Текст книги "Континент(СИ)"

Автор книги: Т Одинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц)

Шум дождя заглушил пронзительный визг. В поселке его никто не услышит. Ужас жертвы распаляет монстра еще больше. Пару раз женщине чудом удавалось увернуться от острых когтей, но потом ее все же задело. Кроваво-красные полосы выступили на предплечье, но она не почувствовала боли, страх заглушил все чувства.

Отчаянная мысль пришла в голову, даря крошечную надежду на спасение. Что если чудовище боится воды, вдруг оно не умеет плавать? Лучше ледяной Океан, чем клыки и когти!

Женщина отбежала подальше к самым холмам, уводя чудовище за собой, а потом опрометью бросилась к морю. На одном дыхании она долетела до бурлящей воды и, не останавливаясь, кинулась в нее. Накативший ледяной шквал сбил с ног, потащил. Падая и захлебываясь, она почувствовала, как тяжелое мускулистое тело накрыло ее, и крепкие лапы поволокло на отмель.

Монстр, рыча, навалился сверху. Когти вцепились ей в бедра, раздвигая и раздирая плоть. Чудовище оседлало жертву. Женщина уже не кричала, только голова бессильно моталась из стороны в сторону, в такт бешеному ритму. Достигнув пика, монстр поднял голову к струям дождя, из его пасти вырвался долгий, пронзительный вой, затем он упал на жертву и молниеносно сомкнул клыки на ее горле. Руки несчастной вздрогнули последний раз, царапая мокрый песок.

Волны смыли кровь, близился шторм. Самая высокая волна подобралась к неподвижному телу, подхватила его и поволокла в глубину. Другие волны кинулись на подмогу, и вот уже пляж опустел, только вдали на воде покачивалось нечто, может, рваная сеть, а может обломок рыбацкой лодки – с берега не разглядишь.

В середине зимы в поселке отмечали Артан – праздник самой длинной ночи в году. После него день начинает прибывать, но в эту ночь на землю спускаются призраки и мечутся во мраке в поисках неприкаянных душ, во всяком случае, так говорили мудрецы. И Тодор им верил. На этот раз день Артана выдался ясным, но ближе к вечеру небо заволокли низкие тучи, на заливе Олфуса поднялся шторм, и солнце село в серую мглу. Когда стемнело, звезд на небе не было видно.

– Дурной знак! – шепнул Тодор в бороду, и сам зажал себе рот. – Нет. Хватит с нас неприятностей!

По преданию, на закате следовало посмотреть на небо и загадать желание. Если небеса чистые, то просьба беспрепятственно поднимется вверх и непременно исполнится, а уж если такие как нынче, то вряд ли можно ждать высшей милости. Рыбаки всегда просили о хороших уловах и спокойной воде, ремесленники – побольше покупателей, а все вместе жители поселка – здоровья и счастья всем своим близким. Только желания эти не всегда исполнялись, в последний год шторма усилились, а ливни залили всю округу.

Тодор был старостой Лунда уже без малого сорок лет, он разменял восьмой десяток, войдя в пожилой, но еще крепкий для гнома возраст. Он помнил множество праздников, и каждый раз в Лунде в Артан гномы, люди и мумми жгли костры до утра, ели, пили и пели песни, чтобы повеселиться и отпугнуть нечистую силу.

В честь праздника он принарядился, повязал поверх сюртука расшитый бисером пояс, за который заткнул небольшой боевой топор с искусно выделанной рукоятью. Ныне – скорее символ, чем боевое оружие.

Дом старосты стоял в центре поселка, от него до площади – рукой подать. Тодор не спешил. Он медленно шествовал по улице, раскланиваясь с селянами, ощущая себя хозяином и заботливым отцом всего Лунда. Глядя по сторонам, он примечал, где не убран участок или дом не покрашен. Все должно быть опрятно и благочинно во вверенном ему месте. Бывали случаи, когда кто-то из селян спорил с гномом, говоря, что нечего ему соваться в чужие дела. Красить дом или нет, не старосты забота. А еще говорили, что чистый фасад, не спасет от гнилого подполья, и Тодор лишь маскирует плесень, вместо того, чтобы уничтожить ее с корнем. Кое-кто из молодежи тоже не ужился со старостой, уж больно строг был гном ко всему новому. Непокорные уехали, строптивые с годами затихли, а Тодор все так же был старостой и следил за порядком в своем поселке.

Выйдя на площадь, Тодор поприветствовал всех и проверил готовность к празднику. Как и положено, гномы соорудили пещеру, собрав для нее весь сырой, талый снег. Когда-то в таких пещерах, в глубинах гор, гномы встречали самую длинную ночь. Ныне снежные стены, за неимением самоцветов, обильно украсили галькой и яшмой с дальнего пляжа. Кругом зажгли разноцветные лампочки, а перед входом развели костер. Над ним уже висел огромный чан для варки традиционного гномского эля. Гномы верили, что костер увидят с небес, и Великий Мастер их не оставит.

Тодор зашел в пещеру, указательным пальцем потер гладкий камушек, вделанный в снег, и тихо сказал:

– Нет у нас алмазов и изумрудов, Лунд живет бедно. Прошу тебя, Великий Мастер, не оставь нас, когда будешь раздавать свои милости!

Потом он провел пальцем по лбу, очертив круг:

– Пусть древний обряд поможет! Если Великий не пошлет нам даров, то, может, хотя бы избавит от несчастий.

Люди на праздник Артан срубили в роще молодую сосенку и установили ее посреди площади. Дети и женщины, что порезвей и помоложе, принялись привязывать к веткам яркие бантики. Люди считали, что украшения обеспечат исполнение всех желаний. Сосенка не высока, но и ее непременно заметят с ночного неба. Постепенно к украшению дерева присоединились все, у кого под рукой нашелся любой лоскуток ткани. Белокурая красавица Дилана, жена самого удачливого рыбака, подошла к старосте, и с легким поклоном вручила ему красную шелковую ленту, словно из девичьей косы:

– Завяжите на счастье! Пусть следующий год будет удачнее прожитого.

Тодор в ответ поклонился женщине и завязал аккуратный бантик на середине ветки.

– Храни нас всех Небо и Великий Мастер! Пусть так и будет!

Глядя на светлые косы Диланы, он вспомнил другую косу, черную, словно смоль, и глаза страстные и яркие, как звезды. Очень давно это было, а будто вчера! Тодор нашел в толпе Майру. Старуха улыбнулась ему, она ждала его взгляда. Волосы ее давно стали седые, глаза выцвели. Человеческая жизнь короче гномьей, только Тодор не замечал в Майре никаких перемен. Он помнил то лето, когда они были вместе, помнил, как залезли они на сеновал, и как все у них было тогда впервые. Горячее дыхание Майры и рыбья чешуйка, прилипшая у нее к груди...

Человек и гном! Не бывать такому! Против общего мнения и воли родителей они не пошли. Нынче другие времена, может, кто и женился бы на девушке из другого народа, а тогда такое посчитали недопустимым. Чего боялись? Тодор и сам не знал. Им сказали нельзя, и они приняли это как должное, отступили. Поздней осенью Майру выдали замуж, в девках она уже сидеть не хотела, а потом и Тодор женился на достойной гномице из почтенного рода.

Праздник шел своим чередом. Тодору подали кружку эля, настала пора произнести речь. Эль был хорош, в меру густ, в меру крепок. Кружка та же самая, что и в прошлом году – керамическая, блестящая, с крохотной выщербленной у ручки. До нее эль подносили в глиняном кубке, но он разбился три года назад. Гном попытался припомнить, из чего пил до того, но не смог. Слишком много лет он произносил речи на праздниках. Он поздравил односельчан с переломом зимы, пожелал им тепла и света, доброй погоды и больших семей. Еще он хотел добавить, что желает родному Лунду получить, наконец, общий триард, чтобы жителям было проще добираться до города, но не стал – побоялся сглазить.

Люди на площади развели костры и принялись жарить рыбу. Столики покрыли старыми льняными скатерками, поставили кувшины с брагой и квасом, несколько больших глиняных блюд с лепешками и сладости для детей. Год выдался неурожайным, привычных сухофруктов почти не было, их заменили медовыми карамельками в блестящих обертках, специально привезенными из города. Дети с криками носились между столами, хватая из муммских корзин традиционные сладкие круглые пряники, символизирующие солнце, весну и тепло.

Ветер принес с залива снежную тучу, редкие белые кристаллики закружились в воздухе, играя и тая на столах. Около чана с элем загремели кружками. Едва наполнив их, гномы встали в круг и, перекрикивая друг друга, запели:

Чем громче мы песню победы поем,

Тем дальше от нас полночная тьма.

Сомкнем же плотнее наш строй боевой,

От наших ударов отступит зима!

Ударами кружки о кружку соседа, они задавали ритм песни. К ним немедля присоединились люди и мумми. Пение и стук становились все громче. Когда-то создатель песни взывал к ударам боевых топоров, обрушивающихся на врага, а вовсе не к пивному застолью, но после заключения мира старую военную песню исполняли только на праздниках. Эля выпивалось много, а орал и стучал народ так, что в пору было бежать не только врагам, но и любому, кто не пил вместе с ними.

По завершению пения толпа принялась развлекаться следующим способом, каждый старался поймать в кружку как можно больше снежинок. Поверье гласило, что каждая добавленная в эль снежинка принесет одно сбывшееся желание, но поймать кружкой редкие крохотные кристаллики было трудно, особенно если перед этим выпито больше литра!

Здоровые мужики с кружками наперевес носились по площади, стараясь изловить свое счастье. Они сталкивались, расплескивали эль, и разлетались в разные стороны под смех и крики толпы. Юрг поскользнулся на замерзшей луже и с маху шлепнулся наземь, подбив здоровяка Хадрома. Хадром взмахнул руками и вылил на голову Юргу свой эль, после чего грохнулся на него сверху. Со стороны картина выглядела уморительно, мокрый от эля Юрг, а на нем Хадром с пустой кружкой в руке. Припечатанный к земле, Юрг принялся зверски ругаться, желая сбросить с себя односельчанина. Хадром поначалу попытался встать, чем еще больше осложнял положение своей жертвы. Когда же Юрг начал брыкаться и лягаться, Хадром пьяно заржал и развалился на несчастном, почти расплющив его. Бедный Юрг едва не испустил дух. Помогли односельчане, подняли здоровяка и освободили Юрга. Он едва держался на ногах, но кинулся на обидчика с кулаками. Чтобы не дать разгореться ссоре, староста встал между ними и крикнул:

– Хватит вам! Успокойтесь.

И в этот самый миг погас свет во всем Лунде. Остались гореть только костры на площади.

Народ разом стих. Из компании молодежи, стоящей неподалеку от гнома, робко выкрикнули:

– Отличная шутка!

Парни засмеялись, но смех вышел невеселый, и тут же угас. Люди озадачено переглядывались, прижимая к себе умолкших детей. Странное оцепенение наваливалось на плечи, страх на когтистых лапах подкрался к сердцам рыбаков и принялся царапать их. Взяв себя в руки, Тодор приказал:

– Проверьте, что там случилось! Не иначе, как из-за лампочек замыкание вышло.

Кто-то побежал к трансформатору, когда малышка Синиз крикнула:

– Смотрите, там мушки летают!

Тодор обернулся, но ничего не увидел, только темные точки плыли перед глазами, отчего гном решил, что выпил лишнего или давление у него поднялось. Остальные тоже смотрели в недоумении.

– Ну, вот же! Мушки! – настаивала Синиз, тыча крохотным пальчиком в сторону улочки, ведущей к заливу.

Теперь Тодор понял, что черные точки вовсе не дефект зрения. Смутные штрихи и размытые кляксы висели в воздухе, колеблясь в свете костров. Они образовывали несколько неясных столбов, уходящих вверх метра на два.

Отец взял Синиз на руки и покрепче прижал к себе. Холодный ручеек страха сбегал по позвоночнику и предательски скользил в ноги, приковывая к земле. Остолбенев, стояли жители Лунда и смотрели на колышущиеся столбы.

– Это морок! – загудела толпа.

– Может, это мираж?.. – робко предположил поселковый учитель.

Один из столбов заскользил в сторону площади. Точки в нем мерцали, переливались, от чего движение становилось неуловимым. Народ дрогнул и отшатнулся в сторону. Столб, дошел до костра и растворился, исчезнув в свете пламени.

– Призраки боятся огня! – заорал Хадром, и, схватив из костра головню, ринулся вперед.

Он сделал не больше пяти шагов и налетел на что-то твердое и скользкое. От неожиданности рыбак заорал и выронил факел. Все увидели, что штрихи и точки быстро окружили здоровяка. Что-то вырвалось из колышущейся массы, черная плеть взлетела в воздух и стегнула Хадрома. У него на шее показалась кровь – три глубоких красных отметины, как от когтей хищника. Несчастный взвыл от боли, упал и потерял сознание.

Жена Хадрома истошно завизжала, и кинулась к мужу. Люди в ужасе заметались по площади, толкая друг друга, стараясь найти укрытие. Столбы-призраки сместились к центру, и Тодор увидел, как тело Хадрома постепенно растворяется в них. Морок поглотил его, и оно тонуло в мерцающей ряби. Женщина попыталась схватить мужа за руку, но когда рябь коснулась ее, отпрянула. Хадром исчезал на глазах у сельчан.

– Что ж вы стоите, как истуканы? Помогите! Они уносят его! – кричала она.

Первыми, как ни странно, пришли в себя не крепкие мужики, а два худосочных подростка. Они кинулись к костру, выхватили оттуда по головне и с разбегу запустили их в скопление точек. Затем отбежали на безопасное расстояние. Головни погасли, налетев на что-то невидимое, но движение призраков замедлилось. Из марева проступил силуэт Хадрома. Тут опомнились рыбаки, и кинулись отбивать товарища. В призраков полетели камни и горящие ветки. Мерцающие столбы отступили, на земле остался лежать бесчувственный Хадром.

Тут один из призраков отделился от общей массы и двинулся на людей. Налетевший порыв встречного ветра сбил с него пелену защитного морока, и все увидели страшное существо с плотным чешуйчатым покровом и шипастой броней по хребту. Когтистая лапа потянулась к подростку, замершему у костра.

Мастерство не пропьешь! В молодости Тодор изучал военное дело. А потому выпитые кружки не помешали ему в мгновение ока выхватить из-за пояса боевой топор и со всего маха метнуть его в темную тварь. Раздался удар, словно по ратным доспехам. Топор вошел в чешую. То ли стон, то ли рев разнесся по площади. Чудовище отступило. Сельчане, подбадривая друг друга бранью и криками, устремились вперед. Тодор остался на месте, он чувствовал, как от пережитого страха подгибаются ноги, но все же сумел взять себя в руки и, перекрывая гомон толпы, заорать:

– Включите свет!

Голоса у гномов хриплые, сильные. Про такие говорят – луженые глотки. Кто-то там, у трансформаторной будки, услышал его, щелкнул рубильником и на площади вспыхнул свет. Призраки отступили так же быстро, как возникли на площади. На поляне остался лежать бесчувственный Хадром.

Так и закончился праздник. После него страх поселился в душах селян. Люди хотели бы позабыть о пережитом, но не вышло. К тому же – Хадром тяжело заболел. После ранения фельдшер осмотрел его шею, смазал ранки и не нашел в них ничего сверхъестественного, кроме, понятно, обстоятельств появления, а так – обычные ссадины. Но рыбаку становилось все хуже. Он почти не ел, все время жаловался на усталость, с трудом поднимаясь с постели. Здоровяк Хадром чах на глазах, будто кто-то постепенно выпивал его жизнь. От былых толщины и мощи не осталось следа. Вначале думали, что это последствие стресса, потом, что в ранки попала инфекция. Через две недели его отвезли в больницу, где он и умер, как сказали, от потери сил. Иной диагноз медики поставить не смогли. Правда, лечащий врач, вызвав вдову в коридор, шепнул ей на ухо, что у Хадрома были все признаки воздействия темной магии. Вдова рассказала подруге, а та уже разнесла по всему Лунду, что жизненные силы рыбака высасывал тот, кто нанес удар плетью. Может, так оно и было, а, может, врач списал на магию собственное бессилие, трудно сказать. Но после всего случившегося с наступлением темноты и до рассвета в Лунде всегда горел свет.

Первый месяц весны выдался сырым и холодным. Хельди поправила вязанье и плотнее укутала ноги пледом.

– Ох, ох, о! Неудачный был праздник.

Артан давно миновал, а Хельди все вспоминала его, бесконечно перемывая каждую деталь праздника. Казалось бы, лучше вспомнить добрые дни, коих в Лунде было не мало, но у Хельди иной нрав. Хозяйственная и бережливая мумми, по какой-то странной иронии судьбы все время вспоминала беды и неприятности. У нее была слабость по сто раз смаковать описание болезней соседей, ссор жен с подвыпившими мужьями, или, в крайнем случае, то, как непочтительно обошлась с ней тощая Прони из соседней лавки, когда продавала овощи. В последнее время размышлений у Хельди прибавилось. В Лунде происходило что-то неладное, люди рассказывали всякие небылицы, пугая друг друга. Злые вести вертелись в голове Хельди целыми днями. Обсудить их с сельчанами удавалось нечасто, стоило ей посудачить с соседкой с полчаса, как та неожиданно вспоминала, что забыла на плите суп, и поспешно убегала прочь. Дома Хельди тоже поговорить было не с кем. Жила она одна. Муж сбежал от нее через полгода после свадьбы, не выдержал вечных попреков, постной еды и сплетен обо всей округе. Он боялся, что Хельди начнет его преследовать, но она даже не расстроилась, оставшись без благоверного. Ушел, так ушел! Хельди и замуж-то вышла только по настоянию покойной матушки. Без мужа ей стало легче, в доме чище, стирки меньше, готовить на мужика не надо, а с работой она и сама прекрасно справлялась. Но, не смотря на это, и на то, что с момента побега прошло уже без малого сорок лет, Хельди и по сей день не могла успокоиться, обсуждая со всеми соседками, как мог мужчина в здравом уме и трезвой памяти уйти от такой прекрасной женщины, как она, и к кому? К рыбачке, похожей на сушенную камбалу!

Короткий вечер подходил к концу. Хельди отложила вязание, нехотя оторвала объемный зад от уютного, мягкого кресла и вразвалочку прошлась по комнате, словно большая серая утка. Серый свитер домашней вязки, серая длинная юбка, серые плотные шерстяные чулки, и даже маленький узелок редких волос на макушке, и тот был серый. Она привычно проверила, догорела ли печка и надежно ли заперта дверь, и тут ей послышался неясный шум с улицы.

Вначале залаяла соседская шавка, затем скрипнула петля на калитке. Хельди быстро погасила свет, чтоб ее не увидели, а самой видеть все, что творится на улице. С неожиданной ловкостью скользнула к окну и влезла коленями на табурет. В начале она ничего не могла разглядеть из-за кустиков мальвы, которыми был обсажен весь двор. Но потом уловила два силуэта, идущих к дому: один высокий, в чем-то свободном, развевающемся на ветру, другой – не то собака, не то мелкий пони. Опасности в незнакомцах не чувствовалось, может потому, что человек казался усталым, шел медленно, чуть согнувшись. Так идут после дальней и трудной дороги. Зверь покорно плелся за ним, чуть поотстав. Хельди зажгла свет.

– Кого это несет, на ночь глядя?! Да еще и скотину свою ко мне тащит.

Хельди возмутилась не на шутку, она терпеть не могла, когда нарушают ее покой. На всякий случай мумми мгновенно подбежала к столику у плиты и спрятала в шкаф кастрюльку с недоеденным мясом и вазочку с овсяным печеньем.

– Еще чего, угощать незваных!

В дверь постучали. Хозяйка к встрече была готова, но сразу открывать не пошла. Вот еще! Можно подумать, будто она только и ждала, что к ней явятся гости в столь поздний час! Выждав минутку, Хельди крикнула наигранно сонным голосом:

– Иду, иду. Кто же это там?

Последнее ей, и правда, натерпелось узнать.

– Это я, госпожа Хельди! – донесся из-за двери приглушенный женский голос.

Хельди редко называли госпожой, такое обращение одновременно польстило и озадачило ее.

– Кто это – "я", интересно знать?

Для приличия строго осведомилась она, одновременно отпирая засовы.

Путница не успела ответить, дверь приоткрылась и Хельди увидела в освещенном узком проеме бледное, с грязным мазком на лбу, лицо молодой женщины. Пряди длинных пепельных волос выбились из косы, глаза потемнели от усталости, а вся одежда была запачкана грязью.

– Вы помните меня, госпожа Хельди?

В певучем голосе послышалось нечто знакомое.

– Я приезжала к вам три года назад, с Гашем, вашим племянником. Помните?

– Так ты сбежавшая невеста Гаша... – неуверенно протянула мумми.

– Нет. – Неожиданно твердо произнесла девушка. – Я не сбежала, мы с Гашем расстались. Мы не подходили друг другу.

Вот теперь Хельди ее узнала. По волевому подбородку и по этой манере уверенно говорить "нет". Она и тогда так отвечала, всем, кто пытался отговорить ее от выхода в море на рыбацкой лодке или от похода за ягодами в запретную зону. Племянничек Гаш, тот сразу трусил и оставался дома, а она шла, и рыбу поймала, и ягод целый кузовок принесла. Еще Хельди вспомнила, что в тот раз девушка здорово помогла ей по хозяйству.

– Ты что ли, Кайда? – мумми близоруко прищурилась, вглядываясь в усталое лицо. – Точно, Кайда. Повзрослела, кажись, да еще похудела, а ведь тогда такая пухленькая была...

– Мы очень устали, – тихо произнесла девушка. – Мы от самого перешейка вдоль всего залива пешком шли. Как на остановке из автобуса вышли, так и пошли. Три машины нас обогнали, два монора и один диард, но никто не хотела подвезти. Хотя диард-то мог бы, он же большой.

– Великие Небеса! Хорошо, что дошли! Такой длинный путь. – Хельди ужаснулась, подумав о расстоянии. – А ведь диард не иначе, как нашего старосты Тодора, другой такой машины в округе нет. Что ж тебя не подвез? Он у нас, вроде, не злобный.

Она распахнула перед гостей дверь, но та не спешила войти.

– Наверно, он Мурзика побоялся... – скромно заметила Кайда.

Только сейчас мумми вспомнила о собаке, что шла вместе с девушкой.

– Ты что, не одна? Кто там у тебя, что за зверь?

– Ну, это... понимаете, Мурзик. – Девушка подтолкнула кого-то из темноты в полоску света. – Он хороший, умный, он не кусается.

– Чур, меня, чур!

Хельди невольно шарахнулась в комнату. В проеме дверей показалась мохнатая морда молодого сфинкса. Ростом он пока был не больше самой крупной пастушьей собаки, которую мумми когда-либо довелось видеть. Грива у сфинкса еще не выросла, а только щетинилась за ушами. Песочную шерсть густым слоем покрывала дорожная пыль, длинный хвост с пушистой кисточкой на конце нервно бил по ребрам. Но большие продолговатые зелено-желтые глаза смотрели спокойно, совершенно по-человечески, внимательно изучая мумми. "Не бойся меня!" – ясно прозвучало у Хельди в мозгу, от чего она оробела еще больше.

– Он не тронет, Мурзик очень мирный. Он все понимает! – чуть не плача, затараторила девушка. – Мы очень устали...

Видя, как складывается ситуация, Мурзик лег у порога, положил массивную голову на большие лапы и закрыл глаза. Демонстрация такого полного повиновения задобрила Хельди. Сразу видно, зверь знает свое место!

– Ну, что ж мы стоим, проходите в дом, – она открыла дверь пошире.

Какое-то время гости приводили себя в порядок. Кайда помылась, расчесала волосы и заплела тугую косу, потом обтерла сфинкса мокрой тряпкой и причесала его грубым прочным гребнем. На предложение Хельди отвести Мурзика во двор и разместить в старой собачьей конуре или хотя бы в пристройке к сараю, гостья отреагировала отказом.

– Он ляжет рядом с моей кроватью, – пояснила она. – Он меня не оставит. Он еще маленький, ему будет страшно и одиноко в будке.

Хельди, скрепя сердце, положила гостье порцию мяса из заветной кастрюльки, и даже подала к чаю печение. Потом достала самую старую миску и слила в нее остатки вчерашнего супа.

– Вот, ешьте! Ты и твой зверь.

– Спасибо! У меня тут консервы есть.

Кайда поспешно порылась в своем рюкзаке и извлекла оттуда несколько консервных банок, а также мешочек с конфетами. Хельди заулыбалось – приятно, когда гость приезжает не с пустыми руками. Она немедленно налила себя чаю и приступила к дегустации столичных сладостей. Краем глаза она приметила, что Кайда выгребла несколько кусочков мяса из своей тарелки и незаметно сунула сфинксу. Тот благодарно облизнул ей пальцы.

Не дело переводить хороший продукт на зверье! Но, на первый раз, Хельди решила смолчать, хоть в душе и вскипела.

– Откуда у тебя сфинкс? Говорят, их породу давно истребили атланты, а когда сфинксов совсем не осталось, их объявили чуть ли не божеством. Так всегда бывает, вначале перебьют, а потом в ранг возводят. Тоже мне, божество! – кивнула Хельди на Мурзика, свернувшегося калачиком у ног Кайды.

– Я его нашла котенком, в Покинутых землях. Теперь он со мной. Подрос. Хотелось бы найти его родичей.

– А здесь ты зачем? Место для отдыха не подходящее! У нас тут последнее время неспокойно.

Хельди, как могла, расписала гостье темные события, творящиеся в поселке. С одной стороны, у нее, наконец-то, появился слушатель, которому можно было поведать обо всех ужасах, с другой, она рассудила, пусть девица испугается и не думает гостить у нее слишком долго. Как ни странно, слова Хельди произвели на девушку обратное впечатление. Она оживилась, глаза заблестели, и даже сонливость прошла.

– Надо во всем разобраться! – выпалила Кайда. – Я собираюсь пойти за холмы, в запретную зону. Мне нужны оружие и проводник.

Мумми ахнула и всплеснула руками:

– Офонарела! Куда ты пойдешь? Зачем? Нет, я и раньше подозревала, что ты ненормальная. Правильно мой племянничек сделал, что расстался с тобой! Теперь-то я точно вижу, ты не в себе, с тобой рядом, милая, жить то опасно!

– Мы не подходили друг другу. – Машинально поправила Кайда, и добавила, запинаясь. – Мне надо в запретную зону. Очень надо...

На глаза у нее вдруг навернулись слезы. Она опустила голову и беззвучно заплакала. Сфинкс мгновенно поднялся и лизнул девушку в руку, подбадривая и утешая ее.

– Почему ты ревешь? – удивилась Хельди. – Может, Гаша моего вспоминала и вернуть захотела? Признавайся, ты приехала, чтобы я помирила вас? Но учти, Гаш живет в городе, я его редко вижу.

От такого предположения слезы у Кайды высохли сами.

– Нет, Гаш мне не нужен! Мне надо в запретную зону.

– Зачем?

Кайда помедлила, но решила, что сказать правду придется.

– Год назад пропали мои родители. Они исследовали береговой шельф, – видя непонимание мумми, она пояснила, – они ученные, исследователи, изучали береговую линию. Выясняли, что происходит с Континентом, понимаете? И вот они пропали, бесследно. Я их ищу.

– Где, здесь?

– У меня есть сведения, тут надо искать. Это одно из мест, где пропадают люди.

Хельди пожала плечами и согласилась:

– Родители – дело святое! Главное, глупостей не натвори. А насчет поиска и проводника, тут тебе староста нужен. Это только к нему. Утром я тебя отведу, а пока отдыхай.

Тодор сидел за столом на любимом стуле с мягким сидением и резной спинкой. Каждый вырезанный из дерева листик он помнил до последнего завитка. Всю красоту выводил собственными руками.

Гном смотрел в окно на низкое, серое небо и вспоминал. В сущности, жизнь прожита правильная, хорошая. Прошлое пролетало перед глазами как осенние листья. Тепло родительского дома, мать и отец, каких поискать – любящие, серьезные, строгие! Постижение ремесла, которое еще до рождения сына выбрал ему отец. Умница жена. Правда, ушла в мир иной раньше срока, но тут уж ничего не поделаешь. Зато оставила достойных сыновей, они – гордость отца. Все трое выросли и пошли каждый своей дорогой. За прожитые годы Тодор был спокоен, хоть сейчас мог держать ответ перед Великим Мастером! Но вот в последнее время все в поселке пошло не так. А ведь он за Лунд в ответе.

Гном почесал седую короткую бороду, с шумом отхлебнул горячий ягодный чай и снова взглянул в окно. На сей раз вид изменился, по улице, в сторону его дома, шли двое. Пара выглядела настолько комично, что Тодор хихикнул в усы. Широким шагом прямо по лужам шагала высокая незнакомка. Узкие брюки заправлены в сапоги, свободный плащ развевался по ветру, длинные серебристые волосы струились за ней, словно знамя. Во всем ее облике сквозили решительность и целеустремленность. Рядом с ней, как колобок на ножках, катилась Хельди. Поспешно семеня, она размахивала руками, указывала дорогу и одновременно поучала спутницу. Тодор не сомневался, что забавная пара держит путь к старосте Лунда, то есть к нему.

– Ты смотри, не сболтни при старосте лишнего! – увещевала девушку Хельди.

– А что я могу сболтнуть?

– Мало ли, с тебя станется! Ты бы лучше юбку надела. Староста у нас старых правил, а ты вон как вырядилась, словно солдат в поход.

– Но ведь я и правда в походе. Знаешь, мне за Мурзика не спокойно, не стоило его запирать дома! Он может испугаться, начнет скучать.

– Совсем с ума сошла! Нельзя к старосте с твоим сфинксом идти. Помни, Тодора все уважают. Он мудрый, справедливый... но, если между нами – тот еще зануда и скряга! Все время высчитывает что-то. Говорит, для блага поселка, но я бы не поручилась. Сыновья от него сбежали, не выдержали жизни с отцом. Он хотел, чтоб они жили по старинке, как предки. Ну, вот, мы уже и пришли. Помни, милая, будь почтительна!

– Постараюсь.

Хельди взялась за дверной молоток и постучала.

Перед приходом гостей гном поднялся в библиотеку и для солидности взял в руки книгу. Будто читал.

Дверь отворила экономка, она приняла плащ и пальто у женщин и проводила их на второй этаж.

– Хозяин в библиотеке.

– Надо же!

Гном восседал на низком диванчике с томом эльфийских стихов. Поприветствовав дам, он повелел экономке сварить кофе, а книгу аккуратно поставил на полку, чтоб не помять красивый золотой переплет.

– Вы читаете на квентийском?! – ахнула гостья. – Я переводчица. Это очень сложный язык.

Гном промолчал. Книга досталась ему по наследству, то, что это стихи, он догадался только по расположению строк.

Теперь он рассмотрел незнакомку получше. Вблизи она оказалась куда милее: открытый взгляд, блестящие волнистые волосы, здоровый цвет лица, прямой нос и пухлые щечки. Тодор поднялся, чтобы предложить даме кресло и тут обнаружил, что в росте она превосходит его на полголовы. "Ишь ты, какая вымахала!" – с досадой подумал он, но все же галантно раскланялся, представляясь. Хельди тоже поклонилась старосте и представила гостью:

– Это бывшая невеста моего Гаша, господин староста, Кайда ее зовут. У нее к тебе дело.

Гном кивнул, сел, с важным видом погладил бороду и сказал:

– Слушаю, Кайда. Что за дело у вас ко мне?

– Извините, господин Тодор. – Поправила девушка. – На самом деле, я не Кайда, а Сирин.

– Что значит сирин? – не понял гном. – Сирины, это ведь такой род людей?

– Нет, – мелодично пропела девушка, – сирины – это не люди, мы совсем другой народ. Нас очень мало, но я не об этом. Меня зовут Сирин. Это мое имя.

– То есть как! – ахнула Хельди, – какая еще Сирин, что за вздор ты несешь? Я же помню, когда вы с Гашем ко мне приезжали, он тебя Кайдой звал.

– Все верно, – невозмутимо ответила девушка. – Тогда мне звали Кайда, но потом я поменяла имя. Я стала Сирин, в честь моего народа.