Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 1"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)

– Как что? – спросила она, невольно снижая голос, как человек, который старается разобраться, почему его обманывают. – Тебя же похитили!.. Эти, из сна! Где они?

– Кто?! Какой сон?! Что ты несешь, опомнись?!

Настал черед обалдевать уже Фомину.

– Эти… толстяки из космоса, – проговорила Ирина, бледнея и все еще не веря ему.

Взгляд ее в тревоге бегал по его лицу, пытаясь что-то отыскать.

– Ну перестань! – попросила она умоляюще.

– Ну, девочка моя! – только и мог сказать Фомин, и внимательно посмотрел на нее.

– Не смей на меня так смотреть! – закричала вдруг она, и ударила его по груди. – Ты за кого меня принимаешь, а?! Хочешь сказать, что не было этих трех толстых, которые тебе снились?!

У Фомина глаза на лоб полезли…

– И я, как дура, в милиции все объясняла! А ты хочешь сказать, что этого не было? Не было, да? – Она колотила его по груди. – Не было?.. Да у меня свидетели есть! Весь бар! Там все разбито!..

Фомин понял только то, что у нее истерика и абсолютно непонятно из-за чего. Какой-то сложный бред: толстяки из космоса, выкуп, милиция… Еще вчера она совершенно спокойно хотела его оставить и даже сказала, что выходит замуж. Не из-за этого же она так внезапно помешалась! Сон?.. Перепутать сон, причем даже не свой, а чужой, с явью, и от этого впасть в истерику?

Фомин ничего не понимал, а Ирина продолжала горячо нести свой бред. Он едва уложил ее и заставил принять таблетку, которую нашел у нее же в сумочке. Ирина стала потише, видя его искреннее участие, и в то же время испуганнее.

– Зачем ты так со мной? – время от времени бормотала она, всхлипывая.

К счастью на большее сил у нее уже не оставалось. Однако через пятнадцать минут она стремительно встала с дивана.

– Поехали!

– Куда? – удивился он.

– В бар. Ты сам увидишь!

– Поехали, – пожал он плечами, в таких случаях перечить нельзя, да и выпить пора…

Впрочем, Ирина была полна такой решимости, что даже если бы он захотел «поперечить», она бы просто его смела. После всего, что произошло, она смотрела на него с холодным бешенством, как на врага, подозревая обман и негодуя. Его неподдельное участие в ней пятнадцать минут назад было забыто, словно и не было. Он был подлец!

В полном молчании они доехали до места, и Ирина сама решительно распахнула дверь бара и прошла внутрь, не дожидаясь, пока он расплатится за такси. Он поспешно сунул водителю деньги, тот, пользуясь ситуацией, потребовал еще, Фомин сунул еще бумажку и выскочил из машины, серьезно опасаясь, что Ирина и там, в баре, учинит скандал. Так оно и оказалось.

Ирина стояла у стойки бара, напротив бармена, и что-то громко говорила. Леша был в тяжелом положении, весь его десятилетний безупречный опыт «барствования» был ничто перед лицом разъяренной женщины. Ирина уже перешла на ты, и голос ее не предвещал ничего хорошего, поэтому глаза Леши блеснули отчаянной надеждой, когда он увидел Андрона.

– И ты хочешь сказать, – спрашивала Ирина тем временем, – что вот он…

Она, не оборачиваясь, показала за спину большим пальцем на Фомина (совершенно чуждый ей жест!)…

– Он не размахивал здесь вот этой железной вешалкой… – Опять большой палец за спину… – отбиваясь от тех трех типов, да?.. Сегодня днем?! – Наседала она, впившись взглядом в бармена.

У Леши бегали глаза. Откровенно говоря, именно это он и хотел бы сказать, будь между ним и Ириной пуленепробиваемое стекло. Но он уже один раз опрометчиво ответил «нет», второй раз рисковать не хотелось: рукой Ирина нервно и дробно выстукивала по стойке второй пивной кружкой. Осколки первой валялись на полу.

Леша с мольбой посмотрел на подоспевшего Фомина.

– Андре, я ничего не понимаю!

– Ах, ты мерзавец!.. – замахнулась на него кружкой Ирина. – Значит, это не ты милицию вызывал?!

Фомин едва успел перехватить ее руку, иначе бармен, предусмотрительно присевший за стойку, действительно бы пострадал в этот день на две пивные кружки и одну голову, но свою…

– Да вы что? – запричитал он, снова показываясь из-за стойки. – У нас здесь милиции еще ни разу не было, образцовое заведение! Скажи, Андре!..

В этом была особенная гордость, как бара, так и самого Леши. У нас ментов не бывает, если что, подмигивал он Фомину, подбивая на быстрый.

– А кто кричал: алле, Верхний Козловский? – передразнила Ирина, очень похоже изобразив характерное лешино «алле». – Я что ли?!

Она снова поискала глазами кружку, но их уже все предусмотрительно убрали, уважая чувства больных людей.

– Мы с тобой сейчас в милицию пойдем, и ты там скажешь, что ничего не было, когда тебе протокол дадут почитать, скотина такая! – кричала Ирина, уже совершенно потеряв контроль над собой.

Фомин никогда бы не подумал, что она знает такие слова, как милицейский протокол и уж тем более, что может так ругаться. Трудно было даже предположить, что она бывала в милиции, кроме как по поводу паспорта. Вообще, он первый раз видел, чтобы она выходила из себя и скандалила. Ирина всегда была тихой отличницей, а тут – «скотина»!.. Что с ней случилось? Уж больно подробно она бредила и в таких странных деталях. Протокол, сон, толстяки, космос… что с ней могло произойти за эту ночь?..

– Да успокойся ты! – шепнул он ей на ухо. – Видишь, он даже не понимает в чем дело!

– Ничего, в милиции поймет! – пригрозила Ирина, и вдруг подняла на него глаза, полные слез. – Андрон, я ничего не понимаю, – прошептала она. – Сегодня днем на тебя здесь напали. Здесь была кровь, стекло, милиция… не сошла же я с ума?!

– Да нет, конечно, Ириша, это просто недоразумение! – сказал Фомин, хотя твердой уверенности в этом у него не было.

– Может, мы не пойдем в милицию? – спросил он как можно мягче, отводя Ирину в сторону и показывая Леше, чтобы тот записал на него разбитые кружки.

Тот только отмахнулся: на фиг, на фиг! – и облегченно перекрестился.

– Но ведь все совпало! Даже то, что толстые! – удивлялась Ирина, словно про себя. – Ты что думаешь, это просто так?

– Что совпало, Ириша? С чем?

– Это с твоим сном!

– Не было у меня таких снов, – тихо сказал Фомин. – Ты свой сон принимаешь за мой.

– Да я не спала с того момента, что мы здесь были!

– Когда?!

– Сегодня!

– Я не был здесь сегодня!

Ирина заплакала:

– Ты мне что не веришь?

Снова здорово!..

– Верю, конечно, только тебе надо поспать, хорошо?..

Он вывел ее из бара, посадил в оказавшуюся, очень кстати, машину и сам сел рядом.

– Поехали! – сказал он водителю, и назвал адрес.

– Поехали! – захохотал вдруг водитель совершенно безобразным голосом, и в машину стали залезать какие-то отвратительные типы в серых пальто.

– Это они, Андрон! – закричала Ирина, в ужасе хватаясь за него. – Снова!..

Но уже в следующее мгновение, вырванная нечеловеческой силой из машины, она оказалась на тротуаре, а Фомин прижат и обездвижен на заднем сидении. Руки и ноги его оказались словно в железных тисках – в руках и ногах двух необыкновенно толстых и молчаливых мужчин. Сила их была невероятной. Даже дышать было трудно в этих объятиях.

Хлопнула дверь, и такси, сразу набрав страшную скорость, понеслось по улице, с визгом объезжая шарахающихся людей и машины.

– В чем дело?! – Фомин было рванулся, но ощутил себя словно замурованным по самые глаза.

– Ты пойдешь с нами! – сказал водитель, поворачиваясь к нему.

Фомин не успел ни ответить, ни испугаться толком, потому что из-за поворота, на такой же дикой скорости, выскочил грузовик и словно стена встал у них на пути.

– Смотри-иии!!! – закричал он водителю, закрывая глаза, так как больше ничего не мог сделать, его мертво держали, не давая шелохнуться. Водитель попытался вывернуть, бешенно крутанув баранку, но тщетно, машину несло прямо под грузовик.

Страшный удар Фомин ощутил, как сильный порыв ветра в грудь…

Сначала было темно и холодно, словно ночью в проруби. Потом вверху появился проблеск света. Фомин как будто поднимался к нему. Достиг. И его понесло по невыносимо сияющим и прозрачным ячеистым тоннелям. Навстречу ему, из далекого далека, неслись легкие светящиеся плошки (он не мог подобрать более точного слова) и он знал, что они летят к нему. «Вспомнил, что ты должен вспомнить?» – спрашивали они. Потом появилась еще одна группа светящихся плошек и тоже направилась к нему. Обе группы сошлись прямо перед ним, оплетя все пространство искрящимися нитями. Взрывом его выбросило из прозрачного тоннеля и он снова все забыл. Только жуткая, пронзительная боль была его существованием.

3. Мистер безупречность из Ассоциации (годом раньше).

Сообщение от Доктора застало Фомина на переговорах. Переговоры были душные, как противогаз, – расселение коммунальной квартиры. Прожив на одной жилплощади тридцать лет, клиенты знали друг друга, как мстительная ненависть врага, и так же мстительно не доверяли друг другу и все вместе – Фомину и фирме, которую он представлял. В переговорной явственно ощущался запах скандала, не хватало самой малости – одного неосторожного слова, чтобы все взорвалось.

Вообще вести переговоры о заключении эксклюзивного договора по расселению с таким сырым и горючим «материалом», конечно, нельзя, и Фомин обычно добивался предварительного согласия по основным пунктам, а уже потом собирал клиентов на подписание. Но в данном случае подготовку вела Ирина; она, поулыбавшись клиентам и посулив им в окнах Воробьевы горы и небо в кремлевских звездах, посчитала, что дело сделано, и пригласила их в агентство.

В агентстве же выяснилось, что все друг друга не так поняли, точнее, каждый понял так, как ему выгодно, и началась обычная коммунальная свара соседей, но с явным подтекстом, что Ирина их обманывает. Она выскочила из переговорной вся красная и стала умолять Фомина помочь ей.

– Да отпусти ты их, пускай между собой хотя бы договорятся, а не договорятся, так и черт с ними! Их, таких, по Москве сейчас как собак нерезаных, – сказал Фомин.

Москва еще переживала бум расселения, и он знал, как трудно вести переговоры с уже «заведенными» клиентами.

– Я месяц потратила, чтобы уговорить их прийти сюда. Андрон, миленький, ну сделай что-нибудь!..

Вместо того чтобы просто и четко проговорить все условия сделки, она «уговаривала прийти». И этот человек третий год в недвижимости! Фомин чертыхнулся еще раз и нехотя поплелся в переговорную. Что за жизнь я себе выбрал, думал он, ведь мог бы нырять за жемчугом по шестнадцать часов в сутки где-нибудь в Малайзии и горя не знать. Нет, захотел Москву. Теперь вот улаживай эту коммунальную склоку.

– Если вы хотите, чтобы мы согласились продавать нашу квартиру, то лично мне надо двухкомнатную!..

Навстречу Фомину поднялся грузный отставник в лампасах, с испитой красной физиономией и палкой. Последовал перечень условий: тихий район, метро – два шага, средний этаж, окна во двор, во дворе сад, в саду груши. Клиент уже вошел во вкус от нового времяпрепровождения и сам верил, что это возможно: рядом с метро, но в деревне. В контексте это звучало так: вы нам спляшите, а мы еще посмотрим!

Отставник был одним из тех типов, что вечно за что-то борются и чьи жизненные интересы обычно простираются от мусоропровода до Гондураса, как у газеты, которая торчала у него из кармана. Было заметно, что он выпил для куража: в переговорной стоял густой запах его испарений, сдобренный чесноком и желанием скандала.

Идя сюда, Фомин хотел просто отбыть время, подписать договор на любых условиях или не подписать, все равно. Его давно уже не интересовали результаты сделок, вообще все надоело: движимость, недвижимость, согласование цен; но, услышав такое заявление, он вдруг завелся, как в первые дни риелторской деятельности.

Клиенты уже год безрезультатно дают объявление сами – раз. Ирина полгода выставляет квартиру в «Руках» и каталогах, и это тоже не дает никакой реакции – два. Расселенцы – люди в основном вялые и нерешительные, кроме этого пьяницы, с которого он собьет спесь двумя-тремя цифрами, – три!.. Значит, тема быстрая, бодрая, но трагическая…

– Я лично совсем не хочу продавать вашу квартиру, тем более на таких условиях! – успокоил Фомин отставника, а заодно и всех остальных. – Если вы хотите квартиры в сталинском доме, а во дворе – метро и при этом тихо, тогда я желаю вам долгих лет жизни! – сказал он и широко улыбнулся, давая понять, что это шутка, но в ней изрядная доля правды.

Потом он оглушил клиентов длинными, как автоматные очереди, статистическими выкладками и прогнозами, которые прочно сидели у него в голове и выскакивали в зависимости от ситуации в мажорном или минорном тоне.

Через десять минут перед ним сидели совсем другие люди, доверчиво внимающие его аргументам и живо, а главное, адекватно реагирующие на шутки. Фомин удивлялся способности обычных цифр склеивать разнообразные факты быстротекущей жизни в одну убедительную тираду, подобную той, которая прозвучала сейчас. Тут и политика, и экономика, и быт, и анекдот – как ни странно, люди ему верили и, как ни странно, это было для его коллег, он клиентов никогда не обманывал, просто с самого начала жестко проговаривал условия.

Охладив пыл клиентов, Фомин долго, но бодро, с журналами и сводной статистикой объяснял им трагизм ситуации: на что в самом деле они могут рассчитывать в этой сделке. Сделке, которую агентство будет проводить как акт милосердия и благотворительности, как бы в шутку подчеркивал он, то есть в целях дальнейшего повышения-снижения-расширения-приходимости-уходимости квартиро-клиенто-рублей в неделю…

Это был стиль ревущих девяностых, в корчах смеха рождающийся из совместной фени бандита, коммерсанта и чиновника. Непревзойденные образцы этого стиля демонстрировал его бывший коллега Гильштейн – виртуоз деловой переписки, предваряющей коммерческие отношения. Илья умел начать письмо как предложение о сотрудничестве, продолжить его как сомнение в этом сотрудничестве, а закончить так, что не понятно было, зачем он это письмо писал.

«В целях наиболее полного удовлетворения Вас как нашего постоянного клиента сообщаем Вам, что дальнейшее сотрудничество между нами невозможно…» – примерно так выражался и действовал этот мастер-дизайнер новояза.

Так поступил сейчас и Фомин, проговорив скороговоркой нечто немыслимое, но удивительно убедительное. Пойдите поищите милосердия еще где-нибудь, звучало в его голосе. И клиенты его услышали, пытать где-либо милосердия отказались, попросив сразу показать, как выглядит договор на расселение. Переговоры вошли в нормальное русло. Правда, Ирина пихала его под столом коленкой, ей казалось, что цена занижена, никаких комиссионных, но у него были две горящие квартиры – срочная продажа, и если грамотно внести задаток, комиссионные они получат с лихвой.

В это время и пришло сообщение, оно было коротким: «Жду на Главпочтамте, сего дня». И дата. Кто это такой шутник, да еще столь терпеливый, удивился Фомин и вдруг догадался: кто-то из Ассоциации. Только этого не хватало!

– Извините… – Он вышел из кабинета.

– Мне надо уйти, – сказал он поспешившей за ним Ирине. – Заканчивай без меня.

– Да ты что? Они меня съедят!

– Не съедят, если будешь твердо придерживаться нашей позиции, а комиссионные обговаривать до подписания договора, а не во время продажи.

Это было болезнью многих маклеров – агентов по недвижимости: снимать маржу и с покупателя, и с продавца, делая вид, что они работают в интересах только одного из них, и когда во время оформления сделки у нотариуса или в департаменте открывалась истинная картина, случались дикие скандалы, вплоть до расторжения договора, не говоря уже о мордобитии. К Ирине это относилось в меньшей степени, но она стеснялась обговаривать комиссионные до самого последнего момента, момента продажи, из-за чего происходили самые неприятные недоразумения, финансовые. Получив деньги или документы, клиент становился совершенно глух к любым разумным доводам.

Ирина надула губки:

– Что-то срочное?

– Да.

– Что сказать, если позвонят?

– Что буду… позже.

– У тебя все в порядке? – встревожилась она.

– Конечно!.. Как освобожусь, позвоню!

«Вот только когда я освобожусь? Все зависит от того, кто на меня вышел и с чем…»

– Меня нет и не будет! – крикнул он на ходу всем присутствующим в конторе и выскочил на улицу.

Заехав домой, Фомин отключил телефон, потом закрыл и зашторил все окна. Покружившись по комнатам, он плюхнулся в кресло и задумался. В последнее время он ощущал нечто похожее на чьи-то настойчивые попытки выйти с ним на контакт, но относил это на остаточные симптомы сотрясения от перехода в плотное и плоское пространство. Теперь он боялся, что это подтвердится.

Он не сразу смог успокоиться и сосредоточиться, чтобы настроится на сообщение. Затем, словно сквозняк по позвоночнику, и возникло спокойное, чуть аскетичное лицо: то ли боец, то ли мудрец. Фомин вздохнул: худшие опасения сбылись – Ассоциация! – хотя у него была надежда, что все ему только показалось, и кто-то просто пошутил. Нет, здесь шутками и не пахло, хотя и очень странно.

– На каком ты телефоне? – спросило лицо.

– Да, сейчас! Так я тебе и сказал! Живу трудно, но счастливо! – огрызнулся Фомин.

– Надо встретиться, счастливец, причем срочно! Позвони 7777777. Меня сейчас зовут Таня или Игорь – кого выбираешь?

– Вот и живите дружно! С меня хватит! Я выбираю хеннесси!..

Доктор уже успел подобрать легенду, причем двойную и разнополую, прекрасное прикрытие.

После того как Фомин был выслан сюда, на Спираль, за свою самодеятельность и несанкционированные выходы за Последнюю Черту, это был первый контакт с Ассоциацией. Ассоциация, конечно, могла прислать кого угодно, но то, что она прислала Мистера Безупречность было слишком даже для Фомина. Док… Неужели дело так серьезно, что понадобилось присылать стратегический бомбардировщик? Зачем?.. Отлучение у него бессрочное, то есть до особого распоряжения. Да и прислать они должны были какого-нибудь скучного и сонного курьера из Отдела Контроля с официальными полномочиями. Что-то здесь не так, не связывается!.. Ну и он связываться не будет, сколько возможно…

Он попытался просчитать ситуацию, сделать экспресс-анализ. Неужели все-таки они отследили его остальные выходы к Говорящему Что-то?.. Если системы контроля сумели отфильтровать его выходы от обычных трансформаций быстрых реальностей и нашелся оператор, который этим заинтересовался, тогда ему крышка. Ссылка превратится из бессрочной в вечную и не здесь, а где-нибудь в двухмерных инфраслоях Вселенной.

Он представил себя плоскостью. Потом такой же плоскостью – Ирину. Да, контакт, во всяком случае, будет полный… Да нет! Кто станет проверять мельчайшие волновые отклонения, так похожие на естественные?.. Только тот, кто знает, что он ищет. А про его выходы, кроме тех, в которых он признался, не знает никто. Но все равно было неспокойно. Доктор-то знает! Во всяком случае, об одном из них, когда их тряхануло. Сбежать бы, да некуда! Да и невозможно сбежать от них, при закрытом выходе отсюда – найдут моментально, все системы загудят.

Как бы это ни показалось странным его судьям в Отделе Контроля, но Фомин не чувствовал себя ущемленным ссылкой, и не стремился во что бы то ни стало вернуться в метрополию, как стремились все ссыльные. Поначалу в нем еще говорила обида: что он такого сделал? – но потом он стал даже находить особое удовлетворение от пребывания на этом искажении, бывшем, кстати, его родиной. «Моя Родина – искажение, что же я тогда? – иногда смеялся он. – Скаженный?» Многие, действительно, считали его таким. Высылка – результат этого…

Хаотичная, тяжелая и запутанная здешняя атмосфера стала для него притягательной, как не была до времени первого ухода отсюда. Он испытывал даже особое удовольствие, запутывая и так запутанные причинные связи и переплетения, гадая, каким причудливым способом все это отзовется на нем: оборвется, лопнет или стянет ему шею смертельным узлом?.. От причины до следствия здесь было так близко, а наказания за ошибки так неминуемо показательны и беспощадны, что он забавлялся во всех земных грехах, проверяя действия законов Спирали на самом себе. Иммунитет Ассоциации помогал ему пережить то, что неминуемо вогнало бы в гроб любого другого человека. Так что бежать он никуда не хотел и не хотел возвращаться в метрополию, он хотел одного, чтобы его оставили в покое. Он вошел во вкус на этом искажении – «сказивси», как говорила его бабушка, правда, имея в виду совсем другое.

Доктор, кстати, тоже участвовал в «развлечении», которое придумал Фомин: находить разрывы континуума и играть с ними в чехарду, то есть пытаться их ликвидировать или хотя бы нейтрализовать. Но в том неудачном случае, когда Фомин попытался совместить нейтрализацию разрыва с выходом к Говорящему Что-то, Доктора не было. Везунчик! На такое безумие Фомин не стал его приглашать, тем более, что у Доктора не было опыта перехода Последней Черты…

Именно после этого неудачного эксперимента с «дырой», как они называли разрывы, Фомина и выслали. Но по странной случайности, Доктор патрулировал по заданию Системы именно в том районе, где экспериментировал Фомин. Он застал Фомина, как он рассказывал потом, на последней стадии перед взрывом. Их тогда так тряхануло, что поисковые отряды нашли Фомина и Доктора в разобранном состоянии у жерла дыры. Нашли только благодаря персональным датчикам сайтеров, которые чудом не сорвало с них при взрыве.

Еще чуть-чуть и они провалились бы на Дно. Оно уже дышало на них своим холодным смрадом! Вернее, на то, что от них осталось. Но нашли их только потому, что искали Фомина как нарушителя Последней Черты. Где-то прозвенел звоночек. Ирония судьбы: они спаслись благодаря нарушению самой строгой инструкции Ассоциации. Вернее, даже инструкции такой не было – он совершил неслыханное! И наказали его примерно, так ему казалось сначала, а теперь он понимал, что ему даже повезло, в каком-то смысле. И вот Доктор… Куда бы смыться?..

Фомин встал из-под дерева, приветливо помахал остолбеневшей тетечке с собачкой: мол, ничего-ничего, продолжайте прогулку!.. С ним такое случалось иногда, когда он концентрировался, но отследить алгоритм и принцип перемещения в пространстве: как и почему, – ему не удавалось, все происходило независимо от него, как очень многое здесь. Он еще раз сделал даме ручкой: адье! – и та вприпрыжку побежала за своей собачкой, обе одинаково, вверх и в сторону, подбрасывали зад на ходу, только собачонка еще писала через каждые пять метров.

Фомин побрел по начинающему желтеть парку. Это оказались Сокольники. Середина лета, жара. «Ну и куда теперь?» – подумал он. Из дома его вынесло, значит, там быть не следует, а следует погулять и развеяться. Ирина? Служебный роман…чик. Что может быть лучше на дурацкой работе – продавать квартиры? – только роман с совершенно безумной женщиной! Впрочем, все так и говорили, крутя пальцем у виска, и боясь с ней связываться.

Ирина представляла собой странную смесь отличницы и плохой девчонки. Ангельский лик и сущий дьявол в глазах, и все это по-восточному пряно приправлено нежным смуглым румянцем и тщательно скрываемым темпераментом – луна, затмевающая солнце!.. Впрочем, возможно, коллеги по работе боялись связываться с ее приятелем, то ли боксером, то ли штангистом. Поди разбери, если он не вылезает из своего джипа, а только сигналит… Чертова Ассоциация!..

Ассоциация прислала Доктора или нет, это уже не так важно, размышлял он, сидя на скамеечке, рядом со старушками и голубями. Эта организация, даже не вмешиваясь, все равно являлась определяющим фактором его жизни просто самим своим существованием. Он вдруг вспомнил, что именно здесь в Сокольниках он в первый раз встретил Сати, своего проводника в Ассоциацию. Господи, когда это было?!.

Какая-то сила гнала его в то время, не давая задерживаться на одном месте: студент, дворник, продавец, кочегар, директор малого предприятия, снова дворник… он нигде не задерживался, ни на чем не останавливался, ни с кем по настоящему не сошелся, как странник блуждал он по мегаполису.

Потом к нему пришел Сати. Ниоткуда. Он приходил в разных обличьях: то это был коллега по работе, то наставник кун-фу, то какой-нибудь забулдыга, от которого невозможно отвязаться. Как выяснилось позже, многие девчонки-профсоюзницы, к которым Фомина «необъяснимо» тянуло после обильных возлияний были, как правило, из специально обученного контингента собирателей информации в одноименном департаменте Ави. Эта необъяснимость перестала быть загадкой только вместе с Сати. Оказывается, это был какой-то специфический диагностирующий процесс.

– Какой? – удивлялся Фомин.

– Ты сбрасывал информацию.

– Какую информацию? – снова недоумевал он.

– Свежую, – успокаивал его Сати…

Потом Сати начал учить его переходу. Чтобы учиться в Школе Ассоциации, ученик должен был сам переместиться туда. Правда, Фомин не знал тогда ни о какой Школе, ни тем более об Ассоциации. Он тренировался, как ему казалось, из собственного любопытства и тщеславия.

«Физически! – смеялся Сати над попытками Фомина уяснить себе переход. – Фома ты неверующий!..» И демонстрировал переходы в самых жутких для Фомина вариантах: по частям, когда исчезали то голова, то тело, или, например, в поэтапном исчезновении кожи, жировых прослоек, мускульной массы и так далее, до скелета и, наконец, туманного свечения того, что было телом. «Ну и где тут твоя физика? – спрашивал Сати у зеленого от дурноты Фомина и, не дожидаясь ответа, сам же и отвечал обескураживающе. – Везде, мой милый, на самом деле везде!..»

При перемещении в Ассоциацию Сати даже не предупредил Фомина, что тот больше никогда не вернется на свою Спираль, в Москву, к родителям, не счел нужным. Фомин ни с кем не попрощался, никого не предупредил, не успел написать родным, как в воду канул. Сати был большой шутник. «Там у тебя такие похороны! – сладко жмурил он глаза на вопрос Фомина, что же с ним стало на Земле. – Ты, кажется, Родину спас».

В другой раз он говорил, что Фома просто исчез, оставил мир самым достойным, незаметным, образом. От Сати ничего нельзя было добиться, причем он даже не старался придать достоверность своим ответам. Впоследствии (Фомин не прекращал попыток выяснить, так как неожиданно горько затосковал по Земле, своим близким) он слышал все новые версии того, как покинул Спираль. Сати словно издевался над ним, рассказывая в очередной раз как Фомин «погибал в самолете, всячески помогая всем до последнего, такой геройский конец!..»

– Тебе, собственно, деваться было некуда, только геройствовать и пытаться спасти самолет, – смеялся Сати. – Он ведь только из-за тебя терпел катастрофу. Хотя нет! Мы тебя уже в падающий засунули. Тебя приняли за ангела, ты был бледен и красив, – вот как сейчас!..

Фомин был вне себя…

– Все бросились к тебе, ты бросился утешать, в общем, засланец небес! Кажется даже, ты на самом деле хотел остановить катастрофу. Было забавно!

– Люди же погибли! – не понимал Фомин.

– Да, и самолет тоже, – сокрушенно соглашался Сати.

Фомин почему-то никак не мог вспомнить, что же произошло с ним на Земле в момент перехода и то, как он согласился на переход…

Школа была таким же грандиозным зданием, как и Дворец Синклита, как же – Альма-матер! Там их собирали несколько раз в год (Фомин все мерил земными мерками поначалу), в основном обучение было индивидуальным, но некоторые курсы они проходили большими группами. Количество его соучеников все время колебалось. То ли они переходили на следующую ступень, то ли на специализацию, то ли вообще изгонялись, – ничего не объяснялось, да они и не спрашивали, памятуя «Завет ученику»: молчать, молчать и еще раз молчать.

Время от времени обучение прерывалось турнирами, своего рода экзаменами. Турниры были разные, а условия совершенно непредсказуемые. Впрочем, одно условие всегда оставалось неизменным: надо было победить. Так провозглашалось. Набравший лимит поражений мог быть дисквалифицирован. Что это такое, тоже никто не говорил.

На одном из таких конкурсов-ристалищ Фомин впервые увидел Доктора. Бледный юноша с трудно произносимым именем участвовал в играх с каким-то странным, отсутствующим видом, но при этом был неуязвим. Говорили, что он отпрыск королевского рода Оборотней с окраин Ассоциации. Так это или не так, но сражаться с ним было действительно очень трудно: при всей непредсказуемости Фомина тот демонстрировал чудеса неуязвимости, словно действительно был оборотнем. Победительный Фома не мог набрать на нем зачетных очков. Поединок закончился ничем, по времени, но тогда и позже Фомину казалось, что не проиграл он только потому, что его соперник отрабатывал школу защиты и не собирался нападать на него.

Они не раз еще встречались, но он ничего не мог поделать с безупречной защитой Доктора, и у того, после ряда таких турниров, появилось прозвище «Мистер Безупречность». Казалось, ничто не могло вывести этого юношу из себя. «Это машина», – успокаивал себя Фома, всегда участвующий в любого рода состязаниях с упоением. Ему не раз выговаривалось, что он слишком далеко заходит во всем, но он не мог без этого. Страсть идти до конца выглядела в глазах его наставников опасной страстью. Самая безумная затея, самое рискованное предприятие вызывали в нем лишь азарт и неуемное желание попробовать.

Бывало, он проигрывал на этих турнирах только потому, что шел на поводу какой-нибудь безумной идеи во время отработки стандартной ситуации. Противник же, если не терялся от неожиданности его курбетов и не паниковал, мог спокойно воспользоваться представившимся шансом – Фома был непредсказуем, но безрассуден и бывало «открывался». А вот Доктор этого не делал. Он шел вслед за всеми безумствами Фомы и отвечал на них по законам безумства, не стремясь закончить поединок победой. Это была необычайно зрелищная игра.

Единоборства между ними представляли собой смесь головокружительных комбинаций всего арсенала Школы и трюков на грани возможного, а порой и за гранью. На их поединки съезжались со всех провинций Ассоциации, чего не предполагал простой школьный экзамен, а сами они – сблизились, может быть, благодаря своей непохожести, словно дети вдоха и выдоха. Они часто вместе проводили время и даже хулиганили, если можно так сказать про Доктора. Из-за них, кстати, в Ассоциации появился тотализатор. Их развели. Формальная причина – тотализатор и безрезультатность встреч, якобы, вредно влиявшая на других учеников – к победе надо идти кратчайшим путем.

Сати опять смеялся:

– Засунь свои эмоции… ну, ты знаешь куда! Никому не нужны твои победы!

– Как не нужны? – удивлялся Фомин. – А зачем все эти турниры тогда?

– Ну уж не для того, чтобы ты удовлетворял свои амбиции! – говорил Сати. – Кстати, их засунь туда же! Здесь идет другой отсчет, совсем другой.