Текст книги "Качели. Конфликт элит - или развал России?"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 54 страниц)

При этом одна группа упорно делает ставку именно на Устинова. Другая столь же упорно делает ставку именно на Чайку. А правило состоит в том, что проигравший получает утешительный приз в виде места, которое освобождает выигравший. В противном случае надо признать, что в прокурорско-минюстовском сообществе есть только два человека – Чайка и Устинов, которые могут что-либо возглавлять.

Ровно в той мере, в какой я не берусь ничего утверждать по поводу степени устойчивости региональных или иных обусловленностей, превращающих индивидуум в члена сообщества, я могу настаивать на крайнем правдоподобии гипотезы, согласно которой подобные взаимные рокировки могут говорить только о групповой обусловленности. Той или иной – но именно групповой и именно элитной.

Я не могу тут ничего доказать. Я просто верю своему чутью. И настаиваю на том, что ситуация (а) имеет доказательный характер и (б) является странной.

Под доказательным характером я имею в виду то, что назначения и снятия двух взаимно сопряженных фигур – это факты, подтвержденные документами. Это даже не официальные биографические сведения. И уж тем более не чьи-то наветы.

Под странностью я имею в виду то, с какой силой юридическо-прокурорский свет сошелся клином на двух фигурах, сменяющих друг друга.

Так что не могу я обнулить все свои предыдущие рассуждения! В той же степени не могу сказать, что они все полностью получили некое подтверждение постфактум. Я просто должен признать, что тщательное отслеживание подобных неочевидных вещей – занятие, конечно, неблагодарное, но не бессмысленное. И что, может быть, оно что-нибудь в итоге даст. И потому я продолжаю это занятие.

Итак, 17 августа 1999 года Ю.Чайку, снятого ранее с поста и.о. Генпрокурора РФ, назначили министром юстиции РФ. А Устинов?

7 августа 1999 года начинается ваххабитское вторжение в Дагестан.

9 августа В.Путин назначен и.о. премьера РФ. А Устинов – и.о. Генпрокурора.

Проходит меньше года.

7 мая 2000 года – инаугурация В.Путина, ставшего Президентом Российской Федерации.

17 мая 2000 года – утверждение В.Устинова в качестве Генерального прокурора РФ.

Подобная детальная хронология хороша тем, что она опирается на факты. То есть на некую несомненность. А плоха она тем, что подобного рода факты обладают всеми положительными и отрицательными качествами несомненного. Положительные качества понятны. Здесь нет места мистификациям. Отрицательные тоже понятны. Оставаясь только в пределах несомненного, вряд ли можно в чем-нибудь разобраться до конца. Поэтому эти пределы придется покинуть. Но предварительно оговорив, что дальше нам с читателем придется вместе вступить на территорию весьма зыбкую. И не надо увлекаться подобной зыбкостью сверх меры. Заниматься ею надо, но сдержанно и в сугубо вопросительной интонации.

О еще более проблематичных слагаемых так называемой «гипотетической краснодарской» специфики

Прежде чем заняться этой (еще более проблематичной) спецификой, способной, в случае подтверждения ее наличия, пролить какой-то свет на групповые индексы в рассматриваемых нами историях, оговорим, что все группы в постсоветской России являются крайне зыбкими. А вдобавок еще и опосредованными.

Что значит зыбкими?

Это значит, что люди, связывающие себя в какой-то момент какими-то отношениями, при любом серьезном толчке конъюнктуры начинают подвергать эти отношения глубокой ревизии. Что они вовсе не самураи, готовые сделать харакири ради феодального сюзерена, главы какого-то клана. Проиграет тот, кого на время выбрали главой клана, гибкие самураи пожмут плечами, скажут «козел!» (или что-нибудь погрубее) и будут искать новых хозяев. Иногда связи рушатся и восстанавливаются два раза в неделю – в зависимости от настроения. Иногда являются более устойчивыми. Но в любом случае это не что-то раз и навсегда заданное.

Но это не значит, что связей нет. Внутри частиц облака есть связи, как и внутри элементов, образующих какой-нибудь кристалл. Но это разные связи. То, что сообщество не является кристаллом, не значит, что оно состоит из отдельных атомов. Подвижность структуры не означает отсутствия оной.

Это все по поводу зыбкости. Теперь по поводу опосредованности.

Господин Журден, герой пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве», не знал, что он говорит прозой. Но он говорил ею. Некто, интегрированный в зыбкую структуру, необязательно должен знать, что он в структуре, и понимать себя соответственно. Но он может оказаться в ней опосредованно. Его способы принятия решений и действий могут делать его «зыбко когерентным» другим социальным атомам. Так и образуется структура.

Тот, кто понимает структуру как жесткую иерархическую систему, своего рода организацию или даже учреждение (совещание, решение, контроль и т. п.) слишком сильно упрощает жизнь общества и элиты. Да, такие структуры есть. Но есть и совершенно иная структуризация. Очень зыбкая, вариативная и – реальная. Социальные сгустки (конгломераты) образуются, распадаются, образуются вновь. Они регулируются не решениями и даже не договоренностями, а реакциями разного рода. Реакциями на тенденции, вызовы, интересы. Вариативно-реактивные связи доминируют в современной России. Но это тоже связи. А где связи, там и структуризация.

Казалось бы, азы теории управления говорят о том, что Устинов, находящийся на очень броской должности, – не привилегированное звено в данной связке. А Сечин – звено, безусловно, привилегированное. Потому что привилегированность при подобной структуризации определяется не официальной должностью, а неофициальным влиянием. Последнее же полностью связано с доступом к держателю абсолютной власти. Кто здесь обладает преимуществом? Вряд ли по этому поводу может быть сомнение.

Но рассматриваемый нами сюжет не исчерпывается соотношением должностей и неформальных влияний. Есть еще фактор менее броский и очевидный, но ничуть не менее значимый. Речь идет об обеспечении социальной связности зыбкой группы. Элитный фокус такого обеспечения всегда находится в руках у того, кто не обременен ни высоким официальным чином, ни особыми позициями при абсолютном властителе. Такой «социальный контролер» обычно бывает связан с базовым регионом. Обратим внимание, что экспертами обсуждается не только связка «Сечин—Устинов», но и некая (еще раз подчеркну – всегда зыбкая) вписанность в данный дуэт краснодарского губернатора А.Ткачева.

С учетом уже обсужденной нами краснодарской специфики В.Устинова, рассмотрение фактора Ткачева не является таким уж бессмысленным. Если эта вписанность есть (а она есть), то ее источником может являться только Устинов, который хотя бы теоретически в силу биографии располагает необходимыми для этого корнями.

Отметим, что Ткачев в 1995 году стал депутатом Госдумы, победив на выборах не кого-нибудь, а аж самого Н.Кондратенко. А в 1996 году он баллотировался на пост губернатора Краснодарского края, но снял свою кандидатуру… как вы думаете, в пользу кого? В пользу Н.Егорова!

Мы уже высказывали какие-то гипотезы по поводу егоровского следа в интересующих нас сюжетах. Теперь мы получаем еще одно – конечно, слабое и неочевидное – подкрепление. Получив его, идем дальше.

На выборах 1999 года в Госдуму Ткачев был поддержан губернатором Краснодарского края Н.Кондратенко.

А в 2000 году Кондратенко, отказавшийся баллотироваться на пост краснодарского губернатора, официально поддержал Ткачева на выборах. Ткачев же, победив, предложил Кондратенко стать представителем главы края в Совете Федерации.

В нашем рассмотрении по определению не может быть никаких демонизаций. Яркая до легендарности принадлежность Кондратенко («батьки») к идеологической группе, самоопределяющейся через отрицание «неких иноэтнических элементов», вряд ли требует доказательства. Другое дело, что реальная жизнь намного сложнее. И есть сотни примеров того, как действия Кондратенко на административном и политическом поприще подчас достаточно сильно расходились с его же декларациями. Но это не отменяет декларативность как групповой идеологический индекс.

Все это – еще в большей степени – присуще и гораздо более прагматическому Ткачеву. Мы не можем не констатировать (совершенно холодно и без всякой оценочности) наличия у Ткачева как высказывающегося лица идеологического индекса, близкого к Кондратенко.

Наиболее яркое из приписываемых Ткачеву высказываний звучит так: «Определять, законный мигрант или незаконный, можно по фамилии, точнее, по ее окончанию. Фамилии, оканчивающиеся на «ян», «дзе», «швили», «оглы» – незаконные, так же как их носители». Степень достоверности высказывания оставим на совести источника («Новая газета», 11–14 июля 2002 года). Ткачев это не опровергал. Да и вряд ли кто-то может устойчиво управлять южнорусской территорией в нынешнее время, не прибегая к подобной риторике.

Мы же всего лишь следим за линией «Ткачев—Кондратенко». И анализируем социально-политическую траекторию, по которой двигался более молодой и прагматичный Ткачев.

Из КПРФ Ткачев вышел в апреле 2003 года. Поддержав кандидатуру Путина на близящихся выборах, он заявил, что приостанавливает в связи с этим членство в КПРФ. Этим трансформация молодого регионального политика в члена политической элиты в общем-то завершилась. Так что же можно сказать о типе данной элитарности? И чего мы этим рассмотрением добились? Куда продвинулись?

Для того чтобы ответить самим себе на данный вопрос, нужно вновь вглядеться в совокупность добытых и осмысленных нами сведений. Чем мы располагаем?

Прежде всего, биографией Устинова.

Внутри этой биографии (абсолютно корректной, лишенной выискивания ненужного, неинтересного для нас компромата) размещен проблематичный краснодарский сюжет. Почему проблематичный? Я уже несколько раз говорил об этом. И еще раз скажу, что в принципе не люблю оперировать этими самыми землячествами вообще. А в условиях нынешней российской разболтанности считаю это особо рискованным занятием.

Свердловский замкнутый микросоциум Ельцина… Днепропетровский микросоциум Брежнева… Санкт-петербургский микросоциум Путина… Есть такое, никто не спорит. Но не надо преувеличивать значение этого фактора. Нельзя отождествлять делающего политику индивидуума с «трайбом» в условиях, когда все «трайбы», как мы знаем, начинены весьма глубокими внутренними противоречиями.

Итак, осторожность и еще раз осторожность. Но быть осторожным и отказываться от возможности социологического анализа феномена – вещи разные. Устинов дает определенные основания для взвешенной и осторожной «региональной привязки» (в которой – самой по себе – нет ничего плохого).

Потому что действительно – человек и жил с детства в определенном месте, и там же очень долго работал, и оттуда же пошел наверх… Потому что место это, где он так долго жил и работал, достаточно специфическое. Южная Россия чужих не любит, а своих крепко к себе привязывает. В этом есть плюсы и минусы. Главное – это так.

Короче, рассмотрение краснодарской привязки Устинова вполне допустимо. Ну, так мы и рассмотрели. Что дальше?

А дальше то, что эта очевидная краснодарская привязка (если она окончательно будет доказана) способна слегка сдвинуть ролевые функции в пределах альянса «Сечин—Устинов». (Проблематичность этого альянса мы тоже рассмотрели, равно как и причины, позволяющие его обсуждать.)

Если нет элитного фактора в виде краснодарской специфики, то Сечин в рассматриваемом нами альянсе абсолютно преобладает над Устиновым. Потому что он ближе к Путину и операционально приоритетен в силу этой близости. Даже если мы добавим к рассмотрению фактор краснодарской специфики, ничто решительным образом не изменится. Сечин в альянсе все равно будет преобладать по многим объективным и субъективным причинам. Но лишь с одной оговоркой. Роль Сечина в этом альянсе полностью детерминирована суперфактором Путина. Пока наличие Путина в виде суперфактора – это аксиома, ничто решающим образом не изменится. Разве что Сечин потеряет близость к Путину, что вряд ли произойдет.

А если что-то произойдет с Путиным? Например, он уйдет… Или разыграет сложную игровую схему с проблематизацией абсолютности собственной роли… Тогда начнут работать другие закономерности. Поскольку речь о закономерностях, в которых решающее значение имеет фактор человеческой воли, то доказательство их наличия всегда затруднено. Это в физике возможен эксперимент. А в политологии… в ней роль эксперимента занимает исторический прецедент при всей его условности. Сравнение Сечина при Путине с Коржаковым при Ельцине – очень условно. Сечин и Коржаков – люди с разными биографиями и разными возможностями. А также с разной должностной функцией. И тем не менее сходство есть.

Сходство – в абсолютной, как это казалось многим, эксклюзивности взаимных отношений (ну, куда один без другого?). А также в идеологической окраске этой эксклюзивной связи (антилиберальность, патриотизм и так далее). Пока власть Путина – это константа, все задано до деталей. А потом начинается эпоха каких-то изменений.

Предположим (и для этого есть определенные основания), что Сечин не хочет этих изменений, как когда-то не хотел их Коржаков. Но в перспективе изменения – неизбежны. От этой перспективы можно какое-то время отмахиваться. Но потом она начинает слишком зримо маячить на слишком близком политическом горизонте. И что прикажете делать? (рис. 54)

Рис. 54

Борьба за власть – это не оперирование близостью к власти. Это совсем другое. Легитимация близостью остается, но ее значение меняется. Она перестает быть абсолютно значимой. И становится относительно значимой. Потому что нужно бороться за власть. Чью? И – с помощью чего бороться? С опорой на что?

Санкт-петербургский бэкграунд – штука вообще специфическая. Его можно использовать, придя к власти, но на него очень трудно опереться. У противников Сечина – тоже санкт-петербургский бэкграунд. Данный бэкграунд слишком противоречив. Есть «либеральный» Санкт-Петербург, несколько разных «патриотических» Санкт-Петербургов. Как на это обопрешься?

А вот на гораздо более монолитный краснодарский бэкграунд опереться можно. А в момент, когда встала задача борьбы за власть, опереться на него еще и нужно. Но у кого в органике, в специфике биографии, больше потенциал, коль скоро речь идет о таком бэкграунде? В этом узком и долгое время далеко не столь решающем вопросе потенциал Устинова выше, чем потенциал Сечина. Если данный узкий вопрос приобретает новую весомость, то и вес Устинова меняется. Не так ли? Мы пока не утверждаем, что вес меняется. Мы лишь подчеркиваем, что если фактор становится весомее, то все будет именно так. Да и вообще… Сегодня Сечин – это «титан», потому что Путин – абсолютная власть. А завтра Путина нет… Что остается? Какие-то зыбкие унаследованные возможности экономического и социального характера? Плюс огромные издержки. Вот она, судьба московского «титана». А в Краснодаре все скромнее, но устойчивее. Ну, уйдет Путин… Ткачев что, немедленно испарится? А почему?

ЧЕМ НЕУСТОЙЧИВЕЕ СИТУАЦИЯ, ТЕМ МЕНЬШЕ ЧЛЕН ЭЛИТЫ ТЯНЕТСЯ К ПОЛИТИЧЕСКОЙ КРОНЕ, КОТОРАЯ МОЖЕТ ОСЫПАТЬСЯ. И ТЕМ БОЛЬШЕ ОН ТЯНЕТСЯ К СВОИМ КОРНЯМ, НА КОТОРЫЕ ВЕТЕР СИТУАЦИИ НЕ ОКАЖЕТ ТАКОГО РЕШАЮЩЕГО ВОЗДЕЙСТВИЯ.

Психологически это очень понятно, да и социологически тоже. Называть подобную тенденцию железным законом было бы глупо. Мало ли кто на что ориентируется в критических ситуациях? Мало ли кто как понимает надежность? Но то, что критическая ситуация актуализирует надежность и проблематизирует все, что было ей ранее противопоставлено, это несомненно. Бывают, конечно, странные фигуранты, которые даже в сверхкритических ситуациях продолжают действовать так, будто бы кризиса нет и крона имеет решающее значение. Но это уже бюрократический (точнее, аппаратный) синдром. Крупные игроки преодолевают его в себе при первых же толчках серьезного кризиса. Политическая закономерность – не закон всемирного тяготения. Она может и нарушаться. На то и свободная воля. Политическая закономерность оперирует возможным. Иногда высоко возможным. Но не неизбежным.

Есть основания считать, что для В.Устинова все большее обращение к своим региональным корням по мере усиления политической неопределенности возможно. И даже высоко возможно. Но это не значит, что оно неизбежно. Тем более, что глубину своих коммуникаций с региональным бэкграундом может оценить только сам Устинов, но уж никак не мы. Но предположим, что апелляция к региональному бэкграунду в кризисной ситуации возымеет место. Как тогда будет развиваться процесс?

Примерно как снежный ком.

Лицо с высоким федеральным статусом и позициями во властной системе решило опереться на свой региональный бэкграунд. Бэкграунд прильнул к лицу. Лицо предоставило бэкграунду свои элитные групповые коммуникации. Бэкграунд начал в ответ оказывать поддержку уже не только лицу, но и элитной группе, получая от нее взамен нечто, позволяющее бэкграунду усилить свои возможности (в противном случае это вообще не работает). Дело вполне деликатное… По-настоящему бэкграунд доверяет только своему. То есть тому лицу, с которого началась эта история взаимоподдержки. Соответственно, позиции лица в элитной группе растут. Если, конечно, все это не рассыпается по дороге. Обычно оно и рассыпается, и собирается вновь.

Все, что я описываю, не пропись и не закон Ньютона. Эта некая возможная схема.

Но не толчем ли мы воду в ступе каких-то абстрактных схематизации? Имеются ли для них какие-то реальные основания? Увы, такими основаниями уже не могут быть ни факты, ни официальные сведения. Речь может идти лишь о каких-то высказываниях. А где высказывания, там мистификации, демонизации и все прочее.

Сказать, что дыма без огня не бывает, значит придавать слишком много значения высказываниям. Знаю, что бывает дым, в котором нет ни одной искры огня. Тем не менее, мы никуда без высказываний не денемся. Мы можем и должны их интерпретировать, проблематизировать – и использовать. Иначе какая герменевтика? И какая без нее аналитика элиты?

Привожу короткую (и вовсе не утверждаю, что достоверную) сводку высказываний, касающихся связи Ткачева с тандемом «Сечин—Устинов».

О том, что краснодарский губернатор вошел в связку Сечин– Устинов в виде третьего элемента, писалось достаточно много.

14 сентября 2005 года в «Новых известиях» появляется статья Н.Красиловой «Подарок всемогущему монарху». Данная статья – репортаж о мероприятии Института национальной стратегии С. Белковского, посвященном презентации разработанного данным учреждением «проекта новой конституции».

В статье для нас интересен только один отрывок. Вот он:

«Для кого конкретно готовится столь заманчивый проект Конституции, то есть кого г-н Белковский видит в роли этого самого «некоронованного монарха», он говорить не стал. Зато огласил список потенциальных преемников Владимира Путина, конкурирующих сейчас за его благословение. По его мнению, реальных кандидатов семь. Это спикер Совета Федерации Сергей Миронов, к нему тяготеет Владимир Путин, но от его фамилии в ужасе замглавы администрации Владислав Сурков. Председатель Государственной думы Борис Грызлов. Два губернатора – Красноярского края Александр Хлопонин и Краснодарского – Александр Ткачев (последнего, по словам политолога, поддерживают замглавы администрации президента Игорь Сечин и алюминиевый олигарх Олег Дерипаска). Еще один любимец Путина – «доверенный президентский чиновник по особым поручениям» Дмитрий Козак. И один из прокурорских работников на выбор: либо генеральный прокурор Владимир Устинов, либо его заместитель Владимир Колесников».

Здесь Белковский с абсолютной категоричностью говорит о том, что А.Ткачев и И.Сечин связаны между собой. И что их связь настолько серьезна, что И.Сечин готов лоббировать А.Ткачева в качестве преемника нынешнего президента РФ В.Путина.

Еще раз оговорим, что никакое публичное высказывание вообще (и уж тем более высказывание экспертов, которые стремятся поддержать любой ценой свой специфический имидж) не может быть спутано с фактом. Мы не говорим, что у И.Сечина с А.Ткачевым есть какие-то особые отношения. Отношения, конечно же, есть! Их просто не может не быть, поскольку все представители политической элиты связаны между собой какими-то отношениями. Но в сегодняшнем политическом мире отношения – штука крайне неустойчивая. А определять тип отношений по высказываниям сторонних наблюдателей – дело вообще крайне неблагодарное.

Итак, мы не говорим, что отношения ЕСТЬ. Мы говорим лишь, что они ОБСУЖДАЮТСЯ. И достаточно важно, кем они обсуждаются. Потому что эксперты, подобные тому, чье высказывание мы только что процитировали, никогда не будут высказываться без определенной элитной необходимости.

Эта необходимость необязательно должна состоять в том, чтобы сказать правду по поводу тех или иных коммуникаций. Может быть, наоборот, нужно дезинформировать зачем-то кого-то, скомпрометировать и так далее. Но дело не в том, что именно нужно и почему. Дело в том, что что-то нужно. Белковский не Ключевский и не Карамзин. И не Пимен из пушкинского «Бориса Годунова». Он оператор информационной войны. И мы фиксируем не факт отношений между Сечиным и Ткачевым, а акцию в пределах информационной войны, навязывающую этим двум политикам определенные конфиденциальные отношения.

Мы также обращаем внимание на то, что информационная война ведется с расчетом на определенную аудиторию. Аудитория, в которой будут рассматриваться рефлексии Белковского, просто не может не достроить предлагаемый ей виртуальный дуэт «Сечин-Ткачев» до виртуального трио «Сечин-Устинов-Ткачев». А также не начать рассматривать краснодарский генезис Устинова и семейные связи Устинова с Сечиным как особое обстоятельство, обеспечивающее коммуникационный мост между Сечиным и Ткачевым.

Мы уже обсуждали, что родственные отношения и земляческие связи – вещи проблематичные. Они могут что-то отражать, а могут не отражать ничего. И, конечно, важно знать, что происходит на самом деле. Но не менее важно знать, кто, зачем и с какой силой навязывает проблематичному статус несомненного. Белковский крайне настойчив в своем желании придать статус несомненного всем проблематичным факторам, связующим Сечина, Устинова и Ткачева. Он обращается к данной теме многократно.

27 сентября 2005 года Белковский дает интервью «Комсомольской правде». Тема та же – возможные преемники Путина. Воспроизведем небольшой фрагмент диалога Белковского с корреспондентом «Комсомолки»:

«Кстати, есть еще один губернатор-преемник. Краснодарец Александр Ткачев.

– Тот самый, что косу Тузла хотел у Украины отобрать?

– Вот видите, у него уже есть репутация. Ив глазах народа очень даже выигрышная. – Белковский обвел «галку» Ткачева кружком. Получилось вроде мишени. – Ткачев – самый избираемый на сегодня из колоды Путина.

– Кто же его двигает?

– Силовики и влиятельный бизнесмен Олег Дерипаска.

– А либералы?

– Они от Ткачева в ужасе!

– Кого мы еще забыли?

– Ну, следующего забыть никак невозможно. Мимо такой фигуры не протиснешься. Это Генпрокурор Владимир Устинов. Идеальный кандидат с точки зрения кремлевских силовиков. Даже более удобный, чем Ткачев. Он связан с ними многим, в том числе с некоторыми – родственными узами.

– Когда Путин успел переговорить с Устиновым?

– Месяца полтора назад».

Итак, Белковский вновь называет Ткачева и Устинова «кандидатами в преемники» от «силовиков». То есть, как минимум, он говорит о принадлежности Ткачева и Устинова к одной и той же «кремлевской башне».

Употребляемый Белковским термин «силовики» может обозначать, по большому счету, что угодно и кого угодно. Однако он уточняет, что Устинов «связан с ними многим, в том числе с некоторыми – родственными узами». Родственными узами Устинов, как известно, связан с заместителем главы АП Игорем Сечиным. Таким образом, Белковский вновь строит в сознании своего читателя связку «Устинов-Ткачев-Сечин».

Мне возразят: «Ну, что Белковский! Вы же сами говорите – информационная война! Можно сказать и резче. Как на основе подобных оценок можно делать какие-то выводы?»

Во-первых, далеко не все оценки Белковского сугубо виртуальны и абсолютно провокативны. Это может быть по-разному. Когда-то может заявляться нечто, очевидно противоречащее реальности (как говорят математики, «с точностью до наоборот»), а когда-то даваться ценная информация. Все в конечном итоге зависит от того, кто и с какой целью реализует нечто через Белковского. И какой игровой замысел у самого Белковского. В данном случае есть основания считать, что Белковский не деформирует до неузнаваемости реальное положение дел.

И все же если бы дело исчерпывалось Белковским, то достоверность трио, о котором мы говорим, была бы слишком низкой. А герменевтика информационной войны – слишком неоднозначной.

Но когда другие источники, с другой степенью достоверности, с другой степенью ответственности за свою информацию и другим отношением к собственной репутации, воспроизводят ту же концепцию трио, то дело в корне меняется.

Вот что писал на тему трио 9 октября 2006 года (то есть уже после отставки Устинова с поста Генпрокурора) авторитетный, близкий Кремлю и беспокоящийся о своей репутации журнал «Эксперт»:

«Ткачев поддерживает краснодарские традиции еще и в плане ориентации на консервативные группировки в федеральной политике. Он близок к бывшему Генпрокурору Владимиру Устинову, выходцу с Кубани. Несколько лет назад на Дне города Кореновска в Краснодарском крае (в этом городе начиналась прокурорская карьера Устинова) Генпрокурор и губернатор даже вместе окрестили нескольких новорожденных. Здесь трудно удержаться от ассоциации с Коржаковым и Егоровым и не подивиться устойчивости фундаментальных свойств региональной политической модели».

Данное высказывание никоим образом не превращает нашу концепцию трио в факт политической жизни. Но оно придает данной концепции совершенно другую, гораздо большую значимость.

Потому что в указанном отрывке не просто фиксируется связь Устинова с Ткачевым. Причем связь, подкрепленная таким весьма символическим и неформальным сюжетом, как совместное крещение новорожденных на городском празднике в Кореновске (где начиналась карьера Устинова). Нет, эта связь дополняется еще и некоторыми историческими аналогиями.

«Эксперт» проводит аналогии между устиновско-ткачевским сюжетом и существованием пары Коржаков-Егоров. Если рассматривать эту аналогию сквозь призму структурно-ролевых функций, то понятно, что Ткачев – это своего рода аналог Н.Егорова. А вот Устинов…

Устинов на Коржакова, что называется, «не тянет». Точнее, не «дотягивает». Степень близости к первому лицу не та, уровень влияния также не тот. Максимум, на что мог бы претендовать Устинов, – это некий аналог О.Сосковца, влиятельного администратора, являющегося союзником еще более влиятельного А.Коржакова.

В такой схеме аналогом Коржакова может быть только И.Сечин. Конечно, это не прямая аналогия. Под началом Коржакова находилась какая-никакая, но спецслужба (Служба безопасности Президента). Под началом Сечина по сути находится канцелярия. Тем более эта аналогия не распространяется на склад мышления, тип жизненного пути. Но элитная матрица – штука посильней, чем реальность личности или судьбы. Она ищет кандидата на определенную роль. И, наделив его этой ролью, начинает «ворожить». Осуществляются похожие действия. Возникают самые странные сходства и параллели.

Вдруг оказывается, что война с группой Сечина ведется по тем же законам, что и война с группой Коржакова. Причем почти из тех же (совершенно необязательно либеральных) редутов. Что международные весьма противоречивые интересы начинают находить «героев своего романа». Повторяется (разумеется, с поправкой на специфику властителя и ситуации) масса тонких деталей. Из них причудливым образом сплетается система политических и социальных повторов, контрапунктов, крещендо, диминуэндо. Это не мистика, а не до конца алгоритмизированные аспекты элитного ролевого поведения. Не более, но и не менее. Потому что в прямом смысле слова сегодняшний «Коржаков» – это Золотов. А в элитно-ролевом смысле – именно Сечин…

Одно дело мои ролевые выкладки. Другое дело – журнал «Эксперт».

Тут нужно учесть многое. Требования к жанру, вытекающие из профиля журнала. Журнал такого профиля не должен заниматься ролевыми выкладками. Он должен выдавать сведения «на гора».

Кроме того, достаточно очевиден тип вписанности журнала в политический процесс. Этот тип вписанности задает всевозможные ограничения. Их нельзя свести к политкорректности. Они намного сложнее. И вот «Эксперт» проводит аналогию между А.Ткачевым и Н.Егоровым и говорит о связи между Ткачевым и Устиновым.

Тут слишком очевиден как намек на существование трио «Устинов-Ткачев—Сечин», так и намек на сопоставимость этого трио с неким политическим прецедентом предыдущей эпохи («Сосковец-Егоров-Коржаков»).

Даже если информация «Эксперта» недостоверна (а почему ей быть таковой?), то она все равно отражает не склонность издания к сплетням и не его чувствительность к современным экономическим стимулам, а стратегическую элитную конъюнктуру.

В этом случае кому-то нужно, чтобы тройственные отношения были. И этот «кто-то» не может быть не включен в ведущуюся элитную игру. А поскольку бэкграунд Белковского и бэкграунд «Эксперта» трудносовместимы, то скорее всего определенная мера достоверности в вопросе о связях в рамках рассматриваемого треугольника «Сечин-Устинов-Ткачев» все же есть.

Впрочем, даже если достоверность и не равна ста процентам, то уровень игры, ведущейся вокруг данного коммуникационного треугольника, таков, что этот треугольник может быть введен нами в рассмотрение в качестве как минимум устойчивого информационного элитного мифа. Но, как я уже говорил со ссылкой на классиков, идеи, овладевающие массами, становятся материальной силой. Мы, развивая классиков (и учась у них), можем сказать, что определенные мифы, овладевая элитами, тоже становятся материальной силой. И в качестве таковой подлежат аналитическому рассмотрению.

Только что мы с вами осуществили герменевтическую реконструкцию. И сейчас самое время рассмотреть ее в качестве частного примера, иллюстрирующего общий принцип.

Предположим, у вас есть несколько источников – И1, И2, И3, И4…Иn.

И что каждый из этих источников может либо сообщать правду (П1, П2, П3, П4…Пn), либо заниматься дезинформацией (Д1, Д2, Д3, Д4…Дn).

Можно отдельно заниматься совместимостью правд (в математике это называется «пересечением» – П1∩П2∩П3∩П4… ∩Пn). Дополняя друг друга, правды дают картину событий.