Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 44 страниц)

В отличие от него Ормона открываться не собиралась.

– Наверное, чего-то не хватает в организме, – жена хмыкнула и беспечно взмахнула рукой. – Может быть, совести?

Сетен тяжко вздохнул. Ему невыносимо было осознавать, что они так стремительно отдаляются друг от друга. В вопросах взаимоотношений между истинными попутчиками, частичками двуполярного «куарт», он был слишком консервативен.

Но они же с Ормоной умели узнавать желания друг друга без слов и общаться на расстоянии! Разве это не показатель той самой близости? Однако теперь в сердце Сетена закралось сомнение. Он был наблюдателен, и мимо него не прошло ее неравнодушие к Алу. Много лет назад это открытие больно резануло его чувства, но Тессетен сумел скрыть горечь под обычной маской самоиронии – кажется, обманув не только людей, но и проницательного Ната.

Может ли настоящий попутчик испытывать тягу еще к кому-либо, кроме полярного «куарт»? Это ведь неестественно! Не «дурно» или «хорошо», а неестественно и неправдоподобно.

– Я страшно скучаю по Оритану, – признался он. – Наверное, в это Теснауто мы с тобой съездим туда, чтобы побывать на празднике…

– Видимо, ты поедешь один, – отозвалась Ормона, зевнув и подвинув поближе к ним его наследный меч.

Вот как, значит… Но она не слишком удивила его своей отстраненностью.

* * *

Когда Сетен заснул в своем меховом мешке, Ормона, прислушавшись к его дыханию, осторожно приподнялась, а потом выскользнула из палатки.

Горы встретили ее протяжным воем ветра, но женщина, легко перепрыгивая с камня на камень, забралась на высокую каменную площадку над их лагерем. Поземка осталась там, внизу, а здесь было удивительно тихо и звездно.

– Покажи! – прошептала она и прогнулась навстречу вселенной, распахивая руки.

Веки задрожали, будто у спящей, которая видит бурный сон. Пронеслись мимо миллионы ликов, разделяющих водной гладью Рэйсатру и Оритан.

Ормона увидела их с Сетеном дом, где они оставили жить Ала. Он должен был жениться сразу после их отъезда и переехать с супругой в покинутое жилище троюродного брата. Его невесту звали Танрэй. Как больно резанул звук этого имени слух Ормоны! А все подумали, что это из ревности к Алу… глупцы! Они считали, что она тайно влюблена в приятеля мужа…

Возле дома стоял отряд из нескольких молодых парней. Их возглавлял тот самый Дрэян – старший внук советника Корэя, она узнала его по некоторому сходству с Алом. Это были гвардейцы из военного блока Ведомства, но что они делали ночью у дома гражданских жителей Эйсетти?

Ормона силой воли погрузила свое сознание глубже. Сегодня ее ночь, сегодня новолуние. Мать тоже видела наперед только в особые дни, но она тут же и забывала, едва успев рассказать, что видит.

А, так это местные националисты, габ-шостеры, выселяющие семьи северян с Оритана! И Ведомство давно уже смотрело на все это сквозь пальцы, даже потворствовало, иначе разве могли бы заниматься такими делами служители закона и армии?

Дрэян о чем-то говорит с вышедшим из дома Алом. Кажется, Ал пристыдил юнцов, потревоживших их с Танрэй сон. Рядом сидит и наблюдает за происходящим второй хранитель, Нат, но на него не обращают внимания, он ведь всего лишь волк. Но это не помешает волку упредить Тессетена, который прибудет к ним на следующее утро, о запланированном Поединке: везунчик Ал сочтет возможным вызвать на бой внука господина Корэя за оскорбление, нанесенное друзьям. Националисты ведь явились туда не к нему, а к светловолосому северянину Тессетену с требованием убираться на свою Аринору. Не обладая почти никакими ментальными силами, Ал и представить себе не может, что способен сделать с ним Дрэян во время Поединка второго – «тонкого» – уровня. Зато это представляют Нат и Тессетен.

Тут дверь дома открылась, и Ормона стала вглядываться во тьму зимнего сада, чтобы увидеть жену Ала. Однако любопытство, равно как и любые другие страсти – помеха для предвидения. И картинка тут же пропала.

Ормона пришла в себя. Горы высились кругом безмолвными черными грядами. Запах родных краев растворился вместе с картинкой. Она устала, но что-то подсказывало ей, что надо смотреть еще, что там решится не только ее судьба, там определится путь всех пятерых.

Она глотнула из фляги теплого травяного взвара, и кровь снова прытко побежала по коченеющим жилам.

– Дальше! – прошептала-простонала Ормона. – Покажи дальше!

Природа ее подчинялась велению мысли.

Теперь она будто бы стоит на ступенях портала Новой Волны, напротив нее – Тессетен, и вокруг них студенты, а рядом с Сетеном – Ал. И Тессетен так странно, исподлобья, глядит на нее. Так, как глядел в первую их встречу… Ормона переводит взгляд на себя – незаметно осматривает руки, одежду – легкое цветастое платье, подхваченное на плече брошью. Порыв ветра вдруг вскидывает прядь волос и перебрасывает со спины ей на грудь. И тут она видит, что волосы ее медно-рыжего цвета, густые и волнистые!

Она даже вскрикнула:

– Так вот какой ты пришла ныне на эту землю, виэталэа[11]11
  Виэталэа – (др. – орийск.) жизнь.


[Закрыть]! И он почувствовал тебя…

Картинка снова пропала…

…Наутро, едва успев открыть глаза, Тессетен услышал над собой голос жены:

– Я поеду с тобой на Оритан. Соскучилась по празднику Теснауто.

Глава шестая
о праздновании Теснауто на Оритане, а также немного о судьбах Ала и Коорэ

Ал уверенно шагал по коридорам Ведомства, полный решимости вызвать на Поединок Дрэяна, внука советника Корэя. С отрядом других гвардейцев этой ночью мальчишка наведался к дому Тессетена, где в отсутствие хозяев жили Ал с женой, и потревожил всех его обитателей. Танрэй – так звали жену Ала – сильно перепугалась и долго не могла прийти в себя. Разгневанный, он решил, что оставлять такое безнаказанным нельзя. И хотя наглее всех в этой компании вел себя какой-то молокосос лет шестнадцати – кажется, один из сослуживцев назвал его по имени, Саткроном, – ответить за эту выходку должен был старший офицер.

И с утра Ал отправился на поиски господина Корэя, чтобы узнать о его внуке. Молодого человека даже не остановило предупреждение Паскома, к которому он заглянул сначала: вызовами на Поединок не разбрасываются, да и вообще это жестокий пережиток древности. Конечно, Учитель отказался быть наблюдателем, поскольку кулаптрам издревле запрещено участвовать в дуэлях в каком бы то ни было качестве.

– Братишка! – вдруг послышался в коридоре за спиной знакомый тенор.

Ал круто обернулся. В арке главной галереи сектора стоял Тессетен, закутанный в осенний плащ, как будто снаружи были холода.

– Да ты никак ищешь приключений, братишка? Я не ошибся?

Ал обрадовано вскрикнул, побежал к нему навстречу, и они обнялись.

– Откуда ты, Сетен? Какими судьбами?

Сетен был загорел, и оттого его въедливые голубые глаза на грубом лице смотрелись еще ярче. Но что-то в нем неуловимо изменилось.

– Разве же мог я пропустить праздник Теснауто? Ну так что ты затеял, братишка? Какого гвардейца ты ищешь и зачем?

– Нам с Дрэяном надо поговорить, – и, подумав, что это удачный случай и что Сетен, коли уж Учитель дал отказ, как нельзя лучше подойдет на роль наблюдателя в этом Поединке, молодой человек ухватил друга за рукав: – Идем, идем! Слушай-ка, а что ты так закутался?

– Да холодно здесь что-то… – поморщился Сетен, увлекаемый Алом по коридору. – Мерзну.

– Холодно?! Да это самое теплое лето за последние лет десять!

Сетен не стал с ним спорить, но угрюмо насупился и ускорил шаг.

Какой-то чиновник, узнав Ала, счел своей обязанностью проводить гостей до кабинета господина Корэя и услужливо предупредить того о визите.

Советник поднялся из-за стола, а стоявший перед ним юноша оборотился, и все замерли в безмолвии. Этим юношей был Дрэян.

– Как раз о вас мы и говорили, – объявил господин Корэй, кивая посетителям. – Да будут «куарт» ваши едины, господа… Я хотел бы… э-э-э… принести вам…

– Дрэян! – вдруг выходя из-за спины Ала, вскричал Тессетен и бросился навстречу Дрэяну, лицо которого вытянулось от недоумения. – Зима тебя заморозь! Я же сообщил, что приеду не раньше Теснауто – так чего ты поперся ко мне заранее?

– Я?! – изумился Дрэян. – Э… я…

– О чем вы? – озадаченно уточнил господин Корэй, переводя взгляд с внука на Сетена и обратно.

Не менее растерянным чувствовал себя и Ал.

Тессетен повернулся к деду Дрэяна:

– Господин Корэй, ваш внук изъявил желание войти в состав исследовательской группы на Рэйсатру. В качестве военизированной охраны, вестимо, – он лучезарно улыбнулся гвардейцу, выставив свои крупные белые зубы, которым тесновато было во рту, и они налезали друг на друга, как гагары у кормушки. К тому времени Дрэян уже опомнился и подобрал отвисшую челюсть. – Но, похоже, у Дрэяна плохо с математикой, и он ошибся на день, без предупреждения нагрянув сотоварищи к моему дому, где временно живет семья господина Ала. Между прочим, своей мужланской выходкой они переполошили моих друзей, в связи с чем я требую, чтобы гвардеец сейчас же принес извинения.

Дрэян соорудил некое подобие покаянной речи и смолк, уже перестав понимать хоть что-либо.

– На Рэйсатру? – улыбнулся дед. – Ну что ж, похвальное намерение. Во всяком случае, это отвлечет тебя от дурных дружков с их уродливыми убеждениями…

Юноша беспрекословно кивнул.

Раскланявшись с господином Корэем, Ал и Тессетен покинули его огромный – раза в полтора больший, чем у Паскома – кабинет.

– Что за спектакль? – отойдя подальше от дверей, дал волю удивлению Ал. – К чему ты кинулся выгораживать этого парня?

– Этот парень, идиот ты этакий, сделал бы из тебя фарш через пару мгновений после начала Поединка, – с неподдельной злобой прошипел вдруг Сетен. – Когда-нибудь ты все-таки нарвешься со своей самонадеянностью!

– Разве не ты учил меня…

Но договорить он не успел. Приятель взревел и, яростно бросившись на него в своем обычном мороке, прижал Ала к стене лобастой головой тура. Молодой человек так и замер между огромными прямыми рогами быка, с трудом пытаясь схватить ртом воздуха и вздохнуть, подвешенный над полом.

Морок стёк, словно растаявшая наледь, а на его месте остался Тессетен, одной рукой держа друга за горло мертвой хваткой. Кровь ушла из его глаз, но зрачки его теперь стали темны, и словно сама погибель смотрела теперь на Ала. В один миг из старого и проверенного приятеля Сетен превратился вдруг в кого-то чужого и до жути опасного.

– Я учил тебя обычному бою, бою с холодным оружием я тебя учил! А к Поединку второго уровня ты не приспособлен от рождения. Ты и замахнуться бы не успел своей ковырялкой, как его зверь располосовал тебя своими когтями…

– Зверь? – пролепетал, слабо подергивая ногами, висящий Ал.

– Да. У него огромная кошка, которая растерзает такого, как ты, двумя ударами.

Прорычав тираду ему в лицо, Сетен отстранился, ослабил хватку и небрежно убрал руку. Грузно приземлившись на ноги, Ал сполз по стене и закашлял.

– Не иначе как в твоих джунглях тебя настиг малярийный москит! – просипел он, растирая горло. – Сдурел?

– Это ты сдурел, расшвыриваясь вызовами. Не нарывался еще.

– Господа, господа!

К ним со всех ног спешил Дрэян. Придерживая рукоять стилета у бедра, он почти бежал, позабыв про солидность учреждения.

– Я хотел поблагодарить вас за… – юноша взглянул на Тессетена. – В общем, я просто хотел поблагодарить вас. Я и в самом деле хочу извиниться перед вами обоими. А я действительно мог бы оказаться вам полезен на Рэйсатру? – он посмотрел на встающего Ала.

– Не сейчас, – сухо ответил мальчишке Сетен.

Он не хотел говорить с Дрэяном. Он стал высокомерен и до странности напомнил Алу Ормону, о которой тот даже забыл спросить в суматохе.

– Там сейчас нет никаких условий, – чуть смягчившись, продолжил Тессетен. – Через несколько лет там будет все обустроено, появится новый город, и тогда можно будет подумать о полной эмиграции… Вот тогда вы и ваши подчиненные окажетесь очень кстати. А до тех пор можете продолжать громить дома ори со светлыми волосами: они же северяне.

– Поверьте, я…

– Послушайте, Дрэян, я не настроен на Поединок, но если вы скажете еще хоть слово, мы сойдемся в любом удобном для вас месте! – рыкнул тот, и глаза его снова начали обретать нехороший темный отлив.

Дрэян, явно раскаявшись в своих поступках, покорно отступил, не желая ссориться с другом Ала. Сетен махнул рукой и зашагал к выходу из сектора, где их поджидал электровагон, спускавший посетителей Ведомства к шоссе. Юноша еще долго провожал взглядом алый шарик, что умчал по спирали, увозя в себе друзей. Покусав губы, Дрэян вернулся в кабинет деда.

* * *

Нат давно уже вертелся возле университета Новой Волны. Солнце разошлось не на шутку, и не спасала даже глубокая тень под большой и пушистой елью с жесткими синеватыми иглами. Пес терпеливо ждал, когда наконец на аллее появятся хозяин и его друг. Язык бедняги-волка свисал до усыпанной хвоей земли, а светло-серые бока ходили ходуном. И это он еще полинял к лету!

На Сетене, когда он вместе с Алом возник вдалеке, развевался длинный плащ до пят. Нат подивился этому чудачеству и решил показаться позже, по укоренившейся привычке наблюдая за приятелями издалека. Правда, то, что проходило с Алом, Тессетен почувствовал сразу и оглянулся в поисках волчьей морды, которую уже видел нынче утром. Натаути дернул губами в короткой улыбке и выпустил язык еще сильнее. Сетен подмигнул в ответ.

Из сфероида – здания университета – выехал прозрачный лифт и выпустил целый курс студентов на ступени портала, живописно обрамленного витыми колоннами.

Нат поднял вострые уши и стал ловить каждый звук. Он предчувствовал, что будет дальше. Увы, он ведал больше, чем Учитель Ала, но не смел и не умел сказать об этом. Всё, всё неспроста…

От группы студентов отошла хозяйка, легкая и подвижная в своем цветастом летнем платье, перехваченном на тонюсенькой талии атласной тесьмой, а у плеча скрепленного маленькой брошью. Увидев мужа, она помахала ему рукой и остановилась в растерянности. Не всякий мог спокойно выдержать чудовищный взгляд Тессетена.

– Это моя жена, Танрэй, – сказал Ал. – А это мой друг, тот самый Тессетен.

Она замерла, не сводя глаз с высокого и широкоплечего северянина, чей лик убедил ее в несправедливости Природы к некоторым людям, которые достойны большего. Сетен тоже задержался чуть дольше, чем приличествует в таких случаях, но в итоге отвесил невозмутимый поклон и обронил повседневную формулу приветствия. О, да! Он обманул бы любого! Любого человека…

Нат чихнул и помотал ушастой головой. Наконец-то и тебя бросило в жар, великий путешественник, который привез с собой одуряюще прекрасные запахи чужих земель и дальних морских странствий…

Сетен снял и перекинул через руку свой плащ, пока Танрэй и Ал шептались о планах в сторонке. Волк понял, что пора прийти на помощь другу хозяина, выскочил из-под ели, прибежал к порталу и начал бурно ластиться к Алу и Сетену.

– Если не возражаете, мы с женой побудем у вас несколько дней, – пересилив волнение, сказал северянин.

– О чем ты говоришь! Это твой дом – живи сколько нужно! – рассмеялся Ал и хлопнул его по плечу.

По неказистому лицу Тессетена пробежала тень горькой усмешки.

– Нет у меня больше дома, Ал.

Танрэй исподтишка взглянула на нового знакомца, и Нат понял: с этой минуты все в их жизни изменилось безвозвратно…

* * *

Ал и Сетен вышли на балкончик, нависавший над круглым залом-гостиной. Ормона растерянно озиралась по сторонам в доме, который два года назад еще считала собственным:

– А где же моя любимая танцующая пара? Она стояла вон там, в нише… Сетен, где они?

– Ты о чем, да будет «куарт» твой един?! – удивился Ал.

– Я о статуе танцующих влюбленных, да не иссякнет солнце в сердце твоем, Ал. Разве ты не помнишь?

Сетен вмешался чересчур поспешно:

– Это я еще тогда, в суматохе перед отъездом, их уронил и расколотил… Два года назад.

Ее глаза широко распахнулись:

– Как?! И ты ничего мне не сказал?!

– Не хотел расстраивать…

– А! Помню! – вскричал Ал. – Помню я эту скульптуру! Это же были…

– Ну, довольно, нашли о чем поговорить! – перебил Тессетен, незаметно скользнув взглядом по комнате, будто боясь, что их услышат. – Поднимайся к нам, родная, мы тут готовимся к Теснауто…

Ормона сбросила плащ прямо под ноги и, роскошная даже в дорожном костюме мужского кроя, взбежала по лестнице. Она прекрасно знала, кто наблюдает за нею из маленького окошка напротив балкона, и ей тоже было любопытно посмотреть на ту, что смогла завладеть сердцем и помыслами Ала. И уже не только Ала…

Мужчины ждали ее в кабинете нового хозяина дома – Тессетен уже перестал считать родное жилище своим. По их мнению, то, чем они занимались, означало «готовиться к празднику». Ормона самостоятельно плеснула и себе, а затем, вскинув черную бровь во время пития, изучающее взглянула на Ала поверх края своего бокала.

– Отличное эйсеттское вино! – сказала она. – Я почти забыла этот вкус! Да, Ал! Когда же ты наконец познакомишь меня со своей попутчицей?

– А что ты так спешишь? – усмехнулся Тессетен.

– Кто, кроме нее, в этом доме осведомит меня, что принято нынче носить на Оритане? – она слегка подмигнула мужу, откровенно забавляясь тем тайным напряжением, которое он не смог вовремя стереть со своего лица во время ее обращения к приятелю. – Вижу, вас с нею он уже познакомил, – добавила она после ухода Ала.

– Откуда такая уверенность?

– Откуда такая заботливость… Ладно, неважно. Ты поговорил с Паскомом?

– О том, что мы нашли «куламоэно»? Нет, не успел.

– Мне казалось, это главнее, чем расшаркиваться с габ-шостерами и оберегать глупых дружков от неравного Поединка…

Еще тогда, в горах Виэлоро, она поняла, что Сетен ни за что не позволит другу детства этот самоубийственный Поединок с Дрэяном. Так и получилось: опередив Ала, ее муж вступил в разговор и пригласил гвардейца принять участие в их экспедиции. Он изобразил, будто они с Дрэяном давно знакомы, хотя видел его лицом к лицу впервые в жизни. Советник Корэй, присутствовавший при этом, благословил внука на поездку, и молодому габ-шостеру ничего не оставалось, как подыграть Тессетену.

– С габ-шостерами? – удивился Сетен. – Почему ты решила, что…

Ормона резко оборвала его вопрос:

– Потому что только габ-шостеры, а вернее сказать, самые радикальные из них – тес-габы[12]12
  Тес-габы – (орийск) черные мстители, националистическое антиаринорское течение на Оритане. Если менее радикальные габ-шостеры просто провоцировали северян покинуть страну, то тес-габы не гнушались и погромами.


[Закрыть] – сейчас развлекают себя преследованием северян на Оритане.

– Он гвардеец, Ормона!

– Что не мешает ему облизываться с черными мстителями, – задиристо дернулась она. – Да к вьюге и стуже твоего националиста, не о том речь! В машине у меня снимки и отчет, их надо передать советнику. Пусть решают в Ведомстве, выделят ли нам технику для расчистки пещеры с «куламоэно».

– Хорошо, сегодня после Теснауто я буду говорить с кулаптром…

Ормона смилостивилась и присела с повторно наполненным бокалом в просторное кресло под панно с изображением нежного рассвета в Эйсетти. Сетену померещилось, что он когда-то, не то в грезах, не то в иной жизни, уже видел ее, освещенную утренним солнцем, овеваемую теплым ветром, смотревшую на него ярко-синими глазами, и во взгляде том, чарующем и незабываемом, было столько любви, сколько он не видел от жены за всю их совместную жизнь. Она хотела, чтобы ему это померещилось, и она немало сил отдала сейчас ради этого. Все переворачивалось у нее в душе от воспоминания о том, как в ее «видении» в горах он смотрел на рыжеволосую жену Ала, которую Ормоне до сих пор так и не удалось разглядеть.

– Сетен…

– Да?

– Ты тоже мерзнешь на Оритане?

Не успел он ответить, как двери открылись, и Ал пропустил вперед себя невысокую молоденькую северяночку с пышными рыжими волосами и девчачьими конопушками по всему лицу.

– Танрэй, – представил ее Ал.

Та смиренно потупилась, чуть присела в приветственном поклоне и, здороваясь, произнесла традиционную фразу.

– И о тебе пусть думают только хорошее, сестричка, – беззастенчиво ее разглядывая, сказала Ормона.

Так вот ты какая нынче, виэталэа… Ничего не ускользало от внимательного взора – ни того, что веснушки у Танрэй не только на лице, но и на руках, на плечах, груди, ни того, что при складном телосложении она как жена Ала могла бы быть изящнее, выше, не мешало бы и обрести стать, уверенность, самолюбие. Впрочем, сойдет и так. Зато, наверное, умная и готовить умеет.

Не зная мыслей Ормоны, Танрэй улыбнулась и стала чуть раскованнее. Здесь все были много старше нее, и она чувствовала себя ученицей, попавшей в компанию взрослых и мудрых преподавателей. Да еще этот жутковатый друг мужа… Не таким она представляла себе Тессетена из многочисленных рассказов Ала! Реальность, на которую она налетела, в очередной раз ее разочаровала.

Ормона усмехнулась. Да, детка, реальность – штука жестокая, если ты еще этого не поняла.

– Ну что ж, мы едем? – воодушевленно потирая руки, спросил Ал, распаленный хорошим вином и предвкушением праздника.

Но поднявшаяся с места Ормона сделала протестующий жест:

– Сначала Танрэй устроит мне прогулку по одежным лавкам. За эти два года я потеряла всякие представления о том, что с чем носят в цивилизованных краях.

Девчонка радостно кивнула, вызвав у той кривоватую, но заметную лишь Тессетену усмешку, и обе они унеслись из дому. Ал с досадой хлопнул себя по бокам, догадываясь, что это надолго.

– Сдается мне, они подружатся… Разговоры о тряпках так сближают женщин, что не разлить водой.

Сетен нахохлился и, глотнув вина, чуть отвернулся на вращающемся стуле в сторону окна и пробормотал под нос:

– Да, да… Водой не разлить…

* * *

Пятигранный Храм возвышался в небе островерхой горой. Сумерки наступали на город, последние лучи закатного солнца касались граней Духа и Разума. Грань Воли (Сердца) уже уходила в тень, отливая багрецом.

Сегодня в Эйсетти съезжались со всего Оритана: заканчивался последний год эры под сенью созвездия Всадницы Земли, и на смену ей приходило созвездие Белого Зверя Пустыни. Помнящие говорили, что это великие времена, но что чреваты они переменами и потрясениями, когда сама планета «становится с ног на голову». Поскольку в таком состоянии она пребывала без малого последние пятьсот лет, все давно уже привыкли ходить вверх тормашками и ничему не удивлялись.

Паском явился в обществе странного (и столь же странно одетого) человека. Тот был необычайно высок, тощ, как палка, черная кожа его отливала синевой, а волосы походили на съежившуюся от огня закопченную паклю. От многоцветья его костюма у окружающих рябило в глазах, и южане, больше привычные к приглушенным тонам, провожали советника с его спутником озадаченными взглядами.

– Это мой друг Оганга с материка Осат, – сказал кулаптр, подводя своего пестрого приятеля к стоявшим у статуи Танэ-Ра Тессетену и Алу с неизменным волком. – Это еще одна экспедиция в поисках «куламоэно», я говорил вам с Ормоной о ней лет десять назад, если помнишь, – добавил он, значительно поглядев на Сетена. – Однако устройство там так и не обнаружили…

Чернокожий друг советника вымолвил что-то маловразумительное и размашисто поклонился, на мгновение спустившись до того уровня, до которого дорастали нормальные мужчины-ори. Голос его был трубным, словно говорил Оганга в рупор, сильно растягивая слоги. Нат с любопытством разглядывал незнакомца, который даже пах иначе, нежели пахнут люди на Оритане.

Учитель Ала продолжал:

– В их народе до сих пор бытует легенда о каком-то там острове в океане, что между их материком и Олумэару. На нем жили воплощенные боги, они все умели. А потом на тот круглый остров, по легенде, упал небесный камень и потопил сушу в волнах.

– А что ж боги? – ехидновато уточнил Тессетен.

– Боги сели на свои повозки и улетели.

– Оу! Ха-ха! Интересная версия. Интересно, это кто же у них до нее додумался?

Но Ал взмахнул указательным перстом и авторитетно заметил:

– Возможно, это была колония аринорцев. Это же на их Атлиэру-Сэо упал тот метеорит пятьсот лет назад…

Оганга закивал невпопад, несколько проходивших мимо женщин шарахнулись от него в сторону, одна схватилась за сердце, другие стали смеяться и приветствовать Паскома. Тот слегка поклонился в ответ и продолжил:

– Оганга быстро освоился у нас. Только на ори говорит плохо.

– Знакомая картина, – кивнул Тессетен. – У них у всех что-то творится с глотками: сколько ни учи, выговорить не могут. Прямо не знаю, что бы такое выдумать, чтобы они хотя бы понимали нас. А что, племя Оганги тоже мнит себя детьми звезд?

– Безусловно. Каждый уважающий себя этнос должен считать именно так. Теперь Оганга думает, что в незапамятные времена его народ просто откололся от нас и ушел на континент Осат, а там почернел от жары.

– И что с «куламоэно» на Осат? Вы ведь для того и направили туда другую экспедицию, верно?

Паском покачал головой:

– На той территории, где сейчас живут сородичи Оганги, телепорта[13]13
  Телепорт «куламоэно» – подробно принцип его работы будет описан в романе «Тень Уробороса (Лицедеи)» (второй роман цикла после «Душехранителя»).


[Закрыть] нет и никогда не было. Вот если бы продвинуться на северо-восток материка да поискать там, в скалистой части… Ближе к морю происходят подозрительные изменения климата. Саванна стремительно становится пустыней. Может быть, это следствие катаклизма, а может, воздействие устройства. Когда им долгое время не пользуются, оно опустошает все вокруг себя – так говорится в записях древних аллийцев. На нем время от времени должна происходить транспортировка, иначе собранная энергия начинает искажать пространство, а как следствие – и климат…

Тем временем Оганга с любопытством разглядывал наводненную людьми храмовую площадь и сам Храм с его ужасной раной. Теперь, на закате, трещина от вершины до середины пирамиды между гранями Жизни и Смерти, была видна особенно отчетливо. А Нат, сидя у ноги Ала, пристально изучал Огангу.

– Учитель! – послышался радостный голос Танрэй, и она с трудом пробилась сквозь толпу поприветствовать Паскома.

Оганге она пришлась чуть выше пояса и, приняв его, как и те женщины, за праздничную разряженную куклу на ходулях, отпрянула, когда он пошевелился.

– О, Природа! – Танрэй рассмеялась. – Простите покорно! Я не ожидала!

Паском пожал ее маленькие руки, но взгляд его сосредоточился на Ормоне, которая неторопливо следовала мимо расступавшихся перед нею горожан. Нат почуял двигавшийся много впереди нее невидимый щит вроде того, что остановил смерч во время их прогулки к острову Трех Пещер два года назад. Только, конечно, многократно слабее.

– Рада вас видеть, советник!

На черноглазой красавице были тонкие обтягивающие штаны и широкий черный лиф, обрисовывающий прекрасные формы. И взгляды мужчин невольно останавливались на ней, а она даже не утомляла себя тем, чтобы их замечать: суровые условия джунглей и заснеженных гор Рэйсатру сделали ее невосприимчивой к подобной чепухе. Нат подумал, что если бы это были взгляды настоящих хищников, то…

– Теперь я вижу, что путешествие пошло тебе на пользу, – признал кулаптр, но избежал рукопожатия. – Не знаю, как другие, но ты, кажется, уже разыскала свой личный «куламоэно»…

– Кому и любовь – «куламоэно», – даже не моргнув, серьезно откликнулась Ормона, в то время как глаза Танрэй округлились от неожиданности и откровенности сказанного.

– Но тебе – не любовь, – подхватил старый кулаптр.

– Да, мой источник не в этом, – признала она, готовая длить состязание в красноречивых намеках до бесконечности.

На этот раз Оганга ни с того ни с сего засмеялся. Даже смех его звучал с осатским акцентом – наверное, в точности так океанские кашалоты призывают своих подружек из глубин на брачные игрища.

– Отойдем, – вдруг сказал Ормоне Паском, и сколько ни прислушивался Нат к их словам и мыслям, пробиться сквозь хаотичный фон разноголосой толпы не смог.

Вернулись кулаптр и она порознь: сначала невозмутимый Паском, а за ним, отставая, шла задумчивая Ормона и покусывала нижнюю губу, будто решая непосильную задачу.

И вот солнце окончательно покинуло горизонт. С востока на небо поползла звездная чернота. А это означало, что час Теснауто с его знаменитым спектаклем о Танэ-Ра и Тассатио вот-вот начнется…

* * *

…С последним всполохом легенды-трансляции о возвращении Тассатио на Алу наступила и самая темная минута праздничной ночи.

Помнящие, менталы – словом, все, кто имел доступ к «тонкому» миру, – оставляли свои телесные оболочки внутри Храма, и «куарт» их переносились в пространство Перекрестка, в это чистилище у корней Мирового Древа. И здесь они узнавали друг друга без искажений, свойственных физической вселенной.

Невероятно изумлен был советник Корэй, увидев издалека своего младшего внука Фирэ среди тех, кто явился приветствовать давно Взошедших соотечественников. Корэй узнал душу мальчика, и тревога пронзила все его существо. Любимый внук являлся «куарт» Коорэ, а тот всегда рождался у одной и той же пары – у Ала и Танрэй, которые притом были и его Учителями. Редкое и нехорошее совпадение: родитель и Учитель в одном лице… Роковое.

Едва вернувшись в физическое тело, старый советник бросился на поиски кулаптра Паскома за разъяснениями.

– Вот вы, кулаптр, говорите, что Коорэ всегда был сыном пары ваших учеников – Ала и Танрэй…

Догнав Паскома и его спутника, дикаря Огангу, с которым сложно было бы затеряться и в более многолюдной толпе, господин Корэй слегка поклонился на ходу.

Кулаптр кивнул в ответ:

– Да. Всегда…

– Но я только что выяснил, что мой младший внук, Фирэ – воплощение «куарт» Коорэ!

– Да, вы не обознались, – печально улыбнулся учитель Ала. – Ваш внук Фирэ – воплощение сына Ала и Танрэй, их тринадцатого ученика…

– Но… как?..

– Хаос и раскол, советник Корэй. Не те «куарт» рождаются не в тех семьях…

Господин Корэй ужаснулся и даже приотстал от спутников:

– Я… не знал, что все настолько удручающе, Паском… – надтреснутым голосом выговорил он, придя в себя. – Что же теперь – когда у ваших учеников появится сын, мой внук должен будет погибнуть для перенесения?

– Оставьте! – досадливо поморщился Паском, вышагивая рядом с мелко семенившим великаном Огангой, который, мало что понимая, предпочитал широко улыбаться окружающим. – Думаете, все так просто? Думаете, Ал – это Ал, а Танрэй – это Танрэй? Фирэ должен был стать сыном Ормоны и Тессетена, но его забросило в вашу семью, а их постигло большое горе, о котором они не забыли по сей день…

Советник Корэй недопонял этой странной оговорки:

– Ормоны и Тессетена? Но почему их, а не…

– Я же говорю: не верьте глазам, не верьте, что нынешний Ал – это истинный Ал. Истинность проверяется аллийским мечом – тот сам выбирает хозяина.

– Вы хотите сказать… – озаренный запоздалой догадкой вымолвил Корэй, – вы хотите сказать, что истинный Ал – это…

Паском лишь дернул подбородком:

– Мы не ведаем заранее всех возможных путей, господин Корэй. Они открываются нам лишь после свершения событий. Я не знаю судьбу вашего младшего внука, но на вашем месте очень заинтересовался бы судьбой старшего. Дрэян тоже их ученик, если вы не знали. В прежние времена его звали Артаарэ. Вот, двое из тринадцати учеников Ала и Танрэй – уже налицо. И Дрэян вызывает у меня отчетливое беспокойство. Не те мысли ухватил и присвоил его разум, советник Корэй. Я сказал бы, что он заразился национализмом габ-шостеров…