Текст книги "Среда обитания (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Сергей Высоцкий
СРЕДА ОБИТАНИЯ
Сборник

ВЫСТРЕЛ В ОРЕЛЬЕЙ ГРИВЕ
Повесть

1

Утром к подполковнику Корнилову зашёл старший инспектор уголовного розыска капитан Белянчиков. Сел молча и пробарабанил пальцами по облезлой коже кресла какую-то затейливую, ему одному известную мелодию. Корнилов мельком взглянул на капитана и понял, что у него есть новости. Игорь Васильевич уже давно научился безошибочно определять состояние своего ближайшего помощника: Белянчикова всегда глаза выдавали. Пристальный, иногда до неприятности пристальный его взгляд становился в таких случаях чуточку рассеянным.

– Сиди, сиди, – пробормотал Игорь Васильевич, – может быть, что и высидишь. Только не повышение по службе… – и уткнулся в свои бумаги.

– Вы, товарищ подполковник, всё доклады пишете? – не выдержал наконец Белянчиков. – И опять небось о профилактической работе среди подрастающего поколения? А настоящих преступников за вас будут ловить учителя географии? – Он сделал паузу. – Таких, например, как Санпан…

Корнилов резко вскинул голову:

– Что Санпан? Задержан?

– Задержан? – пожал плечами Белянчиков. – Да разве это возможно, когда уголовный розыск профилактикой занимается?

– Да что ты заладил: профилактика, профилактика! – вспылил Корнилов. – Всю душу вымотал. Что про Санпана известно?

Санпан – Александр Панкратьевич Полевой, опасный вор, – два года тому назад при попытке ограбить квартиру убил старика. В квартире нашли отпечатки его пальцев да финку с наборной ручкой. Её потом опознали два Санпановых «приятеля» по прежним делам. Но самого Полевого задержать не удалось. Всесоюзный розыск объявили, а не нашли.

Белянчиков привстал с кресла и, облокотившись на стол, быстро сказал:

– Только что звонил Белозеров из Луги. Санпан живёт на Мшинской.

– Взяли?

– Нет. Его опознал по расклеенной на вокзалах фотографии рабочий лесхоза. Сегодня рано утром этот рабочий приезжал в Лугу, приходил в отдел…

Корнилов встал из-за стола, сгрёб все бумаги и, открыв сейф, небрежно свалил их в кучу. Достал пистолет.

– Сам поедешь? – спросил Белянчиков, хотя ему и так всё было ясно.

– Ты готов? – Игорь Васильевич подошёл к столу и стал набирать номер телефона. – Углев за баранкой?

Белянчиков кивнул.

Углев был лучшим водителем управления.

– Михаил Иванович, Корнилов докладывает, – сказал Игорь Васильевич в трубку. – Александр Полевой под Лугой объявился… Нет, нет, никаких ЧП. Его рабочий лесхоза опознал. Разреши мне выехать. Я его проворонил, мне его и задерживать… Что?.. К чёрту!

Корнилов нажал на рычаг и снова набрал номер.

– Мама, к ужину не жди. Буду, наверное, поздно.

Он надел пальто, сунул в карманы по пачке сигарет.

– Ты, Юра, за недооценку профилактической работы с подростками, наверное, ещё один выговор получишь, – пообещал Игорь Васильевич Белянчикову. – Но то, что Углев с нами поедет, – это хорошо. Душевный ты человек!..

Когда машина отъехала от управления и Углев, молодой широкоплечий парень с флегматичным лицом, перестал ворчать на то, что опять как на пожар, а дорога скользкая и шипованной резины не допросишься, Корнилов сказал:

– Юрий Евгеньевич, давай подробности!

– Да какие подробности, Игорь Васильевич? – удивился Белянчиков. – Я тебе почти всё уже доложил.

Корнилов нетерпеливо дёрнул головой.

– Живёт Санпан в пятнадцати километрах от станции. Деревня домов пять. Владычино, что ли…

– Память сдавать стала?

– Владычкино. Живёт у какой-то женщины. Я не стал Белозерова подробно расспрашивать, – сказал Белянчиков. – Тут время дорого.

– Да, конечно, – согласился Корнилов. – А морочить мне голову у тебя время нашлось. Не вспугнут они там Полевого?

– Нет, это исключено. Белозеров будет ждать нас на Мшинской с тремя сотрудниками…

Заметив недоуменный взгляд подполковника, Белянчиков пояснил:

– На станции-то надо будет своих оставить? На всякий случай.

– Эх, не ушёл бы! – вздохнул Игорь Васильевич, посмотрев в окно. На улице мела метель.

– В Луге тоже снег, – сказал Белянчиков. – А из Владычкина уйти только к станции можно. К Мшинской. Там, Белозеров говорит, как тайга. Леса.

Они помолчали. Потом Белянчиков спросил:

– Ты не замерзнёшь в своём драпе? Ехать-то часа три, не меньше.

Сам он щеголял в новенькой дублёнке.

…До Мшинской они доехали за два часа. Свернули с шоссе. Машина шла, натужно гудя, по заснеженной пустынной Вокзальной улице, и Белянчиков вглядывался в номера домов, разыскивал тридцать седьмой – в этом доме жил участковый. Там и должен был ожидать их Белозеров. Дома в посёлке были большие, многие – свежерубленые, ещё не отделанные вагонкой. Корнилов подивился маленьким, подслеповатым окошкам. «В таких домиках да окна бы большие, чтоб свет да простор», – подумал он.

Дом участкового инспектора был старый, потемневший, какой-то уж совсем неприютный. Перед ним ни деревьев, ни кустов, ни даже палисадника. «Временный жилец товарищ участковый, – решил Корнилов, вылезая из машины. – Небось в сторону города смотрит». Ноги у него одеревенели от холода и неподвижности и плохо слушались, всё время съезжали с узкой тропинки в сугроб.

– Где же они машину поставили? – удивился Белянчиков, оглядываясь вокруг.

– Да, может, он и не приехал ещё, твой Белозеров, – сказал Корнилов. В управлении всем было известно, что Белянчиков с Белозеровым вместе учились в университете и были большими друзьями.

– Наш Белозеров, – нажимая на «наш», ответил Белянчиков, – не мог не приехать, товарищ подполковник. А машину, наверное, где-нибудь в гараже поставили. Чтоб не маячила тут…

В доме их заметили. Со скрипом открылась дверь, и на покосившемся крыльце появился в клубах морозного пара Белозеров – широкоплечий, краснолицый, с озабоченным лицом. Корнилов знал его несколько лет и привык всегда видеть с доброй улыбкой. «Уж не сбежал ли Санпан?» – подумал он.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – Белозеров молодцевато подтянул начинающий уже расти живот.

– Здравствуйте, Белозеров! Что тут у вас случилось? – спросил Игорь Васильевич, пожимая ему руку.

– ЧП, товарищ подполковник. – Он раскрыл двери в дом, пропустил Корнилова и Белянчикова в сени. В сенях пахло кислой капустой, хлебом. У дверей в комнату стоял молодой парень в лейтенантской форме.

– Участковый Рыскалов! – громко, волнуясь, отрапортовал он.

Корнилов кивнул ему и прошёл в комнату к большому дощатому, чисто выскобленному столу. Отодвинул стул, сел на него и, сняв шапку, поискал глазами, куда бы её положить. Комната была просторная, оклеенная простенькими, в голубой цветочек, обоями. Кроме стола в углу стоял большой комод, божница над ним, старая ножная зингеровская машина под кружевной накидкой. На неё Игорь Васильевич и положил свою шапку. Белянчиков сел рядом, распахнув дублёнку. Белозеров остановился перед Корниловым, а участковый так и остался в дверях.

– Ну что, капитан, – сказал Корнилов скучным голосом, – докладывай, какое у тебя ЧП.

– Такая история, товарищ подполковник: в полутора километрах от Владычкина, – он на секунду замялся, – это где Санпан живёт…

– Ну, ну… – заторопил его Корнилов.

– …На тропке, что со станции ведёт, сегодня утром владычкинские бабы убитого нашли, – продолжал Белозеров. – Утром, ещё в потёмках, к поезду шли и наткнулись. Лыжник. Уже и снегом подзамело.

За спиной у Корнилова кто-то кашлянул. «Кого это я тут не приметил ещё?» – подумал он, оборачиваясь.

Рядом с окном, утонув в глубоком кресле, сидела старуха в чёрном платке и вязала, не обращая на них никакого внимания. «Что это я старуху не заметил? – подосадовал Корнилов. – Сыщиком называюсь!»

Перехватив взгляд подполковника, Белозеров сказал:

– Это хозяйка, товарищ подполковник. У неё участковый комнату снимает. Он ведь у нас совсем новый. Третий месяц как заступил… А старуха глухая, вы на неё внимания не обращайте.

– Порядочки! – проворчал Корнилов и посмотрел на участкового. Тот густо покраснел и даже голову наклонил, как провинившийся школьник.

«Ни на какой город он, оказывается, не смотрит, – решил Корнилов. – Новичок. Ещё успеет обзавестись собственным домом».

– Садитесь, лейтенант. И вы, Александр Григорьевич, чего стоите?

– Лейтенант там побывал. На месте происшествия, – доложил Белозеров, усаживаясь на стул. Стул заскрипел под его грузным телом.

– Пусть он и рассказывает.

– Давай, Рыскалов, – кивнул Белозеров участковому, – доложи всё, что видел!

– Следователя из прокуратуры вызвали? – перебил Корнилов.

– Он уже там. С двумя нашими сотрудниками, – ответил Белозеров. И добавил озабоченно: – Да и нам бы надо ехать. До Пехенца на «газике», а там пешком доберёмся… «Газик» сейчас вернуться должен.

Сбиваясь и всё время краснея, начал рассказывать лейтенант. Корнилов сразу уловил, что участковый не такой уж беспомощный, каким показался с первого взгляда. У него были, судя по рассказу, внимательный взгляд и цепкая память.

…Сегодня утром две женщины шли из Владычкина к поезду и наткнулись на занесённого снегом мужчину. Подумали сначала, что замёрз какой-то пьянчуга. Расстегнули на груди куртку и увидели пропитанный кровью свитер. Во Владычкино возвращаться женщины не стали, пошли в Пехенец. А там уже с почты разыскали по телефону участкового. Лейтенант позвонил в райотдел, а сам успел съездить к убитому, оставил дежурить около трупа дружинников.

Корнилов слушал внимательно, не перебивая, только один раз нетерпеливо спросил:

– Ну, а Санпан-то, Санпан?

– Товарищ Корнилов, Санпан сейчас во Владычкине. Пьёт. Мы установили наблюдение.

– Наблюдение – дело хорошее, – с сомнением сказал Корнилов. – Да только два года назад мы даже дом окружили – мыши не проскочить, а Санпан ушёл.

– Он пьёт, товарищ подполковник, – вставил Белозеров, с каким-то особым значением нажимая на слово «пьёт».

– С кем пьёт-то?

– Один.

– Ну ладно, – махнул рукой Корнилов. – Рассказывайте дальше… Что удалось установить? Чем убит?

– Рана огнестрельная.

«Ну вот, одно к одному! – забеспокоился Корнилов. – У Санпана должен быть пистолет».

– Никаких документов у убитого не нашли, – продолжал участковый. – В нейлоновой куртке железнодорожный билет Ленинград – Мшинская, несколько автобусных и трамвайных билетов, сто тридцать рублей денег. А в небольшом вещмешке бутылка армянского коньяка, две банки шпрот, коробка конфет.

– Странная поклажа, – сказал Корнилов. – В глухую деревню с бутылкой коньяка не всякий гость поедет…

– Да, он не местный, товарищ подполковник. Интеллигентный человек…

– Это вы по коньяку определили? – с ехидцей поинтересовался всё время молчавший Белянчиков.

Лейтенант стушевался:

– Нет, не только в коньяке дело… Лицо у него… Ну да не берусь объяснить. Может быть, мне так показалось.

В это время на улице просигналила машина. Белозеров встрепенулся:

– Наш «газик». Может, поедем, товарищ подполковник?

– Поедем. – Корнилов встал. Взял со швейной машины шапку. – Только поедем во Владычкино. Санпана брать. Подробности обсудим в машине. А потом на место происшествия…

– В лесу ждут, – нерешительно сказал капитан.

– И Санпан ждёт? – раздражаясь, спросил Корнилов. – Вы что, думаете, нас по головке погладят, если он опять уйдёт? Да ещё что-нибудь натворит?

Белянчиков нахлобучил Белозерову шапку и подтолкнул к дверям. Они молча вышли, провожаемые любопытным взглядом поднявшей голову от своего вязанья старухи. Молча сели в «газик». И только после того как Белозеров коротко бросил шофёру: «Во Владычкино», Корнилов спросил:

– А чего это убитый по лесу шёл? Дорога-то на Владычкино есть?

– Есть, товарищ подполковник, – ответил участковый. – Но она кругаля даёт, а по тропке ближе, прямее.

– Значит, лыжник места знал?

– Наверное, знал, – согласился участковый, – или спросил у кого на станции. Тропинка глухая. По ней из чужих редко кто ходит. Зимой снегом сильно заносит. Летом топко. Да и побаиваются…

– Забоишься тут у вас… Следы какие-нибудь обнаружили у трупа?

– За ночь снега намело – следов не разобрать, но показалось мне, что потоптались около трупа. Потоптались. Это точно.

– Ты, Юрий Евгеньевич, вместе с лейтенантом возьми потом на себя станцию, – повернулся Корнилов к Белянчикову. – Вас как величать-то, лейтенант?

– Василь Василич.

– Вы, Василий Васильевич, с капитаном Белянчиковым поедете на станцию. Выясните, с какого поезда сошёл этот лыжник. Установите людей, приехавших тем же поездом… Народу ведь в будни, наверное, немного из Ленинграда приезжает… Впрочем, капитан у нас дока по этой части. С ним не пропадёте… – Корнилов подмигнул Белянчикову.

Лейтенант слушал внимательно, всё время кивал.

– Ты, Юрий Евгеньевич, позвони в Ленинград. Может, есть там что новое. Пусть обратят внимание на случаи с применением огнестрельного оружия. Передай все данные об автобусных билетах. Бугаеву передай, пусть выяснит, что за маршруты, примерное время… – Он помолчал, рассеянно глядя в примороженное оконце.

Мелькали занесённые снегом, будто увязшие в сугробах ёлочки. Дорога то ныряла в лес, то выскакивала на поле. Низкие хмурые облака висели неподвижно, словно примёрзли к вершинам елей. «Сейчас бы остановить „газик“, – вздохнул Корнилов, – стать на лыжи да махнуть по этим полям и перелескам…»

– Василий Васильевич, лыжник, значит, во Владычкино шёл? Или там ещё деревни есть? – спросил он, не отрываясь от окна.

– Там, товарищ подполковник, деревень больше нет. Болота на много километров тянутся. Среди болот Вялье озеро. Местные иногда рыбалят, да редко. Так что эта тропка только во Владычкино. Ну ещё к леснику Зотову, – сказал он с некоторым сомнением. – Да, пожалуй, к егерю. Я ещё с ним не познакомился. И фамилию не запомню никак.

– Значит, или во Владычкино, или к леснику, или к егерю? И точка?

Участковый кивнул.

– В деревне сколько дворов?

– Шесть всего.

– В какой же из шести шёл лыжник? Придётся взяться и за эти дома. После того как Санпана в Лугу отправим, – сказал Корнилов и подумал: «На место происшествия мне самому непременно надо съездить. Посмотреть, не упустили ли чего…»

Минут десять они ехали молча.

Наконец участковый сказал тихо:

– До деревни километр остался… Не боле.

– Притормозите, водитель, – попросил Корнилов, дотронувшись до плеча шофёра.

«Газик» остановился. Рядом с дорогой шумел тёмный, припорошенный снегом еловый лес. Слышались заливистый собачий лай и далёкое тарахтенье трактора.

– Лес трелюют, – прошептал участковый.

– Проверьте оружие. – Корнилов внимательно посмотрел, как его спутники вынимали пистолеты. – Вы, Василий Васильевич, расскажите, в каком доме Полевой живёт.

– Первая изба, как в деревню въедем. С правой стороны… Да там всего-то три избы по праву руку. В избе напротив наш сотрудник дежурит.

– Кто с Полевым в доме живёт? – спросил Белянчиков.

– Женка его, Главдя Сестеркина, и сынишка годовалый…

– Вы сами-то из местных, лейтенант? – спросил Корнилов. Он уже несколько раз слышал, как лужане вместо Клавдии произносили Главдя.

– Так точно, товарищ подполковник. Из Стругов Красных. В армии служил, а потом школа милиции.

– Санпан, значит, зазнобу себе здесь нашёл. А сын его?

– Его, товарищ подполковник. Только они ведь незарегистрированными живут.

Корнилов усмехнулся:

– Ну ещё бы! У Санпана небось и паспорта нет. «Королева» его дома сейчас?

Участковый кивнул.

– Сколько там выходов?

– Два. Один через терраску, другой во двор. Там ворота открыть можно. Да ведь нынче в снегу утопнешь…

– Белянчиков, ты берёшь на себя ворота. Вы, Александр Григорьевич, под окнами станете. И оперативник с вами, когда подойдёт. А мы с Василь Василичем в дом нагрянем. Правда, лейтенант? – Корнилов обернулся к участковому, положил ему руку на плечо. – Он ведь здешних мест хозяин. Ему положено.

Участковый расплылся в улыбке. Чувствовалось, что ему лестно идти с подполковником.

– Не вспугнём мы Санпана? – засомневался Белозеров. – Подъедем прямо к дому, переполоху наделаем.

– А мы без переполоху, – отрубил Корнилов. – Подъезжаем на скорости. Мы с участковым садимся ближе к дверцам – и быстро в дом… Если верить местной милиции, Полевой в загуле, гостей не ожидает. Но учтите, этот волк и во хмелю стреляет без промаха. – И, взглянув на участкового, на его сосредоточенное, отрешённое лицо, добавил: – Пальбы не открывать. В доме ребёнок.

Крыльцо избы покосилось, доски подгнили. Казалось, топни покрепче – и развалится. «Как в доме участкового», – почему-то пришла Корнилову мысль, но он тут же забыл об этом и, нажимая на ручку, успев шепнуть участковому, чтобы тот оставался в дверях, подумал: «Ну вот, гражданин Полевой, и пришло время нам свидеться».

В комнате за столом сидела женщина. Каштановые густые волосы её были распущены по плечам. Женщина повернула голову на лёгкий скрип двери, и Корнилов увидел, что лицо у неё горестное, заплаканное. Ни удивления, ни испуга при виде постороннего. Игорь Васильевич окинул быстрым взглядом большую неопрятную комнату, и сердце у него ёкнуло. Комната была пустой.

– Гражданин Полевой здесь проживает? – спросил он, не спуская взгляда с грязноватой пёстренькой занавески на дверном проёме. По рассказу лейтенанта, там была кухня.

Женщина непонимающе посмотрела на него, пожала плечами.

– Где хозяин? – переспросил Корнилов. – Муж ваш где?

– Муж-то? Бона разлёгся, – зло сказала женщина, кивнув куда-то за стол. Лицо её стало замкнутым, отчуждённым.

Корнилов сделал шаг и тут только заметил, что за столом, у стенки, прямо на полу постелен матрас. На грязном одеяле, в одежде, в сапогах лежал человек. По чёрным как смоль волосам догадался, что это Санпан.

Не вынимая руки из кармана, Корнилов подошёл к нему и тихо сказал:

– Гражданин Полевой, здравствуй!

Спящий не отзывался. Тогда он нагнулся и быстро сунул руку под подушку. Там было пусто.

– Полевой! – взял Корнилов его за плечо. – Полевой! Проснись! Гости пришли.

Мужчина с трудом повернулся на спину и открыл глаза.

Если бы пятнадцать минут назад Корнилову сказали, что он увидит Санпана беспомощным, с дрожащими руками и бессмысленным выражением глаз, он бы ни за что этому не поверил. Жёстокий, смелый до отчаянности ворюга, сколько доставил он неприятных минут уголовному розыску! И в довершение всего убийство старика и побег с «малины», когда, казалось, ловушка уже захлопнулась.

– Полевой, узнаёшь меня? – спросил подполковник, брезгливо рассматривая небритое, опухшее лицо Санпана.

В ответ раздалось какое-то нечленораздельное бормотанье. Корнилов подозвал участкового, всё ещё стоявшего в дверях в напряжённой позе:

– Обыщи, будь другом!

В это время за занавеской заплакал ребёнок. Жалобно, с надрывом. Женщина медленно, нехотя встала и пошла к занавеске, но Корнилов осторожно придержал её за руку. Зашёл первым. Здесь и впрямь была маленькая кухня. Такая же неопрятная и грязная, как и вся изба. Только было теплей…

Корнилов вышел на улицу, вдохнул полной грудью свежего морозного воздуха.

– Игорь Васильевич, ну что? Нету? – тревожно крикнул из огорода Белянчиков. Он стоял там у поленницы дров, чуть не по пояс утонув в снегу.

– Ты что там, Юрий Евгеньевич, делаешь? – притворно удивился подполковник. – Или потерял чего? – И засмеялся. – Поди в дом, полюбуйся на Санпана. За ним из вытрезвителя надо было присылать, а не уголовный розыск… Есть, оказывается, средство посильнее нас с тобой!

Но когда участковый и Белозеров с трудом вывели из дома мычащего бессвязно Санпана, Корнилов, словно вспомнив что-то, крикнул:

– Белозеров, ты на всякий случай наручники-то ему надень!

Санпана усадили на заднее сиденье между Белозеровым и подошедшим из соседнего дома оперативником.

– Участковый пусть останется со мной, – сказал Корнилов. – А ты, Юра, – обратился он к Белянчикову, – поезжай в Лугу, свяжись с управлением. Действуй, как договорились.

Машина отъехала, поднимая лёгкую снежную пыль. Её тут же подхватил ветер, понёс вдоль стоящих у дороги сиротливых, промёрзших тополей. Начиналась вечерняя позёмка.

– Ну что смотришь, лейтенант? – улыбнулся Корнилов, в упор разглядывая притихшего участкового. – Водка и не таких губила! Эх, да если бы только таких… – Он поднял воротник пальто, – мороз начинал-таки пробирать. – Только вот что, давай на пять минут зайдём к вашей Главде.

Сестеркина сидела всё так же у стола, кормила ребёнка грудью. На их приход она не обратила никакого внимания. Не спросила ничего, не предложила сесть.

Корнилов сел напротив, спросил тихо:

– Клава, как отчество ваше?

Она посмотрела на него равнодушно. Сказала:

– Тихоновна.

– Клавдия Тихоновна, вы нас извините за это вторжение, но квартирант ваш… – Он хотел сказать «сожитель», но просто не смог выговорить это слово. – Квартирант ваш – опасный преступник.

– Надо было вам пораньше за ним приехать, – со злостью сказала Сестеркина. – Мои вещи хоть остались бы целы. Всё распродал, алкаш…

– Клавдия Тихоновна, вам придётся ещё поговорить со следователем. Может быть, сегодня, может быть, завтра. Так вы никуда из деревни не отлучайтесь. Кроме работы, конечно… Никуда за пределы не выезжайте.

– Пускай другие за пределы выезжают, – равнодушно сказала женщина.

– А у меня только два вопроса к вам. Оружие у Полевого вы видели? Где оно?

– Это Сашка-то – Полевой? – На лице Сестеркиной впервые мелькнуло удивление. – А мне он Ивановым сказался… – Она помолчала немного, словно осознавая услышанное, потом сказала: – Финка вон на кухне лежит. На столе.

Корнилов кивнул участковому. Тот встал, прошёл за занавеску и тут же вернулся с большим, изящно сделанным ножом с наборной ручкой. На тонком потемневшем лезвии был слой хлебной мякоти – так бывает, когда хлеб плохо пропечён.

– Ну а пистолета у него вы не видели? – с мягкой настойчивостью продолжал выспрашивать Корнилов.

– И пистолет был, да сплыл. Кузнецу из Пехенца за бутыль самогона отдал. Левашов, что ли, его фамилия, – со злорадным смешком ответила Клавдия.

– Оформите протокол на изъятие оружия, лейтенант, – тихо сказал Корнилов.

Участковый поспешно полез в карман за бумагой и авторучкой.

– И ещё один вопрос, Клавдия Тихоновна: в последние дни он никого в гости не ждал?

– Ждал. Все уши прожужжал: «Вот кореш приедет, тугрики привезёт. Одену тебя, Клавдия!» Как же, одел!.. – сорвалась было она на крик, но тут же взяла себя в руки и только всхлипнула несколько раз.

Корнилов молчал, смотрел на неё выжидающе.

Сестеркина поняла, что от неё ещё чего-то хотят, пожала плечами.

– Как зовут, не сказывал. Говорил только – из Питера. Вчера встречать ходил. До трёх и не пил ничего…

Корнилов встал. Надо было засветло побывать на месте происшествия.

– Далеко? – спросил он, когда они вышли из дому.

– Около двух километров, товарищ подполковник. – Участковый с сомнением посмотрел на ботинки Корнилова. – Да ведь снег, застынете.

– Вы на мои ботинки не смотрите, лейтенант, они тёплые, финские. По большому блату доставал.

Пройдя метров триста по дороге, они свернули в поле, на еле заметную стёжку тропинки, которая вела к тёмной кромке леса.

2

Лишь поздно вечером попал Корнилов в маленький уютный номер лужской гостиницы. Белянчиков пошёл ночевать к своему старому приятелю Белозерову. Подполковника они не звали – знали, что шеф строго придерживается правила: у подчинённых никогда не ночевать и не столоваться.

Корнилов расстелил постель, но не лёг. Сидел у стола, курил. Рассеянно глядел в окно, где в красновато-жёлтом свете уличных фонарей крутилась шальная снежная заверть. Дело, ради которого они примчались сюда из Ленинграда, закончено. Но этот убитый на лесной тропинке… Нет, Корнилов не мог себе позволить уехать, не организовав розыск убийцы.

На вопрос Белянчикова, не думает ли он, что убийство – работа Полевого, Корнилов только руками развёл. С одной стороны, Санпан вчера, приблизительно в то же время, когда был убит лыжник, ходил встречать какого-то кореша. Но якобы не встретил. А может быть, встретил? И всадил этому корешу пулю? Ради чего? Ведь даже деньги не взял. Старые счёты? Поехал бы этот кореш в такую глушь на свидание с Санпаном, если бы между ними чёрная кошка пробежала?

Белянчиков, настаивая на версии «Санпан», говорит, что, застрелив человека, Полевой не ограбил его только потому, что испугался. За лыжником кто-то шёл: Санпан мог услышать и убежать. Логично? Логично-то логично. Но мог ли Полевой предполагать, что в кармане у лыжника лежат сто тридцать рублей?

Белянчиков твердил:

– Санпан спился. Стопроцентный алкаш. Такой может и за рубль человека прикончить. Лишь бы на бутылку собрать. А может, всё-таки ухлопал знакомого? Счёты свёл?

– Над этими версиями надо работать, – соглашался Корнилов. – Но только как над одними из многих. Не очень-то верится мне, что Полевой убил. И второй человек… Куда он делся?

Проверка на станции показала, что с поезда, который прибыл на Мшинскую в пятнадцать часов, сошло человек двенадцать. Но только двое двинулись по тропе к лесу. Один на лыжах, другой пешком. Кто был этот второй? Местный? Приезжий?

Кузнец Левашов из деревни Пехенец, у которого вечером провели обыск, заявил, что никакого пистолета у Иванова не покупал. И слыхом не слыхал о том, что у него есть оружие. Значит, пистолет у Полевого? Значит, он был вооружён, а только обманывал Сестеркину?

«Дело довести до конца должен я, – решил наконец Корнилов. – Утром позвоню начальству, доложу обстановку. Попрошу разрешения остаться ещё на день. Вместе со следователем организую розыск». Он встал, закурил. Ему вдруг отчётливо представилось тупое, бессмысленное лицо Полевого. «Водка, она и из бандитов верёвочки вьёт». И тут же он подумал об убитом. Вот ещё одна трагедия!.. Нет человека. Кто он? Какие земные дела его остались невыполненными? За долгие годы работы в уголовном розыске Корнилов так и не привык воспринимать чужую смерть спокойно. Он научился лишь сдерживаться, не показывать окружающим, что каждый раз переживает её как личную трагедию. И он никогда не позволял себе даже думать о погибшем как о неудачнике. От сочувственно произнесённого слова «бедолага» Корнилова коробило. Он относился к смерти серьёзно.

…Днём, когда они с участковым пришли из Владычкина к лесу, туда, где был убит лыжник, следователь прокуратуры уже закончил осмотр места происшествия, тело было отправлено в районную больницу. Лишь на опушке у большого костра сидели на поваленной ели двое мужчин, что-то жевали. Увидев Корнилова с участковым, они поднялись, подошли.

– Товарищ подполковник? – спросил хрипловатым голосом один из них, крепыш в овчинном полушубке.

– Он самый!

– Старший оперуполномоченный Клюев, – отрапортовал крепыш. И кивнул на второго: – Оперуполномоченный Чернышов.

Корнилов пожал им руки.

– А следователь с экспертом уехали, – сказал, словно бы извиняясь, Клюев. – Просили передать, что стреляли из винтовки или карабина. Пулю извлекли. Сняли слепки следов. Каликов говорит: женские. – Он запнулся. – Каликов – это следователь, товарищ подполковник.

– Понял, – мрачно сказал Корнилов. – Не густо.

Участковый показал место, где лежал убитый. Вокруг было очень натоптано.

– Что они тут, хороводы водили, что ли? – рассердился Корнилов. – Большие учёные они у вас.

Он пошёл по тропе. Поискать, нет ли окурка, не зацепилась ли где за кусты нитка от одежды… В лесу было мрачновато – уже начинало темнеть. Корнилов прошёл с полкилометра, ничего не заметил и повернул назад, и, по мере того как приближался к опушке, им овладело неприятное состояние: казалось, вот сейчас он шагнёт из-под тёмных крон на свет – и раздастся выстрел.

«Почему убийца не стрелял в лесу? – мелькнула у него мысль. – Ведь что, кажется, проще и удобней – стрелять в лесу?»

– Василь Васильевич, – окликнул он участкового, шептавшегося с Клюевым. – Ты окрестности-то осматривал?

– Осматривал, товарищ подполковник. – Вид у участкового был понурый, и Корнилов подумал о том, что лейтенант, наверное, переживает и за то, что убийство произошло на его участке, и за то, что раньше не знал ничего о Санпане, проживавшем у него под носом. «Похоже, что он и за следователя переживает».

– Пойдём пройдёмся ещё разок там, где ты ходил, лейтенант. – Игорь Васильевич обнял его дружески за плечи. – Посмотрим, пока совсем не стемнело, что тут и как.

Они двинулись по старому следу, глубоко проваливаясь, цепляясь за маленькие ёлочки. Круг получился довольно большой, но, как ни всматривался Корнилов, снег лежал девственный, нетронутый. Только в одном месте напетлял заяц.

– Да, не видать тут никаких следов, – сказал он, когда они снова вышли на тропу и отряхивались.

Участковый приободрился:

– Товарищ подполковник, я вам точно говорю: в лесу и в поле следов нет, а у тропы, когда я утром пришёл, были. Не только женские. Мужские следы. Словно кто-то обошёл вокруг убитого пару раз. Их метелью запорошило, но я разглядел.

– Хорошо, лейтенант. Это мы берём на заметку. А теперь веди нас к машине…

Сейчас, припоминая все свои действия при осмотре места преступления, Корнилов никак не мог отделаться от такого чувства, будто упустил там, в лесу, что-то очень важное. В городе было проще: комната, квартира, улица – замкнутое пространство, которое надо было исследовать, изучить. А здесь лес, поле, открытое всем ветрам… «Специалист-то я, выходит, однобокий, – усмехнулся он. – Ярко выраженного городского типа… Как же эта болезнь называется – боязнь открытого пространства?..»

Он сел за маленький столик, записал в блокноте: «1. Убитый??? 2. Попутчик. Опросить всех жителей Владычкина, лесника, егеря. 3. Полевой. Оружие?»

Что ещё? Он вспомнил начинающий голубеть вечерний снег, маленькие густыеёелочки, утонувшие в нём, следы зайца и дописал: «4. Охотники».

А ночью ему снились горы. Он стоял на кромке ледника, вглядываясь в голубеющие вершины, и пел.

3

На следующий день Корнилов проснулся рано. Ещё не было и семи. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, бодрым. «Вот что значит лес», – подумал он. Позвонил в горотдел, попросил дежурного вызвать к восьми Белозерова.

В маленьком гостиничном буфете съел стакан сметаны, выпил бледного, чуть тёплого чаю с кусочком засохшего сыра – больше разжиться было нечем. Пошёл в горотдел пешком. На улице ещё не начало светать. На автобусных остановках стояли длинные очереди. Во многих домах топили печи, ветер прибивал дым к земле. Мороз жалил зло и колюче.

Белозеров с Белянчиковым были уже на месте. Сидели нахохлившись – видно, ещё не совсем проснулись. Начальник лужского угро крутил ручку старенького радиоприёмника.

– Капитан, а вы по утрам не бегаете трусцой? – спросил Корнилов, поздоровавшись.

Белозеров отрицательно покачал головой.

– А зря. Поэтому вы такой вялый. Рекомендую. Очень способствует.

– Чему способствует? – не понял Белянчиков.

– Жизнерадостности.

– Да мы долго за шахматами сидели, – стал объяснять Белозеров, но Корнилов перебил его, спросив будничным, деловым тоном: