Текст книги "Сорок апрельских дней (СИ)"
Автор книги: Сергей Савенков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)
«Точно!»
Невесело ухмыльнулся.
«Похоже, мы с ней с одного конвейера. Даром, что девочка!»
Кир представлял ховерборд до тех пор, пока в него не поверил. Он даже знал, в каком именно месте под Излучателем он лежит – рядом с кустиком травки. Но когда посмотрел – там была пустота.
«Ничего. Я не такой придурок, как Эйприл. Обойдусь без истерик… Может, всё дело в том, что ховерборд я хочу недостаточно».
И он начал снова воображать красотку.
Вот она идёт к Излучателю – ветерок треплет серые локоны. Подходит ближе, уже удаётся расслышать шаги. Наклоняет голову, расплывается в волшебной улыбке, дотрагивается до локтя, – Кир ощутил лёгкое прикосновение, – и говорит: «Привет! Что ты делаешь?»
– Привет! Что ты делаешь?
Кир открыл глаза. Внизу стояла изумлённая Эйприл.
– Ты зачем тут сидишь?
– Не твоё дело! Хочу и сижу!
От досады, что Эйприл разрушила магию, хотелось надавать ей по башке. Теперь не видать длинноногих красавиц!
Но он сдержался, слез с куба и молча ушёл.
«Что это Кир тут делал? Неужели, то же, что и она?»
Эйприл хмыкнула.
«Наверняка! Небось, соскучился по красотке из сна. Захотел её видеть и днём!»
Было немножко обидно: чем она хуже!
«Придурок!» – подвела Эйприл итог размышлениям, и, задрав нос к небесам сделала пару шагов.
Нога зацепилась, и она растянулась на тёплом шершавом бетоне. Поднялась на локтях, посмотрела на содранные ладони. Красные капельки появлялись на коже, а после, увеличившись до размеров горошин, стекали. Ладони нестерпимо пекло.
«Боль… Неприятная штука… Но, за что это я зацепилась? Ничего там и не было!»
Эйприл упёрлась ладонями – на бетоне остались красные пятерни, ойкнула, пробурчала: «Ну я и дура!», и поднялась. Обернулась, и сразу забыла о боли.
Возле кустика травки лежал ховерборд – одноместный, как она и представляла.
«Обалдеть! Всё-таки получилось!»
Солнечную тишину Станции разрушил победный вопль.
Эйприл стояла, прижавшись спиной к Излучателю, забыв про тяжёлую доску в руках, целиком погрузившись в мечты.
«Чего бы ещё сотворить? Может, всё же, красавчика?»
Из грёз её вырвал запыхавшийся Кирилл.
– Чего ты орёшь? Думал, что-то случилось. Здесь опасно! Ведь, этот куб…
– Вот! – Эйприл подняла доску над головой. – Это я его создала! Точно так же, как ты создал меня!
«Всё-таки, ей удалось… Конечно, ведь завтраки она так и „готовит“. А я не могу…»
– Я тебя не создавал… Уверен, творец из меня никакой…
Он подошёл поближе.
– Гляди, на нём надпись… «Осторожно! Квантовое устройство!»
– И что это значит?
Словно в качестве демонстрации, ховерборд пропал. Просто растаял в воздухе.
Эйприл снова смотрела на пустые изодранные ладошки. Было очень обидно, словно кто-то тебя избил и удрал.
Кир усмехнулся.
– Ну вот! Отправился в невероятность. Видно, эта доска одновременно и существует, и нет… Дар Маяка. От неё можно ждать любых выходок!
– И как же на ней летать?
Кир кивнул на пустые руки.
– Летать? На чём, собственно?.. И что у тебя с ладонями?
– Кир… Думаешь, на Станции всё такое ненастоящее? Даже я?
Она была такой милой, растерянной и беззащитной, что мальчишка забыл все обиды и взял её руки в свои – осторожно, чтобы не коснуться ссадин.
– Ты – самая что ни на есть настоящая! И я не позволю тебе так просто сбежать!
Когда Эйприл расстилала постель, как и в прошлый вечер, у неё тряслись руки. Но уже не от страха, а от нетерпения. Так хотелось скорее увидеть девчонку и выяснить, как её зовут!
И только укрывшись, она подумала:
«А я ведь не знаю наверняка, что видит ночью Кирилл! Вдруг, совершенно другое! Может, снами мы поменялись: он смотрит мои, я – его?»
К счастью, у неё не было прошлого, значит, не о чем было и беспокоиться.
Эйприл хихикнула: она вновь перехитрила мальчишку! Можно смотреть его сны безнаказанно!
Кир, лёжа под одеялом, рассматривал небо.
Венеры по-прежнему не было, а звёзды сами собой складывались в оленьи рога.
«Что же со мной происходит? Всё-таки, нужно было уйти со Станции. Может, ещё не поздно?»
С дивана долетело хихиканье.
«Нет, поздно, – обречённо подумал Кирилл. – И не факт, что в горах, одному, было бы лучше».
Он вернулся к разглядыванию звёздного оленя и любовался сияющими рогами до тех пор, пока их не окутала Тьма.
Отражение
Проклятый курорт! Кто мог подумать, что тут будет хуже, чем на периферии!
Ленивая жара, бирюзовые волны, песок. Толпы отдыхающих, местных корпоративных боссов, учёных.
И безопасность, превращённая в культ. Преступникам на Диэлли ловить нечего, охотиться на толстосумов тут позволено исключительно женщинам. Контроль, полный контроль!
Ирида вспоминается, как сказочный край…
Вонючий и мрачный подвал: увешанные гаджетами стены, разбросанные по столам генераторы ключей и россыпи донглов. Незарегистрированный канал и попустительство местных властей. Подозрительные знакомства, сомнительные друзья, рискованные развлечения. Лес, дожди, радуги… Свобода! Для полного счастья не хватало только единорогов…
На Диэлли у меня только два верных друга: скука и одиночество. Новые одноклассники-идиоты – не в счёт. Неудивительно, что девчонка засела в башке и не покидает её уже вторую неделю.
Я сижу вдалеке от воды, у забора. Купаться давно надоело. Жарко, и хочется пить.
Стопы зарыты в горячий песок: зачем лишний раз демонстрировать уродливость пальцев? Взгляд кружит там же, у ног – от обожжённых солнцем бледных тел отдыхающих, покрытых шелушащейся корочкой струпьев, подташнивает и вспоминается Дзета.
В поле зрения появляются ноги. Не белые, незагорелые, с торчащими рыжими волосинками ноги учёных. Не толстенькие, усеянные звёздочками лопнувших капилляров, ноги чинуш. Не окрашенные ровным загаром, идеальные, будто отлитые в одной форме, ноги моделей – охотниц за кладами.
Другие, обыкновенные. В меру длинные. Ровные, но не чересчур. Излишне худые, пожалуй. Молодые, красивые, и схожие этим с моими.
Возле них, в расслабленной руке болтается беленький рюкзачок.
Зная, кого увижу, поднимаю глаза.
Да, это она – то самое отражение, девчонка из астропорта. Стоит, вытянув губы в белозубой улыбке, слегка наклонив голову вбок. Лиловый купальник, ресницы густо намазаны малахитовой тушью, а под глазами – жёлтые тени. Вряд ли она создала этот образ без нашёптываний психоделических фей!
Сдерживая хохот, улыбаюсь в ответ.
– Привет!
Милой улыбки как ни бывало. Девушка хмыкает, поводит плечом и уходит.
Что теперь делать? Вытягивать из песка ноги и мчаться за ней?
Чувствую себя законченным идиотом…
Да пошли они все!
Сквозь брань отдыхающих мчусь к воде, и, подняв облака серебряных брызг, окунаюсь с головой в океан.
Когда выбираюсь на берег, скулы сводит от холода. Сколько я плавал: полчаса, час? Без понятия.
– Держи! – девушка вновь улыбается. – Круто ныряешь!
Синей рукой хватаю протянутое полотенце. Она сразу его отбирает. Укутав меня, словно мама, усаживает на горячий песок. Бросает рюкзак, опускается рядом. Рука остаётся лежать у меня на спине.
– Утопиться с горя решил? – в уголках глаз пляшут солнечные озорные зайчата.
– Ты меня помнишь?
Она хмыкает:
– Ясен пень! Я не старая бабка-склерозница! Ты тот дурачок из уборной!
Нет, это уж слишком!
– Вообще-то, меня называют гением.
Это не производит должного впечатления. Она пожимает плечами.
– Значит, я встретила туалетного гения.
Начинаю сбрасывать полотенце.
Как бы ни так! Её рука оказывается удивительно сильной.
– Сиди ты! Простудишься! – она жмётся ко мне. – Согревайся…
Остаётся только затихнуть и провалиться в блаженную негу…
– Кис-кис-кис! Теперь выйдет всё по-другому! – звучит в ушах голос Кисуни. Я вздрагиваю и сквозь сон бормочу: – Облако! Облако!
Девчонка испуганно отодвигается.
– Ты чего?
– Извини… Так, приснилось…
Она глядит с недоверием.
– Что за облако?
– Неважно… Забудь… – возвращаю ей полотенце. – Ну, забыла?
– Может быть…
– Тебя как зовут?
– Мэйби.
– Что?
– Ты тупой? Мэйби! – повторяет она раздражённо.
– Необычное имя…
– Рекурсивный акроним. После каждой буквы точка.
– Отпад! И как расшифровывается?
– Очень просто: «Не твоё дело», – утверждает она беззлобно. – С точкой в конце.
– Ладно… Я Кир. Кирилл.
– Ха! Ещё вякаешь про странные имена! Что означает?
– Не твоё дело! На конце – восклицательный знак!
Она усмехается.
– Да уж! Гений!
Встаёт и отряхивает полотенцем песок. Песчинки летят мне в глаза. – Ладно, гений, пока!
– Слушай, а что ты делала там, в туалете?
– Тупой? – она хмурится. – Что я там делать могла? Сам видел, пряталась!
– От кого?
– Нет, точно тупой! От геноморфа!
Её манеры любого выведут из себя. Даже такого уравновешенного, как я.
Хватаю Мэйби за ногу и дёргаю. Девушка падает… Поднимается, удивлённая. К щеке прилипли песчинки.
И вдруг, навалившись всем телом, давит своей железной рукой мне на затылок, вжимая лицо в песок.
Хорошо! Считай, мы уже подружились!
Встаём, отряхиваемся, смотрим друг другу в глаза и хохочем.
– Никогда не хотел поглумиться над тупым геноморфом?
Хотел – раньше, до Дзеты. Хотел, но боялся. Только о страхе я ей не скажу… После Дзеты, я не хотел ничего. Так, чтобы по-настоящему.
Вновь сидим рядом…
– А почему тупым? Они поумнее людей. Раз этак в пять.
– Смотря, что считать умом!
– То и считать! Их ДНК конструируют самые крутые учёные. Плюс биочипы, встроенные квантовые схемы. Геноморфы – идеальные люди, воплощение совершенства! Конечно, за исключением дешёвок: пехотинцев и манекенов для испытаний.
– С чего ты решил, что учёные создают ДНК геноморфов? Учёные – лишь никчёмное приложение к нейрокомпьютерам. Даже не представляют, что творят вверенные им нейросети! Ты – сын учёного, сам понимаешь!
В моей голове звенит тревожный звонок. Но слишком тихо, можно не слушать…
Мэйби вскидывает бровь, заглядывает в глаза:
– Или не понимаешь?.. Ха! Ну понятно!
– Что?
– Сам растёшь! Отец вечно занят! – она машет рукой. – Ладно, не парься, я тоже такая! Мой постоянно в делах. Неудивительно, что их дети болтаются по туалетам.
– Я не болтался!
– А что ты там делал? Пописать зашёл, да забыл? И в зеркало краснючими глазами воткнул… Вкусняшки небось? – её голос звучит всё ехиднее, а моя настороженность нарастает.
– Что? Вкусняшки?.. Нет, ты чего! Я эту дрянь ненавижу!
– Чего так?
– Того! – я отворачиваюсь. – Когда возникает конфликт между разумом и эмоциями, проще всего убить разум.
Она лупит меня по спине ладошкой, будто пацан.
– Ни хрена ты философ! А что надо убить? Чувства?.. А как? – её без того большие глаза округляются от неподдельного интереса.
– Не нужно ничего убивать! Надо решать конфликт.
– А… Убивать не нужно… – разочарованно тянет Мэйби. – Значит, это рецепт для гениев вроде тебя, исполненных нечеловеческой внутренней силы. Которым любовь не сумеет жизнь поломать! Какой-нибудь там примитивный, животный… – она наклоняется к моему уху так близко, что пухлые губы щекочут кожу, и выдыхает: – с-э-э-э-кс.
А до меня доходит, отчего зазвенел звонок:
– С чего ты взяла, что я – сын учёного? Я ведь не говорил!
Она не смущается.
– Узнала тебя. Ролик в Сети, о нападении кровожадных повстанцев на мирных фермеров. В нём так и сказали: сын учёного с Дзеты. Как тебя блогеры прозвали? «Мальчик, испачкавшийся в друзьях»?
– Друг был один.
– Не бойся, не буду сочувствовать.
– Спасибо…
– Рука зажила?
– Сосуды и нервы срастили, а кости соединили штифтом…
– Зашибись… Прямо киборг…
Она ещё про другую руку не знает!
– Почти все совершеннолетние – киборги. ВДК…
Мы сидим и смотрим на море. Изредка я поглядываю на Мэйби – украдкой, чтобы она не заметила. И вижу, что девчонка рассматривает скрюченные пальцы.
Совсем про них забыл! Я готов умереть от стыда…
Она перехватывает мой взгляд.
– У тебя необычные пальцы.
– Нога росла, а отец постоянно был занят. Забывал покупать новую обувь, по размеру…
– Красивые…
Красивые? Странные у неё представления о красоте!
Становится легко, будто я стал пушинкой, взлетел в небеса, и лечу среди яркого света, неизвестно куда, повинуясь дуновению нежного ветерка.
И вдруг понимаю, что забыл задать самый важный вопрос.
– Тебе сколько лет?
– Скоро шестнадцать.
– Как мне! Класс!.. А выглядишь старше!
– Совсем идиот?! – Мэйби злится по-настоящему. – Девушкам такое не говорят!
Тут с ней не поспорить! Ляпнул, так ляпнул!
Она заливается смехом.
– Испугался? Красный сидишь!.. Да всё хорошо, я не сильно сержусь… А внешность – девчонки ведь раньше взрослеют! – злости и правда, как ни бывало. – Мы с тобой странные, да?
– Ты о чём?
– Познакомились и болтаем.
– Мы же не взрослые!
– Да… И всё равно! Даже дети столько не разговаривают.
Признаваться неловко, но…
– Я здесь один. Друзья на Ириде остались… Не только друзья, вся настоящая жизнь. Тут какая-то лажа. Всё картонное, искусственное, будто внутри виртуальной игры… Вон, смотри! Разве может существовать такой персонаж? Или такой! – указываю на развалившегося неподалёку толстяка в окружении молоденьких див, и на белокожего дрыща, опасливо трогающего воду пальцем ноги. – Гротеск!
Мэйби хохочет.
– Да уж! Повсюду одно дурачье! – она вытирает ладошкой выступившие слёзы… – А у меня здесь полно друзей! Познакомлю… И на Ириде куча осталась! Друзей найти не проблема – проблема встретить хороших людей. Таких, что не предадут.
– Ты была на Ириде?
– Да. Красиво… Дожди, туман, радуги… А запах? М-м-м… Хвоя, прелые листья… Не то, что пустынная Арка.
Я настораживаюсь.
– Арка?
Мэйби кладёт мне руки на плечи. Наклонив голову, смотрит в глаза.
– Где только я не была. Мы с папой вечно в разъездах.
Её губы касаются моих. Вначале нежно, потом страстно, настойчиво.
Сколько их у неё уже было, таких поцелуев? Достаточно, судя по отработанной технике…
Но эта противная мысль приходит только тогда, когда всё позади. Когда её лоб упирается в мой, когда на моих губах – её дыхание. Когда она вдруг произносит:
– Знаешь, у меня это впервые.
Что? Что впервые? Я или поцелуй?
– Так хорошо… Кир, почему все так не делают!
Глупо сейчас объяснять, что все делают именно так.
Она отстраняется.
– Ведь можно гулять, на площадях танцевать, знакомится. Смотреть на звёзды и болтать до утра. Нет, люди сидят по норам, никто никого и знать не желает! Работа, работа… А для чего?
Делаю слабую попытку вырвать её из мира фантазий, и, в то же время, понять, что она имела ввиду, говоря «впервые»:
– Знаешь, Мэйби, так хорошо только в первый раз. Всё приедается. Поначалу сдаётся, что встретил особого человека, открыл новый мир. Но время проходит, и выясняется, что человек этот – обычный, такой же как все. И ничего ты уже не почувствуешь, пока не найдёшь другого. А потом, в каком-то возрасте, сколько уже ни меняй людей, места, ситуации – всегда будут те же самые звёзды, те же слова, та же ночь. И придётся искать себя в чём-то ином.
– Ты дурак!
Вот и поговорили!
– Кир, у тебя чипы?
– А?
Ничего себе! Ей известно, что моё предплечье набито нелегальными микросхемами?!
– У тебя чипы в башке?
Фух! Она вот о чём!
– Нет. С чего ты взяла?
– Странно говоришь. Нудно. Фальшиво и слишком затейливо… Люди так фразы не строят. Только чипованные – с расширенной логикой, с усиленными центрами речи. Я вас, таких, вычисляю в момент… А ещё, геноморфы! – она оживает: – Слушай, может ты – геноморф?
– Нет.
– Ну да, вряд ли… А хотел бы им быть?
– Нет, – ловлю себя на том, что намеренно говорю короткими фразами.
– Да? Странно, ведь по твоим же словам, они – совершенство!
– Схемы контроля… Геноморфы себе не принадлежат.
– Ну да… – она хмурится. – Ладно… И всё же… Почему ты не говоришь, как простой человек?
– У гениев, знаешь, свои причуды.
– Заткнись уже с «гением»! Ни хрена ты не понимаешь! Обычный зануда!
– А что я, по-твоему, должен понять?
– Ничего. Видимо, ты безнадёжен.
Несколько секунд она злится, потом нажимает кнопку на рюкзаке. Воздух начинает вибрировать от примитивных электронных звуков – просто ритм, без мелодии.
Вскочив, тянет меня за пальцы.
– Давай танцевать!
Я долго топчусь под неодобрительными взглядами пляжников, пока девушка сходит с ума, совершая странные па и выкрикивая междометия.
Ну и манеры! Будто девочку поместили во взрослое тело!
Наконец, она выключает музыку.
– Садись, ты прощён!
И падает на песок. С виду, немного повеселела.
– А знаешь, наверняка же есть и другие…
– Кто? – я вообще не врубаюсь.
– Блин! Геноморфы! Украденные, с отключёнными схемами контроля. Или сделанные на заказ.
Мои брови сами собой лезут вверх.
Вот фантазёрка! Девчонки…
– Геноморфов без чипов контроля не существует. Даже самый безумный террорист их не отключит. Во-первых, неподконтрольный геноморф слишком опасен. А во-вторых, в чём смысл? Взломать, перепрограммировать, использовать в своих целях – вот для чего всё затевается, а не затем, чтобы дать геноморфу свободу… На заказ – такое вообще невозможно представить! Хоть представляешь, какой это уровень? Никаких денег не хватит, чтобы подкупить элитных учёных, руководителей проектов. Просто смешно!
Пока я это говорю, её лицо становится всё мрачнее.
– Смешно? Тебе смешно всё, что я ни скажу! По-твоему, я идиотка?
Она шмыгает носом и сплёвывает в песок. Я отворачиваюсь.
Вот угораздило! Да, это не парни с Ириды! Лучше скучать в одиночестве, чем дружить с истеричной и странной девчонкой! Что я подумал, увидев её в порту? «Ох, кто-то с ней и намучается!» Знать бы тогда, что речь обо мне!
Надо встать и уйти. Хватит!
До ушей доносятся всхлипы.
Поворачиваюсь.
Она сидит, уткнувшись в колени, плечи вздрагивают.
Ну блин!
Немного страшно, уж слишком шикарные волосы. Вся она слишком шикарная! Но ведь, сама подошла, сама целовалась!
Поборов страх, кладу руку ей на плечо – которую она немедленно сбрасывает.
– Отвали! Я купаться!
– Мэйби! Мэйби! – жалобно бормочу я ей вслед.
Она оборачивается.
– Не надоело? Ты же альфач, а ведёшь себя, будто сопля!
Издевается? Или это такой комплимент?
Перед глазами встают лица поспешивших созреть одноклассников: волосатых, крикливых, вонючих, с интеллектом умственно отсталого хомяка. Возможно, для Мэйби, «альфач» – это нечто другое.
Хм… Если это и комплимент, то со встроенной критикой.
После купания, настроение у Мэйби становится лучше. Выдав серию злых комментариев в адрес раскисших на солнце мужчин, она принимается за меня:
– Знаешь, я ведь не полная дура. Понимаю, что тебя таким сделало: родители, переезды, одноклассники, Дзета. Но всё это – в прошлом. Забудь! Думаешь, самый несчастный? У всех так! Я, кстати, летала на Дзету. Там папа работал. До сих пор в носу вонь этих жёлтых кустов. Как их там?..
– Смрадник.
– Во-во.
– Не в прошлом. Раз ролик смотрела, то знаешь. Топливо…
– Знаю. Было ещё одно прозвище: «маленький светлячок».
Блогера, который меня так назвал, облили дерьмом, перемешанным со светящейся краской. Но из уст Мэйби, это прозвище звучит не обидно. Просто. Ни издёвки, ни жалости.
– Кир, это глупо. Каждый может в любой момент умереть. Завтра, сегодня. Есть миллионы причин. И не факт, что умрёшь ты от облучения… Драму устроил! Нытик!
Никто ещё так со мной не говорил! Все понимали: трагедия очевидна.
Мэйби щурится, прикладывает руку ко лбу козырьком.
– Смотри, это тот дурачок! Ну, «персонаж»! – она показывает на дрыща. Тот отчаянно пытается съесть тающее мороженое, оно течёт у него по рукам, и наконец, соскальзывает с палочки. – Сопля, вроде тебя!
Интересно, она о мороженом или мужчине? Скорее второе…
– Знаешь, Кир, ты мне нравишься! Пожалуй, сделаю из тебя человека. Станешь, как папа! – в голосе звучит неподдельное обожание.
Сжимаю зубы. Ещё не встречал этого замечательного папашу, но уже его ненавижу!
Но почему? Неужто, ревную? Ревную девчонку, которую знаю едва ли час, к её собственному отцу! Что же со мной не так?
– И потом, скажешь мне за это спасибо. Или может, – она покусывает губу, – ещё что-то приятное сделаешь.
– Перетопчешься!
Мэйби хохочет.
– Всех великих мужчин жёны к славе тянули. Без женщин, они бы всю жизнь жрали на пляжах мороженки! – и добавляет, видимо вспомнив дрыща: – Впрочем, даже на это вы не способны!
– Не всех. И ты мне не жена.
– Это да… Не жена! Не мечтай! Получше кого-то найду! Даже не буду врать… Хотя, очень люблю.
Сердце пропускает удар.
– Меня?
– Врать, дурачок! Ну вы, мужики, и смешные!
Ох и дура!
Встаю и шагаю к воде…
Тёплые волны гладят ступни. Я сижу рядом с Мэйби, отважно подставив лицо колким лучам. Прищурив глаза, таращусь на Солнце, разглядывая танец радужных пятен и наслаждаюсь горячим прикосновением девичьего плеча. Стянутую солью кожу ласкает ветер.
Хорошо… Только ужасно хочется пить, и целый океан воды раздражает.
Устав от яркого света, перевожу взгляд на кудри облаков. Бормочу под нос:
– Словно барашки…
– Ага! Как белые стада!
Вот уж не думал, что Мэйби услышит! Кошмар! Ляпнул перед взрослой девчонкой какую-то чепуху. С другой стороны, она поняла и поддержала…
– А на Диэлли ты давно? На каникулы прилетела?
Конечно же, это шутка. Для путешествий между мирами не хватит весенних каникул. На летних ещё можно подумать… Перелёт с ребёнком – проблема, для этого есть специальные «детские» лайнеры, ведь пользоваться гипертранспортом можно лишь после нейросканирования и имплантации чипа. Я и отец летаем с военными – это немножко быстрее.
– Чего? Какие каникулы? – тут до неё доходит. – А, шутник… Нет, я из двести шестнадцатой. Из-за переездов, я вечная новенькая. Дурдом! Зато укрепляет характер!
Я ухмыляюсь:
– Знакомо!
– А прилетели мы вместе с отцом, на нашей яхте.
– Скоростная?
– «Зимнее солнце». Элит-класс, – произносит она равнодушно. – С форсированным движком.
Конечно! Чего я ждал! Что девчонка из бедных?
– Два месяца в этой посудине! Кроме отца – никого. Жуть! Но знаешь, даже когда мне воткнут чип, я не собираюсь пользоваться Маяком! Буду на яхте летать или даже на «детских»! Нафиг! У меня при перелёте мама исчезла. Я ещё маленькая была, года три.
Ну и девчонка! Словно моё отражение! Будто снова стоишь перед «зеркалом» в астропорту. Странно всё это… Странно…
Конечно, я ни за что ей не расскажу про свою мать, про то, как мы с Мэйби похожи.
– И у меня мать пропала. В полёте. Как и твоя.
У Мэйби глаза лезут на лоб, а я удивляюсь, зачем это ляпнул. Решил ведь молчать!
Всё оттого, что хочу ей понравиться!
Вот дурак! Тупой, правильно она говорит! А если она теперь спросит, на каком корабле я сюда прилетел? Как буду объяснять, почему меня перевозят военные? Нужно срочно менять тему…
– А чем тебе полёт с отцом не понравился, ты ведь его обожаешь?
Она будто удивлена. Хмурит брови.
– Ну да… Обожаю… Может правда, полёт был неплох… Да не важно всё это! Ты про Маяк подумай!
– Почему не «Маяки», а «Маяк»?
– Ты тупой? Считаешь, они не связаны? У них же единая нейросеть – главное зло.
– Зло? Ты больная?
– Опять за своё? Устроить истерику?
– Пожалуй, не стоит.
«Ну и нахалка! Ещё и с приветом!»
– Вот сиди спокойно, и слушай! Думаешь, люди просто так исчезают, случайно? Нет! Есть такая штука – прогресс. А прогресс должен ускоряться… Раньше отбором занималась Природа – отбором естественным. Потом люди затеяли искусственный: войны, соревнования экономик, уничтожение собратьев с поведенческими атавизмами – воров, убийц, насильников, педофилов. А теперь, за отбор взялся Маяк.
– Моя мать не преступница!
– Тебе-то откуда знать, что с ней не так? Маяку знает всё, и ему видней! У него свои критерии отбора.
– Моя мать не преступница! – повторяю я громче, и поворачиваюсь, чтобы убедиться, что Мэйби заткнулась.
– Тогда, есть другая причина. Но, чем-то она ему помешала.
– По-твоему, Маяк мечтает создать Нового Человека? Человека с большой буквы?
– Дурак ты, гений! Плевать мне на буквы и на чужие мечты! Главное в жизни, кто кого контролирует! Нужно взломать нейросеть Маяка или его уничтожить!
– Как? Даже после термоядерных ударов Станции остаются целёхонькими. Стоят себе, посреди расплавленной почвы.
Девушка задумчиво набирает в руку песок, тонкая струйка сыплется на коленку.
– Не знаю пока… Но жить так дальше нельзя! Сначала ты – раб родителей, а после – раб Маяка. Вот уж радость! – она хмурится и сопит. – Ты в курсе, что изредка, Маяк выдаёт Сопротивлению данные о расположении наших и перебрасывает их корабли в тыл Союза? Повстанцы специально держат часть сил возле Станций.
Ещё бы! На Дзете я испытал это на собственной шкуре.
Я прибавляю:
– Зато наши военные вынуждены таскаться на движках искривления.
– Тогда за кого Маяк?
– Да ни за кого! За кого небо и океан? Все дышат одним воздухом: свои и враги.
– Но точно, не за людей!
– С чего ты взяла?
– Посмотри, что он с нами сделал! Раньше люди гуляли, общались. Искали любимых, выбирали друзей! Сами! А сейчас? Поживи, как человек, до шестнадцати, в компенсацию за будущую тоскливую жизнь. Такая себе подачка! И всё! Дальше ты совершеннолетний, взрослый. Получай личный номер, чип с антенной в башку, назначенную Маяком профессию, выбранную Маяком жену. Живи серенькой жизнью в узком мирке, общаясь едва ли с десятком людей! Раньше было недостаточно имени – люди носили ещё и фамилии. Вот какой был большой круг общения!
– Подачка? Да прямо! Будь это возможным – чипы ставили бы грудничкам… И потом, до Маяка тоже так было. К тридцатилетию человек всё это и получал. Правда, лишь в идеальном случае, в одном на миллион. А до тридцати приходилось действовать методом проб, предельно неэффективно, ошибаясь с профессией, с женой и друзьями. Как раз из-за этого, лишь по необходимости, выходили на улицы и встречались. Потом появились компьютеры, социальные сети, удалённое обучение, дистанционная работа. И выходить стало не за чем… А сейчас, в эпоху ГСН и Маяков – общество достигло предела эффективности. После сканирования мозга, узнав тайные мечты и желания, скрытые способности, человеку предоставляется всё, что нужно конкретно ему!
– Зачем эта эффективность? Для кого? Я не хочу, чтобы из моей головы вытаскивали мечты и желания!
– Маяк ты не удивишь. Ничем. А уж тем паче – желанием оставить желания в тайне. И эффективность важна, ведь у человечества не лучшие времена – экспансия осложнилась войной.
– Важен процесс, но не результат! Цели – иллюзия! А времена никогда не бывают лучшими!
– Важен и результат, и процесс. Сейчас никто не меняет профессию, не разводится, ведь это бессмысленно, партнёр и работа подобраны идеально.
– Совсем не поэтому! Просто не предусмотрено таких процедур.
– Ты не понимаешь, о чём говоришь. Неужто ты бы хотела к шестидесяти годам осознать, что ошиблась с профессией и супругом? А дети?
– Это будут мои собственные ошибки! Маяк отобрал у людей право выбора! Я хочу ошибаться! А дети… – Мэйби фыркает. – К шестидесяти годам дети вырастут, гений.
И умолкает. Видимо, у неё окончательно портится настроение.
Ну и девчонка! Охренительно необычная! Кто станет думать о том, куда идёт человечество?! А ещё про меня говорит! Небось, у самой полная башка странных чипов!
– Вообще-то, все счастливы. Ну, может кроме тебя…
– Счастливы? А ты не задумывался, что конкретно транслируют в мозг антенны ГСН? Только рекламу или что-то ещё? Какие-нибудь правильные счастливые мысли… И знаешь, человечество деградирует! Спустя двести лет люди начнут Маяку поклоняться, его технологии будут казаться им магией… Кто вообще выдумал использовать транспорт, как средство контроля? Отчего бы ему просто не таскать пассажиров и грузы?
– Это удобно. Нейросеть Маяка – самая большая в Галактике, а все Станции связаны.
Ветер постепенно усиливается, и до нас начинают докатываться волны. Океан ласкает ступни, словно пытаясь утешить, что беседа с единственной на планете интересной девчонкой не клеится.
– Знаешь, Кир, в чём отличие раба от свободного человека? Раб перекладывает ответственность за свою жизнь на кого-то другого! На родителей, жену, государство – не важно. Например, на Маяк. У раба всегда найдётся разумный повод, весьма убедительный, почему нужно так поступать, для каких величайших целей ему следует незамедлительно стать рабом.
Волна хватает белый рюкзачок и волочёт в океан. Демонстрируя отменную реакцию, девчонка легко возвращает вещи назад.
– А ты говоришь, геноморфы! Сам ты – вещь! И, в отличие от геноморфов, стал ты ей добровольно – от собственной тупости, лени и страха…
Мэйби поднимается и протягивает мне руку.
– Ладно, не злись. Пошли, пока нас не смыло.
Хватает меня за запястье и пальцы проваливаются под кожу.
Вижу, как вытягивается у девчонки лицо.
– Это что?
Ну вот, доигрался! Давно надо было свалить! Теперь, остаётся только признаться.
– Порт расширения для квантовых биочипов. Экранированный, пылевлагозащищённый.
– Ты хакер?
– Не ори! Люди услышат, а ГСН с них считает.
Мэйби замирает, точно зависший андроид. Лишь открывает и закрывает рот.
– Выходит, ты всё это время врал?! – у неё начинают дрожать губы, и девушка отворачивается.
В попытке избежать новой истерики, вскакиваю и разворачиваю девчонку к себе. Заглядываю в лицо, глажу плечи.
– Мэйби, ты о чём?
– Рассказывал, что за Маяк, за систему… А сам – взломщик… Я дура! Опять! – лицо кривится, слёзы текут по щекам.