Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"
Автор книги: Сергей Гомонов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 44 страниц)
Говорили, весь месяц от нее не отлипал белобрысый бородач Ко-Этл, и она была с ним любезна. Ничего особенного, конечно, такт и политическая вежливость, но… Но вот знал он Ормону, и все тут! Могла, ох могла она очаровать аринорца ради своих целей или же просто очаровавшись его приятной внешностью. Проклятые силы! Слабость у нее, что ли, к этим сивым отродьям?! А еще говорили, что Ко-Этл со своей свитой должен нагрянуть к концу следующего месяца с ответным визитом в Кула-Ори. Нет, это какое-то помешательство со стороны Дрэяна! Это все оттого, что у него давно уже, больше месяца, не было женщины. Всего-то и нужно, что сходить в гостиницу, где есть закусочная и где постоянно пробавляются гвардейцы, да задрать юбку ненасытной (по словам гвардейцев же) дочурке хозяина, с которой уже не по одному разу переспал каждый военный Кула-Ори. Кроме, естественно, Дрэяна, закопавшегося, по выражению Саткрона, в своих бумажках, «как свинья в картофельных очистках».
По дороге в закусочную Дрэян встретил машину возвращавшегося домой Ала. Тот был по обыкновению задумчив, погружен в свою работу и не сразу понял, что с ним раскланиваются и кто это делает.
– А! Господин Дрэян! Да будет «куарт» твой един!
– Пусть о тебе думают только хорошее, атме Ал! Как поживаете вы и ваша супруга?
– Отлично. Трясло бы только поменьше, чтобы не вскакивать по ночам…
– Это да… Ну. Всего доброго, атме Ал.
– Хорошего вечера, атме Дрэян.
Вечер у Дрэяна был неплох. Правда, дочурка хозяина гостиницы оказалась так нехороша собой, что даже набравшись, он не смог убедить себя испытать к ней хоть какой-то интерес как к женщине, а потому в одиночестве побрел домой, напевая под нос песенку о том, что отныне будет в жизни все прекрасно.
* * *
Пятый день они верхом продирались сквозь джунгли, недолго отдыхая от перехода к переходу.
Они – это кулаптр Паском, кулаптр Тиамарто, наконец пришедший в себя после тех жутких «учений», Тессетен и Ормона. Пятая гайна шла запасной, навьюченная провиантом. Был с ними и еще один участник экспедиции, но этот появлялся и исчезал в непостоянной зависимости от каких-то неведомых внешних причин: например, от столбика барометра, от температуры где-нибудь на Сухом острове или от желания задней левой лапы. Всё, что угодно, могло повлиять на возвращения и исчезновения волка Ната, только об этих причинах никто не задумывался, равно как и о самом Нате.
– Паском, – на одном из привалов, отрывая крепкими зубами куски нанизанного на прут жареного мяса, спросила Ормона, – а скажите откровенно: для чего вы так хотели, чтобы мы нашли «куламоэно» и способ к нему подобраться?
Сетен подавил улыбку. Учитель еще полагает, будто они по-прежнему те же, что и пятнадцать лет назад, когда всё затевалось. Что их можно задобрить и отвлечь полуправдой, утешить басней о совместной деятельности, сближающей сердца, народы и профессии. Но за эти годы жена выработала такую хватку, что даже Паскому не вырваться из этих удушающе сладких объятий.
Впрочем, кулаптр и не думал вырываться. Не таясь от Тиамарто, который за время путешествия проявил себя очень благородным и добрым человеком, Паском объяснил:
– «Куламоэно», Ормона, понадобится нам в самое ближайшее время. Дрожь земли усиливается, а это признаки второго удара.
– Что значит – второго удара? – удивилась она. – Нам что, снова ждать гостей с неба? Тогда почему молчит наш великий Ал? Его прибор не работает?
Сетен исподтишка взглянул на старого кулаптра. Ему тоже было любопытно, насколько опростоволосился со своим гениальным изобретением, ради которого однажды в юности едва не свернул себе шею на Скале Отчаянных, братишка-астрофизик. Он почему-то даже хотел Алу неудачи, и его это странное желание теперь почти не смущало. Ал стал для него каким-то лишним, посторонним, мешающим. Наверное, это пришло в тот миг в павильоне Теснауто, когда Сетен уже готов был убить его в Поединке и не успел лишь оттого, что случилась катастрофа.
– Не будет никаких гостей с неба. Второй удар устроим мы сами. Пятьсот лет назад – астероид, теперь – сами люди. Если бы не это, переворот полюсов и сдвиг коры прошел бы для нас почти безболезненно… Мы потеряли бы Оритан, но без таких жертв, без Раскола… Мы успели бы обжить другие территории, не утратив нашу культуру, наши знания, наши светлые умы… Теперь, во втором акте, на планете может не оказаться ни единого местечка, где будет шанс затаиться и переждать последствия второго катаклизма. Нам помог бы «куламоэно», сумей мы его откопать. В свое время им не успели воспользоваться наши предки – аллийцы. И потому их жалкие остатки переправлялись сюда через космическое пространство, многие получили слишком большие дозы облучения и погибли в ближайшие годы, кто-то выкарабкался… Даже будь у нас такие же корабли, как у них, нам некуда было бы лететь теперь. Назад пути нет: Ала мертва уже сотни тысяч лет. Вперед – тоже. Там две планеты, похожие на раскаленную сковороду. А вылететь за пределы системы Саэто мы не сможем…
– «Куламоэно» – это какое-то средство передвижения? – не вытерпел кулаптр Тиамарто. – Так вы думаете, что оно захватило меня тогда?
– Нет, нет, Тиамарто! В плен вас захватило нечто другое, и ради выяснения этого мы сейчас едем туда. «Куламоэно» находится совсем в другом месте, в горах Виэлоро, и мы даже знаем где… Только не можем добраться. И можно сказать, что это средство передвижения… Хотя, конечно, оно больше, чем средство передвижения…
Ормона положила голову на плечо мужу и старательно захрапела. Паском понял намек:
– Не надейся. Я действительно не знаю, как оно выглядит. Но мы должны это узнать, иначе рискуем не пережить новый Сдвиг. А это значит, ваши «куарт» утратят еще больше с новой смертью и очередным перевоплощением, и объединяться вам будет все сложнее и сложнее…
– Спасибо за оптимизм, – покивала она. – Пойду спать. Надеюсь, мне приснится какой-нибудь приятный кошмар.
Ночью вокруг их трех шатров с коновязью посередине бродила громадная полосатая кошка с длинными клыками, торчащими из пасти. Вероятно, она положила глаз на скакунов, и бедные гайны то и дело похрапывали, тихо булькали ржанием, фыркали и топали, не давая путешественникам уснуть. Наконец к лагерю прибежал Нат, улегся у входа в шатер Паскома – и вот наступила блаженная тишина!
– Если завтра это повторится, – шепнула Ормона, пристраиваясь поудобнее возле дремлющего Тессетена, – в нашей спальне станет на одну полосатую шкуру больше.
– Угум, – сквозь сон отозвался тот и одним движением, сграбастав ее к себе, разрушил все приготовления супруги к благополучному отдыху у него на плече.
– Мужлан! – проворчала Ормона, не в состоянии выпутаться из-под тяжелой руки, и заснула, как получилось.
А ему был сон, как будто бы на исходе ночи она все же отодвинула его руку, приоткрыла полог шатра, чтобы рассеянный свет проник внутрь, и долго смотрела ему в лицо.
– Убей меня, моя любовь, – шепнула наконец жена, – сделай меня бессмертной… Убей меня…
Он содрогнулся от этих слов, но сделал вид, что спит и не слышит. Его не смущало, что с закрытыми глазами он продолжает видеть все, что происходит вокруг.
Ормона поднялась и вышла наружу. Сетен тут же вспомнил, что ночью тут кружила опаснейшая зверюга, схватил атмоэрто и последовал за нею, не заметив, что нога его здорова и хромоты нет в помине.
Рассвет разливался над джунглями, пробудившиеся гайны пощипывали траву, метеля себя по бокам волосатыми хвостами, а тучи москитов роились над шатрами, отчего-то не смея приблизиться к людям и оттого изводясь от голода и злости.
А невдалеке на маленькой полянке беззвучно танцевали двое – женщина и мужчина. Это был очень древний, очень сложный и очень красивый танец касаний. Он походил на философию, на целое учение. А они исполняли его среди этих диких зарослей, себе в удовольствие, сказочно красивые и гармоничные, словно Мироздание. Каждое их движение порождало невидимую, но ощутимую волну, что устремлялась к лагерю и обволакивала его плотным слоем защиты, о которую и разбивали свои алчные рыльца озверевшие комары.
Сетен подошел ближе и выглянул из-за дерева. На поляне танцевала пара, и это была его ожившая скульптура – женщина, один в один похожая на Ормону, и незнакомец в старинном костюме. И вот они обернулись, мужчина повел носом, словно что-то учуял, а потом, улыбнувшись, показал своей партнерше возвращаться.
Тессетен проснулся оттого, что на груди у него завозилась Ормона, которую, ухватив за рукав сорочки, настойчиво теребил Нат.
– Всё-то тебе неймется, пес! – простонала она, садясь и растирая затекшую шею.
Волк не ошибся: всего через несколько часов путешествия их глазам предстал большой холм, в рукотворность которого было трудно поверить, но который по всем признакам был рукотворен и в незапамятные времена имел форму пятигранной пирамиды.
Глава двадцатая,
софистически рекомендующая выстилать дорогу в ад благими намерениями, а дорогу в рай, соответственно – недостойными
Еще вчера вон те звезды чуть по-другому висели над засыпающей землей, а теперь прыгнули в зенит и покалывают ледяными иголочками оттуда.
Прошло много времени с тех пор, как черная волчица сбежала из Эйсетти в Самьенские Отроги. Ей было непонятно, почему с каждым днем на ее родине становится все холоднее и почему меняется, будто переворачиваясь, небо.
Иногда она уходила к замерзшему озеру Комтаналэ и пыталась выкопать там свои старые припасы, чтобы унять постоянный голод. Озеро теперь в течение всего года стояло подо льдом, и зверь чуял: это происходит из-за того, что тепло ушло куда-то из-под земли вместе с многими родниками и подземными реками. Волчица с остервенением царапала твердокаменную землю, однако впустую стесывала когти.
Город пугал ее с того самого дня, когда небеса выпустили множество птиц, сеющих смерть, и те уничтожили дома двуногих жителей. Волчица боялась подходить к постройкам: ей всё казалось, что откуда ни возьмись вылетит крылатая смерть и снова начнет плеваться огнем.
Она лишь иногда взбиралась на перевал у Скалы Отчаянных, смотрела издалека на опустевшие улицы, тонущие в снегу заброшенные здания и вереницы людей, которые зачем-то подолгу стояли на холоде. Однажды оттуда ветром донесло головокружительный запах пищи – не мяса, от такой роскоши она почти отвыкла – а тех кусочков из запеченной муки. Она съела бы что угодно, лишь бы подавить боль в сжимающемся пустом нутре. Люди побаивались ее сородичей, считая, что те с голодухи способны нападать на бывших хозяев, но волчице не пришло бы и в голову сделать такое: она с молоком матери впитала, что человек – это неприкосновенный вожак ее стаи. Любой. И волчица скорее напала бы на другого волка, чем на людей.
Когда длинная очередь расползлась, а громадное чудовище на колесах, вокруг которого все они топтались, уехало в заснеженную полярную ночь, зверь осмелился подойти ближе и обнюхать землю. Несколько крошек снеди валялись в снегу, просыпанные кем-то из чудовища на колесах, и волчица, не разбирая, стала жадно глотать ледяные комки с кусочками печеной муки. С тех пор она всегда караулила такие очереди и прибегала, когда все расходились. Иногда ей приходило драться за еду с другими волками, пронюхавшими, в чем тут дело.
Так было и сегодня. Она стояла на своем холме, дрожа от холода и щурясь от ветра. Сегодня чудовище на колесах должно было приехать на площадь у Храма, но его все не было и не было. Храм высился в мутной дали бесформенной горой, и трещины расщепили его верхушку так, что другая часть города просвечивала сквозь них.
И вот снова, как бывало и прежде, волчица ощутила странную щекотку в глазах. Мир заполнился незнакомыми оттенками цветов, прежде угрюмо-серый, но зато ярко пахнувший. А теперь нюх так же быстро пошел на убыль, как прояснялось в глазах. Голова повернулась вопреки ее воле – вправо, влево. Животное покрутилось на месте, изучая окрестности. Дрожь прошла, но брюхо по-прежнему сводило от голода, а толпа на площади так и не появлялась. И тут разум велел: «Вперед!»
Псица со всех ног кинулась туда, к Храму, рывками выдергивая тощее тело из сугробов. Обогнув пирамиду, она выскочила на одну из трасс, но, чтобы не попасться на глаза редким проходим, спрыгнула на заснеженный лед канала. На той стороне, словно охраняя Ведомство, высилось огромное изваяние человека. Волчица неслась ему навстречу, не чуя ног.
Каменный мужчина продолжал смотреть на свою попутчицу, оставшуюся навеки у Храма, а зверь вскочил на низкий постамент и, прячась за свисающим до его пят плащом, стал пристально вглядываться в окна Ведомства и в спирали подъездных дорог. Ей нужно было разыскать одного-единственного человека, и тот должен быть здесь, в этом здании.
Прошло немало времени, прежде чем он в окружении нескольких крепко сложенных спутников погрузился в красный шарик, созданный доставлять пассажиров к ведомственной парковке. Волчица вздохнула. Нет, его не достать, все тщетно. Никаким доступным ей способом убить его не получится. Его охраняют на двух планах сразу, и ей, тем более воплощенной в теле зверя (что уже риск), с ними не потягаться. Этот мужчина, вожак людской стаи, отобрал себе лучшую свиту, потому что его смерти желает далеко не она одна…
Секунда отчаяния – и вот волчица стоит у ног статуи и недоуменно вспоминает, когда успела прибежать сюда и почему не приехало чудовище на колесах с кормежкой для толпы.
А мир все так же сер, и город пахнет смертью…
* * *
Давненько Ал не был таким вдохновленным и счастливым! Он едва не плясал от радости перед Танрэй, сжимая что-то в кулаке. Подхватив жену за плечи, молодой ученый стал кружиться по гостиной под ее заливистый смех, но тут их точно ледяной водой окатил вопль госпожи Юони:
– Вы не соображаете, что делаете, Ал?!
Он со стоном поднял глаза и увидел стоящую у перил на втором этаже тещу. Танрэй тяжело вздохнула:
– Мама, перестаньте!
– Замолчи! Господин Ал, я понимаю, что ученые – люди слегка рассеянные, – ядовито продолжала Юони. – Но, быть может, вы слегка опуститесь с небес на землю и обратите внимание, что ваша жена в священном состоянии и ее нельзя так трясти? А то, может быть, для вас будет шокирующим открытием рождение сына?
Танрэй знала, что муж ни за что не станет вступать в перепалку: это было ниже его достоинства. Он просто сейчас развернется – вот! уже развернулся! – и уйдет из дома… уже ушел.
– Мама, но почему вы всегда все портите? – в отчаянии крикнула молодая женщина и, выскочив вслед за Алом, хлопнула дверью.
Бегать ей было тяжеловато, но чтобы догнать длинноного попутчика, нужно было бежать, поскольку он не остановится ни за что, сколько ни зови.
– Ал! – она схватила его за руку и долго пыталась отдышаться, удерживая его и прижимая ладонь к груди. – Они уже скоро переедут. Потерпи еще немножко! Лучше расскажи, чему ты был так рад?
Он отвернулся. Даже в глубоком унынии он был необычайно хорош собой… и недосягаем – эта недосягаемость и заставляла ее суетиться, пугая перспективой лишиться его интереса, особенно сейчас. Танрэй знала: та ночь была какой-то роковой ошибкой, что бы ни говорил ей в утешение Тессетен. Не Тессетену жить в их семье, где после того Теснауто и ее объявления о беременности что-то треснуло в отношениях и уже не срослось. Ал промолчал тогда, разве только не поморщился. Но терпел. А она сдуру прыгала вокруг, радуясь, что промолчал, что терпит. Как будто ей больше всех нужно! С ума сойти, как все запуталось! Понимает, что делает глупость за глупостью, позволяя ему вообразить себя непревзойденным, и ничего не может с собой поделать. Ал же все сильнее подчеркивает свою независимость и не проявляет особенного интереса ни к ней, ни к ее чудовищно раздутому животу. Она и в лучшие-то времена проигрывала перед высокими стройными красавицами-южанками, а теперь… Вот уж здорово пошутил однажды Сетен, сказав, будто священное состояние добавило плавности ее движениям! Иначе как попыткой подбодрить такую чушь не назовешь – тем более, он все время видит рядом такую красавицу, как его Ормона! А кем стала Танрэй? Кто она теперь? Низкорослая туша на измученных отечных ножках, перекатывающаяся, словно жирная утка… Ей было противно смотреть на себя, безобразную, в зеркало и тяжело существовать, едва дыша и постоянно страдая – то от неуклюжести, то от боли в спине и гула в ногах, то от дурацкой забывчивости, чехарды в мыслях, плаксивости. Вот уж молодцы эти их ученые мужи из лаборатории! Могли бы вместо того, чтобы заниматься всякой чепухой, изобрести какое-нибудь деторождающее устройство и избавить женщин от этих кошмаров… Гении! Но оно и понятно: не им же мучиться. Они и представить себе такого не могут, а чтобы появилась цель изменить существующий порядок вещей, нужно претерпеть страдания на собственной шкуре… Думают, все эти издевательства над психикой проходят просто так!
– Да неважно, – как и ожидалось, отозвался Ал, что-то пряча в карман штанов. – Пожалуй, загляну-ка я в лабораторию. Кажется, забыл отключить проек…
– Ал, перестань! Ничего ты не забыл! Я сама почти живу в школе, только бы не слышать эти бесконечные попреки, но ее не переделаешь, мы с нею говорили тысячу раз – и все по-старому. Она такой человек. Паском уже предрекает, что Коорэ я рожу прямо в классной комнате, – Танрэй грустно рассмеялась, не выпуская его. – Расскажи, что ты там спрятал?
Он прошептал что-то себе под нос, пытаясь убедить самого себя не держать в памяти всякую ерунду, и вытащил из кармана маленький кристаллик.
– Видишь?
– Вижу. А что это?
– Подержи в руке – полегчает.
Он как будто угадал ее настроение. Это было неожиданно и приятно. Может, все не так плохо?
Танрэй подставила ладонь, с минуту стояла, настороженно прислушиваясь, а потом невольно заулыбалась:
– Праздник переодеваний на Прощание с Саэто… Не помню, в каком это было году, но мы с тобой тогда повеселились всласть… Ах! Вот еще вспомнилось, как мы с тобой были на озере Комтаналэ, и там… – она таинственно умолчала финал фразы, вместо этого засмеявшись: да уж, было здорово в те денечки! – Послушай, а ведь оказывается у нас тогда было так много счастья, Ал!
Он указал глазами на кристалл. Улыбка сразу же сползла с ее лица:
– Это что, проектор грез и дорогих воспоминаний?
– Не-а. Думай!
– Ну перестань! Ты же знаешь, что я ничего не смыслю в твоей специальности!
– Хорошо, тогда подсказка. Было ли в твоей памяти хоть одно воспоминание без моего участия?
Она задумалась, перебирая нахлынувшие сюжеты один за другим:
– Пожалуй, нет… Ты всегда рядом… И что это означает?
– Сама не догадываешься?
– Ну нет же! – она от досады топнула ногой: любит он щекотать нервы.
– Этот кристалл создан как носитель информации, извлеченной из молекулы моей крови.
Танрэй потерла виски и устало присела на скамейку возле той самой пристройки, на которую во время землетрясения грохнулось дерево. Дыхания едва хватало.
– Что же, информация из молекулы твоей крови действует, как дурман?
Ал опустился перед нею на корточки и, взяв за руки, заглянул в глаза:
– Тук-тук, как меня слышно, моя любимая женушка? Есть связь? Тук-тук!
– Не издевайся. Я правда не понимаю…
– Да ведь все просто! Люди – те же самые животные, во всяком случае, наша физическая оболочка на этом плане существования. Но обоняние у нас работает немного иначе, нежели у зверей. Мы чувствуем все те же запахи, что и… скажем, Нат… только не понимаем больше девяноста процентов их смысла. Зато подсознание наше понимает все и старательно подает сигналы. Прежде люди их не игнорировали, знали, что из чего проистекает, и вслушивались в себя. А теперь это как-то отошло, а жаль. Сейчас многие, особенно северяне, считают интуицию мистическим проявлением, а это всего лишь информация, зашифрованная мудрым подсознанием и почерпнутая им из множества окружающих запахов. Если, скажем, синтезировать букет ароматов, когда-то окружавших человека в миг счастья, и дать ему их ощутить, он вспомнит до мелочей то, что уже, возможно, давно не поднимал из напластований событий. Вспомнит звуки того момента, вспомнит краски, людей, что его окружали, их особенности… Всё придет, придет и то ощущение счастья – и это спровоцирует гамма запахов, не что иное… Мы с тобой выбрали друг друга не за красивые глаза, поверь… Ну нет, за них тоже! – он засмеялся и ласково провел ладонью по ее щеке, легко коснулся бровей и отвел от лица рыжие завитушки волос. – Но в первую очередь нас подтолкнуло друг к другу подсознание, расшифровавшее запахи и решившее, что мы созданы друг для друга.
Она почувствовала какое-то неудобство. Это все, конечно, очень стройная гипотеза. Ее и в самом деле никогда не тянуло ни к кому больше, если не считать… Но там другое. Скорее всего, надуманное. Или спровоцированное тем мужчиной, существование которого зиждилось на былом расколе некогда единого «куарт». Он, в отличие от Ала, силен в тонком плане почти как целитель и вполне мог бессознательно – или сознательно – очаровать ее, заставив не замечать его кошмарную внешность и страстно желать ночами. Танрэй боялась признаться даже самой себе, но иногда нет-нет да сожалела, что этот шевелящийся в ней человечек, которого все величают Коорэ, – сын Ала, а не того, другого, с кем у нее не было ничего, кроме этих нелепых фантазий и вожделения. Дурные мысли, но они бывали, и стоило немалого труда их отогнать. Да и было ли это так плохо, как ей казалось? В конце концов, он тоже отчасти Ал – может быть, даже больше Ал, чем она – Танрэй…
– Кристалл синтезирует запах?
– Нет, он транслирует уже расшифрованную информацию – то, что у хорошо обоняющих животных происходит в специальном мозговом центре. А здесь – всё уже адаптировано под человека, все разжевано и объяснено. Поэтому ты вспоминаешь меня, ну а поскольку когда-то мы выбрали друг друга, повинуясь инстинкту, то вспоминаешь ты меня в наши счастливые минуты. Уж так работает наша психика. Расскажи, что ты испытала, вспомнив те эпизоды?
Она хмыкнула. Нет, все это, конечно, очень романтично, но вот проникнуться не получается. Не до романтики, когда ощущаешь, будто проглотил самую громадную тыкву на огороде агронома-профессионала, а она еще и шевелится в тебе, как заведенная.
– Я просто вспомнила, – сказала Танрэй и поняла, что страшно разочаровала его как ученого своим ответом. – Нет, все правильно, мне было хорошо и тепло, но…
– Понятно, – сухо сказал Ал, поднимаясь и пряча глаза. – Значит, рано я обрадовался. Эту штуку придется дорабатывать. Правда, я не знаю еще как…
И тут его перебила возникшая на садовой дорожке госпожа Юони:
– Господин Ал!
– О, нет! – тихо простонал он.
– Едва вас нашла! Вас вызывает господин Зейтори, подойдите к переговорнику!
С трудом отлепившись от скамейки, Танрэй поползла следом за ними. Когда она добралась до веранды, Ал уже выходил обратно.
– Что случилось? – вздрогнула она при виде выражения его лица и почему-то сразу подумала об экспедиции Паскома. – Что-то стряслось с нашими в джунглях?!
Он махнул рукой:
– Нет, на Базе поймали сигнал, что какая-то орэмашина с Оритана просит разрешения на посадку.
– И ты думаешь, что это не ори, а…
– Я не знаю, солнышко. Да ты успокойся, что с тобой? Сейчас возьму военных, и мы поедем туда…
Она вздохнула и ничего не ответила.
* * *
Прилетевшие и в самом деле оказались ори. Их было очень много – они битком забили орэмашину. Ал смотрел на все это и никак не мог придумать, где же они смогут разместить такую ораву. Похоже, с мечтой справить родителей жены в отдельный дом придется распроститься…
Авторами этого спонтанного переселения были двое: женщина, Помнящая, последний духовный советник Объединенного Ведомства, и мужчина, орэ-мастер, уже немолодой и чем-то удрученный.
– Мы собрали всех, кого смогли, – объяснила госпожа Афелеана, рассматривая Ала. – Вы помните меня, господин Ал?
– Да, конечно. Я вот думаю: может быть, расселить вас пока в павильонах комплекса Теснауто?
– А что это такое? – спросила Помнящая, оглядывая теперь все вокруг и очевидно восторгаясь теплом и буйством природы.
– Не обращайте внимания, это мысли вслух. Сколько вас?
– Сколько нас? – передала она вопрос орэ-мастеру.
– Сто двадцать три человека, если не считать младенцев и еще не рожденных, – сказал тот и снова отошел к шасси, в котором ему что-то не нравилось.
Помнящая и Ал последовали за ним.
– Паорэс, познакомьтесь! Это господин Ал, лидер кула-орийских эмигрантов…
– Не совсем так, я скорее заменяю нашего лидера, когда… – подправил тот, но она сделала рукой жест безразличия, и Ал смолк.
– А это – орэ-мастер Паорэс… – (Кудрявый мужчина приглядывался к полуоси опоры и рассеянно кивнул, так и не подняв головы.) – В Эйсетти мы с его семьей были добрыми соседями.
Тем временем гвардейцы Дрэяна шустро разгружали машину, перебрасывая небогатый скарб переселенцев в подъехавшие грузовые фургоны.
– Нам едва хватило топлива, но до Сухого острова Паорэс дотянул. Там, в одной из колоний, мы и дозаправились… Всюду упадок, господин Ал. Я не думала, что Оритан настолько забросил что колонии, что эмиграцию…
– Подозреваю, что им не до нас. Скажите лучше, госпожа Афелеана, когда они сделают это? – мрачно спросил Ал: он понимал, что просто так она никогда бы не пошла на подобный шаг, смахивающий на дезертирство. То, что мог себе позволить древний Паском, прежде было не по зубам остальным, и они ограничивались простой отставкой.
Помнящая замолчала.
– В день Восхода Саэто… – произнесла она наконец.
– Так скоро… – прошептал он и мимоходом подумал, успеет ли родиться их с Танрэй сын и каково им будет смотреть друг на друга за секунды до ужасной смерти.
– Аринора не оставила нам выбора. Но это уничтожит наши страны – а быть может, и всю планету… – женщина скорбно поджала губы. – Но мы улетели в надежде выжить. Мне жаль обременять вас, но вы – единственный наш шанс на спасение…
– О чем вы говорите… – выдохнул он. – Просто нужно крепко подумать, где и как разместить людей.
Помнящая улыбнулась. У Ала, как теперь видела она, начали проявляться черты настоящего правителя. Прежде он был идеалистичен и аморфен.
Ребята Дрэяна справились с погрузкой без помощи диппендеоре: последняя волна эмигрантов уезжала в том, во что люди были одеты и что успели собрать из самого важного, дабы не случилось перевеса.
– Все готово к отправке, – доложил Дрэян Алу.
– Вы ведь внук советника Корэя! – узнала Афелеана, удивившись невероятному сходству его с Алом. Даже родной младший брат был гораздо меньше похож на него. – Примите мои соболезнования в связи с гибелью дедушки и брата. Фирэ был героем…
Ал и Дрэян переглянулись.
– Знаете, госпожа Афелеана, – проговорил первый, – Фирэ не погиб. Он теперь помощник господина Паскома.
Помнящая сначала недоверчиво, а потом радостно заулыбалась:
– Так ему удалось выбраться из этого кошмара!
Паорэс возник рядом, будто прислушивался к их разговору. Хотя это было невозможно: уж очень далеко отошли они от орэмашины.
– Дрэян!
– Паорэс!
Они обнялись, как старые друзья. Впрочем, они оставались друзьями и теперь, хотя жизнь на некоторое время разбросала их в разные стороны.
– Я даже не надеялся, что мы сумеем приземлиться, – тихонько признался ему отец погибшей девочки.
Цепочка машин потянулась от Базы к Кула-Ори.
* * *
– Здесь в точности как на Острове Трех Пещер, – оглядывая узкий коридор, в который они с трудом нашли проход, сказала Ормона. – Помнишь ту нашу прогулку на лодочке? – засмеялась она.
Сетен кивнул, отлично припоминая, как она потом лечили друг другу многочисленные ссадины и синяки – последствия обрушившейся на остров волны из озера.
Неприятное ощущение здесь точно присутствовало. Не такое сильное, как тогда, но покинуть это место уже хотелось.
– Не заблудиться бы, – на всякий случай проговорил Тиамарто, приподнимая фонарь повыше над головой.
– Пока с нами Нат, – Паском положил ладонь на большую голову волка, – мы можем об этом не переживать.
Нат шел впереди, как-то незаметно приняв на себя обязанности проводника, процессию замыкал хромающий Тессетен. Идти приходилось гуськом, иногда протискиваясь между стенами, и труднее всех приходилось ему с широкими плечами и покалеченной ногой. С каждым шагом дышать становилось труднее, и воздух тут пах землей, сыростью и еще чем-то непонятным, но ярко выраженным, напоминающим гарь.
– Я хотел, – сказал Паском, вслед за Натом карабкаясь в очередную расщелину, – чтобы вы с Ормоной увидели это своими глазами, – он покряхтел, но рывком одолел препятствие в виде осыпи. – Именно вы. Хотя в нашем случае «увидеть своими глазами» – это просто фигура речи. «Скрепку» вы почувствуете. Вы уже должны начать ее чувствовать.
– Так что ж за скрепка? – крикнул вперед Тессетен.
– Это искусственные сооружения, выстроенные в определенных местах геологических разломов. Фу-х! Давайте-ка передохнём, и я все расскажу…
Они сползли по стенкам, усиленно добывая воздух для дыхания, отчего дышать им всем приходилось чаще и тяжелее. На полу рукотворной пещеры было чуть прохладнее и свежее.
– Душновато здесь, однако… – заметил молодой кулаптр, передавая Ормоне флягу с водой. – С прошлого раза не помню ничего. У меня тогда отчего-то все вертелось перед глазами, как в вихре…
– Эти сооружения, – продолжал Паском, – выполняют две функции: они скрепляют разрывы в истончавшей ткани между двумя мирами, и они же оказывают необходимое давление на почву в определенной точке планеты, усиливая работу «куламоэно», а также стабилизируя земную кору.
– Кто же их строил? – Сетен слегка брызнул из фляги на ладонь и умыл лицо.
– Этого я сказать не могу. Может быть, до нас на этой планете была какая-то цивилизация, впоследствии исчезнувшая или ассимилировавшаяся с аллийцами. Может быть, это дело рук самих аллийцев… Одно точно: такие «скрепки», дежуря на границе миров, строго отсортировывают то, что принадлежит этому плану, от того, что должно быть на другом. Где-то мне попадалось другое их название – обелиски. Вот потому вы, Тиамарто, и были захвачены полем этого обелиска: в системе «Мертвец» вы обманули не только сородичей, но и его.
Тиамарто покачал головой. Несмотря на пережитое, со временем он все больше выправлялся и выглядел теперь хоть и старше своих настоящих лет, но не так, как прежде, в первые минуты выхода из системы.
– Мне здесь как-то легче на душе стало, – признался он.
– Значит, вернули себе утраченное.
Все они поднялись и пошли дальше по лабиринту. По ощущениям Сетена, группа была уже на подходе к центру сооружения. Его внутренний компас и созидательская выучка позволяли худо-бедно использовать пространственную ориентацию даже в замкнутых помещениях с запутанной системой коридоров. Только вот нога болела все сильнее. Уж лучше сутками ехать верхом… Жена была права когда-то, заставив его выучиться верховой езде.