Текст книги "Страсти по Фоме. Книга 1"

Автор книги: Сергей Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

13. Казино «Марсо»

В зале было темно и тихо, публика собирается в таких местах позднее, не спеша и многозначительно, словно на черную мессу или интеллектуальную пьесу; никелированный шест на невысоком подиуме тускло бликовал фантастическим предикатом, подчеркивая нездешность предстоящей забавы.

– Значит ананас, мороженое, коньяк и шампанское? – уточнил официант.

– И лимон, – напомнил Фомин.

– И лимон. Все?..

Фомин посмотрел на Марию: что-нибудь еще?.. Она не ответила. Вместо этого достала сигарету и выжидающе посмотрела на него.

– Все, – сказал он, протягивая огонь.

– Ну и чудненько, – заворковал официант, забирая меню. – Сейчас все будет!..

И пропал за зеркалами.

– Давайте познакомимся поближе, – предложил Фомин в повисшей паузе.

– Зачем? – спросила Мария. – Разве этого недостаточно?

– Достаточно?.. Чего достаточно?.. Я знаю только то, что вас зовут Марией.

– А я знаю, что вас зовут Андроном и что вы были бы страшно рады, – Мария странно усмехнулась, – если бы я зашла сюда. Почему бы не остановиться на этом?

– Невозможно было не пристать… – Фомин пожал плечами. – И чтобы не жалеть потом всю жизнь… Я действительно очень рад, что подошел к вам.

– А уж как я рада, что… наконец, подошли!.. У меня был просто необыкновенно свободный вечер!

«Необыкновенно свободный вечер»! Наслаждайся, Фома, тебе повезло, но большего не требуй. Хорошо, что он не поделился с ней ощущением, что как будто где-то видел ее, она бы отвела душу!.. Теперь он об этом и не думал заикаться.

Мария была слишком агрессивна для той легкости, с какой получилось их знакомство и если бы они не были знакомы всего четверть часа, он бы подумал, что она обижена на него за что-то. На застенчивость ее резкость тоже не походила, она держалась абсолютно свободно и ее выпады походили больше на атаку, чем на защиту, заставляя Фомина ломать голову над этим анекдотом: «то, что я пошла с вами в казино со стриптизом, совсем не повод для продолжения знакомства»

Он заметил также, что она с видимым трудом обращается к нему, избегая личных местоимений и строя фразы так, чтобы они оставались безличными. Она даже раз обратилась к нему на «ты», тут же поправившись. Интересно!.. Не может определить, кто он все-таки для нее: простой «ты» или чужой и странный «вы»? Или равный «вы» и простоватый и даже вульгарный тип «ты»?..

А началось все удивительно легко. Он подъехал к казино и увидел фигуру на углу, под часами, стоящую так одиноко, что не удержался и подошел. Когда же увидел ее…

– Вы не хотите со мной поужинать? – спросил он, собственно, надеясь только на чудо: просто хорошее настроение, предвестник удачи, красивая женщина, которая к тому же была явно предоставлена самой себе в этот вечер. – Я был бы очень рад.

Незнакомка удивленно посмотрела на него.

– Конечно! – сказала она неожиданно. – Именно об этом я и мечтала!

Фомин растерялся: «Проститутка?.. Нет, совсем другие глаза»

– Приятный сюрприз! – рассмеялся он неожиданности. – Словно вы меня ждали…

Он сделал широкий приглашающий жест в сторону казино.

– Кого же еще? – пробормотала незнакомка, проходя мимо него к дверям.

Удивление Фомина все возрастало.

– Андрон, – представился он, догнав странную незнакомку.

Та мельком посмотрела на него, как будто сомневаясь в этом.

– Мария, – наконец сказала она напряженным тоном, словно принимая условия непонятной пока игры.

Вот в сущности и все, что между ними было. Какая-то любовная драма, думал Фомин, – а он лопух, нарастало в нем раздражение. Сиди теперь, развлекай кем-то обиженную!

– Значит, только о погоде? – резюмировал он.

– Ну почему же? Есть еще спорт, политика и новые русские.

Мария насмешливо посмотрела на него. Вот за кого она его держит! Ну конечно, вечер, дорогой ресторан, казино, стриптиз. А что же ты, милая, делала в этот час на улице?

– Ну, тогда и религия, искусство и экибана, – продолжил он, стараясь максимально попасть в ее тон; она это заметила, но тон не сменила.

– Религия? В нашей стране?.. Это не нейтральная тема.

– Политика, в нашей стране, область согласия, конечно, и консолидации всех сил, – не удержался Фомин.

Она впервые с тех пор, как они зашли в казино, посмотрела на него прямо, но не улыбнулась, как он ожидал, а только сказала:

– Тогда остаются погода, спорт и искусство.

– Спасибо за исключение новых русских.

– Все мы теперь новые русские… – Мария приняла прежний, отстраненный и насмешливый тон.

– И искусство далеко не бесспорно, – подхватил Фомин, тоже закуривая и откидываясь на спинку кресла.

– И погода кого-то раздражает, – продолжал он, уже широко улыбаясь. – На стадионах побоища, у телевизоров футбольные инфаркты. Я оказался у разбитого корыта, говорить не о чем. Хотите я вам стихи прочту?

– Хочу, – сказала Мария. – Думала, не дождусь уже!

Но прочитать стихи ему не удалось (да он и не собирался, просто так сорвалось с языка от незнания, что сказать), так как в зал шумно и суетливо вбежали два официанта, неся огромную пятилитровую бутылку шампанского, цветы и приборы. Торопливо расставив все это на ближайшем к сцене столике, они замерли с бутылкой наперевес.

Потом громко хлопнула пробка и в зал вошел необыкновенно красивый наркоман. Или сумасшедший. Фомин не мог ошибиться, он знал эти физиономии, он видел их каждый день в зеркалах, бреясь, на это указывала смертельная, видная даже в мягком освещении, бледность лица молодого человека. В сочетании же со страшно сверкающими глазами и изломанной, порывистой походкой картина глубокого наркотического круиза или паранойяльного экстаза становилась очевидной.

Молодой человек окинул зал блуждающим лихорадочным взором и удовлетворенно сбросил пепел с длинной сигареты в окружающее пространство.

– Годится!.. Наливай! – сказал он и пошел между столиками.

Официанты, вдвоем и суетясь от трепета душевного, стали разливать шампанское в высокие узкие бокалы. Смотрелось это диковато, из такой бутылки надо разливать в ведра, а не в мензурки, хрупко стоящие на столе, и халдеи, от греха подальше, перенесли свои опыты на служебный столик, где нещадно поливали скатерть во славу Бахуса…

За молодым человеком тащилась сонная пепельная красавица в коротком облегающем черном платье на бретельках «а ля коктейль»…

Закончился танец стриптизерши вокруг никелированного шеста, музыка стихла, свет стал чуть ярче, и повисла естественная пауза, которая в данный момент казалась нарочитой из-за всеобщего внимания к двум фигурам в черном, пробирающимся между столиками. Вблизи, действительно, было видно, что они так припудрены кокаином, словно сама госпожа Кока дохнула на них со своего обильного подноса.

– Ефим, я больше не могу! – простонала спутница бледного ангела в черном смокинге и такой же бабочке при сияющей, словно фосфор в темноте, белой манишке. – Давай уже сядем, я будто по борозде иду!.. Где стол?..

Она не видела ничего и действительно шла так, как ходят по изрытому полю или по рельсе: то один, то другой ее туфель вдруг проваливались на гладком паркете. «Борозда» давалась ей нелегко.

– Сесть мы всегда успеем! – неожиданно плоско ответил ее спутник, несмотря на внешность то ли демона, то ли скрипача, то ли вообще светского льва, и красиво встряхнул длинными черными волосами. Затем он размашисто схватил свою спутницу за руку и потащил к столику, где вовсю орудовали официанты, расставляя бокалы, размахивая салфетками, изображая сервис по высшему разряду. Там, не глядя, так же с размаху, словно куклу или ребенка, незнакомец бросил девицу на стул.

Теперь, когда «Ефим» оказался в профиль, Фомину показалось, что он откуда-то знает этого человека, такое же чувство, как и с Марией. Вечер наваждений, подумал он без всякого веселья, скорее, с раздражением, – дежа вю…

– Кто это? – спросила Мария.

Строгое лицо ее с едва заметным, легким и совсем не вечерним макияжем возле глаз существовало отдельно от всего, что здесь происходило.

– Ефим, как видно… – пожал плечами Фомин.

Его задело внимание Марии к красавцу, поэтому он добавил:

– Изрядно, кстати, накрененный и с обозом.

– То есть? – прищурилась Марина.

– То есть, обдолбанный, обсаженный, закумаренный… как еще сказать?

– Я насчет обоза.

– Обоз это тот, кто не может сам идти. Я совсем не имел в виду эту…

– Ничего личного, я знаю, – нехорошим голосом прервала его объяснения Мария. – Она красивая. Такие нравятся, не правда ли?..

Фомин не ответил. Кому нравятся?.. Опять эта обезличенность в обращении к нему. Чего она хочет от него?.. И почему именно такие должны нравиться? Ему, например, больше нравились такие, как Мария, строгие.

– Часто здесь бываете?.. От скуки?

Фомин открыл было рот, и вот тут началось: он не нашел ничего, о чем можно было бы сообщить по этому поводу, то есть, абсолютно!

– Даже не помню, – признался он после паузы, на самом деле не в силах вспомнить, был ли он здесь вообще.

Как глухая стена встала перед ним – ничего! Он неловко повертел в воздухе рукой и опустил ее. Мария неожиданно хохотнула, блеснув ровным перламутром зубов.

– Вы хорошо смеетесь! – заметил Фомин, но Мария не удостоила вниманием его комплимент.

– Значит, что называется, свой? – заключила она, так поняв его «не помню».

Фомин неопределенно пожал плечами.

– Пожалуй, нет, – проговорил он нерешительно. Несмотря на то, что он здесь все знал, ему вдруг показалось, что он впервые здесь, как будто резко сменили обстановку во всем заведении, вплоть до салфеток. Мысли скакали. Почему она пошла с ним?.. Она же не сумасшедшая, это видно!.. Пока… И где я? Зачем?.. Он был непривычно и неприлично трезв для таких мест и для себя самого, вот это он помнил и чувствовал себя неуютно. Кто она?.. Теперь ему мнилось, что он знал ее всю жизнь.

– Значит, дом рядом? – продолжала издевательски угадывать Мария.

Угадывала она так, словно знала ответ, и нарочно подсказывала неправильный. Почему она привязалась именно к этому?

– Нет… – Фомин помотал головой. – Я живу…

У него вдруг закружилась голова: он не знал, где он живет! Как это, не поверил он.

– Не рядом, – пробормотал он невразумительно.

– Какие тайны! – усмехнулась Мария. – А как насчет предложения познакомиться поближе?

– А как насчет того, чтобы обращаться ко мне по-человечески? – спросил он в свою очередь. – На вы, на ты – все равно! Только не в пространство! – выпалил он еще.

– У меня такое впечатление, будто я вас знаю! Но самое странное во всем этом, я не могу отделаться от впечатления, что и вы знаете меня, словно…

Он запнулся. Слово «облупленный» ему активно не нравилось, особенно в применении к себе.

– Словом, знаете еще лучше, чем я сам! – сказал он, с трудом преодолев инерцию паузы и саму смелость заявления. – Это так?.. Если да, то насколько хорошо? Это очень важно!

Мария подняла брови. Секунду смотрела на него. Дорого бы он заплатил (отдал бы все!), чтобы встречать взгляд этих глаз, пусть и немилостивый, как сейчас, хоть раз в неделю, в месяц!

– Насколько хорошо?.. Господи! Когда я встретила тебя вчера в театре, я подумала, что я сошла с ума! Мне показалось, что ты играешь со мной злую шутку, не узнавая меня. Ты был тот и не тот Андрон, которого я знала. Но тот Андрон исчез, твои друзья сказали, что он погиб в автокатастрофе, так, что и следов не осталось, сгорел. А ты… ты делал вид, что мы не знакомы и вымаливал у меня встречу. Ты был словно безумный, несмотря на присутствие моего мужа, и я согласилась, надеясь все-таки выяснить, кто ты. И что дальше?..

Мария глубоко затянулась и погасила сигарету. Потом вдруг перешла на «вы».

– Вы беспардонно опоздали, чего, впрочем, даже не заметили! Вместо этого вы стали со мной знакомиться заново. Очень хорошо!.. Я подумала, это у вас от смущения опоздания, ну, бывает… но оказалось нет! Оказалось: вы меня снимаете!..

Она хохотнула то ли горько, то ли язвительно.

– Да еще как неловко, как девку! Как этих стриптизерш!

Фомин только усилием воли не давал раскрыться своему рту. Мария говорила о вещах совершенно невероятных. Более того, каких-то обжигающе безумных!

– А теперь вы спрашиваете, насколько хорошо я вас знаю!..

Она снова закурила.

– Вам не кажется, что вы заигрались? Вчера вы несколько естественнее сыграли амнезию.

Что это, с ужасом думал Фома, в горле у него пересохло, страшно захотелось выпить.

– Сейчас! – пообещал он, сам не зная, чего именно, и уповая, что заказанные полчаса назад пятьдесят граммов коньяка уже где-то на пути к нему, во всяком случае в этом проклятом городе!

– Я не знал… правда! – как-то совсем по-детски пролепетал он. – Так мы действительно знакомы?

– Считайте, что нет. Мне жаль, что я позволила вовлечь себя в этот балаган.

– Но я не помню! – вскричал Фомин. – Правда! Я действительно ничего не помню!.. Какая авария? Я не помню никакой аварии!

– Конечно, как вы можете ее помнить, сгорев до тла?.. Значит, это не вы, и я ошиблась, извините.

– Но сгореть? – ужаснулся Фомин, словно какая-то другая смерть его бы устроила больше. – А имя тоже совпадает?

– Бывает.

– Но мне-то тоже кажется, что я вас знаю! Но я не помню…

Мария остудила его исследовательский порыв тем, что демонстративно стала рассматривать кокаиниста с подругой. А тот и впрямь был красив (Фомин обиженно заткнулся): нога на ногу, а руки выкладывали изящными движениями ядовитую борозду на длинной перламутровой пудренице спутницы. Борозда казалась зеленой в этом освещении. Похоже, он ничего не боялся или перепутал свою привычную среду обитания, потерял курс в своем плавании. Фомин воспринимал все эти детали отстранено, как дополнительную, но не нужную информацию.

– Вы мне не верите?

– Я хочу уйти. Проводите меня до машины, – сказала вдруг Мария, ломая сигарету в пепельнице.

– Почему? Мы еще даже не поиграли!..

Он и сам не знал, что говорит, но ему не хотелось, чтобы все закончилось так, ничем. Узнать ее и расстаться?.. Это невозможно!

– Ну, хотите!.. Да, я притворялся, – в отчаянии стал врать он, – потому что… потому что вы были с мужем!

– Как глупо! – сказала Мария.

Грянул канкан. На ярко освещенную сцену вышел кордебалет варьете в белом нижнем белье и таких же шляпах. Девочки-стриптизерши, слегка одетые, вяло потянулись в зал, высматривая одиноких и не очень клиентов во все еще полупустом зале – было рано, обычно «их» публика приходила позже, ближе к полуночи.

– Откровенно говоря, мне все это надоело. И это… – Мария кивнула на сцену, где высоко, стремительно и разом, как руки нацистов, выбрасывались ноги, демонстрируя белье. – И это вранье…

Она посмотрела на него.

– Я не помню даже, где я живу! – попробовал он еще оправдаться, но как-то уныло и неубедительно.

– Это ваши проблемы! – отрезала Мария.

У подиума возник какой-то шум. Это был снова Ефим. До этого он бросал в кордебалет какую-то дрянь вроде комочков бумажных салфеток и маслин с сыром на зубочистках, что вызвало появление строгого костюма рядом с ним. Через минуту, не больше, «костюм» был набит денежными знаками и ушел с авансцены, махнув своим девочкам, что все, как выяснилось, идет нормально, так надо…

Сейчас Фомин увидел, как Ефим, вдруг вскочив из-за стола, с диким хохотом схватил одну из девиц кордебалета за… – в общем, за ту часть, что не ходит, а только «волнуется» при ходьбе. Девицы в это время выполняли задний поклон публике, демонстрируя с обязательным визгом свои верткие и рюшистые зады, и одна из них попалась. Вскрикнув, девица дернулась и упала, увлекая за собой на сцену и Ефима. Остальные танцовщицы с визгом бросились со сцены…

– Нож! У него нож! – кричали они.

Немногочисленная публика всполошилась. Кто-то поспешно покинул зал. Оставшиеся с интересом гадали, что же будет дальше? А дальше все было похоже на бред, во всяком случае, для Фомина, потому что происходящее на сцене органично вписывалось в то безумство, что творилось в его голове после объяснения с Марией. Всё словно следовало какому-то необъяснимому контрапункту: то ли безобразия на сцене подчеркивали события за их столом, то ли их разговор с Марией создавал удобную шизофреническую почву для восприятия дикой сцены.

Ефим встал. При этом он небрежно держал кордебалетчицу за ногу, словно огромную куклу Барби, так что сама она встать не могла. Другую руку с серебряной лопаточкой, которую приняли за нож, он поднял, требуя тишины. Наконец музыка смолкла и стало слышно, как площадно и истерично ругается девица.

– Рвать!.. Драть!.. Хмать!.. Лять!..

– Следующим номером! – объявил Ефим, поймав паузу в речитативе. – Стриптиз!

Голос у него был как у завзятого конферансье, бархатный и зычный, от диафрагмы. Он наклонился назад и что-то сказал лежащей девице.

– Иди ты в жопу! – ответила она пропитым мужским голосом.

Послышался смех. Нереальность, даже какая-то буффонность происходящего и поведение Ефима с момента его появления, располагали к тому, чтобы публика приняла это за заранее приготовленный номер.

– Повторяю! – со степенным реверансом сказал Ефим. – Следующий номер – стриптиз в варьете!..

– Маэстро! – закричал он ди-джею, сидящему в кабинке напротив. – Приготовьтесь!

И снова наклонился к девице…

– Повторяю! – заорала та уже на весь зал, истошно. – Пошел ты нах… со своими деньгами, козел!..

– Мама! – вдруг заголосила она басом. – Да что же это такое?! Кто-нибудь, помогите!

Она вертелась на спине, пытаясь пнуть второй ногой обидчика, и до зрителей стало доходить, что это не номер, а гораздо лучше – жизнь! Но никто из присутствующих не рискнул выйти на сцену, время безоружных хулиганов безвозвратно кануло в прошлое вместе с ощущением морального превосходства над ними. Правда, в этом не было особой необходимости, так как у сцены уже была вызванная кем-то охрана.

– Ефим, ты что сдурел? – ахнул один из охранников, старший. – Отпусти ее!

Но особой категоричности в голосе его не было, скорее, просьба. Так жена уговаривает идти домой пьяницу мужа, не зная, сможет ли сама остаться там после этого или будет ночевать у соседки, пряча разбитое лицо. Двое других охранников вообще стояли молча и с интересом наблюдали за происходящим. Девица же, услышав просьбу, а не приказ стрельбы на поражение, взревела не на шутку.

– Да они сговорились, ептать! – заорала она снова своей луженой глоткой. – Что вы с ним чикаетесь? Вы что не видите, что он со мной делает?! Он мне раздеться предлагает! Мне!..

– Выпустите меня! – взмолилась она, секунду спустя. – Мама-а-а!

– Сейчас! – сказал Ефим охранникам, полезшим было на сцену, и снова повернулся к девице.

Девица умолкла, словно захлебнулась.

– Сколько?! – послышался ее удивленный голос через некоторое время.

– Покажи! – потребовала она.

Ефим вынул пачку долларов.

– Н-ну? – спросил он.

Девица, все еще лежа, недоверчиво покрутила увесистую пачку в руках, потом коротко кивнула. Преображение было настолько внезапным, что куда там Фавор!

– Итак, господа, стриптиз! – весело сказал Ефим, снова поворачиваясь к залу. – Эдвард Григ, песня Сольвейг!.. Маэстро?..

«Дурдом! Я не верю!» – сказал себе Фомин. Он не желал поддаваться логике безумного и бессмысленного видения, хотя вся эта картина словно служила рамкой и прекрасно вписывалась в дурацкое состояние беспамятства и запутанности, следуя все тому же контрапункту невидимого дирижера.

Он посмотрел на Марию. Она не отрываясь смотрела на сцену. Девица начала раздеваться.

Нужно знать гордость любого, даже самого задрипанного кордебалета перед стрип-шоу, чтобы оценить это, тем паче в славные времена до дефолта. Впрочем, гордость кордебалетчиц тоже, конечно, имела предел, как все человеческое, примерно одна вот такая пачка долларов. Скромная гордость недалеко ушедших от черты бедности.

В зале замерли, из казино спешно выходили люди и занимали пустые столики, новость облетела весь комплекс развлечений, так как новое развлечение было из ряда вон. Но происходящее на сцене походило, скорее, на пародию стриптиза или на подглядывание в бане, чем на шоу. Эстетам и людям сердобольным видеть это было бы невыносимо, но и те и другие почему-то избегают подобные заведения, раз побывав там.

Из-за понятного волнения, а также из-за неподходящего стильного одеяния танцовщица порочила высокое искусство стриптиза и величавый никелированный символ псевдоразмножения суетливыми движениями. Никаких легких скидываний, никаких эротических перешагиваний через ниспадающие одежды, что так одухотворяют мужчин – хореография банного гардероба или отбоя в казарме женского полка, когда все снимается быстро, сосредоточено, даже ожесточенно. Вдобавок, от вполне понятного рвения, девица решила использовать шест. Но обращалась она с ним неловко, как пьяный слесарь с упрямым коленом трубы, в общем, кто смеялся, кто плакал, глядя на ее вымученные и странные курбеты.

Фомин отвернулся от сцены. Мария, прищурившись и едва заметно подергивая крыльями носа, наблюдала за кокаиновым бароном. А тот сидел совершенно отрешенно, почти не обращая внимания на дело рук своих, словно это его не касалось, лишь изредка отхлебывая из высокого бокала шампанское. Его подруга вообще елозила носом по пудренице, собирая остатки зелья, не проявляя никакого интереса к происходящему. Один раз, подняв нос в кокаине, она вдруг обернулась и пристально посмотрела на Фомина.

– Вы будете это смотреть? – спросил он, потому что сам смотреть на это уже не мог.

– А я уж думала мы досмотрим, – сказала Мария, и он снова почувствовал себя пойманным на пошлости. – Такое, наверное, не часто бывает, не правда ли, такой шанс?

Она скользнула по нему насмешливым взглядом

– Не знаю. Предлагаю поиграть, места освободились, – сказал Фомин, кивнув на переполненный зал.

– Я уже сказала, что хочу уйти!

– Сейчас там никого нет и мы выиграем большие деньги, клянусь!

– А для чего большие деньги? Чтобы вот так их тратить?.. – Она кивнула на столик, где сидел виновник торжества.

Словно услышав их, Ефим вдруг вскочил и бешено зааплодировал.

– Очень хорошо! – выкрикнул он. – Достаточно!..

Девица в это время крутилась вокруг шеста и олицетворяла собой фигуру Свободы на парижских баррикадах с известной картины, потому что расстегнутые, но не до конца снятые одежды развевались на ней вместо знамени. Айседора, одним словом, изображающая то ли свободную Любовь, то ли томление Свободы…

Ефим поднял с пола деньги и вручил их танцовщице.

– Спасибо! Очень! Потрясает!..

И вовсе никакой ни зверь, а просто спонсор немного странный. Кто ж в наше время обижается на спонсоров? Только идиоты!.. Девица уже минут пять идиоткой себя не считала. Ефим снова захлопал, на этот раз заставив присоединиться зал, вызывающе повернувшись к нему. Танцовщица ошалело поклонилась и убежала как была, оставив повсюду кучки одежд, словно в спальне, при внезапном муже.

Спутница Ефима проснулась и захлопала тоже.

– Браво! – вдруг закричала она.

Ефим же щедро, не глядя вынув из кармана несколько «франклинов», расплатился и с ди-джеем, поаплодировав и ему. Затем, рассеяно осмотрев зал, не спеша направился к выходу. Проходя мимо столика Фомина, он остановился и бесцеремонно уставился на Марию. Он был красив, как черт возьми, даже в своем нарочитом остолбенении, а может быть в нем-то тем более, и Фомин с бешенством сжал подлокотники кресла под собой.

– Ба! – сказал Ефим, словно только заметил его. – Фома!..

Он протянул руки.

– Так вот почему я один раздеваю девочек! – захохотал он на весь зал. – Ты с дамой!.. Я потрясен! Ну, тогда пойдем, поиграем, такой денек!.. Ведь это я у него…

Он уже обращался к Марии.

– У него вчера выиграл эти деньги, на шансах. Большой игрок! Достоевский!.. Всю ночь: он на два ставит, я – на свободный. Так и продул!.. Кстати, он еще не предлагал вам почитать свои стихи? Он хорошо их читает, особенно Бродского…

Мария медленно перевела свой взгляд на Фомина. Ничего хорошего для себя он там не увидел. Волна бешенства подняла его в своих когтистых лапах и он, вскочив, схватил Ефима за воротник.

– Что ты тут плетешь, выверт? Я тебя в первый раз вижу! Пшел вон!..

Он с силой оттолкнул Ефима от себя.

– Прекратите! – сказала Мария.

– Предупреждать надо! – сказал Ефим, нисколько не утратив вальяжности, только бледное лицо его стало еще бледнее и прекраснее.

– Я в казино, приходи… те, – усмехнулся он напоследок. – Организуем реванш!..

Они остались одни, если не считать, что через некоторое время мимо их столика продефилировала спутница Ефима и тоже, слегка задержавшись, посмотрела на него с укоризной. Фомину захотелось дать ей пендаля за такой взгляд и отыграться сразу за весь вечер. Ну, теперь-то Мария ни секунды здесь не останется, да он и сам уже этого не хотел, кругом был этот пижон Ефим!.. Это решение его успокоило.

Он выжидающе посмотрел на Марию, но она молчала.

– Бред какой-то!.. Вы не поверите, но я их не знаю, – сказал он с усмешкой.

Это была его очередная попытка быть, вернее, казаться, небрежным.

– Но они вас почему-то знают, это видно. Вы что, действительно, играли вчера?

– Не знаю, может быть… – Он не помнил никакого вчера, вообще он ничего не помнил и не понимал!.. Память обрывалась машиной, из которой он вылез час назад. Как он в нее попал, оставалось для него загадкой.

– Я вас не совсем понимаю, Андрон…

Он молчал, хотя она впервые назвала его по имени. Что он мог сказать?.. Что у него беспамятство? Что он на самом деле ни хрена не помнит?.. Неплохой способ проводить время, каждый день знакомиться… Молчал, хотя понимал, сейчас она уйдет. Ну что ж!.. Более всего он боялся быть обузой, ненужной, никчемной.

– Пойдемте, я вас провожу, – безжизненно сказал он.

– Вы кажется предлагали поиграть? – сказала вдруг Мария.

– Поиграть?! – ужаснулся он. – Там же!..

– Вы что, боитесь его?

– Я смотрю, вас очень интересует этот человек.

– Может быть. Так мы идем или?..

– Идем, конечно, идем!.. – И Фомин поплелся в казино.

Он бы предпочел любое «или». Придется убить этого хлюста!

Ему, естественно, не везло. Зато Ефиму, который при появлении Фомина и Марии сразу же перебрался за их стол, везло чертовски, как рогоносцу. Он опять играл, как он любезно объяснил Марии, против Фомина.

– У него удивительный нюх! – приговаривал Ефим после каждой ставки. – Нужно только ставить на то, что он игнорирует!..

И сгребал выигрыш. Мария посмеивалась, Фомин злился, а тут еще вынырнула из vip-закутков подружка Ефима, совсем кривая, как пространство Лобачевского, и стала помогать Фомину проигрывать (что он и сам прекрасно умел!), толкая и пихая его фишки, куда ей вздумается. Вернее, она совсем не видела, куда ставит, так как взгляд ее был удивительным образом расфокусирован, она умудрялась смотреть одновременно и на поле, и на Фому, чем вводила его в такой ступор, что он даже не останавливал ее.

«Больная что ли?» – страдальчески морщился он.

– Вера! – представил ее Ефим. – Аналогичная ситуация!.. Они просто идеальная пара: Фома Непомнящий и Вера Дырявая ручка! Если что просадить, она тут как тут!..

– Кстати, со мной она сегодня случайно, – сказал он Марии по-свойски. – Видимо, потому что он с вами.

Фомин готов был вбить все фишки до одной в эту волосатую голову, и снова только какая-то нереальность происходящего, преследующая его с момента объяснения с Марией, остановила его от этого. Мария стояла сбоку и немного позади от него, так же как и Ефим, который несмотря на то, что все время болтал, внимательно следил за ставками Фомина и играл на контршансах. Ставок она не делала, но с интересом наблюдала за игрой. И за Ефимом. Вера же стояла напротив и безумно семафорила Фомину растопыренными глазами.

Что за компания! ошеломленно думал он, удивляясь стремительности происходящего сближения, его абсурдности и несомненной злокозненности для него и для Марии. Он чувствовал это, но уже не в силах был не только контролировать ситуацию, но и выйти из игры. Просто взять ее за руку и уйти. Какой-то злой бес заставлял его ставить и ставить на проигрыш. Словно, чем хуже, тем лучше!..

– Может быть, потанцуем? – предложил Ефим Марии после очередного проигрыша Фомина. – Пусть они пока форму восстановят.

– А что, здесь танцуют? – удивилась она.

– Нет, но на подиуме есть место – около шеста!

– Нет, спасибо! – рассмеялась Мария. – Там слишком большая конкуренция.

– Вам?! – ахнул Ефим, и вдруг сделал па вокруг Марии, как бы осматривая в восхищении. – Не смешите меня!.. Вам никто не говорил, что у вас удивительный смех? А?.. А-аа! Наверное, каждый идиот лезет с этим комплиментом, да?..

Мария снова засмеялась, глядя на взбешенного Фомина.

– Ага, значит, я сказал банальность!..

Фомин в это время поставил на два последних шанса. Вера все с той же невозмутимой наглостью поставила его фишки еще и на две последние дюжины, присовокупив красный и четный. Фишек Ефима она почему-то не трогала, хотя пришла с ним, стерва!

Выпал первый шанс в первой дюжине, естественно, черный и абсолютно нечетный. И именно там каким-то чудесным образом в самый последний момент оказались четыре фишки Ефима по сто долларов, он играл только такими, в отличие от Фомина, играющего четвертаками – фишками по двадцать пять долларов.

«Ну, все!..» Такого невезения Фомин не выдержал, он чуть не оторвал руки этой самозванке, когда она после проигрыша снова потянулась к его фишкам. Плюнув, он пошел в зал стриптиза проветриться от духоты Ефима и невезения, а заодно и проверить, принесли ли им выпить, наконец?! Он вопросительно посмотрел на Марию: вы со мной? – она отрицательно покачала головой…

В зале ресторана снова почти никого не было, но не было также и заказа.

– Я уже выпью сегодня? – с удивлением спросил он, поймав официанта возле бара.

Тот с трудом его вспомнил. Что за день такой, хватался Фомин за голову. Выпивка появилась через минуту. Он с наслаждением опрокинул коньяк и заказал еще.

– Только сразу! – предупредил он.

После вторых пятидесяти грамм он почувствовал себя лучше, а после третьих и четвертых – значительно лучше, несмотря на то, что вспомнил, что оставил все свои фишки в казино. С ними можно попрощаться, пропел он про себя, впервые за вечер чувствуя себя легко. Вера Дырявая Ручка с ними разберется, она им приделает ноги – к Ефиму. Да они заодно, запоздало ахнул он, но это его тоже уже не расстроило.

Пока он размышлял, принести ли Марии шампанское или дождаться ее здесь, появилась Вера. Ходила она все также не очень уверенно, но теперь еще и задрала подол короткого платья, так что поблескивал черный шелк ее трусиков. Он с трудом сообразил, что она что-то несет в подоле, а не просто так развлекается, демонстрируя белье, что с нее сталось бы. В подоле оказались фишки. Полный подол фишек. Оказывается, она поставила после ухода Фомы все его фишки на номер, и номер выиграл. Что она видела в этот момент своими раскошенными глазами, бог весть!.. Наверное, как он ее убивает.