Текст книги "Сорок апрельских дней (СИ)"

Автор книги: Сергей Савенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Глава 6. Наружу!

На тарелке дымились ломтики хрустящего бекона…

– Ты издеваешься?

– Как-то само получилось, – Эйприл опустила глаза. – Наверное, из-за дурацкого сна… Но Кир, ведь это не мясо!

«Да уж! Сон был не самый приятный. Реки крови, слизи и экскрементов. Будто третьесортный фильмец, когда сценарист потерял чувство меры, пытаясь компенсировать низкий бюджет».

– Сама это ешь! – Кир отодвинул тарелку.

Эйприл, задумчиво глядя в пространство, захрустела беконом. Она вспоминала сон… Он был ужасен – столько страданий! Но, в то же самое время, и привлекал – ведь в нём было так много зверей!

– А где Облако? – Кир застыл с банкой консервов в руке.

– Облако – кот, что гуляет сам по себе. Я за ним не слежу, – в янтарных глазах промелькнули чёрные сполохи. – И тебе не советую.

У Излучателя их ждал новый сюрприз.

На странном растении больше не было цветка – стебель венчала сухая коробочка с семенами, размером не меньше человеческой головы.

– Ага! Сейчас я тебе! – Кир двинулся на врага.

Эйприл преградила дорогу, выпятив грудь.

– Что это ты делать собрался?

– Как это что? Хочу его растоптать, пока Станция не заросла ядовитыми сорняками!

– Нет! Это хороший цветок!

– Хороший? Посмотри, что он сделал с рукой! – Кир продемонстрировал корку на пальцах.

– Ты сам к нему лез! – между рыжими локонами проскочили разряды. – Живи, и дай жить другим!

Кир взглянул в янтарь её глаз и обошёл цветок стороной.

Обогнув чёрно-жёлтый шлагбаум, ведущий родословную от ягуара, они вышли со Станции в степь. С каждым днём становилось теплее, а цветов и насекомых – всё больше.

– Падай! – Эйприл опустилась в траву.

Кир сел на камень, сначала согнав с него ящерку, а после – придирчиво проверив на отсутствие насекомых.

Перед глазами стояли ночные кошмары. Мясо, кровь, рёбра.

Он потрогал собственные рёбра рукой.

«Будто какие-то палки!»

Кир вдохнул, и «палки» зашевелились.

«Тело – очень странная штука!»

Восторгов от бытия в теле (или бытия телом, не суть), он не испытывал.

– Эйприл, тебе нравится жизнь? Нравится быть собой?

Девчонка залилась смехом – да так, что глаза превратились в щёлки.

– Не жалуюсь! А если по правде, мне не с чем сравнить, я не была «не-собой»! И никогда не была мёртвой! – она снова захохотала. – Я – это я!

– Тебе лишь бы ржать…

– Ого! – Эйприл даже прекратила смеяться. – Экзе-е-мпляр! – она схватила с цветка огромного жука с красными пятнистыми крыльями.

Жук вырвался и взлетел. С перепугу потеряв ориентацию, врезался девушке в лоб и свалился в траву. Она снова расхохоталась.

– В степи мне лучше всего, ведь она полна жизни!

– И смерти. Все тут друг дружку жрут, да личинок в тела откладывают.

– Это ты считаешь тело своим. Но те, кто в тебе обитают – другого мнения! Если тело твоё – избавься от клещей, живущих на коже, от бактерий-симбионтов в кишечнике. Не выйдет, дружок! Даже митохондрии в твоих клетках когда-то были бактериями.

– Вечно рассказываешь какую-то гадость.

– Сам ты…

Она схватила синюю бабочку, присевшую на торчащий, как свечка, цветок. Бабочка ползала в кулаке, и Эйприл морщилась от щекотки.

– Жизнь – не противоположность смерти. В степи нет ничего ужасного… Купайся, Кир! Купайся в живом океане!

Бабочка выбралась и упорхнула. Эйприл «окунулась» в траву и захохотала.

– Давай, вылезай уже из своей раковины! Ну!.. Ау!.. Кирилл, ау!.. Где ты?.. Я жду… Ау!

Кир вслушивался в переливы голоса Эйприл: «Ау… Ау…»

Вслушивался, пропадал, растворялся… И одновременно, шёл на зов…

Вдруг навалилось! Будто лопнул плотный и мягкий кокон.

Свет бил в глаза, колючие лучи нещадно жарили кожу. Ветер ерошил чёлку, шумел в ушах – громко, до боли. В забитом пылью носу застрял горький запах полыни. На коже топорщились, шевелились, цепляясь друг за дружку, тысячи волосков.

Кир ошарашенно заморгал. Каждое движение век приносило боль, точно в глазах был песок.

Нет, глаза были чистыми. Просто, Кир начал чувствовать.

А вокруг – звуки смерти, запахи смерти…

Впилась в стебель цветка тля. Сосёт его сок, его жизнь… Жуткие челюсти божьей коровки разрывают на части тлю… Муравьи атакуют коровку, кромсают тонкие ножки… Но муравьи тоже обречены, стали жертвой двуустки.

А вокруг – звуки жизни, запахи жизни…

Пробивается сквозь почву росток, копошится тля, охраняемая деловитыми муравьями. Поёт свою песню кузнечик, колыбельную для дремлющего в его брюшке червя-волосатика.

Жизнь, жизнь… Пожирающая себя и возникающая в новой форме. Жизнь, без конца и без края.

Кричат светила, стонут планеты, поют песни потоки частиц.

Кир закрыл уши руками и застонал.

– Нет, я шёл не сюда… Не хочу здесь быть! Нет, нет…

Беспощадным пламенем вспыхнула злость.

– Нет!

И, всё прошло. Он снова сидел рядом с Эйприл, но уже отделённый мягкой комфортной стеной от мира и от неё.

Девчонка смотрела с разочарованием и укоризной.

– Кир, но это и есть жизнь! Многоликая, вечная и бесформенная. Нельзя пытаться принять только маленькую её часть – ту, что тебе по душе…

– Жизнь – это страдания и ничего больше!

– Да! Жизнь – всегда дискомфорт! Что с того? Страдания – обратная сторона чувствительности, развитой нервной системы. Не желаешь страдать, будь амёбой! Веди жизнь амёбы: уйди с головой в наркотики, фильмы, игры. Спрячься от мира в пещере! – Эйприл нахмурилась. – Или, как ты, внутри самого себя.

– Там, снаружи – Зло.

– «Зло» – лишь твои фантазии. У всего есть причина.

– Неужели?

– Есть лишь стратегии выживания. Успешные и не очень, пугающие тебя или нет. Может быть, восхищающие. Чтобы добраться до «зла» нужно раскрутить клубок причин и следствий до момента рождения Вселенной.

– Эйприл… – в глазах у мальчишки была только грусть. – А когда она родилась, эта Вселенная?

Девочка вскинула брови.

– В школе не проходил?

– Думаешь, я учился когда-нибудь в школе? Думаешь, был где-то, кроме этого места? Откуда мне знать? Просто принять на веру? – он в миллионный раз посмотрел на залитую солнцем цветущую степь и отогнал докучливую бабочку. – Что, если этот мир сформирован Злом? Ты ведь не знаешь, что за сила его сотворила!

– Опять за своё? Нравится жить, спрятавшись в коконе и внушая себе, что Вселенной не существует – пожалуйста! На здоровье! – Эйприл смутилась, сообразив, сколь жестоко звучат в его случае эти слова. Но продолжила: – Только меня в это дело не впутывай!

Они просидели в степи целый день. Кир честно пытался привыкнуть, но… Не получалось.

В Логово вернулись уже в темноте.

– Эйприл, котёнка всё нет.

– Успокойся, куда ему деться! Со зверушками заигрался…

Тьма окутала притихшую Станцию. Угомонились стрижи, зайцы и единственный пока что олень.

Лишь фырканье вышедших на охоту ёжиков, да пение цикад…

В самом укромном месте реакторной зоны, среди нагромождения оборудования и путаницы сияющих труб, на груде убитых мышей восседал чуть подросший котёнок.

Тишину зала нарушил лёгкий топот маленьких ножек. Облако дёрнул ушами, втянул носом воздух, на мягких лапах спустился с импровизированного трона и спрятался за насосом. Когда увлечённый поеданием кузнечиков ёж оказался на расстоянии прыжка, раздался щелчок – сработал один из бесчисленных клапанов. Ёж бросился наутёк, но опоздал. Облако взвился в воздух и обрушился на добычу. Утробно рыча, он разодрал ежа на куски.

«Конечно, это не тот прекрасный олень, но… Ничего, всему своё время. Олень мне ещё покажет свой танец!»

Пробившийся сквозь небольшие оконца лунный свет, выхватил из мрака кровавую пасть и вонзившиеся в нос иглы – которые вдруг стали мягкими, сдулись и пропали под кожей.

Облако оскалился и зарычал. От стены отскочило эхо.

А за стеной, над реактором, билось и трепетало неугомонное чёрное пламя.

Тьма.

Сфера

В облике чёрной сферы, абсолютная, ничем не ограниченная власть лежит передо мной на столе.

Неясно одно, что с ней делать?

Я не жалею, что не оставил нейросеть в ящике стола. Это было бы попросту глупо. Но и применения для неё не найти – риск засветиться превышает возможные выгоды.

Поглаживая матовый корпус, ощущаю себя дураком. Сам себе создал проблему!

Первостепенный вопрос: где это чудо хранить? Точно, не под матрасом!

Ладно. Город большой, место найдётся.

А после – найдётся и применение. Я это чувствую, ведь во всём есть свой смысл. Если жизнь представляется хаотичным нагромождением блестящих стекляшек, нужно взглянуть под другим углом – и глазам предстанет калейдоскопический узор идеальной геометрической формы…

Или нет? Может, жизнь – только лишь хаос?

Морщу нос… Вне всяких сомнений, подобные устройства не пахнут. Но сфера слишком сильно воняет дерьмом.

Несу её к умывальнику.

Глава 17. Новый Сад

«5:59»

«Что? Почти шесть?»

Кир опёрся на локоть и приподнялся в кровати. Искажённое хроматическими аберрациями от купола Логова, над горами вставало Солнце.

«А сон был таким коротким!»

Диван оказался пуст. Ни девушки, ни котёнка. А на гвозде не было куртки.

«Наверное, она посмотрела этот короткий сон, проснулась, переставила будильник и ушла. Но куда и зачем?»

И ещё…

Снова было такое же чувство, как после сна про набережную. Что в сновидении спрятан ключ. Что во сне было то, чего в реальности не бывает.

Но что? Там была только сфера! Существуют они или нет, Кир не знал.

Он встал, натянул штаны, и запустил в Сети поиск… На экране был только мусор – никаких «реверс-процессоров». Это не значило ничего: такое устройство должно быть секретным.

Ладно… Сны – это только лишь сны. В реальности проблем было не меньше.

На столе стояла тарелка, аккуратно накрытая крышкой.

Кир заглянул.

Ха! Его любимые блины с любимым персиковым вареньем.

«Ну нет! Этим меня не заманишь! Я узнаю, чем ты там втихаря занимаешься!»

Он решительно вышел на крышу.

«Только, где это, „там“?»

Взобравшись на парапет, Кир осмотрел территорию. Обычно, увидеть рыжую девчонку не составляло труда.

Эйприл не было, но в глаза бросалось другое: в центре Станции расползлось уродливое зелёное пятно. От его вида, Кирилла охватило отчаяние, а тело пронзила боль – созданная психикой, но неотличимая от настоящей.

«Цветок! Он засеял Станцию!»

Не помня себя, он скатился по лестнице и побежал. В глаза попадали мошки, в лицо врезались жуки. Всё вокруг жужжало, пищало и пело. Кир не обращал внимания. Он мчался, пока путь не преградили деревья.

Тонкие стволы молодой рощицы, проломив бетон, тянулись ввысь. Зеленели молодые клейкие листочки. На ветках сидели тысячи птиц.

Кир опасливо дотронулся до ствола… Ожога не было.

Наклонился и подобрал обломок бетона. Покрутил в руках, поморщился и осторожно положил обратно.

«Точно раны… Она всё тут ломает!»

Кир вошёл в рощу. Густой воздух был пропитан волшебством, и это волшебство мальчишке не нравилось. Он медленно и осторожно пошёл к Излучателю.

Раздвинув ветки, Кир увидел сидящую на кубе девчонку. Закрыв глаза, она пела на неведомом языке – удивительно мелодичном и непостижимо знакомом. Утренние лучи, пробившись сквозь листву, рисовали на лице причудливые арабески.

Кир остановился, боясь спугнуть наваждение. Обнял ствол, прижал щёку к прохладной и гладкой коре. Голос любимой усмирил злость, и в душе зародилось какое-то новое чувство.

Он ощущал, предельно явственно, свою чужеродность этому новому миру. Всё вокруг было наполнено сияющим совершенством жизни, но сам он был мёртвой пустой оболочкой. Безупречная и чистая мелодия открыла Кириллу его самого, и увиденное разорвало грудь жгучей болью… Не мёртвый, но уже не живой, утративший контакт с миром и влачащий настолько жалкое, бесцельное, одинокое существование, что даже ему самому было не ясно, живёт он или смотрит бесконечный кошмарный сон.

Хотелось уйти – куда-то, где ЭТОГО нет. Но теперь, ЭТО было везде.

Он осел на растрескавшийся бетон.

Пение оборвалось – Эйприл услышала шорох.

– О! Ты уже тут! Вкусные были блины?

Кир не сразу понял, о чём она говорит. В голове не укладывалось, что с коралловых губ невесомого создания, могут слетать не только волшебные звуки, но и слова о каких-то блинах!

– Чего?

– Завтрак! Ты его съел? Я старалась!

«Старалась? Он появляется сам по себе, ты просто достаёшь тарелки из шкафа!»

– Это что за язык, и откуда ты его знаешь?

– Кир! Ну зачем? – Эйприл наклонила голову и смотрела теперь с укоризной. – Зачем анализом губить красоту? Превращать сияние небес – в бомбардировку атмосферы заряженными частицами, белеющий в океане парус – в тряпку на палке, а девушку – в пронизанное миллиардами трубочек мясо? Глядя на мир таким образом, ты не найдёшь сил жить… Ничего я тебе не скажу. Хочу, чтобы ты был счастлив!

В её глазах снова что-то мелькнуло.

– Да и не нужно тебе ничего знать!

– Эйприл, зачем ты пришла?

– Для существования одного, нужен второй – иначе, исчезнет и первый… Как определить себя, если другого нет? Отчего, так тягостно одиночество? Не оттого ли, что оно – угроза?

– Врёшь! – он помолчал. – Всё меняется…

– В каком это смысле?

– Разве не видишь? – Кир сорвался на крик. – От того, что было раньше, тут ничего не осталось!

Девчонка поморщилась.

– Зачем так кричать? Разумеется, здесь всё меняется. Место такое… Если Станции что-то понадобилось – создаст. Если больше не нужно – разрушит. И что?

– Разрушит! Вот именно!

– Кир, ты слишком сосредоточился на разрушении… Зачем? Его ведь и нет, по сути. Новое должно появится, старое уйти. Вот и всё. Вечное созидание!

– Конечно! Не тебя ведь стирают! Можно пофилософствовать!

Эйприл отвернулась. Кир продолжал:

– Видно, есть в тебе что-то, чего нет во мне. То, что этому миру нужнее… – его голос был еле слышен. – Я чувствую, ты – другая. Не та Эйприл, которую я повстречал… Ты растёшь. А меня с каждым днём всё меньше… – он добавил с отчаянием: – Ведь ты уже выше меня!

Глядя в сторону, Эйприл сказала:

– Выше? И что с того? Девчонки ведь раньше взрослеют… Может, я тебе вовсе не враг.

Но сама уже в это не верила.

Полёт

Солнце упало на город, разбившись на тысячи сверкающих граней. У нас есть часа полтора, затем – всё окутает тьма…

Ветер крепчает, надвигается буря. Пыль превращает обычный, фиолетово-золотистый закат в кровавый.

Облака – будто безумный хирург заткнул ватой раны, от пронзивших низкий небосвод белых шпилей. И губы Мэйби, покрытые алым блеском, как рана.

Она жмёт мои пальцы – сильно, тепло. Прижимается и заглядывает в глаза.

– Как ты? Очухался?

Чёрные круги под глазами, ссадины и синяки по всему телу. Часть локонов бесследно исчезла, вместо уха – обрубок, прикрытый волосами, начёсанными с другой стороны и закреплёнными заколкой. За последние дни она похудела и ни капельки не похожа на девушку-в-самом-соку, что я встретил на пляже. Теперь она – обычный угловатый подросток.

На такую бы я не повёлся. Обошёл бы десятой дорогой.

Пытаюсь обнять, скорее из жалости, чем от желания. Она отстраняется и запрыгивает на парапет. Расхаживает туда и сюда городским привидением, тёмной хозяйкой улиц. Коленки с подсохшей кровавой корочкой движутся на уровне моих глаз.

Впрочем, ноги всё те же – ровные, длинные. Только исцарапанные кустами.

Да и как бы там ни было, выглядит она лучше меня самого. Похоже, раны заживают на ней, как на кошке.

– Столько кипучей деятельности и важности! – Мэйби плюёт. Слюна, пролетев пару метров, рассыпается в мелкую пыль, которую ветер швыряет обратно в девчонку. – Но люди лишь стремятся к удовольствию и пытаются избежать неприятного. И на этом – всё!

Она вновь собирает слюну. Но, видимо, вспомнив неудачу, глотает.

– Ну а ты? – старательно делаю вид, что ничуть не смущён. С каждым днём Мэйби раздражает меня всё больше и больше. Даже не знаю, зачем сюда притащился, ведь я её уже почти ненавижу. Манеры, жесты, бесконечное враньё и наглость…

– Что, я?.. А!.. Ты обо мне… – с удивлением замечаю румянец на скулах. – Ну, со мной всё ещё хуже, – она замолкает и смотрит на океан, на яхты. Ветер треплет серую чёлку.

– Почему? – спрашиваю лишь для того, чтобы прервать молчание.

Она поворачивается. Смотрит так, будто видит впервые.

– По рождению, Кир. По рождению! Или «золотой» папин мальчик уже подзабыл, что сфера возможностей определяется именно так?

– Ты, вроде, не бедная…

– Дело только в деньгах? Другого неравенства в обществе нет?

– Нет.

– Ну конечно! – она, всё же, плюёт. – Что говорить с идиотом, не способным понять очевидное… Вот тебе, кстати, ещё одно из неравенств! – девчонка кулачком вытирает с лица прилетевшую обратно слюнявую пыль и… слёзы. – А знаешь что, Кир? В жопу океан! Поехали, посмотрим на степь!

– Степь? Что в ней интересного?

– То, что она – не океан с белоснежными яхтами около белоснежной набережной. А здание, куда я тебя приглашаю, совсем не стерильное! – она закидывает в рот жвачку, а фантик уносит ветер. – Ты ещё не видел такой столицы!

– И как мы туда попадём? При помощи твоей волшебной жвачки? Я не собираюсь жрать эту дрянь!

– Сейчас покажу!

Она берёт меня за руку и волочёт за оголовок лифтовой шахты.

Там лежит ховерборд.

– Ты не взял меня в полёт, как я не навязывалась. Даже после прозрачных намёков про крышу! – она смотрит сердито. – Что, между прочим, ужасно обидно…

– На Диэлли полёты запрещены! Можно только сидеть на земле. Если смелый – на крыше.

– Идиот? Сам мне его подарил! Любой дурак может установить какое-то правило, и каждый дурак будет его соблюдать!

– Ты на нём прилетела?

– Нет, ни к чему заранее привлекать внимание полиции. Принесла, – она наклоняет голову и выдувает огромный пузырь. Невинно машет ресницами.

– Никуда я с тобой не полечу, – протыкаю пальцем розовую плёнку. Раздаётся хлопок. – С такой!

– Чем это я тебя не устраиваю? – её руки упираются в бока. – Раз сумел, будто суперагент, обворовать корпорацию, сможешь и полететь! Поймают, папа заплатит штраф. Он тебя простит, не волнуйся. Наоборот, ощутит вину – за то, что совсем забросил сынулю.

Это всё замечательно. Но я не вижу замедляющих падение аварийных жилетов.

– А жилеты? Что, если мы упадём?

– А что, если бы мы вчера захлебнулись говном?.. Как бы я приволокла доску и два тяжеленных жилета? Я не геноморф-уничтожитель-танков! Нафиг они сдались, эти жилеты. Только мешают! Мир не любит трусишек, ему по нутру победители, – её голос становится похож на шипение змеи: – Что я с тобой разговариваю! Ты полетишь, вот и всё! Это уже решено!

Она хватает мою ногу и пихает в захват.

– Вторую поставишь сам! Я тебе не нанималась! В полёте, повторяй движения за мной, – в её глазах мелькает сомнение. – Ты вообще, летал на доске?

– Летал. Заткнись!

– Вот и отлично!

Мэйби ставит ноги в захваты.

– Жди! Взлетим, когда свалит полиция.

Верчу головой. Наблюдательный дирижабль не особенно близко…

– Ну?

– Что?

– Можно меня приобнять! Или хочешь разбиться?

Беру её за талию, и ховерборд поднимается в воздух.

Обычный антиграв с нейроинтерфейсом: мощный, бесшумный, простой в управлении – поле поддерживает с боков. У него лишь один недостаток – цена. Но деньги уплачены, пришла пора развлечений.

Мы скользим возле стен, окрашенных красным закатным солнцем. Резко снижаемся – так, что сердце падает в пятки. Проносимся под ажурными эстакадами, едва не касаясь опор.

Ветер свистит в ушах.

Надо признать, она неплохо справляется – будто только этим и занималась целыми днями. А ведь доски у неё вообще не было!

Она мчится прямо к зеркальной стене небоскрёба. Присев, наклоняется в сторону.

Вот сучка! Хочет разбить полем все окна на этаже! Тогда нас заметут однозначно, и штрафом уже не отделаться!

Изо всех сил луплю её кулаком в бок. Выходит скорее комично, чем больно. Но, ховерборд поворачивает.

Вот она, цель нашего путешествия – одинокая недостроенная высотка на окраине города. Будто огромный корабль, застывший в ожидании плавания по степным травяным волнам.

Мы приземляемся на крышу. Вернее, на пол последнего из построенных этажей – крыши у здания, пока что, нет. Повинуясь мысленной команде Мэйби, силовые захваты выпускают мои ноги, и я спрыгиваю с доски.

Крышу этот дом не получит – он ещё не родился, не вырос, но уже умирает. Из растрескавшегося бетона, как кости, торчат куски арматуры, стены покрыты потёками ржавчины и похабными рисунками. Ввысь уносятся опорные конструкции, которые уже никогда не будут удерживать новые этажи.

Заброшка.

А ведь, мы с этим домом похожи.

– Не иди за мной! – Мэйби скрывается за недостроенной стеной, оставляя меня одного.

Тут отвратительно…

Степной раскалённый ветер, дует ещё сильнее, чем на крыше «Aeon» – пусть она попробует поплеваться! Вихри играют разбросанным всюду мусором: упаковками, бутылками, стаканчиками.

За слабым мерцанием противопылевых полей, окружающих город, видна степь, далёкие ветряки, магистраль маглева, связавшая город и расположенный в океане астропорт.

Зачем я здесь?

Внутри закипает ярость…

Волоку ховерборд к краю крыши. Тяжёлая пёстрая доска подрагивает в руках, оставляя царапины на бетонном полу. Скрежет перекрывает вой ветра.

Сейчас прибежит! Этот звук нельзя не услышать.

Затаскиваю ховерборд на парапет и пинаю. Дальнейшая его судьба мне неинтересна, и вниз я не смотрю. Просто оборачиваюсь.

Ага! Примчалась! Ну, хоть шортики успела застегнуть!

– Знаешь, Кирилл! Наверное, здорово быть таким вот тупым ничтожеством! – Мэйби отводит ладони, сжатые кулаки назад, выставляя вздымающуюся от гнева грудь – невозможно не любоваться, чем я и занят. – Редкое сочетание трусости и равнодушия! Ты даже не осознаешь собственное убожество! Забрать свой подарок – это так по-мужски! И, знаешь что?

– Что?

Одним плавным движением Мэйби снимает свой топ. Подходит вплотную – так, что я слышу запах.

«Гуччи Раш-восемнадцать»?

Она наклоняет голову, щурит глаза.

– Ты смотришь совсем не туда.

Перевожу взгляд. В ложбинке, по центру груди, на сотканной из тысяч гранёных камушков сияющей цепочке, висит кулон.

На нём невозможно сфокусировать взгляд, невозможно понять, какой он формы. Просто сияние, сияние в чистом виде. Оно струится из глубины – кристалл не нуждается во внешних источниках света.

«Слёзы Ириды».

Не всякая принцесса может себе эти слёзы позволить. Готов поклясться – это единственное подобное украшение на Диэлли. Удивились бы жёны миллиардеров, узнав, что кулон их мечты, скрывается под замызганным топом исцарапанной нескладной девчонки!

– Это он подарил. Недавно, неделю назад. Со встроенным эмо-сканером. Сказал, что обязан знать, что я чувствую… И знаешь! Он никогда его обратно не заберёт. Я в этом уверена. Он меня любит!

С эмоциональным сканером?

Класс!

Не понять, что она сейчас чувствует – кристалл переливается всеми цветами радуги. И всё-таки, я замечаю преобладание оранжевого, сексуального.

Зря она мне его показала!

Тяну руку, пытаясь дотронуться до груди, не до кристалла.

Мэйби вспыхивает.

– Ты больной?! Ты хоть слышишь, что я говорю?! – она отворачивается и натягивает топ.

Вот идиотка! Будто можно что-то услышать, когда тебе демонстрируют такую шикарную, совсем не подростковую грудь!

– Больные! Все вы – больные! – она усаживается на бетонную плиту, лежащую вплотную к недостроенной стене. Прижимается к стенке спиной и поджимает ноги.

Я подхожу, и усаживаюсь рядом. Плита тёплая, и тут не такой сильный ветер.

Мэйби опускает голову мне на плечо.

– Хочешь, прочту стихи?

Не дождавшись ответа, она начинает:

«До залитой солнцем крыши

ветер доносит терпкий степной аромат…»

Начало не особенно складное…

Голос Мэйби дрожит от волнения. Она заглядывает в глаза, будто пытается разглядеть в них ответ на незаданный вопрос. Но видит, пожалуй, только растерянность.

Слова льются, цепляясь одно за другое, поток звенит весенним ручьём. С каждой новой строфой стихи становятся лучше и лучше, словно во время их написания поэт перерастал сам себя. Я со страхом осознаю, что Мэйби говорит не на универсальном, она перешла на другой язык – певучий и мелодичный. Разумеется, он мне не знаком – тем не менее, я всё понимаю.

Стихи совершенствуются… Они уже столь прекрасны, что их красота выходит за пределы моей способности её воспринять – и в голове возникает вакуум, пустота. Я чувствую себя так, как на Дзете – когда вглядывался во Тьму, тщетно пытаясь Её рассмотреть. В голове сами собой возникают строчки, не имеющие ничего общего со стихами, но в общих чертах предающие смысл – человеческая адаптация запредельного.

«Луна лишь одна. Остальные – её отражения…»

Что?!

Что это значит?

«Девушка-друг… Разве это возможно?»

Кто автор этих строк?

Они бы могли быть написаны мной, в них звучат отголоски моих чувств. Но…

Мэйби заканчивает:

«…облака-девушки и девушки-облака».

В стальных глазах стоят слёзы, она хлопает ресницами, и на щеках появляются серебряные дорожки.

Хмурится и отворачивается. Долго сопит.

Наконец, произносит:

– Красивые, правда? Пришли вчера от неизвестного отправителя. Как думаешь, Кир, кто бы это мог быть? С одной стороны – Вселенная велика, с другой – не так много хакеров на Диэлли…

Она думает, сообщение отправил я! И похоже, воспринимает как объяснение в любви!

Неужто она не осознаёт, что говорила сейчас не на человеческом языке? И вообще, в стихах говорится о «девушках», во множественном числе. Больше похоже на признание от девушки, а не от парня! Или даже, не на признание – на обращение к самой себе!

Я придирчиво смотрю ей в глаза. Она опускает взгляд…

Ничего Мэйби не осознаёт! Она уверена, что получила моё любовное послание. Есть только одно объяснение этой уверенности: ей очень хочется, чтобы всё было именно так…

И для чего мне её разубеждать?

Только любопытно, кто послал сообщение? Ошивающаяся поблизости хакер-девчонка, обожательница Мэйби, утратившая самоконтроль от её волшебной фигурки?

В эту версию сложно будет поверить. Стихи ни на что не похожи. Думаю, человек эти фразы, ни написать, ни запомнить не в состоянии, как не способен увидеть Тьму.

А Мэйби декламирует без запинки… Если бы с телефона, интерактивных очков или часов… Но она читает по памяти… На какое устройство пришло сообщение? Мэйби не говорила… Значит, в ней всё-таки чипы…

Кем бы ни был автор, он прав: девушка-друг – это невозможно! Особенно, если она выглядит, как модель – и плевать, что без уха, исцарапанная и худая.

С этим надо заканчивать. Если такая девчонка загонит тебя во френдзону – не выберешься уже никогда!

Как показала практика, можно слегка надавить – и она подчинится. Но ведь, не заорёшь на неё: «Раздевайся!» Может, кому-то она и позволит такое, но точно не мне. Рассмеётся в лицо и уйдёт, скорее всего – навсегда.

Нет, нужен другой подход, тоньше…

Как повезло со стихами!

Разглядываю торчащие из шортиков ноги.

Левую украшают тщательно выведенные золотистым маркером вензеля.

Когда она успела? Я спал без задних ног, а она, в это время, ноги раскрашивала?

Кожа на бёдрах – в мелких царапинках, будто от кошачьих коготков…

Кусты так не поранят. Странно. Никогда не видел её с котом.

В голове всё звенят стихи…

Да… Для кого-то, девушка – это аппетитная попка и грудь, кожа, кости, немного волос. А для кого-то – облако…

Кладу руку на внутреннюю поверхность бедра.

Мэйби закусывает губу.

– Не страшно по городу так расхаживать?

– Как?

– На тебе живого места нет – будто вылезла из измельчителя мусора!

– Издеваешься? Ведь так всё и было… А под камеры, я не суюсь… И вообще, девушкой восхищаются или молчат! Впрочем, это про настоящих мужчин, не про тебя.

– Я восхищаюсь.

– Чтобы девушкой по-настоящему восхищаться, нужно ничего от неё не хотеть. А у тебя текут слюни! Это – совсем, совсем другое.

– Безухий философ!

– Ха! Кто бы говорил! Хакер-поэт! Знаешь, я не комплексую. Новое ухо добыть – не проблема. А если, как у тебя – ума нет, ничего не попишешь!

– Есть чипы.

– Они тебе вряд ли помогут…

– А тебе? Тебе помогают?

Она отворачивается.

Угасающее солнце окрашивает багрянцем её белый топ.

– Угадал? Да, угадал… И зачем он это сделал? Нельзя ставить чипы в несформировавшийся мозг! Ты же растёшь!

– Не расту…

– Что?

– Что слышал! Я не расту. И заткнись!

Нежно кладу руку ей на коленку.

Она вздрагивает.

– Не надо. Это ему не понравится.

– Ты чего? Думаешь, за тобой микродроны слежения летают?

– Вряд ли… Но, он узнает. Ему про меня всё известно… Да! Он всё видит! Даже когда его рядом нет, даже, когда я одна!

– Откуда?

– Понятия не имею! – голос Мэйби срывается. – Но, это точно.

Дотрагиваюсь до царапинок.

– Что это?

– Не твоё дело!

– У меня от тебя нет тайн.

– А у меня от тебя – куча. Тайны привлекают, правда – отталкивает. Знай ты её – не стал бы со мной разговаривать… Поверь… Не пытайся понять девушку, ведь если получится – утратишь возможность её полюбить…

Она заглядывает мне в глаза.

– Думаешь, у меня стоят чипы контроля?

– Не знаю…

– Если так, то однажды – я тебя просто забуду, и всё! – её, без того осунувшееся лицо искажается ужасом. – Я не хочу!

Глажу внутреннюю поверхность бедра.

Мэйби не отстраняется, только кусает губу.

– Кир, это нужно точно узнать.

– Как?

– Просканировать! Меня… Вот я дура! Разгуливала вчера по лабораториям… Ведь минутное дело!

– Для этого подойдёт и обычный медсканер. Они встречаются на каждом шагу.

– Мне не встречаются!

Небеса пламенеют. Надвигается тьма.

– Не хочу тебя забывать… Не хочу терять… Чтобы не забыть, нужно… Нужно настоящее…

Вздрагиваю.

Вся смелость куда-то уходит.

Щёки горят. Потная ладонь сжимает коленку. Сердце стучит, будто на стометровке.

Кто мог подумать, что будет такая реакция!

Приходится повернуться к Мэйби спиной.

Я сосредоточено делаю вид, что изучаю особенности кучевых облаков, когда слышу возле уха сопение, а после – прикосновение воспалённых губ. Руки нежно ложатся на плечи, к спине прижимается горячее тело.

– Кир, я ведь давно тебя знаю. Давно люблю.

Поворачиваюсь и смотрю ей в глаза. Теперь, без страха и ненависти.

– Покажи мне его ещё раз.

– Конечно.

Она снимает топ, кладёт рядом. От груди исходит сияние – зелёное, цвета любви. Слегка наклонив голову, долго смотрит в глаза. Кулон разгорается ярче, добавляя к зелени апельсиновый.

Потом, не сказав даже слова, Мэйби начинает расстёгивать шорты.

И горячие нежные облака забирают меня без остатка.