Текст книги "Изгнанник вечности (полная версия) (СИ)"

Автор книги: Сергей Гомонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

Фирэ покосился на ее руку, которую она завела за спину и настойчиво толкала его окровавленным комком салфетки:

«Ты там не заснул? Спрячь!»

После этого Фирэ оставил в покое старого ученого, вернулся в Кула-Ори и вспомнил об отложенной на потом книге.

– Оу! – выслушав его, Тессетен потер подбородок. – Кажется, я понял, что задумала эта наша веселая компания – и жена, и Ал, и даже наша безупречно благородная Танрэй. Ты же знаешь, над чем работает Ал?

Фирэ неуверенно кивнул. В общих словах Паском рассказал ему, чем занимаются ученые кула-орийской лаборатории, но подробности юноша не узнавал – решил тогда, что это ему не интересно.

– Знающий силу крови может владеть ситуацией… Умеющий оперировать этой силой способен владеть человеческими помыслами… – медленно, в глубокой задумчивости, проговорил Учитель.

* * *

– Я получила вашу записку, господин Ко-Этл, – усаживаясь в машину к лидеру тепманорийских переселенцев, сказала Ормона.

Ее слегка удивило то обстоятельство, что за рулем сидел он сам и в салоне больше не было ни души.

– Да не иссякнет солнце в сердце вашем! – высокопарно продекламировал он.

– Твоем, – автоматически поправила она. – В сердце твоем… Что-то случилось?

Ей не нужно было слишком много времени, чтобы оценить обстановку и понять, что именно случилось. Значит, многодневные ее старания не прошли даром. Даже аринорец – и тот не совсем бесчувственный истукан, когда дело касается сантиментов. Все-таки и он мужчина, хоть мозги ему прополоскали на славу.

Но, разумеется, Ормона ни взглядом, ни словом не выдала своей догадки, продолжая изображать целомудрие примерной матери семейства.

– Не хотите ли прогуляться в роще? – чуть запнувшись от неловкости, спросил Ко-Этл.

Она подумала, что не удивилась бы, узнав, что это его первое в жизни свидание.

– Сегодня так солнечно, – поспешил добавить северянин, боясь, что спутница откажется.

«Солнечно ему… А в сапогах на рыбьей коже, вот как, например, у меня, ходить по снегу не пробовал?»

– Конечно, хочу! Обожаю снег и мороз!..

«…зима тебя подери!..»

И они примчались в его излюбленное место для пробежек – небольшой парк, заросший елями, соснами и белоствольными деревьями. Горожане упорно величали этот парк рощей.

Ормона вышла на дорожку и, приставив ладонь козырьком ко лбу, залюбовалась скачущими в лазурном небе с ветки на ветку белками. Было так холодно, что воздух звенел, точно льдинки на хвое. Ко-Этл нагнал ее и как бы невзначай набросил ей на плечи еще один плащ, из меха лисицы.

– Чтобы вам не продрогнуть.

«Чтобы мне не продрогнуть, педант ты дубоголовый, мне надо сидеть дома верхом на печке, а не плащи коллекционировать!»

– Вы так любезны, господин Ко-Этл! Ваша забота тронула мое сердце!

Она грациозно развернулась, взяла его под руку, и Ко-Этл повел ее по тропинке, протоптанной в снегу. К тому времени белки все до одной куда-то исчезли, но аринорец этого даже не заметил, поглощенный присутствием Ормоны.

– Я хотел спросить у вас… Вы в самом деле не против завтрашней охоты? Если вы категорически возражаете, я мог бы отменить это мероприятие. Оно еще не вошло у нас в прочную традицию и…

– Я, конечно, против вандализма и бесчеловечного обращения с животными, но разве можно запретить и без того многое потерявшим людям праздник? Ведь насколько я знаю, на Ариноре не отмечают даже Прощание с Саэто…

– Да, только Восход. Прощание – слишком мрачный праздник, он какой-то… гм… чужой.

«Конечно, конечно. Это не вы отмечали его наравне с нами на протяжении нескольких десятков тысячелетий!»

– И поэтому я хотела бы взглянуть перед отъездом, как умеют не только работать, но и отдыхать в Тепманоре.

Он разулыбался и мягко, с благодарностью, накрыл своей ладонью ее руку, сжимавшую его локоть. И даже сквозь перчатки Ормона ощутила жар его кожи.

– А что, господин Ко-Этл, меня так и не познакомят с другими женщинами Тау-Рэи? – она просительно взглянула на лощеного красавца, что вышагивал рядом.

До чего правильные черты лица, даже бородка и усы его не портят! Ормона терпеть не могла растительность на лице мужчин, да и прежде на Оритане и Ариноре они все гладко брились. Но Ко-Этл с этим украшением казался даже интереснее. Хотя, наверное, и в самом деле слишком красив. Перекрасить в брюнета и поставить рядом с Алом – будут как близнецы. Классика классикой, но подчас это так скучно!

Ко-Этл замялся. У нее не было ни тени сомнения в том, что он не осмелится передать ей, о чем шепчутся в своих стойлах его соотечественницы, каким-то чудом узнающие друг от друга о каждом шаге «орийской стервы». Даже более того – еще сам Ко-Этл не разобрался в своем отношении к гостье, как женское сообщество вынесло решение: бесстыжая воспользуется его холостым статусом, бросит своего хромоногого (и даже об этом прознали!) супруга и окрутит завидного жениха Тепманоры нечестивыми орийскими чарами.

При виде его замешательства Ормона едва скрыла улыбку. Умницы-бабенки сами подтолкнули его на нужный путь. Может, без их пересудов этот остолоп и не догадался бы посягнуть на запретное. Тем более, столь соблазнительное – насчет орийских нечестивых чар они тоже не промахнулись. Парень теперь каждое утро не знает, куда деваться от воспоминаний о безудержно развратных сновидениях. Разум его вышколен, но что делать, когда бунтует банальная физиология?

– Увы, наши попутчицы не участвуют в мероприятиях такого рода, госпожа Ормона. Это для них… как бы вам сказать?.. слишком.

Он вдруг прижал ее руку еще крепче к своему локтю и остановился, решившись:

– Я знаю, что не должен этого говорить… Вы оскорбитесь и будете правы, но… Я люблю вас!

«Да ты что?!» – подумала она, про себя давясь от смеха, и тут же краем глаза уловила странное движение справа: у женщин периферическое зрение развито гораздо сильнее мужского, как утверждает Паском, и здесь оно не подвело.

– Смотрите-ка, это ведь волк?

На небольшой полянке, которой заканчивалась тропа, стоял странный желтовато-серый зверь, очень отдаленно похожий на нормального волка.

Ко-Этл изменился в лице, побледнел, заступил вперед, погружая руку под плащ, а Ормону спрятал к себе за спину. Из прицепленной к поясу кобуры он выхватил короткий атмоэрто.

– Не показывайте им страх, Ормона. Не знаю как, но они его чуют и бросаются.

Оу, ха-ха-ха, как говорит муж. Они чуют запах твоего пота, в который выбрасывается приличная доза одного жизненно необходимого гормона. Помешанные на технике северяне не верят в те вещи, которые достаточно просто знать и уметь ими оперировать, но зато легко ведутся на мистику в тех случаях, когда все можно решить путем научных исследований.

Кусты за спиной первого волка зашевелились, и на поляну выступил еще один, крупнее, но такой же тощий. Затем еще и еще. Они все были худыми, долговязыми, какими-то плоскими, с небольшими треугольными ушами и дурными – ну точь-в-точь как у тех рыжих кошек Виэлоро – косоватыми глазами. Если бы волки ори и аринорцев были бы такими же страшилищами, никому не пришло бы в голову их приручать. То ли дело широкогрудый великан-Натаути с его роскошным серебристым мехом, красивой мордой и идеальными пропорциями тела!

Ко-Этл держал наготове атмоэрто, а зверей стало уже восемь голов. Чихая от злости и медленно наступая на людей, своим оскалом, порыкиванием и голодным щелканьем челюстей волки теснили их обратно в рощу. Хоть и среди бела дня, а выглядели бестии в самом деле грозно. Еще бы чуть-чуть драматичности с их стороны – и, возможно, они заставили бы передернуться даже Ормону, отношения с которой их кула-орийские собратья выяснили много весен назад и отныне не казали носа в те места, где ступала ее нога.

– Вы пристрелите вожака, Ко-Этл – и тогда остальные разбегутся, – тихо посоветовала она, привставая на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха.

– А кто из них вожак?

Нет, эти северяне в самом деле кретины…

– Он первым делает шаг, остальные идут за ним.

– А я думал, что этот тот, первый…

– То разведчик. Самка. Его самка. Если он упадет, она может повести остальных. Тогда стреляйте в нее.

Он поднял оружие, но рука его в нерешительности подрагивала. Ормона тяжко вздохнула и отправила вослед за взглядом в небеса много не высказанных вслух неприличных слов.

– Вы что, не умеете стрелять?

– Я плохо стреляю, – признался он. – Боюсь промахнуться: они такие мелкие…

– Да стреляйте ш-ш-ш-ш-же! – прошипела Ормона, чувствуя, как сходятся в радужках зрачки, становясь щелками и различая теперь лишь теплые светящиеся комки на месте живых существ, а из груди, извиваясь упругими кольцами, рвется родной и любимый покровитель, уже столько раз ее выручавший.

В следующее мгновение твари бросились.

Ко-Этл пальнул в вожака, так и не увидев метнувшегося из губ спутницы тонкого раздвоенного языка.

Волк истерически взвизгнул и винтом прокрутился в воздухе вокруг своей оси, но не упал. Из пасти его от боли хлестала слюна с пеной, забрызгивая снег. Волчица рванулась вперед, и вся свора – за нею.

Пересчитывая каждую секунду на темп змеи, Ормона заставила мироздание замереть для всех, кроме себя. Бросок кобры молниеносен, но не для самой кобры…

Женщина выхватила из руки Ко-Этла атмоэрто, скользнула вперед из-за его спины и дала волю своему алчущему мороку.

Два выстрела прозвучали один за другим почти без паузы. Первый добил вожака, снеся ему половину черепа, второй вынес мозги самке-разведчице. Морок ужалил еще одного, а остаточная сила волны сшибла с ног удирающих зверей, но не убила, и лежать остались три трупа – остальные унесли ноги.

– Нехорошо, что дикие волки бродят по городу, – сказала Ормона, возвращая оружие его хозяину. – С этим нужно покончить раз и навсегда, иначе они обнаглеют.

– Вы… так хорошо стреляете?! – Ко-Этл перехватил ее руку, торопливо затолкнул атмоэрто в кобуру (или просто за пояс, кто там разберет) и прижал спутницу к себе.

– Джунгли заставят, джунгли научат. Приезжайте, господин Ко-Этл, убедитесь, – даже не пытаясь освободиться, объяснила Ормона.

Он был не в себе и действовал инстинктивно, а не согласно протоколу. Она едва терпела уколы его бороды и усов, а Ко-Этл целовал ее со всем нерастраченным и так долго сдерживаемым пылом. Но едва северянин, окончательно потеряв голову, подобрался холодной рукой к ее корсажу и коснулся груди, Ормона железной хваткой сдавила его запястье:

– Вы часом с ума не сошли, господин Ко-Этл?

– Простите меня, – зашептал он, продолжая наступление, – я люблю вас и ничего не могу с этим поделать…

Он был открыт сейчас, как никогда – бери, что называется, голыми руками. Этим стоило воспользоваться так же, как она многажды пользовалась открытостью Дрэяна.

Тело северянина обмякло, ноги подогнулись и, провалившись в гипнотический сон, он начал оседать в снег. Ормона подхватила его и перевалила на два изогнутых, сросшихся меж собой ствола рябины. Там он прочно уместился в этом зазоре, словно тот был специально приготовлен для подобных случаев. Ормона скривила рот и, отдув от щеки выбившуюся из косы прядь волос, подбоченилась. Неужели наш любитель экзотики всерьез предполагал заняться с ней любовью в сугробах?! Тогда он действительно сумасшедший, причем дважды. Ибо попутчики не расстаются и попутчики не изменяют. Не потому что так заведено, а потому что никого больше и не хочется. Но она старательно сотворила для Ко-Этла самые восхитительные грезы с его и своим участием и глухо проговорила ему на ухо:

– Проснувшись, ты не отличишь яви от сна. Ты будешь считать, что все было на самом деле, ты не заметишь перехода обратно…

Ормона вытащила заготовленную в плаще спицу и, аккуратно кольнув его палец, спрягала острие в пластиковом пакетике, погрузив странное устройство обратно в потайной карман.

– Отвечай и сразу же забудь, что отвечал, помни только ласки. Сколько в Тепманоре военной техники и где она скрыта?

Ко-Этл что-то простонал в ответ. Ормона усилила интенсивность своего воздействия на сознание мужчины и слегка шлепнула его по щеке.

– Ты обязан ответить! Вся твоя жизнь зависит от твоих ответов!

И тепманориец медленно заговорил:

– В Тепманоре нет военной техники, есть только сельскохозяйственная и промышленная.

– Нет? А что тогда вы будете делать в случае нападения?

– Нападения кого?

– Ори, вестимо!

– Ори зажаты на Оритане, а эмигранты их – нищи…

Ормона поморщилась: неприятно выслушивать правду из уст врага. Вот, оказывается, как! Они сделали выводы или даже наблюдали за кула-орийцами еще до переговоров! И выводы очень точные, исчерпывающие.

Но в то же время он ее приятно удивил. Последние дней десять она начала подозревать, что у переселенцев-северян туго с обороной, но чтобы настолько… То есть вся эта гвардия навытяжку, бряцание оружием на летном поле – пыль в глаза? Молодцы, так держать! А новость, между прочим, чудесная!

– Кто твой преемник в случае твоей смерти?

Он отвлекся на сновидение и промолчал. Ормона с пониманием подождала и спустя минуту повторила:

– Твой преемник – Эт-Алмизар?

– Нет. Сестра, Фьел-Лоэра.

– Отлично! – воскликнула Ормона. – Я надеялась, что ты умнее, чем кажешься, и ты таким и оказался! А теперь, дружок, пора пробуждаться, пока мы тут с тобой не превратились в сосульки.

Она поворошила ногой пару сугробов, навела беспорядок в его одежде, расстегнув половину крючков рубашки и камзола или перестегнув их не в том порядке, обсыпала штаны снегом, не забыла и злорадно сунуть ему пригоршню за пазуху. Бедняга так и подскочил, благо, она успела стянуть его на землю, изображая, будто и сама провела там последние минут десять.

– Да вы рехнулись, господин Ко-Этл, – она завозилась, приводя в порядок юбку и отпихивая его от себя. – Что вы наделали?! Вы понимаете, что воспользовались моей беззащитностью и обесчестили меня?

Ко-Этл, который толком еще не пришел в себя, поднялся из снега на колени тупо взглянул на нее. И без того румяный от мороза, он раскраснелся паче девицы.

– О, нет! – прошептал он. – Я не мог! Это какое-то умопомрачение… Умоляю вас, простите меня! Об этом не узнает никто, клянусь вам!

– Это лицемерие! Вы оскорбили меня, и для меня нет разницы, узнает об этом кто-то или нет! Об этом знаю я и знаете вы – и это ужасный позор для меня, осознаете вы это или нет!

Он протянул ей атмоэрто:

– Я готов принять кару, госпожа Ормона, – и, замолчав, склонил голову в ожидании выстрела или просто окаменев в ужасе от содеянного.

– Вы безумны! – застыдив его до полусмерти, Ормона швырнула оружие ему под ноги и быстро зашагала к машине, радуясь возможности разогнать застывшую кровь по жилам.

В душе ее царила весна и заливались иволги, примиряя окоченевшую южанку с потерянным временем и обморожением ног. Страшно представить: они с Солонданом и Зейтори проторчали тут целый месяц, прежде чем представился удобный случай вытащить информацию из первых уст.

Сидя в машине, она немного согрелась и, если бы не извиняющееся бормотание Ко-Этла, была бы просто счастлива. Что за люди эти северяне? Хуже шкодливых кошек: лишь бы все скрыть, лишь бы никто не узнал… Ну сделал ты пакость – что толку жалеть и прятаться? Иди себе дальше, если не можешь исправить! Ну а мордой ткнули, так ничего, облизнешься.

Едва ли с ним попрощавшись, Ормона покинула машину у гостиницы.

– Пусть мне включат горячую воду, принесите кувшин кипятка и позовите в номер Зейтори, – бросила она на ходу первому же встречному гвардейцу-ори, затем заглянула к Солондану и отдала пакетик со спицей: «Сохранить!»

Орэ-мастер застал ее сидящей в пене по самые уши, с чашкой заваренных трав в руке и мечтательной улыбкой.

– Простите, – отшатнулся было Зейтори, но она выпрямилась в ванне, по-прежнему скрытая пеной:

– Вы куда это?

Он все же отвернулся и стал разглядывать притолоку.

– После этой охоты, завтра или послезавтра, мы возвращаемся в Кула-Ори, – сообщила Ормона, поигрывая чашкой с отваром и нарочно высовывая из воды узкую ступню.

– Наконец-то! – обрадовался Зейтори, дернулся оглянуться и, увидев ее ногу на краю ванны, снова отпрянул на место.

Она, смеясь, погладила мокрую лодыжку:

– Если этой ночью я не подохну от воспаления легких, то даже полечу с вами.

– Вы уж того… не подыхайте, – посоветовал орэ-мастер. – Не то и нам с тримагестром не сносить головы.

– Ну все, вы можете идти.

Зейтори кивнул, ткнулся не в ту створку двери, открыл нужную и вывинтился наружу. Ормона зевнула, нахохлилась, как полярная сова, закрыла глаза и, разморенная теплом, задремала.

* * *

Представители военного блока Ведомства, единственный оставшийся в правительстве духовный советник – Помнящая – и правитель Оритана, господин Нэсоутен, собрались в малом зале для тайного совета, чтобы принять окончательное решение по Ариноре.

Зал был темен, наглухо задраен энергетическими полями, дабы не допустить ни малейшего проникновения – ни ментального, ни физического свойства – и лишь одно небольшое окно, через которое поступал дневной свет, смотрело на дальний Храм созидателя Кронрэя.

Каждый из заседателей, кроме Помнящей, явился с наследным мечом древних аллийцев, доставшимся ему от отца. Единственная женщина сидела во главе стола, застеленного алым сукном, и должна была лишь наблюдать за ходом заседания и безопасностью правителя. И если военные и политики перешептывались между собой, то Нэсоутен и Помнящая хранили полное молчание, он – роясь в своих записях, она – неестественно выпрямившись в кресле и глядя все больше на офицеров.

– Да будет «куарт» ваш един, господа. Начнем, – негромко произнес Нэсоутен и, подперев лоб рукой, приготовился слушать докладчиков.

Некоторые сидели, некоторые стояли. Нынешнее заседание было необычным, и никто не следовал протоколу действий.

Слегка скрипнуло кресло справа от правителя. С места поднялся грузный пожилой офицер. Жесткий воротничок так впивался в его толстые щеки, что Помнящей показалось: еще немного – и лицо военного лопнет, словно переспелый томат, лопнет и разлетится по залу.

– Не далее как вчера, господа… и госпожа духовный советник, мы сообщали господину Нэсоутену о поимке аринорского шпиона, пробившегося в состав блока. Этот беспрецедентный случай…

– Пожалуйста! – перебил правитель, досадливо отнимая ладонь ото лба и прекращая записывать. – Будем кратки. Что удалось выяснить?

Помнящая сжала подлокотник своего кресла. Надо было убираться отсюда, когда ее звал Паском. Надо было убираться еще пять лет назад… или когда кулаптр с этим светловолосым парнем приезжали в последний раз. Был шанс.

– Южанин-аринорец приехал в Эйсетти двадцать три года назад под предлогом депортации из Аст-Гару. Пробился в Ведомство, дослужился до старшего офицера в сфере обороны. Имел доступ к сведениям о нашем вооружении, в том числе – о ракетах распада…

– Он южанин внешне, хотите вы сказать? – уточнил правитель.

– Да, черноглазый брюнет. Родители меж тем оба северяне. И он по сути аринорец, и не скрывает этого теперь, после того, как мы извлекли из него всю информацию.

Господин Нэсоутен аккуратно выровнял на столе листок бумаги и пристально оглядел остальных присутствующих, отчего-то избегая встречаться взглядом с духовным советником.

– Я считаю, господа, пора назначить день, – помолчав, сказал он. – Если начнем мы, а не Аринора, у нас окажется стратегическое преимущество. Они не успеют ответить таким же массированным залпом и проиграют на последнем этапе. Итак – я готов выслушать ваши аргументы за или против.

Помнящая тоскливо поглядела на умирающий Храм по ту сторону канала. Где-то там, у его подножья, не видимая отсюда, стояла статуя царицы Танэ-Ра, но и она сейчас не смогла бы помочь своей соотечественнице, живущей через тысячи лет после нее.

Военные бурно включились в обсуждение грядущих перспектив, позабыв о присутствии советника. А Нэсоутен теперь, наоборот, все чаще посматривал в ее сторону.

– Хорошо, господа, но я хотел бы, чтобы свои мысли озвучил духовный советник Ведомства. Госпожа Афелеана, вам слово.

Та обвела взглядом лица мужчин. Ей показалось, что все это сейчас творится во сне, и взмахни она рукой, все эти безумцы развеются по ветру, как призраки ночных кошмаров. Не поднимаясь с места, Помнящая заговорила:

– Да не иссякнет солнце в вашем сердце, господа. Я знаю, что мое слово ничего здесь не решает…

– Ну зачем уж вы так?.. – чуть покровительственно, чуть насмешливо начал Нэсоутен, но она столь повелительно взмахнула рукой, что смолк даже он.

– Я знаю, что слово мое здесь не решает ничего. Но все же я скажу. Если вы выпустите из шахт этих зверей, победы не будет ни нам, ни аринорцам, ни всей нашей цивилизации. Вы их выпустите. Это неизбежно. Покойная дочь моих соседей была не просто Помнящей, она была провидицей. Мы говорили с нею, она видела смерть нашей эпохи. Что ж, добро, господа, спускайте ваших псов. Я ухожу со своего поста.

Она замолчала, поднялась и, отстегнув от плеча брошь, сняла перевязь. Нэсоутен слегка растерянно ждал ее дальнейших действий.

Афелеана сделала несколько шагов и положила брошь с перевязью советника перед ним на стол.

– Я не принимаю вашей отставки, Афелеана, – с видимым спокойствием сказал правитель, так и не поднявшись ей навстречу.

– А я и не нуждаюсь в вашем согласии, Нэсоутен.

Она уже выходила, когда все высшие офицеры и правитель, окружив стол и вытащив из ножен аллийские мечи, отдали свои голоса. Клинки скрестились над оранжевой перевязью советника, и вместо ткани отразился в них огонь последнего дня Оритана.

* * *

– Соседи! Дома ли вы?

Господин Паорэс, отец погибшей Саэти, после смерти единственной дочери почти переставший выходить на улицу, уже в десятый раз за нынешний день прокручивал запись, когда-то сделанную девочкой и ее попутчиком. Еще радостные, еще живые, подростки летали на орэмашине над Оританом, снимали его и друг друга, болтали и шутили.

Стук возобновился. Из соседней комнаты, словно призрак, выглянула жена:

– Кажется, там кто-то стучит, Паорэс…

– Соседи, вы живы?

Бывший орэ-мастер очнулся, пригасил звук в записи и узнал голос Афелеаны, соседки из дома напротив, которая работала в Ведомстве.

– Что ей нужно? – угрюмо проворчал Паорэс.

– Я открою, – сказала жена и, едва волоча ноги, пошла к двери.

– Да не иссякнет солнце в сердце вашем, – проговорила вошедшая женщина, в свои пятьдесят выглядевшая едва ли на тридцать благодаря чудесному дару Помнящих. – Я по делу. Паорэс, у вас есть возможность раздобыть орэмашину?

Тот пожал плечами и поскреб в поседевших и сильно поредевших кудрях:

– Смотря для каких целей…

– Нам с вами надо преодолеть океан и добраться до наших эмигрантов хоть на Рэйсатру, хоть на Осате, хоть в Олумэару. И там, и там, и там есть поселения ори, два из них – дело рук кулаптра Паскома. Сможете?

– Если с дозаправкой… Почему вы говорите – «нам с вами»?

– Потому что и вам с женой тоже. Правитель назначил день удара по Ариноре.

В ответ Афелеана получила два равнодушных взгляда.

– Когда? – будто из вежливости спросил Паорэс.

– В Восход Саэто. Через три луны. И я не желаю принимать в этом участие…

– Где же вы были раньше, соседка?

Темные глаза Помнящей вспыхнули:

– Довольно! Я сочувствую, я соболезную вам обоим в вашем горе, но довольно уже обвинять в ее гибели весь свет! У меня там погибли брат и сын, если ты не забыл! Но нельзя замыкаться и сутки напролет крутить один и тот же сюжет!

Паорэс опустил голову и тихо сказал:

– Хорошо, я найду орэмашину…

– Спасибо, сосед. А это, – гостья, не церемонясь, извлекла кристалл с записями, – я заберу с собой, чтобы вы не вздумали вдруг пойти на попятную. Отдам в небе.

Хозяин успел издать лишь возмущенное восклицание, а Помнящая одарила его ослепительной улыбкой и шагнула за дверь:

– В небе! – послышался ее голос снаружи.

– Может быть, она права? – прошептала жена, не принимавшая участия в разговоре. Она словно пробудилась от долгого сна.

Паорэс задумчиво поглядел на нее:

– Ладно. Я поеду в Можжевеловую Низменность. Может, что-то получится с орэмашиной…

* * *

Ощутив, что пора, Фирэ вошел в Храм. Как и прежде, тот открывался и впускал в себя с каждой из пяти граней. Юноша избрал грань Коэразиоре – сторону Сердца.

Сколько он помнил Храм, здесь, в этой области, всегда праздновала свой триумф весна – с ее ароматами, обещанием счастья, ожиданием скорого лета. Тут порхали-вьюжили белые, розовые, голубые лепестки цветущих деревьев, тут проливались первые грозы, тут вили гнезда вчерашние птенцы и журчали ручьи.

Сейчас небеса полыхали огнем, внизу чернела выжженная пустыня, иссеченная руслами расплавленной магмы, на горизонте в небо тянулись иссохшие от зноя пики скал, а сам Фирэ стоял на громадном каменистом плато и ждал.

Вот послышался лязг металла, и словно бы из-под земли на плато выбрался мужчина в длинном желтом плаще и венце из змей. Глаза его исступленно искали кого-то во мраке и нашли. Улыбка покривила бледные губы.

– Объясняю правила, – зарокотал он громоподобным гласом. – Твоя победа – это мое поражение. Мое поражение – это моя окончательная гибель. Моя гибель – это восстановление твоего «куарт». Восстановление твоего «куарт» и объединение с попутчицей – это ваше с нею Восхождение. Принимаешь условия, Падший?

Что-то лязгнуло под ногой, и, опустив глаза, Фирэ увидел знакомый топор с двусторонним лезвием.

– Принимаю! – выпалил он, одновременно подхватывая оружие с камней.

Взор его противника полыхнул зеленью, а в руке уже горел огненный меч.

Земля дрогнула. Вдалеке начали рушиться черные скалы, небо, раскинувшееся над ними черным пауком, утробно зарычало, испуская паутины молний.

Взметнулся желтый плащ – враг напал. Фирэ выставил топор, и в руки больно отдался удар стали о сталь, а из груди выскочил резкий выдох.

Снова сотряслась земля. Камни грудой потекли с плато в пропасть.

Незнакомец в желтом рассмеялся и снова занес меч для выпада…

– Фирэ! Проснись, зима тебя покарай, проснись же!

И вслед за камнями утекло в пропасть и плато, и желтый незнакомец, и горящее небо…

Фирэ подскочил. Кровать под ним плясала, светильник под потолком раскачивался, будто детская качелька, кувшин на столе подпрыгивал, свет мигал.

Опираясь на костыль, у изголовья стоял кое-как добудившийся его Учитель.

– Поднимайся, надо наружу, – сказал Тессетен. – Такое здесь впервые…

Юноша на ходу набросил рубашку, вбежал в спальню Учителя за мечом, а потом помог ему самому спуститься с лестницы.

– Давно это началось? – спросил Фирэ, когда они остановились у коновязи, отойдя подальше от построек.

Две кобылы и жеребчик Ормоны бесились, словно увидели целую стаю волков.

– Кто бы знал… – ответил Тессетен, отбрасывая от лица всклокоченную гриву полурусых-полуседых волос. – Я тоже спал. Как подо мной кровать запрыгала, так я к тебе, а тебя еще не добудишься.

– Сон дурацкий… трудно выходить…

– А…

Фирэ взглянул на небо и только теперь понял, что сейчас еще глубокая ночь. Они с Учителем стояли и смотрели, как ходят ходуном стены дома, раскачиваются провода коммуникаций и моргает в спальне свет. А гайны визгливо ржали и пытались кусать друг друга в приливе безумия. Земля под ногами теперь напоминала большой ковер, который двое каких-то ненормальных дергали каждый в свою сторону, никак не в состоянии поделить.

– Смотрите, – сказал молодой кулаптр, указывая в сторону холмов, где за небольшим перелеском стояла деревня кхаркхи и где теперь мелькало много огней. – Они тоже выскочили из хижин…

– Плохо… Значит, все не шутки… Такое здесь впервые, – придерживаясь за один из столбов коновязи, ответил Тессетен.

В конце улицы послышался рокот мотора, и вскоре из-за деревьев, подпрыгнув на пригорке и светя фарами, выскочила машина.

– Вы живы? – крикнул Ал, приоткрывая дверцу. – А у нас на пристройку рухнуло дерево. Садитесь, мы за Учителем.

– Спасибо, братишка, но все мы там не поместимся. Валяй за Паскомом, мы уж как-нибудь сами, – секунду помешкав, решил Сетен, и, проследив за его взглядом, Фирэ заметил бледное лицо Танрэй, прильнувшей к стеклу, а также ее матери, которая оживленно что-то кому-то объясняла.

Ал не стал спорить и покатил к дому кулаптра.

– Лучше я на горячих углях переночую, чем сяду с атме Юони в одну машину… – пробурчал Тессетен, проводив их глазами до следующего поворота, и что было силы хлопнул себя по щеке. – Ну, налетела, нечисть!

Москитам все было нипочем: разнюхав людей, они бросились на них звенящей стаей.

– Кажется, стихает? – нерешительно предположил Фирэ, боясь нарушить словом шаткое равновесие, создавшееся в природе после страшных подземных толчков.

– Похоже… Да только сна теперь ни в одном глазу.

– Самое время для прогулок по окрестностям, – усмехнулся юноша.

И они побрели в сторону джунглей.

– Ты молодец, – заметил Учитель, показывая на меч, ножны которого Фирэ уже пристегнул к поясному ремню. – А я что-то даже и не подумал о нем…

Фирэ даже не сомневался, о ком он подумал, если забыл даже протянуть руку с собственной кровати и сдернуть меч. То же самое погубило его пятьсот лет назад…

– А вы помните, как все было… в Коорэалатане?

Они думали об одном и том же, потому что Тессетен ни на мгновение не задумался, о чем речь.

– Кое-что…

– Я, кажется, помнил когда-то… А теперь как отрезало…

– Мне тоже как отрезало. Я и теперь могу восстановить только часть мозаики… Помню бегущего по ассендо Атембизе – а вода уже выше экватора того дома… Помню, как он съезжает по боку красного здания с каким-то шестом в руках, я захлебываюсь, но, кажется, все еще держу тебя за шиворот, не зная, живой ты или… А еще помню странную для тех секунд мысль – отчего это красные камни Коорэалатаны, промокая, становятся темно-багровыми, как венозная кровь… А потом слышу ее крик – так, будто она совсем рядом, а не за тысячи тысяч ликов от нас. Она так звала нас с тобой! И всё. Страха не было. Было жаль Атембизе, сорвавшегося в воду и погибающего в городе, который сам же и создал тысячу лет назад. Было отчаяние, что не выживешь с моей смертью и ты. Не было страха тогда. Я не думал о своем Пути, я полез в твою судьбу… Потом – синие спирали воспаленного Перекрестка и тысячи, тысячи безвременно развоплощенных, растерянных, уничтоженных бездушной Природой «куарт»… Еще помню мальчишку – то, что от него осталось. Он искал своих, метался в этих проклятых спиралях, подбежал и ко мне, заглянул, спросил: «Я умер?» И я уже не узнал его… Я уже стал Падшим… Потом что-то рассказал мне Учитель, когда до меня наконец стало доходить, кто я. Что-то пришло само в последние годы… Многое проявляется, когда рядом ты или…

– Ормона?

Тот покачал головой и отвернулся. Ему все тяжелее было переступать на своем костыле.

– Отдохнем? – предложил Фирэ.

– Угу, – тот сразу уселся в траву, отлепляя рукав от растертой в кровь подмышки.