Текст книги "Огни Хафельберга"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Вы не видели ничего подозрительного, странного человека, например? Продолжая расспрашивать, Шелтон умудрился не только спуститься, но и провести Марцеля. – Нет. – Опять врет. Так что произошло? – Меня… Меня привела сюда кошка. – Правда. – Нет. Полуправда. – Ульрике, так ты себе ничего не сломала?

Вроде нет. Голос у нее стал снова жизнерадостным, но мысли выдавали напряжение. Теперь он раздавался ближе, как будто Ульрике встало. Послышался характерный звук, как будто отряхивая что-то с плотной джинсы. – Ребята, а как мы выбираться будем? Склоны здесь, ого-го! – Ай, не лапай меня! Курт, как не стыдно! Ульрике глупо хихикнуло.

Простите! – невозмутимо откликнулся Шелтон, умудрившийся всего за несколько секунд провести полную биокинетическую диагностику состояния девчонки. Марцель в очередной раз, ловив непередаваемые ощущения отводкнутой под ноготь иголки, сдавленно чертыхнулся. – Я не заметил вас в темноте. Рад, что с вами всё в порядке, Ульрике. Что же до обратного пути? Через шестьдесят метров этот овраг станет более пологим, и мы легко сможем выбраться.

Правда, и выйдем из леса с противоположной стороны – железнодорожной станции, так что нам придется делать крюк, чтобы вернуться в Хаффельберг. – Надеюсь, фрау Гретта нам что-нибудь на ужин оставит. Беспокойно вздохнула Ульрике, и на долю секунды мысли ее заслонил образ огромного, подпирающего небо хребтом разъяренного чудовища, слепленного из волчьих голов. Заслонил и растаял, оставив после себя холодную испарину на лбу и заположно колотящееся сердце.

Зашуршали листья. Ульрики, похоже, шагнула в сторону Марцеля. «Я голодная, ужас, ой, а я свою сумку забыла на опушке». Не переставая трещать, как сорока, Ульрики вслепую нашла руку Марцеля и крепко сжала. Он инстинктивно оглянулся и вздрогнул. На какое-то мгновение ему показалось, что глаза у девушке отсвечивают из желто-зеленым, и он не сразу сообразил, что это ее самовосприятие наложилось на его зрение.

– Я взял вашу сумку, Ульрике, – сказал Шелтон. – Следуйте за мной, пожалуйста. Шванг, и вы тоже. Я подсвечу дорогу телефоном. До гостиницы Вальца они добрались уже глубоко за полночь. Хозяева давно спали. Ужин в пластиковых контейнерах стоял в холодильнике. Едва переступив порог, Ульрике нахально заявила, что в и умчалась на второй этаж.

На спине на футболке у нее налипли прелые листья, а ноги были все изодраны ежевикой. Хуже даже, чем у телепата, вслепую продиравшегося через колючие плетья. Руку Марцеля Ульрики не выпускала до самого дома.

Львиная доля ночью ушла на то, чтобы обработать царапины. Шелтон, также изрядно пострадавший от колючих плетей ежевики, наотрез отказался лечить Марцеля и вместо этого вручил ему аптечку Вальца, сухо заметив, надеюсь, это послужит тебе уроком и укрепит твой самоконтроль. Как связанный самоконтроль, пластыри и перекись водорода, Марцель упорно отказывался понимать и поэтому нарочно возился с аптечкой громко, мешая напарнику спать.

Конечно, усыпить себя для биокинетика раз плюнуть, но не тогда, когда рядом телепат. Вскоре противостояние перешло с исключительно физического на сверхчеловеческий уровень, и, конечно, Марцель одержался крушительную победу. Поэтому на утро Шелтон был еще мрачнее обычного, так что даже фрау Гретта заподозрила что-то неладное и не стала навязывать ему беседу за завтраком. Ульрики своей комнаты даже не высовывалась.

Наверное, она гуляет или к Бригите вернулась, чтобы помириться.

Искоса поглядывая на хмурого Шелтона, предположила Гретта, когда Марцель поинтересовался, часто ли такое бывает.

Бригита ведь всегда переживает очень, когда они ссорятся. Но первая никогда этого не признает.

Гордая. Она вздохнула. – Вот бедная девочка у нас и пережидает, пока Бригита остынет, а потом уже извиняется. Марцель не стал разочаровывать старушку и сообщать ей о том, что Ульврике никуда не ушла и уходить не собирается, а вчера за целый день у нее не промелькнула ни единой мысли о фрау Кауфер. И все же, чего она там сидит? Может, устала после вчерашнего? Откровенно говоря, Марцелли сам задремывал на ходу.

Вероятно, оттого, что день выдался пасмурный, хмурый, ощутимо похолодало, и даже воздух, кажется, пропитался влагой. Хотелось надеть толстый свитер с высоким горлом, засесть в каком-нибудь переполненном кафе в самом темном углу, закрыть глаза и слушать мысленный шепот города, согревая ладони на чашке с горячим шоколадом. К сожалению, шоколада не было, только мерзкий Шелтонов кофе, который кроме него самого и пить-то никто не мог.

«Фрау Грете, а вы не знаете, случайно, кто такой Герхард Штернберг?» – поинтересовался Шелтон, воспользовавшись паузой, и сделал знак Марцелю готовиться считывать. В прошлый раз это прокатило, но сейчас телепат обломался. Мысли Греты были заняты семейными проблемами Ульрики.

Штернберг? Хм…

Штернберги живут в доме у моста, кажется, а Герхард… Герхард… – рассеянно пробормотала она – кажется, он в полиции работает. А почему вы спрашиваете? – Дважды слышал вчера это имя, вот и заинтересовался. Дружелюбно улыбнулся Шелтон и встал из-за стола. – Благодарю за завтрак, фрау Грета. «Нам, пожалуй, пора приниматься за работу.

Для фотосъемки день, увы, не очень хороший, но мы хотя бы посмотрим архивные записи. Шванг, вы не закончили?» Сказано это было таким тоном, что Марцель, потянувшийся сделать еще один бутерброд, поспешно вскочил. «Ага, уже все, профессор, вот переоденусь только и спущусь, а то холодно что-то» и демонстративно похлопал себя по голым плечам. Фрау Гретта сочувственно цокнула языком, прищурилась и уохнула.

– Боже святый! Да у тебя же все руки в пластырях, а я и не заметила сослепу! Она торопливо достала из кармана платья очки в широкой пластиковой оправе и напялила их на нос. – Боже! – повторила изумленно. – Марцель, простите, что спрашиваю, но вы вчера к Бригитте не заглядывали?

Нет, – слегка пришибленно ответил Марцель, старательно отгоняя навязчивый поток мыслей. – Кошки, злобные твари, порвали мальчика-бедняжку симпатичного. Потравить бы их всех мышьяком. Вкусные блинчики у Бриты, конечно. Попробую рецепт. Зайти бы к ней, но кошки-кошки-кошки… Кошек фрау Гретта, похоже, боялась панически. – А что же тогда?

Шванг – неловкий юноша, книжный, я бы сказал, – спокойно вмешался Шелтон. Он явно получал удовольствие, развешивая лапшу по ушам старой женщины. Вчера у оврага он оступился и случайно свалился в ежевичник, но не волнуйтесь, сегодня я присмотрю за ним и на шаг его от себя не отпущу. И Марцелю достался преисполненный заботы взгляд. Ещё одна такая выходка, и царапины будут заживать месяц, Шванг.

Марцель сглотнул. О, да, Шелтон легко мог это обеспечить. Что, правда, так злиться на то, что я ночью сделал, или за то, что поцарапался из-за меня в ежевичнике, или за то, что я вообще за ульрики рванул. Для чужаков Шелтон выглядел доброжелательным, понимающим, заботливым, умным, ироничным, искренне заботящимся о непутевом спутнике, каким был на самом деле тайно за семью печатями.

Множество мысленных потоков накладывались друг на друга, и в итоге разум-стратега звучал гармоничным, но неразложимым на отдельные звуки шумом штормящего океана. Выцепить из этого массива отдельную эмоцию, чувство, проливающее свет на мотивацию, все равно, что найти оброненное в океанскую пучину золотое кольцо. То есть, можно, конечно, но удача нужна невероятная. Шванг.

«Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э».

Улыбка застыла как наклейное. – Я сегодня буду паинькой, профессор, обещаю. – Очень продуктивно поработаем, га… Гарантирую. Гретта смотрела на них обоих с умилением и не подозревала, что у Марцеля коленки подгибаются. Когда настало время выходить, начал накрапывать мелкий-мелкий дождик, больше похожий на водяную взвесь. Хаффельберг накрыла густым белым туманом, особенно плотным у реки.

От сырости одежда казалась тяжелее, сигареты подло гасли, кожа становилась влажной и холодной, как лягушки и постоянно хотелось кашлять. Марцель угрюмо шаркал по брусчатке, сунув руки в карманы и натянув горловину свитера по самые уши. Жизнерадостно желтые очки, специально выбранные, чтобы сделать мир более солнечным, сделали туман химически нездоровым, похожим на выхлоп аварийной станции из фильма ужасов. Брелок черепушка болтался на дужке и периодически чиркал по царапине на щеке.

Это раздражало ужасно, но без своих финтифлюшек Марцель чувствовал себя неуверенно, особенно после вчерашнего.

Тот псих, я его уже где-то слышал, жадное болезненное внимание, ненависть, город… Хаффельберг многоголосо.

Шелестел где-то на периферии восприятия, но прислушиваться к нему не хотелось.

Я боюсь, что не смогу услышать, или я боюсь, что услышу.

Шванг, стой, мы пришли. Полицейский участок располагался на практически лысом участке земли. Никаких буйных зарослей и одичалых садов, к которым Марцель уже привык в Хаффельберге. Только ровный желтоватый газон и чахлые цинии в пластиковом вазоне у двери. На стоянке две машины под навесом, побитый служебный минивэн и чья-то личная легковушка «Астрель» пижонского белого цвета. Само здание было двухэтажным, с огромными окнами, с горбатой крышей и высланной бордовой черепицей, с лаконично-синей табличкой «Полиция» на фасаде, словом, совершенно обычным по мнению Марцеля.

Намётанным взглядом он быстро выцепил крыло, отведённое под камеры, приземистую пристройку с глухими стенами. Вряд ли она хоть раз использовалась по назначению. Марцель на секунду замер у мемориального камня, Рихард Вебер трагически погиб при исполнении, тра-та-та, и поспешил за напарником, уже открывающим дверь полицейского участка.

Звякнули ветряные колокольчики. «Добрый день, есть здесь кто-нибудь?» Шелтон заглянул внутрь, но никого не обнаружил. Марцель хмыкнул. В здании определенно был человек, но принимать посетителей он не имел, ну, совершенно никакого желания. Его больше интересовал вопрос, как незаметно смыться с работы и накопать в лесу хорошей земли для пересадки какого-то чертового цветка.

«Жарко», – громко подумал Шелтон, – и с ним сложно было не согласиться. Кто-то поставил кондиционер на обогрев, на температуру градусов в 28, поэтому в помещении стояла страшная духота и влажность, то ли из-за погоды, то ли из-за целой армии комнатных растений, заполонивших всю левую половину комнаты.

Шутковатые монстеры с темными глянцевыми листьями, диффенбахии, цветущие калы, на стене две отдельные полки, отведенные под фиалки и под кактусы, папоротник, ярко-малиновые цикламены и, разумеется, фикус, ухоженный в здоровенной катке, приютившийся у самой стойки регистрации. Стены были бледно-розовыми, жалюзи коричневыми, кресла для посетителей мягкими. Всё похоже скорее на домашнее, чем на казённое. На стенде за стеклом вместо традиционного «Разыскивается» висело объявление о ярмарке на городской площади в следующие выходные.

За стойкой на стене висел приклеенный календарь с восточными драконами и большой плакат с улыбающимся полицейским в полном обмундировании и слоганом «Полиция саксонской зоны – лучшая полиция европейского конгломерата». – Добрый день, чем я могу помочь? Вы, наверное, туристы? – дружелюбно поинтересовался низкий мужской голос. Марцель инстинктивно потянулся навстречу мыслям незнакомца и вздрогнул, разом осознав три вещи.

Во-первых, младший офицер Герхард Штернберг, а это был именно он, сумел подойти совершенно незаметно, даже для Шелтона. Во-вторых, входя в комнату, Герхард еще не знал, кто его ждет, и думал исключительно о пересадке Диффенбахии переростка. Но одного взгляда ему хватило, чтобы проанализировать курсирующие по городу слухи и сопоставить их с визитерами. И, задавая вопрос, он уже знал, кто перед ним, вспомнил и имена, и цель прибытия в Хаффельберг, частью мнимую, из легенды, а не настоящую.

Да и откуда бы ему знать о настоящих целях? В третьих, и в главных, Герхард Штернберг был стратегом. Хреновеньким, всего-то с двумя параллельными потоками мышления, похожими на чахлые рукава унылой равнинной речушки. Но все же сейчас, на расстоянии нескольких метров, Марцель отчетливо чувствовал легкую водяную прохладу, исходящую от чужого разума.

Очень похоже на Шелтона, только в разы, нет, на порядок слабее. Мы из Шельдерского университета, с кафедры средневековой архитектуры, изучаем религиозные постройки, возведенные в период правления Карла Градостроителя. Шелтон заметил, что Марцель забеспокоился, но сам не отреагировал ни жестом, ни словом, продолжая излагать легенду по схеме. «У меня возникло небольшое затруднение, и я, право, не знаю, к кому обратиться.

Моя коллега Вильгельмина Хофман, профессор из нашего университета, очень хорошая женщина, честное слово, просила меня передать письмо одной своей подруге, проживающей в Хафельберге. Её фамилия Фишер, кажется, или Фридман, а зовут или Регина, или Кристо, что-то в этом роде. Видите, вот здесь на конверте очень неразборчивый почерк. Ну, знаете, про нас с профессору всегда говорят, как курица лапой пишет.

Да-да, возьмите письмо, взгляните на конверт. Так вот, по указанному адресу проживает другая семья. Вельгельмине я дозвониться не могу уже третий день, а наше пребывание в Хафельберге, увы, ограничено. Словом, не могли бы помочь нам разыскать подругу моей коллеги? Я, разумеется, не прошу вас о разглашении каких-то конфиденциальных сведений, но не могли бы вы проверить

регистрационные карточки и хотя бы выяснить, проживает ли в Хаффельберге женщина по имени Фишер или Фридман? Шелтон говорил сбивчиво, морщил лоб, нервно откидывал свиска, мешающую прятку, заламывал пальцы, заглядывал Герхарду в глаза и то преисполнялся уверенностью, то робко потуплялся. Словом, вел себя как вылитый среднестатистический молодой профессор из солидного университета.

Уже достаточно наглый, чтобы думать, что к нему будет особый подход, но еще слишком робкий, чтобы эти мысли воплощать на практике, и поэтому отчаянно стесняющийся. – Хм, но это нарушение служебных инструкций. Понимаете, моя коллега Вильгельмина очень хотела… – Фишер, Фишер, не знаю никакой Фишер, но инструкция. – Пожалуйста, просто посмотрите, есть ли здесь такая женщина и всё.

Понимаете, мне очень неловко будет перед Вильгельминой. Минут через пять ритуальных плясок Герхард рискнул пойти на небольшое служебное преступление, включил компьютер и открыл базу. Шелтон отступил на несколько шагов, готовясь подать сигнал напарнику и выбирая оптимальный момент, чтобы усыпить офицера. Но тут Марцель отвлекся от мыслей Герхарда и, наконец, удосужился взглянуть на него самого.

Секунды хватило, чтобы оценить, вспомнить и подытожить. – А-а-а, Шелтон, он же почти как тот чувак из рекламы про секси-трусы. Марцель встал на цыпочки и еле слышно зашептал в ухо Шелтону, по мере возможностей дублируя слова телепатии. – Что за чушь? Слова Шелтона даже не слышались, угадывались по губам и по течению мыслей. – Ну, я видел недавно, – поспешил уточнить Марсель, увидел, какое направление приняли мысли напарника и ужаснулся.

– Не-не, ты чего, я порно без девочек не смотрю, там был канал про моду, из бесплатного пакета в гостинице. – А-а-а, – Шелтон мгновенно сообразил и успокоился. Но в мыслях у него по-прежнему сквозило ревнивое недовольство, Словно его раздражал сам факт, что ему может быть что-то неизвестно о напарнике. Манекенщик, работающий на показе нижнего белья.

Да, по типажу похож. Шванг. Давай. Что давать, пояснять не было необходимости. Марцель, который с самой первой минуты скрупулезно настраивался на разум Герхарда, нанес один точный и сильный удар, замыкая все мыслительные потоки в один – спать. Ровно через три секунды тело Герхарда Штернберга мешком повалилась на пол. – О, черт, почему я не такой?

Уже вслух посетовал Марцель, присаживаясь рядом с офицером на корточке и разглядывая его лицо. Тонкий породистый нос, порочно яркие губы, густые светлые ресницы, слегка отливающие рыжим. – Он, наверное, ростом, как ты. – Ниже. Всего метр девяносто два. Лаконично возразил стратег, усаживаясь за компьютер и быстро подключая к нему флешку с программой взломщиком. – Камер нет, прослушки нет, я уже проверил, но работаем осторожно, Шванг.

Следи, чтобы наш герой не проснулся или кто-нибудь не заглянул с улицы. – Ага, я тебе скажу, если что. Тут на шесть с половиной минут работы, – педантично уточнил Шелтон. – Защита от копирования крайне примитивная, – сказал человек, который взломал четырнадцать хорошо защищенных баз в трех странах, включая базу налоговой, таможни и Министерство иностранных дел, чтобы стереть информацию о своём существовании.

Шелтон завёл руки за голову и с хрустом потянулся. Мысли его покрылись рябью беспокойства. – Не ёрничай. Нужда заставит, и не такое сделаешь. И не отвлекайся, если этот офицер проснётся. – Не проснётся, обещаю. Хочешь, вообще не проснётся? – Я могу устроить. Мрачно пошутил Марцель, положил руку Герхарду на лоб и поморщился.

Кожа была слегка липкая от испарины и прохладной. – Вот ведь рептилия! Мартель невольно задумался, для кого Герхард ставил кондиционер на самую высокую температуру. Действительно ли создавал для своих цветочков эффект парника или сам грелся? – Четыре минуты, Шванг. Проверь улицу. – Ага, – Мартель прислушался, стараясь не отпускать спящий разум Герхарда.

Нет, никого. Какой дурак высунется из дома в такой мерзкий денёк? Шелтон хмыкнул. – Дурак, у которого есть дела вне дома. – Понятно. А что будем делать потом, когда… Чёрт! Герхард Штернберг вдруг пошевелился. Марцель поспешно нырнул в его сознание, прислушался и успокоился. Провинциальный офицер с лицом избалованной модели по-прежнему пребывал в беспамятстве, а дёрнулся рефлекторно.

На самом деле его состояние лишь со стороны походило на сон. Физиологически Герхард бодрствовал. Частота сердцебиения и мозговая активность оставались на прежнем уровне, даже глаза были открыты. Но разум, зацикленный на одной и той же мысли, не фиксировал ничего из происходящего. Реальность проходила сквозь Герхарда, не задевая его как радиоволна через обычного человека. Вроде бы она и есть, но совершенно неощутимая. Теоретически после пробуждения должны были остаться только воспоминания о чувстве беспомощности или о хаотических цветных пятнах, словом то, что вполне можно принять за сон.

Марцель покосился на Герхарда, поежился и закрыл ему веки. Видеть застывшие, как стеклянные, глаза было жутковато. – Долго еще? – Полторы минуты, плюс минута, чтобы почистить следы. Шелтон глубоко вздохнул и оттянул горловину водолазки.

Тебе прям очень-очень жарко, – сочувственно поинтересовался Марцель. Ему самому плюс 28 на градуснике и сильная влажность в комнате особых неудобств не доставляли, холод он переносил куда хуже. Душно, ткань цепляется за кожу, неприятно, мешается средоточиться. Неожиданно искренне пожаловался Шелтон. Марцель рискнул прислушаться к нему и едва не выпустил Герхарда.

Водолазка, слегка липнущая к телу из-за испарины, по ощущениям напарника была как грубая и мокрая насквозь мешковина. «Больше никогда не стану покупать вещи с таким высоким содержанием шерсти, или нужно надевать под них что-то шелковистое. – Шванг, готово. По моему сигналу разбудишь его. Шелтон встал из-за стола, убрал флешку в сумку и поставил стул в такое же положение, как раньше.

Затем вышел из-за стойки, хладнокровно перешагнув через распластавшегося на полу Герхарда, отыскал в глубине комнатных джунглей брызгалку для полива растений и вернулся. – Готов, – уточнил он, откручивая с бутылки распылитель. Марцель хихикнул, представив, что будет дальше. «Ага», Шелтон мерзко улыбнулся, «будь дей», и медленно перевернул бутылку над физиономией бедняги Герхарда.

Несколько секунд ничего не происходило, вода булькала в горлышке, стекала по лицу и шее, пропитывала роскошную блондинистую шевелюру, а Марцель давился смехом. А потом Герхард вдруг раскрыл рот, хлебнул, от неожиданности раскашлился и рывком сел. – Э-э, спокойно, дружок, – успокоил его Марцель и придержал за плечи, не давая вскочить и треснуться лбом о стойку. – Ты как, в норме? – Не-е-е, не знаю, – ошарашенно пробормотал Герхарт.

Зрачки у него были широкие, как у пьяного, серые глаза стали черными. Дышал он часто, но поверхностно. – Что… что со мной случилось? – Это мы у вас хотели бы спросить… задумчиво сочурил глаза Шелтон, отошел к стойке и поставил на нее опустевшую бутылку. Вы включили базу и, видимо, начали искать, а потом внезапно вы упали со стула.

Мы с Шванком… к слову, это мой студент, очень способный юноша, интересуется кирпичной готикой… вы себя хорошо чувствуете? – Я странно себя чувствую… – признался Герхард и медленно встал, опираясь на руку Марцеля. – Голова немного кружится. – Может, стоит обратиться в больницу? Шелтон мгновенно оказался рядом, будто бы помогая идти, но при этом виртуозно избегая прикосновений. – У вас часто такое бывает?

Признаться, у меня самого сейчас голова кружится. Здесь очень душно.

Что со мной происходит? Я, правда, упал в обморок. Чёртов дед с чёртовыми цветами, ненавижу, ненавижу, ненавижу.

А, да, – растерянно ответил Герхард и облокотился на стойку. Теперь, выпрямившись, он возвышался над Марцелем на полторы головы точно. Синяя полицейская жилетка замялась, а рубашка выскочила из-под ремня брюк. Вид у Герхарда был самый, что ни на есть расхристанный. – Очень душно. Дома у нас еще хуже, поверьте. Вся семья проклинает день и час, когда старик подписался на чудесные комнатные растения.

– Простите, – попросительно изогнул бровь Шилтон, безупречно изображая недоумение. – Что? – сначала не понял намека Герхард, а потом прокрутил в памяти последние свои реплики и по-детски непосредственно сморщил нос. – Я про дядю говорю, про Иоганна Вебера, он тоже работает в полиции, можно сказать, что у нас это семейное.

Раньше еще Герцорн работал, но он уже лет двадцать как на пенсии. – Династия полицейских, как интересно! – с энтузиазмом отозвался Шилтон, опираясь на стойку рядом с офицером. – А вы всегда хотели работать в полиции или пошли по стопам деда по настоянию семьи? – Прошу прощения, мне что-то нехорошо. – нагло соврал Герхард, слишком резво для больного отступая к компьютеру.

Марцель заинтересованно вытянул шею, прислушиваясь к двум параллельным мысленным потокам. На первом Герхард пытался проанализировать случившееся, но память выдавала ему только ощущение духоты, полета в невесомости и цветных пятен. А на втором крутились какие-то ужасно неприятные воспоминания, в которых доминировал образ невысокой, полноватой женщины лет пятидесяти, одетой в темно-красный деловой костюм. «М-м-м, я обязательно помогу найти подругу вашей коллеги.

«Но не могли бы вы зайти позже?», – попросил Герхард с официально нейтральными интонациями. Марцарю на секунду даже стало его жалко – мокрый, с липнущими колбу волосами, взбившейся одежде, наедине с незнакомыми и слишком уж навязчивыми посетителями. Но сочувствие испарилось сразу же после всплывшей у Герхарда мысли о белобрысом фрике с очками, как у Гея. – Ай-яй-яй, как предвзято!

На себя бы посмотрел, дружочек. С такой смазливой физиономией в гей-бар не то, что пустят, а с улицы силком затащат. Им можно подумать, что это что-то плохое. Герхард, будто почувствовав, оглянулся на Марцеля. Тот жизнерадостно оскалился и мысленно продемонстрировал ему оттопыренный средний палец. Слишком ярко представил, задействуя телепатию. И Герхард потерянно моргнул, пытаясь избавиться от непонятно откуда появившегося зрительного образа, и отвернулся.

«Да-да, конечно, мы зайдем в другое время», – кивнул между тем Шелтон. Обмен взглядами между Марцелем и Герхардом он заметил, но расшифровать не сумел, поэтому оставил без замечаний. «Может, я оставлю заявление или что-то вроде того?» «Да. Запишите здесь данные на женщину, которую вы ищете. Вот тут, в блокноте у телефона».

Герхард был уже готов на всё, чтобы выпроводить надоедливых визитёров. Ему с каждой секундой становилось всё хуже. Не физически, но морально. Словно два потока мыслей одинаково неприятной направленности резонировали друг с другом, и чувство дискомфорта нарастало в геометрической прогрессии. «И свои данные оставьте. Я приложу визитку». Шелтон Белозуба, как кинозвезда, улыбнулся и сунул карточку между страницами блокнота.

«Большое спасибо вам за помощь, офицер… эээ…» Он скосил взгляд на Бейджик. – Офицер Штернберг! – поспешно откликнулся Герхард. – Простите, я ведь не представился раньше. – О, это у меня ужасная память, – повинился Шелтон. – Не помню. Может, вы и представлялись. – Вот я закончил. Еще раз прошу прощения за то, что оторвал вас от дел, офицер Штернберг.

На самой двери Марцель обернулся и послал Герхарду приторную кокетливую улыбку, нарочно, чтоб позлить, и на улице попросил Шелтона. – Узнай потом, что случилось пару лет назад с этим Герхардом на первой работе, а? Он работал в Голден Сити, если я правильно запомнил. Там еще какая-то баба была замешана. – Зачем тебе? – Хочу позлорадствовать.

Он мне не понравился. Честно сознался Марцель, обвел взглядом ближние дома, утопающие в тумане, и добавил. – Кстати, он стратег. Шелтон остановился, словно налетел на невидимую кирпичную стенку. – И ты говоришь это только сейчас? – очень-очень спокойно спросил он, и только тогда шагнул к напарнику, нагоняя. Получилось угрожающее. Мартель виновато вжал голову в плечи и ускорил шаг. Подошвы кроссовок зашаркали по асфальту, как будто ноги стали тяжелее килограммов на десять.

– Ну и что? Мы там работали! – буркнул он, стараясь смотреть не на напарника, а на кусты шиповника, растущие вдоль дороги. Кроме кустов, собственно, ничего видно и не было. Ближний ряд домов утопал в тумане, небо стало однотонно серым, такого же унылого цвета, как дорога. Я не могу отвлекаться на всякие свои мысли, когда кого-то держу. И вообще, чего ты так забеспокоился?

Он слабый стратег, всего два потока. Вряд ли он нас раскроет. Ну, он умнее обычных людей. И все. – Ещё же ведь опыт нужен, а какой опыт у офицера полиции, который все два года службы занимался разведением комнатных растений? – Ты действительно идиот, – сухо констатировал Шелтон, без труда нагоняя Марцеля. – Я тебе говорил, что Штайн вполне может быть стратегом.

Вероятность этого, по моим оценкам, очень велика. – Ну и? – Штернберг точно не Штайн, я тебе гарантирую. Профессор Джиль де Леоне полагал, что сверхспособности могут быть привязаны к генам и передаваться по наследству. То есть это не единичная мутация. Возможно, подчеркиваю возможно, идёт накопление признака. Скорее всего телепатия, стратегия или биокинез признаки рецессивны, но… Ты что замер? Марцель прокрутил в голове монолог Шелтона, подумал секунды две и выдал «Тогда я детей точно не заведу».

– А ты что, планировал? – несколько удивлённо отозвался Шелтон. – Ага, – растерянно кивнул Марцель, чувствуя себя слишком расстроенным, чтобы врать. – Думал, хорошо бы девочки получились, потому что с моим ростом у парня точно проблемы будут и комплексы всякие.

Только если он в мамочку пойдёт, а она высокая окажется, а я на высоких не западаю. – Э-э, ты чего? На какую-то долю секунды разум у Шелтона стал девственно чистым. Кажется, это у обычных людей называлось «шок». – Ты это серьёзно? – Ну да, – грустно вздохнул Марцель, снял очки и протёр стёкла рукавом свитера.

– А теперь планы к чёрту летят. Ладно, забей. Я очень-очень теоретически рассуждаю. Какие дети при нашей жизни? – Да, конечно, – кивнул Шилтон и нервно сжал край сумки с ноутом. Небывалое проявление эмоциональности. Океан разума штормила. – Слушай, Шванг, – обратился Шелтон как-то слишком осторожно, – получается, ты свою телепатию, кхм, не очень любишь?

Почему не люблю? Марцель искренне удивился и даже полез проверять. Не шутит, не издевается. – Я от нее тащусь. Наверное, если у меня отобрать телепатию, я просто разбегусь и шваргнусь головой в стенку, ну или таблеток наглотаюсь. Но это, понимаешь, такая штука, которую никому не пожелаешь. Есть она, всё, без неё уже не можешь, кранты.

Нет её, живёшь в сто тысяч раз счастливее. Иди сюда и давай лапу, я тебе образ скину, что ли, чтоб понятней было. На душе у Марцеля стало погано подстать сегодняшней погоде, хотя причин вроде и не было. – Нет, спасибо. Шилтон рефлекторно отступил в сторону, и мысли у него стали совершенно нечитаемыми. Слишком много потоков текло одновременно. Я примерно понял. Давай лучше вернемся к теме разговора.

Так вот, профессор Леоне считает, что экстрасенсорные способности могут передаваться по наследству. А если Герхард Штернберг – стратег, значит, его кровные родственники также могут быть стратегами. А-а-а! Мартель радостно выбросил из головы размышление о телепатии. Да меня дошло, кажется. «Предлагаешь проверить всяких там братьев этого смазливого типа?» Герхард Штернберг, единственный ребенок в семье, задумчиво откликнулся Шелтон.

Но не мешает обратить внимание на родственные связи с Веберами, например. Штайн может приходиться Герхарду дальним родственникам. «Может, я прослушаю этого Герхарда?» «Сколько энтузиазма!» – усмехнулся Шелтон. «Прослушаешь. Но в следующий раз. Сейчас возвращаться нельзя. Себя. Слишком подозрительно, если он дважды за день в нашем присутствии потеряет сознание. Даже простой человек заподозрил бы что-нибудь, а уж стратег, пусть и слабый.

Да и вообще, еще два-три обморока в твоем присутствии и поползут нежелательные слухи. Я знаю, что изменение памяти тебе дается нелегко, но в следующий раз с одной прослушкой мы уже не обойдемся. Ну, черт возьми! Марцель Хмур опнул вордюр. Заболела нога, и на душе стало вдвойне поганее прежнего. «Ага, Шелтон осторожный, Шелтон предусмотрительный, идиот.

Не ему придется мозги выворачивать с риском свихнуться». «Но это позже. Пока расслабься», – посоветовал Шелтон, заметив, что напарник приуныл. «Сейчас мы идем в монастырь Шванг. Для поддержания легенды. Я там буду якобы работать с архивами, а на самом деле начну просматривать полицейскую базу данных. – А мне что делать? – заинтересовался Марцель. Перспективы провести несколько часов, наблюдая за работающим Шелтоном, не особенно вдохновляло.

– Что угодно, но в пределах моей видимости. – Или, если захочешь, поболтай с кем-нибудь из монахинь. – пожал плечами стратег. – Я пока не хочу отпускать тебя далеко. – Из-за глюков? – сообразил Марцель. – Да ну, уже второй день идёт, а от них ни слуху, ни духу. «Может, не проявится больше?» «Я бы не стал так рисковать, но дело твое».

Шелтон равнодушно посмотрел на напарника, но океан его мысли подёрнулся рябью тревоги. «Если по дурости забредёшь в какой-нибудь уединённый коридор, а там наткнёшься на очередную сгорающую девушку, сочувствия от меня не жди». В переводе с шелтоновского языка на человеческий это означало «Увидишь призрак, получишь в дополнение экстрессу три часа нотаций». Марцель обиженно фыркнул. – Да вообще не факт, что они появятся, если я один останусь.