355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Гомонов » Изгнанник вечности (полная версия) (СИ) » Текст книги (страница 32)
Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:59

Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"


Автор книги: Сергей Гомонов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)

Та с непониманием посмотрела на нее и, завернувшись в ветхую шаль с наставленными Эфимелорой заплатками, вышла. Дольше всех возилась сестрица Ала и рассердила Афелеану.

Соуле самолично довел их до крытой повозки, как-то мудрено звавшейся у богатых. За ручку, будто дворянку какую, подсадил каждую из них на ступеньку под дверцей. И дернулись бежать сытые да ухоженные мулы. Прощай, нищета! Ждут их хоромы, богатство и почет до конца дней.

Когда приехали, тайного определителя поблизости уже не было, да и солдаты не больно-то охотно отвечали на вопросы Афелеаны – где он и куда это их ведут по какому-то подземелью. Одна Танрэй, как потом частенько вспоминала Афелеана, раньше всех поняла, что их ждет.

* * *

– Я ведь говорил, владыка, нельзя настолько доверять ведьмам, – смиренно вспоминал Соуле, опустив голову перед растерянным правителем. – Нельзя было одним стражником ограничиваться. Они его отравой какой-то опоили, а когда он дух испустил, так и сбежали. Сколько волка ни корми, он все в лес глядит. А если бы я не почуял неладное и не отправил туда с досмотром? Что бы Миче один в их хибаре делал?

– Так и не нашли их?

– Как сквозь землю канули, владыка. Теперь если найдут, несдобровать им: больно уж они солдат обозлили, их товарища погубив. Могут и не довезти живыми…

– Жаль… И что им не сиделось, почему бежать вздумали? Я их честно наградить хотел, в замке поселить, чтобы под рукой всегда были, если еще чего понадобится…

– Значит, это знак Единственного и Превеликого. Не хотел он гневаться на тебя за кощунство, грех это смертный – ведьм приваживать, они ведь мраком своим все вокруг поганят.

– Какой же грех, если они светлое чудо сотворили, чаду жизнь спасли?

– Не обманывайся, владыка, не очаровывайся, поддаваясь искушению мракову. Так они и промышляют: на одно доброе дело десяток мерзейших, за каждое из которых после смерти ждут пытки немилосердные, да не тело страдать будет, а душа, не ведающая смерти, а потому подверженная бессрочному наказанию длиною в вечностью Сбежали – значит, такова их планида, а солдат тот в добрые края попадет и счастлив там будет, пострадал без вины. А тебе, владыка, сейчас следовало бы увезти сына из города. Тайные гонцы скверные вести несут: близко уже совсем бесчисленное войско Тимаратау-хога… Да, а заметил ли ты, что ведьмы те тоже из хогова племени были?

Правитель погладил короткую и острую черную бородку:

– Из хогова-то из хогова, да и ты ведь из тех. Нет разве? Или и тебе теперь доверять нельзя, если о племенах раздумывать?

– Я-то ведь родился здесь, владыка, – сурово и слегка обиженно вымолвил Соуле, мрачнея еще больше. – А эти, почитай, перед самым его походом пожаловали. Как бы не они и есть шпионки Тимаратау злонамеренные! Он хитер, зверь в человеческом обличии, его шпионом любой быть может – хоть девица, хоть малец безусый, на кого и подумать не можно. Сам видишь, как совпало все.

– Ох, прав ты, наверное, Соуле! Пусть соберут нас с Миче в дальний путь. Увезу его в глушь, к родичам, а сам сразу же и вернусь, к началу осады, глядишь, поспею. Ежели случится она, та осада…

– Недоверчив ты стал…

– В чудеса я поверил, Соуле. В хороший знак!

– Что ж, тогда и не спеши. Найдется, чем армию вдохновить.

* * *

– Ну, что там она?

Соуле кивнул на тяжелую перекошенную дверь.

– Питаться отказалась, господин, – пожаловался стражник, чересчур уж слезно, чтобы тайный определитель поверил его сытому огорчению.

– Да что ты? А может, и бьет она там сама себя?

– Вы же сами велели, чтобы ни пальцем…

– Велел, велел.

Соуле отодвинул его и вошел.

Обняв колени, Танрэй сидела на соломенном тюфяке в углу низкой камеры. От непривычно яркого света его тусклой лампадки она прищурилась. Тайный молча подошел почти вплотную и знаком повелел встать.

– Что с сестрами? – спросила она, поднимаясь.

– Здесь я спрашиваю…

– Ты молчал, вельможный.

– …и я же первым начинаю разговор!

– Уже, как видишь, не первым.

Дерзкая! Но что хороша – того не отнять. Остерегаться таких красавиц следует, равно как и уродливых. Что та, что та крайность от мраковых затей исходит. А у сестрицы ее, тоже лицом удавшейся, еще и печать на лице имеется – пятнышко на щеке, маленькое, но выпуклое, верный признак.

– Сестры твои сознаются сейчас в ваших темных делах, противных Превеликому. И ты расскажешь, а потом я подумаю, как помочь твоей заблудшей душе.

Танрэй отвернулась и опять села, полностью равнодушная теперь ко всему.

– Мальчика-то хоть отдали отцу или и его сгубишь, чтобы нас виноватыми выставить?

Он поразился. Здесь были владения страха. Попадая сюда, даже здоровые бугаи-воины, заподозренные в ворожбе, блажили и каялись. А ведьма говорила на равных и, кажется, давно разгадала его замысел. Соуле впервые в своей жизни ощутил тень уважения к женщине.

– Ты из племени хогов, так? – не ответив ей на вопрос о Миче, вымолвил тайный.

– Да ведь и ты не из здешних, вельможный господин! – почти точь-в-точь повторила она слова владыки, как подслушала.

Соуле наотмашь, безо всяких чувств ударил ее по лицу. Ведьму отбросило на тюфяк, а из прокушенной изнутри щеки полилась кровь, стекая с краев губ.

– Не чувствую я никакой боли, не старайся, – осклабив красные зубы, прохрипела она, сплюнула и поднялась. – Я ведь ведьма, а наше сословие к пыткам равнодушно, али не знаешь, хог?

Он ударил еще раз, уже кулаком в скулу.

– Изувечишь – говорить не смогу, хог. Да тебе, видать, и не надо.

– Надо. Поверь, я найду массу способов изувечить тебя так, чтобы все тело твое было сплошной раной, а язык остался цел. Познакомить тебя с колыбелькой? Слыхала о такой? Нет? Ну так слушай: это два листа железных, соединенных «домиком». Посадят тебя на ребро того «домика», а на ноги тяжести примотают. И тогда посмотрим, чувствуешь ты боль или нет. Кто пробовал, говорят, что на любовные утехи мало похоже, не того любовника седлают.

В глазах ее зажглась ненависть, и он улыбнулся: дело движется!

– Есть еще каруселька. Милое дело: руки тебе за спину выкрутят, за них привесят, на ноги, опять же, груз – и давай на колесе катать туда-сюда, да рывками. Детская забава, одним словом! Кто катался – блажили от счастья. Но не будем спешить, мы с малого начнем, да и то если говорить откажешься. Знаешь ли ты хога Тимаратау?

– Вот от тебя услыхала – теперь буду знать…

– Знавала ли ты его прежде?

– Откуда мне его знать, вельможный Соуле? Мы десяток лет в бегах. Как наш поселок разорили степняки, так мы с сестрами и скитаемся по свету, горя никому не приносим. Думаешь, нам без хога Тимаратау не о чем печалиться?

Она, конечно же, не лгала. Каждое ее слово было правдой, и Соуле знал, что скрывать ей нечего. Но эти три чужачки смертями своими должны сослужить великую службу его государству, и они ее сослужат.

– Есть сведения, что вы разбойников на продуктовые обозы наводили, чтобы горожан голодом заморить, а душегубы с вами за то провизией делились. Или не так все было, скажешь?

– Ты бы, вельможный Соуле, хоть позвал кого послушать речи свои заливистые. А то много ли стоит придумка твоя без ротозея-зрителя?

Соуле улыбнулся:

– Зрителей хочешь? Будут тебе зрители. Больше, чем тебе хотелось бы… А сейчас, ведьма, тебе придется принять учение Превеликого и отказаться от службы мраку.

Танрэй плечи поджала:

– Да я разве против? Что делать-то надо?

Он фыркнул:

– Ничего-то у вас, продажных баб, святого нет! Я проверял, как скоро отречешься ты от своего покровителя. А тебя и на миг не хватило.

– От кого мне отрекаться-то, вельможный Соуле? Кабы знала, так отреклась бы… Ты дорогу покажи.

– Будет тебе дорога. Это доска такая, с гвоздями. Походишь еще, – пообещал он и голос свой, ставший вдруг женским, услыхал как со стороны. И если бы видел себя Соуле глазами пленницы, то узнал бы в синеглазом лице своем ее черты.

Выглянув за дверь, тайный определитель окликнул стражу: «Она ваша!» – а сам, выйдя из камеры, встал сбоку от двери – слушать. Внутрь с топотом вошло пятеро здоровенных мужиков.

Поначалу не слыхать было голоса Танрэй, только возня да вопли: «Вот ведьма!», «Ворожишь, тварь?», «Руки ей держите, руки!». Судя по звукам, летали детины там по всей камере – сильна была пока еще дочь хогова племени, не измотана пытками. Злился Соуле все больше, до тех пор пока не услышал сдавленный ее вскрик, мужской хохот и пыхтение.

– Водой ее, чтоб ожила! – рявкнул начальник караула.

– Смотри-ка, а ведь девицей была!

– Это она нам глаза отводит!

Соуле вернулся на третий день и едва узнал былую красавицу в истерзанной заключенной.

– Отпираться по-прежнему будешь? Не наводила, значит, грабителей на обозы? Не имела сношений с Тимаратау-хогом и не шпионила в его пользу?

Он надел перчатку, чтобы не измазаться в крови, и схватил ее за лицо. Ударом огромной силы, погашенным от неожиданности не сразу (он-то думал, что она все выкачала, борясь с насильниками), отбросило его к двери. Тут уж Соуле разгневался не на шутку. Он ответил ей тем же, она врезалась в стену и пришла в себя нескоро, а когда очнулась, то все тело ее было парализованным, кроме языка. Так он и обещал.

– Ты… – простонала она, – ты не силой своего Превеликого ворожишь… Тебя сила звезд и сила чрева земного, как всех, питают… Ты даже не веришь в своего Превеликого!

– Тебя это так удивляет?

– Ты лжец и погань.

Он пропустил ее оскорбление мимо ушей. Даже порадовался, что наконец-то она вышла из себя, а значит, стала слаба и уязвима.

– А сможешь ли, ведьма, отвадить отсюда Тимаратау-хога вместе с войском его? Я помог бы, сил нам на них вскладчину хватит… Они уж совсем недалече, теснят нашу армию, в городе беспорядки. Согласна?

Она молчала.

– Коли не согласишься, так все, что делается с тобой, с сестрами твоими в три раза сильней делаться будет. Ты пока еще не видела лютых пыток, а они уже их испытали.

– Глупости ты говоришь, вельможный Соуле. Не остановить нам, даже будь нас больше, целую армию – тем более, ежели не врешь, несметную.

– Так и говори, что не хочешь. Он тебя подослал, в угоду ему ты и служишь!

Соуле вернул ей возможность двигаться, но Танрэй все равно не пошевелилась.

– Ты женщина или мужчина? – спросила только.

– Надо будет волком стать – я стану, – вкрадчиво пообещал тайный определитель, не сводя с нее стального взора. – Так что ж, изгонишь армию Тимаратау или мне велеть приготовить для тебя карусельку?

Танрэй отвернулась, и они поняли друг друга.

* * *

Толпа ликовала: вот везут виновниц всех бед! Сейчас на лобном месте свершится казнь трех ведьм – и отхлынет осаждающая стены стольного града рать нечестивого Тимаратау-хога!

Избитых, изувеченных – самой старшей из сестер отрезали нос и уши, певице клочьями драли мясо из груди, а предсказательнице вывернули руки на «карусели» и «колыбелькой» покалечили детородные органы так, что идти и сидеть она не могла, лежала на соломе в телеге, полумертвая – везли их на грохочущих повозках на городскую площадь. Стража отгоняла швырявшуюся камнями шпану, чтобы не перепало ненароком возницам и мулам.

А с балкона главной городской башни на процессию взирали тайный определитель и его духовная свита. Не было только владыки: уехал он с сыном в провинцию, да не вернулся еще обратно.

* * *

То и дело пробуждаясь от толчков наскакивающей на камни телеги, Танрэй лежала на сырой и вонючей соломе. Она не слышала ни выкриков проклятий, ни лязга оружия, ни визга хлыста, ни размеренного перестука копыт и колес. Она даже не чувствовала боли и запахов смердящего города. Ей все было едино, силы давно ушли вместе с кровью, которую чуть ли не до последней капли выжали из нее на пытках, оставив ровно столько, чтобы доковылять до столба и не умереть, не испробовав последней, уже не самой страшной после всего, пытки.

Тут к месту, не к месту, но вспомнился разговор с чернобородым владыкой – тот, где вопрошал он о судьбе наследника. Может, правы они, называя ее пособницей мрака? Ведь сказала она ему тогда только половину правды: что, невзирая на кривую спину, вырастет теперь из Миче хороший воин. А может, надобно было сказать как есть? Или вовсе от лечения отказаться? Да поверил бы он ей разве, когда надежду выходить ненаглядное чадо получил? Злословьем бы счел, разгневался, а толка бы от того отказа, как с яйца, кочетом снесенного. Еще скорее бы в подземелья свезли…

Неспроста судьба лишила Миче ума и здоровья, а Танрэй вот вмешалась. Тем, наверное, она на руку злу и сыграла, а вовсе не тем, что исцелила болящего. Болящие – они ведь тоже разные бывают. А тут знала – и отказать не решилась. Вот это и есть грех, за то кару и несет…

Теперь вырастет из него разбойник, каких не видывал свет, свергнет и убьет родного отца много лет спустя. Только не было в том ее видении Соуле – с ним-то как обойдется Природа? Как распорядится им Превеликий, в которого он сам не верит?

– Вылезай, тварь! – гаркнули над ухом.

И увидала она высоко над площадью церемониальный желтый плащ тайного определителя, а улыбку его клеймом на себе ощутила и лишь бы вопреки ему силами собралась и встала.

* * *

Уж близок был Тимаратау, и засевшие за стенами крепости воины приготовились к осаде. А на лобном месте стояли, покачиваясь от бессилия и плечом поддерживая друг друга, три искалеченные женщины. И вместе с разъяренной толпой слушали они приговор тайного определителя. Глашатай каждое слово выкрикивал, точно вбивая клинки в тела нечестивых прислужниц мрака, а горожане швыряли в мракоделок камни и проклятия.

И вот вдруг у одних городских ворот приключилась сумятица. Не успели еще воины хога-полководца пустить в ход сокол, как кто-то изнутри вероломно отпер засовы, тихомолком перерезав горло по очереди всему караулу у того места. Предатель то был, из своих. Шпион.

От других ворот кинулись было отбивать поток, но можно ли сдержать бурный океан, если лодка опрокинута?

* * *

Осененная предсмертным воспоминанием, Афелеана поняла, что спасения не будет. Торопливо отлепив сухой кусок из смеси пагубных трав, прикрепленный на обратную сторону нашейного амулета в незапамятные времена на какой-нибудь такой вот случай, она сжала его в трясущейся руке.

– Старшая из ведьм, Афелеана, приговаривается к казни через отрубание головы…

Палач молодецки крякнул, подбоченился и подкинул в руке тяжелую секиру.

– Сестер ее – Танрэй и Эфимелору – решено предать заживо очищающему пламени костра!

В толпе радостно завыли. Уже схваченная за плечи, безносая Афелеана вдруг дернулась, разломила кусок снадобья и втолкнула в руки девочек по половинке:

– Глотайте – и выходите! Глотайте и выходите отсюда к проклятым силам! – страшным гнусавым голосом заверещала она и глухо застонала, когда палач со всей дури швырнул ее лицом на плаху.

Эфимелора мигом проглотила зелье, ахнула, ухватилась за разодранное горло. А Танрэй не смогла поднять ко рту связанные, да еще и вывороченные и перебитые руки.

– Держите! – вскочив с кресла и ткнув пальцем в ее сторону, крикнул Соуле. – Отберите яд!

Схваченная, Танрэй смотрела в стекленеющие глаза Эфимелоры, которой уже не было с ними, а потом услыхала глухой удар. Из-под громадной секиры на мостовую выкатилась обезображенная голова Афелеаны.

И ровно в тот же миг один из защитников города ловким ударом обезглавил молодого кочевника из войска хога. Мальчишка тот десять лет назад спасен был беглыми каторжниками во главе с самим Тимаратау, да вот нашел свою кончину в чужой стране…

* * *

Задыхаясь и страшно кашляя, Афелеана вскочила с земли, и на заплетающихся нечувствительных ногах, будто и впрямь тело отделили от головы, ее швырнуло в прибой. Попутчик-Учитель подхватил ее, поднял, мокрую и едва живую, привел в чувство.

– Что там случилось? Это у Паскома? – спрашивал он.

– Следи… за… нашими!

Хрипло вымолвив это, она вдребезги расшибла пространство и ринулась на радугу Паскома и его тринадцати.

* * *

Паском проснулся и, ухватившись за горло, сипло втянул в себя воздух. Не сразу он сообразил, что голова его на месте, что кругом – озадаченные лица его учеников, а сам он Учитель, кулаптр, принявший участие в гипнотической выдумке собственного тринадцатого ученика. Но странной, очень странной и противоестественной была та выдумка. Разве может такое быть на самом деле? Разве способен человек на такие зверства? Возможно ли, чтобы людей калечили и жгли ни за что, а все смотрели и не только не пытались остановить преступление, но и ликовали, точно сами вечные и их собственные шкуры не горят? Что-то не то с фантазией Ала, коли порождает она подобных чудовищ. Или…

– Как… он силен!..

– Кто?

– Их общий страж, – Учитель указал на неподвижных Ала и Танрэй. – Он там един в нескольких лицах, а должен быть только стражем мира За Вратами у Ала, и более ни у кого…

Из расползшихся дыр в пространстве к ним вломились другие Учителя – среди них и Афелеана, и Солондан – и с ними ученица Солондана, певчая пташка Эфимелора. Девушка казалась смертельно больной, словно яд она выпила не там, а здесь и теперь умирала.

Внезапно послышался ужасный стон. Танрэй не пошевелилась, однако это стенание шло из ее груди. Никто еще не ведал подобной боли.

– Ее жгут, жгут заживо! – сипя и хрипя, закричала Афелеана. – Она почему-то не смогла выпить яд, Паском! Вытаскивать их надо, и сейчас же!

– У нее были перебиты руки, – Эфимелора кинулась к подруге, зарыдала в голос и обняла ту за голову.

Ученики ахнули в немом ужасе. Перебиты руки? Выпить яд? Да видано ли такое изуверство?!

– Он не пускает, – ответил Паском. – Он изгнал оттуда всех, кроме них двоих, и захлопнул ловушку. Он невероятно силен!

И, словно в подтверждение его слов, на берег прорвались Паорэс, попутчик Эфимелоры, пропущенный на чужую радугу матерью Танрэй, которая осталась с учениками, отправив Солондана на помощь Паскому. Закашлялись и подскочили Рарто со своей попутчицей.

– Мне отрубили голову! – крикнул Рарто.

– И мне! Вероломно! – подтвердила его подруга.

– И меня убили, – Паорэс провел ребром ладони по шее. – Я даже в битве не поучаствовал, в другом городе сидел…

– Всем нам отрубили голову, кто был там лишним… кроме Эфимелоры, – заметила Афелеана, и все, пытаясь понять, к чему она клонит, посмотрели на девушек, одна из которых пыталась привести в сознание вторую.

– Ты что-то поняла? – спросил Паском.

– Может быть. Надо проверить. Эфимелора, сосредоточься, девочка! Попробуй еще раз войти туда, к ней… Если зацепишься за нее, тащи ее сюда любым способом.

Паорэс присел рядом с попутчицей и ради поддержки взял ее за руку:

– Давай! Я рядом!

Та застонала от ужаса, но подчинилась.

Танрэй кричала, ужасно кричала, не разжимая губ, сердцем и душой своей.

– Я созову всех! – решила Афелеана, покуда подруга Танрэй пыталась пробиться в жуткий мир. – Иначе они все там погибнут, Паском!

– Уж где горе идущему, там горе и ведущему, – пробормотал Паском, предпринимая очередную попытку втиснуться туда, где даже оболочка его была окончательно и бесповоротно умерщвлена.

* * *

– Вот и ты! – прошипел Соуле и, выхватывая меч из ножен на бедре, кинулся к ступенькам.

– Куда ты, пресветлый? – окликнули его из свиты, но он даже не отозвался.

Последние крики ведьмы смолкли – видать, испустила дух. Костер затухал так скоро, словно разожжен был колдовством, а не искрой Превеликого и Единственного. Никто на обгоревшую дочерна мракоделку не глядел – все в ужасе бросилась врассыпную от воинов Тимаратау, что легко завладели крепостью.

Как полоумный, несся тайный определитель навстречу хогу-полководцу. Так мчит охотничий пес на медведя, зная, что за спиной его божество – хозяин с арбалетом.

Ведомый криками любимого, но едва узнаваемого голоса, Ал стегал взмыленного мула, однако поспел только к ее смерти и увидел обугленный труп на столбе. Мертвая сестра, Эфимелора, лежала рядом с обезглавленной грузной женщиной у черной от крови плахи.

Яростно закричав, взмахнул Тимаратау-хог своим легким и длинным мечом, а враг его в разлетающемся желтом плаще выбежал на площадь и понесся ему навстречу.

* * *

– Там нет больше «якорей», он и их убрал, – тускло глядя на затихшую дочь и на ученицу, которая никак не могла пробиться к подруге в их общий мир, пробормотал тримагестр Солондан.

– Нет! Нет! – умоляла Эфимелора. – Танрэй, уходит оттуда, там нельзя оставаться! Вернись! Что нам с Паорэсом делать тут без вас?!

Примчавшиеся на подмогу Учителя торопливо перебирали возможности спасения двоих учеников-попутчиков, но толка не было: вход в сознание Ала был наглухо забаррикадирован, исключая любой способ проникновения извне, равно как и выход оттуда наружу.

– Подождите! – вдруг взвизгнула Эфимелора, и все подпрыгнули от неожиданности. – Кажется, получается! Она слышит меня!

– Она жива?! – остолбенела Афелеана.

– В том-то и дело, что нет. Но она еще там, на костре, и она меня слышит!

– Что там происходит? – спросил Паском, падая на колени рядом с ними.

– Сейчас узнаю… Там бьются… Ал с этим… с желтым ублюдком…

– Так… понятно.

Учителя бросились было наперебой давать советы, как поступить, но Паском махнул рукой, останавливая всех разом.

– Эфимелора, слушай меня. Скажи-ка ей вот что…

* * *

Пребольно ударил колдовством желтый определитель, и меч Ала едва не выскочил из отнявшихся рук. Но непростой это был меч – он сам помогал владельцу, словно продолжение руки и души его.

Рассыпалась прахом сгоревшая ведьма, а площадь покрылась трупами – то были жертвы армии, по велению Тимаратау прокатившейся в глубь стольного града. И воронье уже слеталось из полей на поживу…

Лишь у полководца были свои счеты здесь, на лобном месте.

От удара Ал упал на все еще тлеющие угли, и тут неведомо откуда дунул ветерок, взметая пепел. Призрачный силуэт возник над кострищем: «Это я, мой попутчик! Прими меня!» – и слился с Алом. Тот сразу же вскочил и хлопнул себя по затлевшей одежде, сбивая искры.

«Вперед!» – дохнул ветер и унесся прочь.

Ал ушел из-под удара Соуле, подставив свой клинок, но снова был сбит с ног невидимой силой тайного определителя, о которой знал лишь смутно да по чужим рассказам.

Откуда вдруг взялись знания? Ал увидел врага, будто тот вдруг из человека превратился в клубок серебристых и пульсирующих нитей. По тонким паутинкам бежал ток жизненной силы.

«Аярэй, аярэй… инасоутерро… атме… атмереро… асани, асани!»

И, выдернув Соуле из его убежища, втиснулся в него сам, а тому ничего не оставалось, как занять освободившееся место, да не поняв еще, что случилось, замахнуться что было сил мечом Тимаратау-хога на себя самого. А Тимаратау только и сделал, что свой меч отвел и подставил тело Соуле под удар. Со свистом, лихо опустилось лезвие на левое плечо тайного определителя и рассекло тулово наискось, к правому бедру.

И тут же, не успев испытать предсмертной боли, хозяин вернулся на место, изгнав гостя.

Несколько мгновений Соуле стоял, опустив меч лезвием в землю, булькая кровью и непонимающе глядя на своего убийцу. Как тому удалось?.. Как?..

Ал кивнул и просто выдрал свой клинок у него из брюшины. Потеряв опору, Соуле рухнул ничком под ноги полководцу, не ведавшему поражений.

– Будь проклят, Соуле! Будь проклят, изверг рода человеческого! – сказала женщина устами хога Тимаратау, толкая ногой труп в луже черной крови, и в следующий миг завоеватель навсегда покинул тот мир.

* * *

Танрэй оттолкнула от себя чьи-то руки, а затем с бешеными глазами отползла спиною вперед к стволу пальмы и там замерла. Но она не плакала и не кричала.

Лишь в самом финале Учителю удалось нырнуть к ним – когда власть убитого Соуле прекратилась и путь в святая святых оказался открыт как для Ала, так и для его попутчицы, отныне и впредь, но ценой жизни многих. Пусть жизни не реальной, выдуманной, и все же…

Паском вывел их из плена того мира, из рискованно длительного транса.

Ал дольше всех не мог понять, где он находится, ведь ему не довелось пройти через озарение смертью, когда в один миг ты успеваешь увидеть не только истекшую свою жизнь, но и все, что было и что будет с тобой в прошлых и будущих. Его разум не хотел принять, что всех этих лет попросту не было, что минула всего лишь пара часов внутри Храма в Эйсетти, в грани, принадлежавшей душе, атмереро.

Все кинулись к Танрэй, однако девушка попросила их оставить ее ненадолго одну и сильнее вжалась в волокнистую кору пальмы. В синих глазах ее по сию пору не потухло еще пламя проклятого костра.

– Я никогда, слышите?.. – тихо сказал Ал, глядя в глаза Учителю сумеречным взором, – я никогда не подвергну этому ни Коорэ, ни Саэти, ни других своих ребят!

Он вскочил, подошел к Танрэй, присел рядом и, обняв ее, зашептал что-то умиротворяющее, отчего боль ее вскоре стихла, а глаза по-прежнему воссияли, словно два синих озера.

Паском понял, что спорить с ним было бы не вовремя и не к месту, оттого и смолчал. Однако это послужило уроком всем участникам удивительного эксперимента.

Ал сдержал свое слово: проученный горьким опытом, ни в этой, ни в одной из следующих жизней он не устраивал своим тринадцати такого испытания. Хотя, кажется, их с Танрэй любознательный сын был не против испробовать на своей шкуре то, что удалось испробовать другим его ровесникам.

– Я найду альтернативный способ! – пообещал Ал укоризненно ему пенявшему Паскому из воплощения в воплощение.

И не успел…

* * *

Свет Волчьей звезды померк. Посреди двора стояла пустая погребальная капсула, навечно испепелив тело той, которую звали Ормоной.

Промелькнувшие за секунды, воспоминания отступили, и немой перевел взгляд на Учителя, Сетена и Ала.

– Нужно перебираться к Базе, в Новый город, – произнес Паском, обращаясь скорее к Алу и Фирэ, нежели к едва вменяемому Тессетену.

Там, далеко отсюда, пробуждалось тело. Оно потребовало к себе слишком уж увлекшийся свободой дух.

Нат ощутил запахи и звуки. Открыл глаза и снова закрыл. Всё было безнадежно серым, плоским и безрадостным…

«Надо будет волком стать – я стану!»

И станешь.

Стал!..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю