Текст книги "Среда обитания (сборник)"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

В тот же день в научно-техническом отделе Главного управления внутренних дел была произведена трассологическая экспертиза пистолета, найденного у разбившегося в Орлинской церкви мужчины. В пулехранилище Главного управления имелась пуля, которой две недели назад был убит научный сотрудник института литературы Николай Михайлович Рожкин.

2

К вечеру стало чуть прохладнее. Подполковник Корнилов почувствовал, как в открытое окно потянуло свежим ветерком, стих уличный гул, и только время от времени грохотали по Литейному трамваи, да с нарастающим шелестом проносились троллейбусы. Заглянул в кабинет франтоватый Бугаев.

– Звонили из Сестрорецка, товарищ подполковник. Задержали там бродягу на пустой даче. Очень похож на Стёпку Прыгуна…

– Степан Валерьяныч объявился?

– Полной уверенности нет – молчит. Но похож… Ребята из Сестрорецка зря бы не побеспокоили…

– Похож… похож… Это я уже слышал, – недовольно сказал Игорь Васильевич. – Ты мне сразу скажи, как только его опознают. А потом уж сам беседы с ним беседуй.

– Будет сделано! – улыбнулся Бугаев.

Степана Прыгунова, квартирного вора и пьяницу, Ленинградский уголовный розыск искал полгода. Корнилов даже подозревал, что Прыгунов окончательно спился и умер где-нибудь под забором.

– Так я домой, Игорь Васильевич! – сказал Бугаев. – Мама сыночка ожидает…

– Она же у тебя на даче? – спросил подполковник, подозрительно оглядывая с иголочки одетого капитана.

– Всё верно! Через десять минут электричка. Ребята обещали до Финляндского подбросить. – Уже уходя, он сказал: – А у вас, Игорь Васильевич, наверное, борщ дома стынет? Ольга Ивановна заждалась.

– Она у меня сегодня в поликлинике дежурит, – улыбнулся Корнилов.

Потом зашёл Белянчиков. Они поговорили минут пять о делах на завтра. День прошёл без серьёзных происшествий, можно было со спокойным сердцем собираться домой. Корнилов закрыл окно, подёргал по привычке ручку сейфа.

– Ты на машине или пешком? – спросил Белянчиков.

– Пройдусь пешочком.

Они вышли в приёмную. Секретарь отдела Варя Дудышкина уже давно ушла. В большом кресле, тяжело навалившись на подлокотник, дремал старший лейтенант, рядом с ним стоял толстый чёрный портфель… Светлые длинные волосы растрепались, упали на загорелое лицо. Загар у него был плотный, красноватый, и Корнилов подумал о том, что посетитель приехал из деревни. Услышав щелчок замка, старший лейтенант поднял голову и вскочил, убирая со лба волосы.

– Вы ко мне? – спросил Корнилов.

– Так точно, товарищ подполковник. Старший лейтенант Мухин из Гатчинского района. Из Орлина, товарищ подполковник.

– Чего ж вы тут дремлете? – строго сказал Игорь Васильевич.

Мухин смутился.

– Девушка сказала, что вы заняты… чтобы я подождал. Ну и…

– Ладно, заходите, – подполковник открыл дверь. Махнул на прощание Белянчикову.

– Вы меня извините, товарищ подполковник, – извиняющимся голосом начал Мухин, входя в кабинет, но Корнилов перебил его:

– Да чего уж, ладно. – Корнилов, пригласивший Мухина на шесть часов, решил, что тот сегодня уже не приедет. Из Орлина добираться не ближний свет, если нет машины. – Это наша секретарь виновата, заставила вас ждать, а сама ушла. Садитесь, докладывайте…

Когда человек долгие годы занимается одним и тем же делом, вместе с опытом, с навыками, позволяющими работать лучше, быстрее, у него складывается стереотип мышления – повторяющиеся исходные ситуации подсказывают ему определённый конечный результат. Есть десятки и сотни профессий, где такой стереотип мышления – благо. Но только не в работе с людьми. Мотивы человеческих поступков при всей их кажущейся определённости не поддаются строгой классификации. Они, как папиллярные узоры на пальце, неповторимы. Долгий срок работы в уголовном розыске привёл подполковника Корнилова к мысли о том, что при расследовании преступления, особенно сложного, всякая попытка искать аналогии в уже раскрытых делах может завести в тупик. В работе уголовного розыска, считал он, самое страшное дело – утерять новизну восприятия. Поэтому, когда на следующий день на совещании в отделе майор Белянчиков начал вспоминать не слишком давнюю историю спекулянтов старинными иконами, перессорившихся из-за награбленных ценностей и пытавшихся убить своего же товарища, Игорь Васильевич остановил его:

– Юрий Евгеньевич, пустая затея насаживать новое дело на старую колодку. – Он недовольно побарабанил по столу длинными пальцами. – Запутаемся. Давайте танцевать от печки.

– У нас и печки-то нету, товарищ подполковник, – сказал Белянчиков. – Пустое место, ноль.

– Лучше строить на пустом месте, чем потом разрушать старое! – Подполковник сказал это с нажимом, и все, принимавшие участие в оперативном совещании, поняли, что словесная разминка закончилась.

– Лебедев, – обратился Корнилов к молодому блондину. – За последние два дня не было никаких заявлений об исчезновении людей?

– Нет, товарищ подполковник. Даже дети не терялись.

– Тогда ноль действительно абсолютный. Давайте распределим обязанности. – Игорь Васильевич развернул сложенный вчетверо лист бумаги, разгладил его. – Я осмотрел ключи, найденные у погибшего. Скорее всего это ключи от его квартиры. Один очень сложный. Не уверен, но думаю, что ключ и замок, который им открывается, делал очень хороший мастер. В магазине такие не продаются. Ты, Володя, займёшься ключами, – кивнул Корнилов Лебедеву. – На всякий случай проверь и в торговой сети. А потом постарайся найти умельцев, которые способны создать такие замки. Зайди, кстати, к Ерофееву, он большой специалист по замкам.

Ерофеев работал в их управлении и слыл знатоком по части взломов.

– Бугаев займётся автомобилем. Машина, наверное, краденая. Может быть, в розыске. Номера, я думаю, перебиты. Пускай в НТО проведут срочную экспертизу.

– Да, попался нам субъект – ничего своего, всё чужое. Как в том анекдоте…

– В каком ещё анекдоте, Сеня? – почти ласково спросил подполковник.

– Про старушку, которая вставную челюсть в стакан опустила, после того как протез ноги сняла, – весело сказал Бугаев.

– В следующий раз за такие анекдоты буду ставить на дежурство в выходные. А по машине чтобы завтра к вечеру была полная ясность. Понял?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Юрий Евгеньевич, тебе придётся пойти к вдове Николая Михайловича Рожкина. С нею уже много раз беседовали. Не очень-то удобно опять её дёргать… – Корнилов поморщился. – Но выхода нет. В прокуратуре, кстати, недовольны тем, как расследуется это дело. И наши коллеги из Петроградского района не слишком расторопно действуют…

– Понятно, – кивнул Белянчиков. И спросил: – А не стоило бы кому-то из нас в Орлино съездить? У этого человека могли сообщники из деревенских быть: откуда он про иконы узнал?

– Местный участковый инспектор тоже так считает, – сказал Корнилов. – Он у меня вчера вечером был. Хорошее впечатление мужик производит. Жаль, что лет уже немало – я бы взял его в управление. Такой с виду увалень, а цепкий. Сорок лет – старший лейтенант. До капитана, конечно, дослужится. – Подполковник покачал головой. – Трудная у них служба, у деревенских инспекторов.

– И у городских нелёгкая, – тихо сказал Бугаев и хитро глянул на Корнилова, но тот никак не отреагировал на его реплику.

– Участковый инспектор подозревает, не работал ли погибший в совхозе на уборке. Среди тех, кого шефы в помощь присылают… Не обязательно в этом году. Мог и в прошлом работать. Заприметил иконы. До поры до времени не мог выбраться.

– Тоже вариант, – согласился Белянчиков.

– Шефы у совхоза постоянные – «Красный треугольник» и институт Гипрохим. Ты, Юрий Евгеньевич, поручи райотделу заняться. А в совхоз пока повременим ездить. Пускай там инспектор Мухин поработает. Да и некого пока туда послать. – Сказав так, Корнилов подумал о том, что неплохо было бы и самому съездить в Орлино. В прошлом году, разматывая историю гибели старшего помощника с теплохода «Иван Сусанин», он побывал в этом красивом селе на берегу озера.

Всякий раз, когда представлялась возможность, подполковник выезжал на место преступления сам – ощущение реальной обстановки давало ему возможность более свободно строить свои гипотезы.

– Какие ещё вопросы, сомнения, предложения? Нет? – Игорь Васильевич оглядел собравшихся. – Ну тогда ножками, товарищи. Ножками!

3

В те редкие дни, когда Юрий Евгеньевич Белянчиков не задерживался на работе, жена и сын ужинать без него не садились. У них даже сложился настоящий ритуал для таких случаев. Ирина Степановна накрывала ужин не на кухне, где они обычно ели на скорую руку, а в большой комнате, служившей им и гостиной, и спальней, и столовой. За едой почти не разговаривали. Вечерние беседы начинались за чаем. Костя Белянчиков докладывал отцу все свои школьные новости. Он учился в восьмом классе. Тут же, на импровизированном семейном совете, решались всевозможные спорные вопросы. Такие, например, как стоит ли обижаться на своего товарища Нахапетова, который поехал в Павловск, куда они давно собирались поехать вместе, не с Костей, а с двумя девчонками из их класса. Или сделать вид, что ничего не произошло? Права ли историчка Варвара Сергеевна, рассказавшая на уроке, что слова «И ты, Брут?» были сказаны Цезарем, когда он увидел Брута среди заговорщиков, напавших на него. А он, Костя, читал у Светония, что Цезарь воскликнул: «И ты, мой мальчик?» Потому что Брут якобы был его сыном.

Дело в таких спорах обычно завершалось тем, что отец с сыном зарывались в книги, а мать уходила на кухню мыть посуду. Потом Юрий Евгеньевич играл с Костей в шахматы. Костя был очень самолюбив и азартен, не любил проигрывать, а отец считал, что поддаваться сыну, даже в игре, нельзя. Это может нежелательно сказаться на его характере, приучит Костю к лёгким победам. Дело иногда кончалось слезами, и Ирина Степановна выговаривала мужу, что он мог бы и поддаться. Подумаешь, игра, а ребёнок теперь разнервничался и будет плохо спать. Но Костя быстро отходил, возвращался из своей комнаты как ни в чём не бывало и спрашивал отца:

– Пап, а всё-таки я тебя здорово прижал двумя конями. Если бы не зевнул ладью, то выиграл.

Юрий Евгеньевич соглашался, и всё заканчивалось миром. Костя шёл спать, а Белянчиков выпивал ещё чашку чаю и выслушивал теперь все новости из конструкторского бюро, в котором работала Ирина Степановна. Потом он ложился на диван, читал «За рубежом» или «Наш современник». Иногда просматривал «Следственную практику». Но к этому журналу он относился с профессиональной пристрастностью, считал, что сложные дела расследуются там слишком гладко, замалчиваются неудачи и промахи, а все следователи выглядят тонкими психологами и прозорливцами. Если назавтра на службе не намечалось каких-то серьёзных дел, в одиннадцать Белянчиков ложился спать. Когда же такие события намечались, Юрий Евгеньевич удалялся на кухню, служившую ему одновременно кабинетом, и часто просиживал там за полночь. Он устраивался за кухонным столом, разворачивал толстую ученическую тетрадь за девяносто шесть копеек и детально продумывал каждый свой шаг, каждую фразу. И это повторялось всегда – готовился ли он к серьёзной операции по поимке преступника, или просто собирался встретиться со свидетелями, опросить потерпевших. Во-первых, Юрий Евгеньевич был педант, а во-вторых, он являл собой тот редкий экземпляр человека, который не только хорошо знает свои недостатки, но и по мере возможностей старается компенсировать их своими достоинствами. Среди недостатков Белянчиков числил за собой неспособность к мгновенной импровизации, качеству для сыщика немаловажному. Не то чтобы он совсем не мог действовать быстро при изменении ситуации. Просто каждый раз, когда срывался заранее намеченный план, ему стоило больших трудов перестраиваться и принимать новое, обязательно правильное, решение. Позже он находил единственно верный ход, но это было позже, а обстановка чаще всего требовала моментальных решений.

Сидя на кухне, Юрий Евгеньевич заносил в свою тетрадку вопросы, которые следовало задать свидетелю, продумывал их последовательность. Даже намечал для себя, как он будет их задавать: вскользь, как бы между прочим, или не скрывая от собеседника свою заинтересованность. Корнилов, хорошо знавший про клеёнчатую тетрадь Юрия Евгеньевича, не раз пытался уговорить его рассказать молодым работникам о своём методе работы. Но Белянчиков был неумолим.

– Ты что, хочешь, чтобы надо мной потешались? Вот, дескать, видали вы самоуверенного долдона из угрозыска? Нет, пусть Семён Бугаев опытом делится, он мужик хваткий, он и без всяких тетрадей распишет всё как надо.

За педантизм и въедливость кое-кто в управлении считал Белянчикова службистом. Но Юрий Евгеньевич меньше всего думал о продвижении по службе. Таким уж он был скроен – дисциплинированным, чётким аккуратистом, врагом всяких недомолвок. Иначе он работать не мог. Служи он в бухгалтерии, на стройке или ещё в каком другом месте – он везде отдавал бы работе всего себя.

В этот вечер, несмотря на то что поручение, которое ему предстояло утром выполнить, было совсем простое, Белянчиков тоже удалился на кухню, прихватив свою тетрадку.

Всё, конечно, просто, если вдова Николая Михайловича Рожкина не опознает человека на фотографии, думал Белянчиков. А если опознает? Тут возникнет масса нюансов. Случайный ли это знакомый? Приятель? У вдовы тоже возникнут вопросы. Почему показывают фотографию мертвеца, какое он имеет отношение к ней? Всё это необходимо предусмотреть заранее, а потому сиди, Юра, сиди и думай. Но принятое им в конце концов решение было очень просто. Без обиняков показать фото.

…Еще вечером Белянчиков позвонил Рожкиной и условился о встрече. Рожкина работала во вторую смену, с утра была свободна, и майор поехал к ней домой в Озерки. Жила Рожкина в большом панельном доме, недавно построенном среди деревянных особнячков. Вокруг стоял сосновый лес, невдалеке поблёскивало озеро, и было слышно, как где-то рядом проносятся электрички.

Наталья Викторовна оказалась молодой ещё женщиной, с простым, не то чтобы красивым, но очень милым русским лицом. Тёмно-каштановые волосы были расчёсаны на прямой пробор и закрывали уши. Белянчикову показалось, что Рожкина чем-то похожа на одну известную балерину.

Усадив Юрия Евгеньевича на диван в небольшой, очень светлой и чистенькой комнате, она спросила, не хочет ли он кофе.

– Спасибо, Наталья Викторовна, – сказал майор. – Я ведь на минутку.

Рожкина села напротив и закурила сигарету. Потом, спохватившись, пододвинула Юрию Евгеньевичу пачку «Столичных» и пепельницу.

Белянчиков поблагодарил её кивком. Он не курил.

– Нашли? – спросила Рожкина. Майор чувствовал, как она волнуется.

– Нет, Наталья Викторовна. Не нашли. Не всё у нас получается так, как хотелось бы… – Он вытащил из кармана несколько фотографий, среди которых было фото мужчины, найденного в Орлинской церкви, и положил перед Рожкиной.

– С этими людьми вам никогда не приходилось встречаться?

Медленно перебирая карточки, она внимательно вглядывалась в лица. Долго рассматривала фото неизвестного из Орлинской церкви. Наконец, догадавшись, спросила:

– Он мёртвый?

Белянчиков неопределённо пожал плечами. Рожкина положила фотографии на столик, сделала глубокую затяжку и мотнула головой.

– Нет, никого из них я не знаю. В первый раз вижу и, судя по всему, в последний. – Она посмотрела на фото мёртвого ещё раз. Потом взяла в руки и чуть повернула к свету. – Нет, нет…

Больше майору Белянчикову делать у Рожкиной было нечего. Но он не мог просто встать и уйти. Ведь перед ним сидела женщина, у которой недавно убили мужа, а убийца до сих пор не найден.

«А может быть, и мёртв», – подумал Юрий Евгеньевич, пряча фотографии. Но сказать пока об этом вдове нельзя. Если бы Белянчиков курил, то можно было бы, закурив сигарету, молча посидеть несколько минут, обменяться парой ничего не значащих фраз и откланяться.

– Вы меня извините за то, что я побеспокоил вас, Наталья Викторовна, – сказал майор. – Побеспокоил, а ничего нового не сообщил.

Рожкина кивнула.

– Этот человек имеет отношение к убийству? – спросила она.

И Юрий Евгеньевич понял, что Наталья Викторовна имеет в виду мёртвого мужчину. Женским своим чутьём выделила его фото из всех остальных.

– Трудно сказать. Мы думали, кто-то из знакомых Николая Михайловича. Кстати, у него не было друзей среди коллекционеров старинных икон?

– Наверное, были. Он ведь занимался историей России… Даже наверняка были. Как-то Коля мне рассказывал про большую коллекцию, – она покачала головой. – Кажется, он называл фамилию Замчевского.

– Это кто?

Рожкина пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, кто-то из его знакомых.

– У вас нет телефона, адреса? Может быть, остались в бумагах мужа?

Наталья Викторовна вздохнула.

– Нет, не остались. Единственное, что пропало в тот день, – так это Колина записная книжка.

– Пропала записная книжка? – удивился Белянчиков. Он читал материалы по делу, и там ничего не было сказано об этой пропаже. Наоборот, одной из особенностей убийства Рожкина как раз и являлся тот факт, что ничего не пропало. Ни деньги, ни часы, ни документы…

– А вы говорили об этом следователю?

– Нет. Я обратила внимание на пропажу много позже. Когда понадобилось разыскать телефон одного Колиного приятеля. Николай рассказывал мне незадолго до смерти, что наткнулся на следы старинной коллекции документов и книг, а какой – не сказал. Я думала, что об этом знает Флорентий Никифорович… А записную книжку могли обронить и в «скорой», и в больнице. Мало ли, что могло случиться. Пришлось звонить на Колину службу, узнавать телефон там.

– Ну и что же ответил вам Флорентий Никифорович? – спросил Белянчиков. Он не любил безответных вопросов, даже в том случае, когда они никакого отношения к делу не имели.

– Флорентий Никифорович ничего об этом не слышал.

– Он не коллекционирует старинные иконы?

– Нет.

– Назовите, пожалуйста, его фамилию.

– Лосев Флорентий Никифорович – известный учёный, специалист по фольклору. Коля очень любил его. – Рожкина замолчала и рассеянным взглядом обвела стеллажи с книгами. «Кому теперь нужны эти учёные записки? – с горечью подумала она. – Даже к букинистам не отнесёшь… А Коля был жив, и книги жили».

– Наталья Викторовна, вам так и не удалось выяснить, что за коллекцию обнаружил Николай Михайлович?

Рожкина развела руками.

– Он не сказал об этом никому. Так странно… Коля был очень общительным человеком. Может быть, не был уверен, что всё удастся? Вы знаете… – Женщина как-то болезненно сморщилась, словно вспомнила что-то неприятное. – Коля последние дни ходил очень расстроенный.

Белянчиков вдруг почувствовал острое сожаление оттого, что муж этой приятной и, судя по глазам, доброй и умной женщины погиб как раз в тот момент, когда обнаружил что-то интересное. Какую-то коллекцию книг и документов. Это обстоятельство волей-неволей давало определённый ход мыслям. И Белянчиков спросил:

– Это документы времён войны?

– Не знаю, – с сомнением ответила Рожкина. Она помолчала, вспоминая, при каких обстоятельствах рассказывал ей муж о находке. Потом покачала головой. – Нет, нет, к войне они относиться не могут. Коля сказал: «Мать, кажется, я наткнулся на что-то новое. Наш старик разинет варежку». – Наталья Викторовна грустно улыбнулась. – Коля любил шутку, острое слово. На самом-то деле он уважал институтское начальство.

– Но почему вы решили… – начал Белянчиков.

– Понимаете, Коля имел в виду академика Яцимирского. А он занимается Петровской эпохой…

«Ну и что? – подумал Юрий Евгеньевич. – Одно другому не мешает. Яцимирский занимается стариной, а Рожкин мог найти документы, проливающие свет на чью-то деятельность в годы войны. И мог предположить, что академик разинет рот от удивления, узнав что-нибудь неприятное о своих сотрудниках». Но вслух сказал:

– Почему же вы не сказали об этом следователю?

– Это всё так далеко…

– Но ведь, наверное, надо продолжить поиски? Пусть возьмутся коллеги.

– А что искать? – тихо спросила Рожкина. – Он не оставил никаких записей. Никакого намёка.

– А где он мог наткнуться на документы? – спросил Белянчиков. Он плохо представлял себе характер работы покойного.

– Трудно даже предположить. Коля занимался архивами в самом институте, бывал в рукописном отделе Публички… В государственном архиве… – Она задумалась, припоминая, где ещё работал муж. – Ездил в Москву, в Институт мировой литературы. Был в экспедиции в Архангельской области.

– Да-а, размах серьёзный, – вздохнув, сказал Белянчиков.

– Вот видите! Даже предположить трудно. А ведь мог ещё кто-то из случайных знакомых рассказать. Или даже показать…

Прощаясь, Юрий Евгеньевич сказал Рожкиной:

– Вы уж извините, Наталья Викторовна, но, может быть, придётся вас ещё побеспокоить… Следователя наверняка заинтересует пропажа записной книжки.

Рожкина молча пожала плечами. Лицо у неё было усталое и отрешённое.

4

Володя Лебедев нервничал. Прошло уже полдня, а результатов не было никаких. Старший лейтенант посетил управление хозторгами, побывал в большом хозяйственном магазине в Гостином дворе, объехал три колхозных рынка, где в захудалых будках пьянчужного вида умельцы чинили замки, делали ключи и выполняли ещё самую разную слесарную работу. Никто не признал тонкий изящный ключ с замысловатой бородкой.

– Нет, наша местная промышленность ещё не доросла до таких сложных изделий, – покачал головой начальник отдела в управлении хозторгами, с удовольствием разглядывая ключ. – У нас недавно была выставка финских бытовых изделий. Много замков… Даже с дистанционным управлением. Но таких ключей я и там не видел.

– А вы считаете, что этот ключ фабричного производства?

Начальник отдела посмотрел на Лебедева с сожалением.

– Я думаю, английская работа. Наверное, кто-то привёз замок из-за границы. Никакому кустарю это не под силу.

На всякий случай старший лейтенант заглянул ещё в Гостиный двор. Продавщица из секции скобяных товаров скользнула по ключу равнодушными глазами:

– Впервые вижу… Наверное, финский. Но до нас, до магазина, импортные товары не доходят. Их распродают на складе…

Ближайшим от Гостиного двора был Сенной рынок. Туда уже без особого энтузиазма и поехал Лебедев.

Небритый хмурый старик взял ключ, подкинул слегка в тёмной костистой ладони и тут же вернул Лебедеву.

– Ну так что? – повторил старший лейтенант свой вопрос. – Не приходилось вам делать замки с такими ключами?

– Сорок рублей и полбанки, – сказал старик. – Полбанки сейчас.

– Вы что, делали такой замок? – У Лебедева появилась надежда.

– Тебе-то что, делал – не делал! Иди за бутылкой. Я тебе посложнее сварганю.

– Но вы можете мне ответить – делали замок под этот ключ? Или нет?

Дед сердито крякнул и отвернулся.

Теряя терпение, Лебедев достал удостоверение и сунул ему в окошечко:

– Я вас серьёзно спрашиваю. Делали или нет?

Взглянув на документ, старик отрезал:

– Не делал.

Чувствуя, что теперь от него ничего не добьёшься, Лебедев сказал почти ласково:

– Вы поймите, папаша, я ведь к вам без всяких претензий. Нашли человека – машина сбила, – никаких документов. Только ключи.

– Небось родственники объявятся, – усмехнулся старик. Потом нагнулся, достал ополовиненную бутылку пива, ловким щелчком большого пальца скинул пробку и одним духом выпил. Заметив, что Лебедев всё ещё стоит рядом с будкой, сказал ворчливо:

– Да не делал, не делал я. А попросишь, смогу. Сорок рублей и бутылка. Бутылка сейчас.

Лебедев вздохнул. Спрятал ключ в карман.

– А вы походите по домам-то, – засмеялся старик. – Походите! Может, к какому замку и подойдёт. Я даже кино такое видел.

Третий рынок, на котором побывал Лебедев, был Некрасовский. Ларёк металлоремонта был закрыт. Старший лейтенант зашёл к директору рынка, но тот ничего о мастере не знал.

– Может, обедает. Они тут сами по себе: захотел – пришёл, захотел – ушёл.

– Ну что, товарищ инспектор? – спросил шофёр, когда Лебедев молча сел рядом с ним. – Куда теперь? Может, на Охтенский?

– На Андреевский. А потом на Сытный.

– А я вот походил по рядам, посмотрел, – сказал шофер. – Рынки разные, а цены одинаковые. Картошка везде по тридцать. Яблоки по восемьдесят. Только цветы – как бог на душу положит. На Сенном три гладиолуса – четыре рубля, а здесь – пять. Ну и дерут, я вам скажу!

– Да, дерут, – рассеянно согласился Лебедев, с тревогой думая о том, что шансов у него на успех совсем мало. Да, может, обойдётся всё и без ключа? Не может же человек исчезнуть бесследно. Время пройдёт – хватятся. Но эти мысли утешали мало. Задание оставалось невыполненным.

Только на следующее утро Лебедев закончил свой объезд мастерских. Никто из опрошенных ключ не признал. Но это была капля в море. Замок мог сделать какой-нибудь мастер и дома, и в заводском цехе.

Старик мастер с Сенного рынка не давал инспектору покоя. Перемена в его поведении после того, как он увидел милицейское удостоверение, настораживала. «Темнит старик, – думал Лебедев, – чует моё сердце, темнит». Он остро переживал свой неудачный разговор со стариком. Инспектор попросил шофёра ещё раз подъехать к Сенному рынку. Но за окошком мастерской сидел совсем другой человек – молодой, атлетического сложения парень. На вопрос, куда делся старик, он сказал:

– Запил Никитич. Теперь неделю не появится. А то и больше. Считается, что мы вдвоём с ним мастерим.

– А где он живёт?

– Где-то в Гавани. Где, точно не знаю. Он у нас прижимистый. В гости не приглашает. А вам чего? Заказ ему давали?

Лебедев вытащил из кармана ключ. Положил перед парнем.

Мастер внимательно, оценивающим взглядом посмотрел на него.

– Такой ключик я могу вам изобразить. Дня через три. Сейчас работы завал. И вся срочная.

– А замок могли бы под такой ключ?

– Нет. Придётся Никитича дожидаться. Это только он умеет.

– Адрес его где можно узнать?

Парень безнадёжно махнул рукой.

– Пустое дело. Он сейчас не только напильник в руках не удержит – двух слов не свяжет.

– Ну а всё же?

– Идите в контору. На Владимирский. Там скажут. Пётр Никитич Гулюкин его зовут.

5

Семён Бугаев с утра заехал в прокуратуру и попросил у следователя разрешение использовать автомашину потерпевшего. «Если я приеду на станцию технического обслуживания на этих „Жигулях“, – рассуждал он, – больше шансов, что кто-то вспомнит и владельца. Иной мастер лучше знает машину, с которой возится, чем её хозяина».

Следователь замысел Бугаева одобрил.

На станции капитан заглянул к директору, договорился, чтобы ему выписали документы на техосмотр, въехал во двор, но остановился поодаль от вереницы автомобилей, ожидавших своей очереди перед воротами цеха.

Первым к нему подошёл мужчина в заношенной спецодежде с испитым почерневшим лицом.

– Замок для запаски не нужен?

Бугаев мотнул головой.

– Ножной насос? – в голосе мужчины чувствовалась надежда.

– Имеем свой.

Мужчина сплюнул чуть ли не на ботинки капитану и, шаркая подошвами по асфальту, удалился.

Потом из ворот цеха с деловым видом выскочил длинный тощий парень в синем берете и внимательно оглядел выстроившиеся колонной автомашины. Из кармана его спецовки торчали отвёртка и кронциркуль. Заметив Бугаева, он почти бегом пересек двор.

– Вы от Роберта Максимовича?

– Нет.

– Странно, – сказал парень. – Кого ждём?

– Вам эта карета не знакома?

Парень посмотрел на машину. Пожал плечами.

Бугаев поиграл ключами, у которых вместо брелока был американский серебряный доллар с изображением президента Кеннеди. Сказал:

– Мой товарищ у вас тэо делал. Денис Анатольев…

– Всех разве запомнишь, – поскучнев, сказал парень и отошёл. Потом опять внимательно оглядел двор. Одна машина, тоже белая, как и та, на которой приехал Бугаев, привлекла его. Капитан слышал, как он спросил владельца, тучного молодого мужчину в больших роговых очках:

– Вы от Роберта Максимовича?

Толстяк кивнул. Парень сел за руль его машины, толстяк – рядом, и машина, минуя очередь, скрылась за воротами цеха.

Почему он не показал парню фотографию погибшего, Бугаев и сам не знал. Скорее всего не почувствовал к нему доверия. Такой сразу трепанёт товарищу, через полчаса об этом будут знать не только все слесари, но и их клиенты. Набравшись терпения, Бугаев ждал.

Минут через пятнадцать из цеха вышел ещё один мужчина. Тоже в синем берете, из кармана спецовки тоже торчал инструмент. Достав сигарету, капитан подошёл к нему. Попросил прикурить.

– Очередь у вас, не приведи господь…

Мужчина скользнул взглядом по автомобилям. Озабоченно покачал головой.

– Оформляют в конторе больше, чем мы пропустить можем. Покурить еле вырвешься, – он был уже немолод, с пышными, хорошо подстриженными тёмными усами.

«Серьёзный товарищ», – подумал Семен и, достав ключи, стал раскручивать цепочку на пальце:

– Эх, день у меня пропадет. С товарищем несчастье случилось. Попросил вместо него осмотр сделать. Продавать собирается…

– Эту, что ли? – кивнул мужчина на «Жигули».

– Ну да. У вас там кто командует? Начальник цеха? Поговорить с ним, что ли?

– Я там старший, – сказал мужчина. – Бригадир. Сегодня запарка. А брелок такой я видел. С долларом…

– У кого?

– Делаю тут парню одному профилактику.

– Не Денису Анатольеву?

Бригадир удивлённо посмотрел на Бугаева.

– Нет. Одному знакомому. Олежкой зовут.

Бугаев вытащил из кармана фотографию.

– Не этому?

– Чего это он? Мёртвый?

– Он? Олег? – быстро спросил Бугаев.

Бригадир взглянул ещё раз. Уже более внимательно.

– Да.

– Вас как зовут? – переходя на деловой тон, спросил капитан.

– Валерий Сергеич.

– Валерий Сергеевич, я из уголовного розыска. – Бугаев показал удостоверение. – О нашем разговоре прошу никому…

Валерий Сергеевич кивнул. И тут же оглянулся на ворота цеха.

– Я вас недолго задержу, – сказал Бугаев.

– Пойдёмте тогда в контору, – попросил бригадир. – А то неудобно перед цехом маячить без дела. Ребята скажут – бригадир лясы точит.

Они пошли по двору.

– С Олегом случилась беда. Погиб он…

– Разбился?

– Нет, не на машине. Машина его здесь.

– Ну да. Я-то смотрю, вроде бы проходил этот «жигулёнок» через мои руки. Первая модель, а задние фонари от шестёрки. Приличная машина, ещё девочка…

– Валерий Сергеевич, расскажите мне всё, что вы знаете об Олеге, – попросил Бугаев, когда они сели на диванчик в конторе. – Фамилию, где живёт, кем работает?

Бригадир с недоумением пожал плечами. Хотел о чём-то спросить, но не спросил…

– Да ведь что я знаю – Олег и Олег… Парень весёлый, при деньгах. За кордон часто ездит, как ни пригонит ко мне карету, всегда сувенир заграничный. Мне вот тоже такой брелок привёз, с долларом…

– А фамилия?

– Не помню. В накладной-то всегда пишется, да я не помню. Простая какая-то фамилия.

«Ну, это всё можно будет выяснить по книге регистрации, – подумал Бугаев, но тут же спохватился. – Он ведь как Анатольев пишется. По краденым правам».