Текст книги "Огни Хафельберга"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

«Ночевать?» – в ужасе протянул Марцель. Шилсон, перебирающий содержимое своего рюкзака в поисках вещей, полезных для текущей ситуации, только плечами пожал. «Я тоже об этом подумал. Гроза постепенно переходит в проливной дождь. Если он затянется ещё часа на два, что весьма вероятно, то уже наступит вечер. Сперва подниматься по мокрой скале около трехсот метров, потом идти по скользкой тропе вдоль обрыва несколько часов, при том, что постепенно будет становиться все темнее и темнее.

Неразумно, Шванг. Похоже, нам придется ночевать здесь и надеяться, что Вальц не вызовет поисковый отряд. – Они только на третий день выезжают. Со вздохом Мартель присел на бревнышко, достал новую сигарету, пригляделся к оставшимся в пачке восьми и с еще более горьким вздохом сунул обратно. Тут какой-то адский сквозняк, снаружи вроде не настолько холодно было, а сейчас прям как из холодильника несет.

– Это потому, что пещера уходит в самую глубину горы. – Есть! Ульрекья довольно распрямилась, вскоре запахла дымом. – Минут десять, и можно будет греться. Курт, а ты вроде говорил, что у вас запасные свитера были. Так вы бы переоделись. Я отвернусь. – Да, хочешь, смотри. Мне как-то скрывать нечего, – хмыкнул Марцель и медленно задрал толстовку.

Ульрики хлопнула ресницами и захихикала. Водушевленный благожелательным приемом, Марцель, пританцовывая, избавился от толстовки, затем от мокрой футболки, но прямо аккурат во время попытки красиво расстегнуть заевшую от сырости молнию на джинсах, по затылку ему крепко прилетела любовно скрученным в жгут запасным свитером. – Спасибо, Шелтон! Вы так добры, сэр! – Заканчивай с клоунадой, – ласковым голосом посоветовал стратег и, положив фонарь на пол, сам принялся снимать свитер.

Луч света был предусмотрительно направлен в сторону, так что стратег оставался в загадочной полутене. – Кстати, Ульрике, а у вас есть во что переодеться?

Нет, но у меня куртка непромокаемая. «Ну, а штаны?».

Ульрики похлопала по бедрам и грустно вздохнула. «Потерплю пока. Все равно придется идти за ветками для спального места, когда дождь поутихнет». «Ветки для спального места?» осторожно переспросил стратег, расправляя на себе сухой свитер. «Что вы имеете в виду, Ульрики?» «Ты что, никогда в лесу не спал?» искренне удивилась она. «Ну, на земле еще куда не шло, особенно летом, когда тепло.

Но на голых камнях… Не, я бы не рискнула. Но вы не волнуйтесь, мальчики, здесь ёлок полно. Я наломаю лапника и настелю постель. Втроём тесновато будет, но ничего, переживём. У меня и одеяло флисовое есть, толстенькое. Марцель начал потихоньку сомневаться, кто тут предусмотрительный расчётливый стратег. – У меня два одеяла со специальным термослоем.

Ваше флисовое мы подстелим для мягкости, а моими накроем С облегчением выдохнул Шелтон, перехватывая инициативу в благоустройстве лагеря. Быть ведомым ему, очевидно, не нравилось. Так что не замерзнем. Что же касается веток, то пойдем вместе, Ульрики. Вдвоем набрать нужное количество материала получится быстрее. Я бы предложил взять с собой Ишванка, но он, увы, в таких вопросах абсолютно бесполезен.

Может, хватит самоутверждаться за мой счет? «Эта пафосная фраза звучит по-особенному проникновенно, когда ты произносишь ее без штанов». Мартель чертыхнулся, натянул свитер до самых коленок и, скрестив руки на груди, уставился на разгорающийся костер. В Кедровой долине неумолчно шелестел холодный августовский ливень. Промокший, голодный и выбивающийся из рабочего графика Шелтон был совершенно невыносим.

Через полтора часа стало ясно, что оправдываются самые худшие опасения. Дождь, конечно, слегка поутих, но прекращаться на совсем и не думал. У входа в пещеру образовалась большая лужа, пересечь которой в безопасности промочить ноги можно было только в милитаристских ботинках Ульрике. Она вообще оказалась самой предусмотрительной из всех троих и наиболее подготовленной к походу, на зависть Шелтону и к искреннему восхищению Марцеля.

Из трех небольших бревнышек и кучи сыроватого хвороста Ульрике умудрилась соорудить долгоиграющий костер со смешным названием то ли «Надо», то ли «Нодия». Тепла от него было не так, чтобы уж слишком много, но его хватало и на просушку мокрых вещей, и даже на кипячение воды в металлической крышке от термоса. Глядя на огонь, Марцель кутался в одной из одеял с загадочным, но очень действенным термослоем, меланхолично жевал предпоследний сэндвич и думал, что жизнь не так уж плоха.

Ровно до тех пор, пока Шелтон в очередной раз, посмотрев на часы, не спросил «Видимо, ночевать все же придется здесь. Жаль. Я до последнего надеялся, что погода улучшится. Ульрике, что вы говорили насчет лежанок из лапника? Ульрике, до того растерянно ковырявшейся прутом в углях, вскинула голову. – Ой, я покажу.

Тут рядом елки растут, вроде пушистые, так что много веток не понадобится. Нож возьми на всякий случай, но вообще удобнее руками ломать. – Я так думаю. – добавила она и вскочила на ноги, стряхивая одеяло на пол, подхватила куртку и перекинула ее через локоть. «Дождь не кончился, так что ты лучше надень влажный свитер, чтобы этот не испортить. Или, слушай, иди-ка ты вообще без свитера, потом лучше вытришься.

За пятнадцать минут замерзнуть не успеешь». «Одежду я ценю все же немного меньше, чем себя», – хмыкнул Шилтон и с брезгливым выражением ощупал подсыхающие на бревне кроссовки. «Но мокнуть действительно не хочется, так что будем работать быстро». Хоть он и морщился, но во влажную одежду всё же влез. Ну и славно. Ульрике застегнула куртку и надвинула бейсболку на самый лоб. «А Марцель пока за костром последит, ага? Ага!»

На автомате согласился телепат. На периферии сознание замаячило гнусненькое ощущение, как бывает, когда на спуске бегом промахнулся мимо ступеньки и ещё не упал, но изменить уже ничего не можешь. «Так, стоп! Я тут один буду сидеть?» Неприятное ощущение расползалось по организму. Холодом обняло желудок, сдавило горло, тронуло сердце щекоткой.

А если те огненные девушки опять появятся?

Ну да, – подтвердила Ольвике. – А что такого? Тут ни волков, ни медведей теперь не водится, да и вообще зверек к костру обычно не выходит. Ну и люди вряд ли станут спускаться сюда в такую погоду. Мы мигом. Одна нога здесь, другая там. Курт, пошли. Ноги. Она вцепилась в руку стратега, сильно вдавливая ногти в кожу даже сквозь кашемировый свитер, и потянула к выходу. На какое-то мгновение Шелтон оказался полностью дезориентирован.

Резкое вторжение в личное пространство, боль, настойчивость. Он сделал на автомате пару шагов и, только наступив в лужу, опомнился. – Подождите, я тут вспомнил, что у Шванка недавно было плохо с сердцем. Шелтон слегка запинался, дыхание у него сбилось. Медленно, очень медленно он отстранился от Ульрики, едва ли не по одному, отцепляя её пальцы от локтя, и только потом немного расслабился.

И я полагаю, что действительно не стоит оставлять его одного.

Но стоит тащить в лес за ветками, скептически поинтересовалась.

Ульрики. В мыслях её вспыхнул яркий образ. Потрёпанный лис, с осторожностью кружащий вокруг взведённого капкана. У лиса были серые человечьи глаза. – И как он с таким слабым сердцем на тарзанке катался? – Чего-то вы темните, мальчики, – подозрительно сощурилась она. – Но дело ваше. Воркуйте тут, а я и сама справлюсь. Она отвернулась, а Мартель обожгла такой едкой и горячей обидой, что дыхание перехватило.

– Шелтон, иди. Ульрик и права, не такой я больной. Он чувствовал, что губы кривит неискренняя улыбка, но ничего поделать не мог. Разочаровывать ульрики было стыдно до судорог, даже мерзко. К тому же после того случая не было этих, как их, рецидивов. Валите уже отсюда за своими ветками. – Действительно, не было.

Эхом откликнулся Шилтон, машинально поглаживаясь царапанный локоть. – Мы вернемся быстро. А если тебе что-то привидится, то можно просто не смотреть. Потрепанный лис храбро наступил в центр капкана. «Щёлк!», Марцель выдохнул, «Ага!», и закутался в одеяло. Момент, когда Шелтон с Уллирикой вышли из пещеры, совершенно не отложился в памяти. «Значит, просто не смотреть…», и Марцель закрыл глаза.

Это всегда служило спусковым крючком для телепатии. Стоило приглушить одно из чувств, как другое тут же пыталось занять освободившееся место. Обычный слух улавливал потрескивание углей в костре, тихий свист сквозняка в туннеле, уходящем вглубь горы, шорох дождя снаружи и хруст мелких веток под ногами у Шелтона и Ульрики, отходящих дальше и дальше. Слух телепатический жадно тянулся к их разумам, и Марцель ощущал то, что ощущать никак не мог.

Холодные капли воды, стекающие по лицу, по шее, забирающиеся под вырез свитера, чекочущие спину, как невидимые пальцы, мокрые пряди волос, липнущие к щекам, тяжесть ненавистных армейских ботинок, куртка, сползающая с плеч. Причем слышать все это получалось так просто, естественно, что даже становилось немного страшно. А вдруг и там, в городе, эта странная обостренная чуткость останется? Мысль пугала.

Ведь одно дело – сливаться мысленно с двумя приятными, пожалуй, даже близкими людьми, и совсем другое – остаться обнаженным перед толпой, без возможности отделить свою личность от прочих. – Не хочу, – Марцель шептал и не узнавал свой голос, – не хочу возвращаться обратно к хаосу, не хочу в психушку. Шелтонс» улерики действительно не задержались надолго, и четверти часа не прошло, как они вернулись, нагруженные целым ворохом пышных еловых веток.

Правда, при разборе этого богатства вскоре выяснилось, что даже на две лежанки лапника не хватит, пол слишком холодный и неровный. – Я ночью встаю часто, так что сплю с краю, – сразу предупредила Ульрике, наскоро расстелив на еловом ложе флисовый плед. – А вы между собой решайте, как хотите.

Улучив момент, когда Ульрике занялась изготовлением подушки из своего рюкзака и подсохшую костра куртки, Шелтон наклонился к напарнику и шепнул. – Ты спишь рядом с ней? – Вроде ты против совращения малолетних, – не удержался от шпильки Марцель. – Я против того, чтобы эти теоретические малолетние внезапно хватали меня за разные части тела и царапали. Локоть – это еще куда ни шло.

А что-нибудь понежнее… Шелтон выдержал зловещую паузу, и глаза у него сверкнули в полумраке, ловя отблеск костра. – У тебя же явная склонность к мазохизму, так что переживешь. – Ну, спасибо. – Не шипи. И так холодный и скользкий, на гадюку похож. – И да, кстати, Шванг, на голове у тебя полный бедлам, и что-то мне подсказывает, что если ты не приведёшь себя в порядок сейчас, то утром нас, Ульрике, будет ожидать весьма забавный концерт с воплями и плясками.

Марцель чертыхнулся и полез за расчёской. Тем временем, художественно развесив мокрые брюки и носки и сушиться у костра на двух палках, Шелтон забрался под одеяло. Ульрике давно уже лежала с края настила и, кажется, спала, поэтому телепату пришлось бронясь лезть через голову напарника. Еловые иголочки покалывали даже сквозь толстый флиз, жесткий рюкзак никак не мог заменить подушку.

Впрочем, к хреновым условиям для ночлега Марселю было не привыкать. Спал же я когда-то на картонных коробках в подворотне. – Доброй ночи всем! И пусть нас не съест медведь во сне! – Медведи здесь не водятся, Шванг. Тебе уже говорили об этом. – Ну, пусть нас не съест кто-нибудь, водится же здесь кто-нибудь, кто-нибудь хищный, кто-нибудь хищный и голодный.

– Да уймись уже, придурок! Марцель ухмыльнулся и мстительно запустил руки Шелтону по цвитер. – Прибью! От прикосновения ледяных пальцев к животу стратег резко шарахнулся, врезался лбом в стену пещеры и едва не взвыл. – Убьешь при свидетелях? – еле слышно выдохнул Марцель напарнику в ухо, который пытался без лишнего шума отцепить от себя чужие руки.

«Шванг, ты нарываешься! Мне не нужен напарник, который… Мальчики, ну хватит уже!» Сонно пожаловалась Ульрике и перевернулась на другой бок, прижимаясь грудью к спине Марцеля. «Спите! Оба!» И она потянулась вдоль согнутой руки Телепата, накрывая горячей ладонью и его пальцы, и пальцы Шелтона. От прикосновения стратег будто окаменел разум.

Ульрике, я бы вас попросил… – Заткнись, Курт, я устала. И, как ни странно, Шелтон действительно заткнулся. Постепенно рука у него расслабилась, утих и шторм, бушевавший в океане разума. Марцель, ежесекундно ожидавший новых жутких угроз от напарника, весь издергался, вслушиваясь в его мысли. Но они оставались, как всегда, нечитаемыми.

Слишком сложно, слишком много, и стратегия грядущего разговор с Блау шла параллельно с сортировкой фрагментов разрозненных сведений о Даниеле Ройтер, а биржевые графики паутиной опутывали карточный домик рассуждений о возможном укромном убежище Нуаштайна. И чем глубже Марцель нырял, вслушиваясь в напарника, тем навязчивее ему мерещилось, что вот эта злость, вторжение в личное пространство, угрозы и жесткие ответы на любые попытки втянуть стратега в идиотские шутки все это наносное, ненастоящее, наигранное.

Элемент дрессировки. Непривычно ироническая мысль всплыла в сознании Шелтона и растворилась. Ее можно было бы даже принять за иллюзию или часть сна, тем более что стратег действительно уже засыпал. Это Марцель, накрутивший себя за день, никак не мог успокоиться и расслабиться, несмотря на оглушительную усталость. Он лежал и тупо пялился в камень стены поверх Шелтонова плеча, но не мог сосредоточиться толком ни на своих мыслях, ни на чужих.

А потом, когда Шелтон уже.

Совершенно точно заснул, Ульрике вдруг прошептало «Марцель, а ты все-таки любишь ежевику или нет?».

От неожиданности телепат ответил честно «Люблю, но зрелую, в смысле сладкую». – Тогда обернись, только тихо, не разбуди его. Марцель осторожно повернул голову, а Ольвике в то же время приподнялась, нависла над ним, опираясь на локоть. – И где ежевика? Телепат ничего не мог поделать с собой, губы сами в улыбке разъезжались.

– Ты дурак, – очень серьезно спросила Ольвике, – сам же понимаешь, что это предлог такой. – Провокаторша! Марцель тихонько, стараясь не разбудить напарника, приподнялся навстречу ей. Дыхание смешивалось. – Тебе сколько лет? Скажи, очисти мою совесть. – Не скажу, – улыбнулась Ульрике, но Марцель это уже не увидел, ощутил.

Щекой, краешком губ, языком. – Достаточно. И тебе на самом деле ведь без разницы? Дыхание сбилось. Рядом Шелтон спал и во сне прижимал к своему животу ладони Марцеля и Ульрики, со всей своей природной жадностью, уверенностью в неоспоримом праве старшего, сильного и с какой-то болезненно-нежной заботливостью. И от этого сердце почему-то начинало колотиться как бешеное.

– Похоже на секс втроем. Марцель улыбнулся, и уже Ульрики впитала его улыбку – щекой, краешком губ, языком. У дурацких, неловких поцелуев был кисло-сладкий привкус недозрелой ежевики. – А это затягивает… – сбивчивым шепотом констатировал Марцвель через четверть часа.

– Плечо, шея, снова плечо… Кожа теплая, влажноватая, футболку с широким вырезом можно просто сдвинуть вправо или влево… Вот черт, я с ума сойду, и у меня затекла.

Рука. «А ты как?».

Хочу, – буркнуло Ульрике куда-то за ухо, – а придётся спать. – Почему? – Марсель даже не понял сначала, но шевельнул ногой и тут же задел Шелтона. Тот пошевелился во сне, но, к счастью, не очнулся.

А-а-а, да, проблема.

Угу, – грустно вздохнула Ульрике и потерлась лбом о его плечо.

Завтра утром всё будет по-другому. – Уже не до всякого такого.

С чего ты взяла? Костер выстрелил угольком. Марцель вздрогнул, въехал коленкой Шелтон в бедро и с перепуга создал такую реалистичную иллюзию внушения сна, что сам в нее поверил. – Ладно, вечер не к черту, зато Шелтон нас не спалил. – С чего? Я просто знаю, – сказала Ульрике и зевнула. Ее тоже задело внушением хоть и самым краешком.

Спи. Она мягко опустилась на еловую лежанку и чуть ползла вниз, упираясь лбом в лопатки Марцеля. Ее тепло ощущалось даже сквозь свитер.

И прости, пожалуйста.

За что? Ульрике не ответила. Мысли у нее сонно поплыли. Марцель осторожно улегся и тоже попытался хотя бы задремать. Получалось не слишком хорошо. Ульрике снилось что-то хреновое. Она иногда напрягалась, каменела, потом вдруг Воздух всхлипывало или втягивало воздух со свистом через плотно стиснутые зубы. Костер потрескивал, капала вода снаружи, то ли с деревьев, то ли дождь накрапывал, и пахло дымом и сыростью.

Из глубины пещеры доносились жутковатые звуки, слабое царапание, стук, временами Марсель услышались даже шаги. Он плотно-плотно закрыл глаза и прижал лоб к плечу Шелтона и постарался перелить у лирики немного холодного спокойствия Стратега. После напряжённого, полного эмоциональных потрясений и физических нагрузок дня телепатия выматывала посильнее бега с препятствиями, но зато Ульрике стало потихоньку успокаиваться.

Кажется, Марцель так и заснул, не разрываясь цепки с ней и с напарником. Или, как подсказывал здравый смысл, скорее потерял сознание от переутомления. Около трёх по полуночи, и это Марцель знал совершенно точно, ему приснился сон. Просон, впрочем, он тоже сразу догадался.

Костра никакого не было, зато вокруг лежанки в беспорядке стояли прямо на каменном полу глубокие медные чаши, в которых пылал огонь. Впрочем, кое-что было настоящим, например, шелтон, до боли стискивающие его пальцы, или ульрики, тихо сопящие в спину. Мартель вывернул шею, вглядываясь в узкий проем пещеры, уводящей вглубь горы. Там, в нереально тёмной арке, стояла обнажённая женщина.

Кожа у неё была, как гречишный мёд, а на лицо свешивались перепутанные чёрные волосы. Словно почувствовав взгляд Марцеля, женщина улыбнулась и медленно повела рукой, указывая на пещеру за своей спиной. Один раз, другой, как непонятливому ребёнку. – Да дошло до меня, дошло! – ворчливо отозвался Марцель, сползая обратно на лежанку.

«Утром прогуляюсь». Марцель проснулся. Сильно пахло дымом и немного поджаренным хлебом. Невидимое солнце так ярко сияло, что его настырный свет протискивался даже через ломаную щель прохода в пещеру. Придавливала двойная тяжесть одеял, ласкала щеку мягкость свитера, кашемирово-нежного, пахнущего любимым горьковатым парфюмом Шелтона. «А-а-а, проснулся наконец-то.

Курт, ты был прав. «Не позже девяти, не раньше восьми», – восхищенно протянула уль реки откуда-то справа из слепой зоны. Стратег выркнул. «Я просто слишком хорошо его знаю. Ну, может, хватит меня обсуждать, а?» Марцель, проморгавшись, уселся на примявшейся за ночь щейловой лежанке и с хрустом потянулся. «Подумаешь, проспал. Спокойный сон полезен для психики».

Все, кроме него, уже давно встали и привели себя в порядок. Шелтон задумчиво хрустел под жаристым хлебцем, наблюдая, как Ульрике возится с костерком. Обугленные остатки бревнышек были сдвинуты вглубь пещеры. – У меня в рюкзаке, оказывается, бутерброды завалялись, аж четыре штуки. Но если ты не поторопишься, то и оставшийся один уплывет, – серьезно пообещала Ульрике, не оборачиваясь. – А вы уже три между собой потелили, что ли?

Обиженно вскинулся Марцель, но тут его взгляд упал на чёрный зёв пещеры, уходящей в глубину горы. «А… А у меня ночью было видение…» Шилтон брезгливо сковырнул с хлебца приставший уголёк и поинтересовался. «О чём?» «Видение? Это круто!» вздохнуло Ульрике. Мартель хмыкнул. «Знаете, за что я вас обожаю? Вы не называете меня психом, даже когда я говорю всякое странное!» «Странное?» Ульрике, наконец, соизволила обернуться, хмурая и удивлённая.

– По-твоему, видеть вещи и сны, засыпая в пещере равнёхонько под могилой Манон, это странно? – Ну, ты даёшь, Марцель, это самая нормальная вещь в мире. – Могила прямо над нами? По спине у Марцеля пробежал холодок. – Мне снилась женщина. Она указывала пальцем туда.

Телепат кивнул в сторону узкого конца пещеры. Очень настойчиво показывала. Несколько раз. – Как думаете? Он замялся. Шелтон за предложение послушаться женщину из сна мог и за трещину отвесить. «Я не настаиваю, конечно. В общем, короче, можно мне прогуляться туда? Ну, вглубь пещеры?» «Нет». Шелтон в подобных вопросах был ужасно предсказуем.

«Вместе пойдем». А вот Ульрике вносила элемент хаоса. «Ты не шутишь?» Марцель переполз по лежанке, встал, босиком прошлёпал по пещере и посмотрел у лирики в глаза. Ни тени на смешке, ни во взгляде, ни в мыслях. «Думаешь, там может что-то быть?» «Я тоже думаю, что там может что-то быть», Шилтон разглядывал обгрызенный по краям кусочек хлеба так, как будто хотел прочитать на нём код защитной системы Центрального банка Европейского конгломерата.

«И именно поэтому вам идти не стоит». – Да что там может быть такого? – спылил Марцель. – Змеи? Я кроссовки надену. И вообще, от укуса гадюки не умирают. Сразу. Шванг. Я сказал нет. – Да почему? – Да потому, что вот такая корка, как здесь, могла образоваться только при температуре от тысячи ста градусов и выше, – тряфкнул стратег.

Эта пещера буквально обгорела до кости, до камня. Я полночи ломал голову, пытаясь понять, что могло запечь вот это всё до состояния гладко-эмалевой корки. Здесь преобладают поливошпатовые породы, температура плавления у них ниже, чем у глины кварца, но тем не менее. Вулканическая активность тут в горах нулевая, и я думать не хочу, какая хрень случилась в этой пещере, причём не пару тысяч лет назад, а недавно, так, что на оплавленной и застывшей поверхности не успели появиться царапины, трещины и сколы.

– Шелтон! – Марцель ошалело захлопал глазами. Внутренний стратег был абсолютно спокоен. Орал он для ульрики, чтобы перетянуть её на свою сторону. Не обаянием, так хоть скандалом. Разница между внешним и внутренним ошарашивала. – Ты чего?

Под ноги посмотри, придурок! Это было уже тише, зато от души. Марсель опустил взгляд. Камень под ногами не был идеально гладкий, в выпуклости, плавные углы, впадин и щели. Босые ступни кололи веточки, грязь и сухие сосновые иголки. Но, если присмотреться, сам пол скорее напоминал неровную поверхность валуна за несколько лет, обкатанного морем. – Ты думаешь, это…

– Нет, не думаю. Шелтон прикрыл глаза и вслепую кинул недогрызенный кусочек хлеба в костер. Неприятно запахло горелым. «Я думаю, что вообще не стоило оставаться в этой пещере на ночь. И если уж ничего с нами пока еще не случилось, вдвойне глупо задерживаться здесь дольше необходимого и лисоваться глубже в туннеле». Марцель инстинктивно потянулся к напарнику, и как на стену налетел.

Шелтон определенно до чего-то додумался, но результаты своих размышлений тщательно скрывал. Телепату вяз в верхних, самых быстрых и хаотичных мысленных потоках, о более глубоких и говорить было нечего. Плотные, обжигающе-холодные, царапающие, как вода, перемешанная сколотым льдом. В деле Штайн, астротек тоже что-то прятал, но это было иначе. Марцель вслушивался, вслушивался и никак не мог понять, о чем думает напарник, он злится или боится.

А потом Ульрики поднялась, легкая и светлая, и в три шага пересекла расстояние, отделяющее ее от стратега. – Курт! – окликнула она, присела перед ним на корточки и положила узкую ладонь ему на шею. – Я обещаю, что сейчас с Марцелем ничего не случится. – Ты что-то знаешь?

Да. – Но не скажешь? – Нет. И ты, Курт, уже догадался Почему? Шелтон обернулся к напарнику, а затем вдруг склонился к Уллирике, едва ли не прижимаясь губами к ее уху, и что-то еле слышно прошептал. В мыслях взметнулись холодные потоки, и Марцель различил только «Тебе нужен?». Уллирике механически перебирала волосы у Шелтона на затылке.

Тонкие пальцы, коротко остриженные ногти, плавные движения.

«Нам. Обещаешь, что…».

Пальцы замерли.

«Да. Да.»

Шелтон шумно вздохнул и отстранился. Взгляд у него неприятно застыл. Тогда пойдем вместе. Конечно, стратег был упрямее всех, кого Марцель когда-либо знал, но иногда ему приходилось уступать, как правило, законам физики. То, что идти вместе не получится, стало ясно, когда стенки туннеля сошлись так близко, что даже Марцель с трудом мог проскочить между ними. Ульрике, скинув куртку, еще могла кое-как протиснуться, но не Шелтон.

«Пойдёте дальше вдвоём?» Мартель нервно перебросил фонарик из правой руки в левую и сглотнул. Ага. Туннель шёл вниз под приличным наклоном. Оплавленная поверхность под ногами опасно проскальзывала. Из глубины пещеры веяло слабым ветерком, влажным, ледяным, слегка плесневым, похожим на дыхание умирающего. И от этого кожа у Мартеля становилась неприятно холодный и влажный, и его начинал бить озноб.

Солнце сюда уже не доходило, единственным источником света оставался фонарь.

А если батарейки вдруг сядут?

А если дальше проход сузится еще сильнее? В тон его мыслям поинтересовался Шелтон. Или ты поскользнешься и сломаешь ногу? Как будешь выбираться? – Не поскользнусь. – Я не понимаю, откуда такое упорство, Шванг? Сквозь одежду проступает угольная чернота, обнажаются медленно кости, цепочка с дешевым амулетом плавится, как сырная стружка в духовке, последними сгорают почему-то волосы, такие же ярко-рыжие, как пламя.

Мартель прерывисто вздохнул и крепко сжал фонарь. – И не поймешь. – Шелтон, я быстро, правда. Если задержусь, пнешь меня потом, а если сломаю себе ногу, бросишь подыхать. Договорились. Шелтон равнодушно отвернулся. Ульрики наблюдала за их диалогом молча, и глаза у нее красновато-блестели в темноте, как у птицы.

Марцель хмыкнул, подернул толстовку и гордо проследовал в сужающиеся устья пещеры. И только когда ступил за поворот, понял, что забрал единственный фонарь, и Шелтон остался в полной темноте. В полной темноте, под толщами и толщами скал. «Эй!» Марцель замер, и на него тут же налетела улья реки. Мягко, почти сразу остановившись.

«А тебе там, э-э, нормально? Одному?» Стратег ответил с задержкой, а голос у него звучал гулко. Эхо было виновато. «Разумеется. В отличие от тебя я не ребёнок, Шванг. Возвращайся скорее. И целым». Марцель стиснул зубы и осторожно, мелкими шажками двинулся по туннелю, стараясь действительно не навернуться на скользком камне. Теплые пальцы ульрики жестко впивались в локоть, словно она боялась потеряться.

Но поступь была уверенной, а в мыслях бушевало всепожирающее пламя. Жар, искры, треск камня и стон металла. Туннель постепенно становился уже. Разум, кажется, сосредоточился только на звуках и тактильных ощущениях. Свет от фонаря разливался будто бы в ином пространстве, за туманно-сумеречной пеленой. Марцель видел камень, но не мог осознать, что это камень.

Зато ладони осязали поверхность скалы. Холодная гладкость, плавные углы, водный конденсат точно испаренного больного. Каждая капля подтек, каждая выпуклость и впадинка, все смутно знакомое и понятное. Так маленький ребенок в бреду ощупывает лицо склонившейся над ним матери. Это и было, как во сне, или в невесомости, и чувство и реальности разрасталось в груди, как ядовитая плесень.

Мартель слышал свое дыхание и биение сердца, и сердце Ульрики тоже, и даже ток крови в ее венах. Он слышал тяжелое скрежетание камней, неизмеримой массой давящих на свод пещеры, слышал, как сухие кедровые корни слепо тыкаются в сухом и скудном почвенном слое, как шелестит песок, ссыпаясь от ветра в щели. Слышал, как размеренно дышит Шелтон. По вдоху натрия удара сердца пульс замедленный, ровный, уверенный.

А потом туннель вдруг резко нырнул вниз. Мартель вскрикнул, фонарь покатился куда-то в темноту, жесткая поверхность врезалась в спину, лопатки, локти, затылок. Несколько секунд слепого ужаса, и стало ясно, что падать, в общем-то, некуда.

Мы где?

В пещере. Напряженным голосом откликнулось у лирики. Звук шагов, металлическая дзен, фонарика, задевшего камень. И свет стал ярче.

Марцель, смотри, мы как будто в шатре.

А, по-моему, как в гробу. Она фыркнула. – Моя версия звучит оптимистичнее, не находишь? Марцель потряс головой и, наконец, сел, оглядываясь. Если эта часть пещеры и напоминала шатер, то завалившийся набок, испечренный мелкими и крупными складками, изгрызенный временем до дыр, в каждую из которых могла протиснуться крупная собака. Но при том, что структура скал была ломаной, поверхность даже на взгляд казалась очень гладкой. – Ульрике, здесь ведь то же самое, что было там, да? Оплавленный камень, то есть глина, то есть палевные породы…

Полево… Шпатные… Ну, черт, как это Шелтон запоминает? В общем, ты поняла?

Я тоже не знаю, как называется этот камень, и камень ли это вообще?

Призналась она и провела по скале раскрытой ладонью, собирая в горсть влагу.

Да мне и неинтересно, но оно такое же, как наверху. Тут большой наклон, нам придется постараться, чтобы выбраться.

– Да погоди ты с выбраться, – поморщился Марсель. Одна мысль о подъеме и сердитом Шелтоне вызывала приступ зубной боли. – Если мы пришли, надо сначала осмотреться. Я хочу понять, почему мне приснился тот сон. – Тогда осматривайся, – согласилась Ульрике, пихнула ему фонарь и растянулась на холодном камне, слепо глядя вверх. – А я отдохну.

Сначала Марсель бородил вдоль стен, но безрезультатно. Везде было одно и то же. Гладкий камень, кое-где стеклянные вкрапления, кое-где трещины, но опять-таки со сглаженными краями. Ни загадочных надписей, ни даже гари, хотя ладони от постоянных прикосновений к камню становились коричневыми. Просто грязь. А потом, в углу, под нависающей складкой скалы, что-то блеснуло.

Марцелью сперва показалось, что это очередное кварцевое окошко, только размером побольше, но, присев на корточке, он с удивлением обнаружил во впадинке на полу хаотичную россыпь металлических кругляшей. Один из них был побольше, сантиметра полтора в диаметре, остальные мелкие. Они как будто влипли в поверхность камня. Марцель достал нож и принялся аккуратно выцарапывать кругляши. Поддались они не сразу.

Каждой приходилось долго и упорно поддевать, скрести, выталкивать лезвием, как рычагом. Все выковырять так и не удалось, но те, что отскочили от скалы, Марцель рисовал по карманам. Затем обтер об себя грязные руки и выпрямился. Медленно, но неотвратимо наваливалось ощущение запредельной жути. – Эй, Ульрике, ты как? – Плохо, – послышала издавленная.

Увлеченный поисками, Марцель только сейчас заметил, что дыхание Ульрики сбилось и участилось.

«Я… Я несколько дней провела в маленьком ящике. Было страшно. Уже давно. Эй, эй, только не говори, что у тебя… Что-то типа клаустрофобия. Но я себя контролирую, правда».

Марцель присел рядом с ней. Посиневшие губы, дрожащие веки, тёмный ужас в груди. – Я вижу, как ты контролируешь. Пойдем. – Секундочку. Мартель встал на колени около подозрительного участка пещеры и, подсветив себе фонариком, тщательно вгляделся в оставшиеся металлические кругляши, в трещины и изломы, в странные блестящие участки, подозрительно скользкие на ощупь. – Главное запомнить, а Шелтон уже разберется, что к чему.