Текст книги "Сорок апрельских дней (СИ)"

Автор книги: Сергей Савенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

Свобода

Мы сидим на лавочке, в парке, напротив полицейского управления. Я вспоминаю увиденное во сне, и опадающие с деревьев белые лепестки кажутся снегом.

«Ненавистное время! Единственный настоящий враг. Но нет, я не отдам ему эту девчонку!»

Так вот, почему он их убивает! Не хочет менять, ему нужна только одна – навсегда. Но это невозможно, в его положении…

Значит, он ищет одну. Ищет… любовь? Ищет… как все остальные!

Вот и ответ на вопрос. Все в этом мире ищут только любовь, даже если считают, что находятся в поисках славы, успеха и денег.

Ищут любовь – даже, когда убивают.

Пустынный парк залит ярким полуденным светом. Ветер гоняет по белым дорожкам мёртвые лепестки. Застывший, безжизненный город…

«Ненавистное время! Единственный настоящий враг. Но нет, я не отдам ему эту девчонку!»

Время… В детстве оно было другом, позволяло расти, становиться сильнее. А на Дзете, вдруг показало оскал. Но даже, сложилось всё иначе, оно всё равно бы меня сожрало – у каждой вещи есть две стороны.

Как странно, что у меня и Фиеста – один враг на двоих…

Наконец, отец прерывает молчание… И говорит, говорит – словно давно уже ждал выяснения отношений.

– И что же тебя с ней связывало? – с каждым новым вопросом, отцовское лицо становится всё темней… Назревает гроза. В памяти всплывает лицо военного дознавателя, виденное во сне.

Но, если по-честному – финал был известен давно. Ещё на пляже я заподозрил неладное, и сделал свой выбор. Пришло время платить по счетам.

– Кирилл!

– Какая теперь разница? Она мертва.

– Кирилл!

– Любовь.

– Любовь?! Она даже не человек! Эту девчонку создали в наших лабораториях, и вовсе не для любви. Наоборот!

– Что с того? Хочешь сказать, она не способна любить?

– Способна. Как собака, которая лижет лицо, но по команде вцепляется в горло.

– Она не собака! Геном отличается от нашего на доли процента.

– Ты знаешь, что дело не в этом. Мне нужно знать все подробности. Во что ты ввязался?

– Тебя вдруг моя жизнь заинтересовала? Раньше ты вспоминал о том, что у тебя есть сын, только перед путешествием в следующий гадюшник… А о тонкостях жизни Мэйби – расспроси своего друга Фиеста!

За секунду отец стареет на сорок лет. Говорит отстранённо:

– С чего ты решил, что Фиест – мой друг?

– Но ты ведь не удивлён, значит имя знакомо.

– Кирилл, если я от тебя что-то скрываю, так – для твоего же блага. Не стоит выведывать информацию, способную разрушить всю жизнь. Тебе не понять, с чем я живу! И, в конце-то концов, без меня – ты был бы там, – он кивает на здание полиции.

– Да я бы вообще туда не попал! Без тебя у меня была бы счастливая жизнь!

– Не было бы никакой – люди не рождаются без отцов!

Он отворачивается. Ветер качает ветви деревьев. Я наблюдаю за игрой света и тени на тротуаре… Тень пока побеждает.

Отца я уже не боюсь, возмужал за эту весну. И гроза обходит меня стороной.

– Ладно, Кирилл. Мы не мальчишки, чтобы устраивать глупые перепалки. Пускай всё остаётся, как есть. Да и сказать по правде, заварил эту кашу именно я. Мне и расхлёбывать. Всё справедливо.

– Как ты меня вытащил?

Он удивлённо вскидывает бровь.

– Создание анонимного соединения – такое себе преступление… Местный уровень… А перед ведущим разработчиком «Aeon» открывается много дверей, – отец устало вздыхает. – Но, всё выходит из-под контроля… Одно дело – местная полиция, заметившая подозрительную сетевую активность, другое – сотрудники Комитета Безопасности с расспросами: как так выходит, что неучтённый боевой геноморф, выпущенный «Aeon», похищает сканер «Aeon», а перед этим на крыше корпорации происходит стрельба? И, кроме того, у него обнаруживается реверс-процессор – разумеется, от «Aeon». С одной стороны – уже назначены козлы отпущения, с другой…

– Козлы? Какие козлы? – перед глазами встают копошащиеся на листиках слизняки.

– Неважно… – он морщится. – А реверс-процессор – отдашь мне! Тебе он не нужен, после этой шумихи не выйдет его применить. Экземпляр Мэйби, к несчастью, уже в Комитете. В корпорации полетят головы. Впрочем, я вне подозрений. Пока…

– Отец? А в геноморфов встраивают средства наблюдения?

– Обычное дело… Тебе зачем? А, ты про это… – он ухмыляется, догадавшись. – Наплюнь, Фиест записи не хранит.

– Ведь это ты организовал похищение?

– Я только направлял. Продумывал детали Фиест. Работать должна была Мэйби, в конце-то концов, это её назначение. Одна, без школьника! Ты должен был загорать на пляжике, как всегда. Но у Фиеста к тебе есть определённые чувства. Некое подобие родительского участия.

– Должен же кто-то его проявлять. Так почему бы отцовскому псу не лизнуть сыну ногу.

– Он вовсе не пёс. Не делай преждевременных выводов.

– «Нейросканер» уже у тебя?

– У тебя.

– Понимаю…

– Понимаешь? Значит, не злишься?

– Злюсь. Я никогда не принёс бы любимую в жертву, ради того, чтобы жить самому. Но ты всё решил за меня.

– Опять за своё! По свету бродили бы тысячи Мэйби, если бы серия удалась. Могу выдать другую – потом, когда всё закончится. Один к одному, только с новенькой парой ушей. Не понравится – оторвёшь. А в качестве бонуса – чип управления единственной и ненаглядной. Удобно, поверь.

– Мэйби уже не вернуть.

– Кирилл, ты даже не понимаешь, почему её полюбил. Кого в ней увидел!

Я начинаю догадываться, о чём он говорит.

– Прототип? Кто её прототип?

Он молчит…

На меня накрывает волна отвращения.

Может быть, это не слишком логично. Я ведь знал, что он из себя представляет. Создатель Маяков, помогающих власти контролировать всё человечество. Разработчик оружия, способного сжечь население целых планет.

Главный убийца Галактики или главный работорговец? Не всё ли равно?

Наверное, мне раньше хотелось, чтобы он отомстил за меня повстанцам. Чтобы в хаосе под названием «жизнь», был хоть какой-нибудь смысл. Но теперь, когда я понимаю, что смысла нет, есть только хаос…

– Когда вы потеряли доступ к нейросети Маяка?

Отец удивляется.

– Да! Ты повзрослел, заработала голова. Теперь видно, что ты мой сын.

– Так когда? После того, как изменились конфигурации Станций?

– Нет. Сразу, Кирилл. А по большому счёту, мы его никогда не имели. С нами взаимодействует лишь небольшая часть сверхразума Маяка при помощи особого языка – технолингвы. Примитивный язык запросов на перемещение и создание кораблей. Других средств взаимодействия нет. Не желает Маяк с нами беседовать.

– То есть, вы построили нечто непонятное и неподвластное вам самим? Как же такое могло случиться?

– Тебе ведь известно, как на текущем этапе проводится научный поиск и разработка. Сложность современных систем – будь то звездолёт или ховерборд такова, что человек не в состоянии…

– Да, Мэйби мне всё это объяснила: вы сидите и ждёте, пока квантовая нейросеть изобретает за вас.

– Ну, не совсем так… Постоянно вносятся корректировки, иначе разработка зайдёт в тупик. Компьютеры не такие уж умные!

– Отец, не надо… Я разбираюсь в них получше тебя. Просто рассказывай.

– Ладно… В те годы, я был только начальником отдела. Здесь же, на Диэлли. Экспансия захлёбывалась – каждая человеческая колония была сама по себе. «Aeon» выкупил у военных машинное время – за городом, глубоко в горах, есть запасной командный пункт со сверхмощной квантовой нейросетью. ЗКП специально построили возле научных центров, чтобы нейросеть не простаивала без дела. Мы сформировали техническое задание на разработку прыжковой транспортной системы и запустили проект… И вдруг – мезонная бомбардировка и захват планеты повстанцами. Не до науки! Планету пришлось покинуть… Обработку задания не отменяли, ЗКП имеет собственный реактор и может автономно функционировать тысячи лет. Мы полагали, что скоро вернёмся. Вот только, отбить планету удалось лишь спустя два года, и всё это время корректировок никто не вносил. К моменту нашего возвращения разработка уже завершилась, но что разработала нейросеть, было загадкой. Предполагаемые характеристики потрясали, и мы рискнули – построили первую пару Станций. Остальное тебе известно…

– А почему эта история держится в тайне?

– Людям спокойнее думать, что всё под контролем, что движущая сила прогресса – человек, что правительству и учёным известна цель. Так уж устроены люди – им хочется сбросить с плеч груз ответственности, ни о чём не задумываться. И те, кто сможет дать такую возможность – найдутся.

– Ты?

– В том числе…

По комнате растекается золотисто-фиолетовое сияние. Будто каждый предмет нацепил на себя лучистую солнечную корону.

Царство вещей… Весь этот мир, в котором люди используют автомобили, андроидов, геноморфов и друг друга – настоящее царство вещей…

На закате портится настроение. Обманчивое утро обещает и манит свежестью, но к вечеру становится ясно – очередной серый день подходит к концу, не подарив ничего. Оттого, что дни на Диэлли бело-голубые, не легче.

Я взрослый. Что изменилось?

Я лишь понял, что мир – дерьмо.

Что люди – стадо животных, не мечтающих ни о чём, кроме удовлетворения трёх базовых потребностей. Что вокруг меня нет ни одного человека, которого хотелось бы видеть. И, что смотреть себе в душу и в зеркало – так же противно.

Что ложь – максимальное благо, ведь только она позволяет держаться. Чем больше правды, тем меньше желания жить. Правды о мире, о людях, и о себе…

Но ведь, были когда-то отважные мореплаватели, открывшие новые земли. Учёные, которые на последние деньги проводили исследования. Музыканты и художники, позабывшие примитивные удовольствия, ради того, чтобы дарить людям прекрасное. Врачи, заразившие себя смертельной болезнью, чтобы проверить действие новых лекарств.

Были ведь люди, отдавшие жизнь другим!

Наверное, нет. Не похоже. Не могли они просто исчезнуть, кануть в небытие.

Значит, и не было!

Всё враньё. Красивые истории, придуманные человечеством для самообмана.

Люди, которых я знаю, не летят открывать миры. Они сжигают освоенные планеты в топке войны. В бесконечной Вселенной им мало места. Они ничего не изобретают – за них всё делают нейросети. Убегая от страшного вопроса: «В чём цель?», они не желают жить собственной жизнью…

А может, и правильно?

Что я ищу? Ради чего страдаю? Что с того, что я не раб Маяка, как все остальные? Что с того, что у меня не стоит ВДК? Какой смысл в свободе, если утратил любовь? Что с ней делать, куда применить?

Наверное, в жизни есть нечто прекрасное. Не может быть, чтобы не было. Но если ты – именно ты, никак с ним не соприкасаешься, считай – его и нет!

Без любви, свобода – лишь бесконечная боль. Лучше уж, счастливое забытьё.

Вот оно – лежит на ладони, уместилось внутри маленькой керамической капсулы.

ВДК-100.

Нейроимплант, делающий тебя рабом Маяка. Либо, его неотъемлемой частью – если он так пожелает.

Отдать себя Маяку… Навсегда… Полностью, не оставив ни капли свободы.

Что ж, всё логично: ведь сегодня моё совершеннолетие.

Возможности мозга – ничто, в сравнении с потенциалом нейросети Маяка. Пусть решает, как жить, раз сам я не знаю.

Ну а мне… – я подключаю чип, – не нужны люди, не нужен мир, не нужна моя жизнь.

…

Тьма…

…

Свет… Я-Маяк, Маяк-Я – всюду. Я – нейрокомпьютер, разгадывающий тайны Вселенной и разрабатывающий новый, невиданный ранее транспорт. Я – автоматический завод, собирающий поезда. Я – парящий на магнитной подушке локомотив. Я – человек в вагоне маглева и телефон в его руках. Будучи ИИ телефона, я щупаю сенсорами окружение, анализирую, принимаю решения: «включить экран», «активировать голопроектор», «на основании предыдущих запросов пользователя, найти в Сети информацию». И всё равно, даже на столь примитивном уровне, я остаюсь Маяком.

…

Тьма…

…

Свет… По комнате растеклось золотисто-фиолетовое сияние.

Подхожу к окну, отдаю команду убрать жалюзи…

Город… Сотни этажей вращаются вслед за солнцем– вольеры, один над другим.

Я – животное, в одной из клеток.

Обжигающие желания и страсти – инстинкты, инстинкты. Нельзя слишком сильно их подавлять: инстинкт имеет приоритет над рассудком, он может полностью его отключить, и тогда – катастрофа. Не спасут никакие нейроимпланты.

Животные, животные… Люди и геноморфы…

И Мэйби – глупое, истеричное, озлобленное. Одно из стада.

…

Тьма…

…

Свет… Я – трубка, заполненная поглощённой из внешней среды, перемолотой костяными наростами пищей. Мышцы, сосуды, кожа.

Спереди – чувствительные фоторецепторы, анализаторы химического состава пищи, датчики колебаний воздуха. Искать, непрерывно искать – еду, самок, врагов. Сзади – отверстие для выделения отходов и двигательный аппарат.

Я – толстая трубка, пронизанная трубками несколько тоньше. Пульсирующими, заполненными красной питательной жидкостью… Пронизанная нервами. Спереди, под защитной костяной оболочкой, их целый клубок. Нейроны, глия. Переплетение аксонов с дендритами… Ага, вот где я прячусь! Вот где настоящий я!

…

Тьма…

…

Свет… Башни в закатных лучах.

Я – центр. Центр света, центр города, середина живого океана – волны счастья и боли, тонны гормонов и миллионы тонн крови.

Океан… Живой, клокочущий океан…

Непрекращающиеся химические реакции… Белки, аминокислоты. Натрий, кальций и магний. Кислород, водород. Вода…

Океан.

Как выплыть на берег? Чтобы остаться единственным на планете, в собственной одинокой Вселенной.

Нет, остаться вдвоём. С Мэйби.

…

Тьма…

…

Свет… Протоны, нейтроны и электроны. Еле заметные, среди пустого пространства. Нет, не пустого! Между ними – Тьма.

…

Тьма… Только лишь Тьма.

…

Шаг в пустоту

Огромная, но едва различимая в черноте фотоэлектрического покрытия вытянутая тень – скользит по крыше, и, вырванная раскалённым степным ветром из двумерной реальности, изгибается под прямым углом, превращаясь в своё гротескное отражение в мире людей.

В Змея. В меня.

Тень цепляется за разбитый участок, я опускаюсь на корточки, подушечки пальцев нежно ласкают тончайшую паутину трещин, отмечая малейшие шероховатости.

Ага!

Приглядываюсь… Достав застрявшую белую нитку, прячу в карман.

По гулким коробам вентиляции забираюсь наверх, на крышу опорной станции.

Я видел это место глазами Мэйби. Пришло время взглянуть самому.

Вот они – белые полосы от подошв, на крышках шкафов с трансформаторами. Тут она сидела, глядя на город, строила глупые планы, сучила ногами, когда Кирилл призывал её к благоразумию.

Кирилл… Что теперь будет с ним?

Двигаю подошвами, пытаясь постичь её чувства, но ничего не выходит.

Туфли оставляют жирные чёрные линии, зачёркивающие едва заметные белые…

Город тает в фиолетовой дымке. Золото закатного солнца подсвечивает растрёпанные облака, разбивается гранями небоскрёбов и бежит танцевать в океанских бликах среди парусов.

Обычный для Диэлли закат – фиолетово-золотой.

Для того, что сейчас случится, скорей подойдёт пылевой, кровавый.

И всё-таки, бурю я ждать не стану, ведь жизнь – не кино. Возможно, игра – смехотворная и нелепая. Но, не кино. Значит, сойдёт и так.

Сахарный город – приторный до отвращения деликатес, а мне нужна горечь.

Стало понятно, что отбирать жизнь – недостаточно, ведь не с этого всё началось, здесь, в этом городе, шестнадцать лет назад.

Всё началось с пустоты…

С Кати…

То, что не можешь иметь – хочется уничтожить, чтобы оно не терзало. Но кровоточащую дыру – там, где должна быть любовь, ненависть не заполнит…

Смерти, смерти… Всё необычней, всё жёстче.

И вдруг оказалось, что некуда дальше идти – ведь у жестокости есть свой предел, а пламя в груди – там, где дыра, лишь разгорелось и требует новую жертву.

Не такую, как все остальные, другую…

Дракон больше не улыбается, не изрыгает пламя.

Он думал, что ищет девчонок, не понимая, что ищет любовь – и растоптал единственное создание, способное доставать чудовищ из ада. Единственную девчонку, что могла бы его наполнить, спасти. Ведь кроме неё – его никто никогда не любил.

Мэйби…

Всё вернулось к тому, с чего началось. Круг замкнулся, и огнедышащий змей подавился своим хвостом.

Вселенная по-своему позаботилась обо мне, даровав Мэйби… Или, это сделал Маяк?

В добренькую Вселенную, в ласковый Маяк, мне не поверить. Равно, как в дружбу с Гадесом.

Нет, у меня была лишь эта девчонка.

Накручиваю нитку на палец. Теперь она навсегда рядом с Драконом.

Вот и всё, что у меня осталось.

Нюхаю, лижу языком. Нитка оказывается солёной.

Мэйби… Катя…

Делаю шаг вперёд, в пустоту. Она давно меня ждёт.

Глава 26. За принцессой!

Сон рассеивался.

На границе восприятия, на периферии, Кир начинал осознавать кто он, где находится, и что его ждёт.

Нет!

Он отчаянно сопротивлялся попыткам реальности разорвать блаженную пустоту незамутнённого сознания.

Писк будильника окончательно разрушил иллюзию… Или создал, как посмотреть…

Надо было вставать. Но зачем? Раньше рядом была девчонка. А теперь…

Стоп! Он знал! Знал, где Эйприл. В горах, возле озера!

Кир вскочил и забегал по комнате, безуспешно пытаясь найти штаны. Потом увидел, что он их не снимал.

«Но ведь она так далеко!» – Кир опустился на стул. За степью, за городом… А ещё подниматься в горы!

Взгляд зацепился за валявшийся под диваном ховерборд.

«Лететь на нём? Чтобы он внезапно исчез, а я превратился в лепёшку?»

Кир вздохнул…

«Да!» – он сердцем чуял, что Эйприл в опасности. А значит, лететь нужно немедля.

Кир поднял доску, вышел на крышу. Улыбнулся, осознав, что впервые в жизни принял нелогичное решение.

И в первый раз почувствовал себя живым.

Эйприл набрала на контрольной панели центрального шлюза: «1.009809» и поднесла модель глаза.

Экран стал зелёным. Замигали проблесковые маячки, и бронеплита уехала в сторону. За ней оказалась вторая – едва она начала движение, девчонка юркнула в щель и оказалась на горной дороге.

Эйприл подошла к обрыву. Далеко внизу были разрушенные лаборатории в окружении ветряков и развалины небоскрёбов. А далеко-далеко – колыхались в степном жарком мареве контуры Станции.

Она обернулась. Замаскированная под скалу наружная плита была полностью распахнута, а внутренняя почти закрылась. Застыв, Эйприл рассматривала рисунок: три шестёрки по кругу – лепестками цветка, и чёрный дракон, вцепившийся в красного ягуара.

«Красный? Где они таких видели… Хотя, до недавнего времени, я была уверена, что и драконов не существует».

Над рисунком была уже знакомая надпись: «MAYBE-17».

Эйприл подняла взгляд ещё выше, на алые горы.

«Красный снег! Что это значит? Безумие!»

Память, общая на двоих с Маяком, среагировала на вопрос, мгновенно выдав ответ: «Хламидомонада снежная. Водоросль с красным пигментом».

Эйприл пожала плечами.

«То, что на первый взгляд кажется безумным, всегда имеет скучную причину».

Она развернулась и зашагала вниз по разбитой дороге, любуясь первыми жёлто-красными осенними деревьями.

Кир перелетел через залив, промчался над садом и домом смотрителя. Снизился и понёсся над эстакадой маглева. Вдалеке вырастал город.

Под доской мелькали бетонные плиты.

Кир представил, как ховерборд исчезает, а он падает на эстакаду. Как, ломая кости и сдирая плоть, катится по бетону. Стало невыносимо страшно.

Он резко вырулил вправо, пронёсся над степью, лавируя среди полуразрушенных ветряков, и вылетел к обрыву. В этот момент ховерборд исчез.

Только что под ногами была доска, а теперь – только камни.

Пролетев по инерции над обрывом, Кир упал в океан. Удар о воду был столь силён, что на секунду мальчишка лишился сознания. Наглотался воды, всплыл, кашляя и отплёвываясь.

Берег в этом месте был совсем невысокий – метров десять. Не то, что скалы на Станции.

«Вполне можно попробовать вылезти».

Он погреб к берегу. Сзади раздался всплеск – в этот раз ховерборд шатался по невероятности недолго.

«Достать? Не выйдет, он слишком тяжёлый!»

Кир выбрался из воды на узкую полоску камней. Снял и отжал одежду, вылил воду из кроссовок. Снова оделся и полез наверх.

Известняк предательски крошился под пальцами.

«Невысоко, только толку! Тут не залезть!»

Кир задумчиво посмотрел в одну сторону, в другую…

«До Станции недалеко. Возвращаться, переплывать залив, взбираться по лесенке и всё начинать сначала? А Эйприл за это время может погибнуть! Или идти на восток, рискуя не выбраться наверх? Кто знает, что там впереди?»

Риск был не в его характере.

Раньше… Похоже, всё изменилось. Он решительно зашагал на восток.

Солнце прошло зенит и стало спускаться, а стена известняка всё тянулась, изредка становясь то выше, то ниже, но оставаясь всегда неприступной.

Кир всерьёз начинал беспокоится. По его расчётам, он уже должен был добраться до города и выйти на набережную.

Если она, конечно, была… Когда-то давно он уже захаживал в город, но до побережья не добирался.

Кир промокнул пот на лбу рукавом. Солнце палило не по-весеннему, а океанская соль разъедала обожжённую кожу.

Дорогу преградил утёс. Пришлось снова лезть в воду, но выбираясь на берег Кир об этом уже не жалел – за утёсом была долгожданная набережная. Вдалеке виднелся порт с торчащими из воды ржавыми остовами кораблей.

Подняв голову вверх, Кир обомлел. Снежные шапки были не белого цвета, а алые – будто острые пики пронзили небесную твердь, и по склонам потекла, заструилась, кровь.

Мальчишка взобрался по источенным прибоем обломкам плит на прибрежную площадь. Пейзаж поражал: над головой, закрывая полнеба, высились поросшие травой и деревьями остовы небоскрёбов, а между ними, над засыпанными обломками улицами, висели части ажурных эстакад.

Сбивая семена с кустиков засохшей травы, Кир пересёк площадь. Обошёл стороной дискообразное здание, стоящее лишь на центральной опоре-ноге – три других были разрушены. Миновал второе – похожее на поставленную на ребро монету. И зашагал городскому проспекту. Предстояло найти эстакаду маглева, дойти по ней до разрушенных лабораторий и выбраться на уходящую в горы дорогу. Кир понимал, что это будет непросто: улицы были завалены фрагментами зданий и заросли деревьями и кустами.

Углубившись метров на сто, он понял: через центр ему не пройти. Придётся обходить через портовый район.

Он повернул назад.

Эйприл спустилась в долину.

Извилистый горный серпантин распрямился. По правую руку зияли пустыми глазницами выбитых окон руины научных лабораторий. По левую возвышались над лесом исполинские ветряки – покосившиеся, со свисающими обломками расслоившихся лопастей. Меж ветряков стояли огромные «деревья» с конусами солнечных панелей на «ветвях».

Палило солнце, и глаза разъедал пот.

В изнеможении Эйприл села на потрескавшийся тёплый бетон. Вытащила фонарик и положила рядом с собой.

«Может, вообще его выбросить?»

Достала из кармашка кусочек драконьего когтя – всё, что осталось после слияния. Напоминание о том, что прошлое теперь – её неразрывная часть. А значит, оно больше не сможет её преследовать.

Эйприл понимала, что это лишь начало пути. Она вобрала в себя насилие, клёны и страх. Но по-прежнему не понимала, кто же она такая.

Вспомнилась Мэйби. Потом, мумия в красном ошейнике… Верить Эйприл не умела, поэтому обе истории про девчонок с яхты «Зимнее солнце» казались ей чепухой.

Нужна была правда. Которая, как Эйприл уже догадалась, связана с лабораторией в скалах. Но в ней она уже побывала.

Бродить по пустым помещениям до скончания веков? Эйприл в этом не видела смысла. Пусть всё идёт, как идёт. Правда, если её вообще возможно узнать, непременно откроется.

А главное, нужно было помочь Кириллу.

Позади остались руины складов, гнилые контейнеры и портовые краны, воткнувшиеся носами в воду, будто на водопое. Теперь Кир шагал по проспекту – широкому, ветреному и почти не заросшему зеленью.

Взгляд зацепился за покорёженный танк. Кир вздрогнул и обернулся, смекнув, что он его уже видел.

Так и есть! Вот они – остовы кораблей в океане, изувеченные танки и оплавленные фонари.

Этот пейзаж он видел во сне.

Кир подошёл и присел на плиты, на которых сидел Фиест. От бетона исходило тепло, и мальчишке казалось – ещё миг, и он увидит, как ветерок треплет рыжую чёлку, а девчонка в затёртой красной футболке сузит глаза:

– Ты зачем тут сидишь?

Но ветер носил по перекрёстку лишь пыль.

Вдруг Эйприл поняла: рассматривает Коготь не только она. Рядом был кто-то ещё.

Она вгляделась в дрожащее над щербатым бетоном жаркое марево. Вдалеке, колыхалась тень. Она росла, превращаясь в искажённую восходящими потоками кляксу, которая обрела очертания человеческой фигуры.

Кирилл!

Забыв про усталость, Эйприл вскочила и побежала навстречу. Она хотела кинуться на шею, но мальчишка предупреждающе выставил руку.

Она встала, как вкопанная, гадая, что же не так.

Кирилл подошёл вплотную.

– Что это? Покажи!

– Ты про Коготь? – не понимая зачем, Эйприл завела руку с Когтём за спину.

– Эй! Ты чего! Дай сюда!

«Кирилл бы так не сказал!»

Она присмотрелась…

Контуры тела дрожали, плыли, менялись.

Это был не Кирилл. Прямо перед ней, в жарком дрожащем воздухе, висела Тень.

– Ты – не Кирилл!

Вокруг девушки разгоралось сияние. «Мальчишка» наклонил голову и прищурился.

Эйприл уже была цельной, и Тень это знала. Потому не напала, а попыталась её обмануть. Но теперь, когда ложь раскрылась, Тень ударила. Она не боялась: девчонка, даже с драконом внутри, была намного слабей.

Эйприл почувствовала, как грудь взорвалась болью, словно от удара огромной кувалдой, а ноги оторвались от бетона. Пролетев по воздуху метров пятнадцать, Эйприл упала спиной на бетон.

По красному небу плыли красные облака. Совершенно некстати вспомнился Кир, после выстрела из воздушной пушки улетевший с велосипеда, и девочка по имени Облако, распахнутыми глазами глядящая в небеса.

Эйприл перекатилась на живот и встала на четвереньки. Из сломанного носа на бетон хлынула кровь.

«Кирилл» приближался. Эйприл подползла к краю дороги и скатилась в кювет.

– Куда это ты собралась? Ведь ты понимаешь – тебе не уйти! – мальчишка захохотал, наслаждаясь силой и безнаказанностью.

Эйприл вскочила и побежала. Ноги попадали в ямы и подворачивались.

Впереди был кустарник. Она оглянулась.

«Кирилл» спустился с дороги и неспешно шагал за ней.

Зажмурив глаза, она с разбегу вломилась в зелёную стену. По лицу ударили ветки. Эйприл упала и поползла по колючему лабиринту.

Кустарник закончился, и она снова вскочила. Перед ней был остов исполинского ветряка с распахнутой дверцей внизу.

Она забежала вовнутрь, взялась обеими руками за ручку и попыталась закрыться. Дверь скрипнула и с грохотом шлёпнулась на отмостку. Со стороны кустов донёсся издевательский смех. Ветки зашевелились, и появился улыбающийся «Кирилл».

Эйприл обернулась. К генератору вела ржавая винтовая лестница. Девчонка помчалась наверх.

При каждом шаге со ступенек осыпалась ржавчина и разносилось многократно усиленное эхо. Казалось, старый ветряк вот-вот рассыплется. Эйприл неслась, не обращая внимания ни на эти жуткие звуки, ни на хохот внизу.

Чем ближе была вершина, тем дряхлее становились пролёты. Когда изъеденная дождевой водой площадка с установленным на ней генератором была уже в нескольких метрах, под Эйприл лопнул трухлявый металл.

В последний момент она зацепилась за ступеньки руками и взобралась на площадку. Люк в крыше ветряка заржавел. Но он и не требовался – всюду зияли огромные дыры. Через одну из них Эйприл выбралась наверх.

Ветер бил в лицо. По далёкому океану бежали барашки.

«И что теперь? Я сама себя загнала в ловушку!»

Внизу грохотало.

«Всё. Это конец».

Эйприл посмотрела в другую сторону. Мимо ветряка, по дороге шагал Кир.

– Эй! Я здесь!

Кир не услышал.

– Кир! Кир! – она замахала руками и запрыгала на месте.

Сталь загрохотала и лопнула. Эйприл провалилась по пояс. Пальцы скользили по ржавому металлу, размазывая кровь.

Кир задрал голову.

«Только бы не сорваться вниз!»

– Я здесь!

Наконец, мальчишка её заметил. В тот же миг грохот и смех прекратился.

Когда Эйприл спустилась, Кир был внизу. В руках он держал фонарь.

– Ты потеряла? А на ветряк зачем забралась? Жить надое… – глаза мальчишки вылезли из орбит. – Ты вся в крови!«

– На себя посмотри! – Эйприл села на отмостку, прислонившись спиной к ветряку.

Кир последовал совету девчонки.

«Ну да! Видок не особо…»

Кроссовки были в пыли, одежда задубела от соли – фотокаталитическая ткань не успевала очищаться, ссадины на сгоревших руках воспалились.

«А я ещё не вижу лица!»

Кир опустился на колени перед девчонкой.

– У тебя сломан нос. Задери голову и пальцами зажми! Что случилось?

– Дапала День, – прогундосила Эйприл.

– Тень? Напала? Значит, она рядом? – Кир закрутил головой.

– Де бойзя, да дебя ода де дападёд. Ды зильдее.

– Я сильнее её? С чего ты взяла?

– Здаю.

– А кроссовки откуда?

– Де двоё дедо! Дай бде абулед!

– Олень пропал! Я проснулся, а его уже нет.

– Бдохо! Гаг мне деберь не умередь?

На Кирилла нахлынуло запоздалое понимание: «Жива! Эйприл жива!»

Он глядел, и не мог насмотреться. Тонул в глубине её фиолетовых глаз, гладил спутанные, перемазанные в крови белые волосы и такие же белые брови.

Она не сопротивлялась.

Потом, стыдясь изливающихся слезами чувств, он обнял девчонку и уткнулся носом в плечо. Её тело было куда горячее, чем раньше.

Через десяток минут Эйприл убрала пальцы. Кровь уже не текла, зато под глазами набухали огромные синяки.

«Интересно, на что, в самом деле способно это создание?» – подумал Кирилл. Он живо представил, как Эйприл отращивает откушенную руку. Меняет форму, превращаясь в огромного паука с мощными челюстями…

Девочка шмыгнула носом, и наваждение прошло.

– А ты живучая! Вот только, почему тебя не починит Маяк?

– Он сам поломан. А мы далеко.

– Значит, надо идти.

– Да. Помоги…

Обняв плечи Кирилла рукой, Эйприл встала. Мальчишка положил руку на её талию.

– Ты сможешь идти? – от волнения голос дрожал.

Эйприл убрала его руку и отодвинулась.

– Могу! Причём, сама!

Слегка пошатываясь, зашагала к дороге. Кир двинулся вслед.

– Какой я дурак! Даже воду не взял!

– Ничего. Я позавтракала.

Когда они вышли на дорогу, Эйприл ускорилась. Кир еле за ней поспевал, он уже порядочно измотался.

– Как же тебя сюда занесло? Где ты была?

– Искала себя.

– Я серьёзно!

– И я.

Кир насупился и запыхтел.

– И что? Видела что-нибудь интересное?

У Эйприл перед глазами возникла комната, залитая кровью, и лежащий на ложементе Кирилл.

– Нет, ничего… – и добавила, заметив, что Кир разозлился: – Фиест работал на правительство, – она переглянулась с мальчишкой. – На правительство, военных или учёных… Точно не знаю. Да и не всё ли равно? Геноморфы нужны всем, а для их производства требуются прототипы.

– Дети? Но почему?

– Ребёнок ещё «чистый лист». Можно скопировать личность в суперкомпьютер, создать симулятор реального мира и управляющими событиями корректировать личность, придавая ей требуемую «форму».

Кир долго молчал.

– И что же, по-твоему, переносят из человека в симулятор?

– Как, что? Личность! Мозг – матрица, в которой в ответ на воздействия среды формируются новые связи. Нейросеть работает так же. Вот и «отражают» в ней состояние мозга конкретного человека. А после – изменяют, как захотят. Конечно, до некоторых пределов.