Текст книги "За краем поля"

Автор книги: Татьяна Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

   – Что это!?! – хриплый шёпот не менее озадаченной Алеандр нарушил затянувшуюся игру в гляделки. – Танка! Что это за хрень?

   Меж тем за головами наружу начали протискиваться сбитые туши, щемясь и толкаясь в узких пробоях. С гулким скрипом разевались в земле новые щели, выбрасывая в небеса накопившуюся в подземных полостях дурную силу. Шуршали ботвой опадающие грядки, проваливаясь на головы неспокойных тварей, рвущихся на волю, и солнце, чьи лучи не опаляли их изменённую шкуру и не слепили выпученных глаз. Выползая всем телом, они мелко стряхивались на звериный манер и чутко принюхивались, словно выискивая в пространстве что-то определённое.

   – Так, – шёпотом приказала продолжавшая лежать на земле Яританна. – Сейчас мы ме-е-едленно и тихо ползём отсюда в сторонку. Без резких движений, мыслей и эмоций, а парни нас подберут через несколько метров и быстро-быстро увезут отсюда.

   Артефакторы понятливо и как-то через-чур ретиво поспешили последовать её указаниям, рванувшись прочь по дороге. Алеандр осторожно подобрала остов пострадавшей метлы и сделала шаг назад, на всякий случай тоже говоря тише:

   – Что это за твари? Я таких даже в том проклятом зверинце не видела.

   – Наверное, это умруны. Хотя те не переносят свет и не так чувствительны к звукам, да и по размерам на порядок меньше. Постарайся просто не привлекать их внимания. Пока они дезориентированы, мы сможем улизнуть.

   – Знаешь, – осторожно заметила травница, глядя, как возит провалом отгнившего носа странное существо, – по-моему, это какие-то неправильные умруны. И ведут они себя не правильно. И питаются не правильно. И размножаются. И...

   – Просто заткнись! – грозно шикнула на неё духовник.

   Если Алеандр хотя бы могла героически пятиться, держа перед собой на манер щита обломки артефакта, то Танке не оставалось ничего другого, как жалко пародировать ритуальный танец диких племён из Водяного леса, что поклонялись василискам и окуклышам. На большее её трепыхания не тянули, но подниматься с земли девушка не спешила, то ли не до конца доверяла крепости собственных конечностей, то ли предполагала нечто уж совершенно пакостное за этими перекошенными рожами, что предпочла не утруждаться. Мутант при взгляде на её телодвижения, ещё не слишком сфокусированном и ясном, что-то неразборчиво всхрюкнул. Звук получился настолько глумливым, что духовник с ужасом заподозрила наличие в сиих тварях интеллекта.

   – Да что вы там копаетесь!?! – во всё горло рявкнул (умение кричать, вероятно, было фамильной чертой в семействе Валент) Стасий, изведённый переживаниями за бедовую сестрицу.

   По злой иронии именно этот вопль стал пробуждающим фактором, которого так опасалась Чаронит, хоть сколько смыслящая в нежитеводстве. Вялые, слабые и чуть подслеповатые твари очнулись, получив замечательный и чёткий ориентир для приложения энергии, зашевелились активнее, похрюкивая и воодушевлённо скалясь. Наиболее резвые из них рванули вперёд прямо по головам собратьев. Танка прижалась лицом к помятому подорожнику и на всякий случай прикрыла руками голову, чтобы при обнаружении тела мозги не пришлось доставлять в трупярню в отдельной банке. Как человек, помнящий повадки нежити, она вполне осознанно приготовилась умирать, возможно, в ужасных мучениях.

   Алеандр Валент, на общих занятиях по нежитеводству бессовестно спала после ночных сборов любистока, и потому повела себя предосудительно, врезав ближайшей твари между глаз облысевшим кайлом метёлки. Врезала – и сама замерла от собственной наглости. Всё-таки сражаться с умрунами было куда проще, когда рядом был такой надёжный и опытный Араон, а по карманам распихан взрывающийся порошок.

   – Мамочка-а-а-а!!! – запищала не своим голосом девица и бросилась прочь, размахивая перед собой чудом уцелевшим оружием.

   Писк её обладал, вероятно, каким-то особенным, поистине чудесным свойством, раз получившая по лбу тварь кинулась вдогонку не сразу, позволив чародейке отбежать с десятка-два шагов. А бегать Алеандр умела практически виртуозно. Закалённая долгими и, подчас, не самыми безопасными поисками ингредиентов, редких трав и составов, лучшая добытчица курса пребывала в том физическом состоянии, когда можно запросто вступать в единоборство даже с боевиками: всё равно не догонят. Как показала практика, догнать её оказались не в силах и умруны. Во всяком случае, трое из них, рванувшиеся следом за прыткой добычей, поймали воздух и несколько тычков сломанным артефактом.

   – Накося-выкуси! – азартно вскрикнула девушка и кувырком ушла от удара нечисти.

   Кувыркнулась она совершенно случайно, просто зацепившись за ногу другой шибко прыткой твари, но выглядел манёвр эффектно и воодушевляюще. Висящий в отдалении Равелий даже ободряюще засвистел, получив от Стасия увесистого пинка. Но девушку такие глупости уже не беспокоили. Когда за твоей спиной рассекают воздух кривые когти сумасшедшей нежити, публика уходит на второй план.

   – Чтоб вы провалились, чтоб вы провалились, чтоб вы... – как молитву, шептала Эл, задыхаясь от бега и смрада потревоженной тёмной силы.

   Бегать от толпы разгневанных сероплащников по коридорам и крышам оказалось не в пример проще, чем от нескольких мутировавших тварей по голому полю. Ноги вязли в разрыхлённой почве, скользили по излившейся из мутировавших кротовин стекловидной массе. Случайно уцелевшие кусты и подпорки цеплялись за одежду и царапали икры. Всё новые и новые трещины раскраивали землю, выбрасывая в небеса потоки сырой энергии. Не раз они рождались прямо под ногами беглянки, и очень везло, когда девушка успевала их перепрыгнуть, в то время как неповоротливых преследователей раскидывало в стороны. И всё-таки она продолжала бежать. Бежать подчас прямиком навстречу растерянным монстрам, что только поднимались с земли. Бежать наперекор полным ужаса воплям парней. Бежала, бездарно сбивая дыхание, путаясь в ногах и сторонах света, размахивая метлой, как волшебным мечом. И пусть относительно безопасное место с двумя метельщиками находилось неподалёку, пусть метания только раззадоривали нежить, пусть у самой Валент уже кружилась голова и терялась возможность ориентироваться в пространстве. Травница заходила на пятый круг своей жестокой и бессмысленной гонки.

   Когда по спине пробежались в третий раз, заставив рёбра угрожающе скрипнуть, а какой-то умрун лихо оттолкнулся от девичьей попы, чтобы с наскоку порвать добычу, Яританна поняла, что её трагическая гибель срывается и надо что-то делать. Задрав на животе рубашку и подкатав рукава, чародейка попыталась увеличить площадь соприкосновения тела с родной стихией, насколько это было возможно, когда рядом толпа мутантов играет в салки. Сосредоточиться на потоке было сложно: бесхозная сила, туманила голову, взывая к самым тёмным и низменным инстинктам новоявленного некроманта, но духовник упрямо тянулась к чистой стихии, пока не почуяла слабый, но однозначный отклик.

   – Есть, – не удержала самодовольства чародейка, настроившись сквозь царящий хаос на нужную волну. – Эл, сгоняй их в одну кучу! Тесни к центру, пока новые не повылазили!

   Сказать, что от такого заявления убегающая травница слегка оторопела – ничего не сказать, но наличие чьих-то приказов, отдаваемых уверенным тоном, конкретного плана и ответственного лица возвращали её беготне подобие смысла. Валент резко затормозила и, решительно развернувшись, воинственно вскинула перед собой метлу.

   – А ну брысь!!! – девушка сделала пару неловких взмахов, будто отгоняла кошку.

   Подобные ухищрения не действовали даже на Рыську, умрунов же и вовсе привели в бешенство. Стоявшие в первом ряду твари слаженно сделали выпад вперёд, выдирая из рук вёрткой добычи опостылевшую, чуть фонящую чарами палку. Алеандр заверещала на порядок громче и бросилась бежать с удвоенной скоростью.

   – Молодец! – подбодрила боевого товарища пыхтящая от натуги Чаронит. – Сгоняй их в кучу! Уменьшай радиус кругов!

   Эл очень хотела ответить на такие пожелания крепким здоровым матом, но побоялась сбить дыхание. Тем более что земля прямо под ногами начала сходить с ума: бугрилась, пузырилась и шла мелкой рябью, выбрасывая вверх заострённые пики. Уже вопило несколько пронзённых тварей, бьющихся в конвульсиях на изогнутых остриях. Новые колья рвали пространство, невообразимым забором стремясь к небесам. Вот уже их стена закрывала собою тени подлеска, почти перекрывала небосвод, чуть скругляясь внутрь гладкими боками. Мутанты, позабывшие о наглом человеке, бросались на них с остервенением и отчаяньем загнанного в ловушку зверья. Скребли когтями, ломали, стеная и воя, но на месте сломанных пик вырастали новые. Ощущая неслабый прилив настоящей паники, травница кинулась в самую гущу нежити, распихивая мерзкие туши локтями и неистово пиная всё, что попадалось под ногу. Сперва под ноги попадались только чужие зады и конечности, но потом удачно подвернулась спина и пару голов. Оттолкнувшись от них, ловкая девица умудрилась ввинтиться между кольями над самым верхом и эффектно вывалиться наружу прежде, чем земляная ловушка схлопнулась, замыкая неведомых тварей в толстостенной сфере.

   – Ух, б-беледа на исопнике, – сквозь зубы выругалась Алеандр, поднимаясь из пыли. – Ну, чё встали, упыри колбочные!?! Или вы только пиво жрать горазды?

   Удивлённые, скорее её живучестью, чем криком, Мастера, скромненько подлетели ближе, опасливо косясь на получившуюся конструкцию. Каменный купол, чуть дрожащий и сыплющийся песком, не мог внушать особого доверия, хотя и выглядел непомерно большим и устрашающим. На его стенках ещё виднелись абрисы земляных кольев, что превращало его в подобие гигантского каменного желудка с оголёнными мышцами. Судя по глухим, едва доносящимся наружу звукам, внутри творилось что-то близкое к перевариванию.

   – Да сделайте же хоть что-то!!! – чуть прихрамывая, травница двинулась в сторону "спасителей", жестами и мимикой изображая всё то, что желала с ними проделать при помощи незатейливых инквизиторских приспособлений.

   Спасители дружно отшатнулись, но улететь не рискнули. Сама мысль о том, что слабые девчонки, с посредственным резервом и ветром в голове, вдвоём смогли справиться с десятком нежити пугала до дрожи в коленях. Подобный страх тщательно прививается всем Мастерам, для поддержания порядка и уважения перед боевыми чародеями. Страх политически и идеологически очень полезный, но только не когда распространяется на маленькую взлохмаченную травницу в порванном платье. Да она первой же должна была упасть в обморок, в ужасе броситься к ним или оцепенеть от страха, а уж никак не дубасить ЭТО первой попавшейся палкой. Артефакторы не могли скрывать собственного глубокого потрясения произошедшим. Стасий даже невольно подумал, что, если бы не поразительная схожесть с матерью, можно было заподозрить в сестре подкидыша.

   – Ну, кто из нас Мастер! – лютовала потрёпанная, но не поверженная девица, воинственно размахивая загипсованной рукой перед лицами застывших чародеев. – Живо слезли с метёлок и упокоили этот балаган к чирьям собачьим!

   – Э-э-э, – растерянно проблеял Стасий, послушно спускаясь на землю пред гневом второй маменьки.

   – Но мы же артефакторы, – попытался возмутиться Ломахов, с трудом подавляя порыв спрятаться за спиной товарища.

   Безрезультатно. С девушки ещё не схлынул азарт битвы, она готова была рвать и метать.

   – Это не аргумент! Ты же огненный! Шпульни чем-то в ...это!

   Не дожидаясь реакции испуганного артефактора, что боялся её, казалось, едва ли не больше, самих монстров, Алеандр схватила Равелия за руку и знакомым движением, заставила его пальцы щёлкнуть.

   Раздался взрыв.

   Наверное, в окружающем пространстве было разлито слишком много сырой силы. Может, аномалия места и времени каким-то образом распространялась и на самих чародеев, или молодой Мастер не рассчитал от неожиданности силу.

   Ударной волной раскалённого воздуха, сухого и почти царапающего, троицу просто опрокинуло навзничь и даже слегка проволокло по дороге.

   – Что это было? – сдавленно прохрипел Валент, скидывая с себя тела сестры и приятеля.

   – Нежданчик, – нервно хихикнула травница.

   В воздухе клубился пар. Чадили обгоревшие кусты. Дрожали тлеющими остовами прутики цветной фасоли. Некогда ребристая земляная темница медленно остывала, подгоревшим до густого терракотового цвета боком. Из её мелких трещинок струился особо мерзостный дымок, распространяя над полем вонь горелой плоти. Мало верилось, что внутри могло остаться хоть что-то способное к движению иль агрессии.

   – Рыбу в глине запекают, это я знаю, – чуть отстранённо заметил Стасий, которому темы еды всегда казались наиболее приятными и нейтральными, – курицу там, кролика или, на худой конец, ящериц, но чтобы нежить...

   – Да-а-а, – выдавил из себя невольный виновник "кулинарного" эксперимента. – А это что за куча там рядом? Оно не оживёт опять?

   – Ох, Триликий меня задери, – вмиг опомнилась Алеандр. – Та-а-а-ан!!!

   По счастливой случайности, духовник лежала с другой стороны земляного кокона и волна смертоносного пламени прошла вдалеке от неё, не превратив в очередную головешку. Хотя жар и откат сделали своё чёрное дело, изрядно закоптив спину и ноги. На открытой пояснице кривыми красно-бурыми пятнами виднелись следы от раскалённого песка и мелких искр, а кончики и без того не длинных волос местами дымились у самой макушки. Из-под посиневших ногтей всё ещё сочилась кровь, а под головой расползлась розоватая лужица. Травница, с выдающимися целительскими амбициями и весьма неплохими способностями, поспешила убедиться, что кровь является последствием разбитого носа, а не порванных барабанных перепонок иль сожжённых мозгов. Всё равно из средств первой помощи в её распоряжении был только подвяленный кустик подорожника.

   – Она умерла? – осторожно уточнил Ломахов.

   – В худшем случае сотрясение мозга и временная глухота, – авторитетно постановила Алеандр. – Если б умерла она, поверьте, мы бы тоже это вряд ли пережили.

   Отчего-то травница была более чем уверенна, что смерь некроманта не может проходить так просто по объективным законам физики и чародейства. Обязательны раскаты молний, пространственный дыры и слёт Марр в белёсых рясах. На худой конец, небольшой подъём нежити или моментальное окукливание тела в лича. Парни же решили, что она подразумевает земляной кокон и с неким уважением посмотрели на тело чародейки.

   – Всё, – не стала дожидаться появления Марр или новых умрунов Алеандр, выуживая из кустов отлетевшую в пылу сражения сумку духовника, – грузите её на метлу и драпаем отсюда быстрее. У няни подлатаем.***** ***** ***** ***** *****

   Над пустырём, полыхали зарницы. Мельчайшие искры шальной силы, что прорывалась в истончённые пласты реальности, нетерпеливым роем кружили над проклятым полем, заставляя жителей Кореней набожно осенять себя защитными знаками. Никто доподлинно не знал, что творится на другой стороне спасительного оврага, но все были свято уверенны: это "что" злокозненно и крайне непотребно. Ничто другое и не могло происходить в подобном месте.

   – В чистом поле деревцу одному не спится, – звучал негромкий чистый голос, и лёгкая хрипотца в нём лишь облагораживала мелодию, наполняя глубиной, – во пору ненастную разлетелись птицы.

   Ветер подхватывал звуки, разносил по округе, закручивал вихрями по окраинам, от чего невольным слушателям казалось, будто где-то стонет незримый призрак и клянёт живых в бессильной злобе.

   – Не слышны уж песни их средь ветвей упругих, – вопреки словам, мужской голос был весел и почти чарующ, коли посреди заброшенного пустыря такое определение вообще было уместно. – Только воет ветер злой, да лютует вьюг... А-а-а!!!

   Пронзительный вопль боли пронёсся над пустырём, распугивая стайки блуждающих огоньков, что вместо глумливого воронья кружили над местом упокоения величайшего из древних князей.

   – Ах, ты... м-маленькая м-мерзавка! – с чувством выдохнул чародей, награждая грязное чудовище, по придури гуманистов называемое человеком, увесистой оплеухой.

   Девчонка, испуганно скуля, вернулась на место и уже оттуда наградила мучителя столь цветастыми и образными определениями, которые даже портовые угробьцы постереглись говорить вслух. Всегда отличавшийся особо трепетным отношением к чистоте речи и изяществу слога мужчина, пнул её в довесок по голой ляжке. Обычно господин секретарь был куда сдержаннее в проявлении эмоций, как вербальном, так невербальном, и даже претенциозно полагал себя практически железным. Увы, на проверку железа в нём оказалось не так уж и много, раз укус за икру одной сумасшедшей кретинки смог вывести его из себя.

   – Придёт серенький волчок и укусит за бочок, – начал вновь напевать себе под нос мужчина, но сам себя одёрнул: – Это уже совершенно из другой оперы. Не было ещё ни одного древоедного волка.

   Мелодия старой колыбельной про одинокое дерево на скале, в котором согласился жить маленький сказочный эльф, оказалась настолько привязчивой, что чародей уже несколько дней напевал её между делом, словно боясь снова забыть за грузом неминуемых забот и волнений. Сейчас почему-то казалось удивительно важным сохранить её в памяти, пусть он и не пытался осознать, зачем. Может, где-то далеко в мозгу, куда здравые мысли не забредали даже у такого умного человека, он уже напевал этот мотив своему первенцу, что будет спокойно засыпать без гнёта проклятья на челе. Поэтому, напевая, чародей слегка улыбался, хотя в его исполнении улыбки и выглядели далеко не лучшим образом.

   Впрочем, сейчас чародей был всё же не так плох. Отёки, ещё недавно превращавшие его лицо в подобие перезрелой сливы, полностью сошли с впалых щёк. Ровные полукружья синяков заливавшие веки от скул до бровей, сменили цвет на бледно зелёный, что выглядело бы почти благородно, если бы не сломанный нос и борозды свеженьких шрамов на месте вырванной с корнем бороды. И если с отсутствием нормальной причёски мириться было относительно легко, то бороды, которую он время от времени неосознанно подёргивал очень не хватало. Особенно сейчас, когда на кону стояло слишком много, и шанс был меньше, чем вероятность выигрыша в княжескую лотерею.

   Чародей попытался вернуть себе упущенное так бездарно вдохновение и по новой принялся расставлять на перевёрнутом алтарном камне, что некогда был надгробьем Кровавого Князя, необходимые для ритуала атрибуты. Сделать это было не так уж и просто: левая рука, всё ещё чуть прихваченная чужим проклятьем едва двигалась в кисти, намертво скрутив недвижимые пальцы. Быть амбидекстером неожиданно оказалось совершенно неудобно! Заготовленные связки лунницы выскальзывали из безжизненных пальцев и увлекаемые редкими порывами ветра метили сбить чёткость рисунка. Заговорённые руны всё норовили искривиться в бок и трескались, как из-под стила нерадивого ученика. Что и говорить, подготовка к ритуалу продвигалась медленнее ожидаемого. Лишь энергетическая сеть была безукоризненна, хоть и требовала особой концентрации в условиях скрываемого до поры резерва. Только одной её было не достаточно.

   По чести, нельзя было доподлинно сказать, что именно понадобится для снятия проклятья и какие из условий будут в ритуале основоположными. Ни одна из запретных книг, обнаруженных чародеем и досконально изученных, не давала однозначного рецепта по волнующему вопросу. Никто из живущих не ведал исцеления от столь древних проклятий, и ни один из пращуров не смел и мечтать проклясть кого-нибудь настолько основательно, чтоб из века в век, невзирая на усилия и обстоятельства, разыгрывалась единая в своём многообразии кара. Но мужчина не зря полагал себя величайшим из ныне живущих чародеев, коли не смог бы для своих целей использовать собственное проклятье.

   Ещё в раннем детстве, когда беспутный папаша, жаждавший денег и получавший их неимоверном количестве, рассказывал ему историю своей родни, насмехаясь над суеверьем родителя и цинично восхваляя злато, он уяснил, что, по сути, не столь уж и важно с помощью чего ты добиваешься власти и свободы. Любимые Адикаром деньги были ничуть не лучше, физической силы, таланта к чародейству или обаяния. Вот только в отличие от них при своём отсутствии оставляли бывшего владельца абсолютно беспомощным. Как показала жизнь и пепелище родового гнезда, будущий ужас разведки нескольких держав даже в таком нежном возрасте был демонически прозорлив. Избрав своей стезёй чародейство он ввиду проклятья вынужден был стать величайшим на поприще чар и заклятий, а будучи величайшим просто не мог ошибиться в вопросе освобождения своего (весьма убогого) рода от гнева древних некромантов. Ошибка, в данном случае, была равноценна разрушению чар иль смерти, что, впрочем, было не так уж и плохо.

   Мужчина тяжело разогнулся, потирая многострадальную поясницу, и хищно оскалился. Ему крайне нравилось упиваться собственным триумфом. Не сказать, чтобы злорадство являлось частью его натуры: живущий в вечной конспирации не может позволить себе такой роскоши. Просто приближение решающего часа требовало в кое-то веке выразить хоть какие-то эмоции. Поскольку бояться или волноваться чародей давно разучился, приходилось злорадствовать, чтобы не скатиться в нелепую и неприсущую ему чуть обречённую меланхолию.

   – И всё же мне несказанно повезло родиться, именно в период приближения Кометы, – заметил чародей, добавляя к рисунку последние штрихи заготовленных заранее писаний. – Какой бы прок мне был от безграничной силы, коль реализовать её не представилось бы и шанса. Допустим, государственный переворот я организовал бы без проблем, с нынешней властью на это способен и третьесортный подмастерье. Но смысл отвлекать внимание Инквизиции и Замка, если даже самый мощный ритуал в обычное время не позволит выволочь этого старого хмыря из Подмирного пекла? А без него и занимать трон бессмысленно. Род с таким проклятьем всё же не лучший вариант для правителей, ты не находишь?

   Мужчина обернулся к своей жертве и единственной вынужденной слушательнице и сдержанно ругнулся: на месте привязанной к уродливой ёлке кретинки валялся лишь огрызок верёвки. Грязная деревенская дурочка, что побиралась по домам, клянча блины и брагу, ночевала в чужих коровниках, распугивая овинников одним своим видом, нашла-таки своим гнилым зубам лучшее применение, чем нападения на чародея. И ведь смогла же провернуть всё без шума – мозгов хватило! Почему-то на то, чтобы носить штаны и говорить без матов, их не доставало. Чародей привычно подавил в себе желание поморщиться. Он, ввиду редкостного цинизма, к людям подобного толка, в миру почти ласково именуемым блаженными, относился с брезгливостью и отторжением, не понимая жалости к тем, кто уже рождался на половину угробьцем. Сюсюкаться с подобными он был не способен просто органически, и связываться бы не стал даже за золотые горы. Только где, в среднего пошиба деревеньке, успевшей пропитаться поветриями чародейской паутины и идеалами, вещаемыми из шара, найти чистую душу для жертвоприношения? А тут какая-никакая, а невинница. Кто ж посчитает грехи за убогой?

   – Вот тебе и небесное дитя, – досадливо вздохнул чародей, подобрал с земли наруч и направился по следам, оставленным ногами сумасшедшей в рыхлой земле проклятого поля.

   Улепётывала блаженная с энтузиазмом молодого вурдалака, загребая грунт руками и ногами, от чего полоса за ней казалась очень зловещей и пугающей почище блуждающих огоньков. В отчаянном желании существовать она неслась не разбирая дороги, прочь от алтаря, деревни и последних излучений, чуть сдерживающих растущие час от часу тёмные эманации. Казалось бы, инстинкт должен был вести умалишённую к покою и безопасности, но вместо этого потянул прочь из защищённой чародеем зоны. Идти за ней становилось всё опаснее и увлекательнее. Вон за той кочкой она сшибла начавшего вылезать, а потому беззащитного и весьма ранимого умруна. Там прорыла глубокую борозду, увернувшись от беснующейся раскоряки, носящейся над самой кромкой леса. А тут её настиг подземный жраль, поджидавший беспечную жертву в уютной земляной норе. Настиг и уже успел заглотить часть туловища, окончательно испортив жертвенное тело для необходимого ритуала.

   – А я уже начал удивляться, почему всё складывается так удачно, – невозмутимо проговорил мужчина, наблюдая за пиршеством оголодавшей нечисти: не часто в этой глуши попадалось сладкое человеческое мясцо.

   Жраль был явно стар и немощен, хоть злая сила Кометы вела и его навстречу законной оргии. Почуяв новую кровь, он только и смог, что шире раззявить полупустую пасть. Призвать криком сородичей на совместную охоту нечисть не успела: чародей столкнул в огромную глотку оставшееся тело и побрёл обратно, оставляя тварь судорожно давиться мертвечиной в одиночестве. Словно оскорблённая таким пренебрежением раскоряка, выставив перед собой когтистые лапы, уродливой совой, попыталась спикировать на плечи наглого человечишки, но, не долетев и локтя, с визгом ринулась прочь, раньше, чем чародей даже занёс наруч для удара. Связка амулетов, пульсировавшая на шее чужака, едва заметно накалилась.

   – Какая занятная коллекция, – довольно промурлыкал он, поглаживая через рубашку редчайшие артефакты.

   Нежданная защита ему оказалась как нельзя кстати, пусть и стоила получаса не самых приятных ощущений и нескольких покорёженных пальцев. В конце концов, носимая им косица из розовых лент хранила память, но не могла охранить от кого бы то ни было. Да и не в этом была её суть.

   – Ну, что, пошли искать ещё одну жертвенную деву? – жизнерадостно спросил у грязных лоскутков мужчина, будто через них мог действительно общаться с сестрами. – В конце концов, проклятье всё ещё со мной, а значит, просто обязательно повезёт.

   С этими словами высокая мужская фигура, облачённая в чёрные одежды и длинный заграничный плащ с глубоким капюшоном, неспешно двинулась в сторону Кореней .

  ****** ***** ***** ***** *****

   Приближение к деревне было ознаменовано не мрачной тишиной, разрушенного тёмными силами места и не воем призрачных тварей, как после недавнего столкновения на полях могли подумать молодые люди. За время полёта они ни раз представляли себе и мрачное пепелище, и охваченное паникой и безумием людское скопище, и рыскающих меж оставленных домов монстров. Особенно извращённый ум (чей, и без того понятно) предположил даже открытое урочище с постами охраны из сероплащников и цепных ящеров. Однако реальность оказалась значительно оригинальнее. Как прокомментировал это Равелий Ломахов, "занятный образец народного творчества". Образец, в виде большой, чуть размытой от времени цветастой тряпки гордо веял на ближайшем указателе, привязанный к рогатине. Следующий обнаружился на соседнем дереве, ещё один – на межевом столбе, с десяток – на каменном знаке Триликого, и так до самых ворот деревеньки. Иногда вместо полотнищ, напоминавших не то отобранные у вандалов флаги, не то цвыговские юбки, встречались пучки тонких лент кричащих расцветок, бумажные журавлики или увядшие, оставшиеся ещё со Средницы венки. Впрочем, вой тоже был. Его сопровождали неровные рымтение плохонького баяна и женские визги. Визги были вполне себе довольные, так что предположить, что среди поднявшихся мертвецов случайно затесался музыкант, не получалось.

   – ...лысого...у-у-у-ух!!! – орала какую-то частушку человеческая толпа на улице, не слишком подходя под описание угнетённых или напуганных.

   Чародеи понимающе переглянулись.

   Пусть всё время они пролетели практически в молчании, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами, шаткое взаимопонимание было достигнуто. Равелий с облегчением выдохнул в белёсую, пахнущую гарью макушку, радуясь, что по дороге его безвольная ноша, так и не пришедшая в себя после огромных энергозатрат, не отдала концы. Хотя молодой человек и полагал себя весьма смелым и искушённым, трупов не переносил. Нежити он не переносил тоже, что при его специальности не являлось особым помехой, но самооценку всё-таки портило. До сего дня наследник Представителя Совета, звезда столичных собраний и весьма завидный жених, никогда не сомневался в собственной мужественности. Сомнения эти не нравились чародею настолько, что мысль сбросить тело своей спасительницы в придорожные кусты и улететь в закат зализывать раны, казалась всё более соблазнительной. Держался Равелий исключительно на остатках мужской гордости и осознании масштаба проблем, ожидавших его в Новокривье.

   Примерно в этом же направлении текли размышления и у Стасия Валента. С поправкой на то, что проблемы ждут его дома и в любом случае. Не-чародеям донести такую простую мысль, как разница в специализации, очень сложно, а, подчас, и вовсе не возможно. Вот в Академии, что им рассказывали на уроках нежитеводства в первую очередь? "Не знаешь, что делать с нежитью – зови боевика! Знаешь, что делать с нежитью – зови боевика, пока хуже не стало!!!" А попробуй, донеси эту истину до отца, когда его ещё и мать раззудит. А она раззудит. Доказательство этого сейчас сидело за спиной и сердито сопело куда-то в район лопаток. Стасий мог представить почти дословно, что и в каких красках будет рассказано родителям по возвращению. И это отнюдь не добавляло благодушия.

   Алеандр тоже молчала, но не из-за потрясения или душевных метаний. Просто на скоростной метле, да после недавнего забега утреннее похмелье отчего-то усилилось, обзаведшись тошнотой и головокружением. Бравую разительницу монстров сейчас остро волновало состояние собственного желудка и на морально-этические метания сил не оставалось.

   – Как у наших у ворот, чудо-дерево растёт, – визгливо и очень громко завопила какая-то бабёнка.

   Окончание частушки потонуло в дружном хохоте: все знали, что певунья имела в виду. Чародеи предусмотрительно спустились с мётел. Не то чтобы они особенно соблюдали правила воздушного движения, запрещавшие без согласования низко летать в малых населённых пунктах (их никто не соблюдал), но кто-то из местных по-пьяни непременно возжелает проверить свою меткость на движущихся мишенях. Увы, подобное поведение в глубокой провинции считалось практически нормой.

   Качественная попойка в небольших деревнях вообще является событием колоритным и по-своему занимательным. Начать с того, что организуется она всегда стихийно и подобно стихии носит хаотичный и разрушительный характер. Самое широкое место улицы, а то и чей-то огород на пару дней становится сосредоточием всего мирного населения местечка. Выволоченные с окрестных домов столы, разные по широте и высоте, выстраиваются в единый ряд. Их сверху укрывают стащенными у хозяев скатертями, рушниками и кухонными тряпками, стараясь прикрыть каждый угол дабы не обидеть гостя голой столешницей. Будто нестираный лоскут старой рубашки со следами масла и жира под носом почётнее. И ведь, действительно почётнее! Никто не отказывается, носом не крутит, лишь бы лавок да стульев хватало, а то наименее расторопным ещё придётся бегать домой за табуреткой иль пристраиваться по-бедняцки на вёдра и бочки. Тут, главное, не попасть под горячую руку какой-нибудь раздосадованной хозяйке, что во время общих гуляний имеет прерогативу вышибать вёдра из-под гостей. Бушуют бабы не просто так: только на общих гуляньях и становится понятно, кто лучшая стряпуха, чьи пироги самые ароматные, колбаса жирная, а капустка хрустящая. Вот каждая и горазда стараться перед соседями, всё лучшее волоча на стол и с гордостью выслушивая мужскую похвалу. А как уж радуются те, кто в прочие дни обделён хорошей стряпнёй! Ни раз у столов самых искусных кулинарок устраивались целые свары за возможность сесть поближе к жареным карасям или печёной шинке. Счастливчики намертво цеплялись пальцами в тарелки и горшки, чтоб хитрые конкуренты с других столов в толчее не увели деликатесы. Впрочем, находились и те, кто довольствовался вареным яйцом и парой луковиц. Ведь не еда в гуляньях главное. Главное текло рекой. Иногда даже прямо из-под самогонного аппарата какого-то местного умельца. Веселись народ – ничего не жалко.