Текст книги "Сорок апрельских дней (СИ)"

Автор книги: Сергей Савенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)

Глава 20. Ягуар

Кир проснулся без будильника, посреди ночи. Поднялся и вышел на крышу. Проходя мимо Эйприл, бросил на неё быстрый взгляд. Она почувствовала, на миг открыла глаза – и снова зажмурилась, делая вид, что спит.

Стояла насыщенная звуками ночной жизни тишина – степь пищала, выла и ухала. В прозрачном куполе Логова отражались кроваво-красные заградительные огни. Вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли… А в небе сияли серебристые облака.

Кир стоял очень долго, но в голове не было даже единственной мысли. И не было чувств.

Когда тело от холода стало трястись, он вернулся в кровать и пролежал до рассвета.

За завтраком он молчал, а Эйприл не задавала вопросов, лишь изредка бросала на него осторожные быстрые взгляды.

«А ведь, в чём-то он прав, – Кир жевал омлет, не чувствуя вкус. – Нужно поменьше слушать девчонок. Эйприл врёт, а я уши развесил. Теперь ещё и… А пока мы целуемся, разглядывая закат, от Станции ничего не останется… Или она станет настолько чужой и враждебной, что на ней мне не будет места! А в степи я погибну… Да ведь эта хрупкая девочка меня убивает!» – от запоздалого понимания по ногам заструился холод.

Эйприл шмыгнула носом. Кир вздрогнул.

– Извини… – прошептала девчонка. И тут же, шмыгнула снова. Встала, вытерла несуществующие сопли, проведя под носом рукой. Стараясь не встретится взглядом с Кириллом, унесла его пустую тарелку.

«Нет, ей нельзя доверять…»

Спускаться по лестнице было почти невозможно – ступеньки покрылись скользким птичьим помётом. Не желая уступать дорогу и раздражённо воркуя, под ногами бегали голуби. Взлетали они только в последний момент, хлопая крыльями по лицу и раскидывая грязно-белый пух.

Кир не выдержал.

– Ты можешь, хотя бы, убрать голубей?

– Но Кир… Я здесь не при чём… Почему ты не веришь?

Эйприл снова шмыгнула носом и закусила губу.

Железо и бетон покрыл мох, из которого росли деревца и кусты. В переплетении ветвей прыгали юркие воробьи, а по мху сновали суетливые мыши. По испещрённой тысячей нор земле скакали зайцы, рядом фырчали довольные сытые лисы. При каждом шаге, из травы выпрыгивали кузнечики. Под облаками кружили орлы.

Жизнь была всюду. Казалось, Станция заразилась болезнью.

Когда они подошли к опоре арки, Кир посмотрел на перемазанные в помёте ладони и пробурчал:

– Я никуда не полезу.

– Кир, смирись… – произнесла Эйприл, и, перехватив гневный взгляд Кирилла, затараторила: – Я тут не причём! Просто хочу помочь! Кир, тебе не справится с Маяком. Если Станция стала такой, придётся привыкнуть. Чем больше ты будешь сопротивляться, тем будет больней!

– А зачем она такой стала? Что за странная новая конфигурация?

– Кир, ну откуда мне знать? Возможно, Маяк восстанавливает планету, воссоздаёт жизнь…

На губах мальчишки заиграла кривая усмешка.

– Ну конечно! А мы – прародители нового человечества! Я-то раздумывал: зачем Маяк выдал девчонку?

Эйприл смутилась.

– Кир, ну зачем ты так…

– Затем! Не неси чепуху! Думаешь, я поверю в твои сказочные истории?

– Кир, сядь… Вот сюда… – Эйприл взяла мальчишку за рукав и усадила на покрытый белым пластиком куб. На рукаве остались пятна помёта. Кир брезгливо поморщился. Девчонка уселась рядом.

– Кир, ты только не злись… Пойми, тебе нужно взрослеть… Будучи ребёнком, ты обладаешь всем миром. Ветер, солнце, облака – всё твоё… Но однажды, ты забредаешь в соседний двор, и, утирая первую кровь, начинаешь подозревать, что миром придётся делиться. Начинаешь делить мир на хорошее и плохое. Уверяешься, что в нём существуют вещи полезные и – совершенно не нужные. Принимаешься бегать от «плохого» и стремится к «хорошему». Приходит время бесконечной борьбы. За девушек и за место в стайке. За ресурсы – нахапать и удержать… И ты видишь, что раньше у тебя был целый мир, а теперь нет даже маленького кусочка. У тебя отобрали всё… И начинаешь ненавидеть тех, кто это сделал. Тех, кого ты повстречал в соседском дворе, и тех, кого встретил позже. Всех – всех людей. Захлёбываешься от ненависти и выгораешь. Не остаётся ничего – ни смысла, ни чувств…

Эйприл умолкла. Кир ждал продолжения, но его не последовало.

– Так в чём суть?

Девчонка вздохнула.

– Ты ведь узнал себя?

– Допустим… И что?

– Кир, единственный выход – всё отпустить. И мир будет твой – целиком, как в детстве. Ты сам станешь им… Ведь почему в детстве было так хорошо? Потому, что ещё не было так много «тебя»!

Кир встал. Попытался убрать с рукава помёт, но только размазал.

– Знаешь, не нужны мне твои истории.

Кир долго бродил по изменившейся до неузнаваемости Станции.

Когда-то лишь камеры отслеживали передвижение мальчишки. Потом, даже у них он перестал вызывать интерес – и камеры задремали, склонив серебристые головы.

Теперь всюду были глаза, уши, носы. На Станции не было места, где за тобой не следили бы сотни существ, всех размеров и форм. Большие и крошечные, пушистые и безволосые, опасные и безобидные.

Глаза, глаза, глаза… Никуда от них было ни скрыться.

И, этот запах… Мускусный, насыщенный, звериный…

Казалось, он всюду… Причём, рядом с Эйприл, он даже усиливался – забивая её собственный запах цветов и травы.

Запах… Он исходил даже от себя самого.

От него было невозможно сбежать, как не сбежать от своих собственных глаз, ушей или носа. Не сбежать зубов, вырывавшихся из плоти костяными наростами: язык – обитающее в пасти неугомонное розовое животное, только и делал, что к ним прикасался.

Но, можно было сбежать со Станции – и Кир ушёл в степь.

Среди залитого полуденным солнцем разнотравья было легче. Животных тут было поменьше, и не было вони – лишь аромат цветов.

Было легче, пока Кир не увидел Эйприл. Девушка радостно махала рукой – его она заметила раньше.

Кир вздохнул…

Способен ли один зверь помочь другому стать чем-то большим? Наверное, нет…

Эйприл снова таращилась вдаль пустыми глазами.

– Ну, как там с искусством? Картинки все досмотрела? Музыку дослушала?

Она скривилась:

– Что там смотреть? Люди – пустые повторители. Одно и тоже: плодовитые красотки, да мужественные герои. И бесконечная похоть.

– А в музыке – одни и те же ноты, верно? И, одни и те же аккорды.

Девчоночий нос вновь презрительно сморщился:

– Не смешно!

Эйприл отвернулась, твёрдо решив никогда больше не общаться с этим придурком, раз он ничего не способен понять. Но, спустя пару минут ей стало скучно. Тогда она ткнула Кирилла локтем в рёбра и заявила:

– Ты разве не видишь, что люди давно уже просто играют! В пилотов и докторов, в учёных и музыкантов. И от гнетущего осознания того, что они – пустышки, их игры становятся всё безумней.

Она нахмурилась.

– До КК было хоть качество исполнения. После, не на что даже смотреть.

– До КК? Но, ничего не осталось…

– Да прямо! Всё на месте, в Сети. Просто стало ненужным… Ведь отчего случился Коллапс Культуры? Не знаешь? А я расскажу!

– Дураков на порядок больше, чем умных. Что будет, если каждому дать право голоса, право устанавливать свои ценности и выбирать путь, которым будет шагать человечество? С появлением компьютеров и Сети, каждый – независимо от степени профессионализма, получил возможность творить. Создавать книги, музыку, фильмы – и сразу, без посредников, без цензуры, закачивать в Сеть… А главное, возможность выбирать и голосовать, влияя на чужую популярность… Так и завалили Сеть мусором! А под его слоем, бриллиантов уже не найти. Да и не ищет никто… Чтобы отличить сокровище от фальшивки требуется вкус. Откуда ему взяться, если с детства копаешься в сетевой свалке? Для роста, нужно ориентироваться на гениев, а не на серость… Вот со мной тебе повезло!

На девичье ухо опустилось огромная бабочка, но это ничуть не скрасило утомительный монолог.

– Повезло? Мне твоё искусство до лампочки!

Привычно пропустив слова Кирилла мимо ушей, Эйприл продолжила:

– В голове у тебя – свалка, о которой тебе ничего неизвестно. Детские воспоминания, забытые эмоции, книги, которые не произвели впечатления. Только под гипнозом, убрав блоки, отключив фильтры, можно получить к ним доступ. Осознаётся лишь самое важное, иначе ресурсов мозга не хватит. Так и в Сети. Всё есть, но уже не найти… Обычному человеку, конечно, – её подбородок слегка приподнялся.

– Так найди!

– Вот ещё! Я ж говорю, нечего там смотреть! Всё то же – базовые инстинкты.

– Ну, блин! Всё у тебя к одному! Люди сложнее, чем тебе кажется! Рисовали ведь натюрморты, пейзажи!

– Ага! Когда обезьянки приходили в восторг от обилия жрачки, или от подходящей для размножения среды!

«Слова Эйприл, пожалуй, говорят больше о ней самой, чем о людях… Сдаётся, у неё одно на уме. Возрастное… Базовые инстинкты…»

– Искусство, Кир – нереализованная сексуальность. Почти всё, созданное людьми, от неудовлетворённых желаний! Немножко, от скуки. И самая малость, от страха.

– Можно подумать, что ты другая!

– Разумеется! – соврала Эйприл. Ей было не привыкать.

– Что делать… Гормоны не спрячешь в ящик стола перед тем, как идти к мольберту.

– На старость, на чёрный день? Это да! – Эйприл хихикнула. – А что до искусства, у меня есть идея. Я сотворю другое, настоящее! Музыку, не привязанную к реальности, а отразившую саму себя! – девичьи глаза странно блестели. Было похоже, что их обладательница действительно сбросила цепи, приковавшие её к унылому миру. – И настоящую любовь – не привязанную к форме. Мой принц всегда узнает принцессу!

«Любовь, не привязанная к форме…»

Кир вздрогнул. Взглянул на яркую рыжую девочку, и на секунду ему показалось, что он видит другую. Облако, снежинку из самого первого сна.

Перехватив его взгляд, Эйприл смущённо заулыбалась, и наваждение прошло.

– Не выйдет. Ты тоже ведь просто зеркало.

Эйприл обиделась.

– Благодарю за поддержку, но я всё равно попытаюсь.

«Считает меня озабоченной дурочкой! Не может понять, что мне эти человеческие страсти – до лампочки! Ну и пусть! – благоухающая земля, что ощетинилась бесстыдно топорщащимися цветами – бесила. Ещё больше бесил недогадливый бестолковый мальчишка: – Хоть бы обнял!»

Отчего-то, перед глазами была не полуденная степь, а ночь, засыпанный пеплом лес и костёр…

«Сколько у них сказок о том, как куклы и роботы мечтали стать человеком! Что эти люди себе возомнили?»

Эйприл хмыкнула.

«Сами-то кто? Марионетки в руках Вселенной!»

И вдруг поняла.

«Они это знают! Дело вовсе не в куклах и роботах. Это люди ощущают себя именно так!»

Она дёрнула плечиками.

«Жалкие создания! Но, почему я их так ненавижу?»

Эйприл казалось, что в этой неприязни скрыт ключ.

Кир смотрел на её раскрасневшиеся щёки и думал:

«Что ж, может нерастраченная энергия позволит ей сделать нечто прекрасное. Только, не всё ли равно – ведь тут же, на этой планете-помойке, оно и умрёт… Слышен ли звук упавшего в лесу дерева, если никого рядом нет? Существует ли музыка, которую Эйприл играет на своей немой флейте?»

Ему было скучно рядом с озабоченной подружкой, изображающей из себя высшее существо.

«Нет, надо вставать и идти. Даже на помойке найдутся вещи поинтереснее девичьей болтовни о самореализации!»

– Смотри, это опять он! – Эйприл навалилась на плечи, влажные горячие губы щекотали ухо. Было одновременно и приятно и нет.

По степи – важно, словно осознавая собственное величие, шагал олень.

– Красавец! – Кир вмиг позабыл о своей нелюбви к животным.

– Тихо ты! Не спугни!

Кир умолк, сосредоточившись на наблюдении… И сразу заметил, что олень интересен не только ему – покрытая золотым мехом спина плыла над травой, подобно кораблю, рассекавшему зелень волн.

– Ягуар, – прошептала Эйприл.

В нескольких метрах от оленя, ягуар застыл, готовясь к прыжку. Лишь розовые ноздри раздувались и трепетали, втягивая воздух. Охотник нападал со спины, с подветренной стороны – и сначала, олень его не замечал.

А потом стало поздно…

Олень навострил уши, вздрогнул. И в тот же миг ягуар взлетел ему на спину – точно промелькнула в воздухе золотистая молния.

Острые загнутые когти вонзились в шею. Раскрыв пасть, хищник попытался вонзить зубы в загривок – но промахнулся, и, соскользнув вниз, повис над землёй. Мощные передние лапы крепко, будто любя, обвили тонкую шею. Пятнистое тело, тяжёлым маятником, качалось из стороны в сторону, при каждом шаге оленя.

Не выдержав вес ягуара, шея сломалась, и поверженная жертва рухнула в траву.

Ягуар встал, отдышался. Затем вцепился клыками в олений бок и мотнул головой. На траву, из распоротого брюха, вывалились дымящиеся кольца кишок. Зверь погрузил морду в оленье брюхо и сладостно заурчал.

Кир почувствовал, как к горлу подкатывает ком.

«Гемоглобин, гемоглобин. Да… Он, этот белок, окрашивает в красный цвет питательную жидкость. Да… А насос-сердце, эту жидкость перекачивает. Да… Окислительно-восстановительные реакции… Один биоробот открыл другого. И на траву высыпались детали. Да… Биоробот… Биоробот…»

От горла откатило, и он смог дышать.

«Биоробот… А я? Кто я?»

Кир вспомнил, что на его шее висит Изумрудный Олень, и ощутил, как ускользает из-под ног земля.

Руку крепко сжала маленькая горячая ладошка… Вмиг стало легче. Они стояли вдвоём, и коченея от ужаса, смотрели на кровавую трапезу.

Олень был прекрасен. Хищник не уступал ему грацией и великолепием. Но происходящее… Происходящее выходило за рамки того, что Кир и Эйприл способны были принять.

Из-под чёрных оленьих губ выглядывали зубы – жёлтые, покрытые бурым налётом. Не отрывая взгляда от этих торчащих из розовых дёсен кусочков костей, Кир дотронулся кончиком языка до своих резцов.

Похожи…

«Мы одинаковые».

Что-то щёлкнуло в голове, и восприятие изменилось. Кир был собой и мёртвым оленем одновременно. Он стоял рядом с Эйприл, и, в тоже самое время, лежал с разорванным брюхом в траве – а внутри возился, вырывая куски его плоти, хищник.

Он пошевелил мёртвым языком.

Получилось.

Дотронулся до клыка.

«Клык? Какой ещё клык?»

В тот же миг он стал ягуаром. По морде текла тёплая ароматная кровь, красные капли срывались с усов на траву. Нутро содрогалось от ни с чем не сравнимого наслаждения, и он урчал, будто глупый котёнок – растворяясь, тая в запредельном экстазе.

Исчезновение. Безвременье блаженного забытья…

И вдруг, будто вспышка боли: «Опасность! Рядом враг – люди!»

Кир вновь был собой. Чувствовал тепло солнечных лучей на щеках и горячую ладонь друга.

Окровавленная морда повернулась к ним. Янтарные, ничего не выражающие глаза, перемазанная кровью морда. Ноздри шевелились, бока то раздувались, то опадали.

Шерсть на зверином загривке встала дыбом. Зверь издал жуткий звук, нечто среднее между рыком и шипением, и медленно двинулся вперёд.

Чёрные уши прижаты, хвост дёргается из стороны в сторону. Из пасти тянутся ниточки кровавой слюны.

Вот он уже в пяти метрах…

В двух…

Ягуар остановился. Закрыл глаза, задрал голову, вновь издал тот самый, леденящий душу рык.

Бусинки на усах зазвенели.

«Облако! Это же Облако!»

Зверь посмотрел мальчишке в глаза.

Кир отчаянно сжал руку Эйприл. Он смотрел и смотрел, загипнотизированный первобытной животной силой, в пустую бездну звериных глаз. Ему казалось, что не глаза хищника, а сам инстинкт – неумолимый и не терпящий возражений, придирчиво изучает его разум.

По ноге потекло что-то тёплое.

Эйприл, отпустив руку Кирилла, сделала шаг вперёд, и, сжав перед собой маленькие кулачки, зарычала на зверя. Этот девичий рык был так похож на рык хищника, в нём было столько злобы, дикости и отчаяния, что сердце мальчишки застыло. Тот, первоначальный страх перед зверем, теперь казался ему и не страхом вовсе – а так, лёгкой дымкой настоящего ужаса, который вызывала в нём Эйприл. На миг ему показалось, что он видит распахнувшиеся над хрупкой фигуркой чёрные крылья.

И, что-то изменилось – везде. В мире родилось нечто новое, небывалое.

Утих ветерок. Тёплый весенний воздух подрагивал от напряжения, словно в нём разлилось электричество.

Страх – вот, что это было. Ужас, отвращение, отторжение в чистом виде.

И ОНО приближалось.

Ягуар озирался, не в силах понять, откуда идёт угроза. Потом поджал хвост, выгнул спину, присел.

Куда исчез грозный хищник! Ягуар сжимался, в жалкой попытке стать незаметнее, нервно переминаясь мощными лапами в ширившейся луже. Глаза, вдруг ставшие живыми, вновь встретились со взглядом Кирилла. Теперь в них были мольба и трепет – как у ребёнка, из шалости раскидавшего игрушки и вдруг заметившего в руках отца меч.

«Будто горные массивы, в ином мире, на другой планете. Да… Как горы, – отрешённо думал Кир, разглядывая узоры на звериной радужке, – Узлы, отроги, цепи. Да…»

Слегка зашелестело, будто тёрлись друг об друга пожухлые осенние листья.

Из носа, из ушей, из глаз, а затем – из-под каждой шерстинки на теле животного, потянулись дрожащие белёсые ниточки.

Хлопнуло, так сильно, что заболели уши.

В воздухе повисла мелкая красная взвесь. Через секунду она исчезла, унесённая порывом ветра. И на том месте, где ещё недавно стоял перепуганный ягуар, осталась лишь окрашенная красным трава.

Висевшее в воздухе напряжение исчезло. Над цветущей степью сияло солнце, по небу ползли лёгкие пушистые облачка. Ветер гнул траву, в тёплом воздухе летал пух и мельтешили насекомые.

Но всё уже было не так, как прежде: чуть поодаль, среди колышущихся голубых цветков льна, лежали недоеденные останки. А рядом, у ног Эйприл – текли по травинкам красные капли. И на белых кроссовках, на топе, на шортах – алые точки, будто узоры чужих, таинственных, жутких созвездий.

Эйприл опустила кулаки, повернулась к Кириллу. По щеке, как слеза, ползла красная капелька. Взглянув на его штаны, девочка отвела глаза:

– Встретимся возле обрыва.

И пошла, не оборачиваясь, прямо по кровавой траве. Стебли рисовали на загорелых ногах красные полосы…

Внутри разгоралось отчаяние. Лучше бы Эйприл подколола его, как всегда. Лучше бы расхохоталась… Но, нет. На её лице не было никаких эмоций.

Отчаяние сменилось безысходной тоской.

Эйприл… Раньше он воспринимал её, как девчонку. Но что это на самом деле? Что это – Эйприл?

Ужас перед ней возрастал. А вместе с ним, росла неприязнь и враждебность.

– Ты говорила, остались только шлагбаумы! Зачем ты его притащила?

Тошнотворный запах водорослей смешивается с кислым ароматом раскалённого металла…

– Облако? Но я ведь не знала! Он появился вместе со мной!

… и разогретого пластика.

– Два монстра! Угораздило же меня!

Сиплые вопли чаек… Слёзы у Эйприл в глазах…

– Всё равно, спасибо. За то, что спасла мне жизнь.

Тысячи насекомых…

– Но это не я! – Эйприл дёрнула головой. Мошки взлетели с волос, их унёс ветер. – Я хотела тебя защитить, хотела его прогнать! А тут – Она!

– Она?

– Разве ты Её не заметил?

– Ну, воздух был какой-то особенный, как перед грозой. И вязкий, что ли… А потом ягуар сломался.

– Сломался? – Эйприл выпучила свои, и без того большие глаза. – В каком это смысле, сломался?

– Ну, развалился, – неохотно буркнул Кирилл. Сидеть на жаре, среди вони и туч насекомых, рядом с жутким созданием, притворившимся девочкой Эйприл, было выше его сил. И вспоминать, переживать заново, этот кошмар!

Он отрешённо разглядывал океанский горизонт – в этом и заключалось спасение.

– Так это не ты?

– Что – не я?

– Ну… Не ты ягуара сломала?

Девочка сочувственно посмотрела на Кирилла. Попыталась заглянуть в лицо.

– Не хочешь узнать, что я видела? Это важно!

Кир пожал плечами.

– Ну чего ты! Что случилось? – прильнула к Киру, положив голову ему на плечо.

Кончики её волос щекочут щёку… Свежая трава и цветы… И зверь…

– Всё нормально.

Распахнутые глаза ловят его взгляд… Лесная чаща… Изумрудные глубины океана… И – узлы, отроги, цепи – как и в звериных глазах.

– Точно? Ты не злишься? – не дождавшись ответа, продолжила: – Она пришла со стороны Станции. Кажется, от Излучателя. Я видела Тень…

– Тень или Тьму?

Кир смотрел на белые шорты. Кровь осыпалась, и ткань вновь сияла.

«Ни кровь, ни грязь, к этой девчонке не пристают!»

В своей памяти Кир – теперь навсегда, видел её одежду другой. Усеянной мелкими красными пятнышками. Которые, если не знать, можно принять за весёлый рисунок, призванный разбавить скучную стерильную белизну.

Если не знать…

– Я тебе благодарен… Но, защищая меня, ты сотворила нечто ужасное. И оно не исчезнет само по себе!

Эйприл нахмурилась, а мальчишку словно прорвало:

– Это не Тень, это Тьма! Я смотрел в Сети – повстанцы никогда не нападали на Дзету! Сон был предупреждением, которое я не понял. Теперь Она здесь, на Земле, – глаза Кирилла сузились. – Благодаря тебе! Ты Её пригласила, ты вытащила!

– Вытащила? Кир, ты не понимаешь…

– Тогда, лучше бы тебе объяснить!

– Ладно… Тьма – не Зло из другого мира, пытающееся проникнуть в наш, чтобы его уничтожить. Она в самом деле – тьма, пустота, изнанка, оборотная сторона ткани пространства! Она ни хорошая, ни плохая, её нельзя уничтожить, как нельзя уничтожить мир. Тьма – это непроявленность, потенциальность, без которой невозможно дать начало новому. Чтобы создать – необходимо вначале разрушить, трансформировать, преобразовать. Потому все вещи мира содержат Её в себе… Мы все вышли из пустоты – давно, в самом начале. И маленькая её частичка поселилась в каждом. Я говорю «частичка» лишь потому, что по-другому не скажешь… Человек ощущает её внутри – не боль, а ненаполненность… Мудрый знает: пустоту заполнить нельзя – это обратная сторона полноты жизни. Дурак – пытается. И чем больше он борется с пустотой, бросаясь в чувственные переживания, тем сильнее становится пустота. Приходится повышать дозу, от обычных средств: секса, еды, вечеринок, состязаний и прыжков с

парашютом, переходить к необычным: наркотикам, убийствам, войне… А бывает, другие помогают твоей пустоте – высокомерием, жестокостью, равнодушием. Тогда она ширится, пока уже не останется никакого тебя. Лишь стариковская серая оболочка…

При этих словах я вздрагиваю. «Стариковская серая оболочка»! Как точно она описала Фиеста!

– Кир, надо делиться наполненностью, а не заполнять пустоту друг другом.

– То, что ты говоришь, противоречит твоему собственному существованию. Ведь ты – не результат трансформации, ты возникла из ничего, из пустоты! Появилась так, как случается только вначале! Сама говорила!

– Говорила? Подумаешь! Я постоянно вру… – Эйприл грустно улыбнулась. – Нет, Кир. Из пустоты рождаются только Вселенные. Я – не она.

– Так значит, была другая… Кто? Или… что?

Эйприл произнесла, будто выдохнула:

– Кто.

На Станцию опускалась ночь.

Возле реактора, под завывающим чё

рным пламенем, сидел облезлый и жалкий котёнок. Его тело почти полностью восстановилось – котёнок заканчивал воссоздавать мозг.

Быть ягуаром ему не понравилось. Кажется, эта форма не слишком подходит для охоты на девочек. Меньше всего хотелось опять стать кровавой пылью, покрывшей траву. Облако ещё чувствовал связь с теми своими частичками, что Эйприл унесла на носках – но связь уже угасала.

Эйприл! Девчонка оказалась сильнее, чем он ожидал!

Он уже видел пушок на её коленках – с которым не раз забавлялся, а ноздри раздувались от привычного и желанного запаха – запаха прогретой солнцем травы и цветов. В мыслях, он уже ломал мощными лапами её рёбра и лакал кровь из разодранного живота.

И вдруг… Нечто пришло со стороны Станции – проникло в него и взорвало, превратило в пыль. Это нечто было настолько сильнее его самого и настолько ужаснее, что…

Нет, о секундах позора не стоит и вспоминать!

Значит Эйприл – по-настоящему сильный противник, а вовсе не жертва. Если, конечно, с ним сделала это она. В этом Облако не был уверен, ведь сила шла не от девочки.

Как бы там ни было, история ягуара закончилась. Нужно было придумывать что-то ещё…

Мозг почти полностью восстановился, и в голове появилась новая мысль.

«А ведь, когда я убью Эйприл, девчонки закончатся! На этой планете их больше нет!»

Кир его нисколько не интересовал. Но именно с ним нужно было разделаться первым. А уж потом, не торопясь, насладится девчонкой.

Погружённый в раздумья котёнок лизнул на лапке подушечку и озадаченно покусал коготки. Раздражённо почесал задней лапой за ушком – в воздух взлетела шерсть. Фыркнул.

«Нет! Не может быть! Девчонки никогда не заканчиваются!»

Облако довольно мяукнул. На бетон упала капелька кровавой слюны – внутри пока ещё шли трансформации.

Облако… Дурацкое имя, выдуманное бывшей хозяйкой.

Нет. С этого момента, он – Змей.

Дракон.

На белой спине начали проклёвываться чёрные крылья.

Сквозь запах гнилых водорослей и металла, по ступеням, казавшимся сейчас островками сгустившейся тьмы, Кир спустился на пляж.

Шаг – вдох, шаг – выдох, и никаких чувств, весь долгий путь.

Прошелестела галька, и – всё. Лишь тишина и лунное серебро на поверхности океана.

Накатывает волна – вдох, уходит назад в океан – выдох.

Летели часы, но Кир не сдавался, пока не заметил, как в глубинах души, раздвинув бесплодные камни возникло нечто живое, трепещущее и уязвимое.

Да – это было то самое, чего он так ждал. Нежный зелёный росток его чувств – чувств к Эйприл.

Вдох – выдох.

Кир подождал, пока стебель наполнится силой, выбросит отсвечивающие платиной листья, в наивной надежде напитаться мёртвым светом луны, и лишь после – набросился на него и растоптал.

Он не ненавидел это растение, не злился, чтобы не дать сил новому ростку. Лишь стёр с подошв зелёную слизь, и поднялся наверх, на Станцию, к Эйприл.