Текст книги "Среда обитания (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

– Вот эти удочки… – поморщился Корнилов.

– И вёсла, – добавил майор. – Стал бы виновник катастрофы совать их к себе в машину?

– Вот именно, – согласился Корнилов. – Когда происходит такое несчастье – сбивают внезапно выскочившего на дорогу человека, – даже закоренелый подлец может растеряться. Допустим, водитель возвращается и берёт пострадавшего в машину. Зачем? Один – чтобы доставить в больницу, другой – чтобы скрыть преступление. Но с ходу сообразить, что надо забрать ещё и вёсла с удочками?..

– Но ведь логика в рассуждениях этого инженера есть, – сказал Бугаев так, словно не он ещё десять минут назад скептически качал головой, когда Колокольников высказывал свои предположения. – Трудно нам будет выйти на такого догадливого автомобилиста.

– А может быть, никакого автомобилиста и не было?

Бугаев удивлённо уставился на полковника.

– Я хочу сказать, что не было наезда, – спокойно продолжал Корнилов. – Этого человека, – взломщик он или нет, мы пока точно не знаем, – кто-то подстерёг на шоссе и избил… Или даже ранил…

– А «Жигули», которые видел Колокольников?

– Проезжала машина, водитель заметил лежащего человека, затормозил, хотел помочь, но потом испугался и уехал.

– Прихватив удочки и вёсла?

– Дались тебе эти удочки! – сердито бросил Корнилов. – Если хочешь знать, эти удочки могли прихватить случайные прохожие. Какие-нибудь рыболовы вроде Колокольникова. То, что их пропажа близка по времени с обнаружением пострадавшего, ещё ничего не доказывает.

– Я и хочу сказать, что в этом деле пока ничто ничего не доказывает.

– Кроме того, что мёртвый человек на дороге всё-таки лежал! – сказал Корнилов. – Допустим, что он взломщик…

Бугаев согласно кивнул.

– Мог его сбить случайный проезжий? – полковник нарисовал на листке бумаги квадратик и написал: «Случайный проезжий».

– Не исключено, – сказал Семён. – Но могли и свои. Повздорили из-за чего-то…

– Перед тем как идти на дело? В такие моменты счёты не сводят, – возразил Корнилов, но всё-таки нарисовал ещё один квадратик и написал: «Свои». – Случайный проезжий, Семен, самая перспективная версия. Но вот тут-то начинаются вопросы. Он мог сбить и уехать. А потом испугался и вернулся. Погрузил тело в машину и увёз в неизвестном направлении. Бросил где-нибудь подальше в лесу, закопал, кинул в озеро… Это одно направление. Второе – сбил и не возвращался. А у погибшего могла быть назначена встреча на шоссе со своими. Колокольников побежал звонить, и в это время подошли дружки…

– И унесли на кладбище? – усмехнулся майор. – Похоронить? Если это дружки, которых мы имеем в виду, то похороны не в их традициях. Чемодан бы забрали, а погибшего бросили.

– А может быть, они подумали, что он ещё жив? И в больнице проболтается? – возразил Игорь Васильевич.

– Он мог быть жив и в самом деле, Колокольников не врач…

Корнилов вздохнул:

– Ты прав, что сомневаешься. Но давай посомневаемся и в другую сторону, – он усмехнулся, покачал головой. – Наверное, нельзя сомневаться в разные стороны, а?

Бугаев промолчал.

– Так вот – дружки посчитали, что он жив. Раз! Он был слишком заметной фигурой. Для нас. И они испугались: найдут труп, приедет милиция, то да сё. Выяснение личности. Вдруг поинтересуются пальчиками. А пальчики о многом расскажут. Им же хотелось, чтобы всё тихо-спокойно. Два!

– Интересно, товарищ полковник, – с наигранной меланхолией сказал Бугаев и даже вздохнул.

– Чего интересно?

– Дело вообще интересное. Чисто теоретически. Наверное, может в «Следственную практику» попасть. Только на нас уже столько висит! Грубо, зримо, как говорится. А тут что? Трупа нет, следов нет. Даже тормозного следа на асфальте нет.

Корнилов нахмурился.

– Я, товарищ полковник, чувствую, что вы это дело мне хотите поручить, и ничего против не имею. Но ведь происшествие автодорожное – пускай им и занимаются те, кому положено. А у меня, – загнул один палец Бугаев, – ограбление в Стрельне…

– Не трудись, – остановил его Корнилов. – Сейчас ты загнёшь все пальцы. После того как Колокольников разобрался в инструментах, я считаю, что он дал объективную картину. Значит, погибший…

– Или пострадавший, – вставил Бугаев.

– Или пострадавший, – согласился полковник, – это не меняет дела – опытный взломщик. Не новичок. Ты сам знаешь – такие наборы теперь редкость. А значит, готовилось преступление. – Увидев, что Бугаев хочет возразить, Корнилов остановил его. – Всё, Семён, прения сторон закончены. Делом заниматься надо. На сегодня задача такая – поиски «Жигулей» белого цвета, проезжавших около половины четвёртого через Зеленогорск по Приморскому шоссе. Этим займётся Белянчиков. Ты предупреди все сберкассы и предприятия Сестрорецкого и Ждановского районов, чтобы были более внимательны. Улучшили охрану. И главное – запроси данные, кто из известных «медвежатников» вышел в последнее время из заключения. Кто может, предположительно, быть сейчас в городе.

Бугаев ушёл. Полковник достал из сейфа папку с ежедневными сводками происшествий. Внимательно перечитал их за весь последний месяц. Никаких ограблений или попыток ограбить кассы предприятий или сберегательные кассы в сводках не значилось. Он отложил папку. Недовольно подумал о разговоре с Бугаевым. «Не слишком ли я миндальничаю с сотрудниками? Все со мной спорят, доказывают свои точки зрения». Полковник был человеком мнительным, знал это хорошо, но ничего поделать с собой не мог. И вдруг ему пришли на память слова, прочитанные недавно в одной из книг – он только никак не мог вспомнить в какой, – «мы заслуживаем уважения лишь постольку, поскольку умеем ценить других».

5

Бугаеву хотелось представить, как шёл погибший из посёлка к шоссе в четыре часа утра. Он позвонил в Зеленогорск участковому инспектору и попросил, чтобы тот его встретил на пятьдесят пятом километре.

– В четыре утра? – переспросил инспектор. – Голос у него был мягкий, молодой. – Я не ошибся?

– Нет, не ошибся! – не желая вдаваться в подробности, коротко ответил Бугаев.

…Семён попросил шофёра высадить его на пятьдесят четвёртом километре, а сам пошёл не спеша на встречу с инспектором пешком. За редкими соснами виднелся залив. Тихий, словно придавленный густым слоем тумана, висевшего в метре над зеркальной поверхностью. Лишь изредка доносился свист крыльев и тяжёлый всплеск – утки уже вылетели на кормёжку.

Ни одна машина не проехала по шоссе, ни один человек не встретился на пути.

Инспектора Бугаев заметил издалека. В стороне залива, среди дюн, на толстом бревне, наверное выброшенном морем, сидел человек и смотрел на залив. «Не иначе как он, – решил Семен. – Кто ещё по доброй воле будет рассиживаться здесь в такую рань?»

Майор пересёк шоссе, перепрыгнул неглубокую, заросшую густой травой канаву и пошёл по вязкому, сыпучему песку. Песок чуть скрипел под ботинками, и сидевший на бревне обернулся. Увидев Бугаева, он встал и двинулся навстречу. Так и сошлись они среди песчаных дюн, оставив за собой прямые стежки осыпающихся следов.

– Товарищ майор? – спросил инспектор и, не дожидаясь ответа, протянул руку.

Бугаев пожал её и кивнул.

– Он самый. Бугаев Семён Иванович.

– Лейтенант Аникин, – представился инспектор. – Павел Сергеевич.

– Заливом любуетесь?

– Да, товарищ майор, – вздохнув, ответил инспектор. – Я им всегда любуюсь. В любую погоду, – и тут же добавил, пряча улыбку: – В свободное от службы время.

Инспектор понравился Семёну. Был он молод, высок, держался очень естественно, без суеты.

– Тут у вас где-то есть тропинка с пятьдесят пятого километра в посёлок? – сказал майор. – Знаете её?

– Знаю, – кивнул инспектор. – Я по ней и пришёл. Вы, наверное, в связи с этим случаем? С заявлением Колокольникова?

– Слышали об этом?

– Да. Замначальника просил меня навести справки о Леониде Ивановиче. – Он поднял руку, приглашая Бугаева пойти. – Тут рядом. Видите просвет в кустах?

– Вижу. Ну, и что вы о нём узнали? – Бугаев пропустил вперёд Аникина, сам тронулся за ним, ступая след в след.

– Приличный мужик. Интеллигентный. Инженер. Рыбак заядлый.

– Последнее вы к достоинствам или к недостаткам относите? – усмехнулся майор.

– К достоинствам. Когда-то сильно пил. Даже лечился от запоя.

– А теперь и в рот не берёт?

Аникин обернулся и весело посмотрел на Бугаева.

– Берёт. И это, товарищ майор, я тоже к достоинствам отношу. Боюсь тех, кто слишком крепко завязывает – срываются легко.

– Правильно! – поддержал его Семён. – Я тоже так считаю. – Этот Аникин был ему симпатичен.

На шоссе инспектор показал место, где, по словам Колокольникова, он нашёл сбитого автомобилем мужчину.

– Ничего удивительного, – сказал Аникин. – Тропинка, видите, прямо на шоссе выскакивает. Да ещё поворот. Хоть и не крутой, а видимость хуже. Особенно если человек спешил…

– В это время кто же по лесу сломя голову бегает? – засомневался Бугаев.

Инспектор пожал плечами.

– Ну, что ж, двинулись, – предложил Бугаев и первым сошёл с обочины на тропинку. Тропинка была узкая, но хорошо утоптанная. Корни от сосен перекрестили её вдоль и поперёк. Бугаев несколько раз споткнулся и вспомнил, как в детстве ездил по таким тряским тропинкам на велосипеде.

Только сейчас он услышал с шоссе шум первой машины. Это был даже не шум, а какое-то жужжание. Так может жужжать только машина ранним утром или ночью на пустой дороге. «Почему, интересно? – подумал майор, но как следует объяснить этого не мог. – Днём машины шумят приглушённо, не так резко».

– Откуда по этой тропинке мужик мог идти? – спросил Семен.

– Скорее всего, из посёлка. – Участковый инспектор вдруг нагнулся и сорвал в траве небольшой подберёзовик на длинной тонкой ножке. – Я все эти тропинки хорошо знаю. Со станции сюда незачем идти, есть дорога покороче. Этот мужик не местный, или дачу тут снимал, или в гостях у кого-то был. Из местных никто не пропадал. А вот с дачами сложнее.

– А что же, дачники не прописываются на лето? – поинтересовался Бугаев. – Порядок ведь есть.

Аникин вздохнул.

– Если дачниками заниматься, то ни на какое другое дело меня не хватит.

Они вышли на небольшую поляну, где стояло несколько засыпных финских домиков. Участковый показал на небольшой, выкрашенный красивой тёмно-вишнёвой краской домик.

– Колокольников здесь дачу снимает. У старухи одной.

– Начальник мой считает, что вёсла и удочки Колокольникова просто кто-то украл, – сказал Бугаев, рассматривая домик. Среди молодых берёз домик выглядел симпатично. – И что с происшествием на шоссе это не связано. Вы бы, лейтенант, проверили такой вариант. Поинтересовались бы в посёлке, мальчишек порасспрашивали. Они всё знают.

– Хорошо, товарищ майор, – кивнул Аникин.

– А с проверкой гостей и дачников дело сложное. Есть у нас подозрение, что те, у кого этот мужчина гостевал, могут и не признаться. Если только хорошо знали его.

– Вот как? – удивился участковый. – У вас есть данные о нём?

– Не данные, – поморщился Бугаев, – а пока только подозрения. Похоже, что в своём чемоданчике носил он набор воровских инструментов. А честный человек в четыре утра с таким багажом по лесу разгуливать не станет. Но проверять всё равно надо. Дружинников привлечь придётся.

– Значит, искать надо дом, из которого ранним утром ушёл мужчина средних лет с маленьким чемоданчиком? – спросил Аникин.

– Про чемоданчик упоминать не надо. Если повезёт и выясним про мужчину, с чемоданчиком разберёмся.

Метров через сто они вышли на асфальтированную дорогу. Начался сам посёлок, но осталось ощущение, что всё ещё идёшь по лесу – дома стояли хоть и плотно друг к другу, но все в осадку, среди сосен и густых зарослей сирени. Незаметно было ещё признаков жизни, только где-то в глубине посёлка не переставая горланил хрипатый петух.

– Я думаю, что сначала надо проверить тех, кому уже приходилось иметь с законом дело, – сказал Бугаев, с удовольствием разглядывая аккуратные, один к одному, домики. Здесь они были уже не такие хлипкие, как тот, где обитал Колокольников. – Есть у вас такие?

– Хватает, – махнул рукой участковый инспектор. – Только за последний месяц двое из заключения вернулись.

– Что за люди?

– Один – торговый работник… Вот, кстати, слева видите домик?

Бугаев посмотрел туда, куда показал Аникин, и присвистнул. За невысоким палисадником красовался двухэтажный, с огромными окнами дом из тёмного обливного кирпича. Четырёхскатная крыша была покрашена тёмно-зелёной краской. «Как памятник архитектуры», – подумал майор и сказал:

– А кирпич-то дефицитный, частнику такой не продают.

– А что директору мебельного магазина дефицит?! Что ему фондовые материалы?! Знаете, Семён Иванович, – вдруг с горечью сказал Аникин. – У нас в доме газ проводили, кусок оцинкованного железа потребовался для вентиляционной трубы. Я все магазины строительных материалов объездил – нигде нет. «И не ищите, – продавцы говорят, – фондовый материал». А этот голубчик себе всю крышу оцинкованной жестью покрыл.

– Так ведь и посадили, – усмехнулся Бугаев.

– Посадили, да только за другие делишки. И даже дом не смогли конфисковать. Он его на деда записал.

– С этим всё ясно. Он хоть и в тюрьме посидел, а воров, наверное, пуще честного человека боится. А ещё кто из заключения вышел?

– Молодой парень. Герман Алексеев. За драку сидел. Полтора года.

– С ножичком?

– Так точно.

– Этого надо проверить. Молодёжь в колонии такого поднабраться может…

– Да. Вот меня и мучает вопрос – что хуже: посадить парня за драку, за хулиганство и через год-полтора получить вполне оформившегося бандита или простить на первый раз.

«А он философ, этот участковый, – с некоторым разочарованием подумал Бугаев. – Интересно, как он в работе? Дело делает или только философствует?» И спросил с ехидцей:

– А вы, лейтенант, как же с оцинкованным железом вопрос решили?

Аникин понял и рассмеялся.

– Товарищи выручили. Шепнули, где дом на слом идёт, так я оттуда старую водосточную трубу привёз.

Они вышли на небольшую площадь. Среди цветника стоял бюст Ленина. Пожилая женщина выкладывала из цветов дату: «Пятое августа 1982 года».

– Первый живой человек, – сказал Бугаев и посмотрел на часы. – От центра посёлка до шоссе – двадцать одна минута, а где ваша контора? Посидим, картину битвы нарисуем. А там, может, ты и кофейком меня угостишь?

– Могу и кофейком, – улыбнулся участковый. – Озябли, наверное?

– Да нет, не замерз. Я вот шёл и думал – какое хорошее время – раннее утро. Воздух какой! Отравить ещё не успели.

Лейтенант промолчал. Только подумал: «Вам бы, товарищ майор, каждое утро в пять или шесть вставать да в город на работу ездить, как многие поселковые…»

…В маленьком кабинетике участкового было тепло и уютно. Чистый, до блеска натёртый пол, новые стулья, идеальный порядок на крошечном письменном столе, на стене – цветная фотография в рамке: поле спелой пшеницы, а за полем – маленькая деревушка в полукружии радуги. Даже сейф в этом кабинете не выглядел как символ бюрократической власти. Он был покрашен светло-серой краской, а на нём стоял в красивой вазочке букет засушенного спелого овса. «В этом кабинете, наверное, и люди чувствуют себя спокойнее. И держатся откровеннее», – думал Бугаев, глядя, как лейтенант заваривает кофе в кофеварке. Когда Аникин поставил чашки с кофе на журнальный столик, Семен спросил:

– Это вы сами всё так разделали?

– С помощью дружинников.

– Нет, дружище, здесь не дружинники, здесь наверняка дружинницы постарались.

– И дружинницы тоже, – подтвердил участковый. – В нашем посёлке парней-то неоткуда взять. Знаете, Семён Иванович, – неожиданно перевёл он разговор, – что меня сейчас больше всего волнует? Двойная мораль.

«Сюда бы моего шефа, – подумал Бугаев и улыбнулся, – они бы на эту тему поговорили». Корнилов не раз затрагивал этот вопрос на совещаниях.

– Вы не смейтесь, Семен Иванович, – сказал Аникин. – Возьмите тех же Казаковых. Из кирпичного дома. Я вам показывал.

Бугаев кивнул, отхлебнув кофе.

– У них трое детей. Представьте, кем они вырастут?! В школе им говорят о честности и порядочности, о наших прекрасных законах, дома ведь их тоже, наверное, воровать не учат. Не убий, не укради, говорят. Но дети-то видят, что отец ворует, покупателей грабит. А есть ещё одно семейство, Рюхиных. Мать на мясокомбинате работает. Каждый день колбасу таскает. А дети смотрят. Любит она своих детей? Любит. Ещё как! Я с ней не раз беседовал. А кем они вырастут? Во что верить будут?

Бугаев молчал.

– Молчите, товарищ майор? Считаете, что я утопист?

«Я бы тебе кое-что похлеще мог про двойную мораль рассказать», – подумал Бугаев, начиная потихоньку раздражаться от философских пассажей инспектора. Он был по натуре человек деятельный, горячий. В тех случаях, когда знал, что его вмешательство, его энергия помогут делу, бросался очертя голову и работал самозабвенно. Но жизнь научила его не ставить перед собой неразрешимые задачи. И не тратить слов там, где он не мог помочь делом сам и не мог убедить сделать это дело других.

И сейчас он не нашёл, что ответить участковому. Только пошутил мрачно:

– Утопист от слова «утопиться».

Они молча допили кофе, и Семен сказал:

– Давайте, «утопист», займёмся делом. Для начала составим список людей, с кем надо побеседовать в первую очередь. В том числе выберите тех, кто занимается слесарными работами. Может быть, есть и такие, кто ремонтирует автомобили.

Лейтенант открыл свой шикарный сейф и достал две толстые большие тетрадки в чёрных коленкоровых обложках…

Через час они составили три списка – в одном, самом коротком, было семнадцать фамилий людей, которых следовало проверить в первую очередь. Это были вернувшиеся из заключения, спившиеся тунеядцы, люди, имевшие приводы в милицию. Во втором – те, о ком были сведения, что они пускают жильцов, и в третьем – те, кто имел дело с обработкой металлов: слесари, водопроводчики, токари, ремонтники. Их Бугаев насчитал больше пятидесяти.

– Привлекай, Павел Сергеевич, дружинников, – сказал он участковому. – Я попрошу в райотделе парочку оперативников.

– А сроки?

– Чего я тебе про сроки буду говорить? Чем скорее, тем лучше. Только по совести.

Аникин кивнул.

– Вы тоже пойдёте?

– А куда ж я денусь? Пойду. Давай мне пяток адресов из первого списка.

Пока участковый писал, Бугаев вдруг вспомнил женщину, выкладывающую из цветов сегодняшнюю дату. «Вот кого надо спросить в первую очередь, – подумал он. – И прикинуть, кто ещё так рано встаёт».

– Павел Сергеевич, – остановил он Аникина, – подожди писать. Есть одно соображение…

Участковый поднял голову от бумаги.

– Знаешь пословицу – кто рано встаёт, тому бог подает? – спросил Семен.

– Нет, – мотнул головой лейтенант и улыбнулся: – Это вы про нас?

– И про нас тоже. Но сначала про них, – Бугаев показал на списки. – Надо прежде всего спросить тех, кто встаёт в посёлке раньше всех.

– В четыре вряд ли кто встаёт…

– Вряд ли, вряд ли! А тётку ты видел, что с цветами занималась?

– Видел. Она, наверное, случайно так рано поднялась. Может, какие-то дела заставили.

– Ладно, гадать не будем, – строго сказал Бугаев. – На станции билеты когда начинают продавать? Когда у кассиров смена? Шофёры и кондукторы автобусов у вас живут? Когда они встают, если в первую смену? Поливалки всю ночь работают.

– Да откуда у нас поливалки… – начал было Аникин, но осёкся. – Нет, и правда, одна поливалка у нас есть.

– То-то же. Если поднапрячься, ещё кого-нибудь вспомним. Одни рыбаки чего стоят! – И, заметив, как Аникин свёл в гармошку лоб, весело сказал: – Да не морщи ты лобик! А то состаришься рано.

Ещё через три часа пожилой неразговорчивый кочегар Устинов из санатория «Приморье» рассказал Бугаеву, что видел позавчера рано утром средних лет мужчину с маленьким чемоданчиком. Приметы этого мужчины сходились с теми, что сообщил Колокольников.

Каждое слово из кочегара приходилось вытягивать клещами. Сказав, что столкнулся с мужиком почти нос к носу, Иван Андреевич только пожал плечами на вопрос Бугаева, в каком месте это произошло.

– Да в посёлке ж. Иду – и он шагает. А где?.. – он хмурился, напрягая память. – Нет, не помню. Вроде бы закурил я тогда. Затянулся, гляжу, мужик навстречу идёт. И тоже курит.

Пришлось Бугаеву объясняться с ним, как с маленьким.

– Иван Андреевич, – вкрадчиво говорил Семен, – вот вышли вы из калитки…

– Нету у нас калитки.

– Ну, ладно. Калитки нет. Но из дома-то вы вышли? На улицу. Вы ведь на Железнодорожной живёте?

– На Железнодорожной, – меланхолично кивал Устинов.

– Вышли вы на Железнодорожную улицу…

– Нет, на Морскую вышел. Мне по Морской ближе. По тропке через сад.

– Прекрасно. На Морскую, – радовался Бугаев и рисовал на листочке прямые линии. – Вот так они проходят, Морская и Железнодорожная? Правда?

– Правда, – соглашался кочегар. – Здесь наш дом, – ткнул он пальцем в план.

От пальца кочегара на бумаге осталось чёрное пятно. «Очень даже наглядно», – подумал Бугаев и продолжал шаг за шагом двигаться вместе с Иваном Андреевичем по Морской улице на встречу с неизвестным мужиком. Оказалось, что встретились они на пересечении Морской и Песочной. Неизвестный с чемоданчиком шёл по Песочной в сторону Приморского шоссе. Это уже было кое-что. Хоть и с большим трудом, но майору удалось выудить из Устинова ещё некоторые подробности. Мужчина шёл быстро и, как показалось кочегару, слегка прихрамывая. Лицо загорелое, «сурового вида», как выразился Иван Андреевич. Одет он был в тёмный костюм и кеды. Кроме «сурового вида», других примет кочегар не вспомнил.

Когда Бугаев с Аникиным вернулись в комнату участкового и прикинули по плану посёлка, то выходило, что неизвестный мог идти только от одного из девяти домов, расположенных на дальнем от центра отрезке Песочной улицы. Сектор поисков значительно сузился.

6

Из девяти подлежавших проверке домов на Песочной улице два уже значились в составленных Бугаевым и Аникиным списках. Один принадлежал пенсионерке Зинаиде Васильевне Блошкиной, сдававшей несколько комнат жильцам, другой – слесарю-водопроводчику Тагиеву.

Аникин торопливо переписал на маленькую бумажку адреса, покачал головой и улыбнулся.

– Чего веселишься? – заинтересованно спросил Семен.

– Знакомая бабуля, Блошкина. Две недели назад заходил к ней, обещал штрафануть за то, что жильцы без прописки живут. Так ведь такая притвора! И сердце у неё колет, и печенка ноет. Раз пять капли принимала, пока со мной разговаривала. Клялась и божилась, что ни одного человека без прописки не пустит.

– А ты спросил, кто живёт? – поинтересовался Бугаев.

– Спросил. – Аникин безнадежно махнул рукой. – У неё разве добьёшься толкового ответа? – Он встал, спрятал бумажку с адресами в карман. – Пошли, товарищ майор?

Бугаев, сидя в кресле, потянулся и почувствовал, что хочет спать. Лейтенант заметил и сказал:

– Может, я один схожу? А вы часок вздремнёте?

– Издеваешься, что ли? – Семён с трудом сдержал зевок и тряхнул головой. – Это всё ваш воздух. Слишком озонистый. Мне бы сейчас у выхлопной трубы подышать.

Они вышли на улицу. Машина, на которой Бугаев приехал, стояла теперь рядом с домом. Шофёр спал, надвинув лохматую серую кепку на глаза.

– Пешком пойдём? – спросил майор у Аникина.

– Как скажете. Тут недалеко.

– Тогда пешком. Незачем нам внимание привлекать.

Бугаев подошёл к машине, открыл дверцу. Шофёр вздрогнул и проснулся. Щегольская кепка съехала на затылок.

– Кемаришь, Саша? – усмехнулся Семен.

– Наше дело такое, – сказал шофёр, поправляя кепку.

– Начальство на связь выходило?

– Нет, – шофёр посмотрел на радиотелефон. – Молчит. Что, Семён Иванович, едем?

– Нет. Мы с участковым ещё прогуляемся по посёлку. Сейчас на Песочную улицу пойдём. Если что срочное – там разыщешь. – Он обернулся к лейтенанту. – Какие дома?

– Сорок первый и сорок третий.

– Соседи?! – удивился Бугаев. И сказал шофёру: – Подъедешь, гудни.

Шофёр кивнул.

Они пошли по пешеходной асфальтовой дорожке, проложенной через сосновую рощу. Деревья росли здесь густо, тянулась к свету молодая поросль, и домов почти не было видно. Только слышались крики и весёлый гомон детей, звуки музыки. Ветерок наносил горьковатый запах чуть подгорелой каши.

– Пионерский лагерь? – спросил Бугаев, прислушиваясь к напоминавшим детство звукам.

– Детский сад. У нас каждое лето не посёлок, а республика ШКИД. И детсады и лагеря. – В голосе Аникина слышались недовольные нотки. – Работёнки подваливает – один сбежал, другой заблудился. Да родители ещё…

– А что родители?

– Ну как что?! Приедет в воскресенье папаня дитё проведать, встретит другого папаню… А третьего найти – пара пустых.

– Вот ты про что! Пьют, значит?

Лейтенант пожал плечами и вдруг сказал со злостью:

– Я бы этих пьяниц! – И показал крепко сжатый кулак.

– Здоровенный у тебя кулак, – подмигнул Бугаев лейтенанту.

– Да нет, я серьёзно… Побывал недавно в одном интернате. Для дебильных детей. Там такого шума не услышишь. – Аникин кивнул в ту сторону, где за соснами гомонил детский сад. – Забор двухметровый. А дети! И дебилы, и уроды. Как в кошмарном сне. Главврач мне рассказывал – большинство в пьяном грехе зачаты. Два парня…

– Хватит тебе, Павел Сергеевич, душу травить.

Лейтенант обиженно замолчал. Бугаеву стало неловко за свою резкость, и он сказал:

– Потом мне как-нибудь доскажешь. А сейчас забивать себе голову уродами не время. У нас свои уроды. Почище этих, – и добавил уже совсем примирительно: – Я, знаешь, не могу отвлекаться. Как что-то в голову засядет – я, как паровоз…

Некоторое время они шли молча. Потом Бугаев сказал:

– А зря ты, Павел Сергеевич, у этой Мышкиной жильцов не проверил прошлый раз.

– У Блошкиной, – поправил Аникин.

– Ну, у Блошкиной. Какая разница?

Аникин засмеялся.

– Блошкина – это феномен!

– Ты чего заливаешься?

– Сами увидите! Извините, товарищ майор. А ну её, эту Блошкину. С ней греха не оберёшься.

Остальную дорогу они опять молчали. И только перед большим двухэтажным домом Аникин остановился и сказал тихо:

– Её дом, Блошкиной, – и кивнул на густые заросли сирени в отдалении. – А там домик Тагиева.

– Пойдём в этот, – хмуро сказал Бугаев, разглядывая сильно обветшавший дом Блошкиной. Похоже, что строили его ещё до революции. Весь он был вычурный, с балкончиками, с двумя башенками, с остатками ажурных деревянных кружев под крышей. Но старые брёвна кое-где подгнили и были залатаны кусками фанеры, полосками жести.

– Ничего себе домина, – проворчал Бугаев под нос, поднимаясь вслед за участковым на зыбкое деревянное крылечко. – Он что же, весь твоей Блошкиной принадлежит?

– Весь, Семён Иванович, – Аникин постучал в дверь и, обернувшись к майору, хотел ещё что-то добавить, но дверь тут же раскрылась, и выглянула невысокая круглолицая старуха.

– Здравствуйте, гражданка Блошкина, – поздоровался Аникин.

Старуха прищурилась подслеповато, но Бугаеву показалось, что она и так всё хорошо видит. Глаза у неё были с хитринкой.

– Милиционер, никак?

– Участковый инспектор Аникин.

– Слышу слышу, Аникин. Меня, кроме вас, никто гражданкой не называет. – Она прищурилась теперь на Бугаева: – А этот чернявый с вами, не врач?

– Старший инспектор Бугаев, – молодцевато, с некоторым даже наигрышем представился Семён, пропустив мимо ушей слишком уж фамильярный эпитет.

– Проходите, милые, проходите, – пригласила Блошкина, распахивая дверь. – На веранду проходите. Да поосторожней ступайте, не провалитесь. Рушится дом-то мой. Как и я, старая, рушится…

Аникин, видать, уже бывал на этой веранде, потому что пошёл уверенно по темному коридору. Старуха шла следом и сетовала сокрушенно:

– Ай-яй-яй. Не врач, значит! А я-то решила – врач.

– Да зачем вам врач, Зинаида Васильевна? – спросил Бугаев.

– Ух ты! И по имени-отчеству знаешь? – удивилась Блошкина. – Серьёзный человек.

На огромной веранде стоял старинный, красного дерева овальный стол и четыре стула. Стулья тоже были очень приличные, но все совершенно разные.

– Садитесь, милые, садитесь, – ласково пригласила старуха. – Я только капелек себе накапаю. Сердце третий день жмёт и жмёт. – Она раскрыла маленький дубовый шкафчик, висевший на стене, и Бугаев увидел великое множество пузырьков, баночек и пакетиков с лекарствами.

– А ты, миленький, спрашиваешь, зачем мне врач? – Блошкина ловко накапала в красивую, с сиреневыми лилиями рюмочку капель, плеснула туда воды из графина и выпила. Потом села и, уже не щурясь, посмотрела внимательно сначала на Бугаева, потом на Аникина.

– Болею я, молодые люди, болею. Недолго мне осталось. А вы с чем пришли? По моему заявлению?

– Нет, Зинаида Васильевна. Мы бы хотели узнать о ваших жильцах, – сказал Аникин, но старуха словно и не слышала его вопроса.

– Я уж месяц как заявление написала. Про автобус. До остановки-то мне, старухе, два километра идти…

– Зинаида Васильевна, – мягко сказал Бугаев, – автобус – это не по нашей части. Скажите, кто у вас снимает сейчас комнаты?

– Как это не по вашей части? – удивилась Блошкина. – Аникин-то мне в прошлый раз говорил – «милиции, ей до всего дело есть. Милиция, она с любым беспорядком борется», а если до автобуса два километра идти, какой же это порядок?

– Ну хорошо, хорошо, – согласился Бугаев. – Аникин разберётся с автобусом. Завтра разберётся. А сейчас ответьте на наш вопрос. Это очень важно.

– Важно? Ох! – она схватилась за сердце. – Такая я трусиха. Сердце прямо падает. Может, врача бы вызвать? – Она с испугом посмотрела на лейтенанта. – Аникин, вы знаете, где тут телефон? Прошлый раз вызывали… – Она шагнула к Бугаеву и, неожиданно качнувшись, стала оседать. Семён едва успел её подхватить.

– Аникин, что это она? – испуганно прошептал майор.

– Сердце, может, захолонуло, – с бабкиной интонацией, задумчиво, но почему-то очень спокойно сказал Аникин.

– Да ты чего не шевелишься? – возмутился Семён. – Я так и буду её держать? – он словно бы со стороны вдруг увидел себя держащим в руках пухлую старушку, от которой пахло сердечными каплями, луком, чем-то жареным – не то котлетами, не то картошкой.

– Может, на диванчик её положить? – предложил Аникин.

– Клади куда хочешь, – прошипел Бугаев, – только забери её у меня. Ну?! – он слегка качнул старушку к участковому. – Да поскорей же! Может, инфаркт?

– Мы её сейчас в больницу отправим. В Ленинград, – спокойно сказал Аникин. – На вашей машине…

Бугаев почувствовал, как напряглось вдруг тело Блошкиной, и наконец понял – ничего страшного с ней не случилось и что участковый ведёт со старухой одним им понятный поединок.

– Но ты пока хоть возьми бабусю. А я шофёра позову…

– Не надо, – подала голос Блошкина и, приоткрыв один глаз, посмотрела на Аникина. – Мне уж получше. Посади, посади в кресло-то, – тут же повысила она голос, обратясь к Бугаеву. – Что я тебе, куль с овсом? Зажал так, что ни дохнуть, ни охнуть.