355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Фомин » Пастырь Добрый » Текст книги (страница 14)
Пастырь Добрый
  • Текст добавлен: 5 апреля 2017, 16:30

Текст книги "Пастырь Добрый"


Автор книги: Сергей Фомин


Жанры:

   

Религиоведение

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 57 страниц)

Пастырь добрый. Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексея Мечева

Маросейский батюшка. Сергей Дурылин
1

О своем рождении отец Алексей рассказывал так: когда наступили роды, покойная мать почувствовала себя очень плохо. Роды были трудные и так затянулись, что родильница была близка к смерти, за благополучный исход доктора не отвечали. В горе и тоске Алексей Иванович [1]1
  Алексей Иванович Мечев (1827—1906) был погребен в Москве на Лазаревском кладбище.


[Закрыть]
, отец покойного батюшки, поехал в Алексеевский монастырь [2]2
   Алексеевский женский монастырь – основан около 1358 г. по благословению святителя Алексия, митрополита Московского, сестрами его Евпраксией и Иулианией. По желанию Императора Николая I, решившего воздвигнуть на месте монастыря храм Христа Спасителя (см. прим.6), монастырь был перенесен (17.10.1837) в Красное Село к Крестовоздвиженской церкви. Прежние монастырские постройки были разобраны. Закрыт около 1930 г. Один из четырех монастырских храмов (Всех святых) в 1990 г. возвращен Церкви.


[Закрыть]
 к обедне, которую по случаю какого–то праздника, служил сам митрополит Филарет [3]3
  См. прим.


[Закрыть]
. Алексей Иванович вошел в алтарь и стал молиться, полный печали. Митрополит, горячо его любивший, заметил его и, подзывая к себе, благословил и спросил: «Что ты сегодня такой печальный? Что у тебя?» – «Ваше Высокопреосвященство, жена в родах умирает». – «Бог милостив. Помолимся вместе. Все будет хорошо. Родится мальчик. Назови его Алексеем, в честь святого Алексия, человека Божия [4]4
  Память преподобного Алексия, человека Божия (†411) 17 марта.


[Закрыть]
, сегодня ведь как раз память его в Алексеевском монастыре». Когда, отстояв обедню, Алексей Иванович вернулся домой, то его встретили с радостью: родился мальчик, – это был отец Алексей.

2

   К митрополиту Филарету и его памяти у отца Алексея было особое благоговение и любовь. Я слышал от него много рассказов о Митрополите, и это всегда были слова глубокой любви, истинного понимания и какой–то родственности, на первый взгляд (но лишь на первый) непонятной: Митрополит представлялся суровым и сухим, в полную противоположность отцу Алексею, который был весь любовь и привет, но это несоответствие себя с Митрополитом отец Алексей резко отрицал, махал рукой и отвечал: «Не понимают». Вот что он рассказывал о своем отце, Митрополите и своем детстве.

   Ему было семь лет, когда умер Митрополит. Он помнил хорошо Троицкое подворье [5]5
  Троицкое митрополичье подворье в Троицком переулке, на Самотеке. Находившаяся здесь Троицкая слобода была пожалована Троице–Сергиевой Лавре (1609). Рядом находилось Троицкое архиерейское подворье, в 1815 г. ставшее подворьем Митрополита Московского. В 1918—1922 гг. на подворье жил Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России. С 1922 г. его заняло обновленческое ВЦУ.


[Закрыть]
 времен Филарета, где жил с отцом, занимавшим тогда место регента митрополичьего Чудовского хора, бывшего тогда на высоте своей славы (до освящения храма Христа Спасителя [6]6
  Храм Христа Спасителя – кафедральный собор митрополита Московского – был освящен 26.5.1883. Южный придел Святителя Николая освящен 12.6.1883, а северный (Св. блгв. Кн. Александра Невского) – 8.7.1883.


[Закрыть]
 в Москве, как ни странно, не было своего городского кафедрального собора. Успенский – был за Синодом, и в нем даже не поминали митрополита, если он не служил там. Благовещенский – это был придворный собор, место кафедрального собора занимал Чудов монастырь, именовавшийся кафедральным собором. Поэтому митрополичий хор, по кафедральному монастырю, именовался Чудовским).

   Певчие помещались также на подворье. Алексей Иванович учился в Московской семинарии, отличался прекрасным голосом и редким слухом. Митрополит знал все и всех в своей епархии, и когда Алексей Иванович, еще совсем юноша, приближался к окончанию семинарии и думал о поступлении в Духовную Академию и, может быть, о священстве в будущем, Митрополит, давно имевший его на примете, высказал ректору свое намерение поставить впоследствии Алексея Ивановича во главу своего хора. Ректор передал желание Митрополита Алексею Ивановичу, тот стал отказываться: думается в этом отказе было место и страху – постоянно быть на глазах у Митрополита и всецело от него зависеть. «Подумай, – сказал ректор, – что тебя ждет. Ну, будешь где–нибудь священником в уезде, а тут около Владыки, он тебя не оставит». Узнав, что Алексей Иванович колеблется и смущен сильно предложением, Владыка позвал его к себе и тихо сказал: «Я тебя не неволю, решай сам». Кроткая приветливость Митрополита решила дело, и Алексей Иванович, по окончании семинарии, исполнил желание Митрополита.

3

   Отец Алексей всегда с живейшей благодарностью, иногда со слезами вспоминал заботу и ласку Митрополита к их семье, и к нему самому, маленькому мальчику. Митрополит находил время и охоту входить во все нужды и заботы регентовой семьи и свято исполнял обещание: «Я тебя не оставлю». Отец Алексей чтил в митрополите Филарете великого Святителя, подвижника, вдохновенного проповедника, и особенно Святителя, полного любви и жалости к низшим себя, несмотря на кажущуюся его замкнутость и даже суровость. В 1920 году было решено отслужить панихиду в день памяти митрополита Филарета, а затем прочесть нечто из его творений и жизнеописание. Батюшка отец Алексей очень этому обрадовался, и сам, несколько даже неожиданно, поделился своими детскими впечатлениями о личности великого Святителя: он говорил прекрасно, одушевленно и с глубоким благоговением и сумел дать почувствовать самое трудное, то, о чем обычно умалчивают даже благоговейно пишущие о митрополите Филарете: то, что Владыка был полон любви, подлинной христианской любви, умеющей прощать и нести тяготы ближнего. Это же сквозит в тех рассказах о митрополите Филарете, которые уцелели в моей памяти.

4

   В профиле отца Алексея, в тонком прекрасном благородстве его черт, в обличии его носа и лба, в живом огне его мудрых глаз, в особенности, когда он смотрел за Литургией из–под низко надвинутой на лоб камилавки; наконец, в его росте было что–то тонкое и прекрасное, схожее с великим Святителем. Это не только мое наблюдение, то же заметил мне один близко знавший отца Алексея профессор–медик, всматривавшийся для сравнения в известный портрет митрополита Филарета в митре. В характере отца Алексея были подлинно Филаретовские черты. Укажу на некоторые: как тот, так и другой были необыкновенно, до безжалостности требовательны к себе и исполнительны во всем, что касалось их служения и долга. Оба были великие воздержники. Про митрополита Филарета известно, что, будучи наделенным острой наблюдательностью, он замечал мгновенно все погрешности и опущения при его служении, но в отличие от многих достойных служителей Церкви, никогда никому не делал никаких замечаний в церкви, не желая смущать служителей алтаря. Также поступал и отец Алексей. Великолепный знаток устава и службы, он все замечал, все видел, все погрешности, ошибки и опущения в службе, особенно у той молодежи, с которой служил за последние годы (и любил служить с ними), но было такое впечатление, что он ничего не видит и ничего не замечает. Через много времени, в удобные и наиболее благоприятные для того минуты, он скажет бывало и поправит. Ошибки же слишком вопиющие, или отражающиеся на ходе Богослужения, поправит сам и незаметно для ошибившегося и тем более для богомольцев: сам запоет как надо, сам совершит то, что нужно сделать другому. Это величайшая редкость среди священнослужителей.

5

   Отец Алексей рос в небогатой обстановке («У меня никогда не было отдельной комнаты, – говорил он не раз, – я всю жизнь жил на людях и при людях»). Уединения он никогда не испытал. В последнее время он раза два говорил мне, что хотел бы побыть один и что народ одолевает. Но это было раза два–три не более. «Все уйдем в монастырь, вы и я вместе с вами», – говорил он полушутя. Про детство же вспоминал, что у него никогда не было своего угла. Уроки учил при всех. Он ходил в Заиконоспасское училище [7]7
    Заиконоспасское духовное училище – образовалось в Заиконоспасском монастыре (осн.1600) после перевода оттуда в 1814 г. в Троице–Сергиеву Лавру Московской духовной академии. Причем существовало два училища: уездное и приходское. До постройки нового здания, взамен пришедшего в негодность и сломанного, их временно перевели: первое – в Высокопетровский монастырь, а второе – в Богоявленский. Именно в Заиконоспасском монастыре состоялось рукоположение диакона о. Алексия Мечева во иереи (по одним сведениям, это произошло в 1892 г., по другим – 19.3.1893).


[Закрыть]
 на Никольской с Самотеки. Был очень старательный к учению, а по росту был самый маленький в классе, такой маленький, что казался ребенком среди других. Однажды, нагруженный всеми книгами в ранце, он, не справившись с часами, так рано забрался в училище, что оно оказалось запертым; он сел у запертой двери на морозе и ждал чуть ли не два часа. Учитель однажды попросил его отнести письмо на другой конец Москвы, предполагая, что он зайдет домой, поест и отдохнет, а потом уже, не спеша, выберет время и исполнит поручение, а старательный и готовый на всякую услугу мальчик, не поевши, прямо из школы отправился исполнять поручение. Он вернулся только поздно вечером, перепугав мать и еле держась на ногах.

6

   «Ум – это только рабочая сила у сердца», – любил повторять покойный батюшка. Это было заветное и любимое его слово. Рабочая сила пусть работает, и это хорошо, что она работает. Оттого он никогда не отрицал ни науки, ни знаний, привлекая к ним и благословляя учиться, быть ученым, писателем и т. п. Но хотел, учил и требовал, чтобы эта рабочая сила была в работе у верховного хозяина и мастера жизненных дел – у сердца. Я десятки раз слышал это от него.

7

   Пастырь должен разгружать чужую скорбь и горе. Столь же многократно и упорно учил он разгружать другого, перегружая чужую ношу горя и беды с его плеч на свои. Это и делал он в течение всей своей жизни. Иногда бывало войдешь к нему в комнатку, после такой разгрузки, когда выйдет от него кто–нибудь, им разгруженный, в слезах, но с просветленным и умиленным лицом или без слез, а с одним открытым обновленным взором, выйдет точно поднявшись, прибавив росту. А он, разгрузчик, сидит и лица на нем нет. Оно полно безграничной сочувственной скорби, в глазах слезы, голос прерывается от них, голос делается каким–то безконечно мягким, ласкающим, тихим и, вместе с тем, глубоко скорбным. «Вот, – скажет, – была у меня…» – назовет местность, откуда была и расскажет страшную страницу жестокого горя, столь обычного, нами и не замечаемого, особенно горького, женского горя. Казалось нечем помочь, муж бьет, дети бьют, муж почти преступник по отношению к семье, дети воры, муж в церковь даже не пускает – украдкой сбежала; все в душе у нее оплевано, избито, все тело болит от побоев и непосильного труда; чуть ли не из петли вынули ее. Петля или прорубь на уме или еще хуже: «убью его». И все это он взял на себя. Прибавилось новое имя в его молитвах, прибавилась новая вечно памятуемая скорбь в его сердце, прибавилась новая молитвенная забота: лишний раз упорно, постоянно стучать за нее Богу, за какую–нибудь скорбящую рабу Божию Параскеву. Прибавился тяжкий груз на его больном сердце и любовью болеющей душе. А ей сказано кратко и весело: «Бог милостив, все обойдется, буду молиться за тебя», – и вместе с просвиркою, иконкой и листочком ей отдано дорогое, драгоценное веселье, накопленное молитвой и трудом. Она ушла веселая. Она никогда не узнает, что груз, ею оставленный, безконечно тяжел. Она покойна – он будет стучаться за нее Господу, он бдит о ней. Бывало идет ранняя Литургия и вдруг записка от него: «Помянуть такую–то», – с особой припиской к служащему священнику: «Скорбящую». Это значит, что его болеющее о другом сердце вспомнило кого–то особенно, наипаче в данный момент нуждающегося в Литургической молитве и жертве – и он просит помянуть, помолиться, вынуть частицу. Нельзя было не привыкнуть за частое служение с ним ко множеству имен, поминаемых им на проскомидии, во время Херувимской, при пресуществлении Св. Даров, на заздравных ектениях, в молитвах Богоматери и св. Николаю (это были вставки, не предусмотренные текстом молитвы, но предусмотренные его любящим и пекущимся сердцем), за водосвятием; служащие с ним привыкли настолько ко множеству поминаемых им имен, что многие из них и сами знали наизусть, но всегда и неизменно прибавлялись в них целые потоки новых имен – а каждое новое имя для него значило – новая слеза, новая горячая молитва, новый вопль к Богу о помощи, помиловании и прощении. Иногда он совершал проскомидию часа полтора и даже больше, вычитывал один, с помощью сослужащих и даже с помощью молящихся в алтаре мирян, целые тетради имен; заздравная ектения на Литургии при его служении превращалась в целый поток молитв, плескавшийся безчисленными именами болящих, скорбящих, заблудших, заключенных, путешествующих. Этот поток столь широкий, почти безконечный, вмещало его больное сердце. Имена эти – для большинства молящихся только имена, – жили в нем, как живые существа, наполняя сердце скорбью, горем и печалью, и редко радостью и благодарностью к Богу за милость и счастье. Но это все – напряженнейшая, неусыпная молитва – были только частью его разгрузки. «Где батюшка? – спросишь бывало. – «Увезли в Марьину Рощу». Увезли еле дышащего, полубольного, слабого. Дождешься его. Машет рукой, как бы сам над собой посмеиваясь. – «Где, батюшка, были?» – «Да целый день ничего не делал, потерял целый день. Вы вот тут служили, а я чай пил у такой–то в Марьиной Роще». Этот «чай» был его вход в какую–нибудь развалившуюся семью, где все погибло и за него ухватились, как за последнюю соломинку, оттого его и увезли. Выпитый им «чай» приносил мир в семью, ибо он приносил с собой только любовь, только всепрощающее понимание каждого и всех: для него не было виноватых, и оттого виновные молча и тайно начинали чувствовать свою вину. И не виня их, он, виноватых, обращал к любви и прощению; шуткой, народным словцом для всех понятным и близким. Он рассеивал тучи, низко ходившие над семьей, тучи злобы, будничного, мелкого, самого могучего вседневного зла. И «чай» этот дорого стоил ему: усталый, измученный возвращался он из какого–нибудь Московского, а иногда из за–Московского захолустья, дома его ждет накопившийся за его отсутствие народ. Он тотчас начинает прием, новую разгрузку, не отдохнув от только что совершенной. Впрочем, с Марьинорощинскими ему было, пожалуй, легче; а какого труда стоила «разгрузка» какого–нибудь профессора или современного общественного деятеля, художника, писателя, которых только безысходное отчаяние кидало в его комнатку. Самый приступ к разгрузке требовал несколько часов, и совершенно исключительного, душевного, духовного и умственного подвига и труда; разгрузка длилась зачастую годами, ибо на место грузов, только что разгруженных отцом Алексеем, жизнь нагружала новый тягчайший груз, а сгибавшийся под ним уже привычно и неизменно шел к отцу Алексею, и отказа не было никому никогда. Это был великий перегрузчик чужих скорбей на свои слабые плечи.

8

   «Помолитесь о такой–то», – скажет он бывало, и назовет совершенно неизвестное имя. «Батюшка, не умею молиться. Как же молиться?» В ответ он не переставал повторять слышанный от отца Иоанна Кронштадтского рассказ из самых первых лет служения великого молитвенника. Отец Иоанн еще совсем молодой, никому не известный священник, шел рано утром в собор служить. На площади ему встретилась неизвестная женщина и сказала: «Батюшка, у меня сегодня решается такое–то дело, помолитесь обо мне». – «Я не умею молиться», – смиренно отвечает о. Иоанн. – «Помолитесь, – настаивала женщина, – я верю, по вашим молитвам Господь пошлет мне». И о. Иоанн, видя, что она возлагает такие надежды на его молитвы, еще более смутился, утверждая, что он не умеет молиться, но женщина заметила ему: «Вы, батюшка, только помолитесь, я вас прошу, как там умеете, а я верю, Господь услышит». Почти принужденный женщиной о. Иоанн согласился и стал поминать за проскомидией и Литургией, где только мог. Через некоторое время он опять встретил эту женщину, и она сказала ему: «Вот вы, батюшка, помолились за меня и Господь послал мне по вашим молитвам, чего я просила». Этот случай повлиял на о. Иоанна так, что он понял всю силу иерейской молитвы. Он рассказал этот случай покойному о. Алексею, когда тот приехал к нему в величайшем горе, пораженный неизлечимой болезнью жены [8]8
  См. комментарии к письму о. Алексия Мечева №1.


[Закрыть]
, оставшись с маленькими детьми на руках, в бедном приходе, в развалившемся гнилом доме. Он жаловался на свое горе о. Иоанну и просил указаний как быть, что делать и чем помочь. О. Иоанн сказал ему: «Ты жалуешься и думаешь, что больше твоего горя нет на свете, так оно тебе тяжело. А ты будь с народом, войди в его горе. Чужое горе возьми на себя и тогда увидишь, что твое горе маленькое, легкое в сравнении с тем горем, и тебе легко станет» [9]9
  Обстоятельства этой встречи описываются по–разному. Вот что, например, сообщается в «Жизнеописании священномученика о. Сергия Мечева, составленном его духовными чадами»: Утешение в силу пастырского вдохновения, которое преобразило всю жизнь о. Алексия, он воспринял от о. Иоанна Кронштадтского, приехавшего в то время в Москву. Его пригласили к себе прихожане и друзья батюшки Беловы… Туда же пришел и о. Алексей в надежде получить помощь от великого Кронштадтского пастыря. О. Иоанн дал батюшке завет отдать себя народу и жить с ним. «Ты жалуешься на свои скорби и думаешь, что нет на свете горя больше твоего. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастие мало в сравнении с общим, и легче тебе станет» (Надежда. Душеполезное чтение. Вып.16. Basel – М. 1993. С.19—20).
     Это была не последняя и, возможно, даже не первая встреча двух великих пастырей. В речи на открытии Московского пастырского кружка памяти о. Иоанна Кронштадтского о. Алексий вспомнил: Я, грешный и недостойный иерей, до моего знакомства с батюшкой много раз, если не сказать всегда, приносил Безкровную Жертву с холодным чувством, рассеянными мыслями, часто без веры. После же совместного с отцом Иоанном совершении Литургии меня охватил огонь пламенной любви к Богу и ближним, и я понял как всю тайну Евхаристии, так и значение пастырского душепопечения. Когда я взирал на батюшку, молившегося даже до поту, со многими слезами и внутренним воплем, то трепетал сердцем от близости к столь великому праведнику, этому ангелу Божию, и невольно подымал взор свой к небу, взывая: «Боже, как велико Твое милосердие к роду человеческому! Ты крестными страданиями спас нас от грехов, проклятия и смерти. Дал иереям власть предстоять престолу и ходатайствовать за себя и за люди Твоя. Помоги же, Господи, и мне по примеру отца Иоанна всегда вдохновенно приносить Безкровную Жертву и расположи мое черствое сердце к ревностному прохождению пастырского дела». И Господь внял моему прошению: после этого по молитвам отца Иоанна я, во–первых, стал серьезнее и проникновеннее совершать Божественную литургию, каждый раз при духовном охлаждении подогревая себя воспоминанием первого незабвенного моего сослужения с отцом Иоанном, во–вторых, всецело предался заботе о спасении моих духовных чад…» (Епископ Арсений (Жадановский). Воспоминания. С.10—11).
     Как писал о. Павел Флоренский: Если [свт.]Филарет олицетворяет собою в церковной жизни России начало мудрой организации, с не меньшим правом русский народ привык считать о. Иоанна Кронштадтского типичным представителем начала харизматического, т. е. пророчества и вдохновения. Для о. Алексея оказалось определяющим это перекрестное и одинаково сильное влияние двух начал духовности, друг на друга не сводимых, но равно потребных здоровой жизни Церкви (Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Т.2. С.623).


[Закрыть]
. Отец Алексей так и сделал: он принялся за разгрузку чужого горя. Тогда же о. Иоанн указал ему на первое и сильнейшее средство к излечению горя – молитву. О. Алексей много раз повторял этот рассказ о. Иоанна и этот совет, которому он следовал всю свою жизнь, в котором видел высшее руководство для пастыря и к следованию которому непрестанно звал всех. Этот совет о. Иоанна есть ключ к пониманию всей жизни и деятельности о. Алексея. Совет этот о. Алексей исполнял до конца, до последнего издыхания.

9

   Я помолюсь, это был его неизменный ответ всем и всегда на всякую просьбу, на всякое горе, скорбь, беду, недоумение, сомнение, надежду, радость, на все и всегда: «Я помолюсь». Он верил непоколебимо, свято, глубоко в силу, дерзновение, всемогущество молитвы, – во всеобщую ее доступность, во всегдашнюю помощь и близость. Рассказать о нем, значит рассказать о том, как он молился. Рассуждать о молитве он не любил. «Бог дал мне твердую детскую веру», – вот что не раз слышали от него; это совершенно точно записанные слова. Однажды ему привелось исповедовать одного архиерея, довольно известного деятеля, и архиерей этот изумился силе, крепости и дерзновению его веры и изумление свое выразил тут же на исповеди о. Алексею. Рассказав мне однажды об этом, о. Алексей с извиняющейся улыбкой, как бы не понимая, что особенного нашел в нем архиерей, прибавил: «А просто Бог дал мне детскую веру».

10

   «Я неграмотный», – часто говорил он, когда слышал и примечал у кого–нибудь нечто холодное, умовое в мысли, религиозном сочинении, разговоре. Бывало, заумствуешься при нем, вознесешься, пустишься в величайшую отвлеченность, а он скажет, смеясь: «А я неграмотный, не понимаю», – и этим вернет к чему–то более теплому, действительному, более истинному и насущному. Ум же у него был глубокий, светлый, способный все понять. Единственный человек в Москве, с которым можно было говорить обо всем, твердо зная, что он все поймет, был он. К нему шли советоваться и делились с ним, плакали священники, ученые, писатели, художники, врачи, общественные деятели и «неграмотный» их понимал.

11

   Я позвал однажды на его службу, за Литургию, знаменитого художника М. В. Н.[естерова] [10]10
  Михаил Васильевич Нестеров (19.5.1862 – 18.10.1942) – выдающийся русский духовный живописец.


[Закрыть]
, никогда раньше его не видавшего. Он отстоял всю долгую службу, был у о. Алексея, пил с ним чай, и когда я спросил его: «Ну что, как?», – ответ был: «Да чего уж, чудесный, из–под рясы отовсюду мальчишки выскакивают, настоящий он, подлинный». «Мальчишки выскакивают». Чудесно сказано. О. Алексея ни на минуту нельзя представить без людей, без толпы, которая обступала его и жужжала вокруг него как пчелы, и дети особенно; правда, что мальчишки сыпались даже из–под рясы, когда при выходе из храма его рука уставала благословлять, а от любящего и ласкового напора толпы ему становилось тяжело дышать, и приходилось провожать его через толпу, чтобы она не заласкала его.

12

   Он горячо любил и чтил покойного настоятеля оптинского скита о. игумена Феодосия [11]11
   См. прим.


[Закрыть]
, и обоюдно был глубоко чтим этим благодушным, любящим, тихо–величавым старцем. Карточка о. Феодосия стояла на столе у него. Он был однажды в скиту у о. Феодосия и рассказывал, как отец Феодосий с необычайным радушием угощал его какими–то особенно большими блинами «по–оптински». Часто, потчуя чем–нибудь, о. Алексей приговаривал: «Что же вы не кушаете, это ведь по–оптински?» О. Феодосий приехал как–то в Москву, посетил храм о. Алексея. Был в церкви, видел как идут вереницы исповедников, как истово и долго проходит служба, как подробно совершается поминовение, какие толпы народа ожидают приема, как долго длится этот прием. Видел и сказал о. Алексею: «Да, на все это дело, которое вы делаете один, у нас в Оптине несколько человек понадобилось бы. Одному это сверх сил. Господь вам помогает» [12]12
  О духовной близости о. Алексия и Оптиной пустыни см.: Надежда. Вып.16. С.51—63; Цветочки Оптиной пустыни. С.179—180; Житие иеросхимонаха оптинского старца Анатолия (Потапова). Издание Введенской Оптиной пустыни. 1995. С.112—114. О. Павел Флоренский отмечал: Маросейская Община была по духовному своему смыслу дочерью Оптинской Пустыни: тут жизнь строилась на духовном опыте. О. Алексей учил своей жизнью, и все вокруг него жило, каждый по–своему и по мере сил участвовал в росте духовной жизни всей общины» (Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Т.2. С.626). Прихожанин Маросейки в качестве «утренней молитвы о. Алексия М. [ечева]» приводит известную «Молитву Оптинских старцев» (Пестов Н. Е. Современная практика Православного благочестия. Кн. III. СПб. «Сатисъ». 1995. С.284).


[Закрыть]
.

13

   Об о. Анатолии Оптинском [13]13
   См. прим.


[Закрыть]
 батюшка отзывался с такой любовью, с таким признанием, и с таким благоговением, как ни о ком из живущих подвижников и духовных отцов. Мы с ним одного духа, много раз говорил он. И это так и было: одного духа любви благодатной, всепрощающей и всеисцеляющей силой любви. Самое лицо его делалось особенно светлым, когда он сам или при нем другие говорили об о. Анатолии. Никогда и ни в чем не усумнился он в глубокой правде и мудрости всех путей, дел и советов о. Анатолия. Причина совершенно ясна: ни в ком не видел о. Алексей такого совершенного понимания и воплощения старчества, как служения любви, как в о. Анатолии.

14

   Связь его с о. Анатолием была неразрывна и глубока. Хотя у отца Анатолия он был только один раз, о. Анатолий, по собственным словам его, переданным батюшкой, «проезжал раз мимо церкви Клёник, хотел заехать, да народ давно ждал в другом месте, нельзя было». Между ними было общение, которое, шутя, близкие называли «безпроволочный телеграф». Была благодатная близость, благодатное единство старчествования. Сколько раз я в этом убеждался. О. Анатолий всегда москвичей посылал к о. Алексею. То же делал о. Нектарий [14]14
  См. прим.


[Закрыть]
, другой Оптинский старец, который однажды сказал кому–то: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть о. Алексей». Это оптинское свидетельство об о. Алексее нельзя не признавать величайшим по значению. В нем выражено глубокое единство опытно–духовного пути о. Алексея с тем, которым шло Оптинское старчество, истоком своим восходящее к великому старцу Паисию Величковскому [15]15
  Преподобный Паисий (Величковский, 1722 – l 5.11.1794) – уроженец Полтавы, схиархимандрит Нямецкого монастыря, продолжатель исихастской традиции. Собиратель и переводчик на русский и др. языки святоотеческих творений, результатом чего явилось издание в России в 1793 г. «Добротолюбия» (славянского). Возродитель на Руси школы старчества, которая, начиная с XIX в., приносит свои благодатные плоды на ниве спасения чад Русской Православной Церкви. Причислен к лику святых Освященным Поместным Собором Русской Православной Церкви 6—9.6.1988. Память 15 ноября.


[Закрыть]
 и через него к Афону и живому святоотеческому преданию всего Православия. О. Алексей был Оптинский старец, только живущий в Москве. В этом заключена величайшая радость и величайший смысл. У о. Алексея была живая связь с Оптинцами – духовными и светскими питомцами Оптинского духа и поучения. Из всех русских монастырей в глазах о. Алексея Оптина пустынь была высшим, совершеннейшим очагом истинного подвижничества и старчества – этого святого иноческого пастырства.

15

   Однажды о. Алексей спросил: «Думали ли вы отчего все святые апостолы, все до единого приняли мученический венец, погибли на крестах, были усечены мечом, а апостол Иоанн Богослов дожил до глубокой старости и мирно скончался. На отрицательный ответ о. Алексей сказал: «Оттого, что у апостола Иоанна была такая безпримерная, великая, неодолимая христианская любовь, что ее силе и мучители покорялись, и гонителей обезоруживала она, их злобу она загасила и превратила в любовь» [16]16
  См. прим.


[Закрыть]
.

16

   О любви были все наставления, все слова, все проповеди покойного о. Алексея. Он бывало исповедует во время Литургии и прислушивается к проповеди, произносимой кем–либо из сослужащих вместо причастного стиха. Однажды одному сослуживцу–священнику пришлось прочесть перед Литургией слово св. Иоанна Златоуста. Оно поразило священника одной мыслью, которую он и выразил в своей проповеди. Почему Бог не создал всех равными, одинаково умными, прекрасными, богатыми и сильными? Потому, что тогда не было бы места и дела любви на земле: любовь покрывает недостающее – ты богат, другой беден, люби его и любовью восполнишь недостающее ему; ты умен, другой малоумный, люби его и любовью восполни его скудость, ты образован, а он нет – люби его и твоя любовь заставит тебя дать ему знание и т. д. Получается при неравенстве природном круговое восполнение любовью: ты богат, но скорбен, другой беден, но весел – любите друг друга и вы обоюдно восполните недостающее. Любовь здесь свобода и полнота. Еще во время Литургии о. Алексей улучил минуту и шепнул священнику: «Какое глубокое слово вы сказали». Слово в действительности не принадлежало священнику, но он понял, как безконечно дорога была о. Алексею каждая мысль, уясняющая единое и высочайшее, чему служил он, – любовь. Он сиял, глаза его источали голубой радостный свет. Он был счастлив и, наоборот, как тревожен и печален становился о. Алексей, с какой святой страстностью противился он всякому слову проповеди, книг, мыслей от кого бы они ни исходили, если они преуменьшали или не уделяли достаточно места любви: все было тогда не так, не нужно, он становился строг, почти грозен (если вообще приложимо к нему это слово, а как–то в особом великом смысле оно приложимо), он знал, что забывший о любви, что бы он ни говорил и как бы ни говорил, говорит ложь, ибо Бог есть любовь, а лжи о. Алексей не терпел ни в чем и никогда, сам же он, говоря о любви, плакал, сердце его болело: чего ему стоили такие проповеди: любовью о любви, – знает тот, кто видел его вернувшегося с амвона к престолу, после проповеди. Он был бледен, слезы текли по лицу: он хватался рукой за сердце и опирался в изнеможении грудью о престол, виновато говорил чуть слышно сослуживцам, силясь улыбнуться: «Скандал просто». Через силу оканчивал службу, еле слышным голосом делал возгласы.

17

   Милующая Любовь (слова св. Исаака Сирина) – вот чем он был богат. Сколько тут открывалось неожиданного и милующего. «А ведь я венчал Вяльцеву [17]17
  Анастасия Дмитриевна Вяльцева (1871 – 5.2.1913) – русская эстрадная певица (сопрано) и артистка оперетты. Родилась в Харькове. Занималась концертной деятельностью, гастролировала во многих городах России. С огромным успехом выступала как исполнительница цыганских романсов. Записывалась на грампластинки.


[Закрыть]
», – сказал он однажды. «Какую, батюшка, Вяльцеву?» Нельзя было не переспросить его: до того странно слышать в его устах имя знаменитой цыганской певицы. «Да вот известную». Что–то теплое и ласковое прошло по лицу покойного батюшки при этом воспоминании. «Она пришла ко мне и говорит: «Вы меня не прогоните, о. Алексей, и не осудите?»» Венчание было совершенно уединенное, без пышности. Она исповедовалась перед венчанием. О. Алексей удивлялся и умилялся теплоте ее веры и настоящему смирению, и с любовью вспоминал ее. Это была одна из многих неожиданностей, которыми была полна его жизнь и о которых никто не знал. Анастасия Дмитриевна Вяльцева.

18

   В начале своей деятельности в Клениках он говорил: «Восемь лет я служил Литургию каждый день при пустом храме», – и прибавлял с грустью: «Один протоиерей говорил мне: как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил я в церковь – пусто. Ничего не выйдет у тебя: понапрасну звонишь». А о. Алексей продолжал служить непоколебимо и пошел народ. Это он рассказывал [в ответ] на вопрос, как устроить приход, как оживить церковь. Ответ был один – молиться.

19

   Он жил на людях, посреди людей и для людей, никогда, кажется, не бывал один. Всегда с людьми и на глазах у людей, стены его комнатки были точно стеклянные, все видно. И однако, я думаю, редко, редко, кто имел столько тайного и таимого, как о. Алексей – это безконечное сокровище добра, любви и помощи людям в самых неожиданных, безконечно разнообразных формах, сложных, как сложна жизнь города, посреди которого он жил. Никто не знал и никогда не узнает, скольким он помогал и скольких он обнимал своей любовью: это была его тайна. Полагали, что они его знали. Преждевременно и невозможно приоткрывать самую малую часть завесы, которая эту его тайну отделяет от нас, – малая часть только и будет нам открыта. Господь же знает все, что нужно, скажу одно: о. Алексей находил друзей там, где ожидал найти врагов, и над ним самим сбылось то, что он рассказывал об Апостоле любви.

   Священник Сергий ДУРЫЛИН

   Публикуется по машинописной копии из архива Е. В. Апушкиной. Название по машинописной копии «Из воспоминаний об отце Алексии (отца Сергия Дурылина)». Первая публикация под измененным названием («Памяти о. Алексея») в кн.: Отец Алексей Мечев. С.15—26.

   Об авторе см. комментарии к воспоминаниям Во граде, яко в пустыне живый…, открывающим наст. издание.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю