Текст книги "Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв."
Автор книги: Сергей Брюн
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)
Двойственность латинского отношения к восточным христианам
Ропот на императора и ромеев в равной степени распространялся на всех восточных христиан, что видно из послания вождей Первого крестового похода, составленного осенью 1098 г. в Антиохии и направленного Папе Урбану II. Обращаясь к понтифику, вожди «вооруженного паломничества» писали: «Несмотря на то, что мы восторжествовали над турками и язычниками, мы не можем свершить то же над греческими, армянскими, сирийскими и яковитскими еретиками. Мы просим Тебя снова и снова, дражайший Отец (…) приди к нам, чтобы возложить на нас свое отцовство, и как викарий Святого Петра воссядь на его троне и прикажи нам, твоим послушным чадам, всеми законными способами искоренять и уничтожать все виды ереси, Твоим авторитетом и нашей доблестью»[683]683
Hagenmeyer Η., ed. Die Kreuzzugsbriefe… № 16, Р. 164. Полный текст послания, см. Ibid. – Р. 161–165. Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – с. 24, Р. 258–264.
[Закрыть]. Значение этих слов трудно переоценить. Фактически, вожди Первого крестового похода, поддавшись антивизантийским настроениям и раздраженные «предательством» василевса, самостоятельно отлучили от Церкви ту часть восточных христиан, которая доселе находилась в полном общении с Римом. К. МакЭвитт в своем исследовании по межхристианским связям в государствах крестоносцев подчеркивает, что это послание, датированное 11 сентября 1098 г., «несравнимо ни с одним текстом XII века»; франки никогда не именовали христиан Леванта «еретиками». На протяжении всего XII в. и вплоть до писаний Жака де Витри (1216–1228 гг.) ни один хронист, прелат или государь Латинского Востока не именовал восточно-христианское население «еретиками». Исключение составляет Гильом Тирский, который использует этот термин лишь однажды, и то, когда называет «еретиками» обезумевшую ромейскую толпу, устроившую массовую «резню латинян» Константинополя, в 1182 г.[684]684
MacEvitt С. Op.cit. – с. 4, Р. 101. О константинопольской «резне латинян» 1182 г. будет подробно сказано в пятой главе первой части книги.
[Закрыть]. Поэтому говорить о послании «от 11 сентября» как об отражении некоей новой доктрины латинского отношения к восточным (и в особенности – к византийским, православным) христианам невозможно. Этот текст – совершенно явное исключение, плод яростного возмущения истомленных до последней степени латинских войск.
Однако осенью 1098 г. в свои права с особой силой вступил комплекс языковых и культурных различий, отделявших западных «вооруженных паломников» от их «братьев, живущих на Востоке». У латинских и византийских христиан не было общей ценностной базы – ни языка, ни богослужения (при общем исповедании кафолического, халкидонского христианства), ни коллективного опыта сосуществования на единой территории. В этот первый период пребывания франков в Леванте, любое взаимодействие с восточно-христианским населением получало двойственную оценку латинян. Как уже было сказано, поставки провианта, посылаемые ромеями, армянскими князьями и монастырями Черной горы (Аманоса) кормили голодавшую у стен Антиохии армию крестоносцев – и это отмечено многими авторами XII в. Так, согласно Матфею Эдесскому, «монахи Черной горы доставляли им (т. е. крестоносцам. – С. Б.) пропитание; все верные словно бы соревновались друг с другом в этом служении»[685]685
Mathieu D'Edesse. Op.cit. – с. 151, Р. 217.
[Закрыть]. Даже Рауль Канский, бывший капелланом у двух наиболее опасных нормандских противников Византии (Боэмунда и Танкреда), с благодарностью писал о том, как жители восточных провинций империи, по воле василевса, посылали провиант крестоносцам[686]686
Radulfo Cadomensi. Op.cit. – с. 54, Р. 647. Текст цитаты см. выше.
[Закрыть]. Другой латинский автор – Петр Тудебод совершенно по-иному характеризует поставку провианта со стороны «армян, сирийцев и греков», которые, прознав о бедах франков, продавали осла, груженного провизией, в несколько раз дороже его реальной стоимости[687]687
Petri Tudebodi. Op.cit. – Р. 39–40.
[Закрыть]. Вне всякого сомнения, в период осады Антиохии голодавшие крестоносцы изведали обе стороны восточно-христианских «поставок»: наряду с бескорыстной помощью греческих и сирийских монастырей, армянских князей, иерусалимского патриарха и ромейских наместников «пилигримы» столкнулись и со спекулятивной «деловитостью» греков, сирийцев и армян, которые пытались извлечь максимальную выгоду как из франкских, так и сельджукских нужд и бедствий.
Даже присутствие изгнанных антиохийских христиан в лагере крестоносцев стало одновременно и доказательством определенного доверия, и источником трений и дальнейшего отчуждения между латинянами и восточно-христианским населением Сирии. Тот же Петр Тудебод обвинял пребывавших в лагере восточных христиан не только в спекуляции, но и в тайных сношениях с тюрками. «Невзирая на то, что их жены оставались в Антиохии, армяне и сирийцы покидали город и почти каждый день прибывали к нам в лагерь под предлогом бегства (из города). Они коварно выведывали все о наших силах и ресурсах и докладывали обо всем увиденном проклятым антиохийцам (т. е. тюркам. – С. Б.)»[688]688
Ibid. – P. 35.
[Закрыть]. Тудебод даже утверждает, что видел на стенах Антиохии «армян, греков и сирийцев, которые, следуя приказам тиранических турецких господ, по своей воле или принуждению, ежедневно посылали стрелы» в крестоносцев[689]689
Ibid. – P. 48.
[Закрыть]. Альберт Аахенский, напротив, уверяет, что греки и сирийцы предоставляли крестоносцам сведения о передвижениях сельджукских войск[690]690
Alberti Aquensis. – Lib. IV, c.13, P. 266.
[Закрыть]. Также Альберт приводит и эпизод, когда плененный крестоносцами тюркский атабек был казнен по требованию находившихся в лагере греков. Согласно «Иерусалимской истории» Альберта, знатный сельджук «был казнен после того, как греческие христиане обвинили его в собственноручном убийстве больше тысячи христиан»[691]691
Ibid. – Lib. III, с. 56, Р. 228.
[Закрыть]. Фульхерий Шартрский, в свою очередь, оставляет описания, диаметрально противоположные Тудебоду. Фульхерий также видел восточных христиан на стенах Антиохии, но в совершенно ином «качестве»: «Увы! Сколько христиан – греков, сирийцев и армян – живших в городе, было убито обезумевшими турками. Франки вынуждены были смотреть, как турки, с помощью пращей, сбрасывали со стен головы убитых. Это вызывало у нас невыразимую скорбь»[692]692
Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – Lib. I, c. 15, P. 221.
[Закрыть].
Эта двойственность франкских отношений с восточно-христианским миром ни в коей мере не должна вводить в замешательство, т. к. она отлично осознавалась и воспринималась как должное теми франками, которые оставались на Востоке и которым действительно приходилось до конца своей жизни взаимодействовать с «греками, армянами и сирийцами». Так, Фульхерий Шартрский, капеллан первых двух королей Иерусалимских, приводит в своей «Истории…» и послание вождей Первого крестового похода, в котором те называют христиан Востока еретиками, и многочисленные предшествующие и последующие эпизоды единения восточных христиан и франков. Так, если вышеупомянутое послание было составлено 11 сентября 1098 г. и там крестоносцы именовали восточно-христианское население «греческими, сирийскими, армянскими и яковитскими еретиками», то уже в июне следующего, 1099 г., согласно описаниям того же Фульхерия, франко-нормандские рыцари Танкреда и Бодуэна де Бурга освобождали восставший против мусульман Вифлеем и даровали «поцелуй мира сирийцам» (dato Syris osculo pacifico)[693]693
Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – Lib. I, c. 25, P. 280.
[Закрыть]. Для Фульхерия как очевидца и участника основания государств Латинского Востока эти диаметрально противоположные прецеденты – не свидетельства в пользу той или иной теории восприятия латинянами восточных христиан, но составные части единой истории.
III. Рождение франкской Сирии
В этот период, когда крестоносцы вынуждены были в одиночестве бороться за Антиохию и сирийские земли, а василевс временно уклонился от участия в делах Леванта, и произошло то «отклонение» Первого крестового похода от провозглашенного Урбаном II «паломничества» к полноценному завоеванию. Первые признаки этого отклонения проявились еще в сентябре 1097 г. в Киликии, когда отряды графа Бодуэна и Танкреда, яростно соперничая и доходя до прямых вооруженных столкновений друг с другом[694]694
Численно превосходивший отряд графа Бодуэна изгнал нормандцев из окрестностей Тарса, а несколько дней спустя, между двумя крестоносными отрядами произошло полномасштабное сражение: на реке Пирам, близ Мамистры, нормандцы атаковали вставшие лагерем войска Бодуэна. При этом, с обеих сторон были убитые и раненые, а в плен к Бодуэну попал кузен и ближайший соратник Танкреда – Ричард Салернский, возглавивший отчаянную атаку нормандских рыцарей на стан лотарингских и северофранцузских крестоносцев.
[Закрыть], отстаивали отнюдь не имперские, но собственные права на Таре и Мамистру[695]695
Киликийская кампания Танкреда и Бодуэна (1097 г.) является одним из интереснейших эпизодов Первого крестового похода, однако подробное ее описание отвлечет нас от избранной темы. Тем более, что эта кампания уже подробно изучена и многократно описана. Среди латинских текстов XII в., наиболее подробное описание этой кампании можно найти у Рауля Канского и Альберта Аахенского. В числе позднейших исследований и описаний, см. Runciman S. The History of the Crusades. Vol I. – Book II, c. 2, P. 197–202; Oldenbourg Z. Les Croisades. – Paris, 2009. – P. 191–194; Asbridge T. The Creation of the Principality of Antioch… P. 16–24.
[Закрыть]. Однако полномасштабная смена курса крестового похода от паломничества к завоеванию может быть отнесена к периоду осады и последующего стояния крестоносцев в Антиохии (октябрь 1097 – январь 1099 гг.). В этот период та часть крестоносцев, которая стремилась сочетать провозглашенное в Клермоне паломничество с завоеванием восточных территорий, обрела двух выдающихся вождей в лице графа Бодуэна (младшего брата герцога Готфрида Бульонского) и предводителя итало-нормандских крестоносцев Боэмунда Тарентского. Именно эти два человека могут по праву считаться «отцами-основателями» франкских государств на землях византийской Сирии, да и всего Востока.
Третий сын графа Эсташа II Булоньского, всю жизнь пребывавший в тени своих старших братьев, Бодуэн смог найти достойное применение своим талантам, лишь оказавшись за тысячи километров от родного ему севера Франции. Собрав зимой 1097 г. отряд из 200 рыцарей и конных сержантов, Бодуэн отделился от основной армии крестоносцев и ушел на восток, к Евфрату, где, при активном содействии восставшего армянского населения, начал череду самостоятельных завоевательных кампаний. К началу 1098 г. войска Бодуэна (состоявшие из франкских рыцарей и сержантов, армянских воинов и, вероятно, местного ополчения) взяли крепость Равандель, контролировавшую пути к Антиохии, и даже захватили Тель Башир (Турбессель), крупнейшее поселение, расположенное на западных, прибрежных территориях Евфрата.
В XII в. прославленный арабский географ Якут аль-Хамави так описывал Турбессель: «Это сильная крепость, охватывающая обширную территорию и расположенная в двух днях пути от Алеппо. Населяют ее армяне-христиане. Там есть и рынки, и сады, и многочисленное население»[696]696
Le Strange G. Op.cit. – P. 542.
[Закрыть]. Абу аль-Феда отмечал плодородие земель, подвластных Турбесселю и в особенности его фруктовые сады, известные своим особым сортом слив. Равандель, в свою очередь, описан в книге Абу аль-Феды как «высокая крепость, возведенная на высоком белом холме. Этой крепости принадлежат источники, сады, фруктовые деревья и прекрасная долина. Под крепостью протекает река Африн. Крепость расположена в двух днях пути к северо-западу от Алеппо и к северу от Харима»[697]697
Ibid – P. 542.
[Закрыть]. Эти территории и стали колыбелью первого франкского государства в Леванте – будущего графства Эдесского. Согласно описаниям Альберта Аахенского, граф Бодуэн «осадил крепость, необычайно сильную и возведенную с великим мастерством, имя которой – Турбессель. Жители этого города, армяне, мужи христианской веры, тайно вступив в переговоры с князем Бодуэном, передали ему город, изгнав тех турок, которые находились в цитадели. Сделано это было потому, что армяне предпочитали служить под началом христианского герцога, а не языческих властителей. Подчинив город и его цитадель, и поставив там своих людей, он (Бодуэн. – С. Б.) таким же образом подчинил и неприступную крепость Равандель»[698]698
Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 17, P. 164.
[Закрыть].
В феврале 1098 г. оставив в Турбесселе и Раванделе франко-армянские гарнизоны, Бодуэн в сопровождении 60–80 всадников пересек Евфрат[699]699
Матфей Эдесский говорит о 60 всадниках, Фульхерий Шартрский – о 80. Mathieu D'Edesse. Op.cit. – с. 154, P. 220; Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – Lib. I, c. 14, P. 210.
[Закрыть]. Его новой целью стала Эдесса, правитель которой – куропалат Торос (о котором мы уже говорили в первой главе), призвал графа, рассчитывая на союз с франками[700]700
Об Эдессе эпохи поздневизантийского правления (в т. ч. правления Филарета Варажнуни и Тороса Хетумида), см. Laurent J. Des Grecs aux Croises: Etude sur l'histoire d'Edesse entre 1071 et 1098 // Byzantion. – 1924. – Tome I. – P. 367–449.
[Закрыть]. 6 февраля Бодуэн вступил в Эдессу. Колоритное описание этого оставил Фульхерий Шартрский: «Армяне вошли в наш лагерь, поражаясь тому, что мы наконец-то прибыли к ним во имя любви ко Господу. Они шли перед нами, неся кресты и хоругви; они целовали наши ноги и полы нашей одежды (…) Наконец, мы так достигли самой Эдессы, правитель которой, вместе со своей супругой и своими соотечественниками с радостью принял нас…»[701]701
Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – Lib. I, c. 14, P. 212.
[Закрыть]. Первоначально Торос рассчитывал заключить с графом Бодуэном военный союз, основанный на щедром вознаграждении франков в обмен на их соучастие в обороне Эдессы и борьбе с окрестными сельджукскими эмирами. Согласно описаниям Альберта Аахенского, Торос обещал Бодуэну «огромные суммы золота, серебра, обилие пурпура, множество мулов, лошадей и оружия, если тот согласится быть защитником и поддержкой для него и его горожан»[702]702
Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 20, P. 170.
[Закрыть]. Вне всяких сомнений, Торос, отталкиваясь от своего предшествующего опыта, относившегося ко временам византийского господства и правления Филарета Варажнуни, воспринимал Бодуэна и его крестоносцев как франкских наемников, подобных контингентам Роберта Креспина, Русселя де Баёлля или Раймбо. Но здесь Тороса ждало жестокое разочарование. Граф потребовал разделения власти над Эдессой; в противном случае он грозился покинуть город и более не оказывать поддержку Торосу и христианскому населению восточного берега Евфрата. Вскоре в одном из главных храмов города состоялась торжественная церемония усыновления Бодуэна Торосом[703]703
Церемония усыновления описана Альбертом Аахенским и Гильомом Тирским. См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 21, P. 170; Guillaume de Туг. Op.cit. – Lib. IV, c. 3, P. 156–157. Хронисты, упоминающие церемонию, не называют точное место, где Торос совершил церемонию усыновления Бодуэна. Усыновление могло быть совершено в любом из храмов Эдессы, но наиболее вероятными кажутся церковь Св. Апостола Фаддея, церковь Св. Стефана или мелькитский собор Св. Софии.
[Закрыть]. Согласно хронике Гильома Тирского, договор между «отцом» и «сыном» сводился к следующему: «Покуда князь (Торос. – С. Б.) будет жив, они будут разделять все блага; после же его смерти, к нему (т. е. Бодуэну) должно было отойти все, во всей полноте»[704]704
Guillaume de Туг. Op.cit. – Lib. IV, с. 3, P. 156–157.
[Закрыть].
Однако и это не спасло положение старого куропалата. Несмотря на первое поражение в столкновении с ближайшим сельджукским правителем – Бальдуком, эмиром Самосаты, граф Бодуэн и его франки, совместно с армянскими войсками, смогли резко прекратить тюркские набеги на земли Эдессы, создав у переправы через Евфрат крепость, получившую название «замок Св. Иоанна»[705]705
Фактически, это была укрепленная сирийская деревня, преобразованная Бодуэном в импровизированную крепость. Там стоял отряд франкских рыцарей и конных сержантов, а также, вероятно, и армянские воины, соучаствовавшие в сражениях с франками. Согласно описаниям Альберта Аахенского, Бодуэн «оставил своих воинов, оснащенных кольчугами, шлемами и лошадьми, в Св. Иоанне, крепости, расположенной неподалеку от цитадели (Самосаты. – С. Б.), чтобы они регулярно выезжали, мужественно противостояли туркам и беспокоили их постоянными набегами. Сам же он вернулся в Эдессу в сопровождении всего 12 галлов». См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 21, P. 172.
[Закрыть]. Эмир Бальдук оказался, впервые за много лет, отсеченным от регулярно разоряемых им садов, деревень и угодий Эдессы. Так, первый месяц сосуществования франкского графа и византийского князя явно продемонстрировал жителям города, что они более не нуждаются в Торосе. Армянская знать Эдессы, во главе с советом из двенадцати «префектов» или «ишханов», составила заговор против своего правителя[706]706
Совет из 12 армянских сенаторов/ишханов, очевидно, играл значимую роль в жизни Эдессы как в период правления там армян-халкидонитов (Филарета Варажнуни, Тороса), так и в эпоху франкского господства. Даже в составленной далеко от берегов Евфрата «Иерусалимской истории» Альберта Аахенского содержатся упоминания о «двенадцати сенаторах/префектах» (или просто о «сенате») Эдессы, которые вначале призвали Тороса уступить требованиям Бодуэна, затем – составили заговор против куропалата, чтобы передать всю полноту власти франкскому графу. В 1104 г., после пленение второго графа Эдессы – Бодуэна II де Бурга в битве у Харрана, призвали в город нового франкского правителя – Танкреда Антиохийского, признав его регентом и правителем. См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 19–24, P. 168–176; Lib. IX, c. 41, P. 694.
Позднее, в 1107–1108 гг. армянские сенаторы/ишханы вновь добьются смены власти в городе, изгнав войска антиохийского князя и передав Эдессу освобожденному графу Бодуэну II. Институту двенадцати ишханов или сенаторов Эдессе посвящены две работы Β.Π. Степаненко. См. Степаненко Β.Π. Совет двенадцати ишханов и Бодуэн Фландрский. К сущности переворота в Эдессе (март 1098 г.) // Античная древность и средние века. – Свердловск: 1985. – С. 82–92; Он же. Ишханы Эдессы и внешнеполитическая ориентация города в 70-х годах XI – начале XII в. // Византийский временник. – 1984. – № 45. – С. 87–94.
[Закрыть]; было решено сместить Тороса, всецело передав власть в городе энергичному франкскому графу. В начале марта 1098 г. в Эдессе вспыхнуло восстание армянской знати, вставшей на сторону Бодуэна: Торос был осажден в цитадели, а затем растерзан восставшим армянским и сиро-яковитским населением, не питавшим ни любви, ни благодарности к своему правителю-халкидониту. По словам сэра Стивена Рансимена, к этому времени жители Эдессы «нашли более действенного защитника (Бодуэна. – С. Б.). Франкам даже не пришлось устраивать заговор против Тороса; однако нельзя поверить в то, чтобы заговорщики посмели бы зайти так далеко, не заручившись, предварительно, поддержкой франков»[707]707
Runciman S. The History of the Crusades. Vol I. – Book II, c. 2, P. 206.
[Закрыть]. Бодуэн, несмотря на предоставленные Торосу гарантии безопасности, заверенные клятвой на святынях церкви Св. Апостола Фаддея, ничего не сделал для спасения своего нареченного отца[708]708
Наиболее подробные описания заговора и последующего восстания против Тороса можно найти у Альберта Аахенского, а также в хрониках Матфея Эдесского и Гильома Тирского. См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 22–23, P. 172–176; Guillaume de Tyr. Op.cit. – Lib. IV, C. 4–5, P. 158–159.
[Закрыть]. 10 марта 1098 г. он был провозглашен «князем и герцогом (дукой)» Эдессы[709]709
«principem ac ducem». См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 24, P. 176.
[Закрыть].
Полностью подчинив Эдессу и получив доступ к сокровищам убитого Тороса, Бодуэн продолжил активно расширять свои владения, первым делом принудив сельджукского эмира Бальдука покинуть Самосату, в обмен на 20.000 безантов. В течение года были покорены ближайшие к Эдессе и Турбесселю мусульманские поселения, такие как Сарудж, Айнтаб, Биреджик, Мамбидж. При этом, Бодуэн продолжал пользоваться широкой поддержкой армянского населения и знати; в число его ближайших сподвижников, наряду с франками, входили армянские военачальники, такие как Никуз и Константин, князь Гаргара[710]710
Первым из армянских сподвижников графа Бодуэна был армянин Пакрад, брат князя Гох Василя, бежавший из византийского плена и присоединившегося к крестоносцам после взятия Никеи. Именно Пакрад был проводником и основным советником Бодуэна во время первых кампаний в Киликии и на Евфрате. Однако в 1098 г. Пакрад, которому Бодуэн доверил крепость Равандель, был обвинен в измене; его подвергли истязаниям и, затем, отпустили в горы восточного Тавра, в пределы, подвластные его брату Гох Василю. См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 17–19, P. 164–168. Альберт Аахенский, называет среди армянских соратников графа Бодуэна местных, мелких приевфратских князей Фера и Никуза. Феру Бодуэн передал Турбессель, вероятней – как шателену, а не как ленное владение, т. к. в 1101 г. город перешел к Жослену I де Куртенэ. См. Ibid. – Lib. III, с. 18, P. 166. Никузу принадлежали земли неподалеку от Турбесселя, на западном берегу Евфрата. О том, что Никуз держал земли близ Турбесселя под началом Бодуэна I, упоминают и Альберт Аахенский, и Гильом Тирский. При этом Гильом называет Никуза «могущественным владетелем/сатрапом Армении, человеком сира Бодуэна» (Armeniorum potens satrapa, domini Balduini familiaris). См. Ibid. – Lib. IV, с. 9, P. 262; Guillaume de Туг. Op.cit. – Lib. V, с. 9, P. 209. Наконец, Константин – князь Гаргара (армянской крепости-города, расположенного на Евфрате, к северо-востоку от Эдессы), был первоначально вассалом куропалата Тороса Хетумида. Совместно с Бодуэном, он участвовал в первых боях с эмиром Самосаты – Бальдуком, а затем стал одним из вождей заговора против Тороса. Константин оставался князем Гаргара и вассалом франкских графов Эдессы с момента создания графства и вплоть до 1117 г., когда город перешел под непосредственную власть графа Бодуэна II де Бурга. Константин был брошен в темницу в Самосате, где и умер в течение года. Тем не менее, Гаргар вскоре вернулся к армянским вассалам графов Эдессы. В середине 30-х гг. XII в. армянский князь Гаргара – Михаил продал свое ленное владение своему сюзерену, графу Жослену II Эдесскому. Однако с конца 1140-х гг. Гаргар вновь оказался под властью армянского князя – Василия, также бывшего вассалом Жослена II Эдесского.
[Закрыть]. В мае 1098 г. молодое графство Эдесское испытало первый серьезный удар со стороны сельджуков, когда к Евфрату подошла армия эмира Кербоги, направлявшаяся к Антиохии. На ранней стадии осады граф Бодуэн совершил дерзкую вылазку против авангарда сельджукской армии, нанеся первое серьезное поражение эмиру Мосула. «Когда Бодуэн (…) услышал о приближении Кербоги (…) он призвал к оружию все свои войска. Когда те были собраны, верхом на мощных скакунах, он выступил навстречу воинам Кербоги, которых выслали вперед для осады Эдессы. Он атаковал турок и храбро бился с ними, опираясь на армянские луки и галльские копья. Наконец, он вынудил Кербоги бежать к собственному лагерю, а сам вернулся в Эдессу, захватив богатую добычу: верблюдов, мулов и высланную вперед провизию»[711]711
Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. IV, с. 11, P. 264.
[Закрыть]. Вскоре сам Кербога, с главными силами своих аскаров, осадил Эдессу, однако Бодуэн I отстоял город, отбив все атаки сельджуков. Испытав первое поражение, Кербога вынужден был покинуть пределы графства Эдесского и продолжить марш к осажденной Антиохии[712]712
Нельзя не отметить, что благодаря Бодуэну, его франкским и армянским войскам, на несколько недель задержавшим Кербогу у стен Эдессы, крестоносцы смогли получить необходимое время, чтобы завоевать Антиохию. Ibid. – Lib. IV, с. 11–12, Р. 264–266.
[Закрыть]. Так, к моменту взятия Антиохии крестоносцами и разгрома армии Кербоги на Оронте, Бодуэн уже был полноправным господином городов по обоим берегам Евфрата и государем собственного, независимого графства Эдесского.
В сравнении с Бодуэном, Боэмунд Тарентский имел гораздо более внушительную репутацию и намного более тесные связи с Востоком. Будучи старшим сыном великого нормандского завоевателя Роберта Гвискара, он принадлежал к первому поколению нормандцев, рожденных на отвоеванных землях византийской Италии[713]713
Настоящим именем Боэмунда было «Марк», т. к. мальчик был рожден в замке своего отца – Сан-Марко-Арджентано и крещен в честь святого покровителя этих мест – евангелиста Марка. Однако вскоре Роберту Гвискару рассказали о легендарном великане – Боэмунде (Bohemundus gigas), и Гвискар, первоначально в шутку, нарек своего первенца – необычайно большого младенца – этим именем. В последующие годы прозвище вытеснило настоящее имя. И если на первых порах сын Гвискара фигурировал в хартиях как «Марк», впоследствии он и сам стал подписываться именем «Bohemundus». К примеру, на хартиях Гвискара, датированных 1076 и 1080 гг. Боэмунд фигурирует как «Марк, прозванный Боэмундом», но с конца XI в. он уже подписывался и упоминался исключительно как «Боэмунд». См. Menager L.R. ed. Recueil des actes des Dues Normands d'ltalie 1046–1127. Tome I. – Bigiemme, 1980. – № 23, 31, P. 87, 101. Вначале XII в., благодаря популярности Боэмунда его нареченное имя распространилось среди франков Востока, итало-нормандцев и жителей французских земель. Сын Гвискара наречет этим именем нескольких человек, в т. ч. своего тюркского крестника (о чем упоминает Альберт Аахенский), а также собственного сына и наследника – Боэмунда II. О тюрке Боэмунде, см. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. III, c. 61, P. 234. В XII–XIII BB. имя с гордостью будут носить шесть последующих князей Антиохии. История о наречении Боэмунда изложена только у Ордерика Виталия. См. Orderic Vitalis. Op.cit. – Vol. III, Lib. XI, с. 12, P. 366.
[Закрыть]. В молодости Боэмунд стяжал себе славу храброго и успешного полководца, воюя под знаменами своего отца во время нормандского вторжения на Балканы (1081–1085 гг.). Боэмунд участвовал в разгроме ромейской императорской армии в знаменитой битве у стен Диррахия (1081 г.), а затем принял у Гвискара командование над нормандскими войсками, возглавив победоносное завоевательное шествие через Эпир, Македонию и Фессалию. Его войска вошли в Касторию, Арту, Янину и даже столицу византийской Македонии – Охрид, которая была сдана Боэмунду без боя[714]714
Анна Комнина отмечает, что Боэмунд прибыл в Охрид «по приглашению» жителей города. См. Анна Комнина. Указ. соч. – Книга V, гл. 5, С. 165.
[Закрыть]. При этом Боэмунд дважды наносил поражение армии василевса Алексея I Комнина в битвах у Янины и Арты (в 1082 г.). Эти столкновения на полях Фессалии и Македонии положили начало личному соперничеству Боэмунда и Алексея, имевшему столь ощутимые последствия для греко-латинских отношений рубежа XI–XII вв.[715]715
Примечательно, что эти два соперника были, примерно, ровесниками. Боэмунд родился около 1058 г., так что во время войны на Балканах ему не могло быть больше двадцати пяти лет от роду. Алексей I Комнин, в свою очередь, родился ок. 1056 г., т. е. и ему в этот период не исполнилось еще и тридцати.
[Закрыть]. В ходе этой войны оба молодых полководца (Алексей и Боэмунд) отчаянно пытались превзойти друг друга, прибегая к отчаянным марш-броскам и дерзким атакам. Так, у Янины ромейский василевс, надеясь лишить нормандцев их главного преимущества (ударной силы рыцарской кавалерии), «окружил город несколькими рядами повозок, преграждавших наиболее удобный путь к наступлению, со стороны равнины. Он преграждал все подступы (к городу и ромейскому стану. – С. Б.), размещая железные кальтропы (т. е. крюки и шипы. – С. Б.), дабы проткнуть копыта вражеских лошадей, когда всадники, ослабив поводья, понесутся в атаку. Однако греки были ослеплены густым туманом, а нормандцы подошли к ним незамеченными, пользуясь сложными окольными путями, поросшими кустарником и лозой. Алексей вступил с ними в бой, но не мог долго противостоять атаке. Он обратился в бегство и отступил, потерпев поражение»[716]716
Guillermus Apuliensis. Gesta Roberti Wiscardi // MGSS, IX. – Tubingen, 1899. – P. 290.
[Закрыть].
В 1083 г., когда Боэмунд осаждал один из крупнейших городов Фессалии – Лариссу, император Алексей вновь решил нанести удар. Поручив основные силы своей армии, «ромейские отряды, царские значки, копья, усаженные серебряными гвоздями, и коней, покрытых царскими пурпуровыми седлами»[717]717
Анна Комнина. Указ. соч. – Книга V, гл. 6, С. 168.
[Закрыть] кесарю Никифору Мелиссину, Комнин велел ему вывести войска, построиться в виду неприятельского расположения и начать отступать, как только Боэмунд и его нормандцы выступят навстречу для сражения. Самвасилевс и автократор ромеев, в сопровождении ромейских кавалеристов и тюркских наемников[718]718
В составе армии Алексея I Комнина находилось более 7.000 тюркских воинов, посланных по просьбе василевса румским султаном Сулейманом ибн Кутлумышем (тем самым румским султаном, который спустя год завоевал Антиохию). См. Ibid. – Книга V, гл. 6, С. 165–166.
[Закрыть], скрылся в близлежащем ущелье и «пролежал лицом вниз остаток ночи»[719]719
Ibid. – Книга V, гл. 6, С. 168.
[Закрыть], выжидая подходящего момента для удара. Когда настало утро и Боэмунд выступил вперед, увлеченный преследованием войск Мелиссина, конница Алексея I атаковала лагерь нормандцев, вырезала находившихся там пехотинцев, а затем обратилась против кавалерии нормандского коннетабля – графа Бриенна. Вскоре до Боэмунда дошла весть о случившимся; несмотря на то, что он собрал войска и отбил последующие ромейские атаки, его вынудили снять осаду Лариссы и отступить на запад, раз и навсегда остановив победоносное нормандское продвижение к Фессалоникам и Константинополю[720]720
Прямо перекликающиеся описания битвы у Лариссы приведены в книгах Анны Комниной и нормандца Вильгельма Апулийского. См. Ibid. – Книга V, гл. 6, С. 167–169; Guillermus Apuliensis. Op.cit. – Р. 290–291.
[Закрыть]. К 1085 г. император Алексей, в союзе с венецианским дожем Витале Фальеро, смог вытеснить нормандцев с Балканского полуострова, полностью освободив европейские провинции Ромейской державы[721]721
Подробнее о вторжении Гвискара на Балканы, о битвах при Диррахии, Янине, Арте и последовавшем поражении Боэмунда у Лариссы, см. Анна Комнина. Указ. соч. Книга V, С. 156–176; Guillermus Apuliensis. Op.cit. – Р. 279–295; Yewdale R.B. Bohemond I, Prince of Antioch… c. 2, P. 9–24. Отдельное описание битвы при Диррахии, см. Хелдон Д. Византийские войны… – гл. «Диррахий 1081 г.», С. 420–426.
[Закрыть].
На финальной стадии этой войны от тифа умер неутомимый Роберт Гвискар[722]722
Гвискар умер 17 июня 1085 г. на Кефалонии. Тело его было перевезено в Апулию, и похоронено в аббатстве Св. Троицы в Венозе.
[Закрыть]. Между двумя старшими сыновьями Гвискара – Боэмундом и Рожером Борсой началась война за наследство. Невзирая на то, что Боэмунд был старше и превосходил своего сводного брата фактически во всех аспектах, Гвискар, под влиянием своей второй жены – Сишельгаиты, нарек своим наследником Рожера. Права герцога Рожера Борсы поддержал и могущественный младший брат и соратник Гвискара – граф Рожер I Сицилийский. Лишенный наследства Боэмунд не отказался от борьбы. Опираясь на поддержку нормандского князя Капуи – Жордана I и на верность части баронов и рыцарей своего отца, он отвоевал у своего младшего сводного брата половину Апулии, с городами Отранто и Таранто. К марту 1086 г. братья заключили перемирие, однако вскоре война возобновилась, продолжаясь до 1089 г. Боэмунд подчинил значительную часть Калабрии, а также добился передачи ему крупнейшего города Апулии – Бари. Как справедливо отмечал, в своей диссертации, посвященной Боэмунду, историк Роберт Юдейл: «Несмотря на то, что Таранто впоследствии дало название землям Боэмунда, следует отметить, что именно Бари, а не Таранто был главным городом его владений»[723]723
Yewdale R.B. Bohemond I, Prince of Antioch… c. 3, P. 29.
[Закрыть]. Борса удерживал унаследованный от отца титул «герцога Апулии и Калабрии» и остаток своих земель исключительно благодаря помощи графа Рожера I Сицилийского. В последующие годы положение Боэмунда на юге Италии только укреплялось[724]724
Пожалуй, лучшее описание войны Боэмунда за владения своего отца, с ссылками на нарративные и документальные источники, можно найти у Юдейла. См. Yewdale R.B. Bohemond I, Prince of Antioch… c. 3, P. 25–33.
[Закрыть].
Приняв крест и вновь отправившись на Восток с началом Первого крестового похода (поздней осенью 1096 г.), Боэмунд первоначально сделал ставку на тесный союз со своим старым противником, императором Алексеем I Комниным. Вопрос о том, какие именно выгоды Боэмунд рассчитывал получить от этого союза, поныне остается открытым[725]725
Подробнее о союзе императора Алексея I Комнина и Боэмунда в 1097–1098 гг., см. Анна Комнина. Указ. соч. Книга VI, гл. 11, С. 288–292; Shepard J. When Greek meets Greek: Alexius Comnenus and Bohemund in 1097–1098 // Byzantine and Modern Greek Studies. – 1988. – № 12. – P. 185–277.
[Закрыть]. Известно, что во время переговоров с василевсом, Боэмунд просил у Алексея назначить его великим доместиком схол Востока[726]726
Анна Комнина. Указ. соч. Книга VI, гл. 11, С. 292.
[Закрыть]. Поскольку последним держателем этого титула был de facto независимый правитель Антиохии, Эдессы и Марата – Филарет Варажнуни (1078–1086 гг.), эта просьба сына Гвискара наводит на мысль, что он, вероятно, рассчитывал заполучить города и земли на востоке при поддержке ромеев и в качестве номинального вассала империи. Во время крестового похода Боэмунд вновь проявил себя как выдающийся военачальник, одержав победы в битвах у Дорилеи, Альбары и у Железного Моста.
Более того, к лету 1098 г. Боэмунд превосходил других вождей крестоносного войска по численности подвластных ему рыцарей, сержантов и паломников. По словам Рауля Канского, в битве при Антиохии «сын Гвискара был первым по числу и силе подчиненных войск»[727]727
Radulfo Cadomensi. Op.cit. – с. 85, Р. 666. Альберт Аахенский оставляет сходное описание: «Боэмунд Сицилийский был наречен командующим последним отрядом, превосходившим другие по числу конницы и пехоты». См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. IV, С. 48, P. 322.
[Закрыть]. Если учесть, что Боэмунд не мог вывести из Европы контингент, который превосходил бы армии провансальцев или северофранцузских феодалов, очевидно, что помимо собственных, итало-нормандских вассалов, он, как и Бодуэн I Эдесский, рассчитывал на тех франков, которые покидали менее удачливых вождей и переходили под его знамена[728]728
Так, Бодуэн де Бург покинул контингент своего сородича Готфрида Бульонского и перешел на службу к Боэмунду, под началом которого оставался вплоть до 1100 г. Матфей Эдесский называет Бодуэна де Бурга «человеком Боэмунда». См. Mathieu D'Edesse. Op.cit. – с. 167, P. 231. Альберт Аахенский, в свою очередь, говорит о том, что Бодуэн де Бург «оставался с Боэмундом в Антиохии, служа за денежное вознаграждение» (contractis cum mille peditibus), и что в 1100 г. Бодуэн I, покидая Эдессу ради Иерусалима, призвал де Бурга «оставить Антиохию и службу за деньги и принять земли (графства Эдесского. – С. Б.)». См. Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. VII, с. 31, P. 530.
[Закрыть]. Здесь успеху Боэмунда способствовали не только его удачи и военные заслуги, но и особый магнетизм его личности. Итало-нормандский хронист Гоффредо Малатерра приводит описание того, как на заре крестового похода, когда нормандские государи Южной Италии осаждали Амальфи (летом 1096 г.), Боэмунд, появившись в плаще с нашитым крестом и призвав нормандское рыцарство к освобождению Иерусалима, в буквальном смысле слова сорвал осаду. Лагерь у Амальфи покинули не только вассалы Боэмунда, но и значительная часть рыцарей и сержантов графа Рожера Сицилийского и герцога Рожера Борсы, после чего те вынуждены были спешно отступить от мятежного города[729]729
Gaufredo Malaterra. Op.cit. – Lib. IV, c. 24.
[Закрыть]. Спустя более чем десять лет, когда Боэмунд путешествовал по землям Европы, созывая новый крестовый поход (1104–1107 гг.), нормандский король Англии Генрих I воспретил ему пересекать Ла-Манш, «справедливо опасаясь, что Боэмунд убедит многих лучших его рыцарей оставить королевскую службу»[730]730
Orderic Vitalis. Op.cit. – Vol. III, Lib. XI, с. 12, P. 365–366.
[Закрыть]. Лидирующее положение Боэмунда отражено и в двух посланиях, которые вожди Первого крестового похода направляли на Запад, в июле и сентябре 1098 г. В обоих текстах Боэмунд первым фигурирует в перечне князей крестоносного войска, опережая «папского» крестоносца Раймонда Сен-Жилльского, имперского вассала герцога Готфрида Бульонского, сыновей и братьев западноевропейских королей – Роберта Нормандского и Гуго Вермандуа[731]731
В тексте июльского послания, упоминаются четыре крестоносных князя, из которых первый – Боэмунд, второй – граф Раймонд Сен-Жилльский, третий – герцог Готфрид Бульонский, четвертый – граф Гуго Вермандуа. См. Hagenmeyer Н., ed. Die Kreuzzugsbriefe… № 12, P. 153–155. В послании «от 11 сентября 1098 г.» первым вновь упоминается и подписывается Боэмунд, вторым – Раймонд Сен-Жилльский, третьим – Готфрид Бульонский, четвертым – герцог Роберт Нормандский, пятым – граф Роберт Фландрский, шестым – граф Эсташ III Булоньский (старший брат Готфрида и Бодуэна I Эдесского). См. Ibid. – № 16, Р. 161–165; Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – с. 24, P. 258–264.
[Закрыть].
Боэмунд возглавил ту часть крестоносного войска, которая ратовала за разрыв с Византией и за удержание покоренных сирийских территорий. Отказ ромеев и лично императора Алексея I Комнина от боевых действий в Сирии предоставили Боэмунду и столь необходимое «оправдание» его притязаниям, и свободу действий[732]732
Примечательно, что единственным из военачальников на совете в Филомелиуме, горячо убеждавшим василевса Алексея I Комнина продолжать поход на помощь к осажденным в Антиохии крестоносцам, был младший брат Боэмунда – Ги де Отвилль, герцог Амальфи. См. Anonymi Gesta Francorum… с. 7, P. 356–362; Orderic Vitalis. Op.cit. – Vol. III, Lib. IX, c. 10, P. 134–135.
[Закрыть]. Нельзя не отметить, что, согласно Анне Комниной, именно Боэмунд склонил императорского легата Татикия покинуть осаду Антиохии, тайно известив его о якобы готовившемся на него покушении[733]733
Боэмунд не хотел отдавать город Татикию во исполнение клятвы императору, он сам домогался Антиохии, а узнав об агарянах, задумал дурную думу: волей или неволей принудить Татикия отступить от города. И вот Боэмунд пришел к нему и сказал: «Заботясь о твой безопасности, я хочу открыть тебе тайну. До графов дошел слух, который смутил их души. Говорят, что войско из Хорасана султан послал против нас по просьбе императора. Графы поверили и покушаются на твою жизнь. Я исполнил свой долг и известил тебя об опасности. Теперь твое дело позаботиться о спасении своего войска». Татикий, видя, что начался сильный голод (…) отчаялся взять Антиохию, снялся с лагеря, погрузил войско на ромейские корабли (…) и переправился на Кипр». См. Анна Комнина. Указ. соч. – Книга XI, гл. 3, С. 300–301.
[Закрыть]. Если сопоставить эти слова Анны с уверениями Раймонда Ажилльского в том, что Татикий, покидая Левант, препоручил Боэмунду, как единственному из приближенных к нему крестоносных князей, попечение о номинально византийских городах Киликии[734]734
По словам Раймонда, Татикий «передал (concessit) Боэмунду два или три города; Таре, Мамистру, Адану». См. Raimundi Aguilers. Op.cit. – с. 6, Р. 246. Если же учесть, что Раймонд Ажилльский не входил в число приближенных нормандского князя и не принимал дальнейшего участие в «антиохийских» войнах за равнинную Киликию (в 1100, 1101,1107–1108 гг.), вероятно, он действительно передает те слова, и те уверения, которые Боэмунд выдвигал в 1098–1099 гг., уже выдвигая свои права на киликийские города.
[Закрыть], создается впечатление, что сын Гвискара унаследовал не только военные, но и дипломатические дарования своего отца[735]735
Напомним, что «Гвискар» (Viscardus) на средней латыни и на старофранцузских диалектах означал «хитрый», «находчивый» и даже, в определенном контексте – «лис».
[Закрыть]. Успехам Боэмунда способствовало и то, что он был единственным среди вождей Первого крестового похода, кто уже был известен на византийском Востоке, благодаря своему участию в нормандских походах против Ромейской державы. Как впоследствии писал Рауль Канский, «Народы Востока считали его князем среди князей. С тех пор как он сражался бок о бок с Робертом Гвискаром, слава Боэмунда, возросшая после стольких сражений, ужасала народы. С самого начала (крестового похода. – С. Б.) он был прославлен в Азии»[736]736
Radulfo Cadomensi. Op.cit. – с. 62, Р. 652.
[Закрыть].
Именно в Антиохии – царице сирийских городов сын Гвискара видел тот центр, вокруг которого предстояло сформировать новое нормандское государство на землях византийского Востока. Антиохия с первых дней осады города завораживала крестоносцев своей красотой, неприступностью и величием. Город действительно поражал воображение как латинских паломников, так и жителей Востока. Приведем описание Гвиберта Ножанского: «Антиохия – город несравненной красоты, не знающий равных в величии своих строений. Он прекрасно расположен, его климат несравненен, его виноградники плодородны, поля – богаты. К востоку он окружен четырьмя высокими горами, с запада его стены омывает река Фарфар, известная по Писанию, чьи волны наполнены рыбой. На вершине одной из гор возвышается удивительная, неприступная крепость, под ней расположен сам город, наполненный следами прежней славы, гордящийся благородными памятниками своего древнего великолепия. В его пределах находится 360 церквей (…) Город окружен двойной стеной. Один ряд стен привычной высоты, другие же стены, возведенные из массивных камней, невероятной высоты и широты. Стены окружают 450 башен»[737]737
Guiberti Abbatis. Op.cit. – Lib. VI, с. 16, P. 211–212.
[Закрыть]. Описание неприступных укреплений величественного города оставляет и мелькитский автор Юханна ибн Бутлан.
С Антиохией связаны величайшие свершения старшего сына Гвискара: именно Боэмунду была сдана Башня двух сестер и, следовательно, сама Антиохия; именно ему, после победы над армией Кербоги (28 июня 1098 г.) сдалась и цитадель города, а глава сельджукского гарнизона – Ахмед ибн Мервад, вместе с некоторыми тюркскими воинами, принял крещение и поступил на службу к итало-нормандскому князю[738]738
Описание крещения Ахмеда ибн Мервада оставляют Анонимный автор «Деяний франков», Петр Тудебод и многие другие латинские авторы. См. Anonymi Gesta Francorum… с. 29, P. 379–380; Petri Tudebodi. Op.cit. – P. 82. Однако самым значимым является описание, данное самими князьями крестоносного войска, в их послании к Папе Урбану II: «эмир, находившийся в вышеупомянутой крепости, во главе отряда из 1.000 человек сдался Боэмунду и, через него, полностью покорился христианской вере». См. Hagenmeyer Н., ed. Die Kreuzzugsbriefe… № 16, P. 164; Fulcheri Carnotensis. Op.cit. – c. 24, P. 263.
[Закрыть]. После взятия Антиохии и победы над армией Кербоги, вожди Первого крестового похода, уступив настоятельным требованиям Боэмунда, сделали его «господином и защитником Антиохии (dominum et aduocatum)». По словам Альберта Аахенского: «Боэмунд принял власть и господство над городом (assumpta potestate et domino urbis) и разместил свою резиденцию и свою стражу в цитадели, которая была расположена высоко в горах»[739]739
Alberti Aquensis. Op.cit. – Lib. V, c. 3, P. 340.
[Закрыть]. Конечно же, это вряд ли было окончательным решением совета; скорее – временной мерой. Князья и бароны крестоносного войска явно не желали отказывать Боэмунду, признавая его заслуги в деле завоевания Антиохии и спасения «вооруженных паломников» от наступавшей армии Кербоги; но, в то же время, они не собирались и воевать с Византией ради защиты нормандских прав на Антиохию[740]740
Двойственность положения князей крестоносного войска выражается и в том, что они, признав Боэмунда «князем и господином Антиохии», одновременно поручили Гуго Вермандуа и Бодуэну II, графу Эно, оповестить василевса о взятии города и разузнать о перспективах ожидаемого ромейского продвижения в Сирию. Подробнее см. выше.
[Закрыть]. Со смертью Адемара Монтейльского (1 августа 1098 г.) Боэмунду противостояли лишь провансальские крестоносцы графа Раймонда Сен-Жилльского, упорно державшиеся идеи союза с империей; остальные вожди крестового похода не оспаривали прав Боэмунда на Антиохию. Что касается графа Тулузского и Сен-Жилльского, то на протяжении первых лет пребывания франков на Востоке он оставался главным латинским противником нормандского утверждения в Антиохии.
О распре между Боэмундом и Раймондом Сен-Жилльским будут неоднократно писать средневековые хронисты и позднейшие исследователи. Приведем здесь цитату из Ордерика Витали, точно передавшего суть распри и аргументы сторон. «Один (т. е. Боэмунд) требовал утверждения своего господства над всем городом, как и было обещано ему во время осады». Раймонд же «апеллировал к клятве верности императору, данной и Боэмундом, утверждая, что он не может быть освобожден от этой клятвы без вероломства. Боэмунд приготовил переданную ему цитадель к обороне, собрав там запасы оружия и провианта и стянув туда войска. Таким же образом граф укрепил занятый им дворец эмира Кассиана (т. е. Яги-Сиана. — С. Б.), а также захватил крепость у моста, ведущего к гавани Св. Симеона»[741]741
Orderic Vitalis. Op.cit. – Vol. III, Lib. IX, с. 12, P. 153.
[Закрыть]. До начала 1099 г. провансальцы графа Раймонда контролировали южный квартал Антиохии, с дворцом Яги-Сиана (очевидно, бывшей резиденцией византийских дук) и главными, укрепленными городскими воротами – Мостовыми вратами. Также провансальские крестоносцы стояли и в таких сирийских городах, как Ругия, Альбара и Тель-Манна. Однако не позднее весны 1099 г. все эти территории перешли к Боэмунду. Удержав Антиохию и отстояв свои права на покоренный город, Боэмунд приступил с созданию собственного франко-нормандского княжества на территории византийской Сирии и равнинной Киликии, продолжив тем самым нормандскую экспансию на Восток и фактически возобновив в Леванте то, что его отец успешно завершил на землях византийской Италии.
