Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 1"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

21. Новое кино

В дом кино на премьеру какого-то «нового русского проекта» Фому затащил Ефим. Перед этим они дерябнули «быстрого» и смотрели теперь на все голубым глазом, словно телевизоры. В фойе их встретила Вера, как всегда в стельку такая же, как они. Вокруг нее вились роем солидные папули в бабочках – вопросы, взгляды, руки…

– Сюрприз! – сказал Ефим, выставляя перед собой Фому.

– Фимочка, я тебя обожаю! – воскликнула Вера, просыпаясь.

– Ну, поцелуй же ее, Фома! – загудел Ефим. – Не будь бякой! Ты же видишь, как она тебе рада!

– Поцелуй меня, Андрон! – застонала Вера. – Ну-у!..

И она полезла на него, как на пик Феминизма.

– Так, ребята! – сказал Ефим, осмотрев довольно гомонящую публику. – Вы тут потусуйтесь, а я…

И он исчез в толпе. Фомин остался со стонущей Верой, и что с ней такой взвинченной делать он не знал. Зато она, повиснув на нем, знала.

– Какой ты сладкий! – шептала она ему на ухо.

– Что за фильм, кстати? – спросил он, стараясь сохранить приличия и превратить ее откровенные объятия в нечто среднее: просмотр киноафиши сиамскими близнецами.

– Какой-то исторический порнографический метафизический… не помню, а что?

– А ничего! – ответил Фомин, поняв абсурдность композиции. – Чтобы быть готовым! Слезь с меня!

– Да ты всегда готов, Дрон! – запела о своем Вера. – Как же я с тебя слезу, ты же… эскимо на палочке! Можно я тебя буду звать Дрын? Ты же настоящий Дрын!

– Называй как хочешь, только не хватай!

– Опять ты меня не хочешь?..

Она терлась об него, не обращая никакого внимания на публику и принимать нейтральные позы становилось все труднее, композиционно. К тому же Вера была, как всегда, исключительно хороша, а в своем черном откровенном платье с бриллиантовым колье просто неотразима.

«Настоящее, между прочим!» – похвасталась она между делом.

Где достала?! Ювелирный с Ефимом стуканули?.. На нее обращали внимание, а обратив, забывали на какую премьеру пришли. Вера блистала как черный бриллиант. Она была словно черная пантера перед прыжком, никакого спасения! Но после того, как они с Ефимом загрызли на его глазах водителя машины, подвезшего их из казино, он с трудом заставлял себя целовать ее атласную щечку.

Правда, Вера с Ефимом в один голос утверждали, что они не кушают людей, да и кокаин, кстати, тоже. Все это ему приснилось, да и вообще он странный какой-то: появляется, исчезает! А где рукопись?.. Эти листочки?.. А кто их соберет? А объяснит?.. Ведь в них же никто ни хрена не может понять! Чтобы напечататься, нужно хотя бы подготовить рукопись, а разбирать его почерк на газетах и обрывках Вера сломала глаза!.. Когда он уже начнет работать?!

Появился Ефим.

– Пойдем-ка! – сказал он, и повел их к служебному входу.

– Это со мной! – безапелляционно заявлял он строгим старушкам, прячущимся, казалось, за каждым углом и старушки послушно, как призраки, отступали в тень.

– Фима, куда ты нас ведешь? – капризничала Вера.

– Еще один сюрприз! – обещал тот.

– Мне хватит одного!.. Дроня, давай здесь останемся! – схватила она Фомина в каком-то темном переходе.

– Ну вот! – сказал Ефим и распахнул последнюю дверь, сметя еще одну старушку, как сухой прошлогодний листик.

Они оказались в зале, где были накрыты столы для банкета по случаю премьеры.

– Водка, селедка, картошка!.. – Сделал Ефим приглашающий жест. – Сегодня у нас все по-простому!

Небольшой, по сравнению с зрительным, зал гудел от множества голосов. Презентация была в полном разгаре, где-то даже хлопало шампанское, хотя кругом, насколько хватало глаз, была водка.

Ефим уверенно выбрал направление среди хлопочущей челюстями публики.

Фомин с трудом проникал ситуацию. Вцепившись зубами в его ухо, стонала Вера… Кто-то громко звал Петю… Визжала какая-то рекламная заставка… Заглушая все, рыдал унылый голос саксофона из диксиленда, кривляющегося в углу в соломенных шляпах с низкими тульями. Надо всем этим звенел натянутый плакат «лучшая премьера года!»…Гул, звон, чад откуда-то, как в дешевом трактире…

Они пристроились к столу среди фрачно-декольтированной публики. По быстрому выпили «столичной». Ефим и здесь оказался своим. Он откуда-то выловил официанта и сгонял его за горячей закуской и недостающими приборами.

– Вот тебе вилка! – сказал он Фоме. – Хотя это моветон, надо жрать руками, а ля рюсс!..

– Ву компроне? – обратился он вдруг к стоящей рядом явно кинематографической даме.

Дама смерила его взглядом и повернулась к своему спутнику.

– Я тебе говорила, Гриша, что опять будет всякий сброд! – довольно внятно сказала она; Фомин, во всяком случае, слышал.

Но Ефим, казалось, не обратил на это никакого внимания.

– Кстати, Мари тоже здесь. Во-он! – показал он подбородком. – Видишь?

– Какая Мари, и к какой стати? – не понял Фомин, поворачиваясь.

И увидел ее. Его словно обожгло.

– Фима противный! – заныла Вера.

– Что значит, какая? – удивился Ефим, внимательно посмотрев на застывшего Фомина. – Мари… Мэри… Княжна! Она у нас одна. Хочешь, познакомлю?

– Если я захочу, я познакомлюсь сам!

– Ну-у, Фомин! – протянул Ефим. – Так сейчас не делается, мы в приличном обществе, могут и застрелить! Или на деньги поставят…

– А кто она? – удивился Фомин.

– Проститутка, кто же еще? Только очень дорогая.

– Она не похожа на проститутку, – заметил Фомин.

– Так я ж тебе говорю, очень дорогая, просто вэри искпенсив! И прекрати так пялиться на нее, это еще не кино! Да и не по карману она тебе, ей замуж надо! Ее теперь может снять только Камерун и то сняв предварительно еще один «Титаник»!

Ефим громко расхохотался, пугая соседей по столу.

– Кстати, хотите анекдот? – вдруг посерьезнел он и, не дожидаясь согласия, расставил руки, как фокусник: следите за мной!.. – Плывет огромный, роскошный корабль. Океан. Вечер. Яркий свет. Музыка. Публика танцует. Выходит капитан: Господа!.. У меня для вас две новости: одна хорошая, другая плохая. Какую желаете? Все: Хорошую!.. Господа, имею честь сообщить: только что мы получили одиннадцать Оскаров!.. А?! – Ефим снова хохотал.

Вера визжала, кроша тартинки на шарахающихся от нее людей. Фомин ничего не понял, потому что смотрел на Мари. Ему было странно, словно калейдоскоп застрял на какой-то картинке и дрожит, вот-вот явит что-то очень знакомое.

– Впрочем, попробуй! – неожиданно прекратил смеяться Ефим, глядя туда же, куда и Фомин.

Сделав странную гримасу, он перевел взгляд на Фомина, внимательно, словно впервые, рассматривая его.

– Почему-то ни одна женщина не может устоять перед ним, вот что для меня загадка!.. Правда, Вера? Нет почему-то такой женщины, которая бы его не хотела! Словно у него пламенный мотор, а?.. Вот ты, например! Почему ты его хочешь?.. Ведь хочешь?..

Фомин чуть не подавился, несмотря на то что был пьян и напудрен, так же, как и Ефим. Их столик постепенно пустел, несмотря на то, что ломился от водки и разносолов.

– Прекрати! – попросил он. – Ты орешь на весь зал, будто ты продюсер этого фильма!

– Я его, не то слово! – тоже громко сказала Вера.

Она бродила вокруг опустевшего стола, собирая салфетки и делая из них гирлянду. Одним концом она уже оплела Фомина поперек и не собиралась останавливаться на этом, салфеток было много, на всех хватит, понял он, а дури у нее всегда через край. Только бы к столу не привязала!

– Причем с первого взгляда! – продолжала Вера. – Как можно сдерживаться, я не понимаю?

Она с прищуром посмотрела на стоящую вокруг кинематографическую публику, как бы прикидывая их гормональный фон.

– Они все тебя хотят, Дрон! – сообщила она, как сообщают, что кругом враги. – А я сейчас вообще с ума сойду через минуту!.. Фима, ты дашь нам испытать светлое физиологическое чувство до начала сеанса?

– Хоть два!

Торжества они еще не сорвали, но за их столом было уже окончательно пусто, а какая-то старушка, явно по их поводу, бежала к дверям зала. Дама-соседка пожаловалась, видимо, не только Грише.

Вообще, Фомин заметил, что Ефим пугал людей, во всяком случае, подавлял их волю к сопротивлению, внушал мистический ужас. Все вокруг него цепенело и внимало. Вел он себя всегда предельно нагло, за гранью, но еще ни разу не встретил хоть какой-нибудь отпор. За ним словно дымился шлейф вседозволенности.

– Ефим, хоть ты ее уйми! – попросил он, понимая, что унять Ефима некому.

– Можешь подойти и только поздороваться с нею и увидишь, как она на тебя посмотрит! – продолжал Ефим, как ни в чем не бывало.

Тут они заметили, что к ним через весь зал, рассекая толпу, идет огромный бородач с телефоном в руке.

– В чем дело, можно узнать? – спросил бородач спокойно, как все уверенные в себе люди. – У вас проблемы?

– Ой, у меня такая проблема! – схватилась Вера за Фомина. – Помогите!

Спокойно оценив ее с Фоминым цепким взглядом, бородач выделил Ефима как главного и обратился к нему:

– Вы приглашены?.. Покажите, пожалуйста, ваши пригласительные!

– Пойдемте, я вам все объясню!..

Ефим дружески обнял его одной рукой, а другой показал, куда бы он хотел пойти и объяснить все происходящее: на дверь, через которую они сюда явились.

– Я так понимаю, вы здесь отвечаете за порядок?

Здоровяк заколебался, потом кивнул и нехотя пошел. Видно было, что его воля сломлена дружелюбной, но вместе с тем какой-то опасно-властной манерой Ефима. Даже дураку было ясно, что Ефим может в любой момент выстрелить, причем ему ничего не будет. Эта безнаказанность действовала на людей парализующе.

– Вы знаете Ефима Григорьевича? – спросил Ефим у бородача, отводя его от стола.

– Кого?.. – Даже голос у здоровяка стал тоньше. – Кто это?

– Ну вот видите!.. Пройдемте!.. – И Ефим увлек его за дверь.

Вера, сладострастно взвизгнув, кинулась туда же.

Ну все, с холодным отвращением подумал Фомин. Он мысленно попрощался с симпатичным бородачом, зная, что ничем не сможет ему помочь. Ему никто не поверит, а Ефим устроит все так, что Фомин опять окажется в дураках, да еще и этого бедолагу съедят прямо на его глазах. Видеть это было выше всяких сил. Как он, гаденыш, все это устраивает, что люди в его руках, словно марионетки?

Стало неуютно и одиноко в этом гудящем от множества голосов зале. Фомин налил себе бокал водки и превозмогая отвращение, залпом выпил. Вкуса он не почувствовал, но через минуту в голове зашумело, хотя ощущение неприютности не пропало, появилась тревога.

Бежать, вдруг явственно встало в его голове, что он здесь делает? Бежать, пока не поздно, сейчас здесь такое начнется! Он торопливо утерся салфеткой и устремился к выходу. Пройти надо было через весь зал, а тот немного колебался под ногами, как палуба.

Вальяжный господин, которого он видел по телевизору, но фамилии не помнил, вдруг расставил руки и широко улыбнулся Фомину. Тот, почти не понимая, что делает, приставил палец к губам и тихонечко предупредил: тщ-щ! тише, дядя!.. Игривая улыбка сползла с лица импозантного красавца. Фомин, непринужденно покачиваясь, прошел мимо.

– Кто это? – услышал он вопрос. – Вы его знаете? Это же мой типаж! Я ищу его уже полгода!.. Валерий!.. Где Валерий?

Еще не хватало!.. Фомин пьяно лавировал между столиков. Мари!.. Она направлялась куда-то с бокалом чего-то желтого и оказалась совсем рядом с ним. Вблизи она была совершенно потрясающа, как удар молнии, Фомин забыл, куда шел.

– Добрый день! – сказал он, преграждая ей путь. – Меня зовут Андрон. Вы не меня ищете?

Мари видимо вздрогнула.

– Ты… вы тоже здесь? – тихо проговорила она.

– Мы знакомы? – удивился Фомин.

– Как сказать… – Мари беспомощно озиралась вокруг.

– Что значит как сказать? Скажите, как есть! – напирал Фомин.

Все тревоги и страхи куда-то исчезли, осталась только она, странно волнующая, как старые фотографии.

– Вы один?.. А где Ефим? Ефим Григорьевич то есть.

– А при чем здесь Ефим?.. – Фомин сделал вид, что обиделся, хотя обиделся. – Вам Ефим нужен?

– Ты… вы бы хоть помаду стерли, прежде чем знакомиться!.. В который раз.

Фомин действительно выглядел, как леопард от «ревлона». Он ошеломленно провел рукой по щеке. Так и есть, Вера измусолила его всего: «не пачкается!» – стерва!..

Мари подала ему платок.

– Так мы знакомы? – спросил он с пьяной настойчивостью.

Платок пах нежно и головокружительно. Фомин спрятал его в руке, решив не отдавать ни за что.

– Не знаю, может быть. Не помню, – уклончиво ответила Мари, странно глядя на него.

– Да? – зачарованный таким ответом Фомин не нашел, что сказать.

Смутное ощущение не покидало его. «В который раз?» Что в который раз: в помаде?.. знакомится?..

– Мне тоже показалось, что мы где-то встречались, – сказал он.

Мари сделала порывистое движение, словно вот-вот все расскажет, даже рот открыла.

– Машенька!..

Рядом с ними оказался вертлявый субъект. Фомин поспешно спрятал платок в карман.

– Маша, познакомь меня, пожалуйста, с молодым человеком! Волов в панике, ему как раз нужен такой человек!

– Машенька… Мария, – пробормотал Фомин, чувствуя, что никак не может пробиться к чему-то.

– Да я и сама, собственно, уже не знаю, кто он, – опять странно ответила Мари. – Знаю только, что он Андрон.

– Кто вы, Андрон? – спросила она уже у Фомина. – Народ интересуется!

Этого Фомин не знал. Вера и Ефим называли его поэтом сраным и кокаинистом, причем, не отделяя эти понятия друг от друга. И то, и другое для представления было слишком смело. Поэтому он молчал, во все глаза глядя на нее.

– Меня зовут Валерием, – торопливо представился подошедший, и умоляюще сложил руки. – Андрон, вы работаете в театре?.. Нет? Волов сказал, что видел вас там, только не помнит в каком. Ну все равно!.. Степан Петрович хотел бы встретиться с вами и поговорить. У нас критическая ситуация, вы бы очень помогли, если бы…

– У старика горит проект! – пояснил он Мари.

– Знаю я его проекты, они почему-то все время горят, – с насмешкой сказала она, но Валерий не отреагировал на ее колкость.

– Ну так я могу передать ему, что вы согласны? – снова обратился он к Фомину.

Фомин тяжело соображал, слишком много всего, его видят в каких-то театрах, с ним часто знакомятся, это надо было переварить, но для начала хотя бы узнать суть.

– А в чем, собственно…

– Передайте, конечно, передайте!.. – Рядом с ними возник Ефим.

– Добрый день! – поприветствовал он Валерия, небрежно сняв с того невидимую пушинку.

– Он мечтал с вами познакомиться!.. – Ослепительно улыбнулся Мари. – Вы великолепны!

Мари сверкнула глазами.

– Фома, я могу узнать, на что ты согласен?..

Ефим завертел вокруг себя обычную карусель.

– Что?.. Роль?.. Мы согласны!.. Вот мой телефон!.. – вручил Ефим визитку немного ошеломленному Валерию. – Я его импресарио!..

И похлопывая того по плечу, продолжая снимать что-то то с плеча, то с головы, отчего тот совсем потерялся, отправил обратно в толпу.

– Звоните!.. Лучше круглосуточно! – добавил он Валерию в спину.

– Мари, как вы допустили? Вы!.. Такая!..

Мари, гордая красавица Мари, стояла с растерянной улыбкой и покорно выслушивала сомнительные комплимансы Ефима. Колдун!.. Или они действительно так хорошо знают друг друга, гадал Фомин. Ну да, ну да, она же говорила. Пространство сужалось и расширялось, покачиваясь, все время оставляя Мари в незыблемом центре. Кто она?..

– А у тебя-то что общего с этими педерастами? – спросил Ефим, поворачиваясь к Фомину.

– То же, что и у тебя! – огрызнулся Фомин, впрочем, без особой агрессии. – И почему ты решил, что они педерасты?

Он внимательно осматривал Ефима. Так и есть! Маленькая алая бусинка крови сидела у того на белоснежном воротнике рядом с галстуком такого же вызывающего цвета.

Убил и съел, гад! А может даже заживо!.. А где эта людоедка?..

Мысли Фомина лихорадочно метались и путались. «И она еще после этого хочет, чтобы я с ней?! Да они съедят меня, как только я усну!..»

– Да потому! – воскликнул Ефим радостно. – Кто не знает этого Волова? Тебя просто выебут и все!..

– Мари! – обратился он к Мари. – Ну, хоть вы бы ему сказали, в какой проект его приглашают, телка!

Мари, к удивлению Фомы, не возмутилась, а лишь коротко хмыкнула и прищурилась от неожиданной хлесткости его оборота. Она снова была прежней неприступной Мари и ее совсем не коробили манеры Ефима, как бы не задевали, скорее, забавляли. Она еще раз холодно улыбнулась, показав это, а заодно и прекрасные зубы. Но он твердо знал, ни ему, ни кому бы то еще Мари этого не позволила: или влепила бы по физиономии, или сразу ушла. Нет, влепила бы и ушла. Почему, гадал он, и почему ему все позволено?

А Ефим, склонившись к Мари, что-то нашептывал.

– Кстати! – вспомнил Ефим. – Я не думал, что он подойдет к вам.

– Да? – удивилась Мари. – А я и не заметила! Он так на меня набросился, что я подумала, он меня с кем-то перепутал. Причем, зная вашу терапию, подозреваю с кем!..

Она посмотрела на Ефима. Тот рассмеялся.

– Вы правы!.. Он такой стеснительный! Пришлось действительно рассказать ему, что вы проститутка, очень дорогая, чтобы не говорить, что…

– Не надо! – перебила его Мари.

– Не надо, так не надо! – согласился Ефим. – Хотел, как хуже…

Фомин от этих разговоров то трезвел, то снова пьянел вместе с продолжающим пульсировать пространством – по нисходящей, все более запутываясь. Мари вела себя странно, более чем странно. «Почему она не ударит ему по роже? Или она действительно проститутка?.. И что такое он мне не сказал?»

– А вы, я слышал, замуж выходите? – Пробился голос Ефима. – И за кого?.. Хотя нет, я сам угадаю. Какой-нибудь чопорный, во всяком случае высокомерный англосакс, не так ли? Итальянцы, я думаю, не в вашем вкусе, уж слишком красивы и слащавы, не говоря уже о французах – дрянь людишки! Все пьют одно, стаканом красное вино, и дамам к ручке не подходят!

Мари снова холодно улыбнулась.

– Ну почему же? Ничего подобного не замечала!

– Но я угадал?

– Угадали!

– О! – застонал Ефим. – Познакомьте нас! Я хочу видеть этого человека! Проведите его ко мне этого счастливца!..

Мари вопросительно посмотрела на Ефима, как бы переспрашивая, надо ли?

– Все на пользу! – успокоил ее Ефим.

Англичанин оказался довольно симпатичным, несмотря на явную примесь Альбиона: рыжеватый и с обычным несколько лошадиным выражением продолговатого умного лица. Только мосласт не в русскую меру, что впрочем в вину ему вменять никто не собирался, даже Ефим.

– Да, после Черчилля овсянку на островах забросили, сэ-эр! – заметил он при приближении нового лица.

Жених Мари был помощником посла по ля-ля-ля, Фомин не понял каким, делам. Вероятно, очень деликатным, потому что англичанин был невероятно учтив, при этом естественен и даже угловато обаятелен, к тому же он хотел понравиться сразу всем, тем более, друзьям своей невесты.

Наверное, шпион, они все шпионы, подумал Фомин неприязненно, и выпил с ближайшего стола. Оттуда прилетела оплеуха. Оказалось, это опять был Гриша со своей кинематографической дамой и Гриша подумал, что Фомин нарочно. Завязалась дурацкая вялая потасовка. Порядок навел Ефим, громко послав всех нах… Все стихло, а дама с Гришей еще раз поменяли стол.

У англичанина при этом сделались замечательные глаза: больничная карта всех русских, некий анамнез. И знакомиться он теперь не очень спешил, порываясь что-то показать Мари в самом дальнем от этой гоп-компании углу зала. И было от чего: он оказался, вдобавок ко всему, не просто Эшли Аддиган, а сэр пэр старший лорд норд форд хранитель какой-то печати подвязки замазки и прочая Эшли Аддиган.

Фоме захотелось уйти и он снова выпил, уже с другого стола, не такого буйного.

Беседа, наконец, завязалась.

– А вы чем занимаетесь, Эфим? – спросил сэр Эшли, старательно выговаривая эти странные славянские имена.

– Я доктор, – скромно сказал Ефим. – Ну, еще менеджер и импресарио вот этого вот типа… – Он дернул Фомина за рукав, чтобы тот не так явно сваливал в разговоре. Фомин чуть не упал от неожиданности.

– Жалобы есть? А то сразу вылечу, как его! – кивнул он на ищущего равновесие Фомина.

Англичанин лечиться не хотел, зато заинтересовался самим Фоминым.

– А вы, Андрон, коллега Эфима? Вместе сотрудничаете?

Он хорошо говорил по-русски, почти правильно, только со звуком «е» у него были какие-то проблемы, он все время делал его оборотным.

– Он поэт, и как все поэты – эбанутый! – немедленно отреагировал на это Ефим.

– Как интересно! – обрадовался англичанин, благоразумно пропустив эпитет мимо ушей. – И какой, хороший, возможное?

– Ну, если эбанутый, значит, хороший, – опять ответил за Фомина Ефим.

– Эбанутый, это слэнг такой? Я правильно понял? – Сэр Эшли не выдержал и продемонстрировал широту как образования, так и восприятия. – Это значит немножко странный, да? Правильно?

– Правильно, правильно! – подтвердил Ефим. – Только не немножко, к сожалению, а очень прилично.

– Но для поэтов, каким существует мистер Фомин, это, наверное, ближе к норме, не правда ли? Никто не вправе судить поэта, – улыбнулся сэр Эшли.

Он хотел, чтобы в компании все было хорошо или хотя бы без драки. Но Ефиму было на это плевать. Он вел себя все более как попало.

– Не-е! – покачал он головой. – Я б их не то что судил, расстреливал бы! Особенно эбанутых и обнутых. С ними вообще никакого сладу нет. Заказываешь про Родину, пишет про помойку! Вот сейчас бы расстрелял, да деньги вложены!

Сэр Эшли покрутил головой, утрясая информацию, потом принужденно рассмеялся:

– А, понимаю: менеджер, агент!..

Он опасливо похлопал Ефима по плечу: мол, понимаю, шутка!

– Ну все, я пошел! – сказал Фомин, которому надоело стоять болваном.

– Почему? – удивился Ефим. – Сейчас стихи прочтешь, докажешь. Вот!..

Он достал откуда-то лист бумаги…

– Это из его последних опусов. Правда, черте что и без размера, но что возьмешь с них, с поэтов?.. Я вам лучше из его ранних прочту, про избы серые ее… родины.

И Ефим с чувством прочел ошеломленным слушателям Блока о том, каквязнут спицы расписные в расхлябанные колеи, и невозможное возможно…

– Вот это я понимаю про родину! – сказал он, закончив.

Вокруг них собралась уже небольшая, слегка обалдевшая толпа, раздались жидкие аплодисменты. Ефим скромно поклонился.

– А еще он пишет сочинения Пушкина, Шекспира, Данте, Гете и Бодлера на языке оригиналов, причем, именно те, что проходят в самой средней английской школе, – кивнул Ефим сэру Эшли. – Европейски пишущий человек! Или вот!..

Не давая опомниться слушателям, он прочел и Маяковского. Ефим читал с таким пафосом, что англичанин засомневался в том, что он шутит и уже вопросительно посматривал на Мари. Толпа, поняв, что это не перфоманс, а разборки, стала плотнее.

– Ну, а что-нибудь посвежее у вас есть? – спросила Мари. – Последнее?

– Да говорю вам, последнее время стал грешить размером, на прозу сваливать! Вернее, не поймешь, то ли стихи, то ли проза. Ну вот, к примеру… – Ефим заглянул в листок бумаги. – Я еще правда и сам не читал… а, ну вот!..

И он начал читать, заунывно, нараспев, копируя аденоидную манеру Бродского:

– Четвертая Точка в самом Центре Миров, Где нет никакого Дыхания, Но Оно так сильно с обеих Сторон, Что только Четырежды Семь Замков Спасут тебя от испепеляющего Огня Истины! Тогда все. Почти…

Ефим сделал паузу – каково?.. И продолжал с еще большим вдохновением:

– Алмаз всезнания в твоих руках, Но это пока ты там. Но кто там? Только Ману и Двое никому Неизвестных. Кто ты, чтобы попасть туда?..

– Это ты мне? – спросил он, все тем же бродским голосом, закончив читать.

– Кому же?.. Ты же просил про выходы.

– Можно? – протянула руку Мари.

Ефим механически, не глядя, отдал листок, продолжая буравить глазами Фомина.

– Гениально! – сказал он. – И после этого ты хочешь уйти?

– Потому что, если я не уйду, я кому-то сильно настроение испорчу! – пообещал Фомин.

Люди вокруг них стали расходиться по добру по здорову.

– И физиономию! – добавил он, недвусмысленно чиркнув взглядом сначала по Ефиму, а потом по сэру Эшли. Драка разбудила в нем воинствующий инстинкт.

– Наверное, мне? – сказала неожиданно Мари и с улыбкой посмотрела на Фомина.

В руках у нее был исписанный его каллиграфическим почерком лист бумаги. Фомин смешался. Сэр Эшли недоуменно смотрел на Мари: эти странные русские, даже невесты… Напрашивается получить по физиономии?..

Ситуацию круто переменила Вера. Она появилась неожиданно и сразу набросилась на сэра Эшли, прервав светскую беседу напрочь.

– Ой, кто это у нас? – удивленно закричала она. – Вы обязательно должны мне танец!.. Ну и что, что кино, Фима, а в антракте?.. Какой галстук!.. Вы курите?.. Вы, наверное, да нет, точно лорд какой-нибудь, кипанидзе, правда?..

– Что это у вас? – увидела она высокий стакан в руке англичанина.

– Дай-ка попробовать! – уже совсем безапелляционно потребовала она.

Англичанин, несмотря на то, что был помощником посла по всяким деликатным вопросам, несколько растерялся. Это было уже не какое-то абстрактное попрание прав человека на заводе «Серп и молот» или на перекрестке Триумфальной, а конкретный собственный дорогой костюм. Вообще-то, озадачены были все, даже Ефим слегка присвистнул, но сэр Эшли особенно и, главное, непоправимо! Мало того, что у него отняли (силой!) какой-то сложный коктейль с зонтиком и ананасом, так еще и измазали какой-то дрянью! Потому что в отличие от аккуратного Ефима, Вера была вся в крови: рот, руки, – видимо, доедала и разошлась не в меру.

– Это моя жена Вера! – хмыкнул Ефим. – Вы уж извините, критические дни. У нее вечная проблема с вашими тампонами. Раньше вата была наша, так мы и горя не знали!..

Теперь уже всеобщая озадаченность сменилась обалделостью, поражены ею были все, даже Мари, которая изо всех сил, словно по какому-то уговору с Ефимом, старалась не удивляться его выходкам. А сэр Эшли понял только одно: дела у Веры, конечно, плохи, но почему она тогда лезет к нему, а не в туалет, что было бы естественно. И вообще в такие годы можно было бы уже и научиться гигиене?! Вера же, в продолжение этого внутреннего монолога, висела на совершенно растерянном англичанине, как груша на сухой британской сосне и размахивала коктейлем.

– Миллионы женщин объединяет один секрет! – громко поведала она присутствующим и подняла палец. – Это тампоны Obi!.. Только один, все остальное на виду!..

Она подмигнула Мари: мол, правда, ведь?

– Извините, господа!.. – Сэр Эшли наконец пришел в себя и был, если не в бешенстве, то во всяком случае в чем-то таком же горячем.

Он с большим трудом оторвался от Веры, церемонно поклонился всем и пробормотал что-то вроде: было приятно, никогда не забуду!.. При этом он брезгливо оттолкнул возвращаемый Верой заляпанный стакан. Забыть такое было действительно невозможно, тут англичанин был совершенно искренен, несмотря на то, что дипломат.

– Нам тоже, нам тоже!.. – Широко улыбался Ефим, имея в виду приятность времяпрепровождения. – Вот Верочка выздоровеет, бог даст, можно будет приятно поговорить в безопасной, я бы сказал, бескровной, обстановке. Вы уж извините!

– Мари?.. – Сэр Эшли Аддиган всем своим видом показал, что уходит.

Мари кивнула. Было видно, что ее таким же странным образом, как и все предыдущие, нисколько не задела последняя выходка Ефима и Веры, и прощалась она с видимым сожалением.

– Вы мне прочтете свои стихи… когда-нибудь? – спросила она у Фомина. – Сам?

– Так мы на ты или на вы? – уточнил он, стараясь отыскать в ее глазах хоть что-то.

Ничего. Нет, жалость. Хуже, чем ничего! Он открыл рот…

– Прочтет, прочтет! – заявил Ефим. – Вы приходите к нам почаще, давненько вас не было. А то уедете и не повидаемся!

– Так прочтете?

– Лучшие, вряд ли, – ответил Фомин.

– Почему? – удивилась она.

– Потому что он, гад, только плохие пишет последнее время! И дерзкие! – снова вмешался Ефим. – И что самое странное, в прозе. Впрочем, я это уже говорил! Ну все равно, такой верлибр – туши канделябр! Вы что-нибудь об одноразовом туалетном романе слыхали? Парк горького периода называется?.. Нет?.. Обуян, очень обуян, просто карандаши ломает!.. Нет, не на туалетном столике, а на туалетном рулоне! Вот так, будни гения! Прощайте, Мари!..

Потом они мыли Веру в мужском туалете. Там, кстати, был и сэр Эшли. Ему кивнули как старому знакомому: мол, тоже моешься?.. Вера визжала и царапалась, словно сиамская кошка, затем вдруг бросилась на Фомина с нечеловеческой силой, крича, что хочет немедленно. Он едва уворачивался от ее страшного рта, Ефим выворачивал ей руки, пуговицы у Фомина при этом летели в разные стороны. Под их градом сэр Эшли сбежал, не домывшись.

Пахло новым скандалом, так как и киношники, и околокиношники, и их «отморозки» были все бритые по моде 98 года и все как один с массивными «голдами» на руках и шеях, и не пускать их, выборочно, по внешнему виду, в туалет, значит доводить дело до перестрелки. Кое-как они перетащили Веру в женский туалет и предупредили, что пока не отмоется, не выпустят, но сами уже заходить не стали.

– Зачем вы его съели? – спросил Фомин.

– Кого?! – удивился Ефим.

– Кого, кого! Охранника!.. Ты думаешь, я совсем ничего не вижу? Оба в крови, черт знает что!

– Да у нее менструация! Не веришь, сам посмотри!

– Ага, посмотрю! Совсем что ли с ума сошел? Может, сразу всем раздеться? Нас и так скоро под танковым конвоем выведут отсюда!..

Фомин перевел дух, ему почему-то становилось все хуже и хуже. Водка?..

– Так что ты мне не пой про ее дела! У тебя-то откуда кровь? – показал он на воротник рубашки Ефима.

Там все еще сверкала алая бусинка. Ефим посмотрел на воротник, вздохнул.

– Вот сука! – беззлобно выругался он.

– Зачем вы это делаете? – снова спросил Фомин.

– Да ты не понял! – отмахнулся Ефим. – Понимаешь, я ей сам тампоны вставляю, она такая неумеха. Наверное, капнуло.

– Капнуло? На шею? Идите вы к черту с вашими сказками! То я спал, то регулы!.. За кого вы меня…

Фоме вдруг стало совсем плохо, может быть оттого, что Ефим, как-то по-птичьи склонив голову, стал пристально смотреть на него. Последнее, что он видел: склонившиеся лица Веры и Ефима, со странным, словно профессиональным интересом изучающие его.

– Ничего, ничего! – подбодрил его Ефим, доставая из-за пазухи шприц, и все стало кусками отваливаться и пропадать, как на экране зависающего компьютера.

– Он ее так и не узнал?

– А хрен его знает, такой артист!..

– Ч-черт, я листок оставил! – услышал он еще.

«… но это только начало. Потому что теперь начинается Путь, великий Переход. А Последняя Черта, сама по себе ничто, барьер на Пути.

Первая Точка за Последней Чертой – в центре Ассоциации, но не в метрополии… Чтобы достичь ее, нужно Семь выходов. Только цепь из семи замков может удержать натиск Первой Грани Истины. Кто достиг, тот обычно уходит. Это пути Ассоциации, они как на ладони и манят. Дольше всех противостоял соблазну Ману. Светлейшие меняются слишком часто. Эта точка – Свет…