Текст книги "Сорок апрельских дней (СИ)"

Автор книги: Сергей Савенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Ошейник

Чуть поодаль, где заканчиваются белые блоки и начинаются бирюзовые волны, над набережной взлетают сверкающие сотнями радуг пенные пузыри, и, упав, превращаются в скучные лужи.

Как моя жизнь. Вспыхнула яркой вспышкой и…

Тоска…

Не выходит из головы этот сон.

Как же Катя похожа на Мэйби! Не внешне, у них даже возраст разный. Внутренне, по поведению. Словно копия…

Как так? Фиест сделал из дочери отражение какой-то девчонки?

Стоп!

Почему в снах нет самой Мэйби? Где её мать? Фиест пускает сопли среди руин, а где-то, в другой звёздной системе, рождается его дочь? Может, он просто не знал о беременности?.. Абсурд! Сейчас не средневековье, незапланированных детей не бывает! Должен был знать!

Что-то не сходится…

– Мэйби, когда у тебя день рождения?

Она вздрагивает и хмурится. Смотрит так, будто я задал предельно интимный вопрос.

– Тебе зачем?

Обычно, получив нежелательный вопрос, она лезет тереться. В этот раз, я остался без поцелуя.

– Подарю что-нибудь.

– Обойдусь без твоих бестолковых и скучных подарков! – и добавляет: – Не злись!

Понимание, что ответа не будет, обламывает.

Мы сидим на «мраморной» пластиковой скамейке, так близко, что ноги соприкасаются. Мэйби пахнет весной.

Я никак не решусь положить руку на талию. Или, может быть, на плечо? На нагретое солнцем, усыпанное веснушками, будто звёздочками, плечо.

Просто стараюсь быть ближе, но так, чтобы она не заметила. Втягиваю цветочный аромат и не могу надышаться.

– «Гуччи Раш-восемнадцать».

– Что?

– Тупой? Запах, блин, запах! Нравится?

Краснею и отворачиваюсь… Не думал, что я для неё, как открытая книга. К тому же, мне почему-то казалось, что это её собственный аромат.

Мэйби хохочет и кладёт руку мне на колено.

Сегодня она совершенно другая.

Ярко накрашенная. Одетая в парочку алых кусочков ткани: узкие шортики и странный топ – широкий воротник-стойка, будто ошейник, переходящий спереди в лоскуток, слегка закрывающий грудь.

Всё это так не подходит к моей спортивной одежде. Кто ж знал, что она вдруг захочет гулять в центре города! Никто даже не смотрит – курорт. Но мне всё равно неудобно. Неудобно и очень приятно.

Чтобы отвлечься, листаю новости…

– Прикинь, кто-то взломал серверы наблюдения. Полгорода в «тени». Ни камер, ни дронов.

– Выходит, никто нас не видит? Какая романтика! Секси! – бормочет она равнодушно.

Сидит, елозит туфельками, вздыхает.

– Кирюша! Не думал, отчего полезная еда такая противная? – не дожидаясь ответа, она продолжает: – Думаю, количество кайфа на жизнь – величина постоянная. От человека к человеку не изменяется. Меняется лишь продолжительность жизни. Такая вот формула! Если ей верить, ты будешь жить о-о-очень долго!

– Почему тогда умирают младенцы?

– Потому, что я пошутила, – она снова вздыхает. – Скучный ты человечек, Кирилл. Где я тебя только нашла?

– На пляже валялся…

Мимо проходят пары, разукрашенные, словно павлины: мужчины ведут на силовых поводках диковинных, ни на что не похожих маленьких геноморфиков – трясущиеся тельца, кисточки на хвостах, мягкие безопасные рожки. И кажется, сами мужчины привязаны к жёнам-хозяйкам невидимыми полями – угождают, заглядывают в глаза, по первой команде приносят втюхиваемые ушлыми местными безделушки.

– Так с вами и надо!

Радуюсь, что не полез с обнимашками. Похоже, сегодня это не в тему, наряд оказался обманом.

Как же у них, у девчонок, всё сложно… Когда я хоть что-то пойму?

Чувствую себя ребёнком рядом со взрослой. Начинает дёргаться веко.

Молча встаю и иду за мороженым. Покупаю два, и одно отдаю ей.

– Ты такой же?

– Что?

– Такой же, как эти придурки? На кой это мне приволок?

– Жарко, – стараюсь говорить спокойно, но веко меня выдаёт. – Весна.

– На Диэлли вечно весна.

– Это не так.

– Формальности…

– Формально – сейчас весна. И жарко… Ешь!

Кажется, я слегка научился обращаться с девчонками: Мэйби лижет мороженое, выдаёт едкие замечания в адрес проходящих мимо мужчин и веселеет с каждой секундой.

Но становится неуютно: я притащил мороженое на автомате, вообще не задумываясь. Неужто, и правда – такой же? Всю жизнь буду что-то таскать, будто выдрессированная собачонка?

Незавидная участь! А какая альтернатива?

Мэйби продолжает упражняться в остроумии, и я не выдерживаю:

– Зря ты так! Они ведь сами этого захотели. Не бедные, могли бы улететь на Прегон и наслаждаться бесправием тамошних женщин.

– Так именно это я и имею в виду! Извращенцы! Или придурки. Хрен вас, мужиков, разберёшь!

Она замолкает, раздумывая. И выдаёт с ехидной улыбкой:

– А я бы туда и отправилась, на их месте. На Прегон.

– Разве в Галактике мало мест, где девушки упиваются властью! Гермиона, к примеру. И даже на Диэлли есть где разгуляться. Было бы желание!

Мэйби вздыхает.

– Кто меня на Гермиону отпустит? Да и вообще… Я ведь не женщина, – почему-то, она ужасно смущается.

– Ну… У тебя всё на месте.

Она скалится самодовольно.

– Знаю, спасибки! Подумаю, чем заняться, пока есть возможность. Нельзя упускать дурачьё! Кто знает, вдруг переедем в дыру, к фермерам или шахтёрам.

В животе что-то сжимается, как на качелях. О том, что она может уехать, я не задумывался. Да ведь и мы с отцом можем опять улететь. Зыбкие с Мэйби у нас отношения!

Она досадливо морщится, увидев новую пару.

Тут ей придётся заткнуться!

Подтянутый мужчина с кошачьей походкой. И девушка: юная, ослепительная. Штрих-код на виске.

Забытое мороженое стекает по пальцам. Личный геноморф-антропоид! Не каждый день такое увидишь. Даже здесь, среди роскоши, излишеств и извращений.

Нацепив маску равнодушия, прохожие бросают осторожные взгляды.

Мужчина садится за столик, а девушка спешит к стойке. Заказывает, взмахивает рукой над загоревшимся счётом, расплачиваясь. Мягко, легко, несёт дымящийся кофе. Лицо светится радостью и обожанием. Всякому ясно, что каждый миг её жизни наполнен счастьем.

– Кир? Думаешь, для неё не секрет, что она – геноморф?

– А как же иначе? Она что, не замечает штрих-код на виске?

– Запросто, если встроена блокировка. От назначения геноморфа зависит, – Мэйби мерзко хрюкает и плюёт на тротуар.

Напыщенные прохожие отворачиваются.

Тем временем она засовывает руку в карман, наклоняется, складываясь пополам. Подносит сжатый кулак к губам и застывает.

Я осторожно кладу руку на веснушчатое плечо.

Горячее.

Нет, не этого мне хотелось. Не так.

– Да всё зашибись! – она разгибается, трясёт головой и укладывает её мне на колени. Рассыпает по джоггерам шикарные локоны, которые теперь кажутся мне седыми. Жуёт жвачку, дрыгает ногами, хохочет.

Прохожие глядят с укоризной и перешёптываются.

– Завидуешь?

– Что?

– Ой, не прикидывайся. Скажи ещё, что не размышлял о такой любви! Заиметь девчоночку-геноморфика, исполняющую любые приказы! Ведь это удобнее, чем в ванную бегать! – она хихикает. – Или, хотел бы мальчишку?

До этой секунды я не подозревал, что способен так покраснеть. Уши и щёки пылают, точно по лицу стеганули крапивой. А в глубине крутится: «Странно всё это… Зачем такая реакция? Чтобы девчонок могли получить только самые наглые, не знающие смущения доминанты, самые волосатые и вонючие обезьяны?»

Клокочет ярость. Пошли они все!

Смотрю Мэйби прямо в глаза… Это совсем нелегко. Она и не думает отводить взгляд. Да ещё, выдувает розовый здоровенный пузырь. Раздаётся хлопок, и меня обдаёт аромат земляники. Мэйби зубами счищает с губ клейкую массу.

– Удобнее, разумеется! Но, причём здесь любовь?

Мэйби довольна, будто после долгой диеты получила коробку прекрасных конфет. Я догадываюсь, почему. Не такой уж дурак, как ей кажется!

«Ох и вкусные у Кирилла реакции! Так, добавим немножко перчинки!»

Тварь!

Она облизывается и заталкивает жвачку за щёку.

– Почему нет? Не всё ли равно, от каких стимулов вырабатываются медиаторы, от внешних – морды и вони красавца, или от внутренних – встроенных чипов? Без любви, без чувств, без привязанности, и, разумеется – драм, кому бы всё это понадобилось?

– Что понадобилось?

– То! – она тычет носком ноги в сторону мужчины с искусственной спутницей. – Может и ты – лишь несчастный, ни о чём не подозревающий геноморфик, я же – твоя хозяйка, наслаждающаяся представлением. Откуда тебе знать, что воспоминания не ложь, что я не купила тебя сегодня – новёхонького, только с конвейера?

– Из гидростатической капсулы.

Мэйби ржёт:

– Да насрать!

«Как же достала! А так хорошо начинался день! Может, тупо свалить? Пусть валяется тут и слюни пускает!»

– Сильно умная, да? Нашлась госпожа! Пойдём поглядим, есть ли у меня жизнь? Если мой дом и отец на месте, геноморфом сегодня считаешься ты! – злость сменяют опустошённость и безразличие. – Да и не продают их девчонкам, даже богачкам вроде тебя. Лишь примитивных анди. Геноморфы – все на учёте. Тем более, внешне неотличимые от человека. Не фиг голову мне морочить!

– На чёрн-ном рын-нке – продают! – её язык еле ворочается.

– Цена! Для забав их не покупают… Для любви, чувств, драм твоих всяких. Разве не ясно – не поведусь! Отвали!

– Океюшки… – разочарованно бурчит Мэйби и выуживает из кармана леденец. – Будешь? Мир?

– Я не злюсь, – сгребаю конфетку из протянутой влажной ладошки.

Интересно, закончила она издеваться или ещё нет? Жрёт эмоции, а мне сахарок в компенсацию. И что за конфета? Та, от которой сносит башку?

Леденец прячу в карман. Выброшу после.

По телу разливается меланхолия. От сердца – по артериям, по капиллярам, пропитывая каждую клетку.

Вроде, ничего не случилось… Как так выходит? Сидишь рядом с закадычной подружкой, пытаясь вдохнуть её аромат, а через десяток минут на неё не хочется даже смотреть.

Мужчина и геноморф молча пьют кофе.

– Они и не пара…

– А кто? Правительственные шпионы на секретном задании? За нами подглядывают, чтобы не вышло чего-нибудь этакого? Ну, того самого, что происходит между парнями и девушками, если за ними не проследить! – Мэйби снова хохочет, мотает башкой и болтает ногами, как полоумная.

– Понятия не имею. И хватит чудить! – я прижимаю рукой её коленки, наваливаюсь всем телом. Цежу ей в ухо сквозь зубы:

– Угомонись! Вырядилась ещё! Выглядишь лет на двадцать!

– Да ладно! Для тебя, между прочим, старалась. А ты – ни обнимашки! Ни обнимашечулечечьки! – в голосе появляется злость. – Вечно лезут козлы! А те, кого ждёшь – на морозе!

Я распрямляюсь, но рука остаётся на коленке.

Она фырчит:

– Не думай, не для тебя! Пошутила!

– Кто к тебе лезет?

Воротник её странного топа съезжает вниз, и я вижу под ним, на тоненькой шее – кольцевое пятно. Будто нарисованный красный ошейник.

– Не твоё дело! Никто!

– Тебе тут натёрло…

Я слышу, как она вздрагивает.

А в памяти, почему-то, всплывает: «Замечательный был перелёт…»

Мэйби встаёт и поправляет топ. Смотрит куда-то в пространство, будто за тысячи световых лет.

– Так удобно прикидываться, что ничего не понимаешь… Правда, Кирилл? – её слова звучат чётко, и в голосе нет и капли былого веселья. – Ну, а на деле – ты просто трус! – локоны бьют по плечам, в такт движению головы. – Впрочем, так даже лучше. Если я потеряю тебя, то… – Мэйби поводит плечами, будто сгоняя невидимых насекомых —… что у меня останется?

Полуденное солнце нещадно печёт. Голова, словно пароварка на раскалённой плите – того и гляди взорвётся. И мысли, будто склизкие тушёные овощи. Я совсем ничего не могу понять… Что за противоречивые объяснения в любви?

– Ведь ты не придурок какой-то! На куче планет побывал. Дружил со всякими пацанами, с девчонками водишься. В общем, без предрассудков. И с геноморфом бы мог подружиться, пожалуй! – Мэйби хихикает.

– Нет.

– Что, нет?

– Я не стал бы дружить с геноморфом!

– Это ещё почему? – Мэйби встаёт и становится прямо напротив меня. Её стальные глаза смотрят требовательно и тревожно.

– Потому, что не с кем. Не с кем дружить. Они ведь не просто искусственно выращенные люди с усовершенствованной ДНК. Они киборги. Оптолинии, квантовые чипы. Какой смысл дружить с роботом, работающим по заложенным в него алгоритмам?

Тресь!

В глазах темнеет от оплеухи.

Нет, это уж слишком! Я жалею, что вышел сегодня из дома. Жалею, что спутался с этой безумной девчонкой.

– А ты? Разве не робот? Не работаешь по заложенным в тебя алгоритмам? – слышу, сквозь затихающий в ушах звон. – У тебя есть свобода? Тогда вперёд – перестраивай мир под себя, под собственные желания! Хватай меня за руку, и – полетели! Туда, в облака! После, трахнешь меня на крыше! Ведь ты именно этого хочешь, а не ходить в вонючую школу, отцу подчиняться!.. Но нет! Не будет полёта! Ты будешь сидеть тут, краснея за моё поведение перед стадом павлинов!

Она вскакивает на скамейку. Орёт:

– Что, павлины?! Наслаждаетесь безграничной свободой?!

А потом мне – оттуда, сверху, притоптывая ногами:

– Полёта не будет! Потому, что ты тоже вторичен! Робот!

В её глазах столько ненависти! Кажется – миг, и мне в лицо полетит плевок.

Жмурюсь, на всякий случай…

Не угадал. Она усаживается обратно, и, наклонив голову к плечу, заглядывает в глаза.

– А мог бы просто поцеловать! – и ждёт.

– Стаей.

Она хмурится.

– Что?

– У павлинов не стадо, а стая.

Мэйби несколько раз ошарашенно хлопает длинными, очевидно искусственными, ресницами.

И начинает ржать.

– Дурак ты всё-таки Кир! Какой ты дурак! – она размазывает по щекам слёзы и лупит меня раскрытой ладошкой.

Я, не выдерживав, прыскаю.

– Глупо не воспользоваться волшебным днём без камер и штрафов, – Мэйби подмигивает, потом присаживается у всех на виду и делает лужу.

Девушка-геноморф показывает ей большой палец в качестве… издёвки?

Нет, это знак одобрения.

Видимо, роботы – не такие уж приверженцы правил.

Бесконечные ряды полок, уставленных кричащими упаковками: «Возьми меня! Нет, меня! Меня!» Похоже на алую обёртку моей подружки.

Вот он, истинный двигатель прогресса…

Между тем, на душе становится всё омерзительней.

Мэйби исчезла так же стремительно, как появилась. В день, когда не работает система слежения, у этой девчонки найдутся занятия похуже дурачеств на набережной.

Не хочу даже знать…

Сквозь витрину виднеется пляж, стайки парней и девчонок с гитарами, наслаждающихся нежданной свободой.

Насколько всё зыбко! Цивилизация, порядок, законы – всего лишь фасад. Случается маленький сбой – звериное вылезает, и люди кидаются громить магазины.

Сегодня до этого не дойдёт: по проходам бродят андроиды – модель с устаревшим, простеньким мозгом. Как же всё странно, в этой вывернутой наизнанку Вселенной: роботы на страже человечности, искусственный интеллект, не позволяющий людям, становится обезумевшими животными.

Не этим ли занят Маяк?

Повторив несколько раз: «Ты должен вытащить чип!», подключаю ВДК.

Дверцы распахиваются, пропуская меня в отдел для совершеннолетних. Изредка от высокого интеллекта есть польза. Но, по большей части, незаурядный ум приносит своему обладателю только лишь беды.

Из магазина я выхожу с плотным бумажным пакетом и оттягивающим карман складным ножом. При каждом моём шаге из пакета слышится звон.

Усаживаюсь на скамейку с видом на океан. Горланят песни ребята. Надсадно вопят чайки. Неужели учёные, конструировавшие ДНК, не сумели заставить их петь поприятнее. Сколько ещё в этом несовершенном мире работы!

Достаю нож. Отливающая голубизной сталь напоминает глаза отца Мэйби. Или её глаза, ведь у них они одинаковые.

И что? Зачем я купил этот нож? Чем он поможет там, где нужна снайперская винтовка?

Оружие на Диэлли не продаётся. А даже если бы оно у меня было – прошёл бы я с ним метров двести, до первого замаскированного под дерево сканера.

Попробовать хакнуть встроенные в Фиеста чипы? Нужного оборудования мне не добыть!

Как же всё глупо…

Прячу нож обратно карман. Рука нащупывает леденец.

Я про него и забыл! А ведь гулять с такими конфетками нежелательно.

Достаю, чтобы избавится от ненужного мне подарка, и, неожиданно для себя, отправляю не в урну, а в рот.

Мне уже наплевать. Всё давно вышло из-под контроля…

Проходит минута, другая… Сижу, напряжённо прислушиваясь к своим ощущениям…

Спустя полчаса, убедившись, что леденец самый обычный, беру пакет, и бреду, увязая в мягком песке, на звуки гитары.

Ребята постарше, чем виделось издалека. Но, мне рады…

А дальше – колючие звёзды над головой и гнилой запах тины. Песни, слов которых не знаю, что не мешает вовсю подпевать. Песок, вздыбившийся и ударивший по лицу.

Колышущаяся из стороны в сторону улица. Мысли о Мэйби, бабочки в животе, пальцы, сами собой расстёгивающие штаны. Туман дыхания на витрине какого-то магазина. Смешки случайных прохожих.

Рассвет, пустые карманы, скрип песка на зубах, и непонимание, как жить дальше.

Лучше просто сбежать, вновь зажмурив глаза…

Бесконечная ночь

Курсанты трясутся от холода под порывами ветра. Мёрзнет даже Змей на руке. Но не я – холод выжег во мне уже всё, что могло чувствовать, и поселился внутри.

Альфа в кудрявой папахе гудит с трибуны. Что, разобрать невозможно. Но эта речь никому не нужна, даже ему самому.

Гремит оркестр.

Бета, с чёрной тряпкой на палке, чеканит шаг. В тряпке, как и во мне, живёт Дракон и требует жертв. Строй топает к трибуне мимо облезлой деревянной ракеты, мимо лозунгов о покорении Вселенной, мимо выцветших плакатов с линкорами, летящими в звёздную даль.

Главное, правую ногу под большой барабан!

На плац выбегает собака, садится возле трибуны. Они не ошибаются, сразу находят верное место. Инстинкт.

Правофланговый орёт: «Иии – раз!»

Я вскидываю голову: равнение на пса!

Но смотрю вниз. Любуюсь, как крутятся на плацу маленькие смерченята.

Смерченёнки – они, будто души девчонок. Если приглядеться, то в танце снежинок можно увидеть лицо. Надо только сосредоточится, и смерч закружит…

Закружит… Закружит…

Вот она, девчонка – показывает Змею свой маленький язычок.

Невероятно прекрасная, притягательная и недоступная. Типичный подросток в столь любимой ими дурацкой одежде из самоочищающейся фотокаталитической ткани, со свойственной этому племени нескладной фигуркой, погрызенными ногтями, гривой немытых волос и манящими злыми испуганными глазёнками. Словом, сотканное из грёз чарующее создание.

Ледяным ножом образ вонзается в голову, и я ору, и вскакиваю с постели, вскрытый, вспоротый желанием от макушки до пят, разбрасывая кровавые внутренности…

На вещи, раскиданные по полу, на перевёрнутый будильник – снятый с планетарного бомбардировщика хронометр, падают жёлто-зелёные лучи угасающего солнца Пандоры.

Сколько ночей прошло в бесплодных попытках подавить не подавляемое! Змей на руке кривится, издеваясь…

Если что-то появляется в мире, значит возникла необходимость? Или Вселенная допускает ошибки – в неких границах? И я – всего лишь такая ошибка?

Что ж, хорошо хоть, приснилась не Катя…

Обессиленный, падаю обратно, в мокрую скомканную постель.

Во тьму, сквозь которую проступает бело-голубой алмаз солнца, изуродованная бомбёжкой улица, деревья, отбрасывающие переливистые тени на заношенную красную футболку, на джинсовые шортики и бронзово-шоколадные ноги…

Глава 3. Жук

«5:14»

«Так вот, что это за штука! Это ЕГО будильник!»

Кир опасливо дотронулся до чёрного корпуса и тут же одёрнул руку, будто металл обжигал.

«Но, почему он здесь?»

Мысли еле ворочались. Раскалывалась голова, мутило, сухой язык прилип к нёбу. Кир ощущал себя так, словно и правда где-то болтался всю ночь.

«Может, всё с точностью до наоборот? Вчера я дал Эйприл нож, и он появился во сне. Что если девочка видит предметы, а после – вместе со Станцией генерирует сны, которые я и смотрю?»

Что-то настораживало в увиденном ночью. Будто в мельтешении сцен и лиц был спрятан ключ. Только вот, где?

Мальчишка и не догадывался, что Эйприл, уставившись в тёмное небо невидящими глазами, просматривает в своей идеальной памяти сцену за сценой из сна – у неё возникло сходное чувство. Правда, вскоре она прекратила – поведение Мэйби уж слишком смущало.

Переборов головокружение, Кир натянул штаны и вышел из Логова…

Влажный и холодный предрассветный воздух моментально привёл его в чувство, и в голове зазвучал голос Мэйби: «У тебя есть свобода? Тогда вперёд – перестраивай мир под себя, под свои желания! Хватай меня за руку – и летим! Туда, в облака!»

«Может быть, это какой-то намёк? От себя самого, от своего бессознательного? Ведь мир совсем не статичен. Всё вокруг постоянно меняется, новое сменяет отжившее, старое. Вот и Эйприл – раз, и возникла! Может, не такие уж жёсткие здесь законы? Что, если попробовать? Вдруг, стоит лишь пожелать – только сильно, по-настоящему…»

Кир попрыгал на месте. Присел на корточки, и, с силой распрямив ноги, взвился ввысь…

Изгаженная планета не отпустила, привычно ударив по ногам.

Кто бы сомневался! Если даже во сне не удаётся коснуться сладкой облачной ваты, с чего бы в реальности иметь возможность летать!

Кир невесело хмыкнул.

«Ну и придурок! Хорошо хоть Эйприл не видела!»

– Хватит скакать, завтрак остынет!

Кир с трудом запихал в себя лимонную овсянку – кислую и вязкую, точно клейстер.

Эйприл молчала, но смотрела странно и озорно, будто хотела спросить: «Как, славно ночью повеселился?»

Кир не выдержал.

– Не надо на меня так смотреть! Во сне был не я!

В зелёных глазах проскочили искры.

– Да я бы хотела, но не выходит! – девчонка прыснула.

– Эйприл, за что ты меня ненавидишь?

– Ненавижу? С чего ты это взял?

– Чувствую… Вижу….

– Ты видишь лишь то, что хочешь. Если принял пятнышко на стене за жука, не сомневайся, скоро оно зашевелит усами!

– Эйприл, смотри – там ползает жук!

– Где?

– Вон там, на стене! – Кир обогнул стол, попутно выискивая, чем прихлопнуть насекомое. Но когда подошёл к месту, где сидел жук, его уже не было.

– Убежал!

Эйприл расхохоталась.

– Ну конечно! Доедай, да пошли на пляж.

Они пихались и брызгались друг в друга водой, плавали друг за дружкой, а после – без сил упали на горячую гальку.

Кир вспомнил чёрный будильник и красную ленту воротника на шее у Мэйби. Вспомнил смерть…

– Эйприл, зачем он их убивает? Раз любит?

– Нельзя любить то, что тебя мучает. И потом, для вас – для приматов, убийство детёнышей обычное дело. Природа…

– Меня от неё уже просто тошнит… И всё равно, Фиест – ненормальный!

– Да не бывает «нормальных»! Таких, как Фиест – миллионы! Он сам себе выдумал образ врага.

– Миллионы? И где же они? Что-то не видно!

– Конечно, не видно! Их сдерживает Маяк.

– Но ведь его не сдержал!

– Значит, не мог. Значит, у него не стоит ВДК.

Кир помолчал и сказал:

– Нет, Эйприл, «нормальные» есть… Их создаёт сам Маяк: искусственно стирая различия между людьми. Делает всех одинаковыми. Если у людей одинаковые желания, мысли, поступки, то управлять ими проще, а в обществе меньше конфликтов.

Ясное небо стало казаться зловещим. Снова нахлынула жуть.

– В чём дело?

– Тоска…

– Тоски не бывает, это – отсутствие любви. В тебе, здесь! – Эйприл положила руку мальчишке на грудь – туда, где билось сердце.

– Страшно… – признался Кирилл.

– Ещё бы… – согласилась девчонка. И после долгого молчания спросила: – Где?

– Что, где?

– Ну, где тебе страшно? «Страх» – это ведь просто слово. А чувствуешь-то ты что?

– Руки холодные… кулаки сжаты… дышать… дышать… будто сжимает что-то с боков. А в ногах – как иголки колют…

Кир рассказывал и рассказывал. Исследование – вот, что ему всегда нравилось. Кто мог подумать, что можно смотреть не вовне, а внутрь? Изучать такие простецкие, но неизученные штуки, как чувства!

В какой-то момент ему показалось, что он несёт чепуху, что Эйприл снова решила над ним подшутить. Но девчонка слушала так, словно ничего интереснее и важнее в жизни не слышала. И он успокоился.

Грело солнце, ноги ласкал прибой. Ничего не болело, а все неприятные ощущения исчезали, как облака в ясный день, стоило к ним присмотреться. И, взятые по отдельности, они совсем не пугали.

Никакого «страха» Кир не нашёл.

Он вдохнул полной грудью и улыбнулся.

В небесах таяли облака. В мальчишеской руке вдруг оказалась другая, поменьше.

Благодарность захлёстывала, как тёплый прибой, и требовала выражения…

Кир повернулся к Эйприл и потёрся щекой об остренькое плечо. Приблизился своими губами к её и…

Девочка отвернулась.

– Знаешь, Кир… Что, если моя любовь – ни капельки не настоящая? Я ведь, кроме тебя и не видела никого! Что, если это обычный импринтинг, запечатление? Влюбляются же девчонки в отцов или кумиров с плакатов. Понарошку.

– Ты уж определись, кто твой отец, Маяк или я! – Кирилл разозлился и снова уставился в облака.

По лбу семенили маленькие лапки. Потом жук взобрался Кириллу на кончик носа, – мальчишка наблюдал за ним, сведя глаза к переносице, – выпустил крылья и улетел.

– Ты это видела? – Кир сел, обхватив коленки руками.

– Что? – Эйприл приняла ту же позу.

– Смотри! Вот ещё! – по песку ползали красные маленькие жучки с чёрными пятнышками на спинках.

Эйприл даже не удивилась.

– Божьи коровки. Они любят воду, но часто в ней тонут. Придётся спасать…

– Откуда они?

– Разве не ясно?

– Но для чего они понадобились Маяку?

Эйприл привычно пожала плечами.

За обедом девчонка заявила, что ей нужно побыть одной.

– Нечего за мной всё время таскаться! Я нуждаюсь в личном пространстве!

«Будто кто-то его отбирал!» – подумал Кирилл.

Доев, Эйприл ушла.

Кир полазал в Сети, посмотрел пару роликов. Потом, поиграл в глупую игру и полежал на кровати. Промаявшись так часа два, он вышел на крышу.

«Интересно, где Эйприл? Побежала играть со своими жуками?»

Он вспомнил, как она вытаскивала океана промокших божьих коровок, любовалась, как они сушат крылья, и радостно вскрикивала, когда они взмывали ввысь, превращаясь в чёрные точки.

Станция была как на ладони, и Кир сразу заметил фигурку на Излучателе.

Сердце забилось сильнее. Ноги, сами собой, понесли его к лестнице.

Эйприл болтала ногами, сидя на кубе. Уже пару часов она бродила по Станции, размышляя о стриже, божьих коровках и снах. Мысленные диалоги с Маяком ситуацию не проясняли.

«Наверное, насекомые появились совсем не сегодня, просто мы не заметили. Иначе, чем питался бы стриж?»

Длинным ногтем с кроваво-красным маникюром девушка ковырнула куб. Ноготь сломался. Эйприл пнула куб пяткой и вырастила новый ноготь, более прочный. Провела по чёрной поверхности куба – осталась глубокая царапина с поблёскивающей в ней жидкостью. Через пару секунд «рана» закрылась.

«А эта Мэйби! Бесконечно плюётся, ну прямо верблюд! Да ещё при мальчишке, который ей нравится. Делает вид, что он ей безразличен?.. Странная! И что она в этом находит?»

Эйприл перестала глотать, набирая слюну. Прицелилась в бурые отпечатки ладошек на белом бетоне…

Уже подходя к Излучателю, Кир вспомнил слова: «Нечего за мной всё время таскаться!» Дальше он шёл осторожно, стараясь не привлекать внимания.

Выглянув из-за башни накачки, он увидел Эйприл. Восседая на кубе, она сосредоточенно плевала на землю – внизу образовалась приличная лужа. Котёнок вытянулся рядом, греясь на солнышке.

Кир оторопело стоял за колонной. Это было слишком.

«Значит, „личное пространство“ ей требуется для этого?»

Было как-то противно – всё-таки Станцию Кир считал своей, и на ней всегда был идеальный порядок. Будто плюнули в душу…

«Интересно, все девчонки таким занимаются, когда их не видят? А чем ещё?»

Вспомнилась Мэйби – она тоже так делала…

До ушей донёсся писк, и через миг в шею впился тоненький хоботок. Кир хлопнул по шее, и поднёс ладонь к глазам.

Комар.

По волосам полз очередной жук, а возле уха снова пищало.

На ужин Эйприл «испекла» – достав тарелки из шкафа, кучу печенья в виде забавных кошачьих мордочек.

– Ешь! Синие – «мальчики», розовые – «девочки»! – она подвинула Кириллу тарелку и стакан молока.

– Поправится не боишься?

– Захочу – не получится!

– Слушай, а Облако – мальчик или девочка? В смысле, самец или самка, – смутившись, Кир принялся выколупывать из печенья изюминки-глазки.

Брови Эйприл полезли на лоб, а через миг она разразилась смехом.

– Ну даёшь! Где же ты видел разнополых котят? Потому ведь и Облако, что не девочка и не мальчик! Вырастет – определится. Конечно, если захочет, если понадобится.

Ну да. Теперь, когда Эйприл всё объяснила, Кир понял, какую сморозил глупость… С другой стороны, он никак не мог вспомнить, кем становятся котята, когда вырастают. А спрашивать было глупо… Оставалось надеяться, что не жуткими монстрами.

Эйприл гладила Облако. Пахло озоном. По шёрстке бегали молнии и пушились кисточки на маленьких ушках. Бусинки на усах издавали мелодичный звон, перекрывающий треск разрядов.

Самый обычный, такой привычный котёнок… Кир не мог понять, почему он ничего о котятах толком не знает.

Незнание пугало.