Текст книги "Огни Хафельберга"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

«Кстати, Ульрике, вы никогда не планировали поступать на философский факультет? Или, может, вы уже там отучились?» Как бы между делом поинтересовался Шелтон, но Ульрике вопрос проигнорировала, ответив только на первую часть фразы. «Не-не, не умирают. Желания-то как раз живут. Ну вот, хоть этот город возьми. Смотри, Курт!» – позвала она и крутанулась на мысочках, вытянув руки в стороны и слегка запрокинув голову.

Волосы взметнулись рыжеватой волной. Однажды некий человек захотел, чтобы здесь жили люди. И вот он давно умер, а его желание стало городом. «Интересное суждение для ваших лет. Глубокое, я бы сказал. Сколько вам лет, вы говорите?» Голос Шелтона истекал мёдом. «А-ха!» Не моргнув глазом, проглотила Оль реки комплимент.

«Ты тоже ничего так для двадцатилетнего мальчика». Марцель хихикнул и пожалел, что со спины не может увидеть выражение лица напарника. – Мне тридцать четыре, Ульрике, вы немного ошиблись. – Да? – искренне удивилась она и даже забежала вперед, чтобы вдумчиво глядеть стратега. – У-у-у, тогда ты неплохо сохранился, старичок, смазливая такая физиономия. – Спасибо.

Но Марцель симпатичнее, я от него вообще тащусь, педантично уточнила Ульрике и тут же подотстала, чтобы поравняться с телепатом. – Слушай, не хочешь бутерброд? – Да не, я не голодный пока. – Что ж, неудивительно, что вам интереснее с Марцелем, ведь он фактически ваш ровесник, – слегка повысил голос Шелтон, пытаясь снова привлечь к себе внимание Ульрике. – Так сколько вам полных лет?

Тщетно. Снаксшибательное обаяние стратега на сей раз не сработало. – Мы не ровесники. Солнечно улыбнулась Ульрике, и в голове у нее пели охотничьи и стремительно неслись по рваным облакам всадники на огромных косматых волках. «О, смотри, Курт, и Мартель тоже. Вон станция. Там раньше было кладбище. А потом проложили железную дорогу. И теперь поезда ездят прямо по костям. Ту-у-у».

И, раскинув руки в стороны, как птица крылья, Ульрики побежала к платформе. «Железная дорога, построенная на кладбище». Шелтон скептически выгнул бровь. – Шванг, ты и правда думаешь, что эта прогулка будет нам полезна? В такой компании? – Не знаю, – честно сознался Марцель и отвернулся. Солнце сквозь фиолетовые стекла очков казалось багряным. Разноцветные мысли-ульрики плясали на окоеме сознания.

Вдалеке, едва различимым шумом, зудело что-то угрюмое, давящее, болезненно-беспокойное.

– Считай, что у меня был приступ интуитивного озарения.

– Интуитивного?

– А, это теперь так называется? Мерзко усмехнулся стратег.

– Что? – Тщательно скрываемая от самого себя, извращенная с сексуальным подтекстом тяга к несовершеннолетнему лицу противоположного пола.

Тщательно чего? Да иди ты, она взрослая. Это просто зависть, слышишь? Я ей больше нравлюсь, а ты в игноре, в полном пролете.

– Мяч у ворот!

– Пас! Аут!

– Не шипи, лучше двигай ногами побыстрее. Назло Шелтону, Мартель догнал Ульрики бегом и приобнял ее за плечи. Она не стала дергаться или вздрагивать. Наоборот, подалась к нему, словно только этого и ждала.

Что, говоришь, было раньше на месте железной дороги? – шепнул Мартель на ухо девчонки. – Вот ведь длиннющая, и откуда рост берется? Мне что, на цыпочки вставать теперь все время? «Кладбище, видишь?», – откликнулась она и провела пальцем по воздуху, словно скользя вдоль невидимого контура. – Вот отсюда досюда. Здоровенное кладбище с кучей мертвецов, от окраины леса до гор.

В двадцать третьем году кладбище закрыли, а в сорок втором, перед четвертым Евроконгрессом, перевезли самые красивые памятники на восток от Хаффельберга, а тут все разровняли бульдозерами и протянули рельсы. Вон тот домик, видишь? «Примерно на километр в сторону от туннеля, на склоне горы». «За деревьями?», – Марцель сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-то, но до туннеля было как минимум километров шесть. Слишком большое расстояние даже для телепата, что уж о глазах говорить.

«Нет». «Там кто-нибудь живет или дом пустует?» «Ну-ка, ну-ка, не подойдет ли эта милая избушка на отшибе для нашего Штайна?» Он попытался прислушаться телепатически, но к горлу подступила тошнота, последствия того, что утром пришлось излишне поднапрячься и слить разом кучу воспоминаний. Из-за этого не иначе мерещилась всякая гадость, как в первый день, дурацкое, навязчивое чувство взгляда в спину, глухая застарелая ненависть, тянущее ожидание предвкушения, как будто злой ребенок ждет подарка.

Марцель рефлекторно сжал пальцы, стискивая плечо ульрике. – Живет. И давно. Это дом кладбищенского сторожа. Она мельком оглянулась, потемневшие глаза, сумбур в мыслях. Огонь, много огня, чьи-то жадные руки с растопыренными пальцами, раззявленные рты, птица в вечернем небе, распростершая крылья над миром.

Самый настоящий, оставшийся еще с тех времен. Он деревянный, в него четыре раза попадала молния, пожар Я начинался, но сторож успевал потушить пламя. Ему, в смысле сторожу, говорят лет триста, его зовут Цорн и он очень, очень плохой человек, чужих не любит.

Раньше в полиции работал, – добавила Ульрике совсем буднично. – Лучше не ходите к нему, он может и из ружья пальнуть. – Сумасшедший совсем! При слове «сумасшедший» Марцелю заранее сделалось дурно, но, оглянувшись на неторопливо приближающегося Шелтона, он вспомнил о работе и попытался вытянуть побольше сведений. – А этот Цорн один живет? У него нет наследничков там, племянников или внуков?

Нет. Ноздри у Ульрики гневно раздувались, словно к Цорну у нее были глубоко личные счеты. – Он последний из рода. У него отец священником был, Цорн тоже в семинарию пошёл сначала, а потом вдруг подался в полицию. – Ты много знаешь про местных, – коварно похвалил Ульрики Марцель. – А про другие дома можешь чего-нибудь рассказать? – Да расплюнуть, – выркнула она.

Ткни пальцем только. Про любой дом прям рассказать можешь. – Про любой из 1238 домов Хафельберга, – на полном серьёзе уточнила Ульрики. – Поспорим? – Давай. А на что? «Ясен пень, что на желание…» «Ну, пойдёт… Шелтон… э, я хотел сказать, профессор Шелтон. Разобьёте?» «Конечно!»

дипломатично улыбнулся стратег. Неодобрением от него веяло так же явно, как холодом с распахнутой морозилки. «Шванг, вы не посвятите меня в суть спора?» После объяснений Шелтон немного оттаял. Видимо, посчитал, что так или иначе польза будет, а уж с нежелательными последствиями опрометчивого спора, Марцель, если что, справится и сам. «И куда теперь?» – поинтересовался стратег, когда рукопожатие было торжественно разбито.

Ульрике облизнула пересохшие губы. «За солнцем, конечно. Вот так, по часовой стрелке обойдем город. Кстати, вы знаете, что улицы в Хаффельберге закручены против осалонь. Это очень, очень плохая примета». Вопреки скептическому отношению Шелтона, из «Ульрики» вышел замечательный экскурсовод. Иногда её заносило, и рассказ об очередном доме превращался в краткое изложение сюжета бразильского сериала.

Кто, когда, на ком женился, сколько было детей, внуков и правнуков, где работал троюродный племянник хозяина и сколько раз писали на них жалобу соседи. Марцель вслушивался в истории с удовольствием. Пил их, как чистый крепкий кофе, закусывая в охотку сигаретным дымом. Но частенько приходилось толкать Шелтона локтем в бок и шептать «Так, это она врет». Врала уйрики вдохновенные со смаком, сочиняя на ходу, и тут же начиная верить в свои выдумки.

Если бы не телепатия, отличить ложь от правды было бы невозможно. Разве что Шелтон смог бы сделать это, сопоставив факты, но информации валилось столько, что рациональнее было сразу отделять зерна от плевел, а не насиловать идеальный мозг стратега идеальным же враньем. Со временем Марцелю начало казаться, что Хаффельберг населён сплошь стариками и многодетными семьями.

Почти в каждом домике либо доживала свой век в тепле и спокойствии престарелая пара, либо располагалось родовое гнездо, этакое обширное на три-четыре поколения с малолетними отпрысками в количестве не менее пяти штук. И тем удивительнее было, что одиноких мужчин в интервале от 20 до 40 лет, стабильно отсутствовавших в городе последние три года, набралось от силы с полдесятка. – Ну, есть что-нибудь? – сонно поинтересовался Марцель, когда Удрике ускакала дальше по тропе искать местечко для пикника.

– Надеюсь, ты все запомнил, потому что у меня в голове что-то не задерживается ничего. – Это потому что у тебя мозг, как большой локатор. – Собирать информацию можно, а хранить негде, – мгновенно отреагировал Шелтон. – Ты меня сейчас похвалил или поругал? «Я пошутил, Шванг», – смертельно серьезно ответил он, – «вынужден признать, что интуиция тебя не подвела.

Ульрики действительно рассказала немало интересного. Я бы посоветовал тебе запомнить четыре фамилии – Майнхарт, Бекенбауер, Хайнце и Линден». «А что с ними?» Марцель снял очки и педантично протер фиолетовые стеклышки краем футболки. «Линдон. Вроде знакомая фамилия». «Это фамилия Анны. Помнишь кафе, где мы вчера обедали?»

Шелтон машинально огладил сумку с ноутбуком, тем же жестом, каким Марцель проводил пальцами по кромке сигаретной пачки. «Так вот, оно принадлежит Линдонам. Анна – младшая дочь в семье. Старший брат учится на экономиста, предположительно в Харбине. И знаешь, что мне кажется странным, Шванг?» Марцель прислушался к мыслям Стратега и фыркнул. Ответ, как будто нарочно, по плавкам плясал в холодном потоке логических заключений.

Старший, говоришь? А этой Ане уже тридцать точно есть, значит, ее братцу… – Тридцать три ему, – я уточнил. – Хм… И что такой здоровенный лоб делает в университете? – Спроси у своей ульрики. Шелтон откинул со лба вьющуюся каштановую прядь и усмехнулся. А я, как выпадет возможность, обязательно проверю, есть ли в университете студент по имени Томас Линдон.

Что же до остальных? Пожалуй, легче всего будет проверить Юргена Беккенбауэра. Если верить Ульрике, последние два года он провел на лечении в больнице Шельдорфа. Ммм, какое совпадение. Конфетка просто. Не перебивай. Два года он провел в Шельдорфе, однако три недели назад вернулся. Совершенно официально. Большую часть времени он сидит дома, только один раз выбрался в церковь на воскресную службу.

«Опа!» Мартель оживился, сонливость как рукой сняло. «Перспективный, навестим его?» «Разумеется», – тонко улыбнулся Шелтон, – «Бекенбауры живут в старинном красивом особняке, грех не попроситься к ним и не расспросить об истории и архитектуре». Удерике вынырнуло из кустов у подножья ближайшего холма, приглашающая махнула рукой и опять скрылась в буйной зелени.

«Кажется, нас зовут». Радостно оскалился Марцель и припустил к холму, набегу, крикнув через плечо, «Надеюсь, бутерброды у нее в сумке в кашу не превратились. Э-э-э». Марцель чуть не опрокинулся на спину, когда что-то неожиданно дернуло его за шиворот. «Не ходи в одиночку», – холодно заметил Шелтон, не выпуская футболку напарника.

Марцель рванулся еще разок по инерции и послушно замер. – Ты куда сейчас побежал? – Ульрики из виду скрылась, я бы в два счета отстал. Там шиповник, мне тяжело будет лезть через колючки на пролом. – Хочешь словить очередную галлюцинацию? – Сейчас день вроде. – слабо пискнул Марцель. У Шелтона хватка была железная, а глаза злые. – И ты же меня сразу догнал, чего теперь нудишь?

Дело не в том, что я сделал. Шелтон отступил с явной неохотой, разжимая пальцы. В мыслях у него чётким рефреном повторялась мысль, что, будь его воля, Марцель бы давно на шлейке ходил. А в том, что ты сам не думаешь, опять действуешь бездумно. Мы ведь вроде сошлись на том, что огненные девушки появляются только тогда, когда рядом с тобой никого нет. Марцель скис. Зануда. Ого!

Так почему ты радостно ломишься в кусты один? Когда Шелтон начинал читать морали, правильная линия поведение была только одна. – Понял, проникся, осознал, учел на будущее, – протараторил Марцель себе под нос, тщательно излучая в пространство чистое раскаяние. – То-то же. Пока они припирались, Ульрики успела расчистить место для пикника на пологом, залитом солнцем склоне холма, разложить на траве плед и вывалить из сумки сэндвичи.

У Марцеля при виде еды желудок аж подвело. Терпение на то, чтобы дождаться, пока Шелтон достанет термос разольёт кофе по пластиковым стаканчикам, естественно, не хватило. – Да ладно, стащенный втихую кусок всегда вкуснее съеденного вовремя. – М-м-м, слушай, а сколько мы бродили? – Час-два.

Марцель с наслаждением впился в сэндвич. Ржаной хлеб, чеддер и бекон показались пищей богов. – У Финя все нофи бафят. – Четыре с половиной часа, – ответил Шелтон, усаживаясь на плед аккурат между Марцелем и Ульреки. «Вам надо заниматься спортом, Шванг, тогда столь короткая прогулка не будет вызывать у вас недомогания». Ульрики хихикнула. «Недомогания?

Это как-то по-женски звучит. Курц, сделай мне кофейку». «Прошу, Фройлейн», – стратег протянул ей исходящий кофейным паром стаканчик. «Шванг, вам надо?» «Давай сюда, не тормоз… То есть, я был бы благодарен, профессор, если бы вы налили кофе и мне. Делая глоток, Улирики как-то странно хрюкнула и чуть не подавилась. Шелтон предпочел на этом внимание не заострять.

– К слову, Улирики, вы начали говорить о том особняке с колоннами. Стало быть, сейчас он уже не жилой? Вместо этого поинтересовался он ровно. – Ого! – кивнула она. – Там пожар был. Шелтон покопался в сумке с ноутом, выудил со дна два пакетика с сахаром и скеп-кофе и оба высыпал в свой стаканчик. – Видимо, в Хаффельберге пожары – нередкое дело.

Ульрике, уже надкусившая, было сандвич, прерывисто выдохнула и отложила его. – Ага, случается. В принципе, если так подумать, то каждый третий дом у нас хоть разок, но горел. Глаза у нее не просто потемнели, черными сделались, как головешки. Мысли наполнились такой жуткой какофонией звуков. Крики, смех, выстрелы, собачий вой, что Марцелю захотелось зажать уши.

Останавливало его только то, что это было бы бесполезно. – Вот у Гера Вальца, всего месяц назад вдруг загорелся шкаф на кухне. Решили, что проводка виновата. Бедная Грета, она перепугалась жутко. Мы с ней едва успели огнетушители с подвала достать. Шилтон совершенно явно хотел что-то спросить, но вдруг Брюк вздрогнул и начал торопливо подниматься на ноги.

Потом вылодил из кармана брюк телефон, посмотрел на экран и нахмурился. – Шванг, Ульдрике, подождите немного. Это по работе я должен ответить. – По работе. Марцель вспомнил киллеров из Шелдерской группы. Абсолютно безэмоциональных ребят с жуткими пустыми глазами, и кусок хлеба встал у него поперек горла как сухой картон. – Да-да, – донесся из кустов удаляющийся голос Шелдер.

Конечно, я могу говорить Герблау. Работа идет прекрасно, мы делаем большие успехи. Но хотел бы обратить ваше внимание на то, что в городе мы находимся меньше сорока восьми часов. Да? Могу вечером прислать вам свои наработки. Что? Нет-нет, мы прекрасно справляемся сами. Мартель медленно откинулся на траву и уставился в зеленовато-голубое августовское небо.

Сердце глухо тумкало в груди, с каждым ударом кажется разрастаясь больше и больше, еще немного, и оно заполнит все тело. – Тяжелая у вас работа. Ему даже не сразу стало ясно, что это Ульрике говорит. – Типа того. Она перекатилась по пледу и нависла над Марцелем, уперев руки в землю по обе стороны от его головы. – Все будет хорошо, – сказала она тихо.

Я обещаю. – Справляемся сами, ага. Молодец, Шелтон. Он, даже такой идиот, как я, догадается, что если в Хафельберг приедут новые помощники, то нас потом прикопают, чем бы задание ни кончилось. Она осторожно опустилась на землю и прижала щекой к плечу Марцеля. Он инстинктивно повернулся, невесомо прикасаясь губами к пылающему лбу улерике, обнял ее одной рукой, притягивая к себе плотно-плотно и зажмурился.

Когда Шелтон вернулся, то так и застал их, дремлющими в обнимку. Марцель почти сразу почувствовал его присутствие. Холодный океан мыслей бурлил, словно где-то на дне включился гигантский механизм, как в джакузи. Безмятежно улыбнувшись сонно-щурящейся парочке, Шелтон сел на плед и, как ни в чем не бывало, потянулся за своим стаканчиком с уже остывающим кофе. Сделал глоток, другой и, словно в задумчивости, положил руку на лоб Марцелю.

«У нас проблемы, Шванг». Разум Шелтона равнодушно просчитывал варианты. Вот, шелдорфцы всё же присылаются к глядатеев. Секретность операции летит к чертям, работоспособность Марцеля снижается из-за постоянного травмирующего фактора, недовольный хозяин даёт сигнал к устранению напарников. Шелдорфцы приезжают, но тайно. Марцель, конечно, их замечает, и дела скатываются к первому сценарию.

Блау не доверяет Шелдону и действительно хочет прислать контролёров. Блау доверяет, но хочет простимулировать скорость расследования. В группировке идёт внутренняя борьба, и Блау думает, что Шелтон может работать на конкурентов. Борьба действительно идёт, и Шелтона пытаются подставить те, кто хочет ослабить Блау. «У нас проблемы, но я выторговал отсрочку на неделю. Работать придётся очень быстро. Если через семь дней не предоставим ощутимые результаты, то в Хаффельберг нагрянут люди Блау».

«Значит, неделя…», – сонно пробормотал Марцель, глядя в небо. Зеленоватая морская синева быстро затягивалась облаками, перистыми, полупрозрачными, как будто с той стороны небесного стекла кто-то дышал на него, и дыхание оседало изморозью. – Мы успеем? – говорив вслух, она спит, крепко, как ребенок. Как в насмешку, Ульрике беспокойно завозилась во сне и стиснула пальцами плечо Марцеля.

– Что-нибудь успеем, – тихо, едва слышно произнес Шелтон, и, морщись, залпом выпил остывший кофе. Пока я отошлю им пустышку с дезинформацией. Не хотелось бы сливать свои наработки так рано. Через неделю нужно либо достать Штайна, либо скомпилировать из маловероятных версий что-нибудь правдоподобное. Хочешь оставить Штайна себе? Возможно.

Хватит лыбиться, Шванг. Лучше буди свою милую чокнутую подружку и продолжим пикник. Я пока получил информацию только о 163 домах. Маловато для статистики. Марцель посочувствовал Ульрике, но всё же растолкал её. – Семь дней, семь дней, а за полтора дня мы почти ничего не раскопали. Резко расхотелось жалеть себя и беречь телепатию. – Что там хотел Шелтон, прослушать полицейских из участка? Сразу двоих? – Да не вопрос.

Но человек предполагает, а проведение располагает. После неурочного дневного сна Ульрике стала неразговорчивой, задумчивой. Она постоянно косилась на Марцеля, и то старалась оказаться поближе к нему, то наоборот шарахалась, и мысли у нее в этот момент становились неразборчивыми, быстрыми, как видео, записанное клочками и включенное на ускоренную промотку.

А иногда вдруг загоралась какой-нибудь дурной идеей. «Давайте заглянем за тот холм, постучимся в тот дом и попросим воды, а то кофе надоел. Поиграем в салочки, а то холодно». А давайте… Дело кончилось тем, что она завела всю компанию к подножью гор, туда, где начинался редкий лесок. У опушки вымахали густые высокие заросли ежевики. Ульрики замерла, как-то по-звериному принюхалась к воздуху и, бросив сумку, умчалась, свопляя «Я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-ядки».

«Придуривается», – устало пояснил Марцель, когда Шелтон уставился ей в спину, явно удерживаясь от того, чтобы у виска покрутить. «Наверное, в туалет захотела». А сказать стесняется. «По крайней мере, мысли о туалете у нее есть. А ежевики нет». «Слушай, вот теперь мне кажется, что мы зря тратим время. Целый день прошел.

А Блау дал нам только неделю. – Страшновато как-то, если честно. Шелтон, прищурившись, обернулся к западу на город. Огромное рыжее солнце сползало к горизонту раскаленной монетой, четкий круг заседой пати на облаков. – Не так уж зря. Тебе нужно было отдохнуть и развлечься. К тому же мы собрали достаточной информации о домах из пригорода. Вечером я пробью подозреваемых по своим базам, а завтра продолжим работу в полицейском участке.

– Хорошо, – согласился Марцель покорно. – Слушай, раз уж мы остановились, я покурю, пока Оль реки не вернется. А потом домой, ладно? – Как раз к ужину успеем, – кивнул Шелтон и вытащил ноут из сумки. – Иди, а я начну кое-что забивать в базу. – Шванг, ты хотя бы против ветра не становись, чтобы на меня не дымить. – А откуда я знаю, куда тут ветер дует?

Я что, флюгер? Марцель потряс около уха коробком со спичками. – Пойду на опушку, ягодок пощиплю. Эй, не надо ржать только! Я по-настоящему за ягодами. Ежевикош в августе воспевает. Закурив, Марцель поплёлся к зарослям. На самом деле, никаких ягод и не хотелось, но дым Шелтон и правда не выносил. У кромки леса мысли Ульрики слышались чётче, но они были тревожными, вязкими, как ночной кошмар во время болезни, совсем не такими, как четверть часа назад.

Вспышки в темноте, яркие образы полуразрушенной церкви и женский силуэт на фоне чернильно-синего ночного неба, угрюмые обормотания, то стихающие, то становящиеся громче, где-то рядом еще бродили отзвуки прежних мыслей, ярких, хоть и немного грустных, но они почти полностью перекрывались новыми.

Чудно. С другой стороны, улерикия с самого начала была странная. Мартель не стал подходить ближе, чтобы не концентрироваться на неприятных картинках и улёгся с сигаретой на траву рядом с ежевичником. Ягоды почему-то пока созрели не до конца. На каждой грозди попадалась одна, от силы две спелая. Ежевичная кислинка причудливо смешивалась с привкусом табачного дыма и почему-то отдавала металлом.

Быстро темнело, словно кто-то жадно вытягивал свет, как яблочный сок через соломинку. Шелтон так и остался сидеть на холме, пристроив ноутбук на колени. Марсель периодически оглядывался на напарника, потихоньку отползая дальше и дальше вдоль ежевичника. Ульрике постепенно углублялась в лес, мысли ее с каждой минутой становились неразборчивее и затихали. И в один ослепительно-кошмарный момент Марцель осознал что-то болезненное, жуткое, вязкое, принадлежит не ей.

Посторонний человек следил за Ульрике. Сигарета, как живая, вывернулась из пальцев и упала прямо на джинсы. Марцель, обжигаясь, торопливо стряхнул ее на землю, вдавил в почву голой ладонью и едва ли не на четвереньках ломанулся в кусты. Опомнился, скочил на ноги, цепляясь за колючие плетья, крикнул во весь голос «Ульрике, возвращайся!», и в то же мгновение нахлынули две волны, почти одновременно – ослепительная злость и удушающий страх.

Марцель зажмурился, покачнулся, полностью дезориентированный Где земля? Где небо? Где Шелтон? А потом вслепую шагнул вперед. И еще, и еще, и еще. Расцарапанные руки и плечи зудели, но это ощущение словно принадлежало кому-то другому.

Почва под ногами была мягкой, влажной после вчерашнего дождя. Она спала под мышечным одеялом перегнивающих листьев и сухих веточек. Запах у нее был кисловатый и древесный. И Марцеллю почему-то отчетливо представлялись белесые нити грибниц. Тянущиеся глубоко под лесом от края до края. Мысли Ульрики подернулись рябью как отражение на воде и исчезли. Марцель с размаху налетел плечом на тоненькую рябинку, едва не свалился, потом выругался, потряс головой и огляделся.

Где бы он ни находился, а пушку отсюда не было видно. Тот, кто напугал Ульрики, бродил поблизости, метрах в ста-ста двадцати. Марцель пытался прислушаться к его мыслям, чтобы понять, с кем имеет дело, но не мог себя заставить сделать это. Чувствительность намертво заблокировала отвращение из категории чего-то физиологического. Для телепата больной разум, как полусгнивший труп, съеденный червями, с червями в глазницах и на языке.

Даже смотреть на него невозможно, а подойти, а коснуться рукой, а… Горлу Марцеля подкатила тошнота. Невыносимо. Почти как с отцом Петером, только в сто раз хуже, потому что болезней телесных Марцель боялся куда меньше душевных. Телепату безумием заразиться легче, чем каким-нибудь гриппом.

И Шелтон, если это случится, даже помочь не сможет. «Не слышу…», – Марцель глубоко и часто задышал, глотая ртом холодный сыроватый воздух, отчаянно не хватало сигарет. «Ничего не слышу, не хочу…». Сколько спичек впустую сломалось и упало вниз, на мягкую, кисло-пахнущую землю Марцель не запомнил. Дым обжег легкие и привычно выгнал из головы дурную муть.

Телепатия приглохла, но обычный слух обострился. Метрах в тридцати раздавалась тихая, потерянная мяуканье кошки. И ничего больше. Ни криков у лирики, ни мыслей. – Так! – нарочно вслух и громко произнес Марцель, выпрямляя спину. С одной стороны, это хорошо, что нет криков, значит, никто ее не мучает, а с другой – черт, а вдруг ее убили!

Стало совсем мерзко. Марцель тоскливо оглянулся. Сгущающийся мрак, лиловатое небо в промежутках между древесными кронами, черные неподвижные ветки. Воображение отчетливо дорисовало девичий силуэт в полутьме, вспыхивающий жизнерадостно оранжевым огнем. Где-то вдалеке затрещали ветки, и Марцель уже совсем было довел себя до ручки, когда услышал встревоженный оклик. – Шванг! Твою мать, да где ты?

Из горла с мешок вырвался. – Это как надо было Шелтона перепугать, чтобы он сам за меня испугался? – Я тут! – откликнулся он хрипло, откашлялся, попробовал крикнуть громче. – Тут! – Ура! – раздалось совсем близко, и Марцель подпрыгнул на месте. В шагах в четырех у куста светились желтые кошачьи глаза. «Кис-кис?»

неуверенно спросил Марцель, на всякий случай готовясь зажмуриться, чтобы не увидеть случайно какую-нибудь потустороннюю хрень. «Мрау!» – печально согласилась кошка и прищурилась. Интонации показались Марцелю отдаленно знакомыми. «Ты, случайно, не кошак из подворотня?» – подозрительно осведомился он.

«Мрау!» Загадочно ответила кошка и, медленно повернувшись, удалилась в кусты. Первым порывом было рвануть за ней, но Марцель представил, что на это скажет Шилтон и только покрепче ухватился за бедную рябинку. – Шванг! Голос хоть подай! – Я тебе что, собака? – Спасибо, Шванг. Я уже рядом. Не сходи с места. Марцель чертыхнулся и с раздражением дернул за рябиновую гроздь. Маленькая ягодка смялась, сок брызнул на пальцы.

Марцель облизнул. Горько. – Ты далеко еще? – Уже тут. Шелтон неожиданно вынырнул из кустов. Равнюхонько напротив тех, куда шмыгнула кошка. Дорогу себе он подсвечивал экраном мобильника. – Ты в порядке? – Ага. Марцель уже нарочно сорвал ягоду рябины и сунул в рот, испытывая от неприятного острого вкуса какое-то мазохистское удовольствие.

Ты не видел Ульрики? Сначала я ее слышал, но вдруг словил волну какого-то психа, сорвался и… Ну ты понял. – Шелтон… Он замялся. – Понимаешь, этот псих ведь за ней следил, а она думала, думала и вдруг перестала. Ну, и я не могу просто так вот сейчас уйти и бросить ее. – Да, – сухо ответил Шелтон, – позже расскажешь, где Где ты в последний раз слышал ульрики? Ты поможешь найти ее? Не кричи, идиот! Голосом Шелтона можно было воду замораживать.

Конечно, помогу. Если мы вернемся одни, а ульрики пострадают, угадай, кого обвинят. Мы ведь уходили вместе. Конечно, я помогу. Так где ты ее потерял? Марцель попытался вспомнить и неуверенно ткнул рукой вправо. Кажется, там.

Хорошо. Иди за мной след в след, не отставай. «Можешь прислушиваться сейчас телепатически? Или твой псих рядом?» Шелтон говорил отрывисто, без эмоций, и это странным образом успокаивало. «Ты уверен, что он следил именно за ней, а не просто прогуливался рядом? Или тебя искал?» «Нет», – мотнул головой Мартель. Подумал, снял очки, сложил в карман. И так было уже слишком темно и без фиолетовых стекол.

«Просто он был рядом с ней, а когда я ее окликнул, то среагировал на имя. И, наверное, показался ей. И тогда Ульрике пропало. Да. Плохо. Впрочем, будем надеяться на лучшее. Поисками Шелтон занимался точно так же, как и любым другим делом. Педантично, аккуратно, неторопливо и очень эффективно.

Он сопоставил направление, в котором слышались мысли Ульрики у опушки, с тем, какое запомнил Марцель, когда слышал ее в последний раз, прикинул что-то по поводу рельефа, сверился с навигатором на мобильнике и вполне уверенно зашагал вперед, осторожно отводя ветки, чтобы они не хлестнули по лицу. Вскоре условная тропинка между деревьями уткнулась во враг. – Слышишь тут чего-нибудь? – спросил Шелтон, замерев у обрыва. – Неа. Марсель виновато втянул голову в плечи и на всякий случай крикнул негромко – Ульрике, ты тут? На секунду ему показалось, что пришел слабый мысленный отклик, но только на секунду.

– Придётся лезть, – резюмировал Шелтон. От него ощутимо фонило разочарование. – Тут постоишь или со мной спустишься? Марцель представил, как останется наедине с перспективой словить дивный пылающий глюк в женском обличье, и изябко обхватил себя руками. – Спущусь. Может, мне спичкой подсветить, а то ещё навернёмся?

Спичкой бесполезно. Вот зажигалку бы, – отмахнулся Шелтон и вдруг застыл. «Так, погоди-ка, у меня же салфетки есть!» Он отломил ветку, быстро очистил её от листьев и намотал на один конец бумажку. «Это типа факел?» «Это типа фигня», – без намёка на иронию ответил Шелтон. «Поджигай! Долго оно не прогорит, но хотя смотрим, склон». Первая спичка сломалась и улетела в лесную подстилку, а вот вторая загорелась с первого чирка.

Импровизированный факел заниматься никак не хотел, но потом запылал. Шелтон, придерживаясь за траву, перегнулся и подсветил склон. Я так и знал. У Марцеля внутри все оборвалось. – Видишь ее? – Вижу ногу. Надеюсь, она лежит неотдельно от ульярки. – Сволочь ты! – Да, да, конечно.

Факел потух. Шелтон бросил его на землю и тщательно затер ногой. – Давай спускаться. Я запомнил дорогу, так что просто держись за меня. – Что, прям за тебя? – Да. За руку, что ли? – не поверил Мартель. – Чтоб не дотрога, Шелтон, и позволил себя коснуться. Да к тому же без коварных, далеко идущих планов по перевоспитанию напарника. – А за что еще? – опасно ласково поинтересовался Шелтон.

Не дури, Шванг. У меня с координацией все в порядке, в отличие от некоторых. И угадай, кто будет возиться с твоими переломами, если ты покатишься по склону в темноте. – У нас слишком мало времени, чтобы его тратить на лечение. Это осталось невысказанным, но повисло в воздухе. Спускались, наверное, минут пятнадцать, а когда были уже на полпути вниз, Марцель вдруг отчетливо услышал мысли Ульрики, странные, тихие, но определенные мысли человека, пребывающего в сознании.

Ульрики словно думала синхронно с окружающим миром. Ее разум был наполнен шелестом ветра в листве, хрустом веток под ботинками у Шелтона и сосредоточенным пыхтением Марцеля, отчаянно пытающегося не навернуться со склона. «Слышу её…» Почему-то общаться с Шелтоном вслух сейчас казалось опасным. «Хорошо, значит, она живая… Ульрике…», – хрипло позвал её Марцель.

Неожиданно она завозилась и, кажется, села. Мысли стали чётче, отделившись от естественного фона. «Я тут…» У неё голос был не лучше, сорванный, как от долгого крика, хотя Марцель запомнил только один вопль. – Ульрике, вы в порядке, можете идти, – поинтересовался Шелтон участливо. – Как вы оказались во враге? – Не помню. – Врет.