Текст книги "Огни Хафельберга"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

И опять, какая-то часть разума шокирована, но другая перебирает варианты развития ситуации и управляет действиями в настоящем. Поэтому со стороны кон выглядит абсолютно спокойным. Он идет в чужой душ, моется чужим мылом, ложится в чужую кровать, застеленную до хруста чистым бельем. Кон в полусне, полушоке валяется на ней, как морская звезда, на дне, раскинув руки и ноги, и, кажется, над ним, словно пёстрые стаи рыб, проплывают воспоминания о жизни, уже прошлой, к которой вернуться нельзя.

Сестра, родители, университет, грядущая практика в госпитале, взлом чужих компьютеров ради развлечения. Да пропади оно всё пропадом! Кон жмурится, глаза почему-то жжёт. Через некоторое время из ванной выходит шванг и садится на край кровати. Воду из волос он отжимает прямо на паркет.

Будет лужа, но кого это волнует? Конн молчит. «Эй!» Шванг трогает его за локоть мокрыми пальцами. «Всё будет хорошо. Знаешь, Конн, у меня уже план есть. Я хочу исчезнуть. Как Конрад Маккена. Зачем? Надо. Семья».

Это Конн не говорит, просто думает. И про шантаж, и про то, что шельдерская группировка его уничтожит, если узнает, что он причастен ко всему, что произошло. «Я знаю, как исчезнуть», – коротко отвечает Шванг и вытягивается на кровати, вывернув голову на бок и пялится на кона голубыми глазищами. Это немного жутковато, но, кажется, кон начинает привыкать. «Знаешь, я гулял с разными бандами, а люди там иногда хотят завязать с преступной жизнью.

И очень, очень тщательно продумывают, как. Он умолкает. И… «Завтра расскажу», – обещает Шванг и натягивает на себя одеяло одной рукой. «Давай спать, я устал, болит голова, слишком много слушал и говорил». Он как-то по-особенному выделяет эти слова. Не просто слушал и говорил, а как будто бы делал нечто особенное.

Пока Кон размышляет, Шванко мудряется заснуть, и во сне протянуть руку и положить холодную ладонь прямо Кону на живот. Иногда Шванко шевелит пальцами, неосознанно, и нестриженные ногти слегка царапают по коже. Кон от этого кидает то в жар, то в холод, ему тоскливо. Он смотрит в потолок и думает, что все это очень похоже на затянувшийся ночной кошмар.

А на следующий день они со Шванком и впрямь обдумывают план исчезновения, и в течение всего одной недели воплощают. В маленьком полицейском участке случается накладка. Труп некоего утопленника с документами на имя Конрада Маккены отправляют в крематорий по вине офицера-идиота. Но оставшиеся в архиве фотографии тела и снятые для базы отпечатки пальцев не оставляют никаких сомнений в том, что погибший был именно Конрадом Маккеной.

Газеты целую неделю трубят о дипломатическом скандале в связи с загадочной гибелью иностранного студента Вундеркинда. В одной статье Конн видит фотографию заплаканной сестры, уткнувшейся в отцовское плечо. Конн еще не знает, что через месяц у него будут новые документы с новым именем. Свое старое он переиначит на немецкий манер, а фамилию возьмет от бабки-британки. Не знает, что через полтора месяца они со Шванком сбегут через полстраны в самый восточный город саксонской зоны и вернутся только через четыре года, и шельдерская группировка вновь заинтересуется ими обойми.

Впрочем, никто и никогда так и не заподозрит, что блестящий эстротек Курт Шелтон и смертельно опасный телепат Марцль Шванг имеют отношения к студенту-неудачнику из далекой Канады и полоумному фрику из трущоб Шелдерфа. Людям свойственно забывать.

Глава вторая. Монстры

Марцель стоял на смотровой площадке монастырской колокольни и, перегнувшись через перила, глядел вдаль. Ветер доносил запахи дождя и мокрой травы. Солнце казалось по-осеннему негреющим и далеким, а свет его был словно бы тронут ржавчиной. Дела обстояли хренови некуда. Налюбовался. Ага, Марцель поднял воротник джинсовки и полез в карман за сигаретами.

Озябшие пальцы слушались плохо. «Перекурю и пойдем». «Хорошо». Шелтон был пугающе терпеливым и покладистым. Вообще, день начался уж слишком поздно, где-то в районе четырех часов. Марсель проснулся абсолютно здоровым физически, но морально разбитым. Телепатия работала нестабильно, слух то становился излишне острым, то практически исчезал. Проникновение в чужой разум через прикосновение почему-то сразу затягивала в глубокую прослушку.

Марцель дважды это проверил, сначала на Гретти, потом на сестре Анхелике, и каждый раз успевал выскочить из состояния полутранса в самый последний момент. А ведь на поиске Штайна оставалась неделя, и то в лучшем случае. – Что будем делать? – Марцель прикрыл глаза и выдохнул дым в блеклое осеннее небо. Где-то недалеко звучала музыка, очень сложная, Красивая, как в консерватории, куда Шелтон затащил его однажды уже очень давно.

– Пойдем по городу, проверять твоих подозреваемых. – Нет. Голос напарника прозвучал неожиданно близко, практически над головой. Марсель слегка отклонился назад и спиной почувствовал тепло чужого тела. – Штайн подождет. Сейчас главное разобраться с тем, что происходит с тобой.

У меня сильно развито чувство собственника, Шванг. Я очень недоволен тем, что кто-то пытается свести с ума или убить моего телепата. Это «моего» обожгло сознание, как будто капля расплавленного олова, обнажённое плечо. Короткий, но яростный всплеск эмоций, тут же усмирённый холодным разумом стратега. На мгновение Мартель увидел себя чужими глазами.

По школьному прилизанное каре, дурацкие фиолетовые очки, тонкие запястья, торчащие из рукавов толстовки, пальцы конвульсивно вцепившиеся в каменные перила до побелевших костяшек. Шелтон стоял прямо у него за спиной, тоже положив руки на парапет, одновременно и защищая, и лишая свободы. «Я как в клетке. А как же наблюдатели от Блау?»

«Вряд ли они приедут быстро. А у тебя за четыре дня было три… случая», – запнулся он, подбирая слово, но так и не произнес то, что подумал на самом деле. Что же касается Штайна, я пока проведу информационную работу. Я говорил, что над полицейской базой потрудился кто-то посторонний. От неожиданности Марцель выпустил сигарету. «Неа».

«Значит, говорю», – спокойно продолжил Шелтон. «Если бы не кое-какие явные несоответствия, я бы даже не обратил на это внимание. А так, добрался до статистики внесения изменений и сеансов работы системы, я обнаружил интересную вещь. Во-первых, около трех недель назад база была отредактирована, причем дважды, и оба раза сеанс работы длился с одиннадцати вечера до половины четвертого ночи.

Я уточнил у фрау Гретты, имеет ли Герхард Штернберг обыкновение задерживаться на работе допоздна, а она ответила, что за ним такого никогда не водилось. Наоборот, полицейский участок частенько закрывается уже около трёх пополудни. – Нетипичное служебное рвение, – Марцель криво улыбнулся. – Я бы не исключал такой возможности, если б не во-вторых.

А во-вторых, работа шла с аккаунта Иоганна Вебера, а ему семьдесят шесть лет, Шванг. Не думаю, что он приходит тайком по ночам в закрытый участок и работает с базой. – Думаешь, это был Штайн? Марцель почувствовал, что мрачное настроение постепенно сменяется охотничьим азартом. – Вполне вероятно, больше некому, – хмыкнул Шелтон. – Я еще вернусь в участок и попробую посмотреть, не осталось ли резервных копий базы где-нибудь в недрах жесткого диска.

Если да, то сравню информацию, узнаю, что подчистили, и, возможно, это выведет нас на Штайна. Или хотя бы на того, кто работал с базой в неположенное время. Но потом, позже. Впервые. Сперва разберемся с твоими… твоими видениями. Ты все-таки сказал это слово. Я не знаю, что происходит и откуда оно взялось.

Марцель сгорбился и уставился вниз, на зеленую лужайку перед монастырем. Где-то там, внизу, тлела сигарета, если, конечно, она не погасла в полете. Раньше ничего такого не было, никогда. Чужие сны, да, чувства тоже. Я даже в психушке успел поваляться, но такого никогда и нигде не видел, как кошмар какой-то. Шилтон рефлекторно сжал пальцы, стискивая порчень.

Именно. Кошмар. Я проанализировал твои видения, Шванг, включая последние, и вот что заметил. Те женщины горели неправильно. Ты когда-нибудь видел, как горят трупы? Марцель честно задумался. Ну, видел, но не присматривался, если честно. Ну и меня от сильных запахов тошнит, сам знаешь. А сегодня специально уточнил и сравнил с твоими воспоминаниями. И знаешь что? Живой человек не может так гореть.

То, что ты видел, скорее похоже на чьё-то представление о том, как ведёт себя человеческая плоть в огне. Но, хотя сам процесс горения нереалистичен до крайности, – чувства и эмоции переданы очень живо. Эти гримасы… Даже мне стало не по себе. – Ещё бы… – пробормотал Марцель и поёжился. Опять захотелось курить, но для этого пришлось бы чиркнуть спичкой и зажечь огонь, который сейчас ассоциировался только с трупами и болью.

Это одно наблюдение. Другое – одежда девушек. У первой жертвы она достаточно современная, однако свободные клечатые рубашки в сочетании с широкими джинсами сероватого оттенка были в моде примерно четыре года назад. У второй жертвы – платье в стиле сороковых годов, волосы, начёсанные точь в точь, как у актрисы Вивьен Шарм в фильме «Синица в небе», который вышел на экраны в сентябре 1942-го.

Шляпка третьей – начала века. Не этого века шванг – прошлого. Повисло неловкое молчание. Марцель не выдержал, полез в карман за спичками, потряс скоробок около уха, но на том и остановился. Музыка, неуловимо похожая на что-то классическое, симфоническое, торжественное, стала ближе и громче.

Значит, они все из разного времени? Или кто-то хочет убедить нас в этом? Дьявольское спокойствие Шелтона было непоколебимо. Надо найти этих девушек, может, поспрашивать местных? С сомнением протянул Марцель, потому что просто молчать уже не мог. «Вдруг их убили где-то здесь или что-то вроде того?»

«Я уже начал искать», – невозмутимо откликнулся Шелтон. И сегодня утром составил фотороботы каждой из трех предполагаемых жертв. Ту, что в клечатой рубашке, поищем через соцсети, я напишу какую-нибудь несложную программку, чтобы разыскивать похожие лица. Конечно, мусора наверняка будет много, но попытаться стоит. Две оставшиеся девушки, судя по одежде, жили в такое время, когда мобильность населения была крайне низкой.

Европейский конгломерат основали только в сорок восьмом году, а закон о внутренней миграции приняли в пятьдесят первом. Раньше люди в основном жили и работали в своих родных городах, лишь изредка выезжая на курорты. Причем отдых за границей очень долго оставался привилегией людей побогаче. Так что искать первых двух жертв будем тут, в Хаффельберге. Таинственные исчезновения, убийства, травмы, сумасшествия и так далее, наверняка они чем-то выделялись.

А городок маленький, происходит здесь не так уж много событий. Значит, жители бы наверняка запомнили, если бы стали свидетелями чего-нибудь неординарного. Значит, опять расспросы, пронеслось в голове. Только вряд ли теперь получится прикрыться исследовательскими целями. – Профессор с кафедры средневековой архитектуры, который интересуется убийствами.

– Ага. Очень правдоподобно. Хороший план, Шелтон. – Что-то не вижу на твоём лице энтузиазма. – Вообще-то, из своего положения ты можешь видеть только мой затылок. – Рассуждай логически, Шванг. Если я не вижу твоего лица вообще, как я могу разглядеть на нём энтузиазм? Так что утверждение полностью верно. Ум Марцеля появилось стойкое ощущение, что напарник попросту смеется над ним.

«Что-то я твою логику не догоняю», – буркнул телепат, облокачиваясь на перила. Музыка сменила тональность и переместилась немного правее и выше. Марцель начал догадываться, что она играла у кого-то в воображение. «Ну и что еще величайший ум современности выцепил из моих дурацких воспоминаний?» «Увы, не так уж много», – проигнорировал подначку Шелтон.

Напоследок, нечто среднее между наблюдением и догадкой. «Шванг, скажи…», – голос у него стал подозрительно нейтральным. – Ты ведь блокируешь свою телепатию, когда видишь призраков, так? От неожиданности Марцель резко распрямился и едва не засветил Шелтону затылком по подбородку. – Ты из чего это взял? – Сам подумай. Вроде не совсем идиот же.

Шелтон отлип от перил, подхватил с пола сумку с ноутом стал медленно спускаться по лестнице. Марцель, не отрываясь, наблюдал за тем, как исчезает напарник в темном зеве каменного проема и пытался вспомнить. «Я действительно ничего не слышал. Горящая девушка на мосту. Девушка на темной аллее. И тогда в спальне. Кажется, да…» «Эй, Шелтон, погоди!» Марцель спохватился и кинулся за напарником.

«Ты прав, похоже. Каждый раз, когда они появляются, наступает тишина. Я не слышу чужих мыслей, и вчера даже не сразу смог тебя дозваться». Шелтон обернулся на лестницу и посмотрел на напарника снизу вверх. В полумраке глаза у него были как две черных дыры на смутно-различимом бледном пятне лица. «Тогда немного изменю вопрос. Ты сам блокируешь телепатию, чтобы не слышать нечто неприятное.

«Или кто-то делает это с тобой?» «Да нет, быть такого не может», – нахмурился Марцель и прикусил губу. «Чтобы законсервировать чьи-то способности, нужно быть на порядок сильнее. А я пока ни на кого еще не напарывался, кто мог хоть бы приблизиться к моему уровню». Он осёкся. «Шелтон, у тебя странные мысли сейчас».

«Ничего». Стратег продолжил спускаться вниз, а Марцелю стало вдруг жутко. Раньше он боялся столкнуться в открытом противостоянии только с психами. Сумасшествие заразно. А вдруг тут действительно есть кто-то сильнее? Марцель поймал себя на том, что уже с минуту фальшиво напоказ улыбается. Мышцы лица сводило от напряжения. Все, абсолютно все телепаты, попадавшиеся ему раньше, были намного слабее.

Они ничего не могли противопоставить Марселю. Он чувствовал их издалека, умел приглушать свои мысли и сливаться с толпой. Считывал даже самые глубоко запрятанные воспоминания и чувства. Мог играть с памятью, как с кубиком-головоломкой, тасуя разноцветные фрагменты чужой жизни по собственному усмотрению. Мог стереть личность, мог убить в конце концов.

За могущество приходилось, конечно, расплачиваться адскими головными болями, усталостью, истеричностью, затяжными депрессиями, нестабильностью психики с перспективой когда-нибудь свихнуться, но это все были второстепенные детали. Среди чужих мыслей Марцель чувствовал себя почти неуязвимым, как человек с заряженным пистолетом в кармане. Можно по неосторожности поранить себя, но пусть кто попробует выйти против огнестрельного оружия с голыми руками.

А теперь вдруг замаячила перспектива столкнуться с тем, кто на порядок сильнее его. Оказаться безоружным? Марцель тряхнул головой и ускорил шаг, нагоняя напарника. Нужно было срочно отвлечься. – Шелтон, а ты музыку слышишь? Такую с оркестром. Виолончели там всякие, скрипочки, пеликолки, барабаны и прочая саксофонь.

И голос еще, кажется. – Сейчас, – прохладно уточнил напарник. В голосе ни грана удивления. – Нет, не слышу. – Ага, – глубокомысленно протянул Марцель. – Значит, правда, кто-то думает музыкой. – Шелтон, а давай сгоняем и глянем. Тут близко, где-то во внутреннем дворике. Ну, где лимонное дерево и лавочка.

Сад сестры Анхелики, – мгновенно сообразил стратег. – Если хочешь, можем пройти. В принципе, отсюда нет разницы, в какую сторону выходить. Много времени не потеряем. Опа! Так легко уступил? Черт, не к добру. На электричестве в монастыре экономили. Ни о какой подсветке фасада и речи не шло. В коридорах и то не всегда горели лампы.

Стены же были толстыми, сыроватыми в любую жару, но странное дело, слышимость обеспечивали прекрасную, почти как в дешевых панельных домах с окраины Шельдорфа, и иногда Марцель даже немного сомневался, на что он ориентируется, на чужие мысли или на речь, но не сейчас. Музыка гремела уже так, словно он оказался посреди симфонического оркестра, захлебываясь в гармонии противоречий и созвучий, и арфа сплетала звенящий голос с контрабасом, и фортепиано дробно рассыпалось по гитарным аккордам, шорох маракасов эхом откликался в барабанном бое.

«Я знаю эти названия, потому что их знает она, та, кто придумывает эту музыку». А еще Марцель знал, что эта музыка означает радость от того, что на коленях у женщины мурлычет здоровенная рыжая кошка, а солнце, такое мягкое и далекое, и вот-вот наступит осень, ослепительно торжественная, головокружительная, кристально прозрачная, как глоток ледяной воды из ровняка в лесу.

«Сколько их там?», – внезапно спросил Шелтон. «Трое», – откликнулся Марцель и замедлил шаг. «Сестра Анхелика и еще две. Не переживай, я не буду ничего такого делать. Так, пройду мимо, поздороваюсь, узнаю, кто тут думает музыкой.

Интересно же, редко такое услышишь. Ну, заодно легенду подтвердим про изучение архитектуры». Тут пришлось умолкнуть, потому что коридор кончился и начался осад. Под лимонным деревом на лавке с чугунной спинкой сидели три монахини. Сестра Анхелика негромко втолковывала что-то хмурой женщине с морщинистым лицом, все мысли которой были заняты больными ногами и сквозняком.

С краю, поодаль от остальных, девица в черном платье и белой косынке задумчиво гладила огненно-рыжую зеленоглазую кошку. Прядь волос, выбившаяся из-под белой косынки, была такой же огненно-рыжей. «Добрый вечер всем! Сестра Ангелика, здрасте!» Растерявшись в первый момент, Марцель жизнерадостно махнул рукой. Молодая монахиня испуганно вздрогнула, и музыка в ее голове стихла, оставив только тревожное гитарное «трин-трин-трин», а Марцель замер, как завороженный.

Глаза у монахини оказались точь-в-точь как у кошки – зеленые. Замеченные секунду спустя конопушки на носу стали контрольным в голову. – Не монашка, а ведьма какая-то. Марцель неловко переступил с ноги на ногу и сделал попытку спрятаться за напарника. Монахиня подтянула к себе кошку, явно с той же целью, и опустила взгляд.

Сестра Анхелика умолкла, а ее собеседница неодобрительно поджала губы, полыхая такой неприязнью, что аж зубы сводила. – Добрый вечер, – ослепительно улыбнулся Шелтон, спасая положение. – Прошу прощения, если помешал. Мы просто шли мимо и не думали, что здесь кто-то будет. – Ай, что вы! – искреннее тепло откликнулась сестра Анхелика.

И Марцелю сразу стало легче дышать. Эта сухая, съежившаяся от времени старушка действительно им обрадовалась. И ему, и Шелтону, и такое отношение перебивало и разъединяющее смущение рыжей монахини, и колючую неприязнь ее старшей подруги. – Спасибо, что с ключом тогда подсобили. Сёстры, поглядите-ка, это те, про кого я рассказывала, те милые мальчики, – Марцель прикусил губу, чтобы не заржать прямо здесь и сейчас, – которые приехали полюбоваться на наш монастырь аж из самого Шелдорфа.

Улыбнулась она поочередно обеим подругам. – Это Гер Шелтон, а это Марцель. – Рад знакомству, – отвесил церемонный поклон стратег, А телепат только хмыкнул. – Как же, опять кто-то Герр Шелтон, а кто-то просто Марцель. – А это сестра Андреа, – продолжила между тем Анхелика, указывая на ворчливую монахиню.

– Ей сестра Рут. У нее обет молчания, уж не обессудьте. Виновата развела руками сестра Анхелика, хитро улыбаясь. – Ох, бедная, бедная девочка, не место тебе здесь. «Боже, дай ей время для покоя и вразумления, мосты за спиной горят ярко, они греют, о-хо-хо». Мысли у сестры Анхелики были подернуты флером тревоги, хранили скрип автомобильных тормозов и густую черную гарь, и в тон им звучала высокая дрожащая скрипичная песня.

Кошка на коленях Урут заворчала и запустила в монашеское одеяние коготки. «О-о-о», – с безупречным уважением откликнулся Шелтон и пошутил. В таком случае не смею вводить вас в искушение своей пустой болтовнёй сестра Рут. Сестра Анхелико, а можно ли будет как-нибудь на днях поснимать монастырь? Нам бы хороших фотографий в приложении к исследованию, и не только с фасада.

Шелтон опять ударился в развешивание лапши по ушам всех, кто готов послушать, и Марцель отвлёкся от разговора. Рыжая монахиня была куда интереснее. Виделось в ней что-то такое, необычное, тревожное, и не столько из-за музыки, сопровождающей каждую мысль, сколько из-за постоянного чувства вины.

Телепат попытался копнуть глубже, но тут напарник как назло закончил вести беседы, а сестра Анхелика наоборот вспомнила о деле. – Кстати, коли ж мы об услугах заговорили, – простодушно сказала она, улыбаясь, – вы ведь в город, да? Так занесите фрау Кауфер кошку. Её на позовут. А то на завтра опять руганье будет, руганье, что, мол, сманиваем чужих кошек, не гоже это.

Сухонькая сестра Анхелика поёрзала на скамье, вспомнив последний скандал, который закатила фрау Кауфер из-за своих зверюк. Шелтон с сомнением покосился на кошку. Марцель почти физически ощущал, как желание и дальше отыгрывать роль безотказанного и обаятельного профессора сталкивается с неприязнью к мелким, но обременительным поручениям. «С удовольствием бы отвёл её к хозяйке, но не уверен, что кошка согласится пойти за мной», – наконец развёл стратег руками, пойдя на компромисс с самим собой.

Прозвучало это как шутка, но Марцель знал, что напарник вполне серьёзен. «Так возьмите на руки и так отнесите», – обрадовалась Анхелика, уцепившись за половинчатое согласие. «Напа – смирная девочка, ласковая». Ласковая девочка ответила исполненным подозрительности и глубоко затаённой неприязней взглядом.

Шерсть у неё на загривке вздыбилась. Сестра Анхелика многозначительно кашлянула и просительно уставилась на стратега голубыми глазищами. В них плескалось абсолютное, совершенное неверие в то, что этот милый мальчик, профессор Шелтон, может отказать ей в маленькой необременительной просьбе. – Хм, если не ошибаюсь, дом фрау Кауфер находится у края площади, за большой акацией, – сдался Шелтон, и, дождавшись радостного кивка Анхелики, царственно приказал Марцелю.

– Шванг, возьмите, пожалуйста, животное. Марцель сначала хотел возмутиться, но потом представил, как здоровенная злобная кошатина запускает когти в чувствительную кожу Шелтона и вполне закономерно превращается в дохлую кошатину и только хмыкнул. «Напарники нужны, чтобы выручать друг друга, ага!» Он шагнул вперед и присел на корточке перед шипящей и с подозрением прижимающей уши кошкой и перед испуганно таращейся рыжей монашкой, соответственно, и протянул с сомнением.

«Кис-кис-кис!» Кошка фыркнула и слегка приподняла уши, заинтересованно принюхиваясь к пальцам Марцеля. Кусать, кажется, она не собиралась. Пока. То у нас хороший зверек. Мррр. Обращаться к животному телепатически было глупо.

Марцель прекрасно знал, что человеческие мысли воспринимают только люди. Но видимо, какие-то отголоски чувств все же доходили, потому что кошка странно сморщила нос, будто собираясь чихнуть, и лизнула пальцы. Осторожно, словно на вкус пробовала, не отрава ли. Марцель довольно хмыкнул и принялся подчесывать кошатину под горлом. Кошатина жмурилась и урчала громче и громче, и больше не прижимала уши и не вздыбливала шерсть.

А потом он случайно поднял взгляд и встретился глазами с рыжей монашкой. Абсолютное безмолвие на мгновение, и ее внутренний оркестр грянул торжественный гимн. На щеках райскими розами проступил румянец. Марцель по инерции скользнул пальцами дальше, за кошачий и наткнулся на пылающую лихорадочным жаром чужую ладонь. Монахиня вздрогнула и зажмурилась.

Чёрт, я влип. – Эм, ну я забираю её. Монахиня кивнула и спихнула кошку с колен. От неожиданности та даже забыла вцепиться когтями в чёрную ткань одеяния, но с удовольствием наверстала упущенное на плече у марцеля. – Тогда мы пойдём? – то ли и спросил, то ли просто уведомил всех о своём высочайшем решении Шелтон, когда Марцель, наконец, костеря про себя пять килограммов когтистого, вертлявого и шипящего кошачьего веса, выпрямился и обрёл относительное равновесие.

До встречи, сестра Анхелика, сестра Андреа, сестра Рут, моё почтение. Проходя мимо лимонного дерева, Марцель зачем-то потянулся и отломил зелёную тоненькую веточку с одиноким листком на конце, принюхался к ней и только потом сообразил, что это желание принадлежало не ему, а старой ворчливой Андреа, для которой просто встать на цыпочки и поднять руку уже лет десять было чем-то за гранью фантастики.

Кошка мурлыкнула и ткнулась мокрым носом в ухо. Марцель вздохнул, вернулся и положил лимонную веточку монахини на колени, а потом, ничего не объясняя, побежал за напарником, как будто нет ничего естественнее такого поведения. А за спиной у него дробные звуки фортепиано обжигали душу, как нечаянные, внезапные слезы, сморщенную старческую ладонь.

В горле почему-то стоял комок. – И зачем ты это сделал? – Скрыть что-либо от Шелтона было совершенно невозможно. – Не знаю. Мартель рассеянно почесал разомлевшую кошатину под горлом. Она в ответ довольно мурлыкнула и шершаво лизнула шею. – Захотелось. Я же эгоист, забыл?

Ну да, ну да, – серьезно покивал Шелтон. – Разумеется. – Делаешь только то, что хочешь. – Полегче! Я тебя от кровожадного монстра спас! – хмыкнул Марцель и дунул монстру в ухо. Кошатина затрясла головой, но не обиделась и когти не выпустила. – Кстати, а до этой кауферы еще долго идти? У меня такое чувство, что уже вечер. – Это из-за освещения.

Шелтон на секунду запрокинул голову к небу, где солнце ржавым пятном бродило в просветах между серыми тучами. Погода портится, сейчас занесем животные хозяйки и пойдем обедать. – Завтракать. – Кто завтракать, а кто обедать? – пошел на компромисс Шелтон. – В кафе Линденов. Хочу расспросить Анну насчет местных призраков. Она увлекается мистикой, так что попробуем ненавязчиво выяснить, были ли у кого-нибудь видения, подобные твоим.

– Если и были у кого-то, то этот кто-то наверняка язык за зубами держал, чтоб в психушку не загреметь. Мрачно откликнулся Марцель, прижимая к себе кошку. Та, словно почувствовав его настроение, заурчала с новой силой, щедро делясь своей кошачьей радостью. – Но попробовать можно. В таком маленьком городке слухи – страшная штука. Чуть задеваешься, и вот твои потаенные секреты уже стали достоянием общественности.

Площадь была практически пуста. Небольшое оживление наблюдалось только около пивной, вправо от ратуши. Испугавшись стремительно надвигающихся туч, посетители спешно откачевывали со столиков под открытым небом в помещение. Единственный официант, долговязый парень с коротким ёжиком тёмных волос, сноровисто помогал переносить огромные кружки с пивом и тарелки с закусками. Жареный лук в кляре, солёные крендельки, поджаренные колбаски, ветчина, раки, орешки, копчёности.

Марцель принюхался и сглотнул слюну. Организм охотно напомнил о том, что завтраком телепат озаботился. Небо все плотнее заволакивалось облаками. «Эй, стой, Шванг, пришли». Черт, чуть не просвистел мимо. Дом фрау Кауфер утопал в Гортензиях. Причем старые, позеленевшие и даже высохшие коричневые соцветия никто и не думал отстригать.

Они болтались рядом с пышными белыми, розовыми, фиолетовыми и голубыми гроздьями. С дороги приземистый домик защищал от любопытных взглядов старая акация, ветки у которой склонились почти до самой земли. А кроме гортензий, в заброшенном палисаднике ничего больше и не росло. В промежутках между кустами была только сорная трава. На потемневшем от времени пороге дома единственным украшением вытянулась здоровенная белая кошка с хитрыми желтыми глазами.

Стоило Шелтону приблизиться, она подскочила как ошпаренная и выгнула спину. Стратег трезво оценил опасность и вытолкнул вперед Марцеля. «Иди. Если что, тебя не жалко». «Ну, спасибо. Закурить перед смертью позволите, сэр?» «Обойдёшься. Всё равно у тебя руки заняты». Марцель осторожно шагнул к дверям, ожидая каждую секунду, что его вот-вот полоснут по ноге когтями.

Но кошка, видимо успокоенная видом своей довольно мурчащей соплеменницы, сменила гнев на милость, а потом и вовсе боднула Марцеля в гулень, напрашиваясь на свою порцию ласки. – Стучи в дверь, страж укращён! – обернулся он к Шелтону. – Сам не можешь. – У меня руки заняты, сам сказал. Ухмыльнулся Марсель, почёсывая за ухом одну рыжую кошатину и стоически терпя мельтешение под ногами от другой, белой.

– Кстати, видишь, как я у женщин популярен. От меня они без ума. – Да-да, умираю от зависти, – кивнул Шелтон и нажал на кнопку звонка. «Кстати, стучать в наш продвинутый век вовсе необязательно. Можно просто позвонить». «А я фанат ретро». Препирательство вскоре пришлось оборвать, потому что через несколько секунд за дверью послышалась возня, и подозрительный голос недружелюбно протянул «Кого принесло еще?» «Это Напа с друзьями».

По инерции ляпнул Марсель, не успев перестроиться после перепалки с напарником. «Фрау Кауфер, добрый день. «А мы кошку принесли. Она заблудилась в монастыре. Говорят, ваша». Дверь без всяких предупреждений распахнулась, шибив Марцеля с ног.

Кошка от сотрясения оскорбленно взвыла и запустила когти ему в плечо. Взвыл Марцель. «Твою мать! Дура, что ли!» – рявкнул он, и запоздало сообразил, что это несколько выходит за рамки образа пай-мальчика. «Где напа?» – рявкнули в ответ. Марцель задрал голову и замер, едва разглядев совеседницу. Она была точь в точь к акулерике, только раз в десять старше.

Те же резкие черты лица, пронзительный взгляд, даже родинка на шее, под ухом, почти на том же месте, но кожа потемневшая и изрезанная морщинами от времени, а волосы, наоборот, выцветшие до белоснежной седины. А таким взглядом, кажется, можно было убивать. – Праукауфер! – пролепетал Марцель, пытаясь отключиться от изливаемых на него сплошным потоком гневных мыслей. Ощущение было, как от попытки дышать в машине через окно, открытое на 120 километрах в час.

Даже очки сползли с одного уха. «Напа тут!» Кошка, потоптавшись по Марцелю, свернулась у него на ногах и согласно мяукнула, глядя на хозяйку снизу вверх. Белая зверюга ошивалась тут же, старательно вытирая шерсть об спину телепата. «Вижу!» – нахмурило брови Бригитты Кауфер, оправляя на плечах черную драную шаль. «Проходите!

«И этот со слащавой мордой тоже!» Марцель почти как наяву увидел, как слащавая морда у него за спиной вытянулась. Дому фрау Кауфер оказался под стать ей самой. Мрачный, старый, со скрипучими лестницами и ветхой мебелью, задрапированной огромными кружевными салфетками. Вообще ткани вокруг было даже слишком много. Многослойные занавески на окнах, гобелены на стенах, все это словно впитывало свет.

В сумрачной гостиной, отделённой от кухонной зоны высокой стойкой, как в баре, скатерти вообще укрывали массивный стол в три слоя. Снизу пожелтевшая от времени ажурная, потом наискосок тёмно-синяя с решелье-покаёмки, и поверх маленькая, чётко под размер столешницы, кипенно-белая кружевная салфетка. На салфетке дремала, растянувшись во всю длину, трёхцветная кошка с коротким, как обрубленным хвостом.