватив воспоминания Осени, она прониклась к нему уважением. А ведь знала, что все ветераны на войне отнюдь не ромашки нюхали, и история, подобная истории Осени, стоит за плечами многих новообращенных вампиров. Её же предупреждали и Лин, и Эван, что Джонс хороший…

Перес прав – она спесива и самоуверенна. Она не видит дальше своего носа. Ни с Лином, ни с Осенью. Злая, очень злая принцесса. И нужна ли она Джонсу? Нужна ли она вообще кому-то?

Она догнала его, обнимая со спины – хорошо, что он её роста:

– Прости, прости, прости… Осень, пожалуйста, прости.

Он развернулся:

– Ники? Ты плачешь?

Она уткнулась ему в плечо:

– Прости.

Он погладил её по волосам, медленно, осторожно, и почему-то вспомнилось, как отцова ладонь чуть стучит по спине в знаке утешения.

– Ники, все хорошо. Все будет хорошо, только не плачь. Я не злюсь. У меня нет права злиться на тебя.

Она печально швыркнула носом:

– Есть, Осень. И то, что сняла привязку с тебя, не делает меня лучше и не лишает тебя права злиться на меня. Я вела себя с тобой отвратительно.

– Ты опять ошибаешься в возрасте, Ник. Я старше тебя, я понимаю, что это просто твой возраст, недостаток опыта и общения. Ловцы одиночки, а уж воспитанные в Сорок первом округе ловцы… Это отдельная история. Я не злюсь. – Его ладонь чуть сожалеюще прошлась по её щеке, – прости, но как бы меня не тянуло к тебе, как бы я не скучал по тебе, нам нельзя привыкать к друг другу – расставаться потом будет больнее. Ты должна набираться опыта и сшибать шишки рядом с одногодкой. Или с тем, кто безоговорочно принимает тебя. Я люблю тебя, Ники, но у нас ничего не выйдет, мы разные. Это даже без учета Переса.

– Ведь могло все получиться. Тогда… С мешком… Я могла тебя обозвать Морозным дедом с подарками. Я могла преломить с тобой хлеб. Я могла высмеять гигантизм Переса. Все могло быть иначе.

Он поцеловал её в лоб:

– Ники, все случилось, как случилось. Это надо принять. Просто дальше не наломай дров в других отношениях.

Она призналась:

– Я решила объявить год без парней. И список со стены уберу… Напишу новый. Что-нибудь придумаю. Я дам тебе свободу любым способом.

– Ты обещала не вмешиваться.

– Я не могу не вмешиваться, Осень. Я и так слишком многое испортила в наших отношениях. Знай – что бы ни случилось, ты всегда желанный гость в моем доме. Он всегда готов тебя унести на край света и даже за край, если понадобится. Приходи любой – со щитом или на щите…

Он рассмеялся ей в волосы:

– На щите приносят. А я такого уже не допущу. И Перес не допустит. Я уже говорил – Перес не скрывает, что в конце концов выставит меня на бои. Я свое будущее знаю четко.

– Еще посмотрим про бои. Придет время, я соберусь с силами и…

– И ты забудешь обещание, – вспомнил Осень.

Ник кивнула:

– Забуду. И побеж… Остановлю Переса. – Она взяла Осень за руку и потянула за собой, резко меняя тему – не хотелось, чтобы он и дальше выговаривал ей. – Река не ждет.

– Не ждет, – подтвердил Осень. – Заметила, зона сегодня какая-то прям подозрительно добрая? Ни одного взрыва или всполоха пламени.

– Это потому, что ты со мной.

– Какой я, однако! – Осень смеялся легко и беззаботно, Ник даже обиженно его в бок ткнула:

– Это я – какая!

– И ты какая! – согласился он тут же.

Глава 17. Ткачи ивы

К реке Ник с Осенью вышли через час.

Берег был высокий, подмытый, Ник с трудом слезла к самой воде, сейчас скованной льдами. Хорошо, что Осень молчал, никак не комментируя её жалкие потуги быть самостоятельной. Когда-нибудь она снимет блок и тогда… Тогда – что? Её все равно все принимают такой, какая она есть – и Лин, и Осень, и Арано, и… Ладно, о Жерди не будем, рыжий Себастьян Диез сейчас неадекват в солнечном цикле. А чужое мнение её не волнует.

Вода была низкая – река далеко ушла от берега. Глинистый склон переходил в галечный пляж, по которому было удобно идти, даже с учетом его изгибов. Ни вечных зарослей ивы, ни таинственных камней. Ни опасности – Ник ничего не чувствовала, хоть в виде эксперимента Осень ушел от неё ярдов на двести. Тут можно было идти и не бояться. Главное, внимательно осматривать высокий берег в поисках возможного вскрытого водой могильника. Ведь где-то здесь убили как бы не ткачей ивы. Здесь просто обязаны быть их следы. Чаще всего именно реки невольно вскрывают могильники, вызывая всплески некрофона, как тут в Алисо.

Первая кость нашлась через два часа пути почти в тишине. Осень молчал легко, а Ник слишком боялась нарушить хрупкий новый мир между ними.

Осень вытащил из-под снега, отряхивая от него и грязи, чью-то длинную трубчатую кость.

– Бедро. Ребенок не больше десяти лет. Все же могильник – причина зоны, а не курганы.

– Одно другому не мешает.

Осень аккуратно положил кость на высокий берег:

– Потом команда зачистки придет и похоронит, как надо. Главное, успеть зачистить до весны, а то потом унесет дальше – замучаемся собирать и чистить.

Ник обняла себя руками и пошла дальше. Новые кости не заставили себя ждать. Скелетированная рука. Чей-то череп, пробитый множество раз – сломанный нос, трещина в верхней челюсти, пробитый висок, и контрольный удар в подзатылочную область. Этот мужчина или женщина слишком много боли узнал перед смертью. А боль – хороший стимул, чтобы вернуться и отомстить.

Осень указал на острые, мелкие зубы, наполовину выбитые:

– Это явно не человек.

– Ткачи ивы нашлись. – сухо сказала Ник. Иногда она ненавидела тех, кого должна защищать. Люди были ничуть не лучше нелюдей в войне. – Наверное, их принесли в жертву, чтобы защитить городок. Ведь сюда так и не вошли войска. Везде были, а этот городок как заклятый – его не тронули.

Осень опять отправил череп наверх, где его точно найдут:

– Согласен, следы ритуального мучительства ни с чем не перепутаешь. Ник, в той войне сложно найти правых и виноватых. Мир тогда зашел в тупик. И договориться мирно мы все не смогли.

Она лишь кивнула и пошла дальше – надо найти основной могильник и заглушить его. Унять боль умерших. А потом можно будет вернуться за убийцами. Ник знала – Лин не позволит никому спрятаться и отсидеться. Он найдет всех. Он говорил. Даже спустя десять лет найдет. Мертвые умеют говорить, если их уметь слушать.

Осень дернул её за рукав куртки:

– Ник, опасности нет?

Она прислушалась к себе. Знак молчал.

– Вроде бы. А что?

Осень указал на берег, чуть заросший чахлыми кустами ивы. Она тут была везде.

– Тогда я посмотрю сверху, хорошо? Сверху должен хорошо заметен погребальный холм. Если им, конечно, оказали хоть какие-то почести.

– Только осторожно, Осень. – привычно напомнила Ник.

– Я сама осторожность. – Он улыбнулся и признался, – иногда бываю. Честно.

Он сиганул вверх в прыжке, даже не смотря куда. Ник же сказала, что безопасно. Главное, что не в самые заросли ивы… И тут пришло пламя – моментально, без предупреждения, дикой вспышкой боли в предплечье, заставляя падать на колени и орать:

– Осень, назад!!!

Он и прыгнул назад. Горящим факелом, крутящимся на снегу в попытке сбить пламя. Хриплым стоном из обгоревшего рта.

– Не бойся… Я регене… – он сглотнул и потерял сознание. Боль властна даже над вампирами.

Правы в школе ловцов – ловец не имеет права ни к кому привязываться. Ловец не имеет права на свою жизнь. Он рука закона. Он лишь механизм по защите людей. И сейчас она защищала Осень как могла. Забыть, что этот па… Мужчина ей дорог. Забыть про слезы. Забыть про чувства.

Сорвать со спины рюкзак.

Достать аптечку.

Вколоть обезболивающее. Следом противошоковая смесь. Потом регенерант для вампиров. Убрать сгоревшую ткань, кое-где она оплавилась и убрать её не калеча, было невозможно. Замотать в золотистое, теплосберегающее одеяло. Потом подсунуть под голову сипло дышащего Осени шапку. Укрыть своей курткой. И ждать. И молиться. И ждать – вызвать эвакуацию она не могла. Даже не потому, что опасно, а потому что в пламени взрыва сгорел и интерфон Осени, калеча того еще сильнее. Не думать. Он вампир. Он сейчас отнюдь не пепел. Он регенерирует и еще будет смеяться и готовить кому-то блинчики и кофе. Он будет танцевать, пусть и не с ней. Она будет рядом – если он захочет. Она будет радоваться его избраннице и уважать её, потому что она слишком уважает и любит Осень. Не так, как тогда в доме. Иначе, когда главное, чтобы жил и был счастлив. Главное, чтобы дышал.

Отваливались коростой обожженная плоть вместе с впаянной одеждой. Раны очищались, но медленно, очень медленно. И хватит ли обезболивающего до прихода спасателей?

Ник знала, что может сделать еще.

Она сглотнула – он прибьет её. Он будет против, но сейчас у неё не было выбора. Ей нужен улыбающийся и живой Осень, а не хриплый комок регенерирующей плоти. Она осторожно легла рядом, стаскивая вниз высокий ворот свитера и отворяя кровь. Зубы тут же впились в вену. Было больнее, чем в прошлый раз. Тогда он осознанно пил, а сейчас в нем говорили инстинкты. Ник сильнее сжала кинжал, готовясь остановить Осень. Только после трех глотков зубы сами ушли прочь, оставляя ранки, а Осень просипел:

– Ники… Я же просил…

Она поцеловала его в щеку:

– Я предупреждала – я буду вмешиваться при угрозе твоей жизни. А теперь… Спи…

Он прикрыл глаза, только не спал – вновь потерял сознание. Ник чуть заглянула под одеяло – раны стали покрываться серыми, многочисленными грануляциями, скоро они затянутся. Только массивы мышц будут регенерировать дольше – день, два, может, больше. Но это ерунда. Главное, что Осени стало лучше. Он не так громко дышал, а кожа на лице чуть порозовела. Ник прикрыла глаза – оставалось молиться небесам, чтобы Перес не учуял её кровь. За питье человеческой крови уничтожали на месте.

Она ходила по берегу. Она проверяла состояние Осени. Она даже что-то поела, с трудом заталкивая в себя. Она еле забралась наверх по крутому склону, найдя-таки могильник. Она высчитала его примерные размеры. Она вешками отметила его границы. Она настолько устала, что прикрикнула на мешающие ей побеги ивы. Она, сидя на берегу, делала расчеты защитной фигуры, остановившись сперва на пентаграмме, а потом выбрав более устойчивую гексаграмму. Глубина могильника небольшая – не глубже ярда оказалась, убийцы не напрягались, хороня своих жертв, так что стандартной гексаграммы хватит за глаза. Она кинжалом принялась выводить её на мерзлой, твердой земле. Ивы настолько оказались ею запуганы, что сами выстроились вдоль линий треугольников, не мешая ей. Она воткнула кинжал ровно в центр гексаграммы. Ник надеялась, что на крутых склонах берега, она точно вывела линии, нигде не ошибившись. Осталась только активация кровью.

Темнело. А Осень все лежал и лежал.

Она снова спускалась к нему – вышина одного из треугольников гексаграммы начиналась от реки.

В очередной раз выпоив Осени через трубочку капли воды, легонько проведя по гладкой щеке, она прошептала:

– Осень…

– Я… Ники… Я уже… сейчас… почти… – Он даже открыл слегка мутные глаза. Регенерация набирала ход, но ему еще лучше лежать.

Она уперлась ему в голую грудь рукой:

– Лежи, сейчас он… Ага… И как тебя Перес терпит? Сама бы прибила, чтоб не мучался, да кинжал стало жалко – он мне еще для зачистки могильника нужен…

Осень все же сел, теряя и её куртку, и одеяло… Прижал к себе, шепча:

– Все хорошо… Все хорошо… Я жив.

Хорошо, что он про её кровь молчал, потому что ей и без него плохо – учует Перес или нет. Прибьет их или нет. Он-то явно знает, как кровь леди Холмов действует на вампиров. Ник сжала пальцы в кулаки – у неё не было выхода. Она не могла быть рядом и не помочь. Просто не могла. И идет Перес со своими разговорами о милосердии куда подальше… Только все равно страшно.

– Ники, солнышко, все хорошо… – Его руки стали еще тоньше – пока еще мышцы восстановятся. Не парень, а веточка, ветром унесет. – У тебя под джинсами что-то еще есть, кроме тебя самой?

Ник не удержалась от смешка – крепость, кажется, решила сама рухнуть. Правда, несколько не вовремя.

– Осень, как бы не место…

Он еле слышно, чуть ли не уходя в кашель, рассмеялся:

– Любишь ты благородные порывы портить… Но я, вообще-то, претендовал не на тебя, а на твои джинсы. Сейчас они мне точно по фигуре. Как бы еще не сваливались.

– Чем тебе плоха моя куртка? Надень его и ходи…

– Жааалко, да? Или…

Ник сдалась:

– На мне еще теплые колготы. И отдам я тебе джинсы, не бойся.

Она молча встала, развернулась к Осени спиной и принялась стаскивать джинсы. Знала, что Осень не будет подглядывать – он привычно отвернулся. А потом он все же встал – поджимая рукой левый бок, чуть не заваливаясь, но встал. Ник старалась не смотреть на него, только красный, грубый рубец по низу живота и по ягодицам не скоро исчезнет из её памяти. «Вы не знаете, что от него осталось!» – шипел Перес, «У вас нет права называть его коротышкой!» – говорил он. Такие красные рубцы носили все, кто обратился за регенерацией к вампирам – они оставались, как граница, как память – тут ты, а там уже плоть вампира.

Осень спокойно пояснил, натягивая джинсы:

– Подорвался на мине. Я отдельно, ноги где-то отдельно. Даже в чем-то рад был – не сдаваться фейри. Лежал, смотрел на облака и не умирал, вот сволочизм-то. Парни успели наложить магжгуты. А потом, когда сдались, фейри жизнь спасли – очень хотели именно живым получить «Генерала»…

Он застегнул джинсы и постарался выпрямиться:

– Ники, я готов к новым подвигам…

Она подняла свою куртку с земли и накинула ему на голые плечи, благо, что он сейчас был даже ниже её – слишком сутулился.

– Сиди и наслаждайся жизнью, пока я буду усмирять смерть.

– Ники, надень куртку – мне она не нужна.

– Ты ранен, тебе необходимо тепло. Так что это не обсуждается. И… – она поправила воротник куртки, – мне надо работать.

– Только не полыхни на полдолины, хорошо? – сдался Осень.

– Хорошо, – согласилась Ник, она всегда была покладистая. – Вечно вы меня во всяких могучестях подозреваете.

– Ник… Я же шутил. Иногда я вспоминаю про чувство юмора – честно.

Она нагло показала ему язык и пошла к одному из лучей гексаграммы, тому самому, что начинался на берегу. Ник чуть волновалась за Осень – не хотелось его нервировать, но без крови могильник не утихомирить. Она бросила украдкой взгляд на замершего бледного парня, такого смешного и обманчиво хрупкого сейчас в спадающих джинсах и куртке. Только вот зубы у хрупкого парня острые, и совесть хорошо развита. Ник прикусила губу – надо рисковать. Она отворила кровь на запястье и напоила ею гексаграмму – кровь сама разнесется по лучам. Слышно было, как заскрежетал зубами Осень – недокормленный, отчаянно нуждавшийся в крови, но стоявший прочно на ногах – не бежал к ней, не рвался, не летел, в прыжке сворачивая Ник голову. Осень – человек. Мир изменился. Это просто лорды закостенели так, не способны слышать мир.

Она потянулась магией и активировала свой кинжал. Наноботы, лишенные хозяев, отозвались на её призыв.

Могильник застонал десятком голосов – они не были готовы уходить без боя.

Ивы зашумели, хоть ветра не было. Они стонали и жаловались на боль, а потом из-под земли вырвался огонь, полыхая на полнеба, легко вылетая за пределы гексаграммы и затапливая всю долину. Кажется, он рванул даже вверх по Границе. И как бы не за неё.

Осень в таком-то отчаянном прыжке подмял Ник под себя, прикрывая своим телом от волны жара, летевшей над рекой.

– Каждый раз все круче и круче, Ники… – прошептал он ей прямо в ухо, заставляя сжиматься от непрошенной щекотки.

– Я не… Это не я, точно.

Осень осторожно присел, стаскивая и бросая в сторону дымившуюся куртку, а ведь она была заговорена от огня. Вдоль берега, покуда хватало глаз, горели и плакали ивы. Огонь по корням несся под землей, пока не выгорит вся пропитавшаяся болью ткачей ива.

Ники, разглядывая громадные языки пламени, вздохнула:

– Слушай, а какие у ив корни?

– А это важно?

– Наверное.

– Полагаю, что общие – кустовые ивы же побегами размножаются.

– Вот то-то и оно…

– Ага, – не более осмысленно подтвердил Осень. – А скажут – это все ты…

Ник прикрыла глаза.

– Я задала стандартную глубину защиты. Кажется, ошиблась. Так что это точно я.

Стало жарко и светло, как днем. Кожу тянуло. Таял снег, тек весенними ручейками, шипел, испарялся… Ник встала, подставляя плечо Осени. Тот на миг прижал её к себе, словно жалея, что пути их так и не сошлись в один, а потом отошел прочь:

– Ники, я сам, хорошо?

Пламя летело вверх, дым клубился разъяренными душами, не желая покидать этот мир. Ивы горели и не сгорали. Гнев питал их, и пока его весь не вытянет из земли, из костей, из памяти погибших от чужих напуганных рук, они не сгорят. Наноботы вообще не горят.

– Посмотри на это с другой стороны – премия за выход к курганам твоя. И парням больше не рисковать.

Она покаянно качнула головой:

– Наверное.

Осень продолжал утешать:

– Выиграешь Эми на аукционе, и уедешь из этого дурдома, Ник. Будешь свободна, живи там, где никто не знает мисс Никто.