Текст книги "Правитель Пустоты. Цветок пустыни (СИ)"

Автор книги: Софья Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Глава четвертая. Старая перечница

Лантея бросилась к распростертой на полу женщине. Девушка что-то тревожно говорила на своем языке, бережно ощупывая руками лицо хозяйки дома, пока та не распахнула глаза. Сосуды в них полопались, создавая пугающий контраст с льдисто-голубой радужкой.

– Лан…тея, – прошептала женщина. Ее голос напоминал скорее скрежет.

Ашарх в неуверенности стоял у входа, наблюдая за спутницей, которая суетилась вокруг больной.

– Аш, помоги. Нужно положить ее на кровать, – не просьба, а, скорее, приказ, вывел профессора из задумчивости.

Он подхватил на руки женщину. Она оказалась такой же худой и высокой, как и племянница. Ее длинные седые волосы спутались, а лоб покрыла испарина. Когда тетя оказалась на кровати, то Лантея моментально занялась осмотром раны. Правая нога опухла, она вся была покрытая синяками, а в районе голени виднелись две ранки, из которых безостановочно сочилась жидкость, уже слабо напоминающая кровь. В этом месте был самый сильный отек, около которого набухли водянистые пузыри, а вокруг них была черная отмирающая кожа.

Профессор часто видел такие раны. В степях, где он рос, водилось множество змей, которые часто кусали людей и животных, неосторожно ступающих по траве.

– Это змеиный яд, Тея. Он уже распространился по телу. Слишком поздно.

Слова Ашарха повисли в воздухе, заставив девушку оцепенеть. Она медленно повернулась, устремив на профессора взгляд, полный беспомощности и отчаяния. Из глаз ее неожиданно брызнули слезы, и Лантея, как подкошенная, упала на колени возле кровати. Тетя с большим трудом протянула руку и коснулась лица своей племянницы. Она смотрела на девушку тяжелым уставшим взглядом и медленно шептала отдельные слова на своем шипящем языке, а после прикрыла веки и уже через пару мгновений провалилась в небытие.

Лантея погладила женщину по лбу, убрав несколько спутанных прядей, и лишь после этого поднялась на ноги и подошла к небольшому столику у окна. На нем стояли различные туески и коробочки, но девушка взяла в руки лишь одну небольшую шкатулку, из которой достала старую тряпичную куколку. Зажав в руке находку, она вернулась к больной, но тетя больше не приходила в себя и не отзывалась на тихие оклики.

Аш с тяжелым сердцем смотрел, как его спутница рыдала у ложа, опустив голову на бледную руку умирающей. Профессору было неловко, что он стал свидетелем этого печального прощания. Женщина явно не должна была дожить до утра, а помочь Лантее или ее родственнице мужчина уже никак не мог. Поэтому все, что оставалось делать Ашу, это заняться мелкими бытовыми вопросами и не мешать спутнице проводит последние часы рядом с тетей.

Профессор вернулся на улицу, чтобы отвести Корицу в сарай и найти для животного немного корма. Пока лошадь обнюхивала новое помещение, Ашарх гладил кобылу по шее и думал над тем, что он увидел. Конечно, сам факт, что «старая перечница», к которой его спутница так стремилась, оказалась еще одной хетай-ра, удивлял. Теперь было ясно, почему это жилище оказалось спрятано в лесу как можно ближе к поднимающемуся над горизонтом Мавларскому хребту. Очевидно, как только две пустынницы пересекли горы, то сразу же осели на новой территории, не углубляясь в страну… Ашарх, опомнившись, снял с Корицы недоуздок.

Несомненно, сама по себе ситуация с укушенной змеей тетей была весьма печальной. Но для профессора она оказалась такой вдвойне, так как теперь секреты Лантеи оставались при ней. Допросить «старую перечницу» больше не представлялось возможным. А это означало, что Ашарху необходимо было перед подъемом на хребет или выводить девушку на чистую воду, что, скорее всего, привело бы к серьезному конфликту, или идти дальше вслепую. Последний вариант не устраивал самого преподавателя: до гор у него еще был шанс повернуть обратно, но после хребта такая возможность таяла на глазах. Чем больше Аш размышлял над условиями их с хетай-ра сделки, тем более сомнительными они ему казались.

Оставив Корицу в ее новом пристанище, мужчина поспешил наколоть дров для печи и натаскать воды. Дома все в той же позе Лантея скорбела над умирающей. Профессор затопил старую печь, приготовил ужин и сделал травяной отвар. Уже наступил вечер, девушка последний час лишь смачивала губы тети и периодически пыталась поить ее водой. Иногда больная начинала бредить, шепча невнятные слова на двух языках, но Лантея внимательно прислушивалась к каждому. На еду спутница Аша даже не посмотрела и, когда он постелил одеяла на лавки, готовясь ко сну, спать она не пошла.

Ближе к середине ночи профессор проснулся от шума. Умирающая билась в судорогах, из ее носа и рта почти безостановочно капала кровь, а глаза закатывались, обнажая белки, покрытые сеткой лопнувших сосудов. Лантея держала голову и шею женщины, чтобы ее язык не запал. Ашарх поспешил на помощь, он прижимал ноги и руки больной, пока через несколько минут конвульсии не закончились. Тетушка опала на кровать, ее дыхание ослабело, а кожа стала почти прозрачной.

Какое-то время Лантея обтирала тело и лицо умирающей влажными тряпками, а мужчина молча менял воду в миске и с жалостью думал о несчастной женщине, которой выпали на долю такие тяжелые страдания и долгая мучительная смерть без шанса на спасение. Пока девушка не попыталась напоить больную, и в этот момент ее руки мелко задрожали.

– Она умерла, – хриплым голосом прошептала хетай-ра. Ноги ее подкосились, и она медленно сползла на пол, не сводя застывший взгляд с обострившегося профиля родственницы.

Ашарх опустил тете веки и накрыл ее с головой простыней. Он аккуратно положил руку на плечо своей скорбящей спутницы, но Лантея не приняла утешений, она продолжила неподвижно сидеть у кровати. Казалось, в тот момент для нее перестал существовать весь иной мир. Через несколько минут, проведенных в тишине, девушка сгорбилась и закрыла глаза ладонями.

– Нужно омыть ее, – негромко сказал профессор.

Ему пришлось повторить свои слова еще несколько раз, прежде чем хетай-ра с задержкой слабо кивнула и поднялась на ноги, бросая тоскливый взгляд на укрытое тело. Лишь когда Аш все подготовил, сдвинул лавки посреди комнаты, то Лантея со вздохом сказала:

– Я сделаю это сама. Ты меняй воду.

Около получаса хетай-ра медленно и методично омывала умершую. Когда все было закончено, то кровать застелили начисто, а тело обернули простыней и перенесли на ложе. От остального помещения этот угол отделили стеганой занавесью. Пока Аш убирал комнату, то Лантея вышла на улицу, чтобы умыться. Девушка вернулась домой с мокрым лицом, красными от холодной воды руками и потухшим взглядом. Она молча села на лавку, подобрав ноги, и обняла колени, упершись в них лбом. Мужчина почти четверть часа пытался поговорить со своей спутницей, но на все его вопросы и утешения она отвечала упорным молчанием. Потеря дорогой родственницы оставила в ее душе чудовищную рану, которая ныла и кровоточила. И девушка при всем желании не могла заставить ее края срастись так быстро, потому что любому горю требовалось время.

Преподавателю ничего не оставалось, кроме как лечь спать одному. За окном ворчал холодный ветер – предвестник приближающейся осени. Его завывания казались волчьей поминальной песней в эту темную ночь.

Когда Ашарх открыл глаза, то Лантея сидела на лавке в той же позе, что и несколько часов назад. Ее подушка была не примята, а одеяло не разложено. Рядом с девушкой лежала маленькая тряпичная куколка, которую она накануне достала из шкатулки. Под глазами у хетай-ра залегли глубокие тени, а взгляд стал как будто тяжелее. Профессор понимал, что так дальше продолжаться не могло. Его спутница погружалась все глубже в пучину отчаяния, и ей требовалась помощь, чтобы вернуться в реальность и вспомнить о своих незавершенных делах. Аш встал перед осунувшейся девушкой на колени и взял ее руки, холодные и одеревеневшие.

– Она теперь под надежной защитой вашей богини, Тея. Для нее больше не будет боли и несправедливости. Мы ничем не могли ей помочь, не вини себя, прошу.

Преподаватель заглядывал в лицо своей собеседницы, пытаясь добиться ее внимания.

– Видимо, вы были очень близки. Я и сам знаю, каково это – терять родных. Когда сердце останавливается на мгновение и больше не может биться в том же размеренном ритме, что и раньше. Но боль проходит, она растворяется как утренний туман. Пусть медленно и неохотно. Пройдет совсем немного времени, и тебе станет легче. Нужно только идти дальше, отгоняя горе…

Лантея неожиданно вздрогнула, словно просыпаясь после тяжелого сна. Вряд ли это слова мужчины вывели ее из задумчивости, скорее, она самостоятельно пришла к выводу, что настало время поговорить. Взгляд ее стал осмысленнее, но в глубине зрачков виднелась затаившаяся тоска. Девушка пристально посмотрела на Аша и убрала свои ладони из его рук.

– Мне нужно тебе что-то рассказать.

Профессор насторожился, но смиренно кивнул. Лантея умела преподносить сюрпризы даже тогда, когда их совершенно неоткуда было ждать. Что же теперь она намеревалась сообщить своему спутнику? Судя по лицу хетай-ра, сомнения все еще боролись внутри нее, но она сдерживала этот натиск. Аш посоветовал девушке сходить умыться, чтобы дать ему время заварить отвар, за которым все можно было обсудить.

Лантея вернулась через десять минут, посвежевшая и в чистой одежде, но кокон из негативной энергии, словно бы окружавшей ее, никуда не исчез. Ашарх подвинул к ней порцию очередной каши и кружку с травяным отваром. Мысли в голове профессора были неспокойны, но он держал их в узде, ожидая, когда же хетай-ра заговорит первой. Девушка, словно специально, медленно делала глоток за глотком, закрывая глаза и смакуя вкус напитка. Ее печаль временно отступила, но в своих думах она постоянно возвращалась к укрытому простыней телу на кровати.

– Это моя тетя Чият, – сделав глубокий вздох, начала свой рассказ хетай-ра. – Много лет назад она ушла из Бархана. Так называются наши песчаные города. Тетя пересекла горы, гонимая желанием повидать мир, и она оказалась в краю людей. Одинокая старушка, которая когда-то жила в этом доме, приютила Чият, научила ее залмарскому языку и многим традициям. Для одинокой женщины моя тетушка стала родной дочерью.

Ашарх не хотел прерывать свою спутницу, хоть и говорила она медленно и тихо, словно размышляя вслух. Он лишь затаил дыхание, стараясь не пропустить ни слова.

– Ты знаешь, я очень ее любила. Свою тетю. Она была другой: всегда улыбчивая, всегда горящая новыми идеями и мыслями. Обычные хетай-ра выше всех благ почитают традиции своего народа, устаревшие обычаи и правила. Чият же всегда делала только то, что ей хотелось, не боясь осуждения. Именно поэтому я так мечтала пойти по стопам моей тети и уйти из Бархана.

Девушка замолчала, отпила из кружки и устремила невидящий взгляд куда-то в середину стола. Профессор хотел сначала задать наводящий вопрос, но потом отказался от этой затеи: была вероятность, что хетай-ра вообще перестанет рассказывать. Через пару минут тишины Лантея продолжила, а голос ее окреп.

– Чият присылала мне почтовых птиц. Она рассказывала о людях и об огромном мире вокруг пустынь. О мире, который совсем позабыл мой народ. Я была так вдохновлена всем этим. Буквально все в Бархане тогда мне казалось нездоровым и, словно бы, заплесневевшим. Я повторила путь тети, сумела отыскать этот дом. На тот момент добрая хозяйка уже умерла от старости. И тогда Чият передала мне все знания, что она сама получила. Я жила тут чуть больше года, но, поверь мне, это было самое счастливое время в моей жизни. Вот только тетя с возрастом стала спокойнее: ей уже не хотелось приключений, этот дом стал ее крепостью. А я горела желанием увидеть своими глазами все то, что услышала из многочисленных рассказов. Поступить в столичную академию, получить все доступные знания о мире! И ездить, ездить по земле, наслаждаясь каждым днем.

Лантея вдохновенно смотрела в окно, подперев голову рукой. Аш видел, как мысленно его спутница вернулась в то светлое время ее жизни, когда тетя еще была жива, стража и Сыны Залмара не охотились за головой хетай-ра, а будущее казалось яснее. Но через несколько мгновений взгляд девушки опять потух, а голос подернулся печалью.

– А теперь все пошло прахом, Аш. Я просто оказалась не готова: моих знаний не хватило, чтобы стать одной из вас, залмарцев. А ведь если бы я не уехала, то сумела бы помочь Чият, я бы спасла ее от смерти! – с горечью проговорила Лантея, обращая к собеседнику бледное лицо.

– Это не твоя вина, Тея. Смерть приходит за всеми. Подчас неожиданно или несправедливо, но никому этого не избежать. Умершие покидают нас, оставляя самое ценное, – память о себе. И наш долг состоит в том, чтобы пронести ее сквозь течение времени светлой и чистой, не позволяя тоске очернять этот дар.

В ответ на слова профессора девушка повернулась и подобрала оставленную на одеяле куклу. Она какое-то время держала ее в руке, вглядываясь в нарисованные точки безжизненных глаз.

– Знаешь, каким было предсмертное желание тети? Отнести эту игрушку ее сестре – моей матери. Они всю жизнь не ладили. Кажется, именно из-за этой неприязни Чият и ушла из Бархана. Никогда бы не подумала, что последние слова она направит именно сестре, хотя никогда раньше она со мной даже не говорила о ней.

Ашарх не нашелся, что ответить хетай-ра. Впервые она была такой искренней с ним и хоть немного приоткрыла завесу тайны на цель ее прибытия в Залмар-Афи. Девушка больше ничего не говорила, задумчиво поглаживая пальцами куколку. После того, как преподаватель убрал всю посуду со стола, он все же негромко прошептал.

– По Заветам Залмара тело умершей нужно сжечь…

– Тело останется в доме, – прервала его Лантея. – Это больше похоже на наши похоронные ритуалы.

– Как скажешь, – смиренно ответил Аш.

– Сегодня вечером я сама проведу необходимые обряды и вознесу молитвы. А рано утром мы пойдем к горному хребту. Советую тебе решить, что делать с лошадью, и пополнить все наши запасы провизии, так как переход будет не самым легким, а после гор нас ждет лишь раскаленный песок пустынь.

До обеда Ашарх занимался всеми бытовыми вопросами. У Лантеи не был сил и желания помогать ему: девушка хотела побыть наедине со своими мыслями. Конечно, основная проблема профессора заключалась в Корице, которую некуда было деть. Возвращаться в Зинагар, чтобы продать кобылу, казалось ему чистым сумасшествием. После недавних событий на площади вряд ли ситуация успокоилась. Да и кто знал, вдруг их с Лантеей запомнили в лицо как тех, кто привез мальчика-свидетеля. Лучше было не рисковать.

Единственным приемлемым вариантом казалось прогуляться в предместья и поговорить с местными. Обычно простому рабочему люду всегда требовались лошади для хозяйства, тем более Аш не собирался жадничать и просить слишком много.

Узкая лесная тропинка через пару километров привела его и мирную Корицу к последним домам деревни, раскинувшейся за городскими стенами. День был достаточно душным и пасмурным, на улице под навесами сидели только древние старухи, сторожившие прилавки с фруктами и овощами. Все работоспособные жители были на уборке урожая, а покупателей не предвиделось. Пожилые женщины, обмахиваясь листьями лопуха, громко сплетничали, обсуждая произошедшее в Зинагаре.

– Утром Маранка к снохе ходила в город, так она божится, что там вся площадь в висельниках!

– Тьфу! Дурь! Маранка твоя трещит без умолку да все попусту! Мой дед в храме был на службе, жрец сказывал, что только полдюжины вздернули. Остальных за ворота выгнали, – возразила собеседнице древняя старуха, жуя губами.

– А я слыхала, что там даже дитя удавили. Мальчика-хромоножку. Потому как он дерзословил жрецу вечор, – третья сплетница резала ножом яблоко на кусочки и раздавала приятельницам.

– Куда ж они все пойдут, толпой-то такой? Охо-хо… Там ведь и детки малые есть, и старики. Все бездомные теперь.

– А нечего было Тибосту хамить. Всем ведомо, что он на расправу скор. Пущай теперь во времянках ночуют, да у бога прощения вымаливают.

Ашарх неторопливо прошел мимо группы старушек. Новости о повешенных его не обрадовали, но Лантее он решил не говорить об услышанном. Девушке и так было тяжело, не стоило огорчать ее еще сильнее информацией о том, что Витим закончил свою короткую жизнь на виселице. Пожалуй, никак по-другому эта история и не могла завершиться, но Аш все же чувствовал глухую досаду, терзающую его. Преподаватель направился к пожилой женщине, сидящей несколько в отдалении от остальных и щелкающей тыквенные семечки.

– Хорошего дня. Не подскажете, не нужна ли лошадка кому-нибудь здесь? Добрая кобыла, смирная и здоровая.

Удивительное безразличие, которое читалось во всем виде старушки, вначале вогнало мужчину в ступор. Она демонстративно не замечала стоящего перед ней Аша и методично разгрызала семечки единственным зубом. Профессор, однако, быстро взял себя в руки – такой тип лукавых стариков был ему известен. Они требовали особого отношения.

– Картофель по сколько? – с непроницаемым выражением лица спросил преподаватель.

– Полквика за пятерик, – с хитрым прищуром мгновенно ответила торговка.

Ашарху пришлось закупиться у старой ведьмы почти на пять квиков, набив сумку различными корнеплодами и фруктами. И только когда последняя монетка оказалась в ее цепких руках, пожилая женщина снисходительно указала на один из домов и сказала:

– По поводу коня у Инаила-травника поспрошай.

Крепкая изба с резными наличниками ничем не отличалась от соседних строений, только к забору была приколочена доска, на которой виднелось изображение ступки и пестика. Аш завел Корицу во внутренний дворик, а сам поспешил к крыльцу. Дверь ему открыл немолодой мужчина с тщательно расчесанной седой бородой, на его лбу была повязана вышитая лента.

– Чем обязан? – травник, несмотря на возраст, выглядел достаточно бодрым. Его проницательные карие глаза быстро осмотрели гостя с ног до головы.

– Доброго дня, эфенди. Мне тут сказали, что вам лошадка нужна. Мою не купите? – профессор указал рукой себе за спину, на Корицу, которая старательно пропалывала чужую территорию.

Травник выглянул в огород и несколько секунд с интересом наблюдал за тем, как животное уничтожало его малинник. После он неожиданно расцвел: вокруг его глаз появились лучики морщинок, а из-под бороды раздалось довольное хмыканье. Он широко распахнул дверь, рукой приглашая гостя зайти внутрь.

– Добро! Проходи, садись на лавку. Как тебя звать?

– Аш… Ашинас! – вовремя опомнился преподаватель, скрыв свою оплошность за кашлем. – А вы ведь Инаил, верно?

Профессор шагнул в комнату, пропитанную запахами разнообразных растений. Все стены были увешаны сухими вениками, и даже беленая печь оказалась заставлена мешками с травами. Посреди помещения стоял крепкий стол, на котором располагались баночки, туески, деревянные блюдца. Видимо, это было рабочее место травника. Ашарх аккуратно присел на лавку около стола, осматривая творческий беспорядок.

– Инаил. Ну, будем знакомы! Это хорошо, что тебя Залмар ко мне привел. Лошадка правда нужна. Моя издохла от старости пару месяцев назад, да вот все коплю на новую, – травник принялся хозяйничать около печи и через минуту поставил перед гостем кружку с дымящимся отваром. – Только вот дорогие нынче кони, а я ведь не богат.

– Спасибо! – профессор пригубил напиток с восхитительным ароматом и на удивление горьким вкусом. – Недорого отдам, я тут проездом на полдня.

– А почему недорого? Ты уж прости, что спрашиваю, но время нынче неспокойное, обманщиков много развелось, – Инаил с тяжелым вздохом опустился на лавку рядом с гостем.

– Да понимаю. Мне сейчас любые средства нужны. Хочу в добровольцы податься, на границу поехать служить, – уверенно врал Аш с искренней улыбкой на лице. – На деньги эти оружие прикуплю нормальное, а то казенное – это ерунда. Развалится сразу!

– То верно! – поддержал его травник. – Я сам еще когда служил, то помню, что такую дрянь всем выдавали. Ржавые мечи, да дырявые кольчуги! А это еще при прошлом Пророке ведь было, когда для армии деньги из казны большие выделяли. Теперь там совсем, небось, рванье выдают.

– Да, каждому надо самому о шкуре своей заботиться нынче. Но что делать? Ифриты наступают постоянно, кому как не молодым идти защищать границы родины?! – разошелся не на шутку Ашарх, вживаясь в образ новобранца, исполненного энтузиазма.

– Разумные вещи ты, парень, говоришь! – Инаил очень оживился, глаза его заблестели. – Эти проклятые имперцы всюду свой нос суют. Уже скоро от них нигде спасу не будет! Вон, похоже, и в Зинагаре что-то неладное твориться начало.

– О чем вы?

– Я только сейчас из города воротился. Видел, как целый отряд Сынов Залмара приехал. А эти ведь просто так не приходят! Значит, или заговор какой плетется, или ловят собак ифритских, раз их так много прибыло.

Ашарх постарался скрыть свое удивление, вызванное словами Инаила, но под ложечкой неприятно засосало от ощущения надвигающихся неприятностей.

– Так, может, это из-за вчерашнего? На площади-то погорельцев повесили. Они жреца в поджоге своей деревни обвиняли, – неуверенно сказал профессор.

– Та не! Храмы сами свои дела решают. Да и не успели бы они за одну ночь приехать. Сыны в такую глушь, как наш Зинагар, забираются только если правда важное что-то случилось: бунт там зреет или опасные преступники сбежали, – нравоучительно пробормотал травник.

Тревожное чувство, поселившееся в груди Аша, стало разрастаться все быстрее. Если Инаил говорил правду, то по их с Лантеей следу целенаправленно шли и не отставали ни на день. А это означало, что необходимо было поторопиться со сборами.

Профессор сумел за полчаса разговоров окончательно расположить хозяина дома к себе. Так что избу Ашарх покидал с небольшой суммой денег, вырученных за Корицу, и сумкой, неприлично набитой травяными сборами, подаренными щедрым травником.

Дома преподаватель застал свою спутницу дремлющей за столом. Бессонная ночь давал о себе знать. После сытного обеда девушка все же согласилась на уговоры и решила поспать до вечера.

– Я слышал, что сегодня в Зинагар приехали Сыны Залмара, – негромко сказал Аш, пока хетай-ра взбивала подушку.

– Правда? – Лантея насторожилась. – Неужели они нашли нас?

– Думаю, просто шли по следу все это время.

– Как считаешь, мы успеем уйти от них?

– Мне кажется, да. Вряд ли за половину дня они сумеют найти это убежище в осиннике, – Ашарх задумчиво покрутил кончик своей косы. – А идти за Мавларский хребет им смысла нет.

– Это вселяет надежду. Я посплю пару часов, – позевывая, сообщила хетай-ра. – Если тебе не трудно, уберись немного в доме. И посмотри, что нам нужно взять в дорогу. В горах будет ветрено, без хороших одеял и плащей мы заболеем. Эти вещи больше не понадобятся тете.

Даже после того, как Лантея заснула, профессор еще долго обдумывал ее последнюю фразу. Было ли это полное смирение со смертью родственницы или все же мстительное напоминание о том, как он недавно бесстыдно обобрал тело мертвеца?

Ашарх принялся неспешно изучать обстановку небольшой комнаты и одновременно наводить порядок. Несколько часов он потратил на это не самое свое любимое времяпрепровождение. Некоторые вещи преподаватель откладывал в сторону: в основном, это были запасные одеяла, веревки и другие мелочи, которые могли пригодиться в горах. На одной из полок он обнаружил несколько ветхих книг, но почти все они не представляли для начитанного профессора никакого интереса. Зато между этими старыми сборниками рецептов и религиозными трудами Аш с удивлением нашел стопку исписанных листов, скрепленных веревочками. На обложке предполагаемой книги корявым почерком были старательно выведены несколько слов на залмарском – «Записи Лантеи».

Ашарх несколько секунд боролся с голосом совести, но коварное любопытство, как и всегда, одержало верх. Первый же абзац гласил: «привьет. моя лантея. тетия казат писат дневник. моя учица писат». Профессор на мгновение зажмурил глаза, чтобы заглушить внутреннего комментатора, который упорно читал написанное голосом трехлетней девочки. На форзаце стояла единственная дата, 17 февраля 1046 года от явления Пророка по залмарскому календарю, сделанная полтора года назад. Судя по почерку, она явно была выведена рукой тети или кого-то другого. Остальные записи, безусловно, принадлежали Лантее, но избавиться от ощущения, что пишет ребенок, преподавателю было сложно. Текст изобиловал ошибками, а чудовищный почерк с трудом можно было разобрать.

Пролистав пару страниц, Аш заметил прогресс. Первые записи были небольшими, в них девушка делилась информацией о погоде или о том, как они с тетей провели день. Но чем меньше ошибок становилось в тексте, тем лучше выглядел почерк Лантеи. Короткие заметки постепенно превратились в философствования, где хетай-ра делилась своими мыслями, опасениями, надеждами. И Ашарх невольно зачитался дневником.

«сегодня вес ден дожщь. поранит я ногу на охоте. чият раказыват о том, что люди давно мочь строит из дерева корабли. ходит они по морю, по воде, икать новые земли. так это хорошо. почему мой народ прячица и несмотрит мир. за тысячи лет все осталос такжэ».

«Тетя быть сегодня в городе, она купить новую книгу. Много там написать о Залмар, это их бох. Он жить вместе с людьми и учить их жить правильно, помогать. Это так непохожэ на Эван‘Лин. Я думать это важно хетай-ра надо узнать большэ о людях. Это изменить Барханы в лучщую сторону».

«Вспоминала сегодня я о сестре. Она мне снилась. Интересно, как она там? Думаю, Мериона злица, как и всегда. Они с мамой никогда непонимали меня. Для них хорошо, когда Барханы закрыты и спрятаны. Я верю, что хетай-ра можно убедить открыца миру или мой народ вымрет через пару тысячь лет».

Чем дальше профессор погружался в записи своей спутницы, тем больше ему начинало казаться, что весь этот дневник был пропитан какой-то бессильной озлобленностью. Лантея ворчала на мать и сестру, о существовании которых Аш узнал впервые. Она была зла на свой народ и устаревшие традиции, ей не нравился сам уклад жизни хетай-ра. Одна из последних записей насторожила преподавателя больше остальных.

«Мы наконец обсудили с Чият детали поездки. Я пойду в столицу в середине августа, как только уйдет жара. Вчера мы сильно посорились вечером. Я говорила о том, что хочу вернуться после академии в Бархан. Хочу расказать о том, что узнаю, городскому совету. И хетай-ра пойдут за мной. Я уверенна. Им захочется узнать, как живут другие рассы. Мы создадим новый город, вдали от пустынь, или на краю песков. Я помогу своему народу, открою им глаза на мир. И сама матриарх мне не указ. Я буду править своим городом, свободным от власти совета и глупых традицый».

Ашарх в задумчивости перечитывал этот абзац несколько раз. Получалось, что его таинственная спутница собиралась использовать знания о мире вокруг для того, чтобы организовать переворот в родном городе. Ее не устраивала действующая власть и консервативный курс хетай-ра, поэтому девушка желала внести сумбур в умы соотечественников и основать собственный город с теми, кто поддержал бы ее. Теперь профессор совершенно серьезно стал опасаться того, что он не по своей воле оказался всего лишь орудием в руках мятежницы.

В этот момент Лантея зашевелилась, выныривая из объятий сна. Аш моментально спрятал дневник в сложенном одеяле и принялся упаковывать его в дорожные сумки. Девушка не успела заметить смущение своего спутника.

Время до вечера пролетело быстро. Лантее пришлось отпустить почти всех кур и кроликов, которых держала в сарае тетя. Паре птиц она открутила головы, ощипала и принесла к ужину. Аш обжарил для себя курицу в печи, а вот хетай-ра ела мясо сырым. После приема пищи девушка выгнала Ашарха из дома: она должна была провести похоронные обряды.

Профессор сел на лавку у дома, подставив лицо легкому ветру. Голова его гудела от неожиданных мыслей. О найденном дневнике Аш не сказал ни слова за ужином, он надеялся на днях перечитать некоторые страницы еще раз, чтобы осмыслить все, что ему удалось отыскать. Но даже та информация, которую он узнал, изменила его отношение к Лантее. Он стал опасаться того, что по прибытии в пустыни он окажется заложником хетай-ра и марионеткой в ее политических играх. А такие дела часто несли за собой угрозу внезапной смерти от яда или ножа под ребро. Правителям обычно не нравилось, когда их сила не воспринималась всерьез.

Когда девушка закончила и тоже вышла подышать свежим воздухом, то лицо ее было похоже на маску. Через пару минут молчания она предложила Ашу помыться перед дорогой, так как подобный шанс предоставился бы им еще нескоро. В сарае стояла большая деревянная бадья, куда они вдвоем натаскали нагретой воды. Преподаватель первым окунулся в горячую ванну. Определенно, это было именно то, чего ему не хватало все дни их путешествия. Голова сразу стала легкой и чистой, а дурные мысли исчезли без следа, оставляя лишь приятную слабость во всем теле. Он почти час отмокал в бадье, стараясь отвлечься от невеселых мыслей.

После купания профессор, обернувшись в простыню, остался сидеть на крыльце дома. Ему не хотелось одному находиться в маленькой комнате, где за занавесью лежало тело умершей. А на улице стоял приятный вечер, наполненный запахами уходящего лета – горечью луговых трав и терпким ароматом дикой яблони. Чистое распаренное тело остывало, обдуваемое свежим ветром. И в эту минуту Аш поймал себя на мысли, что он рад, как все сложилось. Еще никогда жизнь не казалась ему такой насыщенной. Каждый день приносил с собой новые знакомства, открытия или уроки. Да, несправедливость властвовала по всех уголках Залмар-Афи, но мужчина ценил те крупинки человеческой доброты, что он находил в окружающей его действительности.

Он сидел долго. Лантея уже успела наполнить себе бадью и помыться. Из сарая она вышла укутанная в простыню, как и ее спутник, и села на ступеньки рядом. На мгновение профессор залюбовался белизной ее кожи, напоминающей мрамор. Краска совершенно сошла с волос девушки, полностью обнажив седину. Теперь это была та самобытная красота, какой обладала кувшинка, распускающая белоснежные лепестки на темной поверхности озера.

– Я хотела поблагодарить тебя, – нарушила молчание хетай-ра.

– За что?

– За то, что посоветовал тогда не вступаться за погорельцев в Зинагаре. Я слишком поздно поняла, насколько ты был прав.

– Я рад, что ты вовремя ушла с площади. Действительно рад, Тея, – мягко произнес профессор.

– И еще за то, что согласился на мое предложение пойти в пустыни. Хотя оно и выглядело тогда сумас…сумаб…суброд… Тьма!