Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 1"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

6. Выход

Через несколько минут они были у Фомина. Ирины действительно не было. Обидели девочку. Даже не прибрала постель, ускользнула. Фомин огорченно вздохнул. Доктор внимательно обошел всю квартиру, принюхиваясь к каждому углу, посмотрел на взбитую, словно сливки, постель.

– Все битвы устраиваешь! – с усмешкой сказал он.

– Это не битвы, это соглашения, – поправил Фомин. – И что это ты тут расходился по комнатам, словно стартовую площадку ищешь? Не выйдет, лучше готовь свой кофе и проваливай!

Доктор пробормотал что-то насчет того, что проваливаться они теперь будут вместе и довольно часто, и ушел на кухню готовить кофе. Фомин же упал в кресло и обнаружил в нем любимый журнал Ирины, который они купили накануне вечером. Было странно, что Ирина его забыла, она же его даже не просмотрела. Вообще странно, что она ушла и ничего не сказала. Он ожесточенно потер лоб, как-то не по себе было. Сейчас бы поспать!..

Но последствия многодневного пития и отсутствие сна, порождали какое-то странное состояние лихорадочного и бессмысленного беспокойства, слова и действия «выскакивали» из него помимо воли, он сам порой поражался, какую чушь несет и более того, делает. Так ведут себя в преддверии белой горячки или с тяжелого похмелья. В такие минуты ему казалось, что он разваливается на какие-то части и осколки себя, ощущая одновременно и бессилие и наслаждение перед бездной хаоса внутри…

Он рассеянно листал дамский журнал, читая заголовки: «в постели с порнозвездой», «как похудеть и не заметить», «он, она, остальные на…» Вот значит, что читает Ирина!

Появился Доктор, хмыкнул на бутылку вина, которую они с Ириной открыли вчера. Или не вчера, а уже сегодня?..

– Вот! – сказал Фомин. – Посмотри, что пишут!

– В постели с порнозвездой… Когда я впервые вступила на съемочную площадку, то тут же испытала оргазм, – педерастическим голосом начал читать он. – Я поняла, это мое! Ну наконец-то я нашла способ зарабатывать деньги и получать кайф!..

– Как тебе это, Доктор? Это же шедевр!.. Только этот способ получения кайфа давно открыли проститутки, причем съемочная площадка у них везде, на каждой улице, они как-то честнее будут.

– Если Шекспир сказал: весь мир театр, то проститутки заявили: нет – весь мир съемочная площадка! И снимают себе. Получился не мир, а Хулливуд – Хуллиев лес, в переводе, и они в нем работают! Причем, они опередили кинематографистов примерно на тысячу лет. Так что лукавят эти порнозвезды, когда скрывают свое родство. Почему бы им не назваться, как они есть, проститутками, а, Док?.. А то «порнозве-озды»!..

– А вот другая… Мне повезло с первым партнером, который так усердно помогал, что у меня случился оргазм!.. – продолжал он тем же «тическим» голосом. – Я занимаюсь этим в основном из удовольствия. Было бы обидно делать это только за деньги. Мне не нравится, если я не достигаю на съемочной площадке оргазма, и для того, чтобы обеспечить его, я вызываю мужа… Вот это по-нашему, по-бразильски…

Фомин отпил вина из бутылки, что стояла на столике, рядом с креслом. У него началась похмельная лихорадка и говорильня, и он хотел ее сбить.

– Что молчишь? Опять что-то задумал, пришелец чертов?.. Понимаешь, она вызывает мужа, чтобы он помог ей достичь оргазма с другим. Вот для чего оказывается мужья-то!..

Доктор молчал, попивая кофе, и Фомину ничего не оставалось делать, как развивать эту мысль самому.

– Ну с мужем-то как раз понятно: «милый, я тебе изменяю, но сделать-то ты ничего не можешь, так как это приносит большие деньги и кайф обоим!» Только почему бы заодно не вызвать родителей и тем самым утолить, наконец, эдипову гидру. Еще лучше, конечно, детей, чтобы задушить эту гидру в зародыше! Черте что!.. И все какие-то причины выдвигают, а в конце концов все равно, все до единой, проговариваются о своем блядстве…

– А вот о грустном: «теперь мне очень редко хочется заниматься сексом», – ну просто крик души! Даже швейные машинки, оказывается, грустят!.. Значит такую фигню читает Ирина! Ясно!.. Доктор, ну что ты все молчишь?

Он встал и прошелся по комнате, его лихорадило до дрожи. Доктор потянулся к бутылке.

– Нет, нет, пить вино ты не будешь! – сказал Фомин, убирая бутылку под стол.

– А это что такое?! – безмерно удивился он, обнаружив под креслом сумочку Ирины.

– Ничего не понимаю! – бормотал он, разглядывая театральный черный ридикюль. – Как она могла уйти без него? Ну ладно без журнала своего любимого, это я еще могу кое-как понять – забыла… но без сумки?!

– А что здесь такого? – удивился в свою очередь и Доктор. – Почему она не может уйти без сумки?

– Док, ты вообще откуда? Там, где ты родился, были женщины? – Фомин потряс журналом и ридикюлем. – Ты можешь себе представить художника, который вышел на пленер без этюдника?..

Он повертел головой, словно ища еще что-нибудь, что бы его окончательно добило.

– Что с ней произошло? Куда она могла пойти без сумки? Я с ума с нею сойду!

– Да что у нее в этой сумке, что она не может без нее выйти? – спросил Доктор, не понимая паники Фомина. – Протезы что ли?..

Фомин дико посмотрел на Доктора.

– Ну, во-первых, там зеркало! – сказал он.

– И что? – все равно не понимал Доктор.

– Если женщина вышла из дому без зеркала, значит, из дома вышла уже не женщина, а конец всему! Это гибель цивилизации, Док! С ней что-то случилось!..

Он набрал Иринин номер телефона, потом сообразив, что поздно, бросил трубу, потом бегал по квартире и кричал, что все неприятности у него начались с появлением Доктора, исчезновение Ирины в том числе. В конце концов, он выдворил Доктора за дверь, мотивируя это тем, что Ирина вот-вот вернется…

Раздался звонок. Фомин не сразу сообразил, что звонок не телефонный. Что это? Ирина? Доктор? Менты?.. Он не мог понять сколько времени и что с ним, но чувствовал он себя несколько лучше, голова не отдавалась печальным звоном на каждый шаг, а только гремели звонкие колокольчики в такт дверному звонку…

За дверью стоял Доктор и захлопнуть ее не удалось, Доктор был гораздо свежее…

Он в ярости послал Доктора нах, вместе со всеми его дырами. Доктор вместо этого ушел на кухню, приняв вид иностранца перепутавшего «нах» с «на кух», потом удобно расположившись в кресле с газетами и кофе, включил радиоприемник. Жизнерадостный голос жокея сообщил, что концерт по заявкам продолжается, а Степан Петрович к этому моменту уже всю жизнь проработал в паровозном депо номер…

Доктор налил немного вина из бутылки, что снова оказалась на столике, попробовать.

– М-м, настоящее! – удивился он.

– У меня все настоящее, кроме будущего, – угрюмо заметил Фомин, одеваясь после душа, от этой привычки он не мог никак отучиться и это, среди множества примет наступающего алкоголизма, было единственной надеждой, что алкоголизм не пройдет. И еще ему казалось, что эта не та комната, в которой он заснул…

– Судя по твоему виду, ты куда-то собрался – только сачка не хватает, Паганель, – заметил он.

Вид у Доктора, за редким исключением, был всегда один: скучающий, но сейчас он скучал, как-то особенно вызывающе. Так и хотелось спросить: ну что, Онегин? ты зеваешь… – но останавливало опасение, что Доктор, проведя день у книжного развала, ответит сразу всей третьей главой «Онегина». И Фомин, осторожно неся похмельную голову, опустился в кресло с другой стороны журнального стола без цитаты.

– Я так понимаю, ты за мной?..

Не было сил ни бороться с этим, ни принять – апатия и бессилие.

– Ну, – раздумчиво начал Доктор, – два твоих замка в критической зоне, откровенно говоря, если ты сейчас не сдвинешься с места, тебе вообще п…ц!

И Доктор произнес одно из самых красивых и энергичных слов во Вселенной с восхищенно цыкающим окончанием. Чтобы Доктор так выражался…

Фомин вздохнул: ничего не изменилось!.. Тогда он налил полный бокал вина и жадно выпил. Вино неожиданной жаркой волной хлынуло в ничего не подозревающий голодный желудок – такая рань! – а потом со всего желудочно-печеночного размаха ударило ему в голову: накось!.. Голова зашумела как дремучий лес, он даже птиц услыхал, карканье. Несколько секунд он переживал это полуобморочное, но приятное ощущение полуинсульта. Потом стало хорошо и воинственно.

– А теперь Юля и Ирина просят передать для своих мальчиков – Кости и Володи – песню «Танго-кокаин» и желают им все-таки поменять половую ориентацию на них! – вещал ди-джей.

– Слушай, Док, может нам тоже поменять ориентацию? Ну что мы все время убегаем?

– А я и предлагаю, – меланхолично уронил Доктор, – давай догонять.

– Я все-таки не могу понять, откуда он взялся этот дурацкий замок? Из-за него я должен переться черте куда опять!

– Какая разница откуда он взялся! Скорее всего, ты его просто забыл. Главное, что его надо нейтрализовать!

– Найти бы мне эту сволочь, что позволила этой штуке подняться, башку бы снес!.. -

Хищно раздул ноздри Фомин, второй бокал сделал из него свирепого воина.

– Я не верю, чтобы я мог такое забыть. У меня не было экстренных ситуаций!

– Такое может сделать только иерарх. Насчет его башки…

– Ну в глаза ему посмотрю! В глаза-то ему можно посмотреть? Остались глаза-то?

Доктор усмехнулся.

– Можно, остались… они примерно такие же как у меня.

– Да у вас у всех там глаза помороженные. Господи, ну зачем я с вами связался?..

Кратковременный воинственный кураж Фомина сменился отчаянием.

– Перестань! Ты же знаешь, что все происходит так, как должно происходить.

– Конечно! Но вопрос этот мне все равно очень хочется задавать! Время от времени. И никто мне это не запретит! Чтобы вы понимали, какие вы сволочи, вся ваша Ассоциация! Вот скажи мне честно: на фига она нужна, если все равно пойдет в тартарары? Рано или поздно, но пойдет! Как всё! Ведь все равно дальше она не расширится, дно уже давит!.. Это как вдох. А потом последует выдох, и – «бедная тетя, как вы похудели!» Конец будет твоей Ассоциации! Никого не будет, ни Синклита, ни ее самой, ни тебя, кстати, что будет очень справедливо!

– Ну ты даешь! Я тебя предупредил, можно сказать, жизнь спасаю.

– А на фига ты меня предупредил? Предупредил он меня! Теперь я знаю, что сдохну. Скоро сдохну! Вот спасибо! Теперь, вместо того, чтобы жить и наслаждаться оставшееся время, я буду как ненормальный какой-то убиваться, спасая себе жизнь. И самое интересное, неизвестно, спасу ее или нет?

– Ты все? Тебе надо было снова идти в театр, а не в недвижимость!

– Не затыкай мне рот! Я еще не сказал тебе главного, что я никуда не пойду!

– Но ты хоть понимаешь, что ведешь себя, как ребенок? Хуже – как самоубийца.

Но Фомин попивал вино и снова входил в раж.

– А не нравится мне все это, Док! Не нравится! Ты появился, и стали происходить странные вещи: Ирина, братва. У меня до этого все было тихо и мирно!

Доктор будто его не слышал.

– Это тебе так кажется, забыл, что вчера про губернатора рассказывал? И потом дыра может наведываться в твои места, когда тебя там нет. Как ты это проследишь?

– Прослежу!

– У нас мало времени, – напомнил Доктор. – Строго говоря, у тебя нет выбора, так же как и у меня, потому что это может произойти в любой момент.

– Что может произойти, да еще в любой момент?! – закричал Фомин, выходя из себя. – И как это у меня нет выбора?! У меня всегда есть выбор! И я выбрал!.. Идите вы все!..

Он успел опрокинуть в себя бокал вина, пока его голос, исполненный праведного гнева, звенел в квартире. Потом его словно током ударило: дядя Женя! Действительно, кто поручится, что его смерть и вся остальная повальная чума в театре, включая и дурацкий колосник, не из-за него, Фомина? Кто?! Ему стало страшно: ладно, ты сам, но когда погибают из-за тебя!.. В голове зазвенело. И будто в унисон прозвучала вдруг длинная трель звонка в дверь.

Доктор вздохнул:

– Ну вот, пожалуйста!

– Что, пожалуйста?.. Да это может быть кто угодно! – отказывался Фомин играть в такие игры. – Соседи от нашего крика проснулись! Или вообще Ирина (только ее здесь не хватало!) вернулась за своей сумкой. Сколько, кстати, время?.. Ну вот, почти десять!

– Ну, иди, открой! – пожал плечами Доктор.

– Вот только не надо делать из меня неврастеника! – умоляюще поднял руки Фомин, и пошел открывать.

– Кто? – все-таки спросил он, хотя никогда раньше этого не делал.

Убить мало этого Доктора!

– Вы-ваш ны-новый участковый. Зы-знакомлюсь со своим участком. Вы-вот мое удостоверение!

– Эй, Док! – крикнул Фомин в комнату. – Тебе надо фильтры менять!

Но сам-то он знал, почему крикнул – чтобы дать понять гостю, что он не один…

Участковый стоял перед ним, улыбаясь всей своей молодой румяной физиономией.

– Шу-шульженко В-владимир Ильич! – сказал он приветливо заикаясь и показывая удостоверение.

– Мы-можно просто Шуля, – добавил он неожиданно.

И так же неожиданно с нечеловеческой силой схватил Фомина за горло.

– Мы-можно ваши документы? – попросил он при этом застенчиво, как и прежде.

Фомин ударил его в пах, что было сил, и резко присел, выбрасывая вверх руки, чтобы сбить захват. Ему показалось, что он ударил стену, а после попытки присесть в шейных позвонках что-то хрустнуло. Руки участкового медленно, но неуклонно сжимались на горле Фомина, при этом лицо его все так же приветливо улыбалось.

– Я ды-должен познакомиться со всеми квартиросъемщиками, – деловито сообщил он выпученным глазам Фомина.

Глаза же участкового, голубые, как эмаль унитазов в новостройках, светились радостью и энтузиазмом. Еще секунда и он сломал бы Фомину шею, впрочем, тому было уже все равно: он терял сознание и оседал в безжалостных руках приветливого монстра…

Внезапно хватка ослабла, и Фомин очнулся, судорожно хватая ртом воздух. Закашлялся. Первое, что он мог рассмотреть – безголовый участковый. Голова его, в отличие от тела, которое все еще стояло и держалось за шею Фомы, валялась у дверей и приветливо улыбаясь продолжала заикаться:

– Вы-ваше место работы?

– Агентство недвижимости «Кентавр»! – в ярости заорал Фомин, отбрасывая тело «простошули» к дверям, и сразу почувствовал, как заболели ушибленная нога, руки, шея.

– Док, в чем дело?! Что это за кукла?!

– Никогда не открывай двери незнакомым людям, – заметил Доктор, словно это он был участковым.

– Ны-никогда не открывайте дверь нэ-незнакомым, – пробубнила голова ему вслед.

Доктор пнул ее и она, ударившись о дверь, исчезла. Исчезло и тело.

– Что это такое, Док? – Фомин осторожно ощупывал горло и шею. – Я тебя спрашиваю! Ты не обратил внимание: меня чуть не убили! Ты появился и меня начали убивать! Как котенка!

– За нами идут. Надо уходить!

– Кто идет? – возмутился Фомин. – Ассоциация?.. Чтобы оторвать мне голову? Тебе самому не смешно?..

Доктор ничего не успел сказать, потому что в дверь снова позвонили.

– Посмотри в глазок! – шепнул Доктор.

– Кто? – угрюмо спросил Фомин.

– Вы-ваш ны-новый участковый. За-знакомлюсь со своим участком…

Фомин с поднятыми дыбом волосами заглянул в глазок. Участковых было двое. Совершенно одинаковые цветущие рожи и глаза от всех голубых унитазов родины. Оба протянули удостоверения к глазку. Фомин, бледный, как будто увидел летальный исход в двойном экземпляре, повернулся к Доктору.

– Шульженки Владимиры Ильичи, двое! – отрекомендовал он. – Можно просто Шули… Сделай же что-нибудь! – уже закричал он.

– Я говорю, надо уходить!

– Да я не готов! Ты же знаешь, здесь я бессилен! У меня запрет на выход! Ничего не могу, кроме как рожу начистить!.. Оторви им головы!

– Тогда их будет уже четверо. Видишь, они удваиваются! И нам уже будет очень трудно.

– Шу-ульженко Владимир Ильич, – донеслось из-за двери. – Мы-можно просто Шу…

И четыре руки одновременно прорвали входную дверь.

Если бы Доктор рывком не оттащил Фомина от двери, голова его так же бы валялась на полу, как недавно голова псевдоучасткового.

– Все, надо уходить! – сказал Доктор, вытаскивая Фомина из коридора.

Они оказались в комнате, где совсем еще недавно почти мирно беседовали и попивали настоящий бордо. Как давно это было!.. Фомин судорожно крутил головой.

– Как?.. Я не могу! Мне нужно полдня искать точку. Да и выход мне закрыт, ты забыл? А как мы выйдем из квартиры?

– Сколько вопросов! А надо всего лишь сделать переход!

Дверь в коридоре хрястнула, видимо Шули проходили сквозь нее, как сквозь фанеру.

– Нужны же специальные упражнения! Пост!.. И чего я не поставил железные двери?.. Нужна соответствующая обстановка! – лепетал Фомин, бегая в панике по комнате; глаза его не отрывались от дверей, которые должны были вот-вот взорваться руками страшных кукол. – Мы с Сати…

– Узнаю Сати! – усмехнулся Доктор. – Вечно у него фокусы! Только бы голову морочить! – Он вытащил Фомина на середину комнаты. – Ничего не надо: ни точек, ни упражнений. Все это туфта!.. Делай, как я! Ну?.. Давай!..

Доктор побежал и с разбегу прыгнул в окно. Раздался звон стекла. Фомин, сначала побежавший за ним, остановился, как вкопанный – восьмой этаж!..

Доктор исчез. На улице, падая, билось стекло. В унисон ему трещали и лопались стекла дверей у Фомина в квартире. Участковые начали обыскивать помещение с ближайших дверей. Ванная, туалет, кухня, – механически считал Фомин, и с ужасом смотрел в разбитое окно. Никто не кричал на улице и не было характерного звука упавшего тела. Подойти и посмотреть, что с Доктором, он боялся, это была последняя надежда.

– Я ды-должен познакомиться со всеми проживающими в квартире, – словно оправдывались участковые, после каждой вспоротой двери и продолжали свое страшное дело.

Прошло несколько секунд с момента исчезновения Доктора и примерно столько же, так казалось Фомину, оставалось до момента, когда он навсегда уснет в нечеловеческих объятьях Шуль. Нет, выброситься в окно он не сможет!..

Стекло вновь зазвенело, но уже собираясь, Фомин, вздрогнув, отступил на несколько шагов назад. В комнате появился Доктор.

– Ну ты что, о двух головах? – спросил он, как заправский урка.

– Об одной, – буркнул Фомин, совсем растерявшись.

Ситуация полностью вышла из-под его контроля, им владели только страх и бессилие, словно что-то внезапно сломалось в нем, оставив только ужас перед этим переходом

– Давай руку! – скомандовал Доктор. – Времени уже нет!

Времени, действительно, уже не оставалось. Дверь в комнату затрещала и показались четыре руки. Потом руки стали разрывать дверь. Словно жуткие близнецы-пианисты они все делали синхронно: хвать! хвать! рвать!..

– А почему им обязательно надо разрывать дверь, а не открывать по-человечески? – очнулся Фомин от такого вандализма. – Мне ремонт делать!

– Все, времени у нас нет! На ремонт тоже!.. Ни о чем не думай! И беги, как можешь! – закричал Доктор уже на ходу.

– А-а-а! – заорал Фомин приближающемуся окну, и зажмурился, слыша треск двери, звон стекла, свой истошный крик… «Соседи точно участкового вызовут!..»

– А-а-а! – орал он, чувствуя, что куда-то проваливается…

– Открой глаза и не ори!.. – Голос Доктора, толчок в плечо. Они стояли перед огромным табло, похожим на расписание, от них в разные стороны разбегались люди.

– Где я?

– Там, где хотел очутиться!.. – Доктор едва слышно выругался.

Фомин зачарованно огляделся вокруг, еще ничего не понимая – огромный зал, люди – и уставился на какого-то то ли цыганенка, то ли азиатенка, лет семи, стоявшего под ним.

– Ты кто? – спросил он, как полагается магу при встрече.

Чумазый пацан смущенно заулыбался, хотел убежать, но потом передумал.

– Мы сами не местные, – сказал он баском. – Дай пара копейков!

Он ловко пнул еще одного подбежавшего сорванца поменьше и почумазее, и пояснил:

– На лечиться, а то уехать не на что!

– Да я и сам не знаю пока: местный я или нет, – пробормотал Фомин. – Может, самому нужны будут пары копейков на лечиться. Давай-ка, чеши, брат, отсюда!..

К ним уже спешил милицейский наряд, бравый сержант и рядовой, оба в полной выправке – страна на военном положении, выбирает путь.

– В чем дело? Почему нарушаете?

Фомин с облегчением увидел, что это не Шули. До него, наконец, дошло, что он на Ленинградском вокзале, прямо под электронным расписанием поездов в главном зале, в другом его конце стоял белый, как мел, вождь мирового пролетариата.

– Да вот, на поезд опоздал! – сказал он сержанту, диковато усмехаясь словно не веря самому себе.

Не поверил и сержант, глядя на его нагловатую физиономию. Рядовой, тот просто держал автомат дулом в живот Фомина, наизготовку, такая опасность исходила от него.

– А че тогда орёте, как сумасшедшие?

Сержант в упор смотрел на обоих желтоватыми глазами хищника, он был похож на большую, туго сжатую пружину, которой давным-давно хочется распрямиться, да вот повода нет! Густые пшеничные усы, словно намеренно скрывали жестокую складку губ.

– А он всегда, как опоздает на поезд, так орет, – вступил в разговор Доктор.

– Не ори! – обратился он к Фомину. – Поезд ушел!

– Обидно! – сказал Фомин.

– Ваши документы! – попросил сержант, все еще подозрительно оглядывая обоих.

Фомин вспомнил, что документов при нем нет.

– Какие документы? – удивился он. – Зачем?

– Но вы же уезжаете? Как же вы без документов?

– А мы в область!.. Мы на электричку опоздали!

– Но это-то расписание дальних поездов!

– Все в порядке, сержант, – сказал Доктор, подавая документы. – Вы его не слушайте, он действительно сильно расстроился, сам не знает, что говорит.

– А ваши билеты?.. – Сержант чувствовал по дрожанию внутри себя пружины, что здесь что-то не так, но не понимал, что.

– Вообще, вы должны пройти с нами! – заявил вдруг он.

Доктор порылся в карманах, что-то бормоча, словно обиженный недоверием. Через секунду над ними загремело:

– Дежурный наряд милиции просят срочно пройти к багажному отделению! Дежурный наряд милиции…

Рассматривать, поданные Доктором билеты и документы времени не было и сержант, бегло пробежав их глазами, с большим сожалением вернул.

– Больше не кричите! – угрожающе предупредил он, и они с напарником вроде бы неспешно, но быстро пошли к выходу из зала; две большие военные кошки.

– Больше не будем! – заверил их Фомин вдогонку. – Поезд-то ушел, чего кричать?

– Док, мы где, на вокзале что ли?.. – Даже сейчас Фомин не верил глазам своим. – А почему мы не…

– Потому что ты мешок дерьма… бам-бам-бам! – задумчиво выругался Доктор, изучая расписание. – О чем ты думал, когда бежал за мной?

– Ни о чем, орал.

– Ну это я слышал. Распугал тут всех. Документы пришлось рисовать, наряд вызывать ложно. Кто у тебя в Питере или где там еще?..

Доктор, засунув руки в карманы и покачиваясь на мысках, очень сдержано пытался понять сей зигзаг.

– Может, у тебя встреча здесь назначена, а? Опять какая-нибудь настоящая любовь?.. Ты можешь хотя бы во время перехода не думать о бабах? Мы же могли и под маневровый попасть!

– Может для тебя все просто, а я лишен благословения!

Фомин пропустил замечание насчет Питера. Ну подумал чуть-чуть в Ярославском направлении. В том письме неизвестная писала ему, что проводит почти все свое время до глубокой осени в Мамонтовке. Неужели это могло сбить курс Доктора?

– Забудь об этом! Ты можешь перемещаться, – успокоил его Доктор.

– С вокзала на вокзал?

– Ты можешь перемещаться! Только не тяни одеяло на себя. Отсюда тебе без меня не выбраться, но там будет все в порядке!

– Не уверен. И вообще ты, по-моему, затеял безнадежное дело: я тебе и тут, и там обуза, – санкция Ассоциации всеобъемлюща, во всяком случае на выход отсюда!

– Но сюда-то ты как попал?.. Значит, переместился!

– Да ни фига не переместился! Я вывалился сюда из твоего перехода, у меня и раньше такое было! Усну в одном месте, проснусь в другом, но все это здесь и никак не дальше!.. Мне отсюда не выбраться…

Доктор с досадой огляделся, словно ища доказательства. Взгляд его снова уткнулся в расписание.

– Ну, что я говорил, смотри!..

Он указал на табло. Фомин непонимающе уставился на расписание.

– На дату смотри! – подсказал Доктор. – Вчерашний день! Ох и любишь же ты, Фома, свое прошлое! Или опять жалел, что со мной связался?

Фомин любил свое прошлое и жутко жалел, что когда-то связался с Ассоциацией и Доктором, в частности.

– Это твое перемещение! Ты можешь!

– Я есть хочу!.. – Фомин совсем не разделял энтузиазма Доктора.

Через пять минут они стояли, нежно и сладко обволакиваемые теплым запахом печеных пирожков «Русского бистро».

– Русское бистро – величайшее изобретение человечества, после паровоза, – делился Фомин с Доктором, заставляя стол дымящимися пирожками с капустой.

– Сейчас пивка, потом они остынут и мы их, – ласково бормотал он, поднимая осоловелые от предстоящего глаза на Доктора.

Было видно, что больше ни в какие переходы он не собирается и никакие замки с их смертельными петлями не в силах поколебать решение, принятое его пищеварительной системой. Стол ломился. Доктор с изумлением смотрел на разомлевшего приятеля, его переходы из одного состояния в другое пугали.

– Водочка, водочка, а вот водочка…

В бистро зашла старушка с потрепанной коленкоровой сумкой модной у хозяек 60-х годов. Шла она как бы по своим делам и ни на кого особенно не смотрела, опуская и поднимая взор, только между делом делилась со всеми: «водочка, а вот русская водочка, кому водочки». Глаза ее при этом, словно рентгеном, просвечивали каждого, кто попадался на ее пути, на предмет: может, не может, свой или ментовской?..

– Бабуля! – ласково позвал ее Фомин. – Ну-к, давай, что у тебя есть самого лучшего!

– Ты что с ума сошел?! – оторопел Доктор; но на столе уже стояла она, родная, прозрачная слеза, через которую видно, откуда есть пошла земля русская и другие несчастия самой большой политической географии.

И конечно, Фомин ничего уже не слушал, не слышал даже, после всех этих прыжков в окно, страшных Шуль, сержанта… Деловито, без лишних слов, но очень споро, как ханыга в подворотне, он хлопнул первые сто пятьдесят и начал вкусно закусывать.

– Ты только посмотри на нее! – сказал он, после исполнения первой позиции.

– Ни на кого не смотрит, а все видит: кому водка нужна, а от кого держаться подальше. Такую запусти на денек в министерства всяких дел, и с утечкой информации будет покончено навсегда! Она же выявит всех этих оборотней в погонах и предателей-космополитов, и Россия будет спасена! В который раз! Всего за один день, Док! Куда ФСБ смотрит, не пойму?! Ну чего ты смотришь на меня! Вот тебе бы она ни за что не продала, потому как ты чужеродный элемент, не наш! Это чувствуется, понимаешь! А я… – Фомин погладил себя по тому месту, куда исчезали пирожки. – Я здесь в доску свой, рассейский! Мне водочка полагается!

– Доска ты стоеросовая! У тебя же переход сейчас!

– Какой переход, Док, забудь! Я остаюсь, я понял, что не могу без этого!..

Фомин широко обвел рукой стол, где капустные пирожки окружали, словно цыплята наседку-мать, бутылку водки.

– Сейчас бы еще квашеной капусты! – Мечтательно завел глаза горе он, а когда снова посмотрел на Доктора глаза его расширились от ужаса.

– Эт-то что?! – спросил он, тыча пальцем за спину Доктора, и вдруг завопил, напугав публику и персонал. – Док, они здесь!..

В открытую дверь бистро входили два Шули. Руки они еще не подняли, но цветуще-идиотский вид деревенской молодцеватости и синхронность движений, а также неумолимость, сквозившая в каждом движении, уже напугали посетителей. Кто-то вскрикнул вслед за Фоминым, кто-то кричал просто так, от страха чужого страха, еще не понимая в чем дело, но зная, что добром это не кончится, но почти все, на всякий случай, кинулись к противоположным дверям. Образовалась пробка.

– Уходим! – быстро сказал Доктор.

– А пирожки? А водка? – в отчаянии спросил Фомин. – Я есть хочу!

Он стал лихорадочно заворачивать пирожки в салфетки. Пирожки были еще горячие, жгли руки.

– Уходим! – крикнул Доктор. – Будут тебе еще пирожки!

– Где? – с тоской завопил Фомин. – Нигде таких больше нет! Только у нас, в России!

Он все-таки запихнул один пирожок в карман, другой – в рот, пока Доктор вытаскивал его из бистро. Просторный зал пригородных касс наполнился криками выбегающих людей и призрачных бомжей. Крик выкатывался на привокзальную площадь, порождая волну паники, которая особенно страшна и причудлива в таких местах.

На улице оказался глубокий вечер.

– Надо отрываться от этого столпотворения! – сказал Доктор. – Слишком много шума!

Они свернули налево в арку, к перронам. Те, кто бежали следом, крича, побежали за ними.

– Ку-га ге-гим? – спросил Фомин забитым и обожженным ртом.

Он боялся проглотить кипящую начинку пирожка, а выплюнуть было жалко. В конце концов он чуть не задохнулся…

– На перрон! В конец! – ответил Доктор. – Там уйдем! Надо от этих оторваться!

На них оглядывались, за ними бежали с испуганными криками, правда, уже немногие, сзади на площади остались крики, свистки, – в общем, кино. Но неумолимые Шули, преследующие их в кричащей толпе, делали это кино жутковатым.

– А они стрелять не будут? – спросил Фомин, едва поспевая за Доктором.

– Не знаю! – ответил Доктор.

– Э, э! Стой!.. – От стоящего багажного вагона на них выскочили еще два милиционера, теперь уже настоящие: сбоку автоматы.

Это были сержант и его напарник.

– О! – удивился и обрадовался сержант. – Старые знако!..

Он не договорил, вернее, Фомин и Доктор ему не дали, им ничего не оставалось делать, как уронить его вместе с напарником, не сбавляя хода.

– А вот эти могут! – сказал Доктор, прибавляя в скорости. – И будут!

– Че, убьют что ли?! – страшно удивился Фомин.

Доктор, обалдевши, глянул на него, но ничего не сказал, только еще прибавил ходу.

– Стой! – донеслось им вслед. – Стой, стрелять буду!..

Все, к кому это не относилось: пассажиры и провожающие, проводники и носильщики, – все тут же встали, а потом, для верности и легли поближе к вагонам. Теперь Доктор и Фомин были хорошо видны на перроне, освещенном фонарями. Но пока еще на платформе были люди, стрелять не будут, мелькнуло в их в головах. Словно в подтверждение раздался выстрел. Фомин нырнул вниз и чуть не упал.

– В воздух! – успокоил Доктор. – Когда же… этот перрон… кончится?..

Они дружно обернулись. Милиционеры бежали уже все вместе, метрах в тридцати-сорока. Некоторая механистичность выдавала участковых-кукол.

– Приготовься! – скомандовал Доктор.

Фомин увидел светлеющий на фоне ночи край перрона. Людей впереди уже не было, только сплошные сияющие линии путей, уходящие в темноту.

– Сейчас… стрелять… будут… – выдохнул он, стараясь не отстать от Доктора.

– Только не думай ни о чем опять!.. – Доктор оттолкнулся от края платформы.

Фомин сделал то же самое. Последнее, что он видел и слышал, это дым, стрельба, крики и резкий свист маневрового паровоза. Какие-то странные у нас переходы, подумал он, проваливаясь в светящуюся глубину. Миллионы слепящих световых точек-лучей неслись ему навстречу со страшной скоростью, и он болезненно ощутил, что тоже стал одним из таких лучей.