Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц)

Он лишь покачал головой, но больше не вымолвил ни слова, да Саэти и не собиралась его спрашивать. Судя по всему, у них были удивительные взаимоотношения, подумалось Фирэ.

Девочка провела братьев мимо выстроившихся рядами орэмашин, указала на дальние ангары, пояснив, что там стоят грузоперевозчики, и наконец втроем они вошли в такой же домишко, как тот, где только что побывали.

– Артэн! Надо поднять клиентов! – звонко крикнула Саэти, открыв внутреннюю дверь. – Иди, заводись!

– Ты их хотя бы сфотографируй на память, – мрачно отозвались изнутри.

– Они хотят с тобой за компанию.

Саэти завела их в какую-то полутемную комнатку, раскрыла шкафы и побросала на пол несколько тюков.

– Переодевайтесь живо и застегивайте все ремни. Дрэян тебе покажет, – добавила она для Фирэ. – На голову – маску, потом шапку, сверху шлем – в таком порядке. Заслонку опустить, чтобы не остаться без глаз. Крепления проверю… Фирэ, а ты сам-то хочешь?

– Да что будет-то? – спросил тот из-под маски.

– Ты ему не сказал?!

– Я его сам вытолкну, – пообещал Дрэян.

– Вы рехнулись. Оба.

На поле затарахтел мотор. Проверив надежность экипировки братьев, Саэти махнула им рукой. Все трое были смешны, неуклюжи и различались только по росту.

К взлетной полосе выворачивала небольшая летательная машинка с красной полосой на борту, заметной в световых отблесках сигнальных огней. За штурвалом сидел Артэн, оказавшийся совсем молодым летчиком с веселым прищуром темных глаз. Он узнал Дрэяна по голосу и еще долго потешался над их дурацким видом.

– Поднимай! – потребовала Саэти. – Хватит зубоскалить!

Салон этой орэмашины выглядел странно: напротив люка вдоль стены тянулось несколько кресел с широкими, сильно выдающимися вперед сидениями.

Уже задыхаясь в своей маске, Фирэ взмолился:

– Можно это снять?

– А как ты собираешься прыгать без нее?

– Прыгать?! Куда прыгать?!

– Братик, братик, тебе понравится! Это развлечение такое, страшновато только сначала. Тебе понравится.

– Я не хочу никуда прыгать!

– Да когда ты в своих горах ползаешь, в сто раз больше рискуешь, чем тут!

Машина тем временем набрала высоту. Саэти подошла к люку и отодвинула дверцу, а потом с удовольствием заглянула вниз.

– Обожаю ночной Эйсетти, да еще и зимой! Заснять бы! Иди, посмотри! – крикнула она Фирэ, в ужасе вцепившемуся в кресло.

– Еще успею…

– Что, живот подвело? – хмыкнул Дрэян. – А помнишь, как ты нам однажды после Теснауто показал представление над пропастью, эквилибрист доморощенный! То-то же!

Над входом моргнул зеленым значок «тэо».

– Всё, мы уже на нужной высоте! – крикнула девочка, а потом, что-то надумав, подошла к Фирэ. – Вставай!

Он поднялся.

– В первый раз я все тебе покажу.

– Тебе понравится, – повторил Дрэян.

Фирэ молча ждал, пока Саэти пристегивалась к нему сзади страховкой с мощным карабином:

– Эта штука выдержала бы полсотни таких, как ты!

Его это не очень-то обнадежило. В салон задувал ледяной ветер, ощутимый даже под маской.

– Я пошел, – сообщил Дрэян и запросто выпрыгнул в ночь.

– И мы пошли, – чуть выждав, Саэти с силой подалась вперед, напирая на спину онемевшему от ужаса Фирэ.

Он обеими руками ухватился за края люка и сбивающимся от ветра голосом взмолился:

– Может, не надо, Саэти?

– Ты же Коорэ! Ты самый лучший ученик Ала, – проговорила девочка, погладив его по плечам. – В первый раз все боятся прыгать, но я же с тобой. Ты ведь помнишь, на какие подвиги мы отчаивались, когда были вместе… раньше!

И Фирэ сделал этот безумный шаг. Он сделает их еще много, очень много в своей жизни, но уже не с орэмашины и не в зимнее небо Оритана…

Он чувствовал за спиной свою попутчицу. Она что-то показывала ему, но Фирэ не запомнил – только разглядывал, как во сне, далекую стылую землю, усыпанную огоньками, и думал о том, что над ними сейчас нет ничего, совсем ничего, лишь черный и равнодушный вакуум вселенной, а они беззащитны перед ним и перед тем миром, что раскинулся внизу, куда они возвращаются с невероятной скоростью. Всё, что взлетело, на этой земле обязано когда-нибудь снова упасть…

И только когда над их головами что-то хлопнуло, а затем последовал рывок, Фирэ очнулся от сна наяву. Ветер ослабел, одежда хорошо защищала от мороза, сзади, обнимая его ради тепла, летела вновь обретенная Саэти. И юноша вдруг понял, что счастлив, как никогда. Нельзя быть таким счастливым! Для слишком счастливых постылый закон равновесия готовит тяжелые испытания, подчас строя коварные козни.

Сели они удачно – в какой-то сугроб. Перед посадкой по команде Саэти он поджал ноги, и первой земли коснулась она, но ребята все равно не удержались, упали в снег и еще долго барахтались, хохоча от нежданно подкатившей радости и высвобождаясь из путаницы строп парашюта. Это был триумф! И яркость ощущений усилилась из-за только что пережитой опасности.

Дрэян нашел их швыряющимися друг в друга снегом. Он нес на плече с грехом пополам сложенный парашют и очень удивился, увидев, что их купол по-прежнему валяется поверх кустов, покачиваемый ветром, а они гоняют друг друга по полянке, забыв про трескучий мороз.

– В общем, тебе понравилось, – засмеялся старший брат. – А я знал!

И, пока не окоченели, братья и Саэти собрали второй парашют, ухватились за руки и поплелись по дороге, ведущей в город.

Глава восьмая,
где каждый выбирает свой путь

– На целителя?! – Дрэян не скрыл удивления, услышав о планах младшего брата.

Фирэ сидел на подоконнике своей комнаты в интернате и любовался предвесенним закатом над озером. Вода все еще была скована льдом, острова – завалены снегами, но солнечный румянец намекал, что Саэто скоро возьмется за них в полную силу.

– Ты же, сколько тебя знаю, мечтал заниматься спелеологией, ползать по своим любимым пещерам, а потом поехать в горы на Рэйсатру и сделать там великое открытие!

Юноша пожал плечами:

– Сдается мне, Саэти права. Она смотрела-смотрела меня, ощупала руки и вдруг как выдаст: «А ты знаешь, что у тебя склонность к целительству?» Я поговорил и с Паскомом – тот подтвердил ее слова. И для меня как будто солнцем высветило дорогу, которую я раньше даже не замечал…

Дрэян сел в кресло, закинул ногу на ногу. Недаром Помнящие твердят, что, будучи вместе, настоящие попутчик и попутчица обретают невероятную силу и прозрение. Полезная вещь, оказывается! Вот бы и ему найти полярный «куарт», чтобы вот так же начать разбираться в своей жизни… А то всё болтает, как щепку в море, за что ни возьмешься – с другого бока оказывается плохо…

– Знаешь, а я к тебе попрощаться зашел, братик. Завтра отбываем на Рэйсатру, поэтому сегодня вечером едем в Коорэалатану[16]16
  Коорэалатана – город-порт Оритана (название переводится как «вечно горящее сердце»), выстроенный созидателем Атембизе, учеником Ала. Именно в этом городе во время наводнения пятисотлетней давности погибли Ал, его сын Коорэ и сам Атембизе, пытавшийся им помочь.


[Закрыть]…

Фирэ спрыгнул с подоконника на пол. Глаза его стали огромными и наполнились растерянностью. Он словно хотел по-детски спросить: «Как?! Уже?!», но по-взрослому сдерживался от проявления излишней сентиментальности. Мысли о недавнем разговоре про выбор Пути улетучились, как не бывало.

– У тебя есть немножко времени подумать, – продолжал Дрэян. – Я поговорил бы с Тессетеном, и он нашел бы место для тебя и твоей попутчицы на корабле, не так уж много вам его требуется… А отцу мы сообщили бы потом, по приезде в Кула-Ори…

Дрэяну было неприятно даже вспоминать о суровом родителе. Несмотря на просьбу деда тот не пожелал передать старшему сыну семейную реликвию – аллийский меч. А ведь этот меч был где-то рядом, в доме. Он снился ночами Дрэяну, и молодой человек мечтал взять его в руки, ощутить живительную энергию своих прошлых воплощений. Это было несправедливо! Но он, конечно, ничего не стал говорить деду, чтобы не расстраивать: у того и без него было плохо со здоровьем.

Фирэ хмурился. Противоречивые желания и доводы боролись в нем.

– Нет, Дрэян… – вздохнул он наконец. – Мы с Саэти приедем к тебе позже, когда я по возрасту буду иметь полное право самостоятельного выбора Пути… и она тоже…

– Ну, гляди сам.

Дрэян поднялся и крепко обнял брата. Он уже приучил себя к мысли, что их нынешний отец – просто случайный выбор судьбы, сбой в программе Природы, а Фирэ так подчинен его воле всего лишь по старой памяти: как ученик Учителю. Ко всему прочему братик не раз говорил, что в былых воплощениях очень любил и почитал своего настоящего отца-Учителя, Ала. Теперь, видимо, он поневоле переносит эти чувства на недостойного. Но ничего не поделаешь, таков уж он, Фирэ-Коорэ.

Через несколько часов Дрэян со своим отрядом высадился в предместьях Коорэалатаны. С тех пор, как случился катаклизм и Ал с двоими своими учениками утонули здесь во время страшного наводнения, Атембизе, архитектор этого города, исчез. За минувшие пятьсот лет его новые воплощения не были обнаружены ни в Ариноре – его первоначальной родине – ни на Оритане. Помнящие предполагали, что после жестокого потрясения «куарт» ученика попросту не желает обретать плоть и возвращаться в этот коварный, полный страха и боли мир…

Гвардейцы болтались по городу, пламенеющему красным пламенем построек. Коорэалатана была спокойным малолюдным местечком, не чета другим городам-портам. С самой верхней ее точки открывался поразительный вид на бухту, куда спускались все дороги города. Легкие суденышки стояли на зимнем приколе, а громадные корабли, силовой защите которых были нипочем льдины, айсберги и каменные рифы, ждали своего часа у причалов. Поле отражения было отключено, и выглядели они обычными и даже незатейливыми. Во всяком случае, издалека.

Повзрослевший, но отнюдь не помудревший за эти годы Саткрон уговорил всех на поход в кабак, и, полностью забив отрядом одно из питейных заведений города, гвардейцы устроили знатную попойку в честь своего прибытия. Это едва не закончилось грандиозным скандалом.

Основательно опьянев, Саткрон сунулся с оскорблениями к кабатчику-северянину. Тот оказался не из слабых, да еще и кликнул подмогу. Дрэян кинулся их разнимать, но дело дошло до драки. Курсанты схватились было за оружие, но тут на пороге кабака возник кулаптр Паском, расторопно вызванный кем-то из гостиницы. Советник хмуро оглядел побоище и бесстрастно протрезвил всех пьяных в заведении. Из-за стократно ускорившегося метаболизма токсины тотчас же поступили в кровь и отравили организм каждого разбушевавшегося вояки, хотя ощутить все прелести похмелья те должны были только к утру. Хуже всех пришлось перепившему Саткрону. Он повалился под стол с воплями: «А-а-а, моя голова!!!» Дрэяна мутило и трясло, однако он нашел в себе силы подняться и принести извинения сначала кулаптру, а потом хозяину кабака и его помощникам.

– Это был последний раз, – тихо, но значительно осведомил его Паском, затем повернулся и вышел на улицу.

Помощники кабатчика быстро выкинули вон беспокойных клиентов и заперли пивнушку на ночь, не обращая внимания на визг и проклятия со стороны Саткрона.

– Слушай, ты! – подняв его за шиворот, рявкнул униженный и обозленный Дрэян. – Если ты, курсантская сволочь, еще раз попытаешься меня опозорить, я лично утоплю тебя в первой же луже!

– Положи меня, – неожиданно смиренно попросил тот. – Не тряси! Я сейчас сдохну…

– Это было бы лучшим поступком в твоей жизни.

Остальные расползлись по своим гостиницам, кто куда. Паском нарочно распорядился поселить их в разных местах, чтобы те не попробовали учинить очередной дебош, собравшись снова вместе.

* * *

Ал еще никогда не видел Учителя таким недовольным. Похоже, кто-то особенно постарался, если терпение закончилось даже у мудреца-советника.

Они с Танрэй только что прибыли в Коорэалатану и поселились в первой же приглянувшейся гостинице, и тут от Паскома пришло уведомление. Алу пришлось отправляться к Учителю.

– Это экспедиция? – сухо спросил кулаптр, как будто в чем-то обвиняя ученика.

– Что случилось?

– Это я должен знать, что случилось? Я? Не вы с Тессетеном, руководители всего этого мероприятия? Я не знаю, какую дисциплину должен будет поддерживать этот сброд на Рэйсатру, если они неспособны поддержать ее даже здесь, внутри своего так называемого отряда…

Ал потупился. На самом деле гвардейцами занимался Тессетен. Впрочем, скорее всего, приятель просто отдал прошение откомандировать на Рэйсатру отряд такого-то – и занялся более важными вещами. Необходимости в дополнительной охране, тем более в охране отрядом Дрэяна, не было. По сути, Сетен, затеяв тогда эту нелепую игру перед дедом Дрэяна, теперь просто не хотел поступаться принципами и шел до конца.

– Вы же можете отменить решение Тессетена, Учитель. И пусть они возвращаются в Эйсетти с позором.

Паском потер лоб между бровями. Заметно успокоившись, он махнул рукой:

– Посмотрим. Пока не стоит… Что там с учеными и всем этим вашим научным скарбом?

– Вещи из лаборатории погрузили на «Сэхо», люди в гостиницах. Сетен должен приехать завтра… Может быть, утром… У него что-то изменилось в планах, его задерживают какие-то чиновники Ведомства, а подробнее не знаю: он не говорил.

– И отныне будет в жизни все прекрасно… – мрачновато пробубнил Паском слова известной песенки, всем своим видом выражая несогласие с нею. – Что ж, тогда до его приезда ты заменяешь Сетена по всем вопросам.

Ал покорно поклонился.

– И в конце концов – решите уже что-нибудь с этим сбродом, ради самой Природы! – поморщившись, бросил советник. – Можешь идти. Добрых снов.

Пожелал так пожелал…

* * *

Саэти вдруг прервала начатую фразу и вгляделась в лицо Фирэ.

– Ты почему такой? – спросила она встревоженно.

Тот опустил глаза на затоптанный снег подтаявшего тротуара.

– Сегодня Дрэян уплывает на Рэйсатру…

Девушка вздохнула, потом ласково тронула его за руку и проговорила:

– Но мы же приедем к нему, когда станем взрослее! Ты сам сколько раз говорил…

– Одно дело – говорить это, когда он еще здесь, а совсем другое – если человека уже нет рядом.

– Ох, ты так говоришь, как будто с ним что-то случилось. Это нехорошо!

– Знаешь, я ведь никогда не расставался с Дрэяном больше, чем на месяц. И всегда знал, что он вернется, куда бы ни уезжал. А сейчас – не знаю, сможем ли мы увидеться еще…

– Сможете, не сомневайся.

Они достигли набережной реки Ассуриа, давно уже сбросившей лед зимы. Внезапно Саэти вздрогнула, развернулась к собеседнику и замерла. Глаза ее стали стеклянными, а на лице проступил ужас. Фирэ оглянулся, подумав, что она увидела что-то страшное в небе над городом, но все было по-прежнему, а взгляд девушки устремлялся в никуда.

– Саэти? Что с тобой? – он ухватил ее за руку, чувствуя, как волны неведомой опасности вырываются из ее груди, едва не разрывая агонизирующее сердце.

– Нет, нет… – прошептала она посиневшими губами, и вот маска смерти сползла с ее лица.

Саэти словно очнулась и потрясла головой.

– Что я делала? – встревоженная его смятенным взглядом, девушка нахмурила лоб.

– Ты куда-то исчезала…

– И только? Тогда ничего…

– Как ничего?

– Со мной так бывает. Я вижу что-то и ума не приложу: было это уже… или предстоит… или это вообще игра воображения…

– Что ты видела? – не отпуская ее руку, выспрашивал Фирэ.

Он помнил, что прежде его попутчица умела заглядывать в будущее, но не тогда, когда ей этого хотелось. Будущее приходило к ней само, если в нем содержалось важное послание. Но это всегда была лишь картинка, а интерпретировала увиденное сама Саэти. Сейчас она была слишком юна, чтобы уметь объяснить увиденное, и ее парализовал страх. Девушка расплакалась:

– Я боюсь говорить. Боюсь, что если расскажу, то это сбудется…

– Расскажи. Если этому суждено быть, оно сбудется, скажешь ты или промолчишь.

Саэти закрыла глаза.

– Небеса в огне. Ты смотришь в небо, и глаза твои пусты. Ты будто в двух местах сразу, ты – взрослый и одновременно ты – только что родившийся младенец. Позади тебя горы, их вершины уходят под черные тучи, принесенные ураганом с Севера, а с Юга на сушу несется гора воды, ломая деревья, дома, сметая все… Само море стало выше исказившейся земли, вспучилось и желает смыть все, что натворили люди. А на земле лежат десятки, сотни убитых ори… И пылают небеса. И только смерть и страх кругом…

– А ты? Где при этом ты?

– Я не знаю, где я… Я везде… Я с тобой… Я в тебе… Я вне тебя… Я всюду…

Фирэ не выдержал и накрыл ее губы ладонью:

– Все, не нужно больше.

– Я видела! Ты сам хотел слышать! – оттолкнув его руку, возмутилась Саэти.

– Идем! Мне тоже надо кое-что сказать тебе!

Он схватил ее за рукав, и они добежали до Самьенского моста. Фирэ сдернул с шеи шарф, повязал им глаза, а сам легко вскочил на парапет.

– Иди рядом. Просто иди рядом и слушай! – попросил он, уверенно шагая над пропастью. – Когда-нибудь ты сделаешь то же самое на любом другом мосту… на том, что когда-то было мостом… где угодно – лишь бы это соединяло берега! Когда-нибудь, когда тебе станет невмоготу терпеть, ты позовешь меня и вот так же пойдешь по мосту в никуда, чтобы заставить меня опомниться, чтобы заставить меня действовать. Это будет наш с тобой знак друг другу, Саэти! Пообещай, что ты дашь мне этот знак!

– Я обещаю… – глухо проговорила девочка, забыв о промоченных слезами глазах.

– Я обращаюсь к атмереро, я обращаюсь к душе Саэти, а не к ее «куарт», который к тому времени будет расколот! – Фирэ твердо шагал по парапету. – Ты услышала меня, атмереро?

Саэти медленно кивнула, похожая на сомнамбулу.

– Если кого-то из нас не станет прежде времени, – продолжал юноша, изумляя своим безрассудством водителей проезжавших машин, – то мы должны обещать друг другу, мы должны поклясться здесь и сейчас, что вернемся, во что бы то ни стало! Вернемся так, чтобы второй смог отыскать!

– Я клянусь именем небес и плотью Земли! – прошептала она; высоко в небе зарокотало, а мост дрогнул. – Если я уйду, то отыщу способ вернуться к тебе в этом же твоем воплощении!

– И я клянусь в том же – именем небес и плотью Земли!

Фирэ спрыгнул к ней, срывая с глаз повязку. Шум в ушах стихал, и Саэти огляделась в недоумении.

– Как мы сюда попали?

– Мост соединяет то, что разъединила стихия, – проговорил юноша, снова наматывая шарф на шею, и что-то, едва уловимое краем глаза, все еще клубилось вокруг него. – Да сбудется сказанное ори в присутствии ори на языке ори!

В небе блеснула молния и тут же грохнуло. Горы вернули эхо таинственного грома, а по мосту пробежало семицветие полярного сияния, растворяясь на другом берегу, среди Самьенских Отрогов.

– Ты слишком зациклен на чем-то… – окончательно очнувшись. – Так нельзя. Нужно расслабиться и не думать все время об этом…

– Я просто хочу скорее попасть Домой, – Фирэ взял ее холодную ладонь в свои руки, – со своей попутчицей. Потому что только так попадают Домой и могут выбирать дальнейший Путь…

– Я сделаю, как ты хочешь. Я сделаю все. Но давай будем жить, пока живется?

Он развернул ее к себе, заглянул в лучистые глаза девушки по имени «Мечта»[17]17
  …по имени «Мечта» – корень орийского слова «саэт» имел сразу несколько значений: в мужском роде к нему добавлялось окончание «о», и тогда «саэто» становилось понятием «светило», «солнце»; в женском роде, «саэти», слово обозначало «мечту»… Присоединялись еще и окончания-дифтонги, и трифтонги, то есть сочетания гласных наподобие «оэ», «эо», «оуэ». В таком случае слово превращалось в глагол или наречие и носило совершенно иной смысл: «тосковать» или «грустно». У предков-аллийцев была поговорка, дошедшая до конца эпохи Всадницы Земли (нынешн. – Дева): «Трудна судьба у девушки по имени Мечта, но если найдет она в себе силы преодолеть препятствия, то светел будет ее удел, как Солнце».


[Закрыть] и нежно, едва коснувшись губ, поцеловал:

– Так и будет. Все, что нужно, уже сказано…

Глава девятая,
где герои прощаются с Оританом, а Тессетен узнает кое-что для себя новое

В гостиничном номере было слишком натоплено, чтобы пушистый бедняга-Нат мог это перенести. Волк перевернулся брюхом кверху, разглядывая комнату в опрокинутом виде и мечтая погрузиться в ледяную воду бухты Коорэалатаны. Скорей бы уж объявили отбытие! Оритан уже распрощался с ними, и теперь его дети остались будто бы в пустоте: уже не здесь, но еще не там…

Пес встал и вышел на веранду. Здесь куда прохладнее, но гостиничная обслуга, если увидит, прогонит его обратно в номер.

В небе кружилась орэмашина. Нат знал, что это Фирэ со своей попутчицей прилетели сюда прощаться с Дрэяном. Это их с братом он провожал той зимой к Можжевеловой Низменности, радуясь, что наконец-то тринадцатый ученик Ала встретит Саэти.

Без полярного «куарт» Восхождение невозможно, это интуитивно чувствуют даже те, кто уже ничего не помнит, а оттого и тянутся друг к другу за спасением. Ученые зовут это игрой гормонов, химическими реакциями мозга, животным инстинктом, стремлением продлить себя в потомках, поэты воспевают романтику любви – но мало кто действительно понимает, как все есть на самом деле и зачем это нужно. Какой интерес «куарт» от физиологического клонирования плоти с заданными параметрами на уровне молекул? То же самое можно сделать на станке – было бы желание, знания есть. «Куарт» ищут не этого, им нужно иное. Но мало кто понимает истину после Раскола…

А Учитель должен содействовать ученикам – но лишь так, чтобы им казалось, будто бы они всего достигают сами, страдая и перешагивая через собственные страхи. Да так оно и есть: они всего достигают сами. Дело Учителя – не нарушить ход событий неверным поступком. Он может лишь направлять. Как кулаптр Паском. Только Паском успел сохранить свой «куарт» целостным, и теперь ему гораздо легче. На пороге Дома кулаптра сейчас держит только судьба последнего из учеников – остальные Взошли. Несчастная, трудная судьба Ала и его попутчицы. Иначе Паском уже давно ушел бы на следующую ступень.

Фирэ фотографировал землю с высоты птичьего полета, Саэти что-то показывала ему в иллюминатор. Волк видел все это, закрывая глаза, и улыбался про себя, боясь вспугнуть их, чувствительных к постороннему присутствию, тем более что предстал бы он им совсем уж в неожиданном обличии. Но пока они так увлечены друг другом и своим занятием, что можно полюбоваться еще. Но кто же, кто же виноват в том, что тринадцатый ученик Ала одновременно был его родным сыном на протяжении всей истории, знакомой Помнящим? Не аллиец ли Тассатио и царица Танэ-Ра, изменившие привычное течение событий в незапамятные времена? Теперь не узнать…

Кажется, в гостиницу вернулись хозяева. Надо встретить: уж так это заведено у прирученных волков. И Нат снова оказался в душной и жаркой комнате.

Хозяева упаковывали остатки вещей. Танрэй вытащила ножны и разглядывала наследный меч мужа. Она не знала, как выглядят подлинно аллийское изделие, и эта поздняя копия казалась ей верхом совершенства.

– Почему я никогда не видела, чтобы ты упражнялся с ним? – спросила хозяйка.

– Солнышко, я тебя прошу: ты собирайся поскорее, – не оборачиваясь, бросил ей Ал. – У нас не так много времени.

Танрэй насупилась, немного обидевшись. Хозяин понял это, оставил свои коробки и сел возле жены. Та молча убрала меч в ножны, но Ал взял оружие из ее рук и обнажил клинок. Взгляд его пробежался по острию туда и обратно.

– Настоящий аллийский меч одним своим присутствием будоражит кровь в жилах хозяина, – сказал он, рассматривая зеркальную поверхность лезвия и слегка поворачивая его то вправо, то влево, чтобы отразившееся солнце скакало по комнате желтыми зайчиками. – Это не столько оружие, сколько средоточие сил всех «куарт», когда-либо им владевших. Он безудержно притягивает к себе владельца, дарит ему волшебные сны, говорит с ним на своем особом языке…

Ал полностью выхватил меч и отбросил в сторону пустые ножны. Несколько движений по комнате были им сделаны красиво, но технично и заученно. Их вбивал в него старший друг на протяжении многих лет, пока не понял, что без настоящего клинка воинский дух ори не разбудить никакими тренировками. А у Тессетена такой меч был с шестнадцати лет, да и прежде отец никогда не запрещал ему брать уроки у Паскома и других славных ори-Помнящих.

– Это просто копия, Танрэй, – остановившись на полувзмахе, признался хозяин. – Очень хорошая, но подделка. В ней нет духа, и она не тянет к себе. Это обычное оружие. С ним можно нападать, им можно обороняться. Но оно – не талисман. Талисман имеет свой характер и волю, а это – всего лишь исполнитель, не смеющий выбирать, подчиняться приказу владельца или поступить по-своему.

Хозяйка подняла и подала ему ножны. На лице ее было заметно огорчение.

– В былые времена в семьях ори рождался только один сын и только одна дочь, и отец передавал сыну меч аллийцев. Сын рождался в одной и той же семье на протяжении веков. А после все перепуталось. Понадобились новые мечи, чтобы не нарушать традицию. Это мне рассказывал Учитель…

Конечно, Учитель. Если бы, хозяин, ты мог помнить это сам, у тебя был бы настоящий аллийский меч, и мы с тобой родились бы вовсе не в Аст-Гару Ариноры.

– Значит, в нем нет души… – проговорила Танрэй.

– Наверное, какая-то все равно есть – отражение души того, кто его создал… Во всем, что создано когда-либо, живет отголосок души… Но когда чего-то слишком много, качество души не улучшается, а наоборот…

– Обесценивается?

– Да. Обесценивается. А теперь, – Ал бросил меч в деревянный ящик у стены, – давай поспешим, Танрэй.

– Зачем тогда ты везешь его с собой?

– Все-таки это подарок отца. Каким бы этот подарок ни был, приходится им дорожить… Просто отец был не единственным сыном в семье деда…

Волк подошел к Танрэй и ободряюще толкнул ее носом в ладонь. Та засмеялась. Тогда Натаути махнул хвостом и выбежал на улицу – встречать запаздывающего друга хозяина, чье приближение он чуял всегда.

* * *

Сетен плотнее завернулся в отороченную мехом накидку и выпрыгнул на заиндевевшие красноватые плиты аэродрома Коорэалатаны. Морозный воздух отдавал едва уловимым привкусом моря. Летом здесь уютнее…

Оглянувшись, Тессетен махнул рукой пилоту орэмашины и торопливо, но стараясь не поскользнуться на катке, в который превратил дороги недавний гололед, пошел к автостраде. Он готов был славить Кула-Ори, где жил уже много лет, только за то, что там никогда не было гололеда, этой вечной напасти холодных зон планеты.

Коорэалатана пылала в лучах полуденного, но холодного солнца, встречая последнего из группы эмигрантов-ори. Все уже должны погрузиться на корабль «Сэхо», ждут только Сетена.

Мысли были забиты недавним разговором с чиновниками Ведомства. Чем ближе к началу войны, тем меньше находилось желающих заниматься вопросами науки. Все средства уходили на вооружение. В Ведомстве и без того были злы на кула-орийцев: со своими исследованиями они оттянули из военного бюджета немало средств, не погнушались и человеческими «ресурсами». А тут является некий экономист и подает прошение, в котором хочет выклянчить на Рэйсатру огромное количество техники для постройки каких-то невнятных бункеров и ангаров в горных пещерах Виэлоро. Тессетена сочли едва ли не спятившим и подтрунивали над ним, почти не скрывая, тем более он нагрянул на собеседование обросшим бородой – в том виде, в каком прилетел из Кула-Ори.

– Если бы у нас была возможность, мы производили бы все нужное прямо на Рэйсатру, – говорил экономист, стараясь не обращать внимания на постные мины чиновников и хмурые физиономии старших офицеров. – Но пока у нас нет такой возможности. Мы не в состоянии построить свой завод. Я прошу лишь аренды техники сроком на пять лет. Она окупит себя: в случае глобальной войны колония Оритана вместит огромное количество переселенцев, – он чуть запнулся, подбирая самую казенную формулировку, которую когда-либо слышал от бюрократов. – Ори будут защищены от нападения с земли и с воздуха, обеспечены всеми материальными благами, получат работу и жилье в здоровых климатических зонах, что повысит уровень самоокупаемости арендованных машин…

В какое-то мгновение Сетену показалось, что ему повезло заинтересовать оппонентов: они оживились, зашуршали в креслах. Но это была его ошибка: они просто услышали несколько хорошо им знакомых словесных оборотов. Вместе с офицерами чиновники удалились на совещание и в итоге, конечно, выдали отказ. Для этого им понадобилось задержать его в Эйсетти почти на сутки.

Взвинченный и обозленный пустой потерей драгоценного времени, Сетен покинул столицу позже, чем рассчитывал. Простота жизни в джунглях приучила его к простоте во всем, и условности поступков ведомственных воротил, еще не так давно подчинявшихся духовным советникам, вызывали в нем вполне физиологическую реакцию – его от них просто тошнило. Теперь, когда отсюда уедет и Паском, Оритану придет конец. Можно не сомневаться.

Тессетен шел по Коорэалатане, проматывая в воображении возможные варианты уже состоявшейся беседы. Исподволь его точила противная мыслишка, что будь он хитрее, этих безликих и непробиваемых болванчиков удалось бы обвести вокруг пальца. Но как именно принято облапошивать Объединенное Ведомство, от объединенности которого осталось одно название, Сетен не представлял. Говорят, были на Оритане времена, когда этого не требовалось. Врут наверняка. Разве же такая зараза, какая засела в Ведомстве, приходит ниоткуда? Такую заразу холят, лелеют и культивируют веками…

В конце длинной, идущей под уклон улицы, перемежавшейся редкими ступенями, показался движущийся навстречу серый комок. Он все увеличивался, увеличивался и наконец прыгнул на Тессетена радостно приплясывающим Натом.

– Ну, бродяга, и как же ты меня всегда вычисляешь?

Тот фыркнул. Натаути никогда не позволял себе лизать лица людей, как это делают другие безмозглые волки, если сильно радуются встрече. Это было его неоспоримое достоинство – ко всем прочим, для перечисления которых у Сетена попросту не хватило бы пальцев.

Потрепав его по голове, Тессетен с неохотой подумал, что надо как-то подавить клокочущую ярость, чтобы не показывать ее перед соотечественниками, которые не были повинны в его неприятностях. Пес отчасти помог ему в этом, но стоило мыслишке о вчерашнем дне опять возникнуть в голове, все вспыхивало заново.

– Да идет оно всё к проклятым силам… – прорычал экономист, увидев красовавшийся в порту «Сэхо», уже давно готовый к отплытию.

Нат покинул его и помчал вперед. Сетен тоже взбежал по сходням.

Паском ждал его на палубе, из каюты вышли Ал и Танрэй. Волк радостно метнулся к ним.

– Все улажено, – стараясь не глядеть на кулаптра, буркнул Сетен. – Можно отплывать. Нам в нашей родной стране обещали беспрепятственный выход в океан…

«За что мы должны целовать им ноги, вьюга их растерзай!»

Танрэй отшатнулась с его пути, и, будто не заметив ее, Тессетен пронесся к своей каюте, где хлопнул дверью так, что едва не включилось силовое поле защиты корабля. Да, пора тебе снова учиться таскать на своей страшной роже подходящие маски. Кто там у нас? А, наивная деточка Танрэй! Сейчас я натяну шелковую масочку доброго дяди, чтобы детке не было страшно. А это кто? Ал? Ну что же ты, дружище, для тебя у меня наготове маска с дружеской улыбкой от уха до уха. Проходи, не стесняйся, в моей душе можно не разуваться.

Он разделся, мельком глянув на заросшую физиономию в зеркале, и со всего размаха бросился на кровать. Катись оно ко всем зимам и метелям. Шесть лет впустую – так ничего и не получилось с этим «куламоэно»!

Взгляд Сетена остановился на недавно подаренном женою браслете. Он поднял руку и стал рассматривать причудливый узор на серебре. Браслет был широким, почти до середины предплечья – не браслет, а целый наруч. Он застегивался в трех местах и надежно защищал запястье от травм. Однажды он действительно пригодился, без него Тессетен мог бы лишиться кисти – вот эта царапина, погнувшая серебро, в напоминание о том случае. Ормона как предвидела – уберегла. Она, кажется, дарила браслет не без потайного умысла. Она никогда ничего не делала просто так, уж за пятнадцать лет жизни бок о бок экономист изучил ее повадку. Он уже успел соскучиться по ней, и в то же время при мысли о скорой встрече впадал в уныние. Он сросся с Ормоной, как срастается больной с хронической хворью. Она стала неотъемлемой частью его существа: отними – и будет только хуже.