Текст книги "Огни Хафельберга"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Раньше эта мысль ввергла бы его в панику, но сейчас было слишком хорошо. Я посветил спичкой, хотел разобраться, откуда эта девчонка взялась, а она вдруг разинула рот, как будто заорала, только без звука. А потом вспыхнула как-то спичка. И сгорела. Вот. – Интересно. – протянул Шелтон, откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

Экран ноута сиротливо светился в темноте. То зеленоватый, то кислотно-голубой. – Это всё? – Ну, да. Я пошарил на месте. Следов возгорания нет, но пахнет дымом и… Марцель помялся, но потом вспомнил, что напарнику лучше сразу говорить всю правду. И болью. Я раньше думал, что все эти россказни про то, что мысли оседают на месте преступления, полная хрень, а теперь сомневаюсь.

Некоторое время Шелтон разглядывал темноту за окном, подозрительно щурясь. – Забудь об этом, – решил он наконец. – Возможно, ты просто словил чей-нибудь сон. Такое ведь уже было? – Ну, было, – неохотно осознался Марцель, – но во сне. А тут я точно не спал.

Все случается в первый раз. – Ну, Шелтон… – Успокойся, – с нажимом повторил стратег, стуча по клавишам. – Физически ты здоров. Эмоциональный дискомфорт пройдет, как только ты перекроешь неприятные воспоминания чем-нибудь рутинным. Сходи в душ, конфетку сгрызи, что ты там обычно делаешь? Давай, иди, не мешай мне работать. Покури, что ли? Ах, да, ты же сигареты посеял.

«Мстительная мразь», – с удовольствием констатировал Марцель. Ну и сиди со своим компом, зрение испортишь. Как испорчу, так и починю. Ответить на это было нечего. В ванной Марцель чувствовал себя неловко. Не потому, что чужое место. Своего дома у телепата вообще не было, к гостиницам он привык. А потому, что до жути не хотелось оставаться одному.

Но просить Шелтона подежурить за занавеской, пока Марцель.

Будет плескаться… нет, убьет же, причем в буквальном смысле.

Шелтон терпел выходки телепата, потому что тот был ему выгоден. Но если недостатки перевесили бы возможные плюсы, избавился бы в тот же день. Может, действительно бы убил, но, скорее всего, просто уехал без предупреждения. А это тоже смерть, только отсроченная. Телепат в одиночку, без тщательных расчетов стратега через пару месяцев вляпается либо в мафию, либо в спецслужбы, а там ему быстро перепишут личность или отправят в утиль.

В лучшем случае протянет два-три года, прячась по норам, а потом тихо свихнется. А Шелтон запросто выживет и без напарника. И что за шлак лезет сегодня в голову? Наверное, посторонним в это верилось с трудом, но Марцель был человеком болезненно аккуратным. Иногда до смешного доходило, как сейчас вот. Сначала прибрался в ванной, расставил банки и тюбики на полке по цвету и размеру, ровно повесил полотенце, настроил воду до совершенной температуры и только потом стал раздеваться сам.

Носки, джинсы, футболка, белье, всё сложено в идеальную стопку, на самом верху, как вишенка на торте очки, металлическая оправа под серебро, фиолетовые стекла, на душке брелок с пиратской эмблемой.

Без одежды и побрякушек телепат чувствовал себя беззащитным, только он и чужие мысли вокруг, и даже за много-много лет не удалось привыкнуть к тому, что эти другие его не слышат, только он их, а значит, бояться нечего. «Всё будет хорошо», – бормотал Марцель, намыливая голову по второму разу. Горячие струи воды били по спине, в ушах звенело.

Шелсон потом станет ругаться, что кретин едва не довёл себя до теплового удара, но сейчас Марцелю было всё равно, лишь бы заглушить тревогу.

«Всё будет хорошо, хорошо, хорошо».

Гроза тоже гремела, даже по ратушному шпилю молния шарахнула. И что? В итоге прошла мимо. Может, и с этими глюками про горящую девушку будет так же? Подумаешь, вдруг правда словил чей-то кошмарный сон. Марцель замер, мыло щипало глаза. – Нет, – тихо сказал он, – ни хрена это был не сон.

В этом-то и проблема. Пока Марцель отмывался до скрипа и подсушивал волосы полотенцем, Шелтон успел не только доделать работу, но и уснуть. Свет в комнате не горел, кроме ночника над кроватью телепата фантасмагорического и сине-фиолетового месяца в желтых звездах. Окна были распахнуты настежь, и занавески мерно колыхались. По черному экрану ноута бежала строка с лаконичным напоминанием.

«Пожрать не забудь, кретин!» Марцель хмыкнул. Ужинать, тем более остывшим овощным рагу с жирными с ордельками он не собирался, но раз уж Шелтон соизволил напомнить… Сидя с тарелкой на подоконнике и глядя на темную громадину монастыря, подсвеченную бледным серпом луны, Марцель отчего-то не мог избавиться от мысли, что произошедшее с ним сегодня будет еще долго аукаться.

И бежать некуда. Они уже взяли задание на возврат долга Шельдорфской группе, а значит, придется поработать с этим городом. Шпиль ратуши, стены монастыря, неровная брусчатка, деревянный мост и шесть с половиной тысяч жителей, шесть с половиной тысяч тайн, из которых нужна только одна. Но для того, чтобы выцепить ее, придется пропустить через себя их все.

А то невыносимое «нечто», которое приветливо взмахнуло Марцель рукой на мосту, будет стоять за плечом постоянно. И смотреть. Думать об этом было жутко. Не думать невозможно. Марцель аккуратно составил пустую тарелку на стол, тщательно закрыл ставни, проверил задвижку на двери, оттягивая момент решения. Вздохнул, помялся, присел на пол у кровати Шелтона.

«Ты спишь?» Ноль внимания. Тональность мыслей даже не поменялась. Те же сложные логические цепочки, как всегда, но сейчас глубже, под пышным слоем невнятных образов и видений. Шилтон совершенно точно спал, он не пошевелился даже тогда, когда Марцель осторожно отогнул край его одеяла и пощекотал ногтем басую пятку. Телепатический контакт, как и биокинез, тоже легче всего поддерживать через прикосновения.

Я просто немного настроюсь на твои мысли, придурок, – и пойду спать к себе, – пробормотал Марцель. – Постарайся утром меня не убить. Нервно выдохнул и прижался щекой к костлявой лодыжке Шелтона. Прохладный шепот поднялся выше, выше, под самый потолок тесной комнатушки и рухнул на Марцеля. Тот прерывисто вздохнул, едва не захлебнувшись чужими с нами, и позволил увлечь себя на глубину.

Курту Шелтону кошмары не снились никогда. Марселю Шванку с недавних пор тоже. – Шванк, ты мелкая, трусливая, эгоистичная дрянь! Шелтон никогда не повышал голоса, но когда он говорил так, телепат непросто проснулся, его буквально вышвырнул из сна инстинкт самосохранения.

– Не знаю за что, но извиняюсь, не кричи только, – пролепетал Марцель, но тут осознал, что происходит, и, глотая убийственно-неуместный смех, начал быстро-быстро сползать с постели задом наперед, стараясь держать Шелтона в поле зрения. – Да не кипятись ты так! Подумаешь, занесло меня не туда во сне. Ты же не будешь убивать своего единственного и неповторимого напарника за то, что он случайно отлежал тебе коленку.

– Случайно, я подчеркиваю. Знаешь, что такое случайно? Это, типа, ненарочно, без преступного умысла. Марцель действительно не помнил, как его угораздило во сне перебраться с пола к Шелтону на кровать и там свернуться клубком, невинно обнимая чужую ногу. Впрочем, стратега вряд ли волновали какие бы то ни было объяснения.

Он многое спускал на тормозах, но неприкосновенность личного пространства хранил свято. Сначала Марцеля это забавляло. «Надо же, и у хладнокровных сволочей бывают навязчивые идеи». И он специально доводил напарника. Но потом Шелтон как-то обронил, что биокинетики в принципе чужих прикосновений не выносят, даже случайных. Чувствительность кожи слишком высокая, всё тело как оголённый нерв, и это с ума сводит и тому подобное.

Сумасшествие телепаты сам боялся до подгибающихся коленок, поэтому с тех пор старался лишний раз Шелтона не беспокоить и не ржать над его правилами предосторожности. Всегда ходить в одежде с длинными рукавами, носить с собой перчатки, держаться холодно и безукоризненно вежливо, чтобы собеседник не вздумал сокращать дистанцию, аккуратно выбирать девушек для компании.

Проблема была в том, что Марцель правила не то, чтобы не любил. Он про них просто не помнил. Иногда это выходило боком им обоим. Как сейчас.

«Шванг! Хочешь, я завтрак приготовлю?» – заговорщически предложил Марцель, понизив голос, как дилер на темной улице. – Мне все равно за сигаретами надо в магазин бежать. Я могу и тебе что-нибудь купить. Успокоительное, например. Тут он все-таки заржал, и это оказался уже перебор. У стратега и так редко бывало хорошее настроение по утрам, потому что идеальные мозги начинали работать не сразу, а только после чашки приторно-сладкого кофе.

– А-а-а! Только не ногами! Приложиться спиной Оппол оказалось неприятно, но терпимо. Видимо, цели прикончить напарника у стратега всё-таки не было. – Никогда больше так не делай, – скучным голосом произнёс Шелтон, слегка надавливая босой ступнёй на горло Марцеллю. Тот и не пытался пошевелиться. Трагично распластался по ковру, раскинув руки в стороны и беззвучно хохотал.

Дергаться было бесполезно. Во-первых, Шелтон все равно был сильнее и тяжелее почти в два раза, во-вторых, ему требовалось срочно спустить пар. – Каюсь. Заблуждался. Ошибался. Кстати, у тебя простыня на тогу похожа, только надо ее не так просто через плечо перекидывать, а закалывать чем-то. Тебе идет.

Хватит ржать. – Ну, я серьёзно, прям оратор! Ступня надавила на горло сильнее, и Марцель поперхнулся. – Не, тиран, тиран-оратор, тиранозавр! – Хватит, я сказал, – повторил Шелтон угрожающе. Марцель изобразил смертные судороги. Замер, закатил глаза, подумал и ещё вывалил язык на сторону.

Шелтон сдался. «Ты неисправим. Исчезни с глаз моих!» «Слушаюсь и повинуюсь!» радостно осклабился Марцель, мгновенно оживая. «Я за сигаретами. Тебе что купить?» «Ничего». «Ага, понял. А кроме сыра и крекеров?» «Исчезни, я сказал!» «Ну, экзотические фрукты вряд ли будут завозить в местный супермаркет.

Кстати, а можно ли считать папаю чем-то экзотическим?» Ее ж везде навалом. А ты знаешь, что если на дынном дереве растут только цветочки с пестиками, то она называется не папайя, а мамайя. Эй, ты слушаешь? У-у-у, да ну тебя, зануда. Шелтон, как был, в тоге из простыни, босой и лохматой перебрался за письменный стол, включил ноут и воткнул в уши наушники.

Ушел в глухую оборону. В таком положении ему не был страшен даже приступ хорошего настроения у напарника. А утро, как нарочно, выдалось такое замечательное, что приступ того самого хорошего настроения грозил затянуться на несколько часов. Марсель распахнул ставни и высунулся наружу, перегибаясь далеко за подоконник.

Расцвело только недавно, и воздух еще не успел прогреться. Он был свежим, сочным, как арбуз из холодильника. Хотелось жадно вдыхать полной грудью и смаковать каждый вдох. Прущатка мокро блестела, то ли роса выпала, то ли ночью тучи все же зацепили краешком город. Солнце пряталось где-то за темной громадиной монастыря, и казалось, что свет льется не из конкретного места, а отовсюду с неба, на аккуратные черепичные крыши, ухоженные сады, на площадь и зеленоватую ленту реки.

Хафельберг неторопливо просыпался. У детей пока не закончились каникулы, а старшее поколение работало больше в охотку. Никаких тебе скучных офисов или фабрик, у каждого своё любимое дело или семейный бизнес. Поэтому, наверное, ощущение от утра было воскресное, а не понедельничное.

Или даже праздничное. Так ясно ощущалось в городском шуме ожидание подарков. Марцель счастливо жмурился, вслушиваясь в мысленный гомон. Трудолюбивые фрау уже готовили завтрак, напивая себе под нос. Ленивые досматривали последние, самые сладкие сны. Пожилые, но все еще бодрые герры сообща выгуливали вдоль речки своих мопсов, спаниелей и пуделей. Монахини пололи грядки на огороде за монастырем. Старуха из углового дома созывала гортанным голосом бесчисленных кошек.

Жизнь текла так, словно времени впереди оставалось даже слишком много. Внизу по улице пробежали на перегонки две девчонки, совсем мелкие, лет по восемь. За ними неспеша следовали мамаши, бурно обсуждая какого-то Густава и его гулящую дочь. Марцель торопливо юркнул обратно в комнату. Еще не хватало в первый день засветиться перед местными фрау чуть ли не голышом.

Они бы вряд ли оценили вид по достоинству. Вот если бы Шелтон так в окошке показался. Зависливо пыхтя, Марцель влез во вчерашние джинсы и футболку, перевесил брелок-черепушку с фиолетовых очков на шизофренические желтые, глянул на свое отражение в металлической крышке ноута и заскрепел зубами. Волосы, так и не высушенные вчера до конца, стояли дыбом. «Сволочи!

Все кругом сволочи! Все меня ненавидят!» Марцель с руганью полез в чемодан за феном и щеткой. Даже собственные волосы! И те сволочи! Шелтон, кажется, наметание телепата из ванной в комнату и обратно внимания не обращал. Но когда тот привел наконец порядок в свое каре, напялил очки, зашнуровал кроссовки и собрался выходить, негромко напомнил, не снимая наушников. – Мою кредитку возьми! Твоя пустая была, придурок!

Мартель пробурчал нечто среднее между благодарностью и нецензурщиной, схватил карточку и смылся из комнаты, пока еще чего-нибудь ласковое не услышал вдогонку. А на улице оказалось даже лучше, чем виделось из окна. Утренний холодок пощипывал голые руки, прогоняя остатки сонливости. Хотелось бежать в припрыжку, напрямик через чужие клумбы и ухоженные палисадники, разгоняя вездесущих кошек и перекормленных голубей.

Марсель даже рискнул и свернул к речке, к злополучному мосту, но в ярком солнечном свете вчерашний кошмар действительно казался глюком, чужим сном. Единственное, что напоминало о нем, промокшая от росы сигаретная пачка и народное пятно на деревянном настиле, издалека бросающееся в глаза. Воровато оглянувшись, Марцель поднял ее, донес до урны и выбросил.

Обычно его одержимость аккуратностью распространялась только наличное имущество и временное жилище, но в этом кукольном городке царила такая чистота, что нарушать её было почти болезненно. К тому же Шелтон просил не выделяться. Бесшабашно весёлое настроение куда-то сдулось. Марцель немного побродил вокруг моста, а потом прислушался к городу и отыскал супермаркет. Народу там толкалось немного.

Несколько тощих и одинаково сонных домохозяек закупались диетическими хлопьями для завтрака, кофе из цикория и молоком с полпроцентной жирностью. Мальчишка уныло набирал в корзинку собачьи консервы. У стенда с косметическими средствами задумчиво изучала состав шампуня долговязая девушка в мешковатом черном свитере и узких джинсах. Мысли у нее были неразборчивые. Картинки, звуки, смутные образы, ни намека на сформировавшуюся речь.

Марцель заинтересованно прислушался. Такой тип сознания встречался достаточно редко, в основном у маленьких детей, а годам к десяти уже почти все начинали думать хотя бы обрывочными фразами. Исключение составляли психи, латентные телепаты и особо талантливые художники. Марцель задумался, к какому типу относится незнакомка и слегка отвлекся от реальности.

«Привет! Ты приезжий?» Он даже не сразу сообразил, что обращаются именно к нему, причем не кто-то, а та самая странная девушка. Речь у нее не предварялась мысленным формулированием будущей фразы. Один-ноль в пользу версии о латентной телепатке. «Тип-то-о, а ты местная?», – дружелюбно оскалился Марцель и, задрав голову, с любопытством уставился на незнакомку.

Черты лица у нее были резкие, по ассоциации с хищной птицей. Истребиный нос, четко обозначенные скулы, узкие губы. Глаза темно-кари, почти в черноту, и сонные. Обычно женщин такие черты не красят, но это была молоденькая свеженькая, лет 17, не больше, не складная еще, не сформировавшаяся, на исходе подросткового бунта, нарочито в мужской одежде, но зато с куцей-косичкой.

«Смешная». «Ага, местная. Клёвые очки», – похвалила она, заложила руки за спину и покачнулась на пятках. «Я вообще клёвый», – доверительно сообщил Марцель. Марцель. Вижу. Я. Ульрике. Шва. Марцель. В последний момент телепат почему-то исправился. Своё настоящее имя он светить не любил, но тут как током дёрнуло.

Не подходит для общения с этой девчонкой прозвище, ставшее с подачи стратега фамилией. Приятно было познакомиться, Марцель. А сыр здесь не покупай. Он горький. Глубокомысленно посоветовала Ульрике. До встречи. – Ну да, до встречи. Запоздала пробормотал Марцель, пытаясь решить про себя головоломку. Девчонка случайно ляпнула про сыр или словила его мысли.

– Она что ли правда из наших? Марцель уставился ей в спину. Телепатка шла к кассам между рядами с бокалей, слегка раскинув руки, словно балансируя на невидимом канате. В разрыве между стойками она попала в пятно солнечного света, темно-русые волосы вспыхнули рыжим, и Марцеля Я пробрала от жуткого ощущения дежавю, девушка, рыжие волосы, огонь.

Сразу стало неуютно. Бродить по магазину, придирчиво выбирая продукты, Марцелю расхотелось. Он торопливо покидал в корзину острые крекеры, оливки, что-то сладкое, ненадолго завис над холодильником с нарезками, но глянул на даты и передумал брать сыр. На кассе, естественно, оказалось, что любимых сигарет Марцеля тут отродясь не водилось. Пришлось брать какую-то дешевую отраву.

На заправке посмотрите, там выбор больше, – добродушно посоветовал сердобольный кассир. Марцель, конечно, покивал и благодарно поулыбался, но тащиться на другой конец города ему пока не хотелось. – Ничего, потерпит Шелтон Денек и ментоловые вонючки. На обратном пути Марцель опять заметил краем глаза ульрики. Она сидела на корточках на мосту и методично ковыряла ногтем деревянной настил.

Волосы у нее были уже распущены, и на Солнце отдавали ржавчиной.

Завтракать пришлось в компании Вальца и его жёнушки. В этом оказались и свои плюсы. Шелтона обеспечили и любимым пресным сыром, и сносным даже на придирчивый вкус кофе, а Марцелю по первой же просьбе испекли оладьи. Гретта, в отличие от мужа, радовалась постояльцам не только из-за того, что с них можно было содрать деньги. Ей отчаянно хотелось общения. Взрослые дети давным-давно переехали в город и звонили раз в год в лучшем случае, а сама она мегаполисов боялась, до паралича посреди оживленной столичной улицы.

Минусов было два. Во-первых, не получилось совместить ежеутренний инструктаж от Шелтона с завтраком, во-вторых, пришлось поддерживать идиотский разговор и отвечать на дотошные расспросы. Мартель откровенно скучал и не стеснялся обогащать свою легенду бредовыми подробностями, игнорируя предупреждающие взгляды стратега.

– Значит, вы изучаете архитектуру? Ой, как здорово! Наш младшенький тоже хотел, но пошел на экономику, да, Хартмут? Фрау Гретта подперла щеку рукой и приготовилась внимать. – Я воспитывался как раз в приюте при таком монастыре, вот поэтому и решил потом изучать кирпичную готику, печально поддакнул Марцель.

Шелпан поперхнулся глотком кофе. – Ох, а ваши родители, – взволнованно выдохнула Гретта. Морщинистые щеки раскраснелись от переживаний. – Никогда их не видел, – с видом поймальчика опустил глаза Марцель. – Если верить генкарте, один из них был британцем, поэтому для меня так много значит опека профессора Шелтона.

Он мне отца заменил, – трагически прошептал телепат. Гретта сочувственно шмыгнула носом, Вальц заерзал на месте. Шелтон невероятно медленно открыл сахарницу и подложил себе в кофе еще четыре ложки сахара, сыпая его в чашку аккуратной тонкой струйкой. Направление кирпичной готики в архитектуре изучено вдоль и поперек. Безмятежно улыбаясь, стратег попытался вернуть разговор в относительно безопасное русло.

Поэтому в своей работе мы хотели бы сделать упор на историческую перспективу и и роль монастыря святой Клары в жизни города. К слову, кому, по вашему мнению, лучше всего обратиться с расспросами на эту тему? Шелтон, само воплощение вежливой заинтересованности, повернулся к хозяевам дома. Растаявшая от внимания молодого и красивого профессора, Гретта набрала воздуху, чтобы выложить все, что знает, но муженек ее опередил.

– Но экскурсиями у нас отдельный человек занимается. Хитро сощурился он, и мысли у него наполнились кисловато тянущим желанием подзаработать. У Мартеляш скулы свело от злости. – Герр Шнайдер сильно обидится, если я у него бизнес буду перебивать, да, не по-соседски это, но если нужно, адресок я подкину, Герр Шнайдер все расскажет, да, и цены у него умеренные.

И мне он потом процент с прибыли отстегнет. Это осталось невысказанным, но буквально повисло в воздухе. Никакой телепатии не надо, чтоб догадаться. Кстати, о телепатии. Марцель под столом ущипнул себя за локоть, дождался, пока глаза станут влажными, и потелячье уставился на Гретту.

Женщина и так была уже на крючке, понадобился лишь небольшой толчок, чтоб установить контакт. А когда люди начинают кому-то сочувствовать, то открываются достаточно сильно. Шелтон, глянув на напарника, мгновенно сообразил, что к чему.

Откровенно говоря, нам требуется не столько обзорная экскурсия, сколько беседы с местными экспертами, с теми, кто разбирается в истории города, кто знаком с большинством его жителей, может, старожилы или те, кто в силу своей профессии часто имеет дело с людьми. «Вы можете посоветовать кого-нибудь?» Ну… Гретта всё ещё колебалась, опасаясь мужненного недовольства, но мысли её ничего не связывало. Марцель едва сдерживал сытую улыбку, пролистывая этот виртуальный каталог с именами, адресами, короткими и точными характеристиками.

«Я даже не знаю…» Интенсивность мысленного потока усилилась. Полезла куча посторонней информации. Случайные воспоминания об упомянутых людях, размышления самой Греты, каждый вечер глядящий на монастырь из окна спальни, страх перед бранью вальца. Марцель проглотил рвущиеся на язык ругательства. Голова становилась похожа на ведро, в которое пытались перелить воду из целой бочки.

И был только один способ не расплескать такой массив информации. Стараясь не разрывать контакт с Гретой, Марцель уронил вилку под стол, ойкнул, полез за ней, как будто бы случайно оперся на бок Шелтона и незаметно задрал край водолазки, прижимая раскрытую ладонь к голой коже. На секунду все сложные, безупречно логичные мысленные построения стратега перекрыла одна мысль – холодные руки, боже мой, какие холодные – а потом Марцель вывалил ему в голову то, что успел вытянуть из Гретты и разорвал оба контакта.

Тут же появилось ощущение, что вот-вот из носа кровь пойдёт. Такой металлический запах и мерзкое чувство, будто кто-то мозги через трубочку вытягивает.

– Спасибо за помощь, непременно обратимся за экскурсией к вашему другу, Гервальц, – донёсся до него глухой голос напарника. Марцель вяло вспомнил, что он вообще-то за вилкой наклонился и сидеть под столом глупо. Через пару минут должно было полегчать, но сейчас… – Шванг, с вами все в порядке? – Ага, – Марцель проглотил смешок, – я тут, э-э-э, таракана увидел, вот и завис. Уже вылезаю.

Таракана? Волна ужаса, накатившая от Греты, отозвалась в мозгах неприятной щекоткой. – Может, с улицы забежал, – мирно предположил Шелтон. – Мы, пожалуй, пойдем. Благодарю за завтрак, это было замечательно. «Да-да, обалдеть просто», – энергично поддакнул Марцель. «Фрау Гретта, вы просто волшебница. Кстати, таракан убежал под буфет».

Фрау залилась краской до ушей. В столовую Марцель покидал с чувством глубокого удовлетворения, хотя голова трещала, как с похмелья, а в лестнице теперь по ощущениям было не 30 ступенек, а 130. «Может, обезболивающий выпьешь», – предложил Шелтон. Телепат, постановая, распластался на кровати, прижав к животу подушку. «Ня, это вредно. Сейчас пройдет, забей».

Он еще немного поюрзал и замер. «Ну как? Что-нибудь полезное есть?» «Да. В план придется вносить коррективы». «Даже так?» Мартель перевернулся на бок и заинтересованно уставился на стратега. «И что теперь делаем?» «Идём в монастырь», – сообщил Шелтон и машинально погладил ноут. Я околебался, думая, с чего начать поиски Ноуаштайна.

Лучшим и самым простым вариантом представлялся просмотр записей в регистрационной базе полицейского отделения, потому что все вновь прибывшие либо вернувшиеся в город обязаны становиться на учёт. Точнее, не обязаны, но так будет меньше всего проблем с медицинской страховкой в случае неприятностей. К тому же это естественно, два исследователя прибывают в город, наводят связи с полицией, тебе было бы несложно усыпить на пару минут дежурного, а я быстро скопировал бы базу к себе.

Но одна мысль фрау Гретты заставила меня передумать. – И какая? – Священник из церкви при монастыре Святой Клары собирается уехать в столицу. У него обнаружили рак, а больницы должного уровня в Хафельберге нет. На замену отцу Петеру приедет некий Александр Декстер, который первое время не будет знать своих прихожан.

Понятно. А зачем нам священник? Думаешь, Штайн станет ходить на проповеди? Разум Шелтона сейчас был похож на океан во время шторма. На первый взгляд чистый хаос, но на самом деле все подчинено строгим законам физики. Противоборство течений и воздушных потоков. Идеальная симфония. Ну, а Штайн был религиозным фанатиком. В Шельдорфе он каждое воскресенье посещал храм и часто разговаривал по душам со священниками, рассказывал о своих намерениях, о том, что тревожило его, так в конце концов и вышли на его след.

– Штайн возвращается к своим корням, в Хафельберг, и собирается там залечь на год-другой, – процитировал по памяти Марцель и поморщился. – Твою ж мать, на какой хрени прокалываются люди? Он бы еще адрес этому своему священнику оставил.

Он – верующий человек. Шилтон поднялся и натянул рукава водолазки до самых пальцев. А для верующего сама мысль о нарушении тайны и исповеди – нонсенс. «Невозможно, потому что невозможно» – вот и вся логика. И знаешь, что самое интересное, Шванг? Такие люди будут снова и снова наступать на те же грабли. Впрочем, у меня есть еще одно объяснение для такой глупой ошибки Штайна, но о нем я пока умолчу.

У Марцеля от азарта зачесались ладони. Головная боль отступила на второй план и стала совсем-совсем неважной. Ты тут сказал, что мы идем в монастырь, а при нем действующая церковь, единственная на всю округу. Думаешь, что Штайн побежит на исповедь, как только приедет? «Кто знает», – пожал плечами Шилтон, убрал за ухо непослушную вьющуюся прядь и шагнул к двери.

– Поднимайся, Шванг, и постарайся за время прогулки прийти в себя. Твои способности при общении со священником нам очень понадобятся. Монастырь Святой Клары вблизи выглядел угнетающе. Марцель почти физически ощущал на себе давление. Можно было сколько угодно убеждать себя, что во всем виновата готическая архитектура, сама идея которой заключалась чтобы человек почувствовал себя мелкой букашкой перед чем-то грандиозным и ощутил благоговейный трепет.

Но приятней от этого не становилось. И вообще, для ущемления самооценки хватало и дыл Де Шелтона, которым он едва доставал до плеча. «Мрачное тут все какое-то», – недовольно пробурчал Марцель, разглядывая монастырь сквозь желтые стекла очков. «Фу, а разве кирпичи не должны быть красные?»

Сам монастырь и большинство прилегающих построек, строили из глазурованного кирпича, – пояснил Шелтон, разглядывая центральные ворота и слегка щурясь от солнца. – А он чёрный. – Шванг, ты не смотрел свою легенду? – Смотрел. Местами. – А что, там и про кирпич было? – Было, – вздохнул стратег и даже не стал читать нотации. – Эй, вот только без этого.

Что, так и пойдёшь в монастырь сигаретой? – А нельзя? – искренне удивился Марцель. От ментола слегка щекотало горло, но после утренней встряски курить хотелось просто до боли. – Тогда подожди минут пятнадцать. Я же сдохну, если не… – Да-да, знаю. Догоняй. Глядя, как напарник неспешно направляется к воротам, Марцель меланхолично раздумывал, почему тот, вопреки своим привычкам, задержался, чтобы переодеться во все светлое – белая водолазка, жемчужно-серые брюки.

Образ на солнце получался сияющий, только нимба не хватало. Да, надо полагать, монашки будут в восторге. Сигарета догорела почти до фильтра. Марцель хотел, как обычно, бросить ее на землю и растереть ногой, но заметил, что на другом конце улицы сидят на лавочке три престарелые фрау из той болтливой породы, которой лучше не попадаться на язык.

Пришлось прогуляться до урны. Фрау приветливо заулыбались. Марцель вяло помахал рукой и побежал за напарником. – Нет, тут свихнуться можно. Никакой свободы. А Шилтон, судя по течению его мыслей, уже успел пройти вглубь монастыря и даже выбрать первую жертву своего обаяния.

Раньше работал в Британском университете, позже перевелся в Саксонскую зону, чтобы лучше изучить кирпичную готику раннего периода. Монастырь Святой Клары был основан в первой половине тринадцатого века, это типичная постройка того времени. Но, к сожалению, до наших дней дошло мало образцов, сохранившихся в таком прекрасном состоянии. У вас еще и кирпич глазурованный, а считалось, что этот элемент появился немного позднее.

Мы с моим помощником очень интересуемся. А вот и он, к слову, сестра Анхелика. Я вас познакомлю сейчас. «Очень способные и скромные юноши. Не смотрите на внешность, это всего лишь подростковый бунт. Шванг, идите сюда, я здесь». «Скромные юноши…», Марцель мысленно взвыл от восторга и, опустив очи долу, поплелся к напарнику.

«Да, да, очень скромный, особенно по сравнению с самим Шелтоном, у которого стыд и совесть отсутствуют в принципе». «Добрый день, фрау», – вежливо поздоровался Телепат. Подозревая, что вялые интонации напоминают скорее не о скромности, а о слабоумии. «Простите, профессор, я хотел сделать пару фотографий снаружи и немного отстал». «Ничего, я все понимаю. Юношеский энтузиазм», – отеческий улыбнулся Шелтон.

Зрачки у него неприятно сузились. Наверное, не стоило врать про фотографии, если аппаратуры никакой у Марцелля явно с собой нет. Ну, можно же подумать, что он делает снимки на телефон. Шванг, это не фрау, это сестра Анхелико, она монахиня и смотрительница здешнего музея. Сестра Анхелико, познакомьтесь, это Марцель Шванг, один из лучших моих студентов, а ныне еще и ассистент.

Очень горжусь им, надо сказать. Хотя гордыня, наверное, грех. Непринужденно рассмеялся Шелтон. Белозубый, домашний, солнечный, с непослушной прядью, все время выскальзывающий из-за уха, он то и дело поправлял ее, сквозь проводя пальцами от уголка глаза к виску. Монахиня следила за Шелтоном и ласково улыбалась, прикрыв морщинистые веки. Кожа у нее была словно пергаментная, желтоватая и хрупкая на вид, сплошь в пигментных пятнах.

Руки тонкие, такие птичьи косточки, как у марцеля, а глаза, голубые, удивительно ясные. Мысли у сестры Анхелики текли спокойно, точно ложились ровные стежки на полотно для вышивания. Одно к другому, привычно и размеренно. Радость от приезда нежданных визитёров из города, наслаждение тёплой и ясной погодой, память о том, что нужно подрезать какие-то там кусты в саду, а тонким флёром поверх всего размышлений о Шелтоне.