Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)

* * *

С первым же раскатом дождь хлынул сплошной стеной, а в разрыве туч продолжала скалиться на землю бледная луна, словно предвещая недоброе.

Многие уже успели перейти в павильон, но кого-то ливень застал по пути. Смеясь и отряхиваясь, промокшие ори вбегали в залы, наполненные музыкой, и шум ненастья заглушался радостными мелодиями праздника.

Впервые за много лет Ал не мог отвести взгляда от собственной жены. Она словно бы так и осталась великолепной Танэ-Ра, легендой, мечтой всех ори. Теперь вместо заурядного смазливенького личика супруги он видел прекрасный лик царицы, ее сапфировый взор, верные черты, густые волны черных волос.

Танрэй млела от непривычного обожания окружающих людей. Все хотели ее общества, многие подходили выразить свое почтение и поздравить с грандиозной премьерой. Наконец Тессетен внял молчаливым мольбам друга и со свойственными только ему тычками да прибаутками, когда непонятно, шутит он или всерьез, разогнал навязчивых ухажеров «сестренки». Танрэй обрадовалась и стала расспрашивать о его впечатлениях.

– Ну защебетала, защебетала. Все очень неплохо, поздравляю, – ответил он, а потом устроил ей критический разбор каждой сцены пьесы.

Джунгли снаружи трепало ураганом, а в павильонах Теснауто царило веселье и звенела музыка. Внутренний двор комплекса озаряли перепалки злых молний, но оттого здания казались только величественнее и прекраснее.

Ормона показалась в дверях павильона, сбрасывая с головы насквозь промокший лиловый палантин.

– Подождите-ка! – сказал он Танрэй и Алу и привел жену; та отчего-то была раздражена, и он успокаивающе гладил ее по руке. – А вот к слову еще случай. Было это зимой, мы с Ормоной тогда учились в «Орисфереро»… Уж не скажу, какой именно год… Давно. Утром мы сдали экзамен, а как начало темнеть – вы все еще помните, во сколько начинает светать и темнеть зимой на Оритане? – отправились на чью-то вечеринку и натанцевались там до позднего вечера…

Ал смотрел на Ормону и не мог понять, почему она дрожит в негодовании, так что даже объятия Сетена – только тот умел найти к ней подход – ее не успокаивали, и она все стремилась вырваться и сбежать. Тессетен же делал вид, будто не замечает ее настроения, и продолжал свою историю:

– Приехали домой, Ормона сгоряча и скажи, что будет всю ночь готовиться к следующему экзамену, а я, дохляк, могу идти и отсыпаться.

Тем временем Теснауто вспыхнул разноцветными огнями, загрохотал музыкой, не приглашая – затягивая в танец! Ноги сами собой так и шли в пляс!

– Я и попросил ее разбудить меня в десять, чтобы идти на предзачет, она сказала, что запросто, и я спокойно заснул. Кажется, и проспал-то немного, как будит меня сонная Ормона – пора, мол, но иди один, я еще посплю. Не понимая, почему так слипаются глаза, я почти вслепую одеваюсь, набивая шишки о мебель. Не знаю, с какой стати, но замечено: если хочешь спать, то эта сволочная мебель всегда оказывается в том самом месте, где пролегает твой путь!

Танрэй уже догадалась, что будет дальше, и тихо хихикала, пряча лицо на плече Ала.

– Все бы ничего, но вскоре я проснулся от ледяного воздуха, продрал глаза и стал замечать, что иду к своему корпусу, а на улице как-то подозрительно мало машин и людей…

Он слегка встряхнул за плечи жену, которая, утомившись с ним бороться, терпеливо дожидалась окончания побасенки.

– Эх… «Орисфереро» оказался закрыт и грустно белел на фоне звездного неба. Я стоял перед входом, дурак дураком, с отмороженным носом и остекленевшими глазами, и только спустя минут двадцать нашел единственного прохожего, у которого спросил, что такое творится. Представляю, что подумал обо мне тот несчастный, когда я, услышав ответ, ухохатываясь, согнулся перед ним пополам и был недалек от того, чтобы покататься в сугробе. В общем, после прошлой бессонной ночи, экзамена и вечеринки жена все-таки не выдержала и уснула вскоре после меня, дохляка. А через пару часов подскочила и решила, что десять вечера – это десять утра. Ну ведь в точности так же темно, кто тут разберет! И давай меня тормошить…

– Браво, – ядовито завершила Ормона, выбираясь из его объятий, – это уже двадцатый вариант исполнения тобой этой трагедии в двух частях.

– Ну не двадцатый, а второй… после тебя…

– Расскажи об этом Алу. Он поверит!.. Пф! «Второй»!..

* * *

Вода просочилась в щель, образовавшуюся между перекрытиями потолочного купола. Крепеж дернулся, ферму перекосило, соединение ослабло сразу в двух местах…

* * *

Встряхиваясь, под струями ливня к комплексу Теснауто мчал громадный волк, и в голове его звучало единственное имя – Танрэй. Он уже знал, что произойдет там в ближайшее время, он торопился, чтобы предотвратить множество смертей… или одну…

* * *

Ал почувствовал прикосновение к локтю.

– На пару слов, – шепнул Дрэян, снимая мокрый плащ и стряхивая капли с черных, закрутившихся от влаги волос. – Отойдем…

Мужчины вышли в соседний зал.

– Мы только что нашли исчезнувшего ученика атме Танрэй… Но мне не хотелось бы сейчас огорчать вашу супругу, Ал. Вы известите ее, когда сочтете нужным.

– Ашшур?

– Да, кажется.

– Он мертв?

– К несчастью, да. Боюсь, той ночью он просто поскользнулся в темноте, свалился с обрыва и свернул шею. Мы хорошо рассмотрели его и не обнаружили ни малейших следов насильственной смерти…

– Падение с обрыва можно инсценировать, ведь правда?

– Можно. Другой вопрос – а кому это нужно? Подумайте.

– Ну да… Логично…

Ал не испытывал ни малейшего сожаления по поводу смерти туземца, однако был обеспокоен тем, как воспримет эту новость Танрэй. Она сегодня так жизнерадостна… Вон стоит и хохочет, слушая болтовню Паскома и Тессетена. А вот к ним подошла Ормона – холодная красавица наконец-то присоединилась к их беседе, но на лице не видно никаких эмоций.

Дрэян с поклоном затерялся в толпе.

Что-то сказав собеседникам, Сетен покинул их и с бокалом в руке поднялся на ассендо павильона. Ливень к тому времени перестал, но горожане выходить под открытое небо не спешили. Ормона и Танрэй одновременно проводили Тессетена взглядом, и первая поджала губы, а вторая тут же отвернулась и с веселой улыбкой продолжила разговор с Учителем.

* * *

Плита дрогнула. Если бы не музыка, ее скрежет можно было бы услышать.

Одно из креплений лестницы почти разошлось…

* * *

Нат сократил путь и перепрыгнул ров далеко от моста, однако патруль во главе с Саткроном заметили приближение зверя прежде, чем тот, мчась к цели, узнал уже однажды едва его не убивших людей.

– Тварь! – прошипел Саткрон и, когда волк приземлялся на ближний берег рва, выстрелил.

* * *

– Уф! Едва тебя нашел! – подкравшись сзади, Ал поцеловал Танрэй в шею.

Ормона сверкнула на них глазами, а после отошла к какой-то женщине, которой не терпелось с нею поговорить.

– А я и не пряталась, – суховато ответила жена.

– Ну прости! Давай уже забудем о вчерашней ссоре, это глупость!

– Глупость, после которой ты бросил меня одну…

– Не одну, а с твоей мамашей!..

– …и ушел ночевать неизвестно куда!

– Известно: в лабораторию. Тримагестр подтвердит, если ты не веришь… Господин Солондан!..

– Оставь его в покое! Я верю. Но ты…

– Да, я – пупырчатый ящер из Кула-Шри. Извини меня за вчерашнее, и хватит дуться, ладно? Обещаю тебе, что сегодня одну тебя я не оставлю и…

Он уже хотел пошептать ей на ушко всякие интимные непристойности, от которых она всегда так смешно краснела, но Танрэй идти на попятную не собиралась:

– Куда тебя уводил Дрэян?

Ну вот, испортила весь праздник… Причем себе…

– Танрэй…

Ну вот и к чему была эта дурацкая торжественность в голосе? Она все поняла, побледнела и опустилась на бортик фонтана.

– Нашли Ашшура?

– Да.

– Мертвого?

Он смолчал, а жена закрыла лицо ладонями.

– Солнышко, давай лучше потанцуем? Убиваться будем завтра, а сегодня ведь праздник, сегодня твоя ночь, ты блистала на сцене, как Волчья звезда!

Он обнял Танрэй и закружил, сам не понимая, почему в ее адрес у него вырвался столь сомнительный комплимент. Светило в созвездии Охотника с Волком всегда считалось как самым ярким, так и роковым. В пламени Волчьей звезды, по древнему обычаю, сгорали умершие ори, а родившийся под Волчьей звездой становился обладателем беспокойной судьбы, и жизнь его была полна смертельных опасностей. Разумеется, на самом деле ничего мистического в ней не было – обычная ближайшая к Убежищу кратная звезда главной последовательности, то есть – две звезды, одна из которых прогорела еще миллионы лет назад и стала белым карликом. После катаклизма, когда Оритан полностью ушел в южное полушарие планеты, Волчья звезда перестала быть видимой для его жителей. И только здесь, на Рэйсатру, ори снова смогли любоваться ею, затмевающей сияние других звезд на небосклоне.

– Всё изменится. Всё пройдет. Мы ведь даже еще не сталкивались с настоящими трудностями.

– По-моему, ты становишься циником. Как Тессетен…

– Да, благодаря обстоятельствам, – он покосился на тестя и тещу, танцевавших неподалеку, – приходилось проводить с Сетеном больше времени, чем хотелось бы мне, а может, и ему.

– Только он умеет вовремя остановиться… – проворчала она. – А тебя иногда заносит… Но вспомни, ты только вспомни, каким был, когда мы увиделись впервые!

Ал едва не взвыл волком:

– Да как же вы все надоели со своей назидательной трескотней о прошлом! Что вы влипли в это прошлое?! Неужели нельзя жить настоящим и заботиться о будущем? А я только и слышу, что сожаления по поводу утраченных «куарт», стенания о потерянном золотом времени, обличение современности…

Танрэй взглянула на него будто даже немного свысока:

– Напомнить тебе старую историю про забывчивого агронома[21]21
  История про забывчивого агронома – древняя аллийская притча о садовнике, который каждое утро почему-то забывал, что вчера уже вскопал и засеял грядки, а оттого вставал, брал лопату, перекапывал и засаживал все заново. И так ежедневно. Разумеется, урожая он так и не дождался.


[Закрыть]?

– О, Природа! Любишь прошлое? Так напиши о нем стихи – и начни жить сегодняшним, с тем, что дано. Способна ли ты изменить то, что уже свершилось пятьсот лет назад? Нет! А я? Тоже нет! Чего мы с тобой добьемся нытьем? – случайно мелькнувшая идея о стихах ему понравилась. – Ну послушай, а в самом деле – почему бы тебе не описать все, что ты знаешь, в прозе или в рифму? У тебя должно получиться, ты чувствуешь язык, он подчинится тебе лучше, чем мне – биохимический анализ.

– Я молчала больше пяти лет, Ал… Я отвыкла…

– Перед звездами мы все равны. Главное – начать что-то делать, поскольку если не делать, то ничего и не выйдет.

– Таким ты мне нравишься больше, – она шутливо растрепала его густые волосы, и Ал поцеловал ее.

Вот странно: он зажмуривался и видел на месте жены Ормону, только синеглазую и с ясной улыбкой Танрэй. И она, воображаемая полу-Ормона – полу-Танрэй, вызывала в нем целый вихрь чувственных фантазий.

– Давай сбежим отсюда? – прошептал он. – Мы будем хотя бы несколько часов только вдвоем…

Ал снова покосился на родителей Танрэй. Она уже заколебалась – ее соблазняло его предложение, но в то же время нестерпимо хотелось повеселиться вместе со всеми – как вдруг за спиной у них прозвучал безучастный металлический голос:

– Что, даже не потанцуем?

Он обернулся. Позади стояла Ормона с намотанным на руку палантином и обнаженными плечами.

– Танрэй не будет так любезна уступить мне перед вашим уходом своего мужа? Всего лишь на один танец!

Красавица улыбалась. Она стояла, едва прикрытая лиловыми перевязями лифа откровенного платья, крест-накрест перетянувшими высокую литую грудь, а в маленьком пупке подтянутого живота мерцал алмазный страз. Ал едва заставил себя отвести взгляд от этого алмазика, его подхватило вьюгой яростных мыслей жены, и он успел заметить, как Ормона мельком посмотрела куда-то вверх, под потолок.

– Я не против, – процедила Танрэй.

– Вот и славно, – мурлыкнула Ормона и утянула его в гущу танцующих, пробираясь к большому круглому подиуму в центре гигантского зала.

Ал обернулся к жене, но ту уже взял в плен хмельной созидатель Кронрэй, бормочущий безобидные стариковские комплименты ее «златовласой красе».

Грянул заводной мотив, будто музыканты только того и ждали, чтобы вышли Ал и Ормона. И когда они начали свой лихой танец, окружающие останавливались и восхищенно смотрели на великолепную пару.

Стоило гибкой Ормоне изогнуться в его руках, как перевязь сдвигалась, искушающее обнажая грудь, а длинные волосы партнерши взлетали при каждом движении, чтобы затем окутать их обоих покровом чувственной тайны. Она дразнила, но стоило Алу увлечься – отталкивала, да и к тому же постоянно выискивала кого-то глазами – то вверху, то в зале. И тогда взгляд ее становился злым и торжествующим.

* * *

Волк по-человечьи вскрикнул от неожиданной ослепляющей боли в плече. Сбитый пулей, он сорвался с края и покатился по осыпи в глинистую воду переполнившегося рва…

* * *

Первый крюк полностью разогнулся, и потолочная плита целиком слегка просела. Отсыревшая штукатурка посыпалась вниз, но и теперь никто этого не заметил – все безотрывно следили за огненным танцем двух самых красивых мужчины и женщины Кула-Ори.

* * *

Посмеиваясь, Тессетен наблюдал за оставшимися внизу. Вот Кронрэй близоруко и растерянно глядит на немую от потрясения Танрэй, которая не может даже шевельнуться. Вот Дрэян тискает рукоять своей сабли и добела закусывает губу. Вот всплескивает руками госпожа Юони и начинает что-то нашептывать мужу. Вот Паском и тримагестр Солондан прерывают беседу и смотрят на танцующих.

Это все было бы забавно – Ормона обожает водить за нос, а сегодня она будто сорвалась с цепи, и причина неизвестна – если бы не поведение все воспринявшей всерьез Танрэй и не выдержавшего провокации Ала…

Сетен увидел только, как эта бедная девчонка бросилась вон из павильона и, не чуя ног, не разбирая дороги, побежала вверх по ступенькам, на ассендо. О, Природа! Ну отчего они все такие глупые и легковерные?!

– Надеюсь, ты не собралась сделать то, о чем я подумал? – спросил он, преграждая путь Танрэй и красноречиво заглядывая через витые перила ассендо.

Она опомнилась, моргнула:

– Нет, конечно, нет… Что такое ты думаешь! Я хотела просто подышать…

– Ну, бывает, что мы, сестренка, не подумав, совершаем ошибки, а потом расхлебываем их всю жизнь.

– Сетен, прости, но не мог бы ты сейчас оставить меня одну?

– Не-а, – он одним глотком опустошил свой бокал и поставил его на край карниза. – Как же многолики вы, женщины! Иногда – сама мудрость, в следующий миг глядишь – глупее новорожденного младенца!

– Вы с Ормоной – одна душа! – в пылу раздражения выкрикнула Танрэй, сама еще не замечая, что уже поддалась незаметной терапии и вышла из нелепого ступора.

– Конечно, иначе как бы мы прожили под одной крышей почти двадцать лет? С прискорбием отмечу, что и вы с Алом – тоже одна душа, и от него ты нахваталась не самых лучших качеств.

– Да прекрати, и без тебя тошно!

– Может, и ты одаришь меня танцем? Но только тут, на ассендо, Возрожденная!

Он впервые назвал ее так, на старом ори.

– Конечно, тебе ведь все равно… – проворчала Танрэй, решительно не понимающая, как можно сохранять маску спокойствия в таких обстоятельствах.

– Мне не все равно, – отозвался Тессетен. – Но… Да ничего, пустое. Ты многого не знаешь – да тебе, наверное, и не стоит знать…

– Почему это?

– Да как сказать… Хотя…

Танрэй посмотрела на него с любопытством:

– О чем ты?

И тогда он решился:

– Давай я просто напою тебе один мотив, а ты сама решишь, как тебе быть, когда узнаешь все. В конце концов, ты уже не маленькая девочка, которую надо водить за ручку, и способна принимать решения.

Он тихо запел ей на ухо, и она не заметила, как оба они, обнявшись, тихо закружили в медленном ритме его мелодии.

Это была песня об Оритане, очень старая и нежная. Она повествовала о прекрасных золотых куполах Рэйодэна, об уходящих верхушками в облака звездных храмах, о горах Эйсетти, где персиковый румянец зари проступал с восходом Саэто на округлых зданиях домов, о пылающей красным камнем Коорэалатане. А еще Сетен пел о попутчике и попутчице и их ученике, которые растеряли друг друга на неведомых тропах жизни.

Танрэй слушала и тихо плакала.

– Видишь? – прошептал он, прижимая голову сникшей от горя попутчицы к своему плечу. – Есть кое-что посерьезнее любовных интрижек и провокаций…

– Ты…

Она все поняла. Она прочла в его душе глубинный смысл этой песни. Оба они выбрали в спутники и тех, и не тех. И все они не смогли бы жить друг без друга, различные грани когда-то единого Храма…

– Ты – Ал… – Танрэй увидела его настоящее лицо; он сам не представлял, каким оно было, но во взгляде ее больше не проступало отчуждающего страха. – И ты все знал… как давно?

– Давно… – Сетен отвернулся, а она вздохнула.

Ему передалось вспыхнувшее нестерпимое желание попутчицы, и он едва сдержался, чтобы не ответить на ее призыв поцелуем, который она так жаждала получить от него теперь, слепая прежде. Но Тессетен понимал, отчего это происходит с нею, и не хотел множить хаос. Он сам слишком явственно пережил эти ощущения – когда в действительности любишь одного человека, а силами каких-то древних законов тебя влечет к другому. Танрэй сейчас испытывала то же самое, что он поборол еще тогда, на корабле. Это иллюзия, иллюзии порождают неразбериху и похоть. Если разум не думает о последствиях, то кому, как не сердцу, выполнять его обязанности?

Сетен оборвал наваждение, перехватил руку Танрэй, провел ее ладонью по своему лицу, словно возвращая на прежнее место страшную маску, а затем грубовато оттолкнул женщину от себя:

– Мне не все равно, – с вызовом, отбрасывая волосы со лба, почти крикнул он после тихого шепота, и Танрэй вздрогнула от неожиданности, – но не так, как думала ты, как думаете все вы, когда видите перед собой это убожество. Это был незабываемый танец, сестренка! А теперь настало время повеселиться и мне!

– Куда ты?

Одним движением Сетен освободил плечо от вцепившейся в него Танрэй, взглянул свысока:

– Ты, сдается мне, хотела побыть в одиночестве?

* * *

Тоненькая трещинка побежала по перекрытиям. Слабеть начало уже третье крепление лестницы, и тяжесть купола постепенно перемещалась на самый непрочный участок потолка.

* * *

Глинистая вода рва сомкнулась над упавшим телом волка. Вскоре волнение прошло, и тут вновь послышался всплеск. Человеческая рука ухватилась за валун. Из воды метнулась призрачная серебристая тень зверя и растаяла, направляясь к комплексу Теснауто.

Со всхлипом втянув в легкие воздух, на поверхность, покрытую плывущими кровавыми кляксами, вынырнул Немой. Он отбросил от лица длинные мокрые волосы, зажал ладонью плечо, взбежал по осыпи на берег, к которому спешили гвардейцы.

Саткрон взглянул сквозь него. Немой вздохнул и, грустно качнув головой: «Вот глупый озлобленный мальчишка…», – помчал своей дорогой.

* * *

С последним аккордом Ормона посмотрела вверх, и сердце обожгло всё тем же лезвием, рассекающим плоть. Стоящие на ассендо Тессетен и Танрэй были недвусмысленно близки друг к другу, всего в миге от поцелуя.

Разгоряченный, Ал смотрел на нее светящимися глазами. И тогда Ормона сделала шаг ему навстречу. Она слышала удивленный вздох толпы, впервые в жизни целуя без любви, без страсти. В ней не ожила ни одна струна, точно лобзала она холодное изваяние, а не того, к кому влекло зрение и странная прихоть. Но в сердце колотилась лишь жажда мщения – им всем, будь они отныне прокляты, предатели!

– Всё, всё, Ормона! Всё! – опомнившись, шепнул Ал, отстраняя ее и переводя дух. – Что ты делаешь?!

Она тряхнула растрепанными волосами и отошла, уже зная, что ее выходка наконец-то нашла адресата.

Люди начали оглядываться. Под хрустальной аркой, сложив руки на груди, опершись на притолоку и криво усмехаясь, стоял Тессетен:

– А почему бы нам, братишка, не поразвлечь с тобой публику еще? Поединок?

Кулаптр Паском взялся за виски. Остальные с ужасом охнули.

– Не всерьез, конечно, – оговорился экономист, брезгливо глядя на приятеля, – иначе это будет прискорбное зрелище, а я не какой-нибудь изверг. Но так, чтобы наша четверка сегодня окончательно реализовала все свои возможности. Итак?..

Ормона сунула в руку Ала свой палантин и отпрянула. Ал с улыбкой кивнул приятелю, и без дальнейших околичностей Сетен нырнул в свой морок.

Огромный тур взревел, подскочил на дыбы и с оглушительным грохотом опустился всем своим весом на полированные плиты пола.

Теперь Ормоне было любопытно, не струсит ли Ал перед мощью того, кто ни разу не позволил ему победить себя. Но красавец-ори, развернув плечи, высокий и тонкий в черной одежде, стоял напротив косматого разъяренного чудовища с золотисто-рыжей шерстью и высокими острыми рогами. Он даже не отвел взгляд от двух рубинов глаз, злобно сверкавших из-под тяжелого мохнатого лба…

* * *

Как будто во сне смотрела Танрэй на происходящее внизу, в соседнем зале. Она спустилась, и штукатурка перекрытия осыпалась на нее, а трещина разошлась шире. Оцепеневшая женщина бессознательно стряхнула крошки с волос и застыла на месте.

Она видела, как успел увернуться Ал, швырнув промахнувшемуся туру в морду лиловый палантин Ормоны.

Осаженный на скаку, бык хлестнул себя хвостом по крутым бокам и, захрапев, мотнул головой. Пелена слетела, а за ней последовал удар, отшвырнувший Ала шагов на десять. Зеваки поспешно уносили ноги с пути дерущихся.

Тур вздыбился над жертвой, готовый со всего размаха всадить в нее рога…

* * *

Несколько гвардейцев безуспешно рыскали во рве, тыча шестами и палками в воду.

– Вот тут, тут, правее! – Саткрон указывал пальцем туда, куда, как ему казалось, свалился подстреленный зверь.

Повторять былую оплошность он не хотел. Труп надо было закопать, а если тварь еще не издохла – добить, а потом закопать.

– Может, течением унесло? – предположил кто-то из солдат, ковырявшихся во рву.

– А вон кровь на камнях! – добавил другой, и свет сразу нескольких фонарей сошелся в одной точке. – Тут еще два волчьих следа…

– Ищите! Не могло его далеко унести, течения почти нет! – крикнул Саткрон, который никак не мог отделаться от противного ощущения, будто совсем недавно его разглядывало что-то потустороннее, от упоминания чего дыбом встают на загривке волосы и холодеет нутро.

– Тут, где кровь, человеческие следы! Странные. Каблуки как будто подкованы… Никогда такой обуви у здешних не встречал…

– Да ищите, зимы и вьюги вас покарай! Ищите, пока никто сюда не приперся!

* * *

…И в тот миг, когда тур уже готов был добить противника, Ал исчез, а вместо него призрачный волк вцепился в бычье горло.

Теперь Ал и Сетен наконец-то увидели друг друга безо всякого морока, для окружающих же оставаясь волком и туром. Оба они мутузили друг друга и оба лишь наполовину серьезно.

– Не знал, что тебе доступно напускать морок, братишка! Ну-ка поделись, когда научился, у кого и как?

Ал врезал ему ногой в живот, и волк его взвизгнул от боли, а Сетен лишь слегка пригнулся, чтобы не потерять равновесие.

– У тебя там что, латы?

Вместо ответа Тессетен, даже не касаясь, опрокинул приятеля навзничь, слегка для этого дернув плечом. Конечно! Ему так хочется покрасоваться своими умениями и превосходством своим над бездарным Алом! Даже руки завел за спину, чтобы эффектнее смотрелось! Ал фыркнул и, лежа на полу, рассмеялся:

– И что ты завелся? Во-первых, это была просто дурацкая шутка. Во-вторых, – он ухватил Сетена за воротник и, притянув к себе, добавил шепотом:– разве мне одному улыбается Ормона?

Тот намахнулся, метя кулаком ему в лицо, но нарочно медлил, чтобы промазать, когда тот отдернет голову. Когда же Ал увернулся, он с гулом ударил рукой о паркет и в кровь разбил костяшки:

– Этот мальчишка, Дрэян, мне никто. А ты – мой друг.

– И долго еще мы с тобой тут будем смешить народ, друг?

– Набьем друг другу морды да разбежимся…

– Что-то ты не спешишь, Сетен! – подначивал счастливчик-Ал.

– Злость коплю, – сплюнув в сторону, Тессетен отвесил ему пинка: – Вставай, тюфяк! Кстати, твой волк ранен.

– Н-да? – Ал посмотрел на подраненное плечо морока. – Не везет псине…

Кронрэй пьяненько восхищался: «Что творят! Что творят!», а тримагестр Солондан брюзжал: «Мальчишки безмозглые!»

Ормона же присела в нише за фонтаном, где никто не увидел бы ее отчаяния.

* * *

Танрэй отвела взгляд от дуэлянтов и посмотрела на того, кто так внезапно и уверенно взял ее за руку.

– Мутциорэ[22]22
  Мутциорэ – (др. – орийск.) немой


[Закрыть]?!

Его волосы и одежда были насквозь мокрыми, а на плече темнело подозрительное бурое пятно, растекаясь по ткани светлой рубашки и темно-серого камзола, сшитого по неизвестной моде. Танрэй коснулась пятна и различила на пальцах кровь.

– Ты ранен?

Тот слегка кивнул и, приобняв за талию, попытался увлечь к выходу.

– Мутциорэ, кто ты? Что ты здесь делаешь?

Он молча, по-прежнему молча, указал на арку. Танрэй вырвалась из его рук:

– Постой! Я не могу сейчас уйти отсюда!

Мужчина приложил палец к губам, потом вдруг слегка пригнулся и подхватил ее на руки. И тут с ней будто бы что-то случилось: мышцы перестали слушаться повелений мозга, а потом захотелось спать, обняв за шею этого знакомого незнакомца, и ни о чем больше не думать, не беспокоиться, не страдать…

Немой вынес ее из павильона в ночь, прошел по прекрасному саду мимо каскадов и огней, бросил взгляд на статую человека с волком, узнавая руку мастера, и с улыбкой покинул комплекс Теснауто. На выходе им снова повстречались с гвардейцами Саткрона.

– Эй, атме Танрэй! Куда это вы в столь поздний час? – спросил офицер.

Танрэй, конечно, промолчала.

* * *

Саткрон проводил изумленным взглядом торопливо уходившую прочь женщину.

– Кажется, она не в себе, – задумчиво сообщил один из караульных.

– Это ее обычное состояние, – отозвался Саткрон. – Чтоб тебя там гады порвали, аринорская стерва!

* * *

Свод затрещал. Крепления рушились уже одно за другим, а проседающая плита начала сминать лестницу, что вела на ассендо.

* * *

Тессетен ощутил, что больше не может контролировать свои силы. Злоба переполнила его сердце, волна смерти просилась в свой последний полет. Все знали, что Поединок – это бой до смерти, а его уступка ничего не меняла: Ал принял вызов, а значит согласился с древними условиями страшной дуэли. Сетен уже готов был выкатить волну навстречу другу-сопернику, как пол под ними содрогнулся, а потолок затрещал.

* * *

Немой уложил ее на траву и оглянулся. Нельзя было надолго оставлять то, что он бросил без присмотра позади. Больше жертв не будет – страх отхлынул, тревога отпустила, едва они перешагнули порог злосчастного павильона. За второго попутчика отвечает не он, а женщина.

Кто же так распорядился, что обоим попутчикам на роду написана жуткая насильственная смерть? И чем они так провинились, чтобы страдать из жизни в жизнь, из века в век?

Он с трудом заставил себя отпустить руку Танрэй. Воздух над ними хлопнул, словно крылья, сотворяя защиту и благословение. Она не спала, а пребывала в каком-то промежуточном состоянии и грезила наяву. Немой обязан был навеять ей эти грезы, чтобы нынешней ночью смог прийти тот, кого… Но он же никогда не замечал, чтобы Танрэй звала к себе Коорэ или жаждала его увидеть! Что-то не так… Кажется, она даже не помнит его, чтобы ждать и понимать, зачем это нужно. А ведь это одно из основополагающих условий их воплощения, и если они его не выполнят на этот раз… или выполнят неверно… Но чует Немой: здесь что-то не так!

Однако имя прозвучало, а его дело – выполнять…

Танрэй застонала, сладострастно свела колени, слегка извиваясь в мокрой траве. Ее рука, путаясь в длинной юбке, устремилась к жаждущему лону. Немой поспешил отвернуться. Что-то, кто-то грезится ей теперь?.. Он не хотел этого знать, он выполнил то, что должен был выполнить.

Человек поднялся и побежал обратно, к комплексу Теснауто.

* * *

С громким треском лопнуло стекло купола павильона. Медленно, как в воде, потолок соседней секции валился вниз. Просел и в клубах пыли рухнул ассендо вместе с искореженной лестницей.

И всю свою волну Сетен вслед за Паскомом устремил в потолок, на ходу преображая ее в щит, способный какое-то время удерживать лопнувший купол. Кулаптр же тем временем вогнал всю энергию в то, чтобы преобразить молекулярную структуру вещества, из которого состояли перекрытия и сам купол, в летучие соединения, не продавливающие временные силовые «подпорки». Это ненадолго, но пока лопнувший купол висит в воздухе на подушке из щита Сетена, люди успеют выбежать на улицу.

– Гвардейцы! – послышался голос кулаптра. – Всех в спешном порядке вывести из павильона!

В соседнем зале звенели осколки битого стекла, шипела и трещала проводка, рассыпаясь пучками голубоватых искр. Волк исчез, Ал вскочил на ноги. К ним на подмогу прибежали Дрэян и Кронрэй. Созидатель, и сам недавно ворочавший глыбы для этой постройки, теперь в ужасе выставил весь остаточный запас своих сил, чтобы удержать обвал.

Сетен увидел, как, оглянувшись на него, выходит из павильона Ормона. Его обожгло нестерпимой болью. Ее болью. Его болью. Он не знал, чьей, но понимал, что хоть они, кажется, и не попутчики, без нее ему сейчас не выстоять, и все, кто остался внутри, обречены на гибель. «Ну и пусть, – как бы не от себя, а от кого-то постороннего, из чужого мира, внутренне проговорил Тессетен. – Только Учителя жаль и мальчишку этого дерзкого»…

– Уходите вместе с остальными, Учитель, – бросил он через плечо, продолжая выдавливать из себя остатки энергии на поддержку «щита» и левитационного посыла Кронрэя.

Паском сделал вид, будто не слышит.

Купол опять заскрежетал.

– Не держи зла, братец, если что, – сказал Ал, который не умел ничего, но все же остался рядом с Учителем и другом.

– Дурак! – рявкнул в ответ Тессетен. – Вали отсюда!

* * *

Вместе с выбежавшими на воздух людьми Ормона обернулась. Напоследок Паском успел сделать знак, и она поняла его веление. Но зачем нужно было, чтобы она делала это снаружи? Внутри, рядом с ними, было бы проще. Кроме того, там никто бы не охал и не паниковал, как сейчас это делает придурочная мамаша Танрэй.

Ормона сжалась в пружину и выкинула львиную долю сил в купол, на несколько секунд переиначивая содеянный Паскомом воздух, который уже стал возвращаться в исходное качество, и превращая его в огненный вихрь над головами оставшихся. Кулаптр что-то крикнул своим спутникам там, за стеклом, и взмахнул рукой. Все они кинулись к выходу. Щита и огненного смерча хватило на полторы минуты, затем материал вернулся в прежнее состояние. Стекло обрушилось внутрь павильона. Ормона с ужасом ощутила, что лишилась почти всех сил, и та малость, которая осталась, ничего не решит, случись вдруг что-то еще.

Ал посмотрел на нее с отвращением, а она выдавила в ответ гордую и невозмутимую – словом, свою обычную – улыбочку. Не думай, баловень судьбы, это все не ради тебя. Твои звезды еще долго будут целовать тебя – радуйся!

Она не перестала улыбаться, даже увидев, как муж, которого только что чудом миновала верная погибель (очередная верная!), ни о чем не раздумывая, кинулся к обломкам ассендо, где плотной завесой в воздухе застыла мельчайшая пыль.