Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 44 страниц)

– Ты что-то выспрашивал меня, так? – с подозрением осведомилась она.

Сетен быстро справился с оторопью, но напоследок еще раз взглянул в сторону упавшего на пол серебристо-белого клочка волос.

– Да ни в жизнь! – иронично отозвался он, решив ни в чем не признаваться. – Просто ты немного болтала во сне – кстати, о Коорэ, – вот я и посвистел тебе на ушко, чтобы не начала еще и храпеть…

Прогнав остатки гнева, она усмехнулась:

– В следующий раз свисти губами, а не руками!

Тессетен понял, что жена успокоилась и что с ней можно говорить о серьезном.

– В чем же дело, Ормона, родная? Ты все еще зовешь его к нам? Тебя не остановило то, что Паском восемнадцать лет назад едва вернул тебя к жизни?

Он хорошо помнил тот страшный день, о котором с тех пор супруги предпочитали не только не говорить, но даже не намекать и не думать. Но забыть его было невозможно…

Ормона взглянула на мужа так, точно хотела поднять на смех, но еще не решила, делать это сейчас или чуть повременить.

– Когда меня такое останавливало, Сетен? Ты же знаешь: я нечувствительна к боли.

– Не обманывай.

– Я нечувствительна к боли! Ни к какой, – она раздвинула губы в мимолетной улыбке. – Он все равно будет здесь. Он не родится здесь, он приедет сюда – уже взрослым. Если мы провалили затею Паскома с «куламоэно», то надо же, чтобы кто-то позаботился хотя бы об ученике!

Тессетен вдруг почувствовал, что ему хочется прижать ее к себе и, просто закрыв глаза, ощутить еще раз ту Танрэй, которой она пришла к нему, будучи сомнамбулой.

– О самом непредсказуемом ученике, – кивнув, прошептал он ей на ухо.

– И самом любимом… – Ормона подняла лицо, схватывая с его губ жадный поцелуй, и, увлекая за собой, отклонилась гибким телом на постель. – Тринадцатом ученике тринадцатого ученика!

* * *

Улегшись в зарослях кустарника, тринадцатый ученик тринадцатого ученика разглядывал удивительную компанию возле шахт, расположенных в неглубоком карьере северной части острова.

Люди отдыхали от работы. Несколько молодых парней-ори забавлялись, левитируя камни в состоянии «алеертэо» и тем самым поражая воображение своих смуглых помощников. Один ори улегся в сухую траву и поднял диппендеоре. Громадный «кадавр» принялся состязаться с гигантской каменной глыбой, что ползала по воле нескольких шутников. Местные жители старались держаться подальше, но все же не убегали, любопытствуя, чем закончится удивительная борьба.

Под смех ори каменная глыба, отбросив диппендеоре, шустро поползла вверх по склону, в сторону зарослей Фирэ. На земле она оставляла глубоко пропаханную борозду.

Предугадать, куда направят ее рабочие, юноша не мог и предпочел устроить им небольшую дестабилизацию, пока не пришлось выдавать себя, глупо бегая по кустам от рехнувшегося камня.

Глыба рухнула наземь, не удержалась на пригорке и покатилась обратно, сбив по дороге «кадавра», а заодно разогнав во все стороны лишенных сосредоточения людей.

– Эй, кто это там? – крикнул выбравшийся из транса ори.

Фирэ понял, что ему пора показаться. Он вышел на пригорок и помахал рукой.

Приняли его на удивление радушно. Нравы здесь были просты, сердца людей – не омрачены войной и постоянной стужей. Колония ори на острове Просыпающегося Саэто оказалась немноголюдной, а местные жили поблизости в своих деревнях, работали вместе с белыми, а досуг проводили особняком, откровенно побаиваясь способностей «детей неба». Да и еще бы не побаиваться, когда те просто так, развлечения ради, гоняли по всему острову неодушевленные тяжелые предметы, могли заставить небеса пролиться дождем в засушливый период, могли вылечить умирающего, забираясь для этого к нему во внутренности или в голову. Во внутренности они лезли руками, а вот голову исцеляли, вселяя свой дух в тело больного и приводя в порядок расстроенные струны. Так, во всяком случае, со стороны казалось жрецам аборигенов.

– Как же здесь все не умерли от чужих болезней, с которыми не знакомы защитные силы? – с профессиональным любопытством спросил Фирэ кулаптра колонистов по имени Орьерго.

Тот рассказал, что поначалу сюда очень аккуратно подселили микрофлору, естественную для жителей Оритана, и стали наблюдать за людьми. Некоторые и в самом деле начали заболевать. Тогда их быстро вылечили, а уцелевших вакцинировали. И только после этого белые разоблачились и показали себя настоящих туземцам, которые до тех пор были уверены, что защитные стерильные одежды с прозрачными пластиковыми шлемами – это кожа «детей неба».

– А смертей не было, – добавил Орьерго. – Тогда еще действовало Объединенное Ведомство с его духовно-гуманистическими принципами…

Оказалось, что ори жили здесь уже несколькими поколениями, многие считали этот остров своей родиной, а Оритан, который если и видели, то в редких, долетающих сюда трансляциях, – красивой полубылью-полусказкой.

– Нам иногда рассказывают, что творится у вас… – кивнул новый знакомый Фирэ. – Трансляции у нас тут принимаются худо, зато торговые миссии привозят продукты, технику и информацию.

Что ж, подумал Фирэ, значит на технику для дойных коров – колоний – Оритан не скупится даже сейчас…

Узнав о том, что их гость – потомок древнего рода ори, да еще и «куарт» Коорэ (Фирэ не говорил, Орьерго сам рассмотрел его), староста колонистов счел за долг и за честь поселить молодого человека в своем приземистом четырехугольном домишке. Настала очередь Фирэ удивляться нелепой архитектуре построек внешнего мира.

А ночью… Ночью всегда приходила тоска, выгоняя сон и заполняя собой пустое пространство на том месте, где прежде было что-то, имеющее смысл в этой жизни. С утратой драгоценного кусочка «куарт» Фирэ днем чувствовал себя превосходно, не испытывая ни боли, ни печали, зато ночью расплачивался сполна, утопая в зеленом болоте ноющей тоски.

Однажды они с кулаптром Диусоэро на Оритане были вынуждены ампутировать ногу одному из солдат – тот был ранен и обморозился, у него началась гангрена и распространилась до голени… Отхватили выше колена, но на том беды солдатика не закончились. Даже когда все зажило, он жаловался целителям на то, что чувствует, как болит простреленная щиколотка и обмороженные пальцы отсутствующей конечности.

Теперь Фирэ вспоминал того солдата и думал о том, чего же мог лишиться он сам и что продолжает ныть ночами по старой привычке…

Он пробыл в колонии две полных луны, и к середине лета понял, что не видать ему покоя, покуда не состоится путешествие на Рэйсатру. Юноша поделился мыслями с Орьерго, на что кулаптр ответил:

– В следующем месяце в нашу акваторию зайдет траулер, который потом отправится к Сухому Острову. А на Сухом выбор больше, что-нибудь найдешь, чтобы добраться до Рэйсатру. Но почему ты так уверен, что там тебе будет лучше, чем у нас?

– Я не думаю, а знаю…

Орьерго покачал лысеющей головой и поманил его к себе:

– Скажу по секрету: староста доверяет тебе настолько, что хочет отдать за тебя дочь, обучить своим знаниям по управлению и сделать преемником. Здесь всегда тихо и спокойно. И. знаешь, даже если Оритан прекратит снабжать нас техникой и продовольствием с большой земли, мы проживем и без его помощи.

Фирэ промолчал. Ну как объяснить этим гостеприимным людям, что не видит он никакого смысла в женитьбе на женщине, не являющейся попутчицей? Имеет ли он право потворствовать разгулу хаоса, который и без его участия развели на планете «непомнящие»? Не станет ли испытывать упреки совести, внеся свою лепту в раскол новых душ – а то и впустив в этом мир бездушных, способных только есть, спать, совокупляться и – хватать, хватать, хватать?

И в следующем месяце он без сожаления распростился с новыми знакомыми, отправляясь к берегам Сухого Острова.

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ

soundtrack – http://samlib.ru/img/g/gomonow_s_j/aaageometrya/101-ayreon-age_of_shadows.mp3

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВСЯ БОЛЬ ЭТОГО МИРА

Великая молчунья возле нас

Верна себе – и только. Никакой

нет почвы для острасток и прикрас.

Окружена рыданий клеветой,

стоит, как трагик греческий, она.

Не все на свете роли величавы.

Мы суетно играем ради славы,

а смерть играет, к славе холодна.

Райнер Мария Рильке

Глава шестнадцатая,
где доказана правота сентенции о том, что неблагодарность – обычная награда за хорошо выполненную работу

Кровь почти кипит от возбуждения.

Никогда до приезда на Рэйсатру Саткрон не чаял в себе такого азарта. Выслеживать туземца, словно дикого зверя, красться за ним, зная, что конкуренты поблизости и тоже не дремлют…

Охота на зверя – не то. Нет такого куража. Хотя большинство ори и считают аборигенов полуобезьянами, в сердце и душе теплится ощущение: жертва – человек, не зверь. И потому так сладостно и захватывающе ноет в животе, потому столь приятно щемит в груди. Нет преград.

А самое главное, что эти антропоиды с удовольствием охотятся на своих же. Треть команды Саткрона – приматы-кхаркхи из той же деревни.

Саткрон ждал, и вот послышались шаги. Это возвращался из Кула-Ори в свой поселок ученик северянки с этой их возмутительной репетиции спектакля к празднику Теснауто. Медлить было нельзя, и Саткрон быстро побежал вниз, пригибаясь и почти стелясь над землей. Кровь снова заклокотала в его жилах.

Дикарь, кажется, насторожился…

– Эой! Эой! – крикнул он для самоуспокоения. – Есть кто?

Саткрон замер. Исчезли и конкуренты. Правила таковы, что если жертва тебя заметит или – того хуже – успеет предпринять попытку защититься, ты лишаешься права преследовать ее в дальнейшем. Если же этот этап прошел гладко, но когда ты сворачиваешь ей шею, она издаст хоть звук – ты не участвуешь в следующем предприятии, над тобой посмеиваются друзья и вообще ты начинаешь чувствовать себя неудачником. Саткрон уже однажды прошел через это и больше не хотел. Эти правила придумали уже они сами, без участия Той, которая последней заглядывает в глаза. Она играла по-своему, они по-своему. Все честно.

А вот, пожалуй, удобный момент: тропинка сужается, с одной стороны – обрыв, с другой – скала. Еще несколько шагов – и Саткрон вырывается из кустов.

Туземец не успевает и охнуть, а его позвоночник уже глухо крякает под руками убийцы. Одним движением Саткрон сбрасывает труп в обрыв. Даже не нужно возиться, маскировать следы преступления. Очевидный несчастный случай. Поскользнулся в период муссонных дождей. Ох уж этот противный климат!

Недовольные проигравшие покидают засаду. Саткрон доволен, как никогда.

Иэхэх, тоже кхаркхи, ненавидевший только что убитого Ашшура, со злостью плюет на землю: ему досадно, что это сделал не он.

– Можно теперь и погулять! – рассмеялся герой нынешнего дня. – Полезное дело сделали!

Смех сотоварищей заставил смириться с победой белого даже угрюмых дикарей. Сегодня ночью будет пир!

* * *

Испытывая неловкость, Танрэй осмотрелась и поняла, что без посторонней помощи она Дрэяна здесь не отыщет.

– Да будет «куарт» твой един, – обратилась она к дежурному гвардейцу. – Могли бы вы проводить меня к командиру Дрэяну?

– Простите, атме, я не вправе покидать пост, но сейчас объясню вам, как его найти…

В городе эту постройку называли казармой, но на самом деле это было миниатюрное военное ведомство. Оно стояло на правом берегу реки и занимало большую площадь, стратегически замаскированное деревьями, что росли здесь с немыслимой скоростью.

К своему удивлению, Танрэй быстро отыскала нужный кабинет. Дрэян что-то писал за своим столом, изредка останавливаясь и перечитывая написанное.

– Да не иссякнет солнце в сердце твоем, – сказала женщина, входя. – Господин Дрэян, я могу немного отвлечь вас?

Тот поднял голову. Да, все-таки правы те, кто подмечает его сходство с Алом. С годами эта особенность лишь усиливалась, точно они были братьями. Такой же черноволосый и темноглазый красавец!

– Атме Танрэй, – он слегка поклонился. – Чем могу служить?

Дрэян тоже был удивлен: после той неприятной сцены у дома Тессетена они никогда не общались. Даже на корабле Танрэй избегала его компании.

– Я хотела бы попросить вас провести расследование. Дело в том, что вчера пропал Ашшур.

– Ашшур?

– Да, это один из моих учеников-кхаркхи…

Пренебрежительная улыбка мелькнула на губах ори, он едва сдержал вздох облегчения, но быстро спохватился и мгновенно вернул на лицо маску участия. Для Танрэй не было секретом, что большинство переселенцев становятся не менее заносчивыми, чем Ормона, стоит зайти речи о местных. Да что там – даже Ал считает их всех второсортными существами и говорит, что в его понимании Нат стоит на ступеньку выше ее учеников-кхаркхи, не говоря уже о неграмотных селянах. И хотя теоретически они правы – с эволюционной точки зрения кхаркхи действительно могут пока еще называться лишь антропоидами – Танрэй видела в них не только одушевленных животных. Бестию можно выдрессировать, но не обучить, чтобы она могла передавать полученные знания потомкам и делала это сознательно, а не на инстинктах. Опыт животного конечен и смертен, он ограничен одной его жизнью. С дикарями происходило иначе. Они, конечно, были примитивно жестоки по отношению друг к другу, не понимали никаких гуманистических посылов, удержать их в повиновении мог только тот, кто внушал страх. То-то дикари беспрекословно подчинялись Ормоне, которая общалась со многими из них посредством пинков и тычков, когда нужно было сделать что-то срочное, а они начинали прикидываться дурачками, лишь бы не работать. Душеспасительные беседы на уроках Танрэй помогали мало: выйдя за порог школы, дикари снова становились дикарями. Но все же они развивались, развивались до удивления стремительно, обучая и своих детей тому, чему учились сами. Естественный ход событий растянул бы их рост на десятки тысяч лет, и никто не мог бы дать гарантии, что к чему-то привел бы в результате.

– Как это случилось?

– Видите ли, господин Дрэян…

– Просто Дрэян, – он предложил ей сесть.

– Хорошо, тогда просто Танрэй. Видите ли, мы готовим спектакль к Теснауто, и вчера была генеральная репетиция, после которой он отправился в деревню, но до деревни не дошел…

– Как его? Аш…

– Ашшур.

– Угум, хорошо, – хмурясь, Дрэян что-то записал. – А не мог он разве навестить родственников, прогуляться до соседей…

– До каких соседей? – удивилась женщина.

– Ах, ну действительно, что-то я погорячился. Какие могут быть соседи… Хотя… вот! А если он заблудился и попал в деревню соседей, а там…

– Господин Дрэян, ну может быть, мы поговорим о фактах?

Офицер неохотно смолк. Он вообще не понимал, с какой стати его отвлекают от дел из-за исчезновения грязной обезьяны. Сколько их, всех видов и размеров, дохнет по джунглям каждый день – устанешь следить!

– Хорошо, но давайте тогда по порядку. Отчего именно этот при… антропоид так вас интересует, Танрэй?

– Он мой ученик! – вспыхнула она.

– А ближе к истине?

– У него главная мужская роль. Именно из-за репетиции нам всем и пришлось вчера задержаться до глубокой ночи…

Дрэян даже перестал поигрывать ручкой:

– Главная роль? Вы отдали роль Тассатио дикарю?!

– Это неплохая возможность доказать, чего мы достигли в изучении языка. Ашшур и Ишвар говорят в этом спектакле на чистом ори!

Его передернуло. На красивом лице было написано, как его возмущает подобное кощунство – отдать роль великого аллийского героя какой-то уродливой коротконогой обезьяне!

– Но… Я даже не знаю… Вы хотя бы предложили эту роль Ишвару, ведь пусть по чудовищной ошибке Природы, но он носитель «куарт» Атембизе, вашего с Алом ученика. А Ашшур… Неужели вы не шутите?

– Я не шучу, – холодно ответила она. – И я хотела бы, чтобы вы провели расследование. Вы сделаете это?

– Это моя обязанность. Но, думаю, пока не стоит спешить. День-два можно подождать – за это время он вполне может вернуться…

Танрэй покинула комнату и, выбравшись на улицу, подозвала ждущего ее в тенечке Ната. Пес вежливо взмахнул хвостом, а потом, вывалив едва ли не до земли розовый язык, поплелся за хозяйкой.

Проводив их взглядом из окна, Дрэян посмотрел в график и узнал, где нынче несет вахту отряд Саткрона.

* * *

Он гнал свою гайну по вьющейся между скальными наростами дорожке. Магистраль из города к комплексу Теснауто была еще не достроена, да и к тому же эта кривенькая тропка являлась самым коротким путем к месту строительства.

Дрэян думал об Ормоне, о том, что она где-то там и может лишь изредка выбираться к нему для их волшебных встреч. Да, он мог бы поклясться, что ни с одной женщиной у него не было столь чувственной в одновременно столь же загадочной любви. Ормона всегда приходила сама и исчезала, когда считала нужным, а он, утомленный страстью, непременно засыпал в одиночестве, без нее. Она говорила, что никто не должен видеть ее спящей.

«Мне нужна сильная армия, Дрэян, – однажды объяснила возлюбленная, когда он спросил, для чего ей натаскивать гвардейцев этими странными состязаниями в джунглях. – Возможно, вскоре нам придется выступить против Тепманоры – если Тепманора не выступит против нас раньше»…

Отныне он не может вести расследования, не рискуя при этом зацепить ее имя. Ему приходится стоять меж двух огней и утешать себя лишь тем, что в жертвах «дикой охоты» до сих пор не значился ни один ори, только туземцы.

Когда вдалеке показались первые здания комплекса, Дрэян увидел Саткрона, занимавшегося со своим отрядом построением. Саткрон тоже был зорок и, заметив командира, выставил гвардейцев, словно на смотр. После инцидента с Тессетеном и Дрэяном он стал на удивление покладист, давая между тем понять, что все его почтение – внешнее, напускное, а лебезит он, больше чтобы поиздеваться. Однако у него это получалось мастерски: уличить Саткрона было невозможно, действовал он исключительно по уставу и за прошедший год ни разу не превысил полномочий. Когда Дрэян при встрече поинтересовался у Ормоны, довольна ли она Саткроном, та удивленно спросила, есть ли у нее повод быть недовольной этим человеком.

Не обращая внимания на строй, Дрэян спешился и отозвал приятеля в сторону.

– Исчезновение Ашшура как-то связано с этими вашими… играми? – без околичностей спросил он.

– Какого еще Ашшура? – оглядываясь на своих подчиненных, нахмурился Саткрон. – Для меня все эти обезьяны стоят одна другой…

– Вчера поздно вечером в деревню не вернулся один из воспитанников атме Танрэй. Она сказала, что у них была репетиция спектакля для Теснауто, и…

– А, понял, – кивнул приятель. – Понял, о ком речь. Знаешь, Дрэян, по-моему, обезьяна в роли Тассатио – это плевок в наших предков…

Дрэян кашлянул в сторону и вздохнул: Саткрон попросту озвучил его мысли. Но, кажется, тот что-то знает об исчезновении кхаркхи.

– Меня больше интересует, что с ним стало, – сдержавшись, холодно проговорил командир.

– Ну… что с ним стало… – Саткрон увидел что-то интересное в небе и принялся изучать легкие облачка, постепенно набегавшие с залива. – Может быть, его покрали и покарали аллийские боги? Я не знаю… Да меня это, признаться, и не беспокоит…

– Ты передай этим аллийским богам, Саткрон, чтобы на этот раз они не думали валить с больной головы на волка Ала и запутали следы получше, чем прошлым летом.

Ответом был пристальный и злой взгляд гвардейца:

– Знаешь, Дрэян, вот скажу тебе откровенно: не нравится людям то, что ты пытаешься выглядеть чистеньким для всех. А то прямо и не знаешь, чего от тебя ждать!

– И ты не знаешь?

– Ну, я-то, допустим, знаю, – загадочно повел зрачками Саткрон, очевидно намекая на Ормону: они встретились тогда поутру, после ухода Дрэяна из ее дома, и догадаться, что командир вовсе не забегал к жене Тессетена на пару минуток, а пробыл там всю ночь, приятелю оказалось несложно.

– Так вот, если знаешь, то знай и другое: если бы я не был «чистеньким» в глазах горожан и не прикрывал ваши странные делишки, вас давно бы уже казнили как преступников!

Дрэян разозлился. В довершение ко всему он окончательно запутался в своей жизни и уже плохо понимал, что делает. Ему казалось, что он почти все время ходит под гипнозом или же переживает его последствия. Это было невыносимо, но исправить положение не получалось.

– Да ладно, ладно, ты только не кипятись, – не желая будоражить в нем ярость, примирительно сказал Саткрон. – Я все это знаю и весьма тебе благодарен, дружище. Жаль только, что ты все никак не отыщешь время поиграть с нами. Развеялся бы, понял, как это бодрит… Может, перестал бы ходить таким занудой.

– Ну, а что там у них? – Дрэян мотнул головой в сторону комплекса. – Заканчивают? Сегодня ведь уже Теснауто…

– Да говорят, что уже завершили. Во всяком случае, атме Тессетен с супругой еще вчера вернулись в их городской дом.

– Вернулись? – эхом переспросил тот, вглядываясь в безупречные очертания построек.

– А нынче вечером ожидается гульба на весь мир, – Саткрон рассмеялся. – Только вот не знаю, станут ли они теперь позориться со своим спектаклем о возвращении на Алу…

– Хочу там пройтись, посмотреть…

– Могу составить компанию, чтобы тебе не заплутать…

– Благодарю, я сам.

Дрэян верхом доехал до красивого мостика над узкой глинистой речушкой, отделявшей поле от городка на возвышенности.

Комплекс Теснауто был великолепен. Все же недаром руководство бросило все силы на это строительство, пренебрегая ропотом со стороны соотечественников, которым из-за этого пришлось лишний год ютиться в тесноте бок о бок с надоевшими родственниками в ожидании новых домов.

Молодой человек оставил гайну у высоких ворот портала и вошел в город.

О, да! Здесь поработали люди, изголодавшиеся по любимому занятию и наконец-то получившие возможность проявить себя в деле! В какое сравнение могли идти убогие, похожие на дикарские, постройки Кула-Ори, тщательно отданные под покровительство джунглей и запрятанные так, что с воздуха не разглядеть, рядом с этой вызывающей, необузданной, гениальной красотой, которая каждой линией, изгибом, деталью напоминала ему потерянную родину?! В точности такой же невзрачной выглядела атме Танрэй и ее блеклая северная краса по сравнению с южным буйством темпераментной Ормоны.

Дрэян смотрел на каскады фонтанов, на причудливые колонны, служившие каменным продолжением живому зеленому декору из здешних растений и цветов, которые никогда не ведали мук зимы и увядания. Галереи – тенистые, оплетенные диким виноградом – манили недосягаемой тайной, и даже очутившись внутри и переходя из одной аркады в другую под умиротворенными взорами прекрасных мраморных изваяний, раскрыть ее было невозможно. И гвардеец вспомнил, что такие чувства навевали ему внутренние коридоры великого Храма в Эйсетти, сотворенные тем же «куарт», но тысячи лет назад. Здесь, в комплексе Теснауто, тоже жила душа Кронрэя, этого вечно пьяного ныне и сложившего крылья потертого человечка со смущенной, пред всеми извиняющейся улыбкой…

Побродив по городку, Дрэян медленно вышел к воротам, запрыгнул на попону и в задумчивости поехал обратно, в невзрачный Кула-Ори.

* * *

В цветник возле дома Паскома Нат вошел вслед за хозяйкой. Чудачествам кулаптра не было предела, и в последние годы Учитель Ала увлекся разведением растений. Впрочем, это ему казалось, будто он играет какую-то роль в их росте: земля здесь такая плодородная, что зазеленеет и зацветет орхидеями даже воткнутая в нее тросточка. Видно, такое времяпрепровождение попросту умиротворяет бывшего духовного советника. Волк не был до конца уверен во внутренних движениях Паскома, это был единственный человек, кто умел закрывать свой мир от глаз волчьей атмереро.

– Да не иссякнет солнце в твоем сердце, девочка. В чем дело? – спросил кулаптр, отряхивая руки, и повелительно махнул Нату, чтобы тот сел и не смел топтаться по его обожаемым клумбам.

Волк улегся на прохладный гравий, прищурил глаза, разнежился, уставший от солнца.

– Вы поможете нам, господин Паском? – тревожно спрашивала Танрэй. – Ал отказался наотрез. Говорит, что это лицедейство не по нём… А я не представляю, с кем еще мы можем сыграться, да еще в столь короткий срок!

– А Сетена спросила? Что он?

– О, Природа! – отпрянув, ужаснулась хозяйка. – Ну о чем вы говорите? – она красноречиво провела рукой перед лицом. – Да и вообще… Я и обратиться к нему побоюсь с этим. Он вечно злой и колючий.

– Тебя действительно смущает его внешность?

– Я не знаю никого, кого бы она не смущала!

Паском перебил:

– Понятно. Раскол, раскол, будь он неладен… Хорошо, коль скоро ты не хочешь договариваться со своими близкими – а стоило бы! – я побуду в этот раз твоим сценическим партнером.

В ее тоне прозвучало отчаяние:

– Господин Паском, но почему вы все время пеняете мне?! Почему я должна договариваться – с Ормоной, с Тессетеном, с Алом? Почему не они со мной?!

– Такова твоя функция. Каждый на своем месте.

– Мне не нужна такая функция! – бунтуя, возразила Танрэй. – Я уже устала от вечных компромиссов!

– Ты еще даже не начинала, а уже говоришь о вечности… Но я ведь уже согласился помочь тебе, так почему мы продолжаем спорить?

– Простите. Это я сгоряча… – застыдилась хозяйка.

Нат хорошо понимал ее настроение. Вчера к себе вернулись Сетен с Ормоной. А поскольку те, как некогда на Оритане, пускали Ала и Танрэй пожить во время своего отсутствия в пустом доме, хозяевам теперь пришлось перебираться обратно. Но там за год обжилась и почувствовала себя хозяйкой госпожа Юони, сумасбродная мамаша Танрэй – и, конечно же, она не очень обрадовалась возвращению детей, которые всегда все делали неправильно, не так, как хотелось бы ей. Вчерашний день закончился раздором: Ал поругался с женой и ушел ночевать в лабораторию, а Танрэй удрала на репетицию спектакля и умышленно продлила ее до глубокой ночи. Ко всему прочему добавилось исчезновение Ашшура, и хозяйка сегодня была сильно не в духе.

– До встречи на Теснауто, – сказал Паском, выпроваживая их с Натом из цветника.

* * *

Волк проснулся поздно ночью у пруда. Хозяева и их родня уже давно уехали праздновать, поэтому в доме было тихо-тихо. Тем более отчетливо прозвучал шепот: «Атмереро! Учитель!»

Нат встряхнулся. Это жара, это все она, мучительница! В голове возникают обрывки фраз, кружатся цветные образы… Даже ночью, под стрекот сверчков и хор лягушек не может успокоиться его дух…

Он перешел на другое, еще не нагретое местечко и, откинувшись на траву, опять задремал.

«Атмереро! Учитель! Я нашел вас!»

Волк чихнул и в недоумении огляделся. Что-то мерцало, улавливаемое краем глаза – и стоило посмотреть, серебристый свет гас. Но тот истошный крик волчицы с Оритана донесся давно, еще осенью. Как это связано? Но как-то же связано – это та самая атмереро! «Проводи меня, Учитель, Танрэй давно зовет и ждет моего прихода! Проводи меня к ней, атмереро, иначе я опять могу сбиться с пути!»

Волк вскочил сразу на все четыре лапы.

Мир снова померк, слившись в три скучных цвета – белый, черный и серый…

* * *

Амфитеатр комплекса Теснауто был наводнен зрителями. Собиралась гроза, над далеким заливом уже мерцали молнии, но ори никогда не отступили бы перед непогодой, если дело касалось их любимого праздника. Ормона помнила, как однажды на Оритане в этот день пошел град – и ни один человек не сбежал с площади перед Храмом! Позже все считали синяки, но представление досмотрели до конца.

Она приехала сюда как никогда счастливой. Ей нравилось тут, только здесь она отдыхала душой и могла повспоминать Оритан, любуясь похожей архитектурой.

После того случая, когда Ормоне пришлось сказать мужу о скором возвращении Коорэ, между ними протянулась еще одна связующая нить крепче моряцкого каната. Сетен не любил недомолвок, а потому теперь, узнав почти все, выказывал ей полное доверие – как давно, еще двадцать лет назад.

Но вот начался этот дрянной спектакль, и все в душе Ормоны перевернулось. Паском явственно изображал Тессетена, воплощая на сцене все его жесты и ужимки, и картонная маска аллийца Тассатио лишь помогала ему внушать зрителю, что под нею вовсе не древний кулаптр, а молодой, полный сил и отчаянный бунтовщик, восставший против власти и несправедливости судьбы. И столь сильным было мастерство Паскома, что даже эта бестолковая квочка в паре с ним становилась истинной царицей Танэ-Ра!

– Имя твое подобно свисту лезвия, рассекающего плоть!..

И словно от боли, порожденной ударом этого лезвия, корчилась душа Помнящей – всё помнящей! – Ормоны. Как смеет она, эта девчонка… И как смотрят сейчас на нее все – а ведь то, что они делают на сцене – просто ложь! Они не смеют искажать!

Дрожа и задыхаясь от гнева и ненависти, Ормона взглянула на мужа в надежде, что хотя бы он вскрыл вопиющий обман и поддержит ее возмущение. Но и здесь ее ждал удар: Тессетен смотрел на актеров с таким же восхищением, как прочий сброд! Что они знают? Но ведь Сетен знает! Он помнит многое! Она избрала его, как единственно достойного, едва увидев в парке Эйсетти двадцать лет назад – с первого взгляда! А он сейчас рушит всё, весь мир внутри нее, одним лишь этим своим обожающим взглядом на рыжую мерзавку!

А Паском! За что Учитель издевается над нею? Он ведь знает, он понял всё с того страшного дня, когда ей выпало несчастье родиться на свет – всего через три месяца после рождения Ала, – когда беспамятство овладело ее матерью, и та ни разу не признала родную дочь! Он держал маленькую Ормону на руках и уже тогда знал, что по прошествии семнадцати лет точно так же будет стоять у нее у самой в ногах и, словно зачитывая приговор, говорить о том, что в ее рожденном немного до срока и умершем сыне никогда не было бы «куарт» Коорэ и что саму ее спасла счастливая звезда, не позволив умереть, а также способность терпеть невыносимую боль. Почему он так жесток к ней теперь? Потому что она никогда не третировала его глупыми вопросами, не свешивала на него свои горести и невзгоды, не клянчила советов или покровительства, как все эти недоумки? За это? За это он теперь демонстрирует перед всеми, кто истинная Танэ-Ра и настоящий Тассатио?! Это сговор, это какой-то подлый сговор…

Исключительно усилием воли Ормона заставила себя продолжать смотреть это кощунство надо всем, что еще было ей дорого. Она ощущала, что всего двое в этом амфитеатре разделяют ее негодование. Это подонок Саткрон, с каменным лицом застывший сбоку от сцены, и наивный романтик Дрэян, с унизительной жалостью поглядывавший сейчас на нее. Он понял, он всё понял, проклятые силы! Это страшный позор, и такое виновникам не простится никогда!

* * *

Соединение, поддерживающее ферму над одной из секций пока еще пустого главного павильона – его строили в самую последнюю очередь и очень спешили, чтобы уложиться в срок, до праздника – слегка дрогнуло и ослабло. Затем качнулась соседняя ферма, но ее прочности еще хватало. Созидатели нарочно в полтора раза надежнее укрепили лестницу, ведущую на ассендо, понимая, что этот сложно спроектированный участок необходимо подстраховать. Несколько песчинок облицовки посыпалось на пол, но в залах еще не было никого, кто мог бы это заметить, а сквозь прозрачный купол, уложенная на ассендо, словно дыня на блюдо, загадочно сияла полная Селенио.