Текст книги "Прощальный ужин"
Автор книги: Сергей Крутилин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
16
С тех пор положение студента было легализировано.
Анатолий снова стал встречать Марину возле метро, звонить по телефону, и когда приходил, они сидели на кухне лишь то время, пока он ужинал. Парень был всегда голоден, и Марина его помаленьку подкармливала. После ужина они переходили в гостиную, садились на диван, смотрели телевизор и разговаривали по-обычному, не шепотом.
Однако встречи их продолжались недолго.
В самый канун Восьмого марта через «Гастроном № 1» Марина получила от Олега корзину, доверху наполненную дорогими подарками. Марина была очень польщена, более того, растрогана его щедростью. Правда, поначалу она не придала подаркам особого значения. Думала, что это обычные его чудачества. Однако через неделю пришло письмо от Олега.
В письме Олег выказывал самые серьезные намерения. Он писал, что пылает любовью к Марине и вскоре приедет, чтобы сказать ей это лично. «Так что шей себе подвенечное платье!»
Подобно всем женщинам, на которых неожиданно сваливается такое счастье, Марина развила поразительную деятельность. Придя с работы, она подсаживалась к телефону и часами не отходила от аппарата. Начинала со звонка матери. С матерью обговаривалось самое главное. Во-первых, когда устраивать свадьбу – сразу же по прибытии Олега или после регистрации брака? Во-вторых, как должна обращаться к нему Наташа: звать его дядей Олегом или же папой? Выяснение всех этих тонкостей отнимало много времени, ибо каждый раз возникали все новые и новые аспекты. Неясно было, на какое время приезжает Олег. Пропишут ли его в Москве? Как поступить с его ленинградской квартирой? Наводились справки, строились догадки. Иногда разговор с матерью длился по целому часу.
Потом, после разговора с Надеждой Павловной, звонок деду Леве.
Разговор с отцом всегда носил деловой характер, а поэтому был краток.
– Папочка! – говорила Марина. – Не можешь ли ты одолжить мне хоть немного денег? Я бы и сама приехала за ними, но мне очень некогда. Я пришлю Наташу. Много ль надо? Ну, хотя бы рублей сто пятьдесят. У нас назревают серьезные события. Какие? Это разговор не для телефона. Приеду как-нибудь, расскажу. Значит, можно присылать Нату? Спасибо!
В заключение звонок тетушке Серафиме, сестре отца, тоже относительно денег и тоже с многозначительными намеками на скорые перемены. Все, даже самые дальние родственники были оповещены о предстоящих событиях. Не знал лишь Маковеев. Надо было как-то оповестить и его об этом. Пусть знает, Марина посоветовалась с матерью.
– Позвони ему, – сказала Надежда Павловна, – и попроси у него денег на подвенечное платье.
Марине такой заход очень понравился. Она тут же позвонила на Масловку.
– Глеб! – Теперь она уже не волновалась при этом имени. – Не можешь ли ты прислать нам с Наташенькой денег пораньше, не в середине месяца, как всегда, а в начале? Почему такая срочность? Видишь ли, у нас непредвиденные расходы.
– Какие, если не секрет?
– Нужно справить свадебное платье!
– Для кого? – удивленно спросил Маковеев.
– Для меня, разумеется.
– А-а. Значит, ты выходишь замуж?
– Да.
– Поздравляю! И кто же избранник твоего сердца?
– Как ни странно, твой хороший друг.
– Он художник?
– О, нет! Художников с меня достаточно! Он твой герой.
– Олег?!
– Он самый.
– Ну что ж, будь счастлива.
– Спасибо!
Марина положила трубку. Она даже не напомнила ему еще раз об алиментах. Разговор о деньгах был лишь предлогом. Ей хотелось позлорадствовать: вот, мол, ты бросил меня, а друг твой делает меня своей избранницей. Марина была довольна разговором с Маковеевым. Она очень хорошо представляла себе, как вытянулось от удивления лицо Глеба, когда он услыхал новость.
– Траля-ля-ля-ля! – Марина запрыгала от радости.
В квартире давно был наведен порядок: натерты полы, выстираны занавески и коврики, висевшие на стенах. Теперь Марина побежала на кухню и сняла портрет Олега; полотно изрядно запылилось, от газа и копоти краски несколько пожухли. Она протерла портрет ваткой, смоченной в подсолнечном масле; аккуратно сняла пыль с лица, рук, с красных всполохов горящей степи, и портрет вновь заблестел, словно только что написанный.
Марина вставила портрет в раму, которую отыскала в кладовке, и повесила его в гостиную на самое видное место – над столом. Она еще любовалась портретом, как вдруг кто-то позвонил. Марина открыла дверь. На пороге стоял Анатолий. Студент, как всегда, снял стоптанные свои ботинки и потоптался в прихожей, осматриваясь. Он сразу же заметил перемену, но ничего не сказал. И Марина ничего не сказала. Она по-обычному провела Анатолия на кухню, но почему-то не спешила накормить его. Не спешила вовсе не из корыстных соображений. Просто она никак не могла остановиться. Она продолжала бегать из кухни в комнаты и, наоборот, из комнат в кухню, довершая кое-какие недоделки. Судя по всему, студент уже обо всем догадывался. Он посидел-посидел и, видя, что хозяйке не до него, засобирался уходить.
– Я провожу тебя. Мне надо сказать тебе кое-что. – Марина набросила на себя плащ и приоткрыла дверь в комнату дочери. – Наташенька, я ухожу.
– Ты надолго, мамочка? – Наташа делала уроки за столом и теперь обернулась к матери.
– Нет-нет! Провожу дядю Толю и тут же вернусь.
Марина уже захлопнула за собой дверь, как навстречу ей из лифта – пожилая женщина, доставщица телеграмм.
Олег торопил события. Не было такого дня, чтобы он не прислал телеграммы, одна другой трогательнее. Доставщики уже знали Марину в лицо, и она их.
– Вам опять «срочная», – сказала женщина, протягивая ей бумагу, сложенную голубой полосой наружу.
– А, спасибо!
Марина огрызком карандаша, который предложила ей доставщица, расписалась в потрепанной книжке, сунула в карман плаща сложенную вдвое бумажку, и, опережая женщину, они побежали вниз.
Было не очень поздно, и огни на улицах еще не горели. На углу возле нового кинотеатра постояли, пропуская автобус, и, переждав, перешли на другую сторону Песчаной. Они очутились в парке. Парк был старый, неухоженный. Липы еще не распустились, но трава уже зеленела и вовсю пахло весной.
Марина решила первой начать объяснение.
– Толик! – сказал она, беря его под руку. – Я хочу тебя попросить об одном одолжении. Могу я на тебя положиться?
– Да!
– Прошу тебя, не звони мне больше, не встречай меня у метро и вообще забудь меня.
– Почему?
– Так надо.
– Но для этого должна быть причина!
– Да. Ко мне приезжают родственники.
– Надолго?
– Надолго.
– Ну, хорошо. Летом я уеду на практику. Но до каникул еще много времени. Теперь тепло. Мы можем встречаться где угодно. Я знаю чудное место в Жаворонках! Будем ездить за город.
– Нет, нет!
– Значит, разлюбила?
– При чем тут разлюбила?
– Тогда говори все прямо! – Анатолий остановился, пристально поглядел на нее.
– Ну, хорошо! – Марина разом переменилась. – Я встретила человека, который… ну, как это говорится, предлагает мне руку и сердце.
– О! – рассмеялся Анатолий. – Да мужики все предлагают руку и сердце! Пока обхаживают.
– Но ты вот не предлагаешь?
– Просто, я порядочный, потому и не вру.
– Ну нет! – Марина потупила взгляд. – Это товарищ моего мужа. Я знаю его давно. Он хороший человек.
Студент молчал. Они стояли в стороне от дорожки. Под старой липой. Фонарей тут не было, и Марина не видела его лица.
– Мне не хочется расставаться с тобой, – продолжала она. – Но я о себе не думаю, я думаю о Наташе. Для нее лучше, если у меня будет семья. Пойми меня! Я не говорю – ради любви ко мне. Но хотя бы ради уважения, прошу, не преследуй, не ищи встреч. Ладно?
– Попробую.
– Я хочу, чтобы мы расстались друзьями.
Он молча пожал ее руку и шагнул на дорожку. Марина бросилась за ним, обняла сзади, поцеловала. Анатолий не ответил на ее поцелуй. Едва Марина сняла руки с его плеч, он скрылся в темноте.
Постояв, Марина не спеша побрела домой. В кино окончился сеанс, на аллеях парка то и дело встречались парочки. Парни и девушки шли, взявшись за руки, они смеялись, им было весело.
В лифте Марина вспомнила про телеграмму.
«Вылетаю пятого, – прочитала она. – Рейс сто тринадцатый. Прибытие Внуково семнадцать тридцать. Обнимаю».
Марина машинально скомкала бланк и сунула его в карман.
17
Она поехала на аэродром одна, без Наташи. Присутствие дочери, которая за последний год очень вытянулась и стала настоящей девицей, по ее мысли, могло произвести нехорошее впечатление на будущего супруга.
До прибытия самолета оставалось не менее четверти часа. От нечего делать Марина бродила в сквере, разбитом перед зданием аэровокзала. Было тепло по-летнему, и она с огорчением подумала о том, что напрасно надела плащ. Надо было ехать в пуховой кофте и черной юбке, выглядела бы моложе и изящнее.
На клумбах, прибранных и очищенных от прошлогодней листвы, уже выпирали из-под земли фиолетовые стебли тюльпанов. Остро пахло тополиными почками. На скамейках сидели стюардессы и летчики, пассажиры с детьми. Все отрывочно вполголоса разговаривали, прислушиваясь к голосу дикторши, доносившемуся из динамиков. Чуть ли не каждую минуту взлетали и садились самолеты; и с каждым взлетом, и с каждой посадкой разъединялись или соединялись чьи-то судьбы, свершались или не свершались чьи-то надежды.
Не спеша прохаживаясь взад-вперед по дорожке сквера, Марина думала о том, что принесет ей предстоящая встреча. Она мало знала Олега, и у нее не было к нему каких-то особенно нежных чувств. Правда, она благодарна ему за то, что он поддержал ее в трудную минуту. Ничего, чувства со временем придут, убеждала она сама себя. Ведь не было же у нее никаких чувств к Толику, когда они встретились в новогодний вечер. А теперь она неотступно думает о нем, воскрешает в памяти их встречи, которые приносили ей радость.
Наконец дикторша объявила о прибытии самолета из Якутска. Марина заспешила к аэровокзалу. Решетчатая дверка, закрывавшая выход на летное поле, была открыта; по узкому коридорчику на перрон выходили встречавшие. Их было человек десять, не более. Марина шла последней. Оглушительно ревели моторы. По широкому бетонированному полю, ослепляя стеклом кабин и иллюминаторов, без конца двигались ТУ и ИЛы. Между ними сновали автокары и бензозаправщики, подвозившие грузы и горючее. Трудно было поверить, что в этом многоголосом гуле, в суетливом и беспрерывном движении есть какой-то порядок. Однако он был, потому что, когда подошло время, Марина вдруг увидела, что из глубины поля, от посадочной полосы, к аэровокзалу подруливает самолет, а навстречу ему с обочины двое рабочих катят трап, такой же серебристо-белый, как сам самолет, и с такой же голубой полосой посредине.
Винты замерли. Рабочие подкатили трап. Показались первые пассажиры: женщина с ребенком на руках и усатый мужчина в шапке. Следом за ними в дверях появлялись все новые и новые пассажиры. Они останавливались на верхней площадке трапа, оглядывались, щурясь от яркого солнца, и не спеша сходили по ступенькам вниз. Приглядываясь к ним, Марина старалась узнать Олега. Но все были одеты как-то чудно и непривычно, по-зимнему, и среди этих неуклюжих мужских фигур в шубах и мохнатых шапках она не сразу заметила его. И лишь когда пассажиры подошли вплотную к встречавшим, Марина увидела Олега и, обрадованная, подбежала к нему.
Они обнялись и поцеловались. Целуя, Олег искал ее губы, но Марина увернулась, подставила щеку.
– Ну, как долетел?
– Ничего. Только над Уралом качало здорово.
Автокар, доверху нагруженный чемоданами, подъехал к коридорчику, ведущему к выходу с летного поля. Олег отыскал свои вещи. Рюкзак он закинул за плечо, а старый, потертый чемодан они понесли вместе, рука в руке. Но чемодан оказался легким, а проход, огороженный с обеих сторон металлической решеткой, узок, и Марине пришлось отступиться.
На остановке такси было людно. Изредка к толпившимся на обочине шоссе пассажирам подъезжала машина; два-три очередника бросались к ней и тут же отходили, чтобы снова занять свое место в очереди. Такси либо были заказаны, либо водители их кончали работу и поэтому не хотели брать пассажиров. Машины отъезжали в сторонку, останавливались возле тополей и лип.
Марина тоже было потянула Олега в очередь. Он постоял минуту-другую и, осмотревшись, бросил коротко:
– Обожди!
Она осталась с вещами, а Олег, сдвинув на затылок серую волчью шапку, пошагал бровкой шоссе к машинам, стоявшим поодаль. Шел он не спеша, словно не было у него никакой тайной мысли, а просто гуляет парень, да и только! Вот он нагнулся к одному водителю, к другому. И так же не спеша, не выражая ни удивления, ни радости, вернулся назад.
– Пошли! – Олег вскинул рюкзак, подхватил с земли чемодан. – Эти м о л о т к и, – он кивнул на пассажиров, толпившихся на стоянке такси, – будут стоять тут до ночи.
Олег побросал вещи в багажник «Волги», они сели вместе позади водителя, и машина, набирая скорость, покатилась. Таксист повез их новым окружным шоссе. Шоссе было мокро от прошедшего час назад дождя. В лужах отражалось закатное солнце. На обочине дороги, неуклюже поводя боками, расхаживали жирные грачи. Леса уже загустели, как всегда густеют ранней весной, в пору распускания почек; а трава на откосах насыпи, особенно с южной стороны, ярко зеленела. На лесных опушках и на закрайках пашен – черных, недавно освободившихся от снега – паслись стаи скворцов. При приближении машины скворцы взлетали, паря на своих прозрачных крыльях.
– У вас тут весна, – заговорил Олег. – А у нас еще, знаешь, какие морозы!
И, как это всегда бывает, когда людям не о чем говорить, они заговорили о погоде. Олег рассказал про то, какая зима была в Якутии, Марина – про необыкновенно раннюю весну в Москве.
Но и этот разговор был недолог.
Помолчали.
Олег прижался к Марине, взял ее руку в свою, сжал, лаская. Но он был ей непривычен – в шапке, в ватнике, пропахшем бензином – и она не отвечала на его ласку.
Марина облегченно вздохнула, когда наконец машина въехала в арку их дома и остановилась у подъезда.
– Слава богу, приехали! – сказала она, открывая дверцу и первой выходя из машины.
Не глядя на счетчик, Олег протянул таксисту к р а с н е н ь к у ю и вылез следом за Мариной.
В лифте было зеркало. Олег погляделся, покачал головой.
– Чуден!
– Ничего, сейчас примешь ванну, переоденешься, – сказала Марина. – У меня все для тебя приготовлено: и пижама, и домашние туфли.
– Ты золото! – Олег привлек ее к себе и поцеловал.
18
– Олежка! Ну как ты?
– Готов!
Олег, одетый по-домашнему, в полосатую пижаму, которая, правда, оказалась ему несколько коротковата, вышел из ванной. Он был побрит и надушен и выглядел помолодевшим. Тем временем Марина тоже успела облачиться в свой роскошный розовый пеньюар и, шурша им, бегала из кухни в гостиную, заканчивая сервировку стола.
– О, Олег Александрович! – радостно воскликнула она, завидя выходившего из ванной Олега. – Вас не узнать! Прошу к столу.
Они вместе вошли в большую комнату.
– Это по мне! – вырвалось у Олега.
Паркет в гостиной был натерт до блеска. Стол накрыт белоснежной скатертью. На столе водка, бутылка с минеральной водой, соки и различные закуски. Но возглас удивления был вызван не только видом празднично накрытого стола. Над самым столом, освещенный торшером, висел портрет нового хозяина семьи. Протертый маслом, он блестел, словно только что написанный.
– Это по мне! – повторил Олег. – В доме должен быть культ главы. Без этого я не признаю семьи.
– Наташенька, хватит тебе корпеть над учебниками! Заучилась совсем, девочка. Иди ужинать, – позвала Марина.
Дочь – высокая, угловатая, в новом платье, которое ей купила бабушка – вышла из своей комнаты.
– Наташа, познакомься, – сказала мать.
– Мы знакомы, мамочка! – Девочка боялась почему-то глядеть Олегу в лицо, она смотрела на пол. Пижама, которую купила мать для дяди Олега, оказалась мала, из-под штанин видны были яркие полосатые носки.
– Но раньше он был для тебя просто дядя Олег, а теперь – папа.
– Здравствуйте! – сказала Наташа и вытянула перед собой узкую ладонь.
– Здравствуй, здравствуй, Наташенька! – Олег пожал ее руку, потом привлек к себе, поцеловал в лоб. – Какая ты большая у нас! Прямо-таки невеста!
Наташа покраснела, тряхнула белесыми косичками; одна из них перекинулась из-за спины на грудь. Девочка взяла ее и, стараясь справиться с волнением, начала тормошить бант.
– Садитесь, садитесь! – суетилась Марина. – Я телевизор включу. – Шурша пеньюаром, она подошла к телевизору, нажала кнопку. – Ты, Олег, садись сюда, тут лучше видно. А Наташа посидит и спиной к экрану, она от него ни на час не отходит.
Они сели: Олег – под своим портретом, лицом к экрану телевизора; Марина – напротив, а Наташа – слева от матери, с торца стола.
Стол был живописен. По случаю приезда Олега Марина загодя вызвала тетю Серафиму, сестру Льва Михайловича, горбатенькую тихую старушку, великую мастерицу в приготовлении праздничных блюд. Особенно живописен был мясной салат со свежими помидорами. На самой вершине его красовалась луковица с сочными зелеными перьями. Сбоку, как бы разрезая эту гору, торчала ручка мельхиоровой ложки.
– Я чертовски голоден! – признался Олег. – Завтрак в самолете был легким. А с этих «взлетных» конфет у меня всегда сосет под ложечкой. – Он взял мельхиоровую ложку и, разрушив белоснежную гору салата, стал накладывать себе на тарелку. Потом на ту же тарелку положил несколько кусочков селедки, посыпанной зеленым луком, и только после всех этих приготовлений взял бутылку «столичной». – Мариночка, твою рюмку!
– Только чуточку, – сказала Марина, подставляя рюмку.
– На счастье положено пить по полной. Так. Теперь твою рюмку, Наташа!
– Ну что ты, Олег! – вступилась Марина. – Она же ребенок! Наташе вон соку налей.
– По такому случаю и ей можно!
– Нет-нет!
Налив девочке соку, Олег встал, чтобы произнести первый тост. Но в это время раздался голос диктора и тут же на экране телевизора замелькало не совсем еще четкое изображение. Олег поморщился. Марина опрометью бросилась к телевизору, погасила звук.
– Давайте выпьем за процветание этого дома! – заговорил Олег, держа перед собой рюмку. – В бытность мою на целине, когда я был молод и красив, – он повернулся и указал на свой портрет, – мне не раз приходилось пить кумыс с моим другом Каратаем. Старый аксакал любил повторять: женщина – это цветок, а мужчина – это стебель, который питает и поддерживает цветок. Без стебля сохнет цвет. В этом доме два замечательных цветка. За ваше здоровье, дорогие!
Они чокнулись и выпили. Олег опорожнил рюмку слишком поспешно. Выпив, он тут же налил себе еще и только после этого взялся за вилку, стал закусывать.
Тост понравился Марине. Конечно, лучше, если бы Олег сказал что-либо попроще, но поконкретнее, без красивых слов. Однако у Марины было хорошее настроение – все выходило так, как она задумала.
Неожиданно зазвонил телефон. Бросив вилку, Марина поспешила в переднюю. Предусмотрительно закрыла за собой дверь – думала, что это Анатолий. К счастью, звонила мать. Марина была очень обрадована звонком.
– Мамуля! – заговорила она. – Да, да! Все в порядке! Сидим за столом. В воскресенье мы ждем тебя в гости. Олег будет рад познакомиться с тобой. Наташенька? Ничего. Позвать ее к телефону? Ната!
Наташа побежала в переднюю. Выйдя из комнаты, как и мать, закрыла за собой дверь.
Оставшись один, Олег тотчас же выпил рюмку и налил ее снова.
Мать и дочь о чем-то пошептались в передней. Потом Олег услышал писклявый голосок Наташи, которая, подражая матери, деланно радостным тоном говорила с бабушкой.
– Хорошо, баб. Ладно! Приезжай, бабуля! Я буду ждать. Вяжешь мне шапочку?! Ой как хорошо! Целую.
Мать и дочь вернулись вместе.
– Я на воскресенье пригласила маму, – сказала Марина, обращаясь к Олегу. – Ты не возражаешь?
– Нет, нет! Пожалуйста. Конечно, мне надо прежде всего познакомиться с родителями. – От выпитого он разрумянился, подобрел, в речи его появились нотки игривости. – Родственники – великая сила. Без них человеку плохо. По себе знаю. Я завидую людям, у которых много родственников. У меня ж одна сестра. Родители погибли в блокаду… Да! Я предлагаю тост за родителей!
Олег снова наполнил Маринину рюмку. У него было налито, и он встал, готовясь сказать тост за родителей, и тут увидел, что Наташа протягивает к нему руку с пустым фужером.
– Папочка, – сказала она. – Налейте мне соку!
– Ах, извини, Наташенька!
Олег отставил рюмку, взял банку манго, потянулся к девочке. Желтый душистый напиток лился в фужер тонкой струйкой. Наливая, Олег смотрел на эту струйку и видел еще руку Наташи, державшую фужер. Вдруг фужер куда-то исчез и желтый сок полился на белую скатерть.
Олег вскинул глаза. Наташи за столом не было. Хлопнула дверь, и из соседней комнаты донеслись сдержанные рыдания.
– Что это за спектакль? – спросил Олег, обращаясь к Марине.
Та пожала плечами. Марина и в самом деле не знала, что стряслось с девочкой. Все произошло в какое-то мгновенье, и это мгновенье ускользнуло от внимания Марины. Пораженная случившимся, мать поспешила к дочери.
Наташа сидела на своей тахте и, закрыв лицо руками, плакала. Узкие плечи ее вздрагивали.
– Наташа, что случилось?
Дочь молчала.
– Я прошу объяснить! Слышишь? – Марина схватила Наташины руки, отняла их от лица.
Щеки девочки были мокры от слез.
– Мамочка, я не могу! – сказала Наташа, всхлипывая.
– Что не можешь?
– Называть дядю Олега папой.
