355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Кургинян » Качели. Конфликт элит - или развал России? » Текст книги (страница 47)
Качели. Конфликт элит - или развал России?
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 16:13

Текст книги "Качели. Конфликт элит - или развал России?"


Автор книги: Сергей Кургинян


Жанр:

   

Политика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 54 страниц)

Но, может быть, Пионтковскому нравится все ельцинское, кроме его чекистов? Могу представить. Однако давайте вычтем чекистов из ельцинизма. И что получим? Мы получим отсутствие ельцинизма. Потому что если бы не было Коржакова и иже с ним, то не было бы и Ельцина. Уже в 1992 году его не было бы. А уж в октябре 1993-го – тем более. Кто расстреливал Дом Советов? Интеллигенты? Они науськивали. А расстреливал этот самый чекизм. И он тогда очень нравился… тем, кто науськивал.

Так что такое ельцинизм без чекизма? Ничто! И что тогда нравится Пионтковскому? Ему все не нравится?

Ах, нет… Ему нравится «Россия Пушкина и Сахарова»! Ну, сказал бы «Герцена и Сахарова»! Ан нет, Пушкина! Что такое Россия Пушкина? «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия»… «О мощный властелин судьбы! Не так ли ты над самой бездной на высоте, уздой железной…» «Уздой железной» можно, а «крюком» нельзя? «Железная узда» – это, между прочим, – о ужас! – тоже крюк. Точнее, два крюка. Пионтковский видел когда-нибудь железную узду?

Но что я заладил – «Пионтковский да Пионтковский»? Если бы все сводилось к одному страстному публицисту, то и говорить бы не о чем. Но вот – И.Мильштейн… Все тот же сайт Грани. ру…

Мильштейн снова обращается к теме «крюка». Метафора, с его точки зрения, подкачала.

«Этот пресловутый чекизм, эта машина, со всеми его крючьями, дыбами и топорами, которую никто, нигде и никогда не допускал к верховной власти, сегодня… сорвалась с резьбы, она одичала и в ярости накинулась сама на себя… Жизнь по методу спецоперации – этим почти исчерпывается у нас политическая, дипломатическая и, как видим, внутричекистская деятельность. Громадная заслуга Черкесова в том, что он обнажает механизмы этого неповторимого стиля. Но тут загадка: он вдруг проснулся романтиком и борцом за справедливость, которому за «контору» обидно, или это такой финт… Кризис – это наши будни, как и чекистская шизофрения, постепенно переходящая из вялотекущей стадии в острую. Вырвать этот крюк – спасти страну. И чем скорее, тем лучше».

Мильштейн договаривает то, чего Пионтковский не сказал. Он признает, что страна зацепилась за «крюк». И признает эту ситуацию скверной. Он предлагает этот крюк вырвать. А я предлагаю читателю соединить две метафоры – черкесовскую и ту, которую к ней добавляет Мильштейн.

Черкесов: «Падая в бездну, постсоветское общество уцепилось за крюк».

Мильштейн – добавляет: «И этот крюк надо вырвать».

Читатель прямо видит, как общество летит вниз.

Куда летит? В анархию? Или его ждет иностранная оккупация?

Мильштейн хотел атаковать чужой образ. А раскрыл собственное политическое содержание. И вопрос не в том, кто как оперирует метафорами. Дело это тяжелое. И я понимаю, что Мильштейн запутался. У него и «дыба», и «вырвать крюк»… Я не хочу вникать в эти «кошмары на улице Вязов».

И Мильштейн, и Пионтковский, и ваш покорный слуга – политические аналитики. И в качестве таковых не могут не понимать, что если стабилизация оказалась чекистской, то это значит только одно. Что она, к сожалению, не могла быть другой. Я согласен, что у этой стабилизации скверные качества. И что? Ее надо отменить – во имя чего? Во имя махновщины? Во имя стабилизации, опертой на какие-то другие системные силы? Ведь стабилизация не может не опираться на системные силы. На какие?

Никак не разделяя пафос статьи Черкесова, я должен признать, что он на два порядка основательнее своих демократических оппонентов. И мне за них обидно. Честно говорю, без иронии.

Ведь по сути Пионтковский и Мильштейн говорят: «Лучше гибель, чем стабилизация». И от этой сути никуда не уйдешь. А Пионтковский с Мильштейном будут гибнуть? Они повторят великую фразу Ахматовой: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был»?

Я почему-то в этом сомневаюсь. Прошу меня извинить, если я напрасно сомневаюсь. Но я сомневаюсь. Предположим, что Пионтковский, Мильштейн и другие хотят жить в России, превращенной в настоящее, полноценное «гуляй-поле», обладающее ядерным оружием, химическим оружием и всем остальным. Предположить такое мне трудно, но ради чистоты рассуждения я готов предположить даже это. Внутри такого «гуляй-поля» неизбежно возникнет та или иная социальная динамика. В лучшем случае, она приведет к грубым формам неофеодализма, описанным, например, у М.Юрьева или В.Сорокина.

Я не знаю, читали ли Пионтковский и Мильштейн М.Юрьева, но «День опричника» Сорокина они наверняка читали. Если они не читали М.Юрьева, то могу, восполняя пробел, сказать, что никакой сущностной разницы между моделями Сорокина и Юрьева нет. Вся разница в жанре. Сорокин издевается, а Юрьев восторгается. В этом хотят жить Пионтковский и Мильштейн? Только не говорите мне, что они хотят жить в развитой демократии американского или французского образца. Я тоже хочу. Мечтать не запретишь.

В случае негативной динамики не будет даже «Дня опричника». Будет «Град обреченный» Стругацких. Но и его не будет. Как не будет и раздела России на оккупационные зоны. Почему-то мне кажется, что именно в этом мечта наших ревнителей (чуть не сказал – любителей) «России Пушкина и Сахарова».

Никаких оккупационных зон не будет. Нельзя поделить Россию и сохранить глобальное равновесие. Можно было бы – давно бы поделили. Отдать всю Россию США Китай никогда не согласится. Отдать даже одну Сибирь Китаю не согласятся США.

Значит, на данной территории будет война. Возможно, и ядерная. Называется это, повторю, «война за русское наследство».

Мильштейн и Пионтковский собираются жить на территории, где идет война за русское наследство? И, видимо, к ним присоединится Ю.Латынина? Именно она все на том же сайте Грани. ру высказывается аналогичным образом на ту же тему:

«Вместо того, чтобы поговорить о том, виновен или нет его генерал и за что все-таки велась война, господин Черкесов что-то рассказывает нам про спасительный чекистский крюк… Складывается впечатление, что его позиции крайне слабы, раз он обращается к прессе… Нечего сказать по существу ни Черкесову, ни товарищу Сечину. Когда эта борьба происходила под ковром, было ощущение, что там дерутся бульдоги, а когда они из-под ковра вылезли, выяснилось, что там дрались два мопса. И вот вылезший из-под ковра товарищ мопс рассказывает нам что-то о чекистском крюке, который якобы спас Россию».

«Как известно»… «Забавно»… «Крюк»… «Мопс»…

Та же «пионтковщина», но с интересными добавками. Первая из них состоит в том, что Черкесов должен был стукнуть кулаком, сказать, что его генерал не виноват и… и покинуть политическую сцену. Оставив ее – кому? Госпоже Латыниной?

Вторая добавка еще интереснее: «Складывается впечатление, что позиции Черкесова крайне слабы, если он обращается к прессе». В какой стране мира журналистка может сказать что-нибудь подобное? В Америке? Во Франции? В Африке? Где? Остался последний оазис, край непуганых идиотов, где это можно говорить, не стыдясь, и называться демократической журналисткой.

Де-мо-кра-ти-че-ской.

Норма демократической культуры состоит в том, что политическую победу одерживает тот, кто лучше ведет открытую идеологическую полемику. Где эта норма? Откуда Латынина напиталась другой нормой? У вас вопросов нет? А у меня есть.

Свои нападки на Черкесова Латынина продолжает в «Новой газете» (№ 78, 11 октября) в статье «Большой брат слышит тебя».

Как подчеркивает Латынина, «началось с того, что два могущественных кремлевских клана, один из которых обычно ассоциируется с именем замглавы АП Игоря Сечина (и главы ФСБ Николая Патрушева), а другой – с именами главы ФСКН Виктора Черкесова и начальника службы безопасности президента Виктора Золотова, сцепились из-за предполагавшегося назначения близкого Черкесову Шамахова главой таможни».

А дальше, по ее мнению, Черкесов нарушил главный «принцип кремлевских кланов: никогда не обращайся к публике. Обращайся к президенту. Обращение к публике есть свидетельство нелояльности и признак того, что тебя к президенту не пустили».

Что же касается неслучайной, как я показал выше, темы «крюка», то 12 октября ее отголосок появляется на сайте vladimir.vladimirovich.ru в жанре стеба:

«На серой ковровой дорожке Владимир Владимирович увидел директора Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков Виктора Васильевича Черкесова и директора Федеральной службы безопасности Николая Платоновича Патрушева. В правой руке Николай Платонович держал огромный железный крюк…

…Николай Платонович, размахнувшись, всадил в спину Виктора Васильевича свой крюк. Виктор Васильевич взвыл.

– Охрана! – немедленно вскричал Владимир Владимирович. – Позовите службу безопасности!

– Мы здесь! – хором крикнули Виктор Васильевич и Николай Платонович.

Владимир Владимирович побледнел».

Здесь отчетливо заметны признаки тиражирования темы. А также превращения ее в комическое площадное действо – балаган. Сбиры лупят друг друга дубинками, публика хохочет. «Куклы» Шендеровича, другие образцы карнавальной игры… Известные аналитические эссе с их специфическим интересом к образам и пиару… Еще один шаг – и можно начать реконструировать имена пиарщиков, хлопочущих о «крюке». А также то, к каким именно элитным группам эти пиарщики примыкают. Но это уже аналитика. А нам пока надо завершить информационный этап работы. И потому остановимся в своих размышлениях. И перейдем к другого типа откликам на статью Черкесова.

Группа № 4. Начальные позитивные реакции

В числе тех, чей отзыв на статью В.Черкесова можно отнести к положительным, следует, прежде всего, назвать В.Соловьева. Выступая 9 октября в авторской программе «Соловьиные трели» (радиостанция «Серебряный дождь»), Соловьев дает такую оценку:

«Все уже в курсе того, что в нашей стране открыто идет война спецслужб между собою. Об этом в курсе и за границей. Позор? Позор! При этом <… > впервые в истории спецслужб выступает Виктор Черкесов, который жестко говорит: «А я это терпеть не буду»».

Затем Соловьев сообщает, что на него оказывается давление: ему приходят СМС-ки, подписанные уважаемыми людьми, которые в действительности, однако, эти СМС-ки не отправляли.

Наконец, Соловьев открыто встает на защиту Бульбова:

«…Если они пытаются придумать про Бульбова, то в ответ на анонимки, которые печатаются в разных изданиях, я буду давать действительную информацию по финансовому состоянию разнообразных руководителей чекистских структур. То есть если вы хотите получить по полной программе – получайте по полной программе. При этом ситуация явно вышла из-под контроля и требует, на мой взгляд, незамедлительного вмешательства руководства страны».

И заканчивает Соловьев свое выступление восторженным отзывом о статье Черкесова:

«Фантастическая статья руководителя Госнаркоконтроля Черкесова в сегодняшнем «Коммерсанте»! (Далее следует пространная цитата из статьи. – С.К.) Впервые в истории Российского государства глава ведомства вступился за своих сотрудников, при этом жестко отделяя и расставляя все акценты. Такого не было никогда. Когда у Патрушева в ФСБ большое количество людей по делу «Трех китов» отправили в отставку, он не давал никаких комментариев. А то, что сделал Черкесов, вызывает глубочайшее уважение к нему, как к человеку и профессионалу. Это мужественный, серьезный шаг! Все происходящее обозначает только одно: кризис внутри структур ФСБ достиг апогея».

На следующий день, 10 октября, в «Стрингере» появилось официальное заявление В.Соловьева о том, что ему была передана неким анонимным доброжелателем следующая информация. В отношении Соловьева в недалеком будущем планируются, как минимум, два события: «Первое – серьезный интерес со стороны администрации президента. Будет провокация – инсценировка преступления, проходящего по УК РФ в направлении «мошенничество»». И второе – вывод скомпрометированного В.Соловьева из телевизионного информационного пространства в течение 2–4 месяцев. По информации анонима, решение об оказании давления на Соловьева принято И.Сечиным.

Анонимки – штука в принципе отвратительная. Кроме того, нам ясно, что какие-то интересанты обязательно будут подливать масло в огонь конфликта. И, разумеется, так, чтобы все выглядело нужным им образом.

Но, с другой стороны, Соловьев отнюдь не ребенок. Зачем ему ссориться по-пустому с такой крупной фигурой, как Сечин? Значит, он уверен, что основания для ссоры есть… Не поднимешь скандал – хуже будет. На чем основана такая уверенность? Точного ответа на этот вопрос, по определению, быть не может. Но нам достаточно зафиксировать, что на чем-то она должна быть основана. А зафиксировав, идти дальше.

9 октября на сайте Избранное. ру появилось интервью О. Крыштановской. По ее мнению, статья Черкесова – «довольно искренняя и продиктована болью за то, что происходит в российских спецслужбах». Крыштановская, как и другие, допускает, что Черкесов хотел таким способом привлечь внимание президента, доступ к которому у Черкесова, возможно, затруднен (в отличие от И.Сечина). Далее она говорит о том, что Черкесова можно назвать главным идеологом чекизма:

«Никто из представителей этой корпорации так четко и так прямо не высказывался по сути того, что происходит в спецслужбах. Это ведь уже вторая его статья после опубликованной «Комсомолкой «в 2004-м, которую можно назвать манифестом спецслужб.

Он не боится давать прямые оценки, и меня, например, это подкупает… Я бы обратила внимание на слова Черкесова о том, что воины не должны становиться торговцами. Тут, мне кажется, главный нерв, если говорить о расколе силовых ведомств…»

Нужно подчеркнуть, что прямота оказывается тем качеством, которое одинаково отмечают в статье Черкесова авторы и негативных, и позитивных оценок. Хотя присваивают этому разные знаки. В данном случае знак положительный. Но… как бы вам это сказать… Черкесов говорит о стране, а Крыштановская – о Черкесове. И Латынина – о Черкесове. И все – о Черкесове. Получается, что чекист (со знаком плюс или знаком минус) ведет себя как гражданин. А все остальные – как подданные. Или знакомые. Оценивающие частное лицо, а не проблему и ситуацию, которую это частное лицо на свой манер излагает.

В этот же день, 9 октября, на сайте Страна. ру приведены пространные цитаты из статьи Черкесова. Общий тон – нейтрально-доброжелательный. Приводится мнение депутата Госдумы В.Илюхина, который заявляет, что давно знает Черкесова «как очень порядочного, очень спокойного и уравновешенного человека, который никогда не стремился к личному пиару». Далее Илюхин отмечает, что «подобное публичное поведение всегда резко наказывалось во всех спецслужбах и никогда не поощрялось». И высказывает предположение, что такой шаг Черкесова – это «крик души человека, позиция которого не находит поддержки ни в правительстве, ни в окружении президента».

Илюхин напрямую не говорит, что, мол, «нечего статьи печатать, если поддержки не имеешь». Но осью его высказывания является все тот же вопрос об отсутствии или наличии ПОДДЕРЖКИ некоей позиции со стороны начальства. Сама позиция менее важна, чем то, кем и как она будет поддержана. Меняются и оценки статьи Черкесова, и лица, дающие оценку. Но фокусировка при этом не сбивается. Интерес к ПОДДЕРЖКЕ позиции доминирует над интересом к позиции как таковой.

Впрочем, в тот же день, 9 октября, уже упомянутый выше Илюхин в интервью сайту city-fm.ru повторяет позитивную оценку человеческим и профессиональным качествам Черкесова и призывает прислушиваться к его словам. А затем называет ситуацию с арестом сотрудников ФСКН «местью» и «интригой за спиной руководителя комитета по наркоконтролю».

10 октября на сайте «Московских новостей» в разделе «Полит-дневник Виталия Третьякова» появляется сдержанно-позитивный отзыв на статью В.Черкесова. Третьяков «в принципе согласен с оценкой Черкесовым роли «чекизма «в новейшей истории России», хотя «очень много нюансов». Однако, считает Третьяков, «Черкесов по существу единственный среди столь высокопоставленных и находящихся не в отставке чекистов, который публично ставит данную проблему во всей ее остроте и очень откровенно».

Сказать «в принципе согласен с оценкой Черкесовым роли «чекизма» в новейшей истории России» – значит занять позицию. И отнестись серьезно к чужой позиции. Сказать, что Черкесов – единственный крупный действующий спецслужбист, подымающий проблему «во всей ее остроте», – это тоже отнюдь не мало. И меньше всего хочется заниматься придирками. Но в каком-то смысле (хочу быть верно понятым) Третьяков выступает как решительный и надежный член политической команды. Условно – как член Политбюро, голосующий по важнейшему вопросу согласно командной договоренности.

А он – интеллектуал. Причем обеспокоенный интеллектуал. Если проблема, о которой говорит Черкесов, так остра, то Третьяков, по определению, переживает ее не меньше, чем Черкесов. Ибо это не сословная проблема, а проблема страны. Интеллектуал не может только переживать. Он должен осмысливать. Осмысление приводит его к каким-то выводам. Для любого интеллектуала статья Черкесова – это повод поделиться с обществом своими выводами. Соотнеся эти выводы с выводами Черкесова. Не так ли? Ведь речь идет о судьбе страны.

Что именно думают Пионтковский и Мильштейн о судьбе страны – понятно. Третьяков – их оппонент не по вопросу о Черкесове, а по всему спектру стратегических вопросов. И общество, поскольку оно как-то реагирует на статью Черкесова, хочет от оппонентов Пионтковского таких же развернутых оценок, как от Пионтковского. Оценка же односложна.

Односложны и другие позитивные оценки. Дело не в том, что они позитивны. А в том, что дающие их лица, в первом приближении, принадлежат к одному (условно антипионтковскому) политическому лагерю. Лапидарность высказываний представителей этого лагеря по достаточно серьезному вопросу не может не вызывать беспокойства. Поскольку «еще не вечер». И говорить о чекизме и стране придется всерьез. То есть не говорить – вести идеологическую войну. Не при такой же лапидарности!

«Новая газета» (№ 78, 11 октября) публикует не только негативные реакции на статью Черкесова (процитированная выше Ю. Латынина, Р.Шлейнов), но и мнение бывшего Генерального прокурора Ю.Скуратова: «Я думаю, что Черкесов в чем-то прав. Публичное объяснение – это мужественный поступок и непростой шаг. По моим данным, его подчиненные действовали в рамках поручения президента по делу о «Трех китах», и обеспокоенность главы наркоконтроля мне понятна».

В чем прав Черкесов? Он «в чем-то» прав. В чем именно? И что вытекает из того, что он прав? Ничто не обязывает бывшего Генерального прокурора к развернутому высказыванию. Ничто – кроме исторического, прошу прощения, вызова, адресованного ему не только как гражданину, но и как члену корпорации. Если Черкесов прав, то при реализации одного из возможных сценариев у бывшего Генерального прокурора возникает что-то типа политических перспектив. А при реализации другого сценария он висит вниз головой на телеграфном столбе. Что происходит с воображением у представителей нашего высшего чиновно-спецслужбистского класса?

Группа № 5. Заявление Следственного Комитета

Отдельным типом реакции можно счесть заявление Следственного Комитета при Генеральной прокуратуре РФ от 10 октября 2007 года, которое ряд СМИ называет ответом на статью В.Черкесова в «Коммерсанте». В заявлении Следственного Комитета названо количество уголовных дел, возбужденных за последний год в отношении представителей правоохранительных органов, судебной и законодательной власти. В списке примеров названо и дело против А.Бульбова. В заявлении Следственного Комитета сказано: «Приведенные цифры и примеры свидетельствуют о том, что никакая должность или принадлежность к тому или иному ведомству не могут являться гарантией ухода от ответственности за совершенные преступления».

Но ведь и Черкесов говорит об этом! Если можно говорить о «сторонах конфликта», то обе стороны соглашаются с тем, что за преступление надо отвечать. И это приятно. Печально другое. Что никто после такого шквала публикаций уже никогда не поверит в объективность вердикта, согласно которому такой-то чиновник воистину совершил преступление. Кто победил, тот называет преступниками других. Таково общественное мнение. И это мнение указывает на очень серьезную эрозию правового сознания. А ведь Следственный Комитет, как и вся правоохранительная система, может функционировать только в ситуации, когда императив права как-то признается существенной частью общества.

Кроме того, есть законы политической филологии, политической лингвистики, образности. Черкесов уже высказался на определенном языке. Можно попытаться противопоставить интригу (аппаратную подковерную борьбу) идеологии (стратегическому сутевому высказыванию). В принципе, выигрыш в рамках такого противопоставления не исключен. Если есть большой перевес в том, что касается возможностей вести аппаратную подковерную борьбу.

Тут могут быть разные точки зрения. Кто-то (и ваш покорный слуга в том числе) считает, что если одна из сторон положила на чашу весов (или коромысло качелей) груз под названием «идеология», то вторая сторона может выиграть, только сделав то же самое с большей убедительностью. А кто-то считает, что слово – серебро, молчание – золото. Но то, что после полноценного слова нельзя класть на политический прилавок медь так называемого «канцелярита», очевидно для всех.

Но дело даже не в канцелярите. Дело в судьбе страны. Судьба же зависит от ментальности представителей того класса, которому случай или история передали в руки страну. От их самосознания, классовой зрелости. От желания и умения говорить со страной не на канцелярите – иначе. На канцелярите уже говорили в конце 80-х годов совсем не худшие представители тогдашней номенклатуры. Договорились…

Завтра кто-нибудь снова выведет на улицу толпы, и с ними надо будет говорить. Кто будет говорить и как? Кто выйдет за рамки чиновной безгласности? За рамки того, что когда-то уже беспощадно описал тот же Александр Галич:

 
И теперь, когда стали мы первыми,
Нас заела речей маета.
Но под всеми словесными перлами
Проступает – пятном – немота!
 

Чем обернется для страны это пятно чиновной немоты? Это вялое пережевывание цифр? Это непонимание законов чувств, образности, эмоций, энергии? Не вечно будет длиться застой, не вечно! Что дальше? Стрелять будут? Так и в Румынии «пальнули» – и по народу, и по себе.

Группа № 6. Серия обобщающих авторских передач на радио «Эхо Москвы»

Читатель и сам уже, наверное, понял, что мне не нужны лавры пушкинского Пимена, «записывающего, не мудрствуя лукаво», все, что наговорили по поводу статьи В.Черкесова его многочисленные симпатизанты и антисимпатизанты. Я твердо вознамерился создать не летопись, а аналитическую модель. Причем достаточно развернутую. С трендами, кластерами – всем, чем положено. Создать же я хочу ее не для того, чтобы покрасоваться («вот ведь как можно все разрисовать»), а для того, чтобы выявить определенные нетранспарентные аспекты ведущейся идеологической и информационной войны.

Но и это выявление мне нужно не само по себе. То есть, конечно, оно для меня и самоценно, поскольку я занимаюсь теорией элит. Однако не от хорошей жизни ведь занимаюсь! А потому, что чувствую в неадекватном (или неоднозначном) поведении определенных элит стратегическую угрозу. Хочу эту угрозу выявить. А, выявив, что-то ей противопоставить.

Только подобные далеко идущие соображения заставляют меня скрупулезнейшим образом отслеживать высказывания по поводу статьи Черкесова. Начни я это делать более небрежно – мне справедливо укажут на неполноту данных, исходя из которых я строю модель. Соответственно, на недостоверность выводов. А потому будем терпеливо собирать (а где надо и обсуждать) первичный фактологический материал.

Второй этап развития кампании в СМИ по поводу статьи В. Черкесова в газете «Коммерсант» начинается в районе 12–13 октября. В эти дни постепенно прекращается разделение реакций на историю задержания генерала А.Бульбова и на публикацию статьи В.Черкесова. Возникают обзорные реакции, включающие весь процесс в целом. Здесь подразумевается и процесс, касающийся Госнаркоконтроля, и весь конфликтный процесс в российских спецслужбах.

Лидером этого нового направления становится радиостанция «Эхо Москвы», где примерно в одном ключе выходит ряд передач.

Передача № 1. «Власть» (ведущий Е.Киселев), 12 октября (15 октября печатная версия программы публикуется в «Новой газете»).

Е.Киселев коротко воспроизводит мониторинг всей ситуации с момента ареста Бульбова и ставит вопрос: понесет ли В.Черкесов ответственность за то, что выносит на обсуждение общественности проблемы и подробности внутричекистского противостояния? Говорится о том, что не исключено даже снятие В.Черкесова с должности за вынесенный из избы сор (вообще эта тема «вынесенного сора» возникает в публикациях периодически). Оценка Е.Киселева: «Выступать с откровениями по поводу того, что происходит в недрах спецслужб, – тяжелейшее нарушение всех писаных и неписаных правил, которыми живет корпорация». Но дальше Киселев как бы возражает сам себе: «Могли Черкесов, в свою очередь, тоже получить санкцию президента на такой шаг? Вполне. Причем Путин – это в его стиле – мог дать понять сторонам конфликта, что одна может начинать боевые действия, а другая – публично отвечать».

Заключение Киселева таково: «Зачем это Путину? Он выстраивает систему сдержек и противовесов, чтобы после 2008 года оставаться главной фигурой в стране».

Страны в обсуждении как не было, так и нет. Проблем как не было, так и нет. Санкции, балансы, заходы…

Передача № 2. «Код доступа» (ведущая – Ю.Латынина), 13 октября.

Ю.Латынина сохраняет агрессивную интонацию в отношении Госнаркоконтроля, взятую ею с самого начала (сайт Грани. ру). Однако на сей раз «площадные поношения» отсутствуют. Новый посыл выглядит так:

«…Хочется сказать: конечно, Госнаркоконтролъ – очень полезное учреждение, когда оно слушает Устинова. Может быть, мы это как-то запишем законодательно? Ну, допустим, запишем, что в обязанности Госнаркоконтроля входит прослушка Сечина, Устинова, Патрушева и еще кого-нибудь там, а все остальное, пожалуйста, пусть не трогают, пусть не проводят поправки по неуничтожению наркотиков».

Общий пафос – «чума на оба ваших дома».

Латынина временно снижает градус атаки. И это надо зафиксировать. А еще надо зафиксировать то, что фиксировать уже не хочется. Что для обсуждения нужен язык. А его нет. И что «пятно немоты» проступает не только через цифры Следственного Комитета, но и через журналистскую бойкую болтовню. Шукшин по сходному поводу спрашивал: «Что с нами происходит?» Так что же?

А происходит то, что можно назвать «вторичным опрощением». То есть регрессом. Регресс враждебен тексту вообще. Высказыванию как таковому. И нигде это не обнажается так явно, как в выступлениях Латыниной.

«После чего появилось письмо Черкесова? После ареста генерала Бульбова. Какой самый важный вопросу этой истории? Сдаст Черкесов Бульбова или нет? Товарищ Черкесов мог четыре слова написать в своем письме: «Я Бульбова не сдам». Даже вместо письма мог бы написать, всем было бы гораздо интереснее. А что товарищ Черкесов написал? Он написал, что от предателей в наших рядах мы будем избавляться беспощадно, но разрушать ряды никому не позволим. Это как перевести на русский язык? Это перевести так, видимо, что если попросит Путин, то сдам, а нет – так будет честный офицер. В общем, короче, когда в Мордоре два отряда орков сражаются за кольчужку Фродо, ни на чьей стороне сочувствия быть не может».

То есть Черкесов говорить не должен вообще. Он должен молчать, отделываться односложными фразами. Тогда Латыниной будет интересно. А вам не интересно, почему ей будет только тогда интересно? Вы не видите за этим фундаментальной коллизии, по отношению к которой статья Черкесова – это всего лишь важная частность?

Отдельного внимания заслуживает то, что Латынина использует отсылку к Мордору. Эта отсылка (в применении к российской территории) имеет старые зарубежные корни и симптоматична. Каждый, кто, говоря о России, адресует к Мордору, знает, что положил начало этому Р.Рейган. И что его оценка, согласно которой СССР – это «империя зла», есть сознательный парафраз из Толкиена, продиктованный Рейгану конкретными политтехнологами.

Но не будем превращать данную адресацию в теорию заговора. Латынина, как журналист определенной ориентации, имеет абсолютное право ненавидеть всех силовиков скопом и звать чуму на все дома, кроме демократического. Делает ли она это или что-то другое? Давайте сначала завершим наш контент-анализ. А потом уже станем что-то методологически обобщать.

Передача № 3, посвященная черкесовской теме, появляется на том же «Эхе Москвы» 14 октября. Передача называется «Полный Альбац» (ведущая, как мы понимаем, Е.Альбац).

Здесь тональность общелиберального неприятия («чума на оба ваших дома»), которой придерживается сама Е.Альбац, по необходимости размывается отличием позиций ее гостей.

Альбац ставит уже известные вопросы:

– является ли выход В.Черкесова на публику нарушением субординации;

– в какой степени В.Черкесов сохраняет «доступ к телу президента».

Гость передачи А.Кондауров стоит на позициях последовательной защиты фигурантов из Госнаркоконтроля. О.Крыштановская – сторонник взвешенных оценок.

В этой же передаче Д.Бутрин (заведующий отделом газеты «Коммерсант») сообщает, что статья публиковалась газетой без изменений.

У Бутрина, в отличие от Латыниной, опорное слово противоположное – «интересно»:

«Мы периодически публикуем статьи внешних авторов. Насколько я помню, в этом году у нас публиковались 8 авторов, такие разные люди, как Д.Медведев, А.Илларионов. Еще некоторое количество людей – больше 10 – пытались у нас опубликоваться, среди них был Б.Грызлов, мы эти публикации сочли неинтересными. В. Черкесов позвонил главному редактору, который только что вернулся из Лондона, и предложил публикацию. Через два часа публикация была в письменном виде на столе главного редактора, после чего было принято решение о ее напечатании. Это обычная практика для «Коммерсанта»…Эта публикация была интересна, в том числе и нам, и поэтому деньги за нее не платились».

Далее он сказал: «Мы получаем периодически тексты – я более чем уверен, что текст Д.Медведева, который мы опубликовали, несомненно, не принадлежит перу Д.Медведева, мало того, я уверен, что текст А.Френкеля, который мы публиковали, принадлежит перу А. Френкеля – это не имеет значения. Имеет значение, что человек готов под этим подписаться».

Таким образом, здесь публикация статьи также характеризуется как поступок. Ну, хорошо, поступок. И что? Если бы Черкесов своему обидчику дал в глаз – это тоже был бы поступок. Я же не говорю, что не поступок. Я говорю, что в данном случае поступокэто высказывание. А высказывание обсуждают как высказывание. Для этого есть язык, аппарат, драйв, смысл. Ну, и где это все?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю