Текст книги "Сорок апрельских дней (СИ)"

Автор книги: Сергей Савенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

Глава 10. Смерть

«5:18»

Затянутое тучами небо. Ни Венеры, ни звёзд. И рядом нет Эйприл.

«Фиест… Он сжёг столицу, со всеми людьми. Вот, что означает ядерный взрыв на стене!»

Кир натянул одежду.

Завтрака не было. Никаких вкусник®.

Консервы жевать не хотелось. Выпив воды, Кир вышел на крышу и начал спускаться по лестнице…

Окутанная утренним сумраком Станция выглядела мёртвой. Над землёй полз туман, перламутровый в неверном искусственном свете. Кир спрыгнул, и он разошёлся в стороны, а вверх взметнулись переливчатые живые щупальца.

«Что, если всюду несчётное количество наноботов, которые меняют конфигурацию Станции и создают новые вещи? Может, именно этот туман порождает монстров, наподобие Эйприл?»

Кир шагал, не видя земли, столь густым был бесплотный зыбкий покров.

«Нет, чепуха… Какие ещё наноботы!»

Она была там – сидела на арке, на том самом месте. На коленях спал кот, пушистый и белый, как сгусток тумана.

Кир присел рядом.

Наступал новый день. Над горами светилась грязная жёлто-багровая клякса.

– Я только вчерашней ночью узнала…

Кир промолчал. Он не злился, но не понимал, что тут можно сказать. И кому? Вдруг он беседует сам с собой!

– Кир, я знаю, о чём ты думаешь. Реальна ли сидящая рядом девчонка или опухоль давит на мозг.

«Ну вот! Мысли читает… Лишнее доказательство».

– Кир, очнись! Я не галлюцинация! А ты – жив!

– Жив? Что с того? Это ведь ненадолго. И – тьма.

– Нет никакой тьмы! Точно тебе говорю, я недавно оттуда!

Кир молчал. Он уже ни во что не верил. Из головы не выходил сегодняшний сон.

«Всё смешалось. Ночь и день, сон и реальность… Эйприл и Мэйби. Они и похожи, и разные».

Кир вспомнил, как Мэйби забавно сопела и хмурила бровки, когда пила чай. Так же, как Эйприл.

«Эйприл… Почему Гадес так назвал домашнюю сеть? Почему Фиест выкрикивает это имя во сне? И главное, какое отношение всё это имеет ко мне? Маньяки, драконы и чёрные валуны! Что всё это значит? „Здесь пролилась кровь мальчишки! Твоя кровь, Кирилл! И девчонки…“»

Кир разглядывал чёрные камни в бухте внизу, а на душе было так же черно.

«Что, если ни один из миров: ни дневной, ни ночной – не реален? Что, если я уже мёртв? Здесь всё как во сне, на тех же местах. Вот торчат из воды развалины астропорта, в котором Кирилл встретил Мэйби. Их связывает с руинами города нитка маглева – эстакады возвышаются над радиоактивной пустыней, среди покосившихся ветряков. Только планета другая – Земля, а не Диэлли. Но откуда мне знать, на какой я планете? „Земля“, „Диэлли“ – названия звучат странновато. Возможно, я сам их придумал».

Рука Эйприл тихо легла на плечо.

«Что, если мы сидели с девчонкой у этих камней, и нас сожрал кровожадный дракон Фиест – сбросив бомбы или подкравшись с ножом?

А может, я только ещё умираю. Лежу, возле чёрной воды, и агонирующий мозг проделывает все эти штуки! Вот отчего в сновидениях мне хочется пить – от потери крови! Может, рядом со мной, в багровой луже – Эйприл, Облако или Мэйби – кто знает, какая из них настоящая! И нет никакой вечно изменчивой Станции!»

Солнце, всё же прорвалось сквозь тучи. Засверкали огненные столбы, подпирающие свинцовые небеса.

«Прямо, как башни накачки…»

Эйприл встала и молча ушла.

«Кажется, я теперь понимаю, зачем появилась девочка с конопатым вздёрнутым носиком…

Постепенно, она забирает всё. Если это – лечение эгоизма, то весьма радикальное: без пациента нет и болезни!

Сначала она забрала будущее и прошлое. Потом – веру в себя, в людей, в человечество и науку. Забрала веру в то, что я – человек, в собственный разум и память, в реальность этого мира…

Вера! Именно её она и уничтожает – любую! А более, ничего.

Но разве даёт Эйприл что-то взамен? Нет! И с чем я останусь в конце? Ведь, по сути, вера лежит в основе всего. Человек ничего не знает наверняка: реален ли окружающий мир, реальны ли люди, реален ли он сам! В основе любого знания лежит допущение, аксиома, „здравый смысл“!

А значит, в конце не останется ничего! Эйприл отправит меня в пустоту – в ту, из которой она появилась. В пустоту, из которой, по мнению Эйприл, возникло всё. В пустоту, которая и есть единственная истинная реальность».

Фаза вторая: «Зверь». Глава 11. Луна

«Снятся ли андроидам электрические овечки?»

Филип К. Дик

Ночевать в Логово Кир не пошёл, он не смог бы заснуть. Вместо этого, мальчишка отправился в степь. Сначала забрёл далеко, но во тьме ужас усилился, и он вернулся на холм, с которого были видны освещённые ворота Станции.

За полчаса до полуночи из них вышла Эйприл – в лучах фонарей центрального входа блестела её пшеничная чёлка, на плече развалился котёнок. Она потрепала ягуара-шлагбаум, и, заметив силуэт мальчишки на фоне звёзд, отважно шагнула с освещённой дороги во тьму, немедленно обратившись в тень.

Луна выплёскивала на чёрные травы своё серебро. Кир сидел, боясь шевельнуться, и не мог оторвать от девочки глаз.

«Эйприл – тень, сгусток тьмы рядом со мной. Наверное, я и сам сейчас – тьма».

Рядом с ней, в траве проскакивали синие молнии – там сидел Облако.

– Какой небосвод! Красиво ведь, правда?

– Одна чернота…

– Какая ещё чернота? – удивилась девчонка. – Я про звёзды!

– Звёзды? Жалкие точки среди беспросветной тьмы!

– Кир… – Эйприл вздохнула… Ей и в голову не приходило, так думать о небесах. – Ведь тьмы не бывает, есть только фон, на котором зажигаются звёзды!

– Не всё ли равно…

– Если твоя жизнь разрушена, самое время закрыть глаза и поискать того, кто это сделал.

Кир молчал.

– Ты знал про опасность, по периметру Станции развешены сотни предупреждений. Но не слушал отца, жаждал знаний! Играл бы в саду, ничего бы с тобой не случилось!

– Какого отца? В каком саду? Всё враньё!

– Сад и сейчас на месте.

– Заброшенный и заросший.

– Он может ещё расцвести…

Они ушли далеко от обрыва, и ветер не в силах был донести сюда запахи океана, лишь щекотало в носу от горького аромата полыни.

– Эйприл, ты ведь пришла за мной?

– Нет.

– Тогда помоги.

– Кир, любой остолоп мечтает жить вечно и жаждет любви – безусловной, не за что-то, а просто. Такому не долго гулять на свободе… Но ты умный, и должен признать: всё это – пустые фантазии… В конце всегда будет грусть. А какая: светлая или похожая гнев и отчаяние, зависит лишь от тебя.

– Эйприл…

– О чём ты беспокоишься? Как можно боятся того, чего нет?

– Нет?

– Нет для тебя. Смерть лежит за границами опыта. Как только она придёт, ты исчезнешь. Тебе с ней не встретиться, жизнь – всё, что у тебя есть. Сейчас ведь ты жив?.. Жив! А непохоже! Ходишь, как зомби, каменея от страха. Если бы оставалось в запасе ещё триста лет – и тогда бы расстраивался?

– Несколько месяцев, вовсе не триста лет. Слишком мало… Будь у меня шанс…

– Людям всегда всего мало. Чем ты собирался заполнить долгие годы? Не стала бы жизнь пустой? Чтобы прозвучать, времени хватит. А шансы нужны лишь ничтожествам, недостойным даже единственной жизни.

– Тебе легко говорить, ты ведь не умираешь! А может, и не живёшь! – зло выкрикнул Кир.

– Это ты не живёшь! Прекрати убегать! Не приняв смерть, нельзя принять жизнь!

– Мне нужно время…

– Время? Оно убивает лишь тех, кто в него верит, – грустно сказала Эйприл.

Небо светлело, и очертания гор выступали отчётливее и резче.

«Эйприл утешала меня половину ночи…»

– Сколько тебе нужно времени? Сто пятьдесят лет, как всем? Но зачем? Насколько осмысленно бы ты жил, насколько ярко? Знаешь, когда люди жили лет тридцать, не было смысла тратить десятки лет на создание комфорта. Теперь люди находят это разумным, ради будущей счастливой и плодотворной жизни. Только время не обмануть – даже с идеальным здоровьем, в шестьдесят не захочется разрушать старое и творить. А дальше наскучит и жить. Груз воспоминаний тяжёл, и нет новых чувств – влюбится пятьсот раз за жизнь невозможно. Работа, пусть самая распрекрасная, надоест. А тело в полном порядке, ему жить и жить! И общество требует деятельности! Вот и живут, а правильнее сказать – существуют в ледяном застывшем кошмаре, старые душой и молодые телами, накачанные стимуляторами амёбы… – Эйприл провела ладонью по волосам. В полутьме вспыхнули белые искры. – Тоже так хочешь? Может лучше, забыть о страхе и начать жить сейчас? Ты зря тратишь время, а просишь ещё! Зачем?

– Зачем? – голос мальчишки срывался, в горле стоял ком, мешающий говорить. – А зачем я жил, для чего что-то делал? Рос, учился, общался… Бегал по лужам, разговаривал и мечтал…

– Я не знаю.

– Наверное, надо было сконцентрироваться на главном. Тогда удалось бы прожить более интересную жизнь.

– Нет, Кир. Прожить можно лишь ту, которая есть. Единственную, свою. Вспомни её, скоро некому будет уже вспоминать.

– Маяк не поможет? Он работает на уровне атомов, значит и опухоль сможет убрать. Или сделать новое, хорошее тело, а старое уничтожить.

– Нет.

По щекам покатились слёзы – разумеется, сами собой.

– Почему?

– Равновесие. У всего есть цена.

– Но я готов заплатить! Отдать всё, что угодно!

– Уверен? А что у тебя есть? Жизнь – это много, Кирилл. Очень много. Догадываешься, что нужно отдать, чтобы не нарушить баланс?

– Что? Что?! – Кир больше не сдерживался, а только размазывал сопли.

Эйприл положила руку ему на плечо.

– Ты устал. Отдохни… Мы вернёмся к этому разговору. Потом, ещё очень нескоро.

Взошедшее солнце осветило веснушки и спадающие на плечи огненно-рыжие локоны. Заблестели изумрудом глубокие, как лесные озёра, глаза.

– Держи! Твоя очередь греться.

Эйприл сняла жёлто-зелёную куртку – одну на двоих, и накинула мальчишке на плечи.

Когда, возвратившись на Станцию, они шли мимо антенного поля, Кир произнёс:

– Мне нужно немного побыть одному. Приду через час.

Эйприл кивнула.

В этом месте Кир терял чувство времени, потому заранее поставил будильник наручных часов. Откинулся назад, на грань пирамиды, и растворился в двух голубых бесконечностях – океане цветущего льна и просторе небес. Белое покрытие не нагревалось, зато прекрасно отражало солнечный свет, и мальчишка растаял в весенних лучах, исчезая…

Пронзительный писк разрушил хрустальные стены сна.

Пора! После приятной неги, в которой Кир не осознавал, кто он и что с ним происходит, столкновение с действительностью казалось адом. Он пожалел о своей слабости – о том, что позволил себе исчезнуть, забыть ужас своего положения.

Смерть!

Это не волшебное растворение в цветущей степи.

Ничто! Непредставимое ничто…

Было в сто раз хуже, чем до дремоты. Мальчишку трясло на тёплом ветру.

Кир понимал, глупо задавать вопросы вроде: «Отчего это случилось со мной?» Ответ и так был известен: «Почему нет?» Рано или поздно, исчезнуть придётся всем, привилегий тут быть не может. И всё же, захлёстывало отчаяние, и он вопрошал: «Почему я, это именно я? Отчего я не кто-то другой?»

Ведь иногда, быть собой по-настоящему жутко…

Крыша

– Скажи, разве тут плохо? Всё, как на ладони.

Ещё бы! Здание корпорации «Aeon» самое высокое в городе. И одновременно – самое необычное, выполненное в виде сверкающих рёбер, торчащих из громадного бассейна с густым бирюзовым гелем.

С него открывается потрясающий вид: небоскрёбы и взлетевшие над землёй на ажурных опорах транспортные развязки, многоярусные сады и острые шпили, а главное – набережная и океан. По левую руку – купола ферм, омываемые волнами, а совсем далеко, у самого горизонта – острова. Вращаются лопасти установленных в океане и встроенных прямо в дома ветряков.

Не скажу, что тут плохо. Наоборот, захватывает дух. Но…

Глядя на город с самой высокой точки, вспоминается сон. Сахарные дома и вспышка, что их поглотила. Благодаря странным снам, теперь мне известно, что это Фиест кода-то бомбил Диэлли. Давно, больше пятнадцати лет назад. Как раз, когда я родился…

Но почему мне всё это сниться?

От чёрного фотоэлектрического покрытия поднимается жар, и на носу уже висит капелька пота.

Тайком вытираю её ладонью. Хочется пить…

– Слишком тут жарко. На набережной можно было поесть мороженого, искупаться.

– Мы ещё не пришли! Во-о-н там будет отлично! – она указывает подбородком на куб опорной станции, увешанный блоками вентиляции. – Тень и ветерок.

Легко перемахнув через сетчатый забор, по свернувшимся толстыми змеями вентиляционным рукавам мы взбираемся на крышу станции и усаживаемся на парапет.

Бело-голубой алмаз солнца, зеркальные грани растворённых в золотой дымке небоскрёбов. А дальше – набережная, океан, паруса.

Тут в самом деле неплохо, под сенью огромной спутниковой тарелки: не жарко, а ноги удобно стоят на шкафах с трансформаторами. Солнечная тишина – лишь электрический гул, да пение ветра, зацепившегося за иглы антенн.

– Ну что? Я, как всегда, оказалась права?

– Надоела ты, со своим самомнением! На набережной всё равно лучше. Или в парке… Мороженого можно купить! – я пробую надавить на больное место. – Смотри, там работает мой отец! – показываю на соседний небоскрёб, тоже собственность «Aeon». Он меньше нашего. Но, как мне известно, намного важнее. Асимметричное здание, сложенное из сотен «перетекающих» друг в друга кубов. По заверениям рекламы, символ того, как идеи тысяч учёных перетекают в реальность.

– А что там у них?

– Лаборатории. В нашем, только администрация.

– Здорово дружить с хакером, способным выключить системы слежения! Одной мне сюда не попасть!

Не выключить, а обмануть. Сотрудники, мечущиеся в поисках неисправности, нам ни к чему.

Лёгкий ветерок сушит пот и ласкает тело. Становится совсем хорошо.

Я кладу голову девушке на плечо.

– Как думаешь, отчего птичьи гнёзда считают частью природы, а человеческие города – нет?

На меня вдруг накатывает странное чувство, что всё это уже было. Ветер, девчонка и этот дурацкий вопрос.

Дежавю…

Под ногами деловито гудят трансформаторы. Крышки шкафов вибрируют, расслабляя утомлённые мышцы, а я размышляю о том, как в благополучном обществе мог появится Фиест. Ведь он не пришелец! Что его сделало тем, кем он стал? Где скрыта проблема: в генах, в детстве?

Да уж! Если теория Мэйби верна, человек с подобным атавистическим поведением однозначно должен исчезнуть при перелёте. Хотя, гипертранспортом он и не пользуется – наверное, понимает.

Я растворяюсь в дыхании города: на песок накатывает волна и уходит обратно, вечер сменяет утро, а осень – весну, прибывают новые толпы туристов, и такие же толпы улетают назад. В небесах, едва не цепляя башни ретрансляторов животами, словно гигантские скаты, плывут полицейские дирижабли. Неторопливо вращаются лопасти ветряков, и в сотни раз медленнее – этажи.

Смотрю и смотрю на зеркальные грани, а глаза сами собой закрываются…

Катя

Взмахнув перепончатыми чёрными крыльями, Дракон начинает снижаться, и сквозь туман – плотный кровавый туман, проступает разрушенная, изувеченная и униженная Диэлли.

И она.

Девчонка среди развалин, раздающая флаеры редким туристам.

Год назад ей было тринадцать.

Я приходил сюда каждый день. Просто смотрел. Я видел много, много девчонок, но такой ещё не встречал.

Идеальной.

Как странно вдруг обнаружить среди грязи и пошлости совершенство.

И остаться.

Люди тенями скользили мимо неё, кто-то кривился – они не видели чуда.

Через пару недель я решился узнать её имя и возраст. Впрочем, всё это не имело значения.

Потом, много месяцев просто смотрел, сидя на тёплых бетонных плитах, сваленных возле недоразделанных тушек танков.

На Катю.

На её непредсказуемые движения – будто ветер носит по улице рыжий осенний листок, на выгоревшую красную футболку, на джинсовые шортики, на кроссовки, на ровные загорелые ноги, на тонкие пальцы, на вздёрнутый конопатый носик, на пирсинг – крошечный камушек в носу, на родинку на подбородке, на сияние огромных зелёных глаз и алый улыбчивый рот.

А когда уставал – поворачивался к облакам, зацепившимся за остатки домов, ржавым остовам кораблей в океане и разбросанным всюду обломкам андроидов.

Но не выдерживал даже минуты и снова смотрел.

Случалось, её забирал отец, а мне оставались только обломки.

Тогда, закрывая глаза, я снова смотрел на неё.

Я видел, как ветер играл её волосами, а она без устали отбирала их у него. Как закусывала губу, а после – тихонько облизывалась. Как маленький розовый язычок прилипал к двум верхним зубам, когда она говорила. Как, если прохожий ей нравился, глаза рисовали полукруг – снизу вверх, вскидывание бровей, улыбка, и лишь затем, взгляду вдогонку, поворот головы. Как она выставляла плечо, пытаясь заслониться от очередного излишне назойливого мужчины…

Обычно в голове не было мыслей, но изредка приходила одна: «До чего повезло мне родиться мужчиной – иначе, некем было бы восхищаться!»

От Кати мне ничего не было нужно, лишь восхищал факт её бытия в этом мерзостном мире.

Может, не столь он и мерзостный, раз порождает подобных существ?

Может, вся эта жестокость оправдана, необходима – чтобы расчистить дорогу таким или более безупречным созданиям?

Впрочем, я и представить не мог что-то полнее и глубже порхающего передо мной совершенства…

Я никогда бы не подошёл, ведь готов был сидеть на затерявшейся во времени улице шесть миллиардов лет. Но девочка оказалась не столь терпеливой.

– Привет! – она обнажила неправильно выросший клык.

Я улыбнулся в ответ – предельно благожелательно, как только умел.

Она испугалась, однако желание пересилило страх. Я её понимал, мне тоже нечего было терять.

– Ты для чего тут сидишь?

– Есть предложения?

– Может быть…

– Дурацкий бордель? – я кивком указал на флаеры.

– Нет, интересней.

– Связанные с тобой?

– Может быть… – она наклонила голову и облизнулась.

– Уверена?

– Ну б**ть, я ж говорю: «может быть…» Ты тупой?

Взглянув на облака – попрощавшись, они больше не были мне интересны, я взял её тёплую грязную руку.

– Жизнь – это танец. Пойдём, покажешь мне свой.

Её лицо осветила улыбка, уже настоящая – она обожала танцы, и я говорил на её языке.

С другой стороны улицы наблюдал тот самый мужчина…

Разумеется, это был не отец, перед смертью он мне в этом признался. Разумеется, она не была ни в чем виновата – это я сбросил бомбу, убившую её мать. Разумеется, это всё не имело значения.

Просто, она стала первой. Подонок, вырезавший сестрёнке глаза, не в счёт.

Дальше, всё поглотил плотный кровавый туман.

Глава 12. Змей

Высоко задирая длинные ноги, чтобы в кроссовки не насыпались прошлогодние семена, Эйприл неслась сквозь колышущееся разнотравье.

Кир, сидя на пригорке, не сводил глаз с хрупкой фигурки, порхавшей, как бабочка, над цветущей землёй. Конечно, он слыхал про гормоны и мог написать их формулы. Но всё равно, процесс, в результате которого, самый неинтересный объект во Вселенной превращается в самый захватывающий, казался ему волшебством.

«Совершенство! – подумал он и содрогнулся от понимания. – Ведь Эйприл, будто Катя из сна – только старше!»

По спине побежал мороз. Залитая солнцем степь показалась враждебной и мрачной.

«Новые выходки бессознательного или…»

Было понятно, что в происходящем есть некая тайна: Эйприл, персонажи снов и он сам, были загадочным образом связаны. Временами казалось: чуть-чуть, и головоломка решиться. Но, смысл опять ускользал…

Кир понял, что Эйприл ему не враг, забирает она лишь иллюзии, только враньё. А если у тебя отобрали иллюзию, разве можно сказать, что ты что-то утратил?

Отнять у него реальное – его «сейчас», его настоящий момент, гостья была не способна, как не мог и никто другой.

Он смирился, и отчаяние улетучилось, а на душе стало светло.

«Эйприл всё время врёт, но это не страшно. Любая девчонка – мираж. Она не со зла, у всех свои недостатки. Я, по её представлениям, эгоист и трус, но ведь она со мной дружит!»

Не добежав метров тридцать, девушка замерла и махнула рукой.

– Кир! Пошли, что-то тебе покажу. Что-то очень крутое!

Он остался сидеть, и ей пришлось подойти.

– Пошли!

– Зачем это мне?

– Люди не ценят того, что имеют, им хочется чего-то другого. Лишь с потерей придёт понимание.

– А у меня что-то есть? – ехидно спросил Кирилл.

– Океан, солнце, ветер и я!

Он усмехнулся:

– У меня и жизни-то скоро не будет.

– Откуда ты знаешь, что будет, что нет! – рассердилась девчонка. – Ты не в силах предугадать, что утратишь: жизнь, солнце или меня! Цени своё счастье!

– Счастье? – ехидно сказал Кирилл. – Его в этом мире нет!

– Ты просто не смотришь! Ты видишь только себя! Счастье звенит в весеннем воздухе, таится под замшелым камнем, прорастает первыми цветами. Плещется в луже, шуршит под ногами истлевшей листвой и наполняет сердце болью неразделённой любви.

– Ну и где же тут счастье?

Она встрепенулась.

– Да я ведь об этом тебе и рассказываю! Почему ты не слышишь?

Кусок чёрной ткани бесформенный грудой валялся в траве.

– Не слишком похоже на «что-то крутое»…

Эйприл свела к переносице рыжие брови.

– Я старалась полдня! Для тебя, в том числе! Чтобы ты не грустил!

Кир хмыкнул. В том, что Эйприл старалась его развлечь, он сомневался.

– Что же это такое?

Девчонка подняла ткань выше своей головы.

– Змей! Трюковой.

Неожиданно Кир догадался, что напоминает ему эта чёрная ткань.

Глянул на «парус», будто в нём можно было заметить пропавший кусок.

– Ты чего! Это же преступление! Вдруг Станция не сможет работать? Потеряют курс корабли, пропадёт гиперсвязь!

– Чепуха! – отмахнулась Эйприл. – Сам посуди, неужели Его Маячность позволила бы себя повредить? Я бы растаяла в воздухе! К тому же, я – проекция Маяка, я и «отец» – одно! А значит, творю его волю, и собственной у меня нет. Мне попросту в голову не придёт сделать что-то неправильное, – Эйприл кусала губу, пытаясь сдержаться – но, не смогла. Вешним ручьём зазвенел её смех. – Да и потом, я ведь на складе нашла эту ткань!

Кир вздохнул. Отлегло от сердца. Но всё же, решил слегка побурчать.

– Сложно представить, что такая сумасбродная лгунья как ты, с Маяком единое целое.

Эйприл упёрла руки в бока.

– Это ещё почему?

– Если бы он был похож на тебя, в Галактике воцарился бы хаос.

– Похож? С чего ты взял, что у Маяка есть желания и личность?

– Разве нет?

– Нет. Он себя не осознаёт. Ради других позабыл о себе.

– А у тебя?

– Что?

– У тебя личность есть?

– Тоже нет. Я нуждаюсь в чужой.

Кир придирчиво и нескромно оглядел Эйприл: от стройных длиннющих ног, до золотой макушки, и снова вздохнул.

«Такая красивая, и – пустая внутри! Вероятно, с красотками так и бывает!»

А я…

Кир попробовал глянуть назад, в глубины себя. Туда, куда раньше вообще не смотрел.

С чего он решил, будто там кто-то есть? Что, кроме тела, есть некий «он»?

Как ни присматривался, как ни искал, Кир не видел «себя». И это пугало…

– Эйприл, как считаешь, внутри я – пустой?

Взглянув на него удивлённо, и даже с опаской, девчонка сказала:

– Хотелось бы верить, что нет…

Пока Эйприл, путаясь в цепляющихся за траву верёвках, готовила запуск, Кир размышлял…

«Нет, между мной и этой девчонкой разница есть. Она чистый лист! Не пробовала себя в делах, не общалась с людьми – откуда возьмутся суждения о мире, и о себе? Я же – другой. Я жил много лет, и даже если забыл, что случалось, личность никуда не исчезла. Я знаю, кто я такой!»

Эйприл дёрнула леер, и в небо взмыл чёрный дракон.

Кир вспомнил её перепуганные глаза, когда он стащил с неё одеяло. В голове зазвучало: «Тебе приснился кошмар?»

Сердце забилось сильнее…

«Если Кирилл-из-сна подглядывает за Фиестом, почему Эйприл не может смотреть те же сны, что и я? Ведь они не мои, а навязанные. Возможно, их транслирует Станция – та самая, к памяти которой свободно подключается Эйприл!»

Он положил руку девушке на плечо.

– Этот змей. Он, будто чёрный дракон. Такой же, как на руке у Фиеста.

Эйприл даже не вздрогнула.

– Ну да… – ей давно наскучило притворяться. К тому же, человек так устроен: если подглядывает – мечтает оказаться замеченным, а если сделал какую-то гадость – жаждет об этом всем рассказать. Даже если человек этот – вовсе не человек, и не имеет отношения к приматам.

– Эйприл, разве друзья подглядывают?

– Ты о чём?

– О моих снах.

– С чего ты решил, что они твои?

– Так значит, ты смотришь не от лица Кирилла? От Мэйби?

Эйприл проигнорировала неудобный вопрос.

– Знаешь, я делаю это не по своей воле! Думаешь, хочется окунаться в кошмары?

«Да, не поспоришь. И всё же…»

В голову пришла настолько сумасшедшая мысль, что Кир сначала её испугался думать.

«Что если… Если мы с Эйприл видим сны Маяка?»

– Сновидения транслирует Станция? Что они значат?

Девчонка пожала плечами.

– Есть только день и ночь. Из миллиардов возможных миров, мы видим лишь два.

Эйприл нелепо дёргала леер, пытаясь заставить змея выполнить трюк.

– Не получается! Знаю, как надо делать – видео посмотрела. Но, не выходит.

– Знание – одно, умение – другое. – Кир встал у неё за спиной и взял девичьи руки в свои. – Смотри! надо! – их руки нарисовали в воздухе замысловатый пасс, и дракон сделал кувырок.

– Ты где научился?

– Ведь я был когда-то мальчишкой!

– Был? – улыбнулась Эйприл. – Наверное, очень давно?

Змей, повинуясь укротителям, сделал ещё несколько трюков.

«С настоящими драконами так просто не совладать, – грустно подумала Эйприл, – с драконами-людьми, драконами-идеями, драконами-воспоминаниями».

– Как ты его сделала? Он совершенен!

– Лишь потому, что рядом нет птиц. Человек создаёт только жалкие копии. Прекрасная музыка Баха куда хуже шелеста листьев и пения ветра.

– Что ещё за Бабах?

– Музыкант, давно позабытый.

– Животные – те же машины. Человек создаёт геноморфов, они – совершеннее их. А сам человек – просто робот.

– Не наоборот? Что первично? Это машины скопированы с животных! А ты, обнаружив сходство, вздумал назвать себя роботом. Машина – всего лишь пародия!

В вышине, рядом со змеем, мелькнула тень. Кир не поверил глазам.

– Это что?

– Стриж.

Он то пикировал на змея, то отдалялся. Теперь змей уже не выглядел совершенством. В сравнении с птицей он предстал тем, чем являлся – уродливой копией.

– Зачем нужны копии, если есть оригинал? – сказала Эйприл. – Теперь понимаешь?

– Да.

– Тогда закрывай глаза.

Кирилл послушно зажмурился. Лишь свист ветра, да подрагивание леера в руках.

– Зачем нужны копии, если есть оригинал? – снова сказала Эйприл. – Понимаешь?

– Нет.

Кир открыл глаза. Вновь целый мир ворвался в двери его восприятия. Солнце, степь и девчонка.

– Что ж, может, когда-нибудь… – загадочно прошептала она.

Кир отпустил руки Эйприл. Дракон спикировал и шлёпнулся на траву.

– Но откуда тут птица? На Земле нет животных!

– А откуда тут я? – вопросом ответила Эйприл. – Нет животных, зато есть Маяк!

– А! Так стриж был не настоящим!

Кир получил болючий тычок.

– Считаешь меня жалкой копией? – от злости девичьи глаза пожелтели, засияв янтарём.

– Нет! Вовсе нет! Ты – совершенство!

– То-то! – Эйприл окунула ладонь в ниспадавший на плечи огненный водопад. Раздался сухой электрический треск. – И стриж – самый что ни на есть настоящий!

– Только у тебя снова сползают гольфы.

«Да ведь это уже никакие не гольфы! Раньше они доходили почти до колена, а сейчас не закрывают полголени!»

Эйприл вздохнула…

– До чего же они надоели! Ножницы есть? Эти… – она достала из кармашка малюсенькие погнутые ножнички, – испортились, когда делала змея.

– Ножниц нет, но есть это… – на ладони мальчишки лежал складной тактический нож.

– Ого! Ты чего, убийца? – девчонка расхохоталась. – Ладно, давай!

Эйприл, скинув кроссовки, уселась в траву, стянула гольфы и отрезала верхнюю часть, сделав следки. Обрезки и нож протянула мальчишке.

– Держи, убийца, трофей!

Кир думал о снах и Фиесте. Ему было совсем не смешно.

Не весело было и Эйприл – она вспоминала о том же, и просто пыталась за смехом скрыть страх.