Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 1"
Автор книги: Сергей Осипов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)
Фомин хохотал.
– Это она от волнения, – объяснил он, и поинтересовался:
– Уже прижилось? Нельзя уже?..
Имея в виду – пить…
– Да, молодой человек, – скорбно сказали ему такие же горькие пьяницы, только в халатах. – Теперь, как минимум, год… А через год, если уж очень захочется, что вряд ли, приходите, вырежем. Тогда медицина будет бессильна…
Но Фомин хотел доказать ее бессилие уже сейчас, немедленно. Ему хотелось унять, наконец, Ирину, а заодно и этих торпедоносцев, свято верящих в химию.
– Так точно уже нельзя, прижилось?
– Хана, парень! – по свойски пожалел его один из фельдшеров, с которым они потом сильно подружились.
Понятно, что у Фомина уже было припасено, и не какой-нибудь там, а «Васпуракан». А потом весь «Склиф» стоял на ушах, ничего не понимая, а Ирина разуверилась и в традициях. Бедный Гиппократ, Гален и сам Склифосовский, не имеющие, в общем, никакого отношения к торпедному подразделению! Что им пришлось выслушать в коридорах прославленного заведения?! А уж что услышали про себя живые эскулапы!..
– Да идите вы к черту со своим алкоголиком!.. к другой больнице! – опомнившись, посоветовали они. – Отвечать еще за него!..
– Он же у вас ненормальный! – уверяли Ирину.
– Это я и сама знаю! – огрызалась она. – А вот что у вас за лекарства такие? Левые?
– Нормальные лекарства! Убивают сразу!.. А вот ваша ретивость нам очень даже непонятна! Хотя, понятна! Сами провоцируете? Такого мужика! У нас, между прочим, его паспортные данные остались, имейте в виду!.. Парень, держись, нас не переделаешь!
И рука в приветственном кулаке:
– Ром в рот!
– Рот в ром!
Ирина плюнула на Фомина. Вернее, на его пьянство.
– Все, я от тебя уйду! – пообещала она в очередной раз.
Он облегченно вздохнул и выбросил распорядок дня к чертовой матери вместе с программками клуба анонимных алкоголиков…
– Ну и что? – спросил Фомин, вернув заметку Ирине. – Ты что еще не поняла, что все это бесполезно? Тем более, без моего ведома.
Ирина его поражала, а ее упорство восхищало. Все-таки он скотина, думал он.
– Ты успела закончить? – спросил он.
– Нет… Какая разница? Я тебе вот что скажу, – голос ее был чужим. – Дай мне это сделать и все!.. Если это не поможет, я клянусь больше не заикаться об этом! Правда. Клянусь тебе!..
Она сидела, совершенно убитая, в кресле, ноги – в луже, но она этого не замечала.
– Я устала, – проговорила она наконец.
– Ладно, – сказал он. – Только завтра, сегодня не надо, хорошо?
Она кивнула головой, не имея сил ничего сказать. Фомин уложил ее спать, убрал пахучую жидкость и снова взял заметку. «Мы не лечим, мы просто даем вам силу на одно-единственное магическое заклинание, один-единственный магический удар, чтобы вы смогли преодолеть беду…» Беда, значит, он…
Фомин посмотрел на спящую Ирину. Красивая женщина занимается каким-то уродом, спасает его, не слыша ни одного слова благодарности или хотя бы понимания. Он вдруг ощутил, как ей было обидно все это время, и в то же время понимал безысходность ситуации. Если он бросит пить, то останется один на один с треклятой бездной, что в конце концов затянет его. Только так он мог освободить Ирину от страданий. Но как это сделать? Он уже не раз задумывался об этом. Уехать? Сказать, что уезжает? Надолго. Куда? К родителям? Он только что оттуда. Она не поверит. Он вспомнил, как напугал до смерти родителей своим запойным весельем. Для всех будет лучше, если он исчезнет…
На следующий день он заявился по объявлению.
– Друг пьет, – поделился он горем.
В ответ только подозрительное шевеление ноздрями. Он оказался единственным мужчиной среди толпы старушек и женщин. На него смотрели удивленно: надо же, не повезло мужчине с другом, но принюхавшись, понимающе переглядывались: слава Богу, все в порядке, самого пора!.. Но Фомин всем своим приветливым видом показывал, что это бесполезно.
Вышли четверо суровых подтянутых мужчин в черной одежде, маги, и галдящие старушки притихли. «Как монахи!» – перекрестилась одна. Сказано было то же самое, что и в заметке, только попространнее, в общем, «дадим вам силу».
Фомин запоминал слова неизвестного заклинания. Записывать не стал, оно как-то легко уложилось в голове, как назойливый мотив. Зато, когда он его повторил в общем хоре, в голове словно молния вспыхнула и раздался оглушительный гром.
Впрочем, оказалось, что не только в его голове – старушки бросились от него врассыпную, сверху посыпалась штукатурка. Сеанс был прерван и его попросили пройти в соседнее с залом помещение.
– Вы кто? – спросили его там.
– Да вот, друг, – начал он рассказывать о себе в третьем лице.
– Что друг?! Вы нам сорвали сеанс, вы понимаете это? Что вы взорвали?
Маги стояли так, что Фомин оказался в центре четырехугольника.
– Да ничего я не взрывал!
– Так, все ясно! – сказал один из них. – Это все из той же компании!
– Вызывай милицию! – приказал он стоящему рядом с ним магу помладше.
– Да вы что! – удивился Фомин. – Я просто стоял и повторял…
– Что вы повторяли?
– Да эти ваши… саум раум… – И он повторил заклинание…
Вспыхнула молния, ударил гром и от Фомина с шипением пронеслись четыре светящихся луча по направлению к магам. Но не дойдя до них, лучи рассеялись, образовав сферу, которая, стремительно сжимаясь, вернулась к Фомину и превратилась в ослепительный пирамидальный столб. Раздался еще один взрыв, но уже не такой громкий, больше похожий на хлопок и в помещении остались только маги, Фомин исчез.
– Что это, а?.. Где?..
Самый молодой из магов подозрительно принюхивался к озоновому запаху.
– Валерий Ильич, это что? Это как? Где он? – закричал он в голос, когда не услышал ответа. – Это же уголовка! Вы понимаете, что мы наделали?!
– Заткнись! – цыкнул старший.
Снова повисла, наливаясь недобром, пауза.
– Валерий, может, правда, ну его в жопу? – сказал тогда другой маг, когда пауза стала невыносимой. – Где гарантии, что в следующий раз?..
– Да! – подхватил молчавший до сих пор четвертый. – Давно хотел сказать. Сворачиваемся на хрен! Вдруг искать будут?!
– Работать! – резко сказал старший. – Я все объясню!.. Потом. Вы видите, какая сила в заклятье! Отбирать надо тщательнее!
– Перестань трястись! – прикрикнул он на молодого скулящего коллегу.
– Регистрационный журнал сюда!.. И все переписать за несколько дней! И аккуратно! – с нажимом добавил он, а потом произнес раздельно и со значением:
– Ничего не произошло!..
– Трапп!.. Останься…
Милорд подошел к гигантскому камину и недовольно пошуровал там кочергой. Тотчас появились маленькие фигурки истопников в смешных колпаках и треуголках, подбросили сухих дров, убрали мусор, прогоревший уголь, подвинули экран под новым углом. Большие черные коты, лежавшие на камине, лениво спрыгнули на пол от суеты гномов и окружили своего хозяина и Траппа, раструбив хвосты.
– Да, Милорд!..
Трапп старался не смотреть на разгоревшийся огонь. Вообще, он предпочел бы быть от него как можно дальше, но Милорд не обращал внимания на такие мелочи. Под ногами крутились гнусные твари, что тоже мешало сосредоточиться, не дай гром, наступишь!
– У меня есть одно деликатное и вместе с тем довольно рискованное поручение. Как думаешь, кому я могу доверить его?..
Трапп молчал. Милорд подошел к высокому черному бюро и, открыв нижнюю дверцу, достал оттуда сетчатую клетку, в которой с шуршанием и писком копошилась какая-то серая масса.
Траппа передернуло.
– Неужели этим слюнтяям?..
Верховный высыпал часть мышей на пол и они брызнули в разные стороны, за ними – коты с отвратительным мяуканьем.
Трапп прикрыл глаза, его мутило, он терпеть не мог три вещи – огонь, котов и мышей. Как Милорд догадался об этом? Говорят, он так судит о преданности своих людей: находит их слабые места и давит на них. Чтоб ему!..
– Я к вашим услугам, Милорд!
– Я знаю это, Трапп…
Милорд говорил медленно, с большими паузами.
– Дело чрезвычайно важное. Не буду вдаваться в подробности самой темы, это дело дипломатов и женщин. А для нас, военных, главное конечный результат, не так ли?
– Так точно, Милорд! Я весь внимание!
– Так вот, на территории Ассоциации есть один отлученный магистр, некто Томас, сайтер. Он мне нужен, Трапп. Эти ослы из десантуры опять все испортили…
Верховный пинком отбросил от себя кота, который вместо охоты на мышей, терся о его высокие сапоги.
– Достань мне его, Трапп, пока они окончательно не угробили это дело!
– Но достать члена Ассоциации на её территории?..
Это было неслыханно, такого еще не было ни на его памяти, ни в памяти кого-либо живущих, насколько он мог знать об этом по долгу службы и архивам, а знал он немало. Во всяком случае, так ему казалось до сих пор, но получается, Верховный занимается этим уже давно, а он знал только о последнем случае. Глаза Траппа в черных кругах бессонницы теперь прятались не только от огня, но и от огненного взора Милорда.
– Поэтому я и прошу тебя, а не кого-нибудь другого!.. – прогремел Милорд. – Зачем мне тогда внешняя разведка? Или я ошибся?
– Вы не ошиблись, Милорд!
– Прекрасно! Иного я от вас и не ожидал, генерал!
Верховный, как всегда неожиданно перешел на вы, он часто это делал, но никто не мог сказать, что это значит, плохой это или хороший знак. Голова подданного могла слететь в любую минуту, независимо от того, как перед этим обратился к нему всемогущий правитель Томбра, на вы или на ты.
– Детали и все необходимое вы сможете получить у Хруппа. А чтобы вам легче думалось, могу сказать, что защита и контроль над ним пока ослаблены, хоть это успели выяснить ваши незадачливые предшественники. Так что если вы поторопитесь!..
– Я все понял, Милорд, меня уже нет!..
Трапп с облегчением выскользнул из каминного зала: никогда не знаешь, чем закончится аудиенция у Верховного, а тут еще эти твари, пожирающие других тварей! Вакханалия!..
Он пил с Антоном Павловичем, когда в бар ворвалась Ирина.
– Извини, Палыч, – сказал он, разведя руки. – Эта женщина пытается меня спасти.
Чехов скосил пенсне и бледно улыбнулся: ничего у нее не выйдет, говорил весь его чахоточный вид, спорим?.. И стал без интереса наблюдать.
Ира первым делом критически оценила Таю, вертевшуюся между бильярдом и столом писателей.
– Кто это? – спросила она.
– Чехов, Антон Палыч, – с достоинством представил Фомин, блуждая в винных парах.
Ноздри Ирины затрепетали.
– А это – Книппер Чехова? – показала она на Таю.
Тая в отместку так перегнулась над бильярдом в погоне за свояком, что ослепила всех в баре неземным светом. Фомин искренне не понимал волнения Ирины. Она бессильно опустилась на стул напротив его. Глядя на Фомина и на пустую семисотграммовую бутылку коньяка рядом с ним, а также на «эту сучку без трусов», Ирина с ужасом понимала, что этому не будет конца.
– Андрей! – сказала она безжизненным голосом. – Я больше так не могу. Ты опять пьян. Ну почему ты пьешь?
– Хочешь объясню? – встрепенулся он. – Мне уже неделю снится один и тот же сон! Можно сказать, кошмар… Я сижу в этом баре, с тобой, кстати и вдруг…
– Тебе лечиться надо, – сказала Ирина. – Ты даже не слышишь, что я тебе говорю. Совсем рехнулся со своими дырами.
Она вдруг наклонилась к нему и поцеловала в висок.
– Я ухожу, пока!..
«Все!» – понял Фомин с такой ясностью, что стало холодно.
– А это кто? – с тоской спросил он. – Тот боксер на джипе?
– Какое это имеет значение? – сказала Ирина. – На джипе, на лошади…
Фомин попробовал подняться.
– Нет, ты сиди, за тобой же должны прийти!
– Кто? – удивился он.
– А эти твои три толстяка… Тибул хренов!..
Был спецагент Хренов, потом – романист, теперь – Тибул под той же творческой фамилией. Трубочист, кажется… Династия разнопрофильных Хреновых, чем не бренд?..
Фомин растерянно проводил Ирину взглядом.
Видя, что лучший друг не в себе, Леша поставил перед ним еще одну бутылку. Почему-то все от него уходят замуж, думал Фомин, инфекция, что ли?
– Ну что вы, Андрей Андреевич! Просто намучавшись с вами, хочется обыкновенного бабьего счастья…
Лев Андреевич собственной персоной воссиял перед ним. Фомин от неожиданности даже мотнул головой и прищурился. Всегдашнее сияние анестезиолога было особенно нестерпимым сейчас, когда незваное.
– Вы что мысли читаете? Или я вслух разговариваю? – неприязненно спросил он.
– И то, и другое. И добрый день, кстати.
– Добрый… – проговорил Фомин. – Не помню только, звал ли я вас?
Он понял, почему не любил этого человека, несмотря на то, что тот избавлял его от боли. Радушное сияние Льва Андреевича ничего не значило на самом деле. Оно было пустышкой, елочной игрушкой, блеском мишуры, за которой было огромное ледяное равнодушие чуть разбавленное профессиональным любопытством.
– Андрей Андреевич, пора всерьез браться за вашу голову, – сказал Лев Андреевич. – Пришло время… Вы спрашивали, пройдет ли когда-нибудь боль? Сегодня она пройдет.
– Сегодня?
– Да, сейчас.
– У меня все время было такое впечатление, что вы не тот, за кого себя выдаете, – удовлетворенно сказал Фомин. – Ведь я неизлечим, а некоторые говорят, вовсе покойник. А тут вы со стабилизатором своим!.. Кто вы, доктор Зорге?
Сияние Льва Андреевича стало жутким.
– Я пришел за тобой, блудный Фома! Совет возвращает тебя из ссылки!
Фомин не очень удивился этому переходу на «ты», нечто подобное он ожидал от ненормально сияющего анестезиолога, теперь он понял, что сдвиг по фазе произошел. Больше удивило упоминание о ссылке и Совете, неужели опять сон?
– А вы что Иисус, чтобы идти за вами, если уж мы перешли на евангельские персоналии?
– Я тот, кто не давал тебе сойти с ума от боли…
Лев Андреевич снова ровно сиял. Просто какая-то электростанция, восхищался Фома.
– Сейчас тебя простили и возвращают, хочешь ты этого или нет.
– А-а, так Ассоциация, сны и все эти штучки, это ваших рук дело? Сначала пытали, фашисты немецкие, теперь прощаете?.. Спасибо! И где вас поцеловать? – поинтересовался Фомин.
Он прекрасно понимал, что говорит с сумасшедшим и как бы случайно пододвинул бутылку коньяка под правую руку. Одно дело рассказывать сумасшедшие сны, совсем другое встретиться с настоящим безумцем. Фомин уже уловил эту разницу, он находился как раз в том озаренном состоянии, обычно это бывает после первой бутылки, когда человек понимает все, даже тунгусский метеорит и на мякине его не проведешь.
Лев Андреевич ничего не сказал на его тираду, только посмотрел на часы. Тянет время, понял Фомин. Такие сумасшедшие, с фантазией, самые опасные, знал он.
– Странно, – сказал он, отхлебнув из бутылки. – Я думал, что исполняется сон. Нет, правда, кто вы, доктор? О ком мне вспоминать и куда вы хотите меня затащить?..
– Не в Томбр ли? – вдруг вспомнил он странное вибрирующее название.
Лев Андреевич чуть дрогнул.
– Томбр? – переспросил он. – Они были из Томбра?
– А вы разве не оттуда, доктор? Тогда поторопитесь, они скоро придут!
Фомин вовсю развеселился. Чего это он испугался, если уж бредить наяву, так весело! Ирина настояла, чтобы анестезиолог продолжал лечить его, а он сам сумасшедший. Сияет, как сварка! И на дверь посматривает. Ждет кого-то или Фомин его действительно напугал? Он выпил еще и поинтересовался, как его будут забирать на этот раз.
– Ты даже и протрезветь не успеешь.
– Ну, зачем же хамить? – вконец разочаровался Фомин, и влепил ошеломленному Льву Андреевичу оглушительную затрещину.
Тот от неожиданности и силы удара рухнул под стол. Инцидент не привлек всеобщего внимания. Только Леша и его знакомая Тая вопросительно посмотрели на Фомина. Леша при этом выразительно показал на часы: рановато! Был час пополудни воскресенья
Самое время, так же выразительно ответил Фомин. Потом посмотрел под стол. Льва Андреевича не было. Все правильно, сказал себе он, мой бред посильнее будет! А то, что он только что пил с анестезиологом, так с кем он только не пил, с какими еще докторами – с Живаго, с Антоном Павловичем, Зиги Фройдом?.. Кстати, мысль!
– Леш, а куда он пропал? – все-таки спросил он. – Ты не видел?
Леша выразительно пожал плечами: мол, столько уже всего пропало в этой жизни да и сама она не сказать, что нашлась, что на такие мелочи и внимания не обращаешь – Ирина, например, только что…
– Да не, Леш, это мой доктор, он мне голову лечит! – возразил ему Фомин.
– Видать, не здорово у него это получалось, – меланхолично заметил Леша. – Ты выпей, успокойся. На тебе лица нет, всё есть, а его нет.
– Ага! – обрадовался Фомин поводу. – За лицо, за личность за мою!
Но выпить ему не пришлось. Не успел он как следует взяться за бокал, чтобы достойно проводить полдень, как перед ним возникли три довольно приятных молодых человека. Сияние выдавало их так же как и одинаковые костюмы. Фомин даже не удивился. Вот кого ждал анестезиолог!.. Значит все-таки не слабый у него бред! Теперь все складывалось, как во сне. Кроме габаритов. И гардероба.
– А где этот ваш главный иллюминатор? – спросил Фомин, вертя бокал. – Ушел, не попрощался…
Молодые люди сели вокруг него, тоже без приглашения, молча, что Фомину не понравилось.
– Андре, у тебя все в порядке? – спросил из-за стойки Леша.
– Да, все идет по плану!.. Все как во сне! – успокоил его Фомин.
– А то вон тоже из твоего сна идут! – показал Леша. – Как бы чего не вышло…
Сон Фомина, как уже говорилось, знали во многих окрестных барах, а уж Леша, вынужденный слушать его каждый день, выучил его наизусть. Сон он называл «Три толстяка и стайер». Стайер, естественно, был Фомин, хотя бегал он там, в этих снах, как спринтер. Главных героев своих кошмаров Фомин описывал так живо, что не узнать их мог только человек, начисто лишенный воображения. У Леши с воображением было все в порядке, пятнадцать лет за стойкой без воображения сдохнешь, поэтому он, предупредив друга, на всякий случай придвинул к себе телефон.
Фомин посмотрел в зал и увидел трех толстяков, идущих к его столику. Но в отличие от сна, где их было только трое, теперь их сопровождал еще один человек, почти нормального телосложения, но как бы сильно изможденный. Он был во френче и с совершенно безумными глазами внутри страшных черных кругов. Намерения вновь прибывших были настолько очевидны, что люди стали выходить из бара, не рассчитавшись: на фиг, на фиг!..
– Ну, ребята, если вы не из одной команды, приготовьтесь для приветствия, – сказал Фомин молодым людям.
Те засияли еще ярче…
– Алле, милиция? Верхний Козловский, пять, вооруженный налет! – услышал Фомин голос Леши.
Леша и сам до конца не верил в то, что говорил, но уходящие от расплаты клиенты были сильнее любого здравого смысла, тем более, что появившиеся толстяки явно напоминали громил, а их спутник – хорошо вооруженного психа.
– Э, алле, вы куда?! – кричал Леша разбегающимся клиентам и одновременно разговаривал с дежурным.
Но его никто не слушал, так как одновременно с этим, с появлением толстяков, в баре стало происходить что-то невообразимое. Странные гости вдруг обвесились светящимися спиралевидными гирляндами, вооружились слепящими трезубцами и преобразились неземной красотой. Отовсюду – с потолка, стен, из-под столов понеслись длинные трассирующие искры, словно произошло повсеместное короткое замыкание. Концы гирлянд и трезубцев пришельцев взрывались ослепительными молниями, шарами и звездами. Или они были лишь в глазах изумленного Леши? Во всяком случае, ему казалось, что в помещении родного заштатного бара началась настоящая гроза, только без дождя. Свежо и опасно запахло озоном. Кроме того, то ли с испугу, то ли для острастки, затрещали выстрелы некоторых не успевших уйти клиентов. Стало совсем не до смеха, от барной стойки летела во все стороны щепа…
– Ложись! – крикнул Фомину кто-то, но было поздно.
Сразу несколько молний, звезд, спиралей и еще черте чего сошлись над ним и взорвались со страшным грохотом. Он опять полетел в какую-то ужасающую пустоту, теряя руки, ноги, превращаясь в светящийся поток среди множества других таких же потоков…
– Куда делся труп?!
Ему что-то говорили, но пока не ударили по лицу, слова словно утратили свое значение, и смысл их до него не доходил.
– Куда ты дел труп бармена, я тебя спрашиваю, фуфел?!
Действительность ворвалась в сознание ошеломляюще.
– Вась, ну ты не стой, как соска на Тверской! Я че один буду спрашивать?!
Вопрос Васи пришелся по ключице, Фомин застонал. Новый вопрос. Боль прошила всю правую половину тела и занозой застряла в голове. Сквозь боль доходили слова: кто-то ругался, что Фомину повезло, что сегодня день рождения чьей-то клавы, причем клава звучало как имя нарицательное, как шалава, например, потому что жена по поводу дня рождения клавы упоминалась как цитадель зла.
– Брось это в камеру, пусть подумает до утра. Только пакет с головы сними…
Фомин судорожно вдохнул открытым ртом и увидел расплывшееся пятно тучного мента, потом стал различать мокрые разводы на его форменной рубахе, резкий запах пота и звезды на погонах. Он сидел на стуле, в наручниках, закинутых за спинку стула для устойчивости. В комнате было жарко, старший лейтенант тяжело дышал, решая, бить или не бить… на посошок. Он выискивал в лице Фомина хоть какой-нибудь повод и не найдя громко выругался: все приходится решать самому и с задержанным, и со службой, и со стервой-женой. Фомин слушал монолог, опустив голову, боясь шевельнуться, но лейтенант после упоминания жены, в поводе уже не нуждался…
Холодный пол изолятора показался освежающим компрессом после жаркого дня. От тупой боли ныло все тело. Все было настолько нереальным и диким, что он уснул, как потерял сознание, сразу. И во сне к нему пришел Доктор, которого он воспринял как спасителя…








